Текст книги "Степан Разин"

Автор книги: Максим Чертанов

– Ведаю я, кого жалеть и когда».

А вот А. Н. Сахаров на сей раз никак Разина не оправдывает – даже приписывает ему изуверскую хитрость, что вполне убедительно:

«– Что с головой делать будем, как решим с другими кровопийцами?

– Смерть голове! – закричал кто-то из голутвенных людей.

– Смерть ему! Смерть! – закричали и другие.

– Будь по-вашему, – отвечал Степан, хотя сам уже давно решил разделаться с Яцыным, верным слугой государевым...

Один из стрельцов, перебежавший к Разину ещё на Волге, взял в руки саблю и полоснул ею с размаху Яцына по шее. Степан спокойно посмотрел, как упала в яму яцынская голова, как рухнуло вниз безголовое тело. Потом он обернулся к казакам и городским людям и указал на других стрелецких начальников и стрельцов, которые обороняли ворота:

– Бей их, робята!

Сто семьдесят человек полегли тут же на месте».

Читателю, наверное, любопытно, как решил этот эпизод В. М. Шукшин со своим «интеллигентным» героем. Никак. У него действие романа начинается позднее[40]40
  Существует, конечно, ещё масса романов о Разине кроме тех, к которым мы постоянно обращаемся. Их круг отбирался по принципу: наличие оригинальной концепции; популярность (популярны – значит, участвовали в сотворении мифов); художественное своеобразие.


[Закрыть].

Оставшимся в живых стрельцам было предложено либо вступить в разинское войско, либо уйти. Они (неизвестно, сколько их было) разделились. Но потом Разин вдруг передумал, послал за ушедшими погоню, и им предложили иной выбор: сотрудничество или смерть. Об этом сообщает на допросе в Астраханской приказной избе в 1672 году стрелец Васильев: «Потом послал воровских казаков за теми стрельцами. И тех де воровские казаки, сугнав на Раковой Косе, побили до смерти» (Крестьянская война. Т. 3. Док. 232). Сам Васильев и ещё сколько-то стрельцов повили с казаками. Кстати, о казни 170 человек Васильев не упоминает. Не говорят о ней и два других выживших и допрошенных стрельца – Власов и Дворянинов: по их версии, казнили Яцына, затем стрельцов отпустили, затем погнались за ними.

Почему Разин передумал? А. Н. Сахаров:

«Стрельцы тут же увили из городка в степь, а Степан не находил себе места, и мысли одолевали его самые разные. Закрадывался страх, что придут через несколько дней стрельцы в Астрахань и разнесут по всему государству весть о суровой расправе, какую он учинил над государевыми людьми в городке. Жди тогда беды и воеводского прихода. А куда податься? На Дон все пути перекрыты. В Персию поздно уж, не успеет вернуться до зимы. А зимой какой поход. Эх, зря выпустил стрельцов. Бередило и другое, хотя открыто никогда бы в этом не признался: не захотели стрельцы признать его атаманство, презрели его ласку и внимание».

Звучит малоубедительно: о «расправе» (если она была) так и так бы узнали, а обида выглядит детской. Возможно, просто не хотел оставлять в живых потенциальных вооружённых противников.

Покончив с убийствами, стали устраиваться на житьё. В устьях Яика поставили блокпосты. Возможно, хотели иметь удобную постоянную базу для пиратства на реках и Каспии. Жили тихо, пиратствовали помаленьку; у С. П. Злобина Разин, как Пётр I в Голландии, сам строил лодки... Как считается (не подтверждено документами), имущество богатых людей и чиновников отобрали и поделили на остальных (так делалось впоследствии, но конкретно насчёт Яицкого городка – домыслы, логичные, впрочем: раз так было в Астрахани, то почему бы и не на Яике). А. Н. Сахаров: «Степан сам руководил дуваном, чтобы всё было по справедливости. И когда видел, какую радость приносит дуван людям, сам он светлел и отмякал. Подходил, шутил с одарёнными людьми и видел, что не в вещице дело, не в рубахе или портах, а в том, что не забыли человека, выделили, уважили, поставили его вровень со всем миром».

В данном случае более убедителен неприязненно относящийся к Разину С. В. Логинов: «Купеческое и городовое добро поделено на кругу меж всеми жителями городка – кто и не хотел, всё одно свою долю взять был обязан, чтобы не оказалось среди мещан никого не связанного круговой порукой». Впоследствии все замешанные в мятеже будут клясться, что «дуван» им всучили насильно; возможно, отчасти так и было. Хлеб и казну не делили, а прибрали и распоряжались ими по мере надобности. Предположительно – также по аналогии с тем, что Разин делал потом в других городах, – ввели казачий строй: «кругом» стали жители города (избрали кого-то городским атаманом или им был Разин – неизвестно). Долговые и кабальные записи в Приказной избе уничтожили, всех объявили свободными (в городах не было крепостных, но были холопы – люди примерно с такими же правами). Всем было разрешено заниматься прежними торговыми и промышленными делами. Калмыки, кочевавшие неподалёку, пришли и предложили для торговли скот и молочные продукты. Историкам всё равно, а беллетристам и читателям интересно: как это станет городским головой военный без малейшего опыта? С. П. Злобин:

«Что делать с городом? Управлять ведь не плахой да палачом.

– Ты, Иван, – обратился Степан к Черноярцу, – возьмёшь на себя дела городские, стены да надолбы лучше глядеть. – Ты, Сергей, житницы, кабаки смотри, казну собирай с вина».

Наживин:

«Голота всё порывалась в море за зипунами, но Степан был точно связан по рукам и по ногам теми делами и заботами, которые выпали теперь на его долю и которые не только не уменьшались по мере того, как он делал их, но, наоборот, всё увеличивались. В первый же день казаки разгромили Приказную избу и все бумаги, к которым они питали неодолимую ненависть, пожгли, но уже через неделю оказалось, что без приказных и без бумаги нельзя было вести городскую жизнь, нельзя обходиться без суда, нельзя не собирать налогов, что все те вольности, которые так чаровали их в воображении, в соприкосновении с жизнью действительной оказывались красивой сказкой, миражом, который ладен в песнях, но неладен в той жизни, в которой люди едят, пьют, ссорятся, родятся, помирают, строятся, ловят рыбу, покупают, продают и прочее. И приказные перья уже скрипели в душных покоях избы, и бумаги быстро накоплялись снова. И то и дело собирался и часами шумел казачий круг, и всё чаще и чаще подмечали наблюдательные умы, что сколько он ни шумел, в конце концов он всё же как-то незаметно, невольно сворачивал на старые, избитые пути жизни, той жизни, которую казаки пришли разрушить до основания...»

Наживин в своём романе почти впрямую отождествляет казаков с большевиками. Его замечание очень любопытно и выглядит правдиво – вот только вряд ли главные казаки, включая Разина, общавшегося с московскими чиновниками и бывшего в составе посольств, «вдруг» обнаружили, что нельзя жить без писарей, канцелярии и налогов. Более того, писари и канцелярия существовали и во время походов.

Москва, естественно, падением Яицкого городка была обеспокоена. 19 июля царь созвал совещание с ближними боярами. Решили заменить в Астрахани Хилкова на князя Ивана Семёновича Прозоровского, в товарищи ему дать его брата Михаила и князя Семёна Ивановича Львова; им обещали придать четыре полка стрельцов с тяжёлым вооружением и впервые появившимися в то время гранатами. Посольский приказ уже не уговаривал ласково, как прежде, а бранил Корнилу Яковлева за бездействие (Крестьянская война. Т. 1. Док. 59): «А ныне что так отменно в вашем войсковом совете учинилось и нераденье на весь свет показали – удивлению такое безстрашие подлежит, или то неявно истинным християном за своевольное суще над християнскими людьми кроворазлитие без всякого розмышления отступление от бога учинили. <...> И то нам, великому государю, слыша из отписок от воевод наших с Волги, что де з Дону множатца воровские люди на всякие злые дела, имеятца от вас в нераденье быти, что не остерегаете таких и не разрушаете таких зборов, и перед прежним вашим войсковым донским правом попустились злые и богоотступные люди в погибель вечную. А от вас ни проезжих станиц, ни ведомства никакова в присылках к нам, великому государю, нет, и на Волгу к воеводам нашим не пишете и за теми ворами не посылаяте и злого того их совету не разоряете...»

Но Яковлев по-прежнему не пошевелился. Тем временем дядя Разина Никифор Черток оставил своё спокойное житьё в Воронеже (он служил в Белгородском полку), сколотил банду и пытался ограбить царское посольство, приехавшее на Дон, но был разбит и бежал. (Хотя он приходился Степану Тимофеевичу дядей, считают[41]41
  Чистякова Е. В., Соловьёв В. М. Степан Разин и его соратники. М., 1957.


[Закрыть] – правда, без каких-то особенных на то оснований, – что они были ровесниками).

24 сентября разинцы (так говорится в сводке 1670 года) ходили в устье Волги к протоку Емансуга, где жили извечные враги – едисанские татары под предводительством мурзы Али: ограбили, взяли пленных, в том числе женщин и детей. (Татары тоже регулярно это делали в отношении казаков). Куда потом делись эти пленные – неясно: то ли их выкупали сразу, то ли они были отправлены на Дон и выкупались уже там; могло быть и так (об этом ещё будут упоминания), что часть женщин была оставлена в Яицком городке и на свет скоро появились маленькие казачата – «тумы». Возможно, именно там дядя Никифор сошёлся с племянником; возможно, именно через Никифора Чертка воронежские предприниматели Г. Гардении, И. Хрипунов, П. Носков, В. Тихонов и другие субсидировали поход в Персию (факт установлен документально).

Наконец в октябре в Яицкий городок прибыли послы с Дона во главе с войсковым есаулом Леонтием Терентьевым и вручили приказ прекратить «воровство». Приказ исходил, однако, не от Войска и не от царя, а от Хилкова. Разин его проигнорировал. Тогда в Яицкий городок приехала делегация из Москвы во главе с сотником стрельцов Микулиным и передала царскую грамоту. Разин объявил её фальшивой. Возможно, она такой и была, ибо текст её нигде не сохранился. Часть москвичей были убиты, остальные бежали.

Зачем Разин требовал «настоящей» царской грамоты? Сдаваться ему было вроде как незачем. Возможно, хотел выиграть время. А возможно, всерьёз рассматривал возможность замириться, выторговав для себя и своих людей некие привилегии. Тем временем Хилков не раз высылал стрельцов ловить казаков, но те возвращались с потерями – часть посланных постоянно убегала в Яицкий городок. Анонимное «Сообщение», которое мы цитировали в предыдущей главе: «Своеволию стрельцов, которое впоследствии разразилось ужасным взрывом, помогало в тот век вообще то, что стрельцы не находились в полной зависимости от воевод: воеводы не только не смели ими распоряжаться без согласия стрелецких голов, но ещё в царских наказах стрелецким головам подтверждалось беречь подчинённых стрельцов от воевод и приказных людей. Таким образом, и теперь воеводы и приказные люди ничего не могли сделать со стрельцами, когда между их начальниками были тайные приверженцы Стеньки».

Зимой Разин получил новое подкрепление – пришли с людьми казацкие сотники Щёголев и Маховиков. Но почему он так долго сидел в Яицком городке и не шёл в Персию, как собирался? Сопоставление документов позволяет предположить, что он колебался между двумя вариантами действий: сперва в Персии обогатить и тем самым вдохновить своё войско (так делал Наполеон); объединиться с украинскими казаками и заняться созданием казацкого государства. Писатель В. Я. Голованов[42]42
  См.: Голованов В. Я. Кровавая чаша // Дружба народов. 2007. № 11.


[Закрыть] пишет, что если бы Разин остался жить в Персии (а такая возможность, как мы далее увидим, всерьёз рассматривалась), то и никакого мятежа бы не было, а так – «воровскому предприятию, каковым была разинщина изначально, суждено было сделаться одной из самых дерзновенных и последовательных в российской истории попыток сокрушить весь российский государственный строй». Для большинства казаков, конечно, разинщина была изначально пиратским предприятием – но, как выясняется, не для их атамана.

22 декабря 1667 года воевода Белгородского полка Юрий Борятинский писал в Разрядный приказ (примерный аналог военного министерства; ведал также иными «служилыми людьми» и южными городами), ссылаясь на своего разведчика, что делегация от Разина прибыла к гетману Правобережной Украины Петру Дорошенко (Крестьянская война. Т. 1. Док. 65): «К изменнику Петрушко Дорошенку прислал станицу вор Стенька Разин, 10 человек о дву конь. А пишет де он, Стенька, к нему, Петрушке, чтоб он шол наскоро Муравским шляхом на твои великого государя украинные городы войною, и Дорошенко послал де в Крым для татар Жуленка три недели». (Очаровательной припиской завершался этот документ: «А в Белегороде твоей великого государя денежной казны нет, в те посылки и начальным людем кормовых денег дать нечего. А рейтары и драгуны и салдаты без твоего великого государя жалованья на твою великого государя службу не пойдут, а которые и высланы будут, и оне збегут...»)

Похоже, прав Вернадский, и Разин с самого начала, быть может, уже много лет, думал о совместном русско-украинском казачьем государстве. Возможно, и делегация к Дорошенко была далеко не первой, а лишь первой столь представительной и потому обнаруженной шпионом. Величайшее несчастье для историков: ничего из переписки Разина с украинскими гетманами и атаманами не сохранилось – есть только указания на то, что она регулярно происходила. А ведь там, должно быть, излагалось самое-самое заветное, там мог находиться ответ на вопрос: что же Разин хотел сделать, к чему стремился? М. Инсаров, «Степан Тимофеевич Разин»[43]43
  Инсаров М. Степан Тимофеевич Разин. 2011. // http://samlib.ru/i/insarow_m


[Закрыть]: «Однако домовитые, природные казаки не имели серьёзных притязаний на независимость от Москвы. Они зависели от “государева жалованья”, т.е. от привозного из московских земель хлеба, и не могли рисковать хорошими отношениями с Москвой. Поэтому идея независимого от Москвы казацкого государства казалась донским домовитым горячечным бредом». Ну, тут дело не столько в этой пресловутой «домовитости», а скорее в характерах и политических пристрастиях людей, – но что идея нового государства казалась Яковлеву и Самаренину именно бредом, это уж наверняка.

Правобережной Украиной называлась в 1660—1793 годах обширная территория к западу от Днепра. Левобережная Украина в 1667 году желала быть в подданстве русского царя, а в Правобережной казацкая старшина тяготела к соглашению с Речью Посполитой. В 1667 году Пётр Дорошенко занимал антимосковскую позицию (и пользовался поддержкой турецкого султана), ему противостояли гетман Левобережной Украины и запорожский кошевой (то же, что и войсковой) атаман Иван Серко. К несчастью для Разина, гетманы были больше озабочены своими внутренними сварами – и всё же он ждал от них слова... Покамест не дождался. Но отдельными хорошо вооружёнными группами запорожцы и прочие «черкасы» в тот период прибывали к Разину постоянно – об этом упоминали все воеводские осведомители.

Яицкий городок был столицей «воровских» казаков девять месяцев. Когда море покрылось льдом, сотник Иван Логинов, посланный за Разиным, оказался отрезан от Яика. Сухим путём взять крепость тоже не получалось. Однако воеводы знали, что Яицкий городок скоро останется без хлеба: запас зерна был рассчитан только на местных жителей и стрельцов. Ещё полгода – и должен наступить голод. Разин посылал разведчиков к казакам Верхнего Яицкого городка (Уральск) – им там ничего не дали и избили. (Почему так отнеслись к разинцам яицкие казаки, вроде бы «родня», тогда как жители города Воронежа, к примеру, всё время – когда пути позволяли – кормили разинцев, сказать трудно: может, им и так жилось хорошо, может, верхнеяицкая старшина была очень промосковской). В Камышине разведчик Разина был схвачен стрельцами и отправлен в Москву. Зато донские казаки не подводили.

Воеводы слали шпионов, те брали «языков», «языки» докладывали (из сводки 1670 года): «В Яицком городке со Стенькою Разиным воровских казаков 1600 человек, а дума де у них зимовать до весны в Яицком городке, а на весну де дума у них будет иная. А с калмыцкими де людьми Мергеня тайши у тех воровских казаков торги безпрестанные... И на Дону де в войске и во всех низовых и верховых горотках воровские казаки збираютца многим собраньем и хотят идти з Дону на Волгу к Царицину; а на атамана де на Корнила Яковлева и на иных старшин хвалятца воровские казаки, хотят побить». За что побить – он и так ничем «воровским» казакам в тот период не мешал? Но время покажет, что сие намерение «воровских» было очень даже дальновидным. С. П. Злобин: «Атаманы решились идти в шаховы земли “за зипуном”, разжиться добычей и грянуть толпою на Дон, разгонять домовитую старшину». В действительности – если судить по развитию событий – плана «разгонять старшину» (не «домовитую», конечно, домовитость тут ни при чём, а промосковскую) не было, во всяком случае у Разина.

В январе 1668 года гетман Левобережной Украины Брюховецкий, ранее бывший сторонником Москвы, поднял мятеж. Города соглашались передать московскому воеводе деньги, собранные в качестве местных налогов и сборов. Но, когда Москва прислала собственных сборщиков налогов и начала перепись населения, народ восстал. Брюховецкий сперва сам согласился на то, чтобы из Москвы прислали сборщиков. Теперь он свалил вину на Москву и решил порвать с царём: в противном случае Левобережная могла его скинуть и призвать Дорошенко править всей Украиной. 8 февраля казаки Брюховецкого взяли верх над московским гарнизоном; гетман разослал приказы казацким атаманам левобережных городов бить «москалей». И наконец 14 февраля он направил письмо Донскому войску и «всем князьям Дона» (оно не сохранилось, увы, – есть лишь упоминания о нём) с призывом поддержать себя и «пана Стеньку» и подниматься против Москвы. Но масштабных совместных действий и тут не вышло: Яицкий городок был уж очень далеко от Украины, зимний путь труден, ограничивались перепиской; периодически то отдельные «черкасы» прибывали к Разину, то донцы – к Брюховецкому и Серко. В самой Украине Брюховецкий и Дорошенко так ненавидели друг друга, что не сумели объединиться против царя; турецкий султан сделал было попытку их помирить, да ничего не вышло. А ведь сил у них было в десятки раз больше, чем у Разина.

К началу весны с Дона в Яицкий городок приплыли более трёхсот отлично экипированных донцов со своими стругами, ждали ещё атамана Беспалого с отрядом. В верхах сильно испугались – нет, не того, конечно, что казаки пойдут на Москву, такое и в голову никому не могло прийти, а того, что они нападут на Азов и испортят с трудом налаженные отношения с крымским ханом и турецким султаном, которые и так-то русских едва терпели. «Расспросные речи» подьячего И. Обрютина и толмача И. Кучумова, жителей Азова (Крестьянская война. Т. 1. Док. 67. 22 января 1668 года): «Да они ж слышали от многих русских полонянников, что азовцы от вора Стеньки Разина имеют опасенье большое и чают, что он, Стенька, пошол збирать войска и приходить под Азов, а не на Волгу воровать...»

Эти слухи опроверг донской войсковой дьяк Аврам Иванов, человек весьма осведомлённый (Крестьянская война. Т. 1. Док. 68. Январь 1668 года): «...ныне многие в войске русские казаки и хохлачи говорят, что им на Волгу будет итти воровать, а на Дону де жить им не с чего: великого де государя жалованья в дуване осталось по кусу на человека, а иным и двум кус, денег по 30-ти алтын, сукна по 2 аршина человеку, а иным и по аршину, и тем де прокормитца нечем. А потому ещё: на море путь заперт, и зипуна достать стало негде». Он же доносил, что воронежские купцы (называл поимённо; неизвестно, пострадали ли эти купцы впоследствии) продают Разину порох и свинец. «Да и от многих иных воронежцов воровство: порох и свинец привозят и ворам продают, а они у воров рухлядь покупают. Да и не воровать воронежцам нельзе, потому что у многих на Дону сродичи. Если великого государя заказ будет, чтоб воронежцам пороху и свинцу донским не продавать и на Дон не возить, воровства, чаять, будет меныни».

Новый астраханский воевода Иван Прозоровский в январе – феврале посылал к Разину двух человек уговаривать сдаться – один вернулся ни с чем, второго убили. Предположительно к тому же периоду относится первая (задокументированная) попытка Разина связаться с низложенным патриархом Никоном, содержавшимся в Ферапонтовом монастыре.

На свет эта история вышла лишь в 1676 году. 16 мая архимандриту Чудова монастыря Павлу изготовили наказ (Крестьянская война. Т. 3. Док. 288): он должен объявить Никону о переводе его в Кирилло-Белозерский монастырь. В этом тексте приведены записи из разных документов. В начале наказа говорится, что князь Самойла Шайсупов писал царю Алексею (в 1676 году уже покойному) о том, «что он, Никон, про воровство Стеньки Разина князь Самойлу говорил». По этому сигналу Шайсупова приказ Тайных дел послал к Никону московского стрелецкого полковника Лариона Лопухина, «и то де писано у него, Лариона, в статьях, а в них о том деле, против князь Самойловы скаски, приписано», что Никон поведал Шайсупову, как приезжал к нему «с милостынею» от царя окольничий Родион Стрешнев, «и он де, Никон, тому окольничему... о смятении и о разорении от воров и изменников и крестопреступников казаков, чему впредь быти, назначил», то есть как бы предсказал бунт казаков.

Это скорее всего чепуха: в 1667 году никто не мог помыслить о масштабном казачьем бунте. Но далее «[Никон] говорил ему, князь Самойлу, что в 1667 году при Степане Наумове (приставе, следившем за Никоном. – М. Ч.) в Ферапонтов монастырь приходили 3 человека казаков, Федька да Евтюшка, а третьему имя пропамятовал, а звали де ево, Никона, с собою, чтобы с ними шол к Кирилову монастырю». Никон также якобы сказал, что к нему пришли три казака, а где-то неподалёку было ещё 700 человек, «чтоб Степана Наумова убить до смерти и Кирилов монастырь разорить, и с тою б казною и с пушки, и с запасы итти на Волгу». (В монастырях тех времён было полно оружия и разного добра).

При этом Никон не сказал конкретно, «хто в Белозерских странех о том советовали и какие люди к воровству собирались, и где двесте человек донских Козаков стояли, и каких чинов 500 человек у них было приготовлено, и в которых местах, и хто у них х такому воровству были имяны завотчики». Кроме того, в «Деле патриарха Никона»[44]44
  См.: Дело патриарха Никона. СПб., 1697; Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. СПб., 1882—1884.


[Закрыть] говорится, что архимандрит Ново-Спасского монастыря Иосиф доложил царю, что видел приход казаков к Никону, а Никон признался ему, что казаки предложили его освободить. Иосиф также доложил, что, по словам Никона, это был не первый визит казаков. Многие беллетристы не удержались от соблазна описать личную встречу Никона с Разиным. В. А. Гиляровский, поэма «Стенька Разин»:

 
Тебе я каюсь: кровь пролью
Широкими реками,
Народа недругов побью,
Расправлюсь я с царями.
– Не след бы мне. Не тот мой сан...
И ложь мне не годится...
Что мне сказать?..
...Ты прав, Степан,
Иди за волю биться.
 

Не исключено, что идею связаться с Никоном Разину подал гетман Брюховецкий: как было впоследствии установлено, он писал в Войско Донское, предлагая казакам присоединиться к его выступлению против царя, и обосновывал надобность в этом именно смещением Никона и якобы переходом Москвы в религиозную ересь.

Если действительно уже в 1667 году Разин засылал людей к Никону, – а уж в сношениях с украинскими гетманами сомнений нет, – значит, не позднее чем той зимой в Яике у него как минимум был план основания казацкого государства, которое стало бы выше Войска Донского, а может, был и план-максимум: взять всю Россию и Украину (украинные земли или украинные города, как тогда было принято говорить)... Не подлежит сомнению (исходя из его дальнейших поступков) то, что он хотел установить казачий образ правления и, возможно, отменить крепостное право, поскольку его не было у казаков. Хотел ли он «освободить народ», если хотел, то до какой степени, любил ли он «народ» – никто никогда этого не узнает. Он не был авантюристом местечкового толка. Он был политиком, причём всегда играл только по-крупному и, вероятно, считал, как все политики, что под ним населению, то есть преданному ему населению, будет житься лучше. На практике зачастую даже преданному народу становится гораздо хуже. Но никто специально не идёт во власть с мыслью «дай-ка я сделаю своему населению плохо».

Прибегнуть к помощи чужого государства для создания собственного не являлось и не является каким-то необычным делом. Разин попытался завязать отношения с заклятым врагом и русских подданных, и казаков – крымским ханом Адиль-Гиреем (Крестьянская война. Т. 4. Док. 11); он выбрал в посредники высокопоставленного ногайца Исоп-мурзу, и тот, заинтересовавшись делом, приехал в Бахчисарай, но «хан де тому мурзе в прошенье вовсе не поверил, а говорил, что они изменники и верить им не можно». В другом документе перекопский бей говорил возвращавшемуся из Крыма в Москву донцу И. Суздальцеву, что Разин присылал в Крым «просить людей, чтоб ему зимою итги на Дон и весь Дон разорить»; по версии бея, в Крыму даже почти решились согласиться с предложением атамана, во всяком случае обсуждали это всерьёз. Напомним, что Разин русским подданным не являлся, и «измена» царю с его недругами была в общем-то моральной, а не юридической.

Наконец правительство решилось на штурм Яицкого городка. В феврале 1668 года из Астрахани вышло войско под командованием воеводы Я. Безобразова: 500 солдат, 1000 конных и 700 пеших стрельцов, 400 конных служивых татар, 11 больших пушек, гранаты, иностранные специалисты по взрывным работам во главе с Томасом Бели: они должны были разрушить крепость. Несколько раз Безобразов атаковал и был отброшен, да ещё и вынужден сообщать царю, что на сторону повстанцев из его войска перебежало примерно столько же народу (44 человека), сколько было убито при попытках штурма. Москва обратилась к дружественным калмыкам – но их-то Разин мог не бояться, у него там всегда была агентура, кроме того, калмыцких тайшей раздирали междоусобицы. Калмыки обступили город десятитысячным войском, но вместо того, чтобы атаковать, оно развело с осаждёнными торговлю. Не установлено точно, которые из тайшей были в разное время «за» или «против» Разина. Помогали они ему не особо (в 1668-м пензенский воевода Пашков получил сведения о том, что тайша Мончак обещал дать Разину лошадей, но дал ли, никто не знает), но и не мешали. Переписка Разина с тайшами не сохранилась: надо думать, он и им обещал тёплое место в своём будущем государстве. Посылали к Разину и переговорщиков, но с весьма плачевным итогом. Из сводки 1670 года: «И воровские те казаки голов стрелецких, которые к ним посыпаны для зговору, Семёна Янова да Микифора Нелюбова, повесили...»

В марте, едва вскрылся Яик, разницы решили идти в Каспийское море к берегам Персии. Очевидно, Разин понял, что массированной поддержки от Украины и Крыма скоро не получит, либо что его люди думают не о казацком государстве, а исключительно о «зипунах». Наживин: «В его глазах зипуны эти большой роли не играли, но в этом направлении открывалась возможность, за неимением лучшего, сыграть роль южного Ермака» – то есть Разин хотел, покорив персидские берега, придать своей фигуре больше политического веса. Кстати о Ермаке (начинавшем свою карьеру обычным разбойником): в фольклоре он и Разин часто ходят рука об руку, а с ними ещё – Ванька Каин, Гришка Отрепьев да Иван Мазепа[45]45
  См.: Блажес В. В. Фольклор Урала: Народная история о Ермаке. Екатеринбург, 2002.


[Закрыть]...

А может, всё совсем просто: сидеть дальше в Яицком городке было невозможно из-за надвигающегося голода и блокады со стороны войск Безобразова – а ведь с открытием навигации из Астрахани должны были подойти новые войска: Прозоровский с четырьмя полками (четыре тысячи человек). Крепость превращалась в ловушку – надо бежать. Почему бежать именно в Персию? Ну так туда первоначально и собирались – там «зипуны». Нельзя исключить и того, что Разин давно намеревался вступить с персидским шахом в союз – а почему нет? Союзы заключались самые разные. Как раз только что гетман Брюховецкий, чтобы усилиться против Дорошенко, присягнул на верность турецкому султану.

С. П. Злобин пишет (уже зная, что будет дальше): «Сукнин и Наумов сговаривали Степана увести казаков к новым пределам за море, смелым ударом напасть на крепости шаха и, показав свою удаль, поставить казачий город в чужой земле, обусловив заранее свою казацкую вольность». Есть и ещё не лишённая смысла версия, что Разин хотел отбить как можно больше русских, находившихся в плену у персов, и тем как бы «подлизаться» к царю, чтобы до времени не портить отношений.

В ночь на 23 марта (по другой версии, 12 марта) 1000-1500 казаков на двадцати четырёх стругах вырвались из окружения. Лёгкие пушки поставили на струги, тяжёлые утопили, чтобы не достались неприятелю. Надо полагать, оставили и татарских женщин, которые ещё не были выкуплены сородичами или сильно полюбились кому-то из казаков: вряд ли их брали с собой в морской поход, хотя полностью исключить этого тоже нельзя. Мятежных горожан – будем называть вещи своими именами – просто бросили. А. Н. Сахаров: «...в сумлении стояли стрельцы и казаки, кто не мог уйти в поход вместе с Разиным. Что их ждёт после казацкого ухода? Не простит великий государь расправы с Яцыным и боя с Безобразовым. Но Степан не оглядывался назад. Всех, кто мог идти, он брал с собой, а жёнок да малых детей воеводы не тронут. Остальным же сказал: “Говорите, что насильством вас служить себе заставил, авось милуют”». Сразу скажем (подробности в своё время), что Яицкий городок не пал духом и не утихомирился, но больших репрессий со стороны правительства не последовало.

В Москве не скоро узнали об уходе Разина: 1 апреля из приказа Казанского дворца пришла грамота Хилкову (Крестьянская война. Т. 1. Док. 69) для передачи воеводе Безобразову, чтобы он «над Яицком городком промышлял всякими мерами, опричь приступов» и всячески привлекал на свою сторону татар и калмыков. Прозоровский послал в оставленную казаками крепость стрелецкого голову Богдана Сакмышева. Разина искали все – и воеводы, и желавшие присоединиться к нему казаки. Но он как сгинул.