Текст книги "Степан Разин"

Автор книги: Максим Чертанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Глава третья
ПЕРСИЯ

В. Голованов, статья «Персидский поход Разина»[46]46
  Дружба народов. 2007. №11.


[Закрыть]: «Морская экспедиция Разина – несомненно, самый большой, со времён викингов, пиратский налёт на каспийские берега». Это некоторое преувеличение, но поход был знатный. Пока, однако (у нас всё ещё весна 1668 года), никто о нём ничего не слышал. В апреле в Яицкий городок, надеясь застать Разина, прибыли 13 казаков из Верхнего Яицкого – пришлось им остаться в крепости. Даже и намерений Разина толком никто не знал.

Слухи были самые разные. Тамбовский воевода Яков Хитрово докладывал в приказ Казанского дворца 16—24 мая, что слыхал от пензенского воеводы Еремея Пашкова:

«Хочет де он, Стенька, итить к тебе, великому государю, к Москве с повинною со всем своим войском, а итить де, государь, тому Стеньке Разину к Москве мимо Тамбова. А ему де, государь, Еремею Пашкову, на Пензе сказывали утеклецы от тово Стеньки Разина, которых он, Стенька, на Волге побрал: а Стенька ныне де на Волге и прошол де Астарахань, идёт к Чороному Яру, а быть де, государь, тому вору Стеньке Разину преже на Дону. А Мончак тайша де ему, Стеньке Разину, лошади хочет дать, на чом ему суды переволочь с Волги на Дон. И буде, государь, тот вор Стенька Разин с своим с войском придут к танбовским крепостям и учнёт говорить, что он идёт к тебе, великому государю, к Москве с повинною, – и ево, Стеньку, в танбовские крепости мима Танбова пропущать ли, и многих ли людей с ним пропущать? И буде, государь, он, вор Стенька, учнёт силою проходить, и с тем Стенькою битца или нет? Или он, Стенька, пойдёт Доном на Воронеж, и мне, холопу твоему, на него, Стеньку, к Воронежу итить ли?» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 74).

Что-то всё же подозревали – на основании старых донесений; 3 мая царь направил грамоту персидскому шаху (Крестьянская война. Т. 1. Док. 71), сообщая, что он посылает для поимки Разина «полковника Пальмара с войском» и предупреждает об опасности: «...таким воровским людям пристани бы нихто не давал и с ними не дружился, а побивали б их везде и смертью уморяли без пощады». И клянётся, что сделает в свою очередь всё, чтобы ничто не мешало их с шахом «братственной любви».

«Воровских» казаков всё прибывало. Унковский в мае сообщал (из сводки 1670 года), что отряд казака Сергея Кривого с шестьюстами донскими и запорожскими казаками пошёл из Качалинского городка вниз по Дону, у Красного Яра перебил посланных ему навстречу царицынских стрельцов во главе с Григорием Аксентьевым и движется к морю, надо полагать, – для соединения с Разиным; в июле новый астраханский воевода Прозоровский писал Унковскому, что снова собирает на Дону отряд конных казаков Василий Ус. В Яицкий городок Прозоровский послал нового стрелецкого голову Б. Болтина и с ним 400 стрельцов – тот уже не застал своего предшественника Сакмышева живым: за день до прибытия Болтина случился мятеж, стрельцы и казаки утопили Сакмышева и во главе со старым казаком Рудаковым, который пиратствовал ещё в 1640-х, в количестве 100—200 человек на десяти стругах пошли на Каспий, построили укрепления на Кулалинском острове, а разведчиков отправили искать Разина. (В сентябре правительственные войска их отыскали, половину казнили, половину сослали в Холмогоры). А переписка между воеводами всё та же – где, где разинские казаки? Нету! Формировались специальные группы разведчиков – никто ничего не узнал и казаков не видел. Нов основном ждали их на Волге – под Астраханью.

Первое известие о Разине датировано 18 июня: сводка 1670 года ссылается на утраченное донесение воеводы городка Тёрки (ныне несуществующего; предположительно он находился на берегу Терека или Тюменки) Петра Прозоровского, брата астраханского воеводы Ивана Прозоровского, якобы Разин ещё в апреле пришёл на западный берег Каспийского моря на двадцати четырёх стругах, с ним около тысячи человек (житель Яицкого городка, правда, называет – в той же сводке – количество всего лишь в 600 человек).

На Тереке, кроме кавказских горцев, жили казаки – терские и гребенские. Разинцы остановились на Чеченье-острове и отправили в Тёрки письмо кабардинскому князю Касбулату Черкасскому (он по специальному царскому указу управлял кавказским населением Терков) с просьбой прислать пороха, продовольствия и вина, а казакам – с предложением присоединиться. Но больше об эпизоде в Тёрках ничего не известно: как долго там разинцы были, что делали... Поскольку прибыло их около тысячи человек, а в каспийском походе участвовало гораздо больше (это если верить слухам, конечно, – может, и ненамного больше), видимо, сколько-то терцов и гребенцов пошли с ними. (Впоследствии часть разгромленных разинцев нашла укрытие на Тереке). Однако в другом документе – письме Петра Прозоровского брату от 20 июля (Крестьянская война. Т. 1. Док. 86) – визит Разина под Тёрки почему-то не упоминается. Загадка, так и не разрешённая историками. (В 1674-1675 годах в Москву приезжала станица гребенских казаков с атаманом Данилой Губиным, и, естественно, гребенцы категорически отрицали своё участие в разинских делах).

В том же письме брату Пётр Прозоровский говорит – это первое упоминание о Разине в Персии: «...июля, господа, в 19 день приехал из Шамахи на Терек астраханской сын боярской Ондрей Третьяков, и в расспросе нам сказал. – Слышал де он про воровских казаков в Шамахе [Шемахе], что де они были в шахове области (в Персии. – М. Ч.), в Низовой и в Баке [Баку] и в Гиляни, и ясырю [пленных] и живота [имущества] поймали много. А живут де те воровские казаки в Куре реке и по морю розъезжают врознь для добычи, а сказывают, что де их, казаков, многие струги. Да при нём же, Ондрее, привезли в Шамаху из Низовые языка, русского человека, астараханского стрельца прозвище Ярославца. А тот де стрелец сказывал, что он де от воровских казаков, Стеньки Разина со товарыщи, ушол на лес, и де ево тезики в лесу поймали и привезли в Шамаху. А думы де воровских казаков, куды им для воровства идти, не ведает. А где ныне воровские казаки, Стенька Разин и Серешка Кривой с товарыщи, и сошлись ли они вместе, про то нам не ведомо».

Когда сошлись Разин и Кривой, неведомо и нам: одни источники говорят, что сие произошло под Тёрками, другие – под Тарками, что совсем не одно и то же. Романисты описывают дружбу двух атаманов, причём Кривого, как правило, без всяких на то оснований изображают гораздо более решительным и умным человеком, чем Разина. На самом деле о их отношениях не известно абсолютно ничего. Почему-то думается, что они были очень далеки от дружбы – два хозяина, два медведя в одной берлоге... А. Н. Сахаров:

«Кривой много пил, но не хмелел, молча слушал Разина. Зол и скрытен был Кривой, страшный был казак в бою, суетных слов не любил. На Разина он сейчас смотрел как на малого ребёнка. <...> С удивлением видел Кривой наутро после встречи совсем другого Разина. От его смутных тщеславных речей, пустых угроз не осталось и следа. Строгий, молчаливый, глазищами зыркает, распоряжается, бегом бегут казаки по первому его слову; где нужно отругает, где нужно подбодрит, сам поможет, покажет, а руки у Степана сильные, золотые, голова светлая, ясная, речь чёткая, едкая. “Да, это атаман, слов нет”, – думал про себя Кривой, и он невольно подчинялся этому общему порядку, в котором главным были слово Степана, его мысль, его дело».

В действительности никто не знает, подчинялся ли Кривой Разину, или Разин Кривому, или у них не было единого командования.

Опять пошёл слух про Азов; где-то между 7 и 14 августа (Крестьянская война. Т. 1. Док. 87) Унковский писал Ивану Прозоровскому в Астрахань:

«В нынешнем во 176-м году августа в 7 день пришёл з Дону на Царицын полонянник терской стрелец Андрюшка Дербышев, и в роспросе мне, господа, тот стрелец сказывал. – Был он де, Андрюшка, в полону в турках, в Царегороде, и ис Царягорода пришёл в Азов, а из Азова вышел на Дон в войско, в Черкаской городок нынешнем летом. И при нём де, Андрюшке, приезжали в Азов ис Кабарды и ис Тарков и из Малова Натаю черкасы и кумыки и татаровя торговые люди, и сказывали про воровских казаков, Стеньку Разина со товарыщи, что они, воровские казаки, кизылбашской Дербень город да у Тарковского Суркай шавкала [шамхала] город [Тарки] же взяли. И азовцы де, слыша про то, воровских казаков боятца и город крепят и по караулом стоят з большим опасением».

Если разинцы и брали Тарки, об этом опять-таки ничего не известно, во всяком случае торговля тамошних купцов никак не пострадала. Впрочем, деятельность купцов Разин, как правило, поощрял – казаки сами обожали торговать (и в большинстве случаев проторговывались, швыряя деньги и свой товар без счёту).

Далее в письме Унковского говорилось:

«А на Дону де в Черкаском городке атаман Корнило Яковлев атаманство здал и в новом Черкаском городке Ивану Хвастову и служилым людем на казаков являл, что де у них, казаков, непостоянство стало большое и великого государя указу чинятца непослушны, а за то де от великого государя гнев на него, Корнила. И они де, казаки, выбрали в атаманы Михаила Самаренина. (Очередная «рокировочка». – М. Ч.) А ныне пошли де из войска 400 человек казаков на Куму реку, а атаман де у тех казаков запорожский казак, Бобою зовут, а с Кумы де тем казаком будет идти на Терек...»

А по сведениям Ивана Прозоровского, на Терек ещё пришли с Дона 100 конных казаков с атаманом «Алёшкой Протокиным», а на реке Куме стояли 400 конных казаков, ожидая с Дона отряд «Алёшки Каторжного» ещё с двумя тысячами конных казаков. Алексей Каторжный – известный атаман, Алексей Протокин и Боба – малоизвестные; соединились ли они с Разиным в Персии – не выяснено. (Названное количество «две тысячи» конных казаков выглядит явным преувеличением: если бы действительно было такое большое «воровское» войско (больше, чем у самого Разина), об этом сохранились бы какие-то упоминания).

Разин и с персидских берегов не забывал писать украинцам, но им было не до него: 7 июня 1668 года Дорошенко и Брюховецкий сошлись в бою на Сербовом поле близ Диканьки, но казаки Брюховецкого сами выдали его Дорошенко; Брюховецкий был убит. Кошевой же атаман Запорожья Серко был человек отчаянной храбрости и военного таланта, но ничего не смысливший в политике и чуть не каждую неделю менявший свои пристрастия...

Итак, разинские казаки, если верить стрельцу Дербышеву, начали персидский вояж с Дербента. Их маршрут так толком и не выяснен, источники один другому противоречат, но предположительно он выглядел так: Дербент – Тарки – Баку – Решт – Гилянь – Фарабад – Астрабад – Баку (точнее, остров близ Баку). Пограбить там было что. (Но не забывайте, пожалуйста, что когда мы говорим о грабеже со стороны казаков, то в него входило и освобождение русских пленных – впрочем, вряд ли совсем уж бескорыстное).

Персия с 1502 года управлялась династией Сефевидов и особенного расцвета достигла при шахе Аббасе I Великом (правил в 1587—1629 годах): он развил торговлю, строительство, столицу – Исфахан – сделал жемчужиной Востока; он же разгромил Османскую империю, и теперь Персия включала территорию не только нынешнего Ирана, но и Азербайджана, Армении, Грузии, Туркменистана, Афганистана, Ирака, Восточной Турции, Кувейта, Бахрейна, часть Пакистана, юг Узбекистана, восток Сирии и даже крайний юг России (Дербент). Однако после смерти Аббаса Великого империя пришла в упадок. С 1642-го до начала 1667 года правил Аббас II, человек не воинственный; его сменил Сулейман II, совсем бестолковый правитель.

В Дербенте был огромный невольничий рынок; там казаки то ли выкупили, то ли выкрали, то ли отбили силой много российских подданных и казаков, а местных пленили. У С. П. Злобина Разин, вечно заступающийся за женщин, так же милостив оказывается к евреям – такой он передовой человек:

«– Тут, Степан Тимофеевич, в трюму воет учёный жид, иман у Дербени, скручен, а по-нашему говорит; сказывал, что лекарь ён...

– Кто же неумной учёных забижает? Царь твердит московскую силу учёными немчинами да фрязями. У меня они будут в яме сидеть? То не дело!

– Жидов, батько, не терплю! Я велел собаку скрутить, – ответил Серёжка.

– Открутите еврея, ведите сюда: за род никого не забижаю, за веру тоже! <...> Жидовины – смышлёный народ... За то царь и попы гонят их. Они научили турчина лить пушки...»

Нет ни единого сведения о том, как Разин относился к евреям, да и как вообще тогдашние донские казаки к ним относились – неясно. Запорожские казаки сперва были к евреям безразличны, причём среди них даже было немало казаков-евреев; лишь в эпоху гетмана Наливайко (конец XVI века) запорожцы стали евреев массово убивать, отождествляя их с поляками («Лях, жид, собака – вера однака»). Среди донских казаков евреи тоже встречались (исследователи вычисляют это по фамилиям), какого-либо угнетения со стороны евреев донцы не испытывали, антисемитской идеологии, как в XIX веке, у тогдашних казаков не существовало, так что никакой особой вражды к евреям они вроде бы не должны были испытывать. С другой стороны, они и русских-то за людей не считали (вспомните слова М. Харузина: «...обзывают “русскими”, “русью” и всячески притесняют») – что уж там говорить о евреях... Но сам Разин, как будет видно далее, массу разных национальностей привечал – наверняка и еврея бы стерпел, если бы от него была польза.

Персия была большая, управлялась и оборонялась в те годы не слишком хорошо, никто из-за какого-то Дербента (если разинцы там действительно были, что не факт) шуму не поднимал. В сводке 1670 года говорится: Иван Прозоровский в сентябре докладывал в Москву, что в августе в Астрахань приехали горожане из Шемахи и сказали: «Как де были они в Шемахе, и в апреле де месяце воровские казаки Стенька Разин со товарыщи, пришёл в персицкую землю безвестно, разорили меж Дербени и Шемахи деревню Мордову, людей и животину поймали... а под шаховым городком Бакою разорили деревню и взяли ясырю мужска и женска полу со 100 и с 50 человек да с 7000 баранов и отвезли на Жилой остров, от города Баки во днище, и хотели де они, воровские казаки, приступать к шахову городу Баке, чтоб его взять». Ещё из сводки: Петру Прозоровскому рассказал житель Терков, что под Тёрками Разин соединился с Кривым и «стояв дни с три, пошли под Дербень и под Шевран и Шевран погромили, взяли ясырю... И их, казаков, тут убили 13 человек. Да те ж казаки в Баке посады погромили, взяли ясырь и живот многой...»

Н. И. Костомаров:

«Весь берег от Дербента до Баку был страшно опустошён. Козаки сожигали сёла и деревни, замучивали жителей, дуванили их имущества. Жители не предвидели этой беды и разбегались; козакам легко доставалась добыча: погромив город Шабран, они со стороны жителей встретили такой ничтожный отпор, что сами потеряли только тринадцать человек. Плавая вдоль берега, налётом они наскакивали на поселения, делали своё дело и опять бросались на суда. Так достигли они до Баку, и здесь им удалось разорить посад, перебить много жителей, разграбить имущества, набрать пленных и потерять не более семи человек убитыми и двух ранеными».

А. Г. Маньков, «Иностранные известия о восстании Степана Разина»:

«Можно сказать, что Разин был вблизи Баку и, возможно, даже “погромил” его посады; взятие же им такой первоклассной крепости, как Баку, – факт, явно неправдоподобный». В «Трёх путешествиях» Стрейс, ссылаясь на показания самих казаков, пишет, что они захватили много «приморских городов в Персии», таких как «Низа-бад (Низовая), Шаберан, Мордов, Такуз, расположенных неподалёку от высокой и всемирно известной горы Бармаи»; «отсюда они пошли на Астрабад и Баку, в котором на них, пьяных, напало персидское войско». О нападении на Баку ходило много слухов: Пётр Прозоровский слышал ещё 19 июня от молодого боярина А. Третьякова, что в Шемахе говорили, будто казаки были в Низовой и в Баку, «а живут в Куре-реке и по морю разъезжают». Саму Шемаху, однако, не тронули.

Чем дальше в Персию – тем меньше сведений и больше путаницы. Русских источников почти никаких, кроме братьев Прозоровских да «расспросных речей» подьячего Наума Колесникова, находившегося в составе посольства в Персии британца Томаса Брейна (Крестьянская война. Т. 1. Док. 183); отныне основные поставщики информации – иностранцы: Стрейс, Жан Шарден (известный французский путешественник, с 1665 года живший в Исфахане), Энгельберт Кемпфер, путешественник по странам Востока, оставивший многочисленные сочинения и путевые записки[47]47
  Повествования Кемпфера и Шардена о персидском походе Разина цитируются по: Маньков А. Г. Иностранные известия о восстании Степана Разина. Л., 1975.


[Закрыть], персидские купцы. При этом ни один из них прямым очевидцем событий не был, однако все они могли вращаться в хорошо осведомлённых кругах при персидском дворе и получать сведения (естественно, в интерпретации персов). Всё, что пишут Костомаров и поздние биографы и романисты, основано лишь на этих источниках; нам с вами новых тоже взять неоткуда, но есть простор для осмысления событий.

Итак, в июле разинцы достигли Гилянского залива (у южных берегов Каспия) и подплыли к городу Решт (Реш, Рящ, Раш). Сообщение из Астраханской приказной палаты от 16 августа яицкому стрелецкому голове Б. Болтину: «А воров изменников воровских казаков, Стеньку Разина со товарыщи, сыскать негде, потому: в листу тарковского Чопан шевкала августа 9 числа в Астарахань писано, что воровские казаки Стенька Разин со товарыщи [зачёркнуто: «били челом персицкому шаху»] в холопство задержаны в персицком городе Ряше и пушки и ружьё со всякими пушечными запасы и струги у них отобраны» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 91).

Насчёт задержания в холопство и разоружения – это никакими иными источниками не подтверждается, видимо, Колесников хотел написать так, как будет приятнее читать в Москве. А вот челом били – это упоминается в ряде документов. Маньков: «Вопрос о предложении разинцами своего подданства персидскому шаху сложен и не выяснен до конца, хотя самый факт, видимо, несомненен». Шарден, например, объясняет это военной хитростью:

«Чтобы лучше скрыть свои намерения, они послали ко двору четырёх из своих как депутатов с аккредитивными грамотами, как будто бы это было посольство. Люди губернатора Шемахи их проводили в Исфахан, куда они прибыли немного времени спустя после того, как туда пришло известие об их вторжении. С ними обошлись довольно хорошо, предоставили им жилище, освободили от пошлин, как обычно поступали с другими посланниками. Они попросили аудиенции короля, но им отказали под предлогом, что по характеру их посольства они не могли претендовать на эту честь и что они казались даже врагами. Им предложили аудиенцию первого министра, на что они согласились. Тогда же они заявляли, что они депутаты от 6000 казаков (откуда это количество взялось? Была тысяча, в отряде Кривого человек 600, и даже если предположить, что там был ещё Алексей Каторжный с двумя тысячами (хотя и в эти две тысячи, как уже отмечалось, совершенно невозможно поверить), всё равно больше 3500—4000 человек никак не выходит; по нашему же убеждению, больше 1500—2000 человек у Разина не могло быть, а послы нарочно преувеличивали, чтобы казаться страшнее. – М. Ч. ), что они действительно были подданными империи московитов, но, утомлённые дурным обращением, которое они там претерпевали, они решили бежать из своей страны с детьми и жёнами и с имуществом, которое они могли увезти; после обсуждения места их убежища Персия им показалась наиболее справедливой, где лучше других обращались с подданными, вот почему они приняли решение предложить себя в неволю персидского шаха; из любви к королю они станут шахсевен, и теперь они надеются на великодушие этого великого монарха, что он выслушает их мольбы и предоставит им убежище и землю для поселения».

А. Н. Попов в «Материалах для истории возмущения Стеньки Разина» придерживается того же мнения: «Под Рящью Разин начал переговоры с персидским шахом... атаман Стенька Разин с товарищи говорили шаховым служилым людям, что они хотят быть у шаха в вечном холопстве... и послали они о том с шаховыми служилыми людьми в Испогань [Исфахан – столица], к шаху, трёх человек казаков, чтобы им шах велел дать место на реке Ленкуре, где им жить...» – а на самом деле хотели выиграть время и получить сведения о том, какие приморские города охраняются хорошо, какие – плохо.

Нам, однако, представляется, что намерения Разина были иные. Никак нельзя исключить того, что он просил о поселении абсолютно искренне. Казаки были вольными людьми, имеющими моральное право присягнуть на верность любому господину в обмен на его покровительство. В. Я. Голованов: «Если бы Стенька нашёл – как искал – землю, куда он мог бы “уйти от мира” и стать во главе своего казачества – бунта не было бы». (И сколько жизней бы сбереглось – не счесть). И до Разина, и после казакам случалось основывать в чужих землях небольшие колонии. Самый известный пример: после поражения казацкого восстания во главе с атаманом Булавиным в 1708 году часть донцов с атаманом Некрасовым ушли жить на Кубань – тогда территорию Крымского ханства (было их, по различным данным, от двух до восьми тысяч, включая женщин и детей) – и, приняв подданство Крыма, получили свободу, защиту и широкие привилегии. Да и в той же Персии живали и казаки, и русские. Но Разин? Понятно, что он не мог рассчитывать сделать из Персии казацкое государство. Но, возможно, видя, что его силы недостаточны, и не получая внятного ответа от украинцев, он решил основать своё Войско в безопасном месте и устроить там хорошую жизнь, чтобы казаки из других мест шли к нему. А мог иметь и ещё далее идущие намерения: убедить шаха на разрыв с Москвой и военный союз с собою. Во всяком случае, Кемпфер такого варианта не исключает. Мы не знаем, что именно казачьи послы говорили в Исфахане. Возможно, предлагали слишком радикальные планы – это шаха и отпугнуло.

Как отреагировали персы? Костомаров: «Вероятно, предложение Козаков приятно защекотало чванное самолюбие восточной политики, которая всегда славилась и тешилась тем, что чужие народы, заслышав о премудрости правителя, отдаются ему добровольно в рабство. Козаки взяли от рашского хана Будара заложников и сами послали трёх (по другим сведениям, пять) молодцов в Испагань предлагать подданство. Будар-хан позволил им пристать к берегу, входить в город (какой? – видимо, Решт. – М. Ч.) и давал им содержание в день – по одним известиям, сто пятьдесят рублей, по другим – двести».

Факт денежного содержания подтверждается разными источниками. Из сводки 1670 года, ссылка на сообщение из Тарков: «И послали де они, воровские казаки, о том с шаховыми служилыми людьми в Ыспогань к шаху трёх человек казаков, чтоб им шах велел дать место на реке Ленкуре, чтоб им жить. И шах де их, воровских казаков, велел призывать в Ыспогань, а места на реке Ленкуре им дать не велел, а в Ряш город к Будан-хану писал, веле воровским казакам давать корм до указу. А до шахова до указу живут они в Ряше городе, и ряшской де хан Будар-хан даёт им корм по 100-у и по 50 рублёв на день». Это по тем временам гигантские, сумасшедшие деньги – шах, конечно, богат и может прокормить лишних две – две с половиной тысячи человек, но людям свойственно преувеличивать чужие доходы. Надо думать, источники просто сочинили эти суммы. Или, может быть, столь богатое содержание получали только «послы», а не все казаки?

Дальше начинается совершеннейшая неразбериха. Источники сходятся в одном: где-то, в какое-то время, по какой-то причине и по чьей-то инициативе произошёл вооружённый конфликт между казаками и персами. Версия Кемпфера: «...при дворе этим людям не доверяли, на них смотрели как на разбойников, в чём ещё раньше убедились по опыту, и хотя не дали прямого отказа, но держали их в ожидании, медля с ответом. Казаки, потеряв терпение, отправились на своих кораблях вдоль побережья Гиляни и подошли очень близко к Решту – главному городу этой провинции, где высадили несколько человек на берег и хотели купить провизии, но наместник отказал им в очень неучтивой форме, и это так раздражило их, что они ночью бесшумно высадились на берег и, неожиданно пройдя к Решту, ограбили рынок и базар, причём некоторые были убиты в схватке».

Из сводки 1670 года: «А толмач Ивашко сказал. – Слышал де он от испоганцов да от иных иноземное. – И приходили они на Ряш и на Баку город изгоном, и в то время взяли кизилбашских людей в полон с 500 человек, и на тот полон выменивали русских людей, имали за одного кизылбашенина по 2 и по 3 и 4 человека русских. Да к ним же пристали для воровства иноземцы, скудные многие люди...» То есть получается, что казаки сразу напали на жителей Решта, однако тот же «толмач Ивашко» говорит, что им позволили жить в Реште и давали денежное содержание... Какие именно «скудные (бедные) иноземцы» (или имелось в виду «иноземцы и скудные люди») пристали к казакам – весьма любопытно, но никаких сведений об этом нет. Скорее уж приставали к казакам русские. Костомаров: «Многие освобождённые христиане вступали в ряды Козаков, и тогда козаки могли величаться, что они вовсе не разбойники, а рыцари и сражаются за веру и свободу своих братьев по вере и племени».

С. В. Логинов расставляет события более логично: сперва мир, потом война: «В Ряш-городе никто не ожидал нападения, за пол года гилянцы привыкли, что неподалёку живут русские беженцы, привыкли к виду казаков и звукам русской речи. В державе шаха Аббаса немало народов, и на всякого чужака не надивуешься, особенно если живёт он смирно и исполняет шахскую службу. А тут вдруг в одно мгновение привеченные властями русичи обратились в убийц и хищников. Тысячное войско обрушилось на город, который обещалось беречь. Грабили всех без разбора, лишь бы было что грабить. Не щадили ни мечетей, ни медресе, ни гаремов знатных горожан». (Конкретно о разрушении мечетей сведений нет, а о гаремах речь ещё впереди).

Иная версия: персы напали первыми, казаки были побеждены и уже после этого попросились в подданство. Сводка 1670 года ссылается на сентябрьское донесение в Москву от Ивана Прозоровского, который в свою очередь ссылается на своих горожан, а те – на приезжих: «А от шемахинских де жильцов слышели те астараханцы, что те воровские казаки приехали под шахов же город Ряш и стали стругами у берега. И ряшской хан выслал против их шаховых служилых людей з боем, и те де шаховы люди их, воровских казаков, побили с 400 человек. А атаман де Стенька Разин со товарыщи говорили шаховым служилым людем, что они хотят быть у шаха в вечном холопстве, и они б с ними не бились». Тоже как-то нелогично выходит: вряд ли разинцы после убийства четырёхсот своих людей захотели и осмелились о чём-то шаха просить.

По Кемпферу тоже получается, что сперва был бой, потом – мир: после разграбления Решта казаки «вернулись снова на свои корабли, изрядно запасшись продовольствием, за которое незадолго до этого предлагали деньги, и, таким образом, почувствовали себя увереннее. Наместник, не будучи в состоянии оказать противодействие, а тем более прогнать их и опасаясь могущих последовать ещё более крупных опустошений, скрыл своё негодование их действиями и позволил им получать в дальнейшем провизию за деньги. Они со своей стороны извиняли своё поведение крайней нуждой и отказом им в самом необходимом. Затем они вели себя тихо и, наконец, дали наместнику заложников в качестве гарантии своего хорошего поведения. Они послали к шаху четырёх послов, чтобы принести извинения за свои действия, к чему их побудил наместник; они повторили свою первую просьбу о земле для поселения на побережье Каспийского моря с самыми решительными заверениями в своей честной службе и верности. Шах повелел хорошо принять [послов], оставить их на свободе и послать одного из них обратно с добрым напутствием, внушив им некоторые надежды и отдав приказ правителю Решта обеспечить их всем необходимым». Как было на самом деле – уже никто не разберёт. Что казаки привезли из персидского похода тьму-тьмущую дорогих вещей (ковры, шелка, шерсть, медную и серебряную чеканку, золотые украшения с драгоценными камнями, опийный мак) – это абсолютно достоверный факт. Но взяли ли они что-то из этих богатств в Реште или нет – сие неведомо.

Логинов: «В такую великую удачу (разрешение жить в городе и денежное содержание. – М. Ч.) никто поверить не мог, в стане упорно говорили, что просто Будан-хан побоялся нового боя и теперь всего лишь усыпляет бдительность казаков сладкими обещаниями, а сам намерен подтянуть войска и перерезать ненадёжных союзников. Всякий, кто знает нравы Востока, согласится с таким мнением. Тем не менее на следующий день к Будан-хану отправился уже сам Разин в сопровождении войсковой старшины и людей, умеющих разбирать персидскую речь». Соблазнительно, конечно, вообразить и изобразить личное свидание Разина хоть с каким-нибудь ханом, но источники о таком не сообщают. Кстати, по словам Кемпфера, Разин свободно говорил по-персидски (и ещё на семи языках – увы, Кемпфер не называет, каких именно). Кто его знает, этого Разина, человек он способный, с нерусскими общался много, может, и выучил несколько языков.

По версии Костомарова, несчастье случилось из-за пьянства казаков (увы, многие источники признают, что этот порок за ними водился): «Казаки напали на большой запас хорошего вина, которого пить не привыкли; они так натянулись, что падали без чувств. Жители увидели это, и так как вино наверно было не куплено козаками, то и напали на Козаков. Застигнутые врасплох, удальцы бросились бежать к своим стругам; но четыреста человек из них были убиты и захвачены в плен. Самого атамана чуть было не убили; подчинённые закрыли его своими грудьми и вынесли из беды». Это все домыслы, основанные на версии Стрейса, впоследствии общавшегося с казаками в Астрахани: «В Баку они нашли много хорошего вина, которое поделили между собой и начали весело пить, отчего большая часть их, непривычных к вину, опьянела». Любопытно: что значит «непривычных к вину»? Привычных только к водке или как? Костомаров, видно, тоже задался этим вопросом, потому и написал о непривычных только к хорошему вину – но почему бы они были к нему непривычны, издавна ведя большую торговлю и бывая в разных городах, и как можно, не пьянея от водки, опьянеть от вина? В общем, всё тут неясно.

Костомаров продолжает: «В то время у них было от 5000 до 6000 человек (опять это неправдоподобное число! – М. Ч. ), способных носить оружие. Тем временем персы поспешно собрали войско и напали на пьяных и неосторожных с такой храбростью и силой, что перебили почти всех, кроме 400-500 человек, которые спаслись бегством на стругах. Стенька сам находился в крайней опасности и без сомнения попал бы живым в плен, если бы его телохранители не защитили его вовремя и не нашли бы средств и пути, чтобы скрыться». Правда, Стрейс утверждает, что сие было вовсе не в Реште, а задолго до этого, в Баку...