Текст книги "Осколки тени и света (СИ)"

Автор книги: Мара Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Тебе еще не надоело? – буркнул он, коротко глянув через плечо, на котором вальяжно развалилась “душечка”. Вот уж кому везет. Вернее, несет. Опять куда-нибудь влезть, чтобы и меня немножко понес? Раньше таскал и ничего, за ноги хватал и везде, а сейчас только таращится, будто тронуть боится. Да, логики в моем поведении не больше, чем ума у гуля. То ныла, что синяков наставил и относится, как к мешку с поклажей, теперь ною, что нет.

– А когда… будет… привал?

– Когда хочешь. Хоть сейчас.

– Да! – радостно воскликнула я и плюхнулась прямо там, где остановилась, вот только паразит Ине как шел, так и шел.

Я чуточку порала его спине. Мысленно, но громко. В голос орать здесь было как-то диковато, словно что-то большое и страшное только и ждет, пока ты заорешь, чтобы бросится.

Внутри вдруг стало как-то щекотно что ли? Будто смех распирает. Толькомнебыло совсем не смешно, а вот темной скотине – наоборот. Не так уж он далеко отошел, чтоб я не заметила, как подергиваются его досадно занятые рюкзаком и лопатой плечи.

Почуявший отдых организм подниматься не желал, а все равно пришлось. Теперь еще ускакавшего вперед некроманта догонять. Мне все еще было щекотно от его смеха и догнать каланчу стоило бы только ради того, чтобы ругательно посмотреть ему в глаза. Он сам сказал еще в первые дни знакомства, что я исключительно хорошо это делаю, а талант в землю зарывать нехорошо.

Когда нагнала, мое лицо сравнялось с волосами – было в цвет пламени и не исключено, что и искрами сыпало. Сказать бы я уж точно ничего не смогла, осталось лишь смотреть, как собиралась, и взять протянутую с ухмылкой флягу.

Бровью подергал, а в глазах так и читалось: “Водички? Или еще побегаешь?” “Скоти-и-ина”, – провыла я в ответ на манер своего “И-и-ине-е-е” и жадно выбулькала половину. Теперь дышать было тяжело от того, что у меня в животе озеро Сир-Ирин. Это в трех часах езды от Нодлута. Огромная чаша потухшего вулкана, в ней – серебристо-голубое зеркало в обрамлении почти белых скал, а под зеркалом – подводный город сирен. Меня как-то возили туда на праздник водяных фейерверков. И это было самое большое количество воды разом, которое я видела за всю свою жизнь. У некроманта глаза сейчас были почти такие же, как цвет воды. Вот говорят, что дамы переменчивые, это вы не видели глаз каланчи – будто у меня не один проводник, а целая толпа. Несколько как один…

Запах. Голос. У каждого – свой. Мне нужен тот, что во мне…

Горячее железо… Элле’наар…

Прошлой ночь я проснулась от звука, будто струна дернулась и лопнула. И еще до этого мне приснилось, что Ине сидел рядом, опустившись на одно колено и гладил меня по волосам. Но это точно было сном. Наверное. А звук – нет. Я приподнялась. Темный сидел у костра с душечкой поперек свернутых кренделем ног, а в его в руке распрямлялась шипастая ветка, будто он ее в кольцо сворачивал, а когда закрепил края – лопнуло. На концах прутика блеснули рыжеватые волоски. Показалось?

“Золотце”, красуясь, мигнула мне бликами от огня на отполированном лезвии. В глазах Ине тоже плясал костер, тени за спиной каланчи шевелились, а его собственная, наоборот, была неподвижной и будто в стороне стояла. Ине, не опуская взгляда, протянул рукой по ветке, не замечая, что ранит пальцы о шипы. Я сжалась в комок, подтянув колени к груди и руки спрятала, хотя хотелось выгнутся кошкой, потому что казалось, что его рука на моей спине, медленно скользит вниз, по бугоркам позвонков.

Отпустило. Он убрал ветку в рюкзак. Молчал. Смотрел на дно души кострами из глаз, и сердце мое, будто бусину сжал в кулаке. Я потянулась к груди, где когда-то висело мое сокровище, и обожглась – вместо гранатовой сферы у меня под ладонью была теплая рука: большая, с немного шершавыми костяшками и нитками вен, с пальцами длинными и нужно провести-проскользить вдоль, чтобы коснутся кончиков с короткими, аккуратно подстриженными ногтями.

Я моргнула, обрывая взгляд, но от такого разве спрячешься, когда ощущение, что можно видеть ладонью или закрытыми веками и… Тянет. И мне даже не нужно было смотреть на свои руки, чтобы знать, что их опять украсило усиками золотистой-рыжей, как пламя, паутины, но посмотрел он, а я посмотрела на него.

Ине окаменел лицом и костры глаз заволокло тьмой.

– Давно? – зло спросил он. Или обреченно. Одно легко спутать с другим, когда другое никак не исправить. – У тебя на коже? Узор? Давно?

Сердце, уже отпущенное на волю из тисков взгляда, взволнованно затрепыхалось. И ответить страшновато и не ответить. Обещала о важном не молчать, а тут как раз важное. Для кого это важное важно? Пока думала – Ине отвернулся, крутнув кистью. Он и правда держал гранатовую бусину – обнимал ладонью и пальцами навершие рукояти своего ритуального клинка, от которого оасталсь только тающая дымка.

Но я ответила. Только теперь уже он молчал, не смотрел, сжимая черенок лопаты, а мне делалось холодно от этой тишины. Лучше, когда угольки шуршат…

Булькала, проливаясь в траву, вода из оброненной фляги, в полушаге лежал мой рюкзак и лопата, темный, удерживая меня и прижав мне локти к бокам, чтоб не дергалась, совал в нос какую-то дрянь и нервно шуршал угольками.

– Эленар, смотри на меня…

– Фууу, – сказала я.

– Вот и чудно. Глаза в кучу собрала, встала на ноги и пошла. Взяла привычку в обмороки падать…

Вот зараза, а я так хотела, чтобы меня чуточку понесли. Обмороков я не планировала, но грех было бы не воспользоваться случаем. Каланча не купился. И на печальный взгляд тоже. На два печальных взгляда и душераздирающий вздох. Внутри опять стало щекотно и он взял у меня рюкзак. Ну, хоть так.

Глава 6

Каланча решил сжалиться и перестал нестить, как на пожар, или мой рюкзак ему прыти убавил? В любом случае я перестала плестись в хвосте, сопеть и даже, кажется, нашлось дыхание для разговоров. Но я предпочла какое-то время помолчать из благодарности. Не долго. Пропорционально благодарности. Вот только женское любопытство, как самомнение темных, неистребимо ничем. Если дама говорит вам, что нелюбопытна, обойдите ее стороной. Мало того что любопытна, так еще и врушка, а от таких всегда неприятности и казусы вроде вы ей обмолвились, что дружелюбный сосед вам доброго утра пожелал, а назавтра уже полгорода обсуждает, как вы ему прямо в палисаднике отдались.

Воображение тут же дорисовало каланчу вместо соседа, палисадник перед лавкой с одичавшими, но обильно цветущими плетистыми розами и жадно заглядывающую поверх других, тоже растущих как попало, розовых кустов и низкого заборчика пожилую жену пекаря, самую ярую любительницу сплетен на Звонца. Я занимала в картине позицию падшей под розы, темный смотрел укоризненно, его позиция это позволяла, от участия не отбрехивался, а потом схватил каменной пятерней за плечо и сказал:

– Под ноги смотри, ночью про эльфов мечтать будешь, – укоризна во взгляде наличествовала, руку мою отпустил, а синяк, кажется, оставил.

Вот вам и здрасте. Дались ему эти эльфы? Но удивительнее всего, что мне Нодлут вспомнился. Наша улица, пятачок с фонтаном и девами, лавка. Хоть бы в хорошие руки попала… Жалко будет, если нет. Там такой теплый дом с сердцем, выросшим из каменного зерна, что зарыл в землю под крыльцом мой отец. Кухня, где они с мамой по утрам толкались локтями, чтобы вперед друг друга схватить старую чашку. Потом он или она великодушно уступали добычу проигравшему и начинали браниться, когда облагодетельствованный отказывался. Теперь все это казалось нереальной сказкой. Будет ли так же тепло в доме в Иде-Ир?

Меня обдало ознобом. Я уже один раз поверила, что все закончится хорошо, а вышло… не как в сказке, как в жизни вышло. Я с тревогой взглянула на Ине и снова едва не споткнулась. Рыжеватые огоньки в глубине темных зрачков были как маленькая свет-сфера, что мама зажигала на столе в торговом зале лавки, когда возилась с древнючей приходной книгой. Будто некромант подсмотрел мои мысли о доме, и они в нем вот так отразились.

– Что? – спросила я в ответ на его взгляд. Голос провалился в пятки вместе с сердцем и от того, видимо, звучал глухо. Ведь если я могу слышать, что Ине чувствует, иногда, вдруг он тоже…

– Нод ноги, говорю, смотри, балбесина.

– Сам ты… – начала я, но решила о другом: – А с какого ты дезертир, если по сути – нет?

– А по букве – да. У тебя в семье военнообязанных не было?

– Отец. Который ведьма. В надзоре служил. И что будет?

– Ничего. Почти. Даже если я явлюсь и докажу, что просто отклонился от маршрута. Вернут только стандартное жалование, а надбавки, именно они в моей работе самое приятное, уйдут фонду. Это много.

– Какому фонду?

– Фонду Холинов, который мне стипендию платил и обеспечивал, пока я в академии учился. А я в ответ обязался искупить преимущественно честным многолетним трудом.

– Давно? Учился? – спросила я, поежившись от упоминания фамилии мужа.

– Кому как, – буркнул каланча и покосился на “душечку”, которую пришлось снять с плеча, навесив на него мой рюкзак. Лопата поддерживала молча, в отличии от меня. Да и я не поддерживала, а скорее изводила:

– А работаешь? По обязательству? Давно?

– Оно тебе надо?

– Ты же вроде как доброволец.

– Отличие между служащими здесь вроде как добровольцами и не добровольцами только в том, что вроде как добровольцам печатей ограничения не ставят. Будь у меня печать, гуля с два я бы от маршрута отклонился. И никаких дополнительных договоров не заключал бы. Просто не смог.

– Спасибо, – благодарно ответила я и в порыве чувств повисла на руке некроманта. На самом деле я опять запнулась о траву, но вышло эффектно. Вон как его проняло. Шарахнулся, как бесь от изгоняющего проклятия.

– Ненормальная.

– Кто бы говорил.

Да, теперь я хоть и шла рядом, но траву мне никто на пути не протаптывал, приходилось самой. А протаптывающая поверхность моих ботинок не шла ни в какое сравнение с сапогами каланчи.

Темный скрутил фигуру из пальцев. Я сразу решила оскорбиться, но передумала. Каланча дернул свернутым вверх и нас накрыло замерцавшим и сразу ставшим невидимым куполом.

– Это чтобы нас слышно не было?

Некромант закатил глаза.

– Это чтобы тебя слышно не было.

Мог бы уже смириться давно и не корчить рожи. От щита была еще одна неоспоримая польза – теперь трава приминалась сама собой. Теперь за нами тянулся след будто тут магмобиль проехал. Ине полюбовался, вздохнул и оставил как есть. Тем более что трава потом выпрямлялась, а между пологих холмов – мы как раз пробирались между двумя – нам не попалось никого крупнее странных длиннохвостых лысых мышей с огромными ушами. После внезапной встречи лицом к лицу, моего ожидаемого визга и обидного некромантского хохота, тоже ожидаемого, даже гули казались мне симпатичными.

– А ты черного мора не боялся, когда сюда шел?

– Я сюда не шел, я здесь рос, в военном лагере на границе с Деймом, – внезапно разоткровенничался Ине. – Я отсюда в академию шел. И таких как я черный мор не берет.

– Почему?

– Потому что на таких как я его испытывали, – ответил Ине и зубы сжал едва не до хруста.

– Вот демон! Ты из Дейма? А там демоны есть?

– Нет.

– Ха, так и поверила.

– Честное некромантское.

– Был бы ты демоном, признался бы, что ты есть? – я чуть вытянула шею, заглядывая ему в глаза.

– Обязательно, – покивал тёмный, мрачновато и настороженно зыркая куда угодно по сторонам, только не на меня. – Всем бы при встрече говорил, что я есть. Честное не… – Ине вдруг замолчал на полуслове. От него отчетливо потянуло тьмой и тут он на меня и посмотрел. Жутенько. Цапнул за руку, разворачивая и задавая направление, еще и в лопатки подтолкнул.

С моей стороны пологий склон усеивали плоские, как сковородки, камни, обрамленные все той же травой. Со стороны темного сковородок было меньше, зато имелись знакомые мне по воспитательному оврагу кусты с колючками в палец длиной. Оставалось только вперед.

– Мне заткнуться? Можно же сказать, а не пинаться.

– Заткнись, – сказал каланча, и снова подтолкнул. Щит чпокнул, как лопающийся пузырь, я проскакала вперед, запуталась в траве, но меня изловили за пояс штанов. Ине чуть присел, боднул меня плечом в живот, обхватил пониже ж-ж-ж, выпрямился, и я оказалась там, где и мечтала – с прочей поклажей. Дурацкая птица опять хотела мне по голове настучать, но я увернулась.

И правда, зачем нам лошадь, если каланча сам прекрасно справляется. Знать бы еще, зачем ему на такие подвиги идти. Тьму распустил до мельтешащих мушек в глазах. Ощущение – будто в облако окунули. Вата и вата. А еще тревога. Страх пустил щупальца по позвоночнику. От Ине остро запахло горячим железом и… Он боялся. Это его страх. И мой теперь тоже. Горизонт за нами терял очертания. Серые плотные облака провисали к земле, а им навстречу тянулось такое же плотное марево, в котором что-то тошнотворно шевелилось.

Темный становился, стряхнул меня и оба рюкзака. Полез в свой, переложив из него ко мне какие-то мелочи, резко затянул горловину и завершающим штрихом сунул в руки дубинку.

Я в панике вцепилась в его руку, рыбой разевая рот, потому что слов не хватало. А у него на все случаи хватало слов. И сил, чтобы отцепиться от меня.

– Дуй отсюда, быстро. Вон туда в распадок, потом за холм, и через мост.

– Нет! Нет! Я с тобой!

За ремни хватать было удобнее, что я и сделала, бросив шипастую дубинку. Воткнулась носом в куртку, жадно хватая воздух с его запахом. Вдыхала, а выдохнуть не могла. У меня уже в голове звенело.

– Уходи, уходи, огонёк… – зашелестели в волосах угольки, горячее дыхание, опалило висок. Большая ладонь легла затылок, и я наконец выдохнула.

– И… Ине… И не на… Не надо…

Чтобы протестовать, пришлось чуть отодвинуться от его груди, и темный тут же поймал меня взглядом, приподнял лицо за подбородок, будто с какой-то дури собрался поцеловать, но где я, а где поцелуи. Сейчас колданет, и я сама вприпрыжку прочь побегу и опомниться не успею, а для такой магии как раз нужен зрительный контакт.

Я уже однажды ушла и помню, как это, считать минуты ударами сердца, теряя надежду с каждым новым. Я тогда ушла. Теперь – нет. Крутнула головой, выворачиваясь, и снова спрятала нос туда, где тепло. Мне было так же страшно, как когда Ине не мог дышать. Теперь не могла я, а он, прогоняя, своей рукой затягивал удавку на моей шее.

– Вот дура упрямая, прости тьма... Уходи.

Я повозила головой из стороны в сторону, сцепила руки еще сильнее, пробравшись ими под пояс куртки за спину поверх рубашки. Могла бы – и под рубашку бы влезла. Там было горячо и шуршало.

– Бездна с тобой, – сдался темный, обнял в ответ, а моему лицу сделалось мокро. – Но если тебя потащит за грань, из-за того, что на тебе нарисовано, я туда за тобой не полезу.

– Ла… Ладно, – всхлипывая, заикаясь и вздрагивая под его руками, сопела я.

– Нам тут край, понимаешь?

– По… Понимаю.

– Лучше сдохнуть вдвоем. Конечно. Отличный вариант.

– О… Очень. И не… Ты не… Ты золотко не посчитал.

– Посчитал.

– Ты!.. Ты!.. – я оттолкнула темную скотину так же сильно, как до этого за него цеплялась.

– Угу, да. И это тоже. И… Фу-у-у, всю куртку со… слезами вывозила, и-и-искорка, – сказал каланча и брезгливо оттер место истерики натянутым на кисть рукавом. Подобрал наше барахло, мое надел мне на спину, как раздраженные родительницы надевают на упрямых отпрысков теплый жилет, а чадушко мотает из стороны в сторону в порывах материнской любви, и всучил мне дубинку. – Идем.

– Куда?

– В распадок, потом за холм, и через мост. Если успеем.

– А там что? – я поежилась, оглянувшись на клубящуюся графитовую взвесь.

На уши давило тьмой. Чужой и голодной. Стылой и липкой, как старый туман в овраге, куда даже днем не заглядывает солнце.

– Не-мертвые. И вечный. Некрарх, – Ине перекосило, будто он в своей жизни ничего отвратительнее не знал.

– А если не успеем?

– У тебя есть последний аргумент.

– А у тебя?

– Ты.

Я перехватила дубинку, удивительно удобно легшую в ладонь, а темный перехватил меня.

– В случае чего, брошу тебя, ты заболтаешь его до потери ориентации, а потом тюкнеш по башке, – продолжил каланча уже на ходу.

– Поможет?

– Мне – да. Он отвлечется на тебя, а я отбегу подальше.

Я возмущенно дрыгнула ногами и обмякла.

– Ине, – тихонько сказала я. – Мне очень страшно. Как той ночью, когда ты спал и жук…

– Я знаю, огонек. А теперь – не смотри.

Я пристроила дубинку в петлю его рюкзака и послушно закрыла глаза.

Щекотная тьма и запах обволакивали. Что-то большое и сильное несло меня на плече, то ныряя в тени изнанки, то вновь появляясь. Это именноОНОпахнет горячим железом,ОНОсмотрит ртутными каплями сквозь старое зеркало,ОНОшуршит угольками в голосе и зовет меня глупым сполохом. И этоОНОпроросло сквозь меня золотистыми усиками узора, похожими на иней. Может когда-нибудь мне позволят посмотреть?

Глава 7

Если бы мы почаще так путешествовали, я была бы в Иде-Ир уже через неделю с момента заключения соглашения. До нужного нам моста над пропастью, которая была естественной границей между королевством Нодлут и Ирием, по словам каланчи, было пару дней хода, а теперь вон он, мост. За пять минут добежать. Белеющие в упавших раньше времени сумерках колонны выглядели внушительно, сам мост тонул в облаке поднимающегося со дна провала тумана, а сзади подпирала отвратная хмарь.

Некромант останавливался уже раз в четвертый. И если первые разы мы с душечкой тихонько жались в сторонке, то теперь нам сделалось любопытно, очень уж гадостная физиономия была у возькающего по земле стилусом Ине. Лопата как всегда осталась верной хозяину и подло меня выдала, сначала мерзко шкрябнула по камням, а потом подвернулась под ноги и я, споткнувшись, едва не присела рядышком. Удержалась за торчащую в петле рюкзака темного дубинку. Хорошая птичка. Свой я, пользуясь случаем, сняла – перекрутившиеся лямки натерли плечи, хоть и не пришлось своими ногами идти.

– Не лезь, – сказал темный даже не дернувшись на мою возню. – И без ваших советов обойдусь. Особенно от тебя.

Мы с душечкой переглянулись. Когда бы это я ему лезла советовать, как магичить, а лопата вообще говорить не могла. Ей нечем. Я отступила, задела лямку, в рюкзаке брякнуло.

– Хашши’ин, – прошипел каланча и дернул головой, будто отмахивался от зудящего над ухом слепня. – Исчезни.

Так-так… Кажется мы с золотцем вообще в той компашке сейчас лишние. Это ныряние в изнанку, приближающаяся тьма или очередной недосып? Не хотелось бы опять с дедушкой встретиться, когда по пятамтакоемчится. Темный сейчас был почти обычный: угольями в голосе не хрустел и плечи сталь чуть меньше, чем когда он тенью бежал. А вот алые точки из глаз никуда не делись. Зыркнул как приморозил.

– И что это будет? – вырвалось у меня.

– Сюрприз в память любимого наставника. Модифицированный “тлен”, мгновенное воздействие на плоть не-мертвого до стадии прогрессирующего разложения.

– А попроще?

– Наступит – в кисель. Жаль…

– Чего жаль? – опешила я.

– Жаль что работает только на рунной матрице и вонь запредельная. Идем. – Он поднялся. – Кажется, в этот раз пове…

Лицо будто протлело изнутри алым, а рука, которой некромант схватил меня под локоть, дернулась, пальцы сжались от прокатившей по телу судороги.

– Ине?

– Первый барьер. Я заякорил на себя, чтобы знать сколько у нас врем-м-м… Тьма! – Он схватил свой рюкзак, меня с душечкой, которую я тут же выронила, цепляясь, рванулся к мосту и снова дернулся, как от удара. Замер, поворачиваясь лицом к угрозе.

Я сползла лицом по его груди, чувствуя как начинает меняться тело некроманта, раздаваясь. Новая судорога. Резко дохнуло вонью и хрип и вопль, куда более жуткий, потому что не имел звука, обсыпал меня мурашками. В ушах зазвенело. Сердце ухнуло вниз и тут же прыгнуло под горло – взгляд придавил надгорбным камнем.

– Оно у меня за спиной, да? – просипела я.

– Прости, иначе никак.

Грань обожгла.

Я будто стояла на сильном ветру и все, что удерживало меня от падения – он, вставший на пороге. Тени стелились у ног, словно выпрашивающие подачку псы, алый свет стекал из-под полуприкрытых ресницами глаз, скулы резали лицо, белое, как снег, как мрамор могильных камней с черными и алыми венами прожилок.

Не смотри…

А сам потянулся и убрал с моего лба полыхающую огнем прядь, багровые когти задели кожу и дышать на мгновение стало нечем. Только горячее железо, от запаха которого у меня и так все сворачивалось в комок.

Я малодушно отвела взгляд. То, что толкало меня за порог, за его спиной звенело ветром, попавшим в поделку из бечевы и стеклянных трубочек.

В воздухе, будто сотканные из мириадов паутинок, хрустальными иголками инея, разбегающимися вверх и в стороны, проступали из мрака угловатые, обманчиво хрупкие треугольные крылья. Иней…Ине…

Прости, огонек.

Он протянул ладонь с тлеющими на кончиках когтями, и я подставила свою руку, всю в тонких нитках золотистых завитков. Я бы и шею подставила, попроси он меня об этом сейчас.

Темное лезвие ритуального клинка, увенчанного моей гранатовой бусиной, легло наискось, касаясь обеих наших запястий. Кожа разошлась, набухла глянцевым красным. Обжигающе…теплым. Таким…сладким-м-м…

– Свет для жизни, – шевельнула пересохшими губами я прежде, чем моя кровь бусинами скатились к нему в ладонь, мешаясь с его собственной, а когда скатилась – темные прожилки на мраморе его рук словно втянули часть моего света и тоже окрасились золотом.

Некромант теснил меня в сторону. Инеистое крыло, одевшись плотью, потемнев до угольно черного и обросшее острыми багровыми шипами, завернулось, отгораживая меня от ужаса. Темный поднял руки, растягивая в натужно загудевшем воздухе плеть, сотканную из моей и его крови и силы, как черный, маслянисто отблескивающий жгут метнулся стрелой, хлопком пробив спешно поднятый щит, обвился вокруг горла Ине, дернул его вперед и швырнул на землю.

Меня качнуло в бездну, потому что некому было закрывать от холода грани. Ледяной ветер пронизал мою суть и впился мириадами крюков, пытяясь выдрать ее из тела, а позади хрипел, задыхаясь…

Элле’наар…

Сполох… Я сполох… Этого мало… Мне нужен огонь.

– Эйт’нарэ! – выкрикнула я, разворачиваясь, выгибая пальцы до хруста, как учил, и, бросившись вперед, оставляя за собой задыхающегося и всего увитого скользкими жгутами Ине, щедро плеснула тем, что успело собраться у меня в ладони в харю, морду…

Мое!

Вспыхнуло.

Я, передо мной и дальше.

Огненный ком завернулся спиралью, сжался, очертив силуэт всадника и брызнул в стороны, разбитый ощетивнившейся иглами тьмой. Ресниц у меня, кажется, больше не было, а харя с мордой напротив – были.

Темная лента обвила меня вокруг пояса и дернула вперед, как заглотившую наживку плотву, прилепив внутренности к позвоночнику.

Миг бездействия. Долго… Так долго…

Я едва касалась ногами дымящей покрытой слизью и комками земли. Воняло. Гнилью и гарью. С не-мертвой лошади, перед рылом которой я болталась, что-то текло. Тело, будто проплавленное, просвечивало багровым, лошадиные буркала на деформированном черепе были такие же красные, как те, что смотрели на меня поверх холки. Разница только в выражении: ничего и… жадное жестокое любопытство, с каким избалованный ребенок ломает новую игрушку, чтобы посмотреть, что внутри.

Под пластинами доспеха тлело, мрак укутывал спину непроницаемым плащом и тянулся нитками к копощащимся в раскисшей земле и гнили не-мертвым. Голову – костяную башку в ошметках присохшей кожи – венчал высокий, усеянный иглами шипов шлем, с пояса, словно меч, свешивалась массивная трость с круглым каменным навершием

Жгуты, удерживающие Ине, которые вечно-не-мертвый распустил с другой руки, ослабли, и некромант у меня за спиной перестал хрипеть. Затих и даже не пытался освободится. Сердце дернулось в панике, но пульсирующий комок в ложбинке груди, где я когда-то носила гранатовую бусину, успокоил – живой. И явно готовит какую-то пакость. Не могут же все эти эмоции от омерзения до знобливого страха, заставляющего коленки дрожать, быть только моими? И ненависть, от которой горло будто пеплом забито.

Некрарх стек со спины лошади, размазываясь в пространстве темным маревом. В меня снова ударило ледяным ветромоттуда. Волосы, как метнувшийся от порыва костер, дернуло назад.

И взгляд… Знакомый.

– Тень ее света… Свет его огня…

Голос звучал, как дробящееся в пустом колодце эхо хриплого шепота.

– Маджен Ан… Маджен Питиво, – выдохнула я.

Тени в провале шлема заметались, и, вместо костистой маски, на миг мелькнуло тонконосое вытянутое лицо с высоким лбом, широковатым улыбчивым ртом и чуть приподнятыми, будто в удивлении, густыми бровями.

– Как интерес-с-сно…

Опустивший меня на землю бывший министр возвышался надо мной на две головы и чуть склонившись, разглядывал, как забавную букашку. Поймал пуповину поводка, вдруг сделавшуюся видимой в окружающем мороке, пропустил между пальцев – меня продрало ознобом на грани боли. Выронил. Подцепил краем когтя невидимую, но такую ощутимую нить для отданного сокровища, шкрябнул вдоль, и тонкие завитки, пронизывающие меня под кожей натянулись, как корешки затесавшегося на грядку с томатами чертополоха, который вот-вот вот выдернут. И снова отпустил.

– Какая… затейливая связь.

– Ма… Ма… Маджен Питиво, может мы… пойдем. Приятно было по… повидаться.

– Так быстро? Сегодняшняя шалость не налитый в шляпу всёсклей. Твой… питомец сломал моих кукол, коня испортил, а я только хотел посмотреть, кто ко мне в гости пожаловал, собрал всех… А вы… Первородным огнем швыряться. Не вежливо, детка.

– И… Извините. Я… Он… Мы больше не будем

– Опас-с-сно играеш-ш-шь, – прошипел некрарх приблизив свое костяное лицо к моему, потянулся рукой к полыхающим волосам, вьющимся вокруг головы от леденящего дыхания грани, и отдернул затлевшие на кончиках когти. – Смотри не обожгись… Огонек…

Тряхнул кистью, отпуская меня, Ине и копошащихся в грязи восставших, тут же осевших грудами костей и гниющей плоти, завернулся в тени как в плащ, сгустком мрака взлетел на своего не-мертвого коня, развернулся, подняв тварь свечкой, сиганул в пролом грани и пропал, схлопнув трещину, словно дверь закрыл. И ту, сквозь которую сам ушел, и ту, что Ине распахнул.

Я бросилась к лежащему навзничь каланче, но вместо того, чтобы взять протянутую руку эта темная сволочь толкнула меня, опрокидывая на лопатки и прижимая к земле всем своим весом. Лапища придавила грудь, когти, проткнув одежду кольнули кожу над сердцем, по обе стороны от головы в землю воткнулись внушительного вида багровые шипы с хищно загнутыми концами, а по бокам, напрочь пресекая пути к отступлению, растопырились кожистые, как у летучей мыши крылья.

– Кто ты, глядь, такая? – вызверился некромант, распустив тьму и полыхая алыми глазищами, рассеченными, как молнией, неровной трещиной зрачка.

– А ты?

Камни больно впивались в копчик и плечо, что мешало проявлять вежливость, да и недавняя встряска мало тому способствовала.

– Не. Твое. Дело, – прошипел он мне в лицо.

– Вот и ответ, – отозвалась я.

Крылья светлели и, мерцая, рассыпались снежной пылью. Я невольно потянулась рукой – не померещилось ли? Коснулась тающего в воздухе контура. Ине вздрогнул всем телом, по бледной коже проступили трещины, он издал странный звук, не то стон, не то рык, поддел носом мой подбородок, влажно дыша в шею, рука на груди шевельнулась, пальцы сдавили мягкое, чуть царапаясь вновь полезшими когтями, кончик языка обжег ямку между ключиц, зубы прижали кожу на шее…

Теперь была моя очередь трястись. Сейчас или сожрет, или… Или сделает то, чего я опасалась в первый день знакомства. Прямо тут, в этой грязи, среди мертвецов и вони. Обстановка была почти точь-в-точь как на кладбище рядом с Эр-Дай, только дождя не хва… А вот и дождик.

Глава 8

Случалось, я неоднократно сетовала на странный климат в приграничье. Забудем. Отличные погоды и весьма своевременные осадки. Чудесно охлаждают горячие головы, человеческие и не очень. И пусть только попробует болтать, что это его некроформа – не поверю ни звуку. От некроформы неизменно тянет гранью, от которой у меня озноб по всей поверхности меня изнутри. Когда темный меня вниманием одарял, ничего подобного не было. Было другое, но об этом приличные дамы только вздыхают и таинственно румянятся. Но никакого «кхм», само собой. За это дождю спасибо, видимо. Ударенный осадками по макушке темный, сняв пробу с моей шеи и основательно отдавив ребра и ноги лосиной тушкой, нашел в себе себя и поднялся с видом оскорбленного достоинства. Будто это я на нем лежала с целью устроить неприличное.

Лопата была за братину. Не в смысле чаши примирения – браться за нее было удобно. Черенок протянул, чтоб я встала. Весь такой гордый и отстраненный, даже губу нижнюю малость оттопырил.

Это на что же его темнейшество так разобиделось? В траву носом уложили при свидетелях, даром что из свидетелей только я и им же попорченные мертвяки? Так сам знал, что вечному некрарху не соперник. Моя реакция на высочайшее внимание была недостаточно пылкой? Честно говоря, если бы он мне руки не прижал, я бы… Забудем и это. Хотя это – сложно забыть. Особенно, когда оно вот так прижималось всем своим всем. Да, чудесно. Пусть будет больше света. В тумане это дело нужное. Или… О, ну конечно! Уважаемый мною теперь до подколенной дрожи не-мертвый министр Питиво назвал мастера-некроманта Тен-Морна моим (!) питомцем.

Темные в обидках это нечто. Будут дутся с гордым видом, хорошо если просто дуться, иной и пакостить начнет, а оппоненту, может, и невдомек, чем оскорбил. Я бы впечатлилась представлением, если бы не лицезрела подобные спектакли по несколько раз на неделе собственными глазами в собственном доме. Мамина реакция была – никакой реакции. До тех пор пока среди уничижительных взглядов и брюзжании не проскальзывал хотя бы намек на причину. Но дальше поступать так, как поступала мама я не буду. Из упрямства и вообще я забыла. Про это. Нет, не выходит. Тянет струной. Будто на мне еще один поводок.

Я боялась. Там, в алтарном зале Холин-мар. И сутью, потому что разум был одурманен зельем, кричала. Кому-нибудь. А он взял и ответил. Зачем? Чтобы было кого за живое дергать и смотреть вот так, поверх плеча, разными глазами? Сейчас серые.

Отвернулся.

Бесконечный какой-то мост. А туман такой, что перил не видно. Иногда мелькали в просветах растрескавшиеся каменные шары в каплях осевшей влаги. Темный шел впереди, посадив на черенок лопаты светляк, и свет, отраженный водяной взвесью, рисовал вокруг фигуры Ине серебристо синий ореол, в котором мне мерещились крылья из иголочек инея. Представляю, как мои волосы здесь выглядят, когда я, вот демон, опять припомнила сцену «надкусывания». Демон? «Всем бы говорил, что я есть», – произнес в голове ехидный голос. Я, выходит, не все, раз не говорит? Или он не демон? Альвине на сказки-подсказки намекал. Нет бы прямо сказать. А я хочу это знать? Не знаю, хотя посмотрела бы на ЭТО. Может, даже потрогала бы. Но стоит случаю подвернуться, он шелестит «не смотри», а я…