Текст книги "Осколки тени и света (СИ)"
Автор книги: Мара Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Вот чумной тип, вчера силком меня на лошадь пихал, теперь не пускает.
– Зачем? – я нудела комаром, повторяя на все лады, пока Ине не процедил, что лошадь нужна свежей, если вдруг придется влезть на нее обоим, или бросить, а хватать меня за воротник быстрее с земли, чем из седла выволакивать.
– Зачем бы уважаемому мастеру Тен-Морну так себя утруждать? – ерничала я, но каланча был неубива… непробиваем.
– Мародеры, дезертиры, куклы с поехавшими схемами, обычные не-мертвые, ходили слухи, что здесь видели некрарха, лича, – последнее темный произнес так, будто ничего отвратнее в мире нет.
– Мы поэтому здесь идем, чтоб ты проверил в наличии ли вышеперечисленное и кого не хватает?
– Короче.
– Это предисловие или ответ?
Темный резко остановился, я по инерции пробежала несколько шагов вперед и только потом обернулась. Ине снял с пояса флягу с зельем и крадучись пошел ко мне, не моргая, и относительно светлые с утра глаза начало заволакивать тьмой.
– Я сейчас, – он отпил, – очень хочу тебя, – глоток, – столкнуть в овраг и иметь, – еще глоточек, – возможность идти по своим делам без дополнительного зуда в ушах, – глоток, – и в голове.
– И что же тебя останавливает? Договор?
Я храбрилась, хотя саму пробило холодком. Во-первых, от взгляда некроманта, а во-вторых, у меня в голове, вернее на затылке, тоже зазудело. Это немножко вздыбились волосы, и засветились, наверняка. Хорошо, если только там, где вздыбились. Обрывок карты, на котором мы с темным зафиксировали наши деловые отношения, остался в моем старом платье, а платье осталось в Эр-Сале.
– Нет, – мерзенько ухмыльнувшись, заявил каланча, остановившись в полушаге, если мерить его шагами, и в шаге, если мерить моими.
Ставлю что угодно, он точно знает, что расписки у меня нет.
– Договор фикция. Ты смухлевала, не сказав, о привязке на крови. Я ничего тебе не должен.
– Печать встала, значит не фикция, – упрямо возразила я, заметив, как Ине, снова решивший отпить, поскреб краем фляги место на груди, где, как я думаю, проявилась отметка. – Так что даже если я и потеряла эту дурацкую бумажку, ты все равно обязан доставить меня в Иде-Ир в целости и сохранности. Любой це… – я осеклась и поправилась: – Любым способом.
– Шикарно. Связать и рот кляпом заткнуть, чтоб молчала – идеальный способ.
– Тогда тебе придется меня нести, – резонно заметила я.
– Договорились. Но ты будешь… МОЛЧАТЬ! – последнее он прошипел, полыхнув огнем из глаз, толкнул в сторону оврага и, подбив лопатой под коленки, опрокинул меня на землю. В плечо будто раскаленный штырь вогнали, я застонала, но Ине, как всегда, прижал мне рот.
Было почти как в мечтах стать некромантским рюкзаком: мне хотелось полежать на склоне – я на нем лежу. А на мне…
– Не шуми, обуза, – темный смотрел туда, куда мы буквально минуту назад направлялись. Я бы и хотела не шуметь, вряд ли он меня разыгрывал на этот раз, но в глазах темнело от боли и звуки прорывались сами собой.
– Тьма, – ругнулся некромант.
Я не собиралась кусать его за руку, просто было очень больно, а шуметь – нельзя. Он даже не дернулся. Спокойно убрал ладонь, и нас накрыло пузырем тишины. Чуть отодвинувшись, Ине быстро нашел причину, обнял пальцами полыхающее плечо, и боль начала стихать
– Аст аэн, айше, – прошептал он на своем диком наречии, стер проступившую у меня на лбу испарину, затем пригреб к себе, как куклу, прижал и отпустил.
Произнесенное по интонации было похоже на извинение, но кто его разберет. Столько тычков, синяков и ссадин за такое короткое время я не получала еще ни от кого. Как в младшей школе… Это потом мне папа доходчиво объяснил, что если мальчик дергает за волосы или кладет жабу в парту, это совсем не обязательно выражение приязни, вполне может быть как раз наоборот. Да, и что я там с утра хотела? До того, как на склоне полежать? К теплому темному поближе – ну и вот.
Те, кто ехал по верху, не скрывались, в отличии от нас. Они чувствовали себя хозяевами этих загаженных магическими аномалиями земель и не считали нужным прятаться. Они говорили – губы шевелились, а звука не было. Трое впереди, четвертый чуть позади, молча, полуприкрыв глаза, будто дремал. Вокруг его фигуры мельтешили черные точки, как от привязавшегося облачка гнуса, только при виде гнуса желудок не сворачивается узлом от тошноты и омерзения. Флер силы. Именно этот четвертый был, тем, отчего другие трое чувствовали себя настолько уверенно. Я не видела его лица, но помню ощущение и имя. Безбашенный Нику. Темный маг. Мастер мороков. Некромант. Сильный. Уверена, именно из-за него я не дождалась Эверна в Эр-Дай. Гнилая душонка, даже давление силы семейства Холин не вызывало во мне такого отвращения как… это. Ине так же видит его или у меня фантазия разыгралась, ведь мы под маскирующим щитом, и если звуков не слышно, разве должно быть слышно силу?
Я вглядывалась, вытягивая шею, как гусь, сглатывая кислую слюну. Новый спазм заставил отвести взгляд и я уткнулась вновь повлажневшим лбом в грудь темного, жадно вдыхая лаванду, горячее железо и что-то еще, неуловимое, но обещающее защиту, покой, тишину, которой хочется звучать… Это магия. Магия крови. Я пробовала ее на вкус и моя кожа впитала ее достаточно, для того чтобы… Чтобы что?.. Не сейчас думать об этом, не сейчас, когда омерзение и ненависть застит разум.
Я вцепилась в некроманта до побелевших ногтей, до вмятин на коже его запястья, обмотанном чуть выше костяшки черным шнурком, что он носил в волосах. На моем, убегая под манжет рукава, частой сеткой проступил нанесенный кисточкой (или когтем?) рисунок из мелких черных повторяющихся значков-рун. Под ними мерцало. Будто я окунула руки в золотисто-алую паутину. Удивившись, я разжала пальцы и свечение пропало. Ине будто ждал. Тут же шевельнул пальцами, изгибая фаланги, и сквозь щит, как сквозь водяную толщу, донеслись звуки.
– …таскаться по бездорожью.
– По-твоему он идиот, идти там, где его заметят? Тем более, что направлялся он как раз сюда, на восток, к эльфам. Хорт его сам за Эр-Сале видел, да Хорт? Хорт ведь тоже не идиот, чтобы врать и заставлять нас, как ты сказал, по бездорожью таскаться. Да, Хорт? Хорт?
– Угу. Видел. Не идиот. Да.
– Есть здесь дорога, – тихий, пробирающий до костей голос, как сквозняк в узкой щели сложно было игнорировать, и я вновь посмотрела. Веки заговорившего мага все еще были полуопущены. Многие одаренные делают так, когда смотрят на мириначе, с изнанки. – Была дорога. Ее все еще отмечают на некоторых картах. И он действительно не идиот. Здесь можно пройти при должной сноровке и этот путь к Светлому лесу короче, чем чистый, но более длинный объездной.
Я дернула темного за рукав. Ине, жадно прислушивающийся к разговору, скосил на меня темные глаза почти так же прикрытые ресницами до половины и вопросительно приподнял бровь.
– Нас слышно? – одними губами спросила я, а ощущение было будто в трубу подула. Каланча поморщился и качнул головой.
– Они о нас? Нас ищут?
Ине пожал плечами. Подумал и добавил:
– Не уверен. Но не побрезгуют уж точно. Падальщики. Так бы и…
– А чего мы тут сидим? Лежим. Прячемся. Ты же весь такой… такой… – я так и не смогла подобрать нужного слова и оставила это глупое дело. – Ты разве не можешь их… как не-мертвых на пустыре?
– Я похож на боевика? – удивляясь моей внезапной кровожадности тихо отозвался темный. – Я некромант, а не убийца. А они – да. И их больше. А я с довеском вроде тебя. Теперь дошло?
Я набрала воздуха для новой тирады, но Ине приложил палец к губам и теперь уже сам цапнул меня за руку.
Копыта лошадей первых троих всадников прошлись почти у нас над головами, накатило странное ощущение, будто внутри меня все замерло и я стала как камень, старый плоский валун, поросший скользковатым мхом, медленный, застывший, а затем все прекратилось. Лошадь ехавшего крайним Нику удалялась, вяло помахивая хвостом.
Глава 18
Мы довольно долго лежали, прислушиваясь. Ине прислушивался, а я просто… Рука темного по-прежнему покоилась поверх моей. Я как-то совсем уж по-свойски пристроилась на ней щекой и стала задремывать, как вдруг поняла, что кое о чем забыла. Кое о ком.
– А где Ведьма?
Темный выждал еще какое-то время, вглядываясь в сторону скрывшегося отряда, взмахом руки свернул щит, растянул губы, оставив узкую щель, и издал странный свербящий звук, похожий на свист и скрип одновременно. У меня зачесалось в ушах, а трепещущий блеклыми листьями соседний куст пошел волной и выпустил наружу сначала лукавую черноглазую морду на гибкой шее, а затем и всю лошадь целиком. Ей явно было неудобно стоять на склоне, но она кокетливо покрасовалась с полминуты и не без изящества взобралась наверх, подергивая хвостом, как кошка.
Каланча подтянул лопату, тихо сползшую ниже по склону во время нашего лежания, вскочил сам, приподнял меня, ухватив за одежку чуть пониже воротника еще и в «ничего так ж-ж-ж» подопнул, когда я замешкалась.
Наверху Ине злобно посмотрел на перевалившее далеко за полдень солнце, опрокинул в себя остатки зелья, выделил мне воды и поесть, и пока я жевала ломтик вяленого мяс, быстро перевьючил лошадь, распределив вещи на две кучки. Теперь с одной стороны Ведьмы был отощавщий рюкзак, с другой – хитро сложенная из одеяла сумка. Лопата вновь отправилась в петлю, а мы с Ине в седло. Хотя седло досталось темному, а мне – место позади и указание держаться крепче. Ведьма переступала копытами, приноравливаясь к ноше. Один лось чего стоил, впрочем, и я не пушинка.
– Да прижмись ты уже, – буркнул некромант, косясь на меня через плечо мутновато-черным глазом, – то набросилась как взрослая, а тут взялась, будто никогда не… кхм…
После «кхм» я сдавила бока каланчи локтями, сцепила пальцы в замок, пиявкой прилепившись к спине, и почувствовала, как мышцы живота под ладонями подрагивают от беззвучного смеха. Пнула гада по пяткам, а он пнул Ведьму, и я возрадовалась, что у некроманта такая широкая спина. Сиди я впереди, уши бы продуло, потому что линялая кобылка рванула вперед со скоростью магмобиля.
Темнота подкрадывалась долго, а упала в одночасье. Заревом сиял такой близкий и одновременно недостижимый Светлый лес, но как не пришпоривали лошадь, добраться к границе эльфийского анклава до ночи не удалось – не хватило часов, что пришлось прятаться в овраге от отряда наемников. После того, как ведьма, попав обеими передними копытами в заросшую травой рытвину и упав на колени, едва не свернула ноги, а мы с каланчой наперегонки летели с нее, рискуя посворачивать шеи, свои и лошадиную, Ине решил идти пешком. Он все еще надеялся успеть. Только я не понимала, почему для него так необходимо войти на территорию Эфар именно сегодня.
Его тревога, передавшаяся и мне, сначала знакомо оттягивала шею невидимой бусиной, но с каждым новым шагом становилась все больше похожей на каменное грузило.
– Почему не пойти тенями, – задыхаясь от быстрой ходьбы, предложила я. – Как после побоища рядом с Эр-Сале. Ты же можешь. Ведьму оставим,, раз все так… серьезно. Демоны… – Я оглянулась на замыкающую шествие лошадь. – Демоны с ней, сама дойдет
На «демонах» темный, наконец, среагировал на мой голос – замер на полушаге и снова пошел, поведя плечами, будто лопаткам было неудобно под ношей или у него там крылья прижаты и тянет. Я была в шаге за ним, видела, как пальцы теребят хвост обмотанного вокруг запястья черного шнурка то пропуская его между, то пряча в ладони, то стряхивая раздраженно. Рука дергалась вверх, за спину, куда Ине перевесил снятый с хромающей лошади рюкзак, и вскользь касалась рукояти с цаплей. Последний аргумент… Так некромант называл эту свою дубинку.
– Нельзя, – не слишком внятно проговорил он, – нельзя, нельзя здесь.
Сразу я решила, что он не мне. И даже не «душечке», в черенок которой он вцепился как в спасение, до белеющих костяшек. Уже с час вот так. Принимался бормотать, дергал головой, будто отмахивался от кружащей возле уха осы. От него тянуло мраком и волнами такой тоски, что хотелось драть руками горло, потому что звука, чтобы выкричать из себяэто– мало.
Нить отсутствующей бусины сильнее вдавливалась в шею на затылке, моя кожа покрывалась мурашками и черными мелкими значками. Дрожащие бледные нити-паутинки, которые их словно связывали и на которых они сидели букашками, в густых сумерках были особенно заметны. Но вместо бледного золота, виденного мною во время вынужденного привала в овраге, мерцающие линии посвечивали алым, как и мои волосы.
Да, я нервничала. Мало того, я была почти что на грани истерики. Невменяемый темный – явление страшное и непредсказуемое. Но мне деваться было некуда, разве что тишком упасть на четыре и отползти подальше. Куда-нибудь в сторону эльфийских территорий. Вдруг отвлечется на очередной разговор непонятно с кем и не заметит.
– Нельзя здесь. Света много, изнанка вблизи мест, где эльфы столетиями живут, как свернутые лабиринтом соты.
Все-таки мне. Но лучше бы уж молчал, голос двоился, множился, менял тональности, будто невидимый дирижер подал знак оркестру и музыканты в одночасье бросились настраивать инструменты, и меня пронизывало диссонансом звучания, будто мы с ним струны, задетые одной рукой.
– На выходе из этих сот может получиться сотня крошечных Тен-Морнов и у каждого будет своя обуза, – пробился сквозь диссонанс знакомый шелест и потрескивание угольков. – Будет зудеть и зудеть, и зудеть, и зу… А может попробуем?
Он вдруг остановился, разворачиваясь ко мне лицом.
– Попробуем? – Ласково и неумолимо, как подкрадывающийся ужас.
Пальцы Ине, отпустили шелковый шнур и так же, как его до этого, принялись теребить вытащенную из моей косы полыхающую огнем прядь, потянули.
От радужки остался только тонкий серебристый ободок. Бездна, глядящая оттуда, была как раз тем, что он описал – свернутые лабиринтом соты. Сотни глаз. Сотни мерцающих алым звезд. И голод.
– Попробуем-м-м… Какой вкусный сполох…
Элле’наар!..– забилось во мне. Как живая встала сцена в ритуальном зале Холин-мар: свечи, мороки, кровь. Тогда кричала я, теперь…
Элле… наар…– задыхалось, таяло.
Нельзя. Нельзя думать. Мои ладони легли ему на неуловимо, но чуждо изменившееся лицо, как на покрытое инеем стекло. Холодно и сразу – обжигает.
– Потом. Потом попробуем, И.. Ине. – Кажется, я впервые назвала его по имени вслух. Мне страшно было смотреть в глаза и я смотрела на тонкую стрелку между бровями, не морщинку, место где она бывает, когда Ине хмурится. – Ты сам сказал, здесь нельзя. Да и поздно.
– Поздно… – как в полусне, эхом отзывался он, забавляясь моими волосами. Я старалась не шевелиться. Что-то подсказывало – дернусь, случится… Не знаю что, но случится.
– Мы устали. Остановимся. Где-нибудь.
– Где?..
– Где-нибудь… там, – я убрала занемевшие ладони с его щек и не глядя махнула рукой на темнееющую в стороне купину низких деревьев с пелериной мерцающего тумана. – Разведем огонь.
– Огонь… – завороженно произнес… ло… ли… Голос поменялся, будто в колокол ударили. – Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла…Огонь… От огня будет свет, а от света – тень…
– Тепло. От огня будет тепло.
– Тепло… – выдохнул он, по его телу пробежала дрожь, пальцы больно сжали мои волосы, а из оттаявших было глаз снова смотрела бездна.
– Ты чей, светлячок? – вкрадчиво урчал ужас. – Кто играет с тобой? М-м-м? Я… Я… Я… тоже хочу поигра-а-ать.
Это «я», произнесенное будто несколькими голосами одновременно, было только началом.
У меня хрустнули позвонки, когда то, что сидело сейчас в некроманте, дернуло мою голову назад за волосы, задирая подбородок в темное небо, покрытое молочными разводами с проблесками звезд. Мелькнули блики на когтях взметнувшейся руки, острое обожгло горло и перед тем, как у меня перед глазами потемнело от боли в груди и резко накатившей слабости, я четко увидела на пальцах вибрирующие стяжки из первозданной тьмы и мельчайших алых капель – мой поводок.
Глава 19
Меня спасла тварь. Она стремительной тенью бросилась на самую легкую добычу – на лошадь, а Ведьма, тонко и громко взвизгнув, отскочила, толкнув меня крупом на некроманта. Я ударилась о его грудь лицом, схватилась, но даже будучи спиной к происходящему и не видя почти ничего от пятен в глазах, едва не ослепла.
От вспышки силы заныло под грудью и заложило уши. Я охнула, окончательно слабея коленками, но Ине уже прижимал к себе, не дав сползти на землю. А я каким-то животным чутьем поняла – он. Не кто-то другой. И едва не разрыдалась. Но носом в рубашку с курткой похлюпала, не погнушавшись вытереть свои слезы облегчения об эти самые рубашку с курткой.
Некромант, только что размазавший уже неопределимо, какую, тварь ровным и очень тонким слоем, озарив сиянием окрестности на пару километров вокруг, застыл в нерешительности. Будто я при нем впервые сырость развела. Да, в прошлый раз я не прижималась, но и он меня тогда так не пугал, только немного напомнил о неприятном, а тут целое представление в лицах. «Золотко» бросил, Ведьма колотится в сторонке и головой трясет – наверняка ослепило посильнее меня. Я тоже колотилась, даже зубы постукивали. Да и сам Ине. Или это меня так трясет, что и его трясет?
Рука темного на моей спине пришла в движение. К ней присоединилась другая. Он обнимал, чуть поглаживая, и меня отпускало.
– Прости, огонек. Я повел себя как самонадеянный болван. Слишком привык быть один. И с тобой все иначе. Сложнее… сдерживать себя и… Испугалась?
– Н-нет, – пробубнела я в куртку, продолжая прижиматься.
Пальцы отказывались расцепляться, их свело, да я и не особенно старалась. Глупо, но отпустить его и встретиться глазами было… Странное чувство. Как мурашки, только внутри. Поэтому я наблюдала одним глазом за Ведьмой, которая тоже подобралась поближе к темному. Могла бы – под руку бы ему подлезла, но там уже было занято мной.
Я слушала, как шуршит по затихающим, мягко тлеющим волосам подбородок Ине, особенно, когда он говорил. Я ему как раз до его подбородка макушкой доставала, если немного шею вытянуть и чуточку привстать, значит это он опустил голову. Проклюнувшаяся щетина приятно и немного щекотно цеплялась, и некромант едва слышно фыркал на лезущие в рот волоски, сдувая. Прощения вот попросил… Волшебство какое-то.
– Идем.
– К-куда?
– Туда, – локоть дернулся, но рука осталась. – Куда ты там хотела меня уволочь? Или так и будем стоять, как статуя Посланника, у всех на виду, пока еще какая-нибудь дрянь не решит перекусить.
– Думаешь это… А что это вообще было? – Вопрос можно было отнести как к произошедшему с темным помутнению рассудка, так и к нападению. Но ответ был явно о твари:
– Понятия не имею. Не заметил.
– Думаешь, оно такое тут не одно?
– Уверен. Просто прочие пока под впечатлением.
Я как бы тоже. Впечатлений столько, что враз не переварить.
Подлезшая поближе Ведьма чмыхнула в некромантский затылок и прикрытую волосами шею, стараясь добраться до обожаемого хозяйского тела если не подзакусить, то хотя бы куснуть. Клацнули зубы.
– Глядь, – не сдержался темный, дергая плечом, потом сам расцепил мои руки, отодвинулся. Избегая прямых взглядов в мою сторону, изловил лошадь за поводок, вложил кожаную шлейку мне в руку и пальцы прижал. Затем молча развернулся, подобрал «душечку», оттерев краем рукава налипший сор, и направился прямо к кучке деревьев.
Я, спотыкаясь через раз, поплелась за ним с похрамывающей Ведьмой на поводке. Тут у каждого свой поводок. И все перепутались. Мой вот, явленый на свет, ноет и дергает, но я не стала ничего говорить каланче. Потерплю до утра. Не так уж и страшно.
А волшебство куда-то делось. Будто связавшая нас паутинка, как одна из тех, что мерцали на моих руках в овраге, порвалась. Эверн говорил: моя магия – пахнуть домом. Но так считал он. А как я пахну для Ине? И пахну ли вообще? Я не про те случаи, когда хочется ванну принять, а про лаванду и горячее железо. Почему мне это важно? Это магия крови связавшего нас договора или все же… волшебство?
Низинка пахла болотом и до невозможного напоминала место моего с Ине знакомства. Не кладбище, после, где я в речке купалась. Речки не было, но имелся родник, разлившееся от него мелкое озерцо, сырая поляна и сонмище комаров. Они с ужасающим гулом поднялись вверх, когда сначала некромант, а потом и мы с Ведьмой, вломились на их территорию. Если тут и водились твари вроде той, что напала, эти с хоботками их давно уже…
– Хорошее место, детка, – бормотал темный, обходя почвякивающую полянку по кругу. – Хорошее, чистое.
За ним шлейфом тянулся дымный след с непередаваемым запахом тины. Когда круг замкнулся, столбом вверх рванула влажная и непередаваемо воняющая волна, но чавкать под ногами перестало.
Ведьма прятала морду у меня под мышкой, жарко туда дыша, а я – в ее гриву, немного подпаленую некромантом в битве с неведомой тварью. Не успели мы с лошадью проникнуться друг к дружке теплыми чувствами на фоне общей проблемы, как нас развели по углам. Ведьму некромант привязал, зачем-то сняв часть сбруи и распустив на шлеи. Посмотрел, будто и меня не прочь привязать, но свернул ремни в комок и бросил к рюкзаку.
Так, ну, тут все ясно. Минута слабости прошла, теперь можно снова меня игнорировать и считать за лишний тюк поклажи. Только «золотко» непогрешима и идеальна. Что за?.. Это что, я сейчас истерю, что лопата значит для него больше, чем я? Впрочем, поводов для истерики у меня, как тут комаров.
Но комарам вонь тоже не понравилась, они собрались и всей страшной гудящей тучей откочевали в сторонку. Если возникнет необходимость прогуляться за куст, палка будет нужна однозначно. Или последний аргумент.
Ине в паре с «душечкой» продолжал, бормоча, таскаться по поляне, иногда касаясь груди, будто у него сердце ныло. Развел огонь. Со второй попытки сырые ветки вспыхнули, заискрив синим. Начертил отвращающий контур, потом еще один, обильно полив его кровью из рассеченного ритуальным клинком запястья. Там, где земли коснулась кровь, трава сделалась похожей на черное стекло, и теперь в стороне от костра блестел небольшой, похожий на обозначенное для будущей могилы место, прямоугольник. Как раз высокому человеку лечь. Некромант едва там сразу же и не лег, потому что лопата вывернулась, его мотнуло, и тут до меня, как до ящерка на утро, дошло, что каланча едва на ногах держится, а «детка» ему вместо подпорки.
Наконец он угомонился и сел, снова чуть не завалившись, а я уже не знала, что меня пугает больше, возвращение бреда или это вот его состояние. Мысль о путешествии к роднику была тут же забыта. Внутри тонко дрожала натянувшаяся струна тревоги и беспокойства. И невыразимой застарелой усталости. У меня подогнулись коленки на полпути к огню, добралась на четырех, села. Хотела поближе к Ине, но тот, роющийся в рюкзаке, просто швырнул в меня одеялом, которое до этого превратил в еще одну сумку. И запасной флягой с водой. Молча предложил поесть, дождавшись, пока я переползу с травы на одеяло. Сам опять не ел. Выбрал среди своих жутеньких пузырьков, самый мелкий, вытряс из него себе на язык тягучую каплю и тем удовольствовался. Сложил все обратно, кроме дубинки с цаплей, которую, подумав и впервые за последний час посмотрев на меня, уложил за пугающий контур.
– Мне нужно поспать, – голосом смертника, которого поставили перед петлей произнес темный, таращась в огонь. – Не смей подходить. Чтобы не случилось – ни шагу за границу.
И тут же бросил в меня сонным проклятием, сработавшим, как удар аргумента, с которым собиралась воевать с комарами.
* * *
Не проснулась – очнулась. От хрипа и стягивающей шею удавки, боли в груди и звона от нехватки воздуха в ушах. Вскочила, запаниковав, скребя пальцами по горлу, пытаясь избавиться от пут, и только спустя несколько кошмарных минут поняла, что хрип – не мой и удавка не моя тоже. Это Ине хрипел и задыхался. Это в его горло впивалось почти до крови. Черный шелковый шнур, который он носил в волосах, а затем перевязал на запястье, кружевом оплетал шею, четко проступая на побелевшей коже. Ноги, колени и запястья были связаны ремнями из лошадиной сбруи, и каждый рывок все сильнее стягивал хитрые узлы, выворачивая кисти рук так, чтобы нельзя было дотянуться до пут когтями. Из-под плотно сжатых век, словно кровь или слезы, стекал алый свет. На груди, почти над сердцем, пробиваясь сквозь одежду, тоже сияло.
Я стояла рядом и смотрела. Стеклянная трава была мне до щиколоток. От костра с тлеющими углями пахло сырой золой, а оттуда, из-за контура – болью и отчаянием.
Он опять захрипел, прогибаясь в спине, на синеватой коже проступили черные изломанные вены, похожие на молнии. А по вывернутой ладонью вверх руке жук ползет. Обычный жук, по своим обычным жучиным делам. Почему я это вижу, ведь предрассветный час самый темный и глухой? Откуда столько света? Сквозь ветки и мрак серый морок рассвета, от Светлого леса блеклое золото, рыжим пламенем – мои волосы, и нити на моих руках – разным. А жук все ползет, и я слышу, как он перебирает лапками по ладони. Моей.
Так не бывает. Так не может быть со мной. Я не могу чувствовать за другого. Я не эльф и не маг, и не… Ине… Заставил вернуться, обзывал обузой, за волосы дергал, говорил, что у меня вполне себе ж-ж-ж, учил, как с моим куцым даром огонь разжечь, нес на плече, охранял, прятал, штаны принес, бесил, дразнил, заставил по кустам идти и влезть в ненавистное седло, заставил смеяться, заставил жить, и я – живу, а он там, за острым стеклом, задыхается. И жук по ладони ползет.
Руки налились жаром, в животе сворачивалась огненная спираль. Я шагнула, проломив ботинком черные иглы. Острое пробило кожу, щиколотку обожгло, в ботинке стало мокро, а контур полыхнул рыжим, как мои волосы, и брызнул искрами, рассыпаясь.
Я знаю, как страшно, когда нечем дышать и кричать нечем, знаю, как впивается и душит. Я только немного ослаблю кружево удавки, чтобы он мог вдохнуть, я только…
Узел поддался легко, крайние петли расползлись, некромант глубоко вдохнул, открыл лучистые серебристо-серые глаза в сетке лопнувших капилляров.
– Зачем? – тихо спросили розовеющие губы.
– Жук… Полз… Терпеть не могу жуков, –шепотом отозвалась я.
– Зря.
Багровая тьма затопила серебро. Ремни на руках разошлись, как бумажные ленты. Кто-то другой улыбался.
Даже не знаю, от чего было больнее всего: от встречи затылка с землей или от того, что я такая непроходимая дура.
Тяжелое тело придавило камнем.
Глава 20
Что-то твердое впилось углами в бедро, заметавшиеся в панике пальцы ткнулись в рукоять с латунным навершием...
Ине…
– Вот и я, светлячок. Теперь поиграем? – кривя красивые губы в торжествующей улыбке, сказал ужас, отшвырнув дубинку у меня из-под руки.
Лицо с безумными алыми глазами, разбитыми кривой трещиной зрачка, приблизились. Высокие скулы, губы, будто подведенные по краю кисточкой, гладкие, как шелк, волосы. Прядь упала мне на лицо, стекла водой. Его голос тоже, как шелк. А я помню другой, шелестящий, как угольки в камине, и ощущение инея – прохладно и горячо. Мне понравилось.
– Поиграем, – ответила я бездне, нырнула пальцами в шелк волос, и, просунув другую руку под шнурок на шее, потянулась и жадно прижалась к губам. Их я тоже помню. Мне…
Иииинееее!..
И не надо было говорить, что я никогда не кхм.
Вздрогнувший в момент касания некромант, только что активно и едва не урча от удовольствия отвечавший, вдруг замер и натопырился, как кот, которого тыкают носом в учиненную пакость. Полыхая шевелюрой на всю округу и грохоча сердцем в пятерню, упершуюся мне в грудь, по большей части в левую, я разжала захват и плюхнулась лопатками на землю. Пальцы темного шевельнулись в интуитивно верном направлении, но тут он сообразил, что он такое взял и…
– Идиотка! – он нависал надо мной, опираясь на локоть, а отдернувшаяся, как от горячей сковородки, рука замерла, будто каланча раздумывал, отвесить мне на помидоры или обнять в благодарность.
Нормально? Крышка хлопнула у него, а идиотка я?
– Нет, то что ты полезла, когда тебе прямо и категорично сказали не лезть, это отдельная песня, но… бросаться на прадедушку с поцелуями?
– На пра… Что?! Да я вовсе не… Да я на те… А что! мне было! делать?! – приподнявшись, завопила я прямо в лицо этому ненормальному.
Ине поморщился, сглотнул свербеж в ушах, окинул местность умеренно придурочным взглядом, заметил дубинку, лежащую ударной стороной в окончательно потухшем костре и вынужденно согласился.
– Хм. Действительно. Ладно.
Я шлепнулась обратно, но вместо примятой травы, под затылком оказалась услужливо подставленная ладонь.
– Все равно бы ты ничего мне не сделал. Договор бы не дал, – ворчала я. Лежать на ладони было приятнее, чем на голой земле, но спина и зад подзамерзли, ноги каланча придавил…
–Я– не сделал бы. Дело в том, что я – это не только я сам, а печать лишь видимая часть, как тот клочок, что ты потеряла. И поскольку толькоязаключал с тобой договор…
– У тебя расслоение личности?
– Я похож на сумасшедшего?
– Да.
– Тогда какой бездны ты ко мне пристала с этим договором?
– Потому что только сумасшедший согласился бы на это.
– Да ладно? – бровь дернулась, как от нервного тика.
Я пожала плечами. Лежа делать это было демонски неудобно. А какой, собственно тьмы?
– Выспался? – проникновенно спросила я некромантскую переносицу.
– Вроде того.
– Тогда слезь с меня, бугай, все ноги отдавил.
– Шнурок отпусти – слезу.
Я проследила за своей рукой, как-то слишком уж по-хозяйски обнимающую шею темного под расползшимся плетением и немного смутилась, тут же выдав себя головой. Волосами, если быть точной.
– Раньше сказать не мог? – буркнула я.
– А мне удобно.
– У!.. С!.. – Мои руки сжались в кулаки. Ине приподнял бровь, терпеливо дожидаясь, пока я определюсь с ругательством. – За!.. З-зараза! – Волосы вспыхнули ярче. – Там! Вон! Полежи! Где-нибудь. Проклятье!
Приподнявшись, темный уронил мою голову на землю, еще и волосы умудрился дернуть и прижать.
– Да, проклятие, – кивнул он, застыв в позе нерешительного краба. – Вообще-то, я должен об этом говорить, при заключении соглашений… Ну, считай, сказал.
– Что!?
– Ты же утаила про поводок, вот и я не стал ничего говорить, – сообщила наглая темная морда и наконец освободила из плена мои конечности и то, что повыше.
– А меня стало видно, когда стал виден поводок? – вдруг вспомнила я, подорвалась, подбила онемевшей и похожей по ощущениям на деревянную чушку ногой ногу приподнявшегося некроманта, тот потерял равновесие и зарылся носом в траву.
– Да чтоб тебя! – донеслось оттуда. И более эмоционально: – Бу-бу-бу!
Я не стала ни извиняться, ни уточнять подробности. Что наразбрасывал, на то и напоролся. Хоть «золотко» дама серьезная, жесткая, с дубовой выдержкой и железным характером, но уверена, ей не раз хотелось лосю в глаз дать, а тут вот как с моей легкой ноги все удачно совпало.
