Текст книги "Степан Разин"

Автор книги: Максим Чертанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

На Руси (да и вообще в те века) традиционно самым страшным из преступлений было – мыслепреступление. Сказать, что кому-то надо венчаться около вербы, – куда хуже, чем ограбить или убить. Эту вербу Разину теперь будут припоминать при каждом удобном случае. Так говорил он вообще про вербу или нет? Наверняка говорил пару раз, спровоцированный попами, потом и думать забыл; у него было чересчур много всяких дел, чтобы ещё учить, кому как венчаться. В наше время ему, вероятно, было бы наплевать, у кого там какая сексуальная ориентация. Вздор и пустяки его мало занимали.

Глава седьмая
ЦАРИЦЫН

Однако мы ошиблись, полагая, что Разин собрался осуществлять свой новый план без поддержки украинских казаков. 29 мая 1670 года валуйский воевода Пасынков сообщал в Москву (Крестьянская война. Т. 1. Док. 112): «И, убив, государь, Гарасима, Стенька Разин ис Черкаскова пошол со своим войском вверх по Дону судами, а иныя коньми. А как де, государь, он пошол на Волгу из городка Чира, и тому де 4-ая неделя. И после де ево, государь, присланы на Дон в войска листы, а сказывали де им, вожу и провожатым, донские казаки – пишут де Дорошенка и Серки к Стеньки – где б де им со Стенькою в каторам урочище сойтитца вместе. (Иван Сирко, атаман Запорожской Сечи, в описываемый период был в союзе с Дорошенко. – М. Ч.) И с теми де, государь, листами, послан к нему, Стеньке, з войска донской казак Фрол Минаев, а велено де ему, Фролу, гнать до нево, чтоб он, Стенька, поворотился назад».

Интересно и не очень-то понятно. Разину на Дон пришли письма, надо так понимать, что старшина их видела, письма, конечно же, преступные (поскольку преступником и изменником был Дорошенко) – и вместо того, чтобы передать эти письма куда следует, Войско услужливо отправляет к адресату гонца и одновременно при этом хочет, чтобы Разин «поворотился назад». Может быть, они были столь деликатны, что даже не прочли чужих писем? Во всяком случае, на содержание этих писем мы ссылки не находим... Забавнее всего то, что Фрол Минаев (сын зажиточного казака, сам уже немолодой человек) не только не «поворотил» Разина назад, но остался в его армии...

Уже читанная нами грамота из Разрядного приказа от 30 мая воеводе Белгородского полка Ромодановскому (Крестьянская война. Т. 1. Док. 111): велено никого к Разину не пускать и никому с ним – нет, со всем Доном! – не торговать: «И тех людей, хто ково поймают или по чьему извету их изымут, – и ты бы, боярин наш и воевода, велел тех воров казнить смертью безо всякие пощады и служилых людей поместья и вотчины роздать челобитчиком, хто их поймает или по извету их они пойманы будут». Доносы, естественно, не заставили себя ждать, и многое имущество сменило хозяина. (Воеводы доносили и друг на друга: был обвинён в незаконной торговле коротоякский воевода Ф. Вындомский). Но отчаянные воронежцы, например, торговлю прекращать и не подумали. Один за другим отписывались в Москву воеводы, что запретили своим горожанам что-либо продавать казакам. А это – громадная упущенная прибыль, если не прямой убыток, не только торговым людям, но и самим воеводам. Нечего удивляться, что горожане будут нарушать указ и настроятся против своих властей.

Из Разрядного приказа полетели грамоты об организации «тайных станов для разведки»; послали стрельцов и оружие в Воронеж, Тамбов и Коротояк. Поздно и не туда: почти семитысячное войско Разина давно ушло на Царицын. Шли, однако, не обычным водным путём через Иловлю и Камышинку, а кратчайшим, посуху; «струги и лотки с собой волокли сами и лошадьми», как рассказывал мятежный (потом, разумеется, «исправившийся») поп Никифор, которого мы уже цитировали.

Стрейс: «10 апреля... был послан под командою господина начальника Леонтия Богданова отряд из восьмисот человек – из них четыреста русских всадников и четыреста ногайских татар – в город Царицын... с тем, чтобы доставить туда боевое снаряжение и съестные припасы и дать подкрепление людьми городу... 28 апреля через пленного казака было получено от помянутого Богданова достоверное известие о том, что город Царицын взят казаками и что там убито и брошено в реку 1200 московских солдат. (Ни в сводке, ни в приговоре, ни в чьих-либо показаниях это дикое число не фигурирует. – М. Ч.). Эти погибшие незадолго до того были присланы в означенный город для его охраны. Тогда же узнали, что в татарских войсках возникли раздоры, и они стали убивать друг друга, после чего господин Леонтий Богданов отступил и отошёл на Чернояр – город, лежащий в пятидесяти милях от Астрахани. Взятого в плен казака мучили таким ужасным образом, что самый жестокий и яростный русский сожалел о его муках».

Вызывают недоумение даты, названные Стрейсом: по показаниям русских, Разин в мае ещё только выходил на Волгу, как он мог в апреле взять Царицын? Разница в датах между Россией и Европой была десять дней – такого сильного расхождения с другими данными это не объясняет.

Но точно то же показывает Дэвид Бутлер (и называет то же неправдоподобное количество убитых): «10 апреля по приказу господина губернатора было собрано под командой господина гофмейстера Леонтия Богданова 800 человек, из них 400 русских всадников и 400 ногайских татар, и они выступили по направлению к городу Царицыну, лежащему приблизительно в 80 милях от Астрахани... С 27-го по 28-е мы получили с пленным казаком известие от упомянутого Богданова, что бунтовщики заняли город Царицын и 1200 московских солдат большей частью перебито или утоплено. Слишком долго рассказывать, каким путём и какой хитростью был взят врасплох этот город. Означенные 1200 человек незадолго до этого были присланы из Москвы в гарнизон этого города. Вместе с тем мы узнали также, что среди луговых татар начались раздоры, и они убивали друг друга, как благородных, так и простых. Получив это известие, Богданов отступил и отошёл в город Чернояр, лежащий приблизительно в пятидесяти милях от Астрахани. Пленного казака подвергли пыткам и до того замучили, что он у всех вызывал сострадание». То ли Бутлер и Стрейс правы в том, что касается дат, а русские источники ошибались, то ли один из них попросту всё списал у другого.

Вообще, как ни странно, ни один документ не даёт точного представления о том, когда же Царицын был взят. Первое упоминание о бое с московскими стрельцами близ Царицына относится к 17 июня (Крестьянская война. Т. 1. Док. 120. Грамота из приказа Казанского дворца темниковскому воеводе Челищеву); бой этот состоялся несколькими днями позже, чем взятие Царицына. За это время ещё ведь до Москвы должно было добраться какое-то известие (этот гипотетический документ утрачен), так что Царицын должен был пасть не позднее первых чисел июня. Но, может быть, и ещё раньше. Может быть, прав Стрейс, а русские источники что-то напутали.

Итак, в конце апреля, или мая, или даже в начале июня, ночью (тут источники единодушны), разинское войско вышло к Волге по реке Мечетной севернее Царицына. Перебежчик из Царицына Дружинкин должен был спустить струги с частью казаков на воду, с ним был Василий Ус, остальные – конница и пехота – окружили город. От перебежчиков и шпионов было известно, что горожане не настроены против Разина; известно также, что добродушного взяточника Унковского сменил воевода Т. В. Тургенев, грубый и жестокий, особенно плохо относившийся к казакам и стрельцам. Унковского с его отличной разведкой, наверное, не удалось бы застать врасплох; Тургенев был самоуверен. Воевода скомандовал гарнизону занять места и быть готовыми к отражению нападения, когда разинцы уже полностью взяли город в кольцо и приблизились.

Посадским и слободским жителям Тургенев запретил выводить скот на выпас – это была одна из его ошибок. Теперь уже многие надеялись на приход Разина. Из города, несмотря на все принятые Тургеневым меры, сбежали пятеро посадских и доложили Разину о настроении стрельцов, о наиболее уязвимых местах в крепостных сооружениях, о количестве продовольствия в городе. Разин отправил их обратно с есаулом Черноярцем – распространять слухи: будто бы на Царицын идут московские стрельцы, чтобы наказать горожан за незаконную торговлю и вообще всячески ущучить, а то и перебить до смерти, а он, батюшка Степан Тимофеевич, способен всех взять под защиту. (Неизвестно, была ли уже тогда у Разина налажена рассылка «прелесных писем» или слухи распространялись только устно).

Казаки не спешили брать город. Разведка донесла, что недалеко, против острова Шмили, стоят отряды лояльных Москве татар. С ними нужно было разделаться в первую очередь, чтобы избежать удара с тыла и заодно обеспечить войско и город – разинцы не сомневались, что город будет их, – молочным скотом и в первую очередь лошадьми. А. Н. Сахаров: «Пешая крестьянская масса могла замедлить движение по Волге или отстать». Была ли уже тогда в отряде крестьянская масса – не факт. Неоткуда ей было взяться на воде-то. Но многие казаки и посадские были пешими.

Разин сам возглавил рейд против татар. Почему ушёл от Царицына, ведь Ус был известен как командир кавалерии? Ладно, Ус теперь старый и больной, но был здоровый Черкашенин, другие есаулы. Ни одной версии ни один историк не придумал, а ведь это довольно странно: уйти, рискуя, что в осаде что-то пойдёт не так. В итоге город взяли без него. Так что либо Разин не ожидал, что Царицын сдастся так скоро, либо умел делегировать полномочия и был уверен в есаулах, либо попросту проявил легкомыслие. У Злобина такая версия: «Наумов (казак. – М. Ч.) злился на Разина, что, отъехав из табора, он оставил Усу своё атаманство. “Мужику в есаулы отдал ближних своих товарищей и природных донцов!” – ворчал он про себя. (В очередной раз напоминаем, что Ус – казак, а не «мужик». – М. Ч.) <...> Василий Ус уверял, что если пойти в верховья, то сами крестьяне дадут им хлеба и мяса. Степан хотел ему доказать, что в низовьях Волги войско не пропадёт. Тысячи три коней были нужны сейчас же. Разин хотел показать Василию Усу своё уменье воевать, свою пригодность к тому, чтобы стать первым среди атаманов».

Из показаний попа Никифора: «А от Царицын он, Стенька, на тех татар пошол во вторник и, розбив едисанских татар улусы, пришол под Царицын в четверг на третей день, и привели всякой полон и пригнал лошади и животину». Из показаний украинского казака Самбуленко (его мы тоже уже цитировали), непосредственного участника событий: «И около города облегли и стояли до полудни. И из Царицына де 3 или 4 человека, поп и грацкие люди, вышли к ним за город и говорили с казаками, что им дратца с ними, казаками, не за что; и из города приносили казаком пить и вино и пиво. А Стеньки Разина в то время не было: как де казаки Царицын облегли, а он де, Стенька, услыша, что от Царицына в 5 верстах стоят татары ногайские, и пошёл на них с конными со всеми казаками, чтоб тех татар розвоевать и стада, лошади и скотину, отогнать».

Поп Никифор: «А как пришол к городу, и того ж дни из городу пришли к Ваське Усу в табор царицынские жители и говорили ему, Ваське, чтоб велел им из города выходить и воду имать и животину пущать. И он де, Васька, им сказал, чтоб они о том говорили воеводе, чтоб он город отпер, а буде де воевода не отопрёт, и он, Васька, велел им збить городской замок. И того ж дни царицынские жители у города замок збили и город отварили. И почали царицынские ходить к Стеньке Разину в табор, а Стенькины казаки в город...»

Царицынцы открыли Московские ворота города, а потом, с боем прорвавшись к охраняемым стрельцами Предтеченским воротам, отперли их и впустили Уса с войском. Костомаров: «...из царицынцев три человека остались верны (воеводе. – М. Ч.)». Интересно, был ли Разин так уж рад, что Ус взял город без него. Как человек не мелочный – наверное, и рад. И сам привёл отличный улов. 23 июня сообщал в Москву коротоякский воевода Ф. Вындомский (Крестьянская война. Т. 1. Док. 125), что некий посадский житель Семенов слышал от казаков в Паншине, «как де он, Стенька, был в Царицыне, убил воеводу, а убив, посадил своих Козаков, а город крепил. Да он жа, Стенька, пограбив етисанских татар улусы, а слышно де то на низу ото многих старых казаков, что он ясырю взял много, тысечь с 6».

На следующий день Разин торжественно въехал в Царицын: горожане наперебой его угощали, почти половина духовных лиц оказала почести. Что же воевода? Поп Никифор: «В городе запёрся было воевода в башне, и он де, Стенька, ту башню взял взятьем, воеводу посадил в воду, а людей, которые с ним сидели, побил; а которые грацкие люди сидели в городе, тех он не бил, а в городе засел». «Расспросные речи» московских стрельцов от 2 июля 1670 года в Белгородской приказной избе (Крестьянская война. Т. 1. Док. 130): «А как де Стенька пришол к Царицыну, и в Царицыне де воевода Тимофей Васильев сын Тургенев в городе запёрся, и царицинские де жители с ним, Стеньком, битца не стали, и ему здались и с войском пустили в город. И воевода де Тимофей Тургенев запёрся было с московскими стрельцами в башне, и Стенька де ево в той башне достал...» Историки удостоверяют факт, что воевода, его племянник и ещё некоторые бывшие с ним стрельцы и чиновники были утоплены. Почему Разин с ними так поступил – гадают беллетристы.

С. П. Злобин, как всегда, сваливает решение на «народ»:

«Царицынские жители сами сумели взять башню, в которой запёрся воевода с ближними. Воеводу, приказных и московских стрельцов, захваченных в башне, привели на расправу к Разину.

– Мне на что воевода, царицынски люди?! Вы сами с ним что хотите творите...

– Они, батька, сколько людей побили – из башни стреляли! Мы в воду его.

– А мне что! Сам замесил – сам и выхлебал! – сказал Разин, махнув рукой».

Шукшин:

«Воеводу с племянником, приказных, жильцов и верных стрельцов вывели из башни. Подвели всех к Степану.

– Ты кричал “вор”? – спросил Степан.

Тимофей Тургенев гордо и зло приосанился.

– Я с тобой, разбойником, говорить не желаю! А вы изменники!.. – крикнул он, обращаясь к стрельцам и горожанам. – Куда смотрите?! К вору склонились!.. Он дурачит вас, этот ваш батюшка. Вот ему, в мерзкую его рожу! – Тимофей плюнул в атамана. Плевок угодил на полу атаманова кафтана. Воеводу сшибли с ног и принялись бить. Степан подошёл к нему, подставил полу с плевком. Он был бледный и говорил тихо:

– Слизывай языком.

Воевода ещё плюнул.

Степан пнул его в лицо. Но бить другим не дал. Постоял, жуткий, над поверженным воеводой... Наступил сапогом ему на лицо – больше не знал, как унять гнев. Вынул саблю... но раздумал. Сказал осевшим голосом:

– В воду. Всех!

Воеводу подняли... Он плохо держался на ногах. Его поддержали.

Накинули каждому петлю на шею и потянули к Волге.

– Бегом! – крикнул Степан. Чуть пробежал вслед понурому шествию и остановился. Саблю ещё держал в руке. – Бего-ом!

Приговорённых стали подкалывать сзади пиками. Они побежали. И так скрылись в улице за народом. Народ молча смотрел на всё. Да, видно, Тимофей Тургенев за своё короткое воеводство успел насолить царицынцам. Вообще поняли люди: отныне будет так – бить будут бояр. Знать, это царю так угодно. Иначе даже и сам Стенька Разин не решился бы на такое.

Только один нашёлся из всех – с жалостью и смелостью: отец Авраам.

– Батька-атаман, – сказал отец Авраам, – не велел бы мальчонку-то топить. Малой.

– Не твоё дело, поп. Молчи, – сказал Степан.

Подошёл Матвей Иванов. Тоже:

– А правда, Степан Тимофеич... Парнишку-то не надо бы...

– Молчи, – и ему велел Степан».

Но, оказывается, так жестоко Разин себя ведёт, ибо только что в битве потерял соратника. Мы уже замечали: как потеря соратника – всё берегись! Заметим ещё, что племянник воеводы не был ребёнком. Это был взрослый мужчина. А вот поп Никифор утверждает, что этот племянник остался жив:

«И Стенька Разин, напившись пьян у царицынских жителей, к той башне приступал многае время, и был бой, и воеводу и тех людей, которые с ним сидели, порубил, а воеводу с племянником ево и людьми, повезав, привёл в табор и на другой день воеводу велел вкинуть в воду. И, приветчи к воде на верёвке, наругались, кололи копьём и утопили, а племяннику ево и людем велел быть при себе. А воровских де казаков с Стенькою Разиным конных и пеших в зборе тысечь с 7».

Кто стал в Царицыне начальствовать? Из допроса Фёдора Шелудяка, одного из приближённых Разина (Крестьянская война. Т. 3. Док. 187. Июль 1672 года), известно, что это были донской казак Прокофий Иванов (он же Прон Шумливый) и горожанин, боярский сын Иван Кузьмин. По другой версии (Крестьянская война. Т. 1. Док. 150. 13 июля 1670 года. Расспросные речи людей, которые жили в Царицыне при Разине, в Тамбовской приказной избе): «В начальных людях в Царицыне по его Степанову приказу – сын боярской Ивашка Кузьмин да пушкарь Дружинка Потапов, да соборной поп Андрей». Очень умно и тонко: именно молодых бояр, военных специалистов и духовных лиц Разину необходимо было выдвигать, чтобы показать себя серьёзным, приличным человеком.

Однако демократией тут и не пахнет: «по его Степанову приказу...». Атамана Иванова выбирали казаки для казаков, а Разин назначил «мэрию» для горожан? Или Иванова тоже никто не выбирал, а было «по его Степанову приказу»? «Мэрия» подчинялась атаману или нет? Фёдор Шелудяк говорил на допросе, что царицынский атаман посылал боярского сына Кузьмина жечь крепость Камышинку, – значит, атаман был главнее. Ну а в вопросах, касающихся снабжения города, к примеру? Как они там делили функции? Ничего этого мы с вами не знаем и, увы, совершенно не понимаем, как же всё-таки была устроена власть в городе. Историки и писатели один за другим пишут, как в захваченных Разиным городах процветало казачье самоуправление – так, как оно теоретически могло бы быть. А. Н. Сахаров: «Не было здесь больше ни воевод, ни приказных, не собирались тяжкие налоги и единовременные поборы, не гнали посадских в шею на разные работы, не было больше в городе мздоимства и взяток. По справедливости и правде судил народный круг». Не знаем мы ничего этого на самом деле.

Казну – это выяснено – строго охраняли. Её никогда не «дуванили». Деньгами не швырялись. Торговля и остальной бизнес шли как обычно. Завели городское знамя. Отменили все долговые и кабальные записи, как предположительно делали на Яике. Разин, вероятно, делал всё то же, что делал бы любой воевода: объехал крепость, осмотрел крепостные сооружения, приказал укрепить дополнительные пушки. Тут ещё повезло: мимо Царицына плыл торговый караван судов с оружием и боеприпасами, а также разными товарами. Захватили его, потом ещё несколько богатых купеческих судов. Царицынских купцов нельзя было трогать, но чужих можно. По словам Фабрициуса, в районе Царицына Разин захватил «несколько сот (ну уж и несколько сот! Столько их мимо и не проплывало за то короткое время, что Разин был в Царицыне. – М. Ч.) купцов, и их товары, дорогие и превосходные по качеству, как то: соболя, юфть, дукаты, рейхсталеры, много тысяч рублей русскими деньгами и всякие иные товары, поскольку эти люди вели большую торговлю с персами, бухарцами, узбеками и татарами».

Всё добро сначала собирали централизованно, самое нужное (хлеб и боеприпасы) оставляли на складах, воинское снаряжение и коней распределяли по записям – какой сотне чего надобно (у каждого сотника был свой писарь), продукты и одежду первой необходимости тоже. Потом остатки – ткани, посуду, украшения – дуванили на всех. Поп Никифор впоследствии оправдывался, что ему угрозами и силой навязали имущество, как то: «Киндяк лазоревой по мере 9 аршин без шти вершков. Зендени лазоревой восьмь аршин. Пестредины 14 аршин с полу аршином. Два спорка, отлас полосатой травчатой, казылбаской; от завесу отласу цветного с золотом в длину полтретья аршина. В ширину 6 вершков. С одной стороны опушено камкою. Миткалю белого, шит шелками розными, опушён дорогами и киндяком. Покровец, камка двух цветов, мясной да жолтой, опушён лазоревым отласом, подложен выбокою... Червчетых дорогов 3 оршина, передрано пополам и сшито вместе, с одну сторону опушка, отлас цветной. Зеркало новое небольшое. Сукна зелёного лоскут, длины оршин с треми вершки, ширины оршина. Швапского белого полотна 6 оршин с тремя вершки, 4 пуговицы серебрёные, золочены; 9 корольков червчастых, пуговицы хрустальные. Пояс шёлковой червчетой, что рубашку опоясывают...» Это мы перечислили только первую треть списка.

Из цитировавшихся выше показаний в Тамбовской приказной избе: «И тот же де город Царицын они, поп Андрей и Ивашка и пушкарь Потапка с товарыщи, для приходу совсем укрепили и надолобы около города поставили. А город де крепили и надолобы ставили теми людьми, которые неволею, всяких чинов люди, поиманые на судах. А говорят де они, воровские казаки, меж собою почесту, что они, пришол под Астарахань и управясь де с Астараханью и укрепя Астарахань, пойдут де они, воровские казаки, с тем вором и с изменником Стенькою Разиным к Москве и на Москве побьют бояр, а ныне де Волка река стала их, казачья». Ну вот наконец и Москва появилась... А между тем Разин перекрыл для судоходства всю Волгу; Фабрициус считает, что это было отнюдь не пиратство, а сознательно установленная блокада, в результате которой Астрахань осталась без хлеба и боеприпасов, а Москва без рыбы и соли; более того, свелась на нет торговля с восточными государствами.

К исходу первой недели пребывания повстанцев в Царицыне дозорные донесли, что от Саратова идёт караван с тысячей стрельцов под предводительством стрелецкого головы Ивана Лопатина. Разумеется, разинцы ещё пуще стали стращать горожан: теперь им всем одна дорожка на виселицу. «Да царицынские ж де жители говорили им, стрельцом, что бутто они, стрельцы, шли в Царицын с тем, чтоб их, царицынских жителей, вырубить всех» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 130. Расспросные речи московских стрельцов в Белгородской приказной избе 2 июля 1670 года).

Лопатин не знал о падении Царицына. Казаки решили, не подпуская его к городу, напасть первыми. Конница пошла берегом, пехота на стругах. Несколькими километрами выше Царицына, у Денежного острова, казаки атаковали стрельцов. Повторилась история с персидским флотом: струги Лопатина были тяжелы и неповоротливы, и толковых моряков на них не было. От флотилии в один миг почти ничего не осталось; несколько лопатинских стругов пытались укрыться под защитой города, но там попали под перекрёстный огонь, и стрельцы были вынуждены сойти на берег. Всего в сражении было убито 500 стрельцов, потери разинцев неизвестны. Вряд ли велики: на воде никто лучше казаков воевать не умел... А вот сухопутные сражения с правительственными войсками разинцам никогда не удавались – легко громить они могли только татар и других кочевников.

Из «расспросных речей» в Белгородской приказной избе стрельца Л. Пахомова и его «товарыщи» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 130): «И голову де Ивана Лопатина взяв живого, он, Стенька, велел наругаться всячески, и кололи и посадили в воду. Да и сотников и пятидесятников и десятников, которых взяли живьём, наругався, посадили в воду многих. А ныне остали живы полуголова Фёдор Якшин да стрельцов с 300 человек. И всех он, Стенька, посадил в суды неволею...» Далее Пахомов «со товарыщи» рассказывали, как к ним, убежавшим от Разина, пристал поп Никифор, тоже бежавший. Впоследствии поп давал показания: «...он де, видя Стенькино воровство и над православными християны поругательство и что он и товарыщи его, казаки, в пост и в пятницу и в среду мяса едят, он убежал». А вот как, по рассказу стрельца Пахомова, обстояло поповское бегство: «...и узнали у него подушку с головы Ивана Лапатина. И они де ему почели говорить, что де с такой рухледью лотка их не подымет, и он де почёл их бранить и одного по щекам бил и говорил: будет они ево с собою и ево рухледью в лотку не посадят, и он де в городке скажет казакам и их де тотчас посажают в воду. И дву человек их таварыщей от лотки отбил и свою рухледь положил, и те де стрельцы в тех местех остались. А они де, убоясь того, чтобы поп про них Стенькиным казаком не сказал, а посадили ево с тою рухледью в лотку и везли и дорогою были у него в гребцах поневоле». Стоит ли удивляться, что казаки относились к служителям церкви без особенного почтения...

Впоследствии, разумеется, все, духовные и светские, военные и штатские, показывали, что служили Разину «неволею». Как было на самом деле – во всяком случае, с московскими стрельцами, – сказать трудно. Разин делал примерно то, что на его месте делал бы любой воевода, и, как покажет дальнейшее, был несколько менее своих соратников склонен всё решать казнями: план ведь у него теперь был совсем иной – привлекать, а не отталкивать. Но куда ему было девать стрельцов, отказавшихся перейти на его сторону? С тюрьмами казаки морочиться не любили, предпочитая более простые и радикальные методы наказания или расправы. А. Н. Сахаров:

«Разин подошёл к стрельцам разгорячённый после боя; запыхавшийся, промокший, грязный, сабля в крови. Шумно дыша, надвинулся на Лопатина, схватил его за ворот, закричал:

– Государев изменник! Боярский прихвостень! На кого же вы руку поднимаете? На своего же брата, простого человека! Эх вы, служилые! – Потом отошёл, отдышался, заговорил по-другому: – Скажите же, как к вам был голова – добр или недобр? Говорите, не бойтесь!

Зашумели стрельцы, сначала робко, потом всё слышнее, кто-то закричал, что мучителем был голова, другой выкрикнул, что забил до смерти Лопатин двух стрельцов во время пути, а иных без вины примучивал. Тогда обратился Разин к своим казакам:

– Что будем делать с головой?

Закричали казаки:

– В воду! В воду посадить голову!»

Всё как обычно: коллектив велел, слуга коллектива одобрил, коллектив исполнил... Любопытные показания дал 4 сентября 1670 года в Разрядном приказе стрелец Г. Свешников (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 37) о том, что «воровские казаки» говорили: «А которые де московские стрельцы были с Ываном Лопатиным, и про тех бутто великий государь не ведает, а отпускали их на низ с Москвы бояря без ево, государева, ведома, и дали им своей казны по 5 рублёв, да их же поили вином, чтоб за них стояли». Пройдёт время, и казаки сами станут обещать тем, кто вступит в их ряды, «по 5 рублёв».

От коротоякского воеводы Вындомского люди толпами бежали к Разину, его за это ругала Москва; документация того периода – в основном о сборах «служилых людей». Москва наконец совсем проснулась и обнаружила грозную опасность. Донесение в Разрядный приказ козловского воеводы С. Хрущева от 27 июня 1670 года (Крестьянская война. Т. 1. Док. 127): некие торговцы слыхали от неких казаков, что «с Волги от того от Стеньки ево Стеньки воровские станицы пригоняли на Дон в Паншин де городок полон татар и татарчонков и баб татарских и девок, а сказывают де, государь, что громил он, Стенька, по степи едисанских татар... говорят де Стенька побил на Волге твоих великого государя людей, стрельцов. А которого де города стрельцов побил, они подлинно не слышели. Да донския же де государь, казаки говорят промеж собою, что де тот вор Стенька Разин пошол для воровства под Астарахань, а воровских де Козаков с ним, Стенькою, тысечь с 7». Донские казаки, надо думать, ничего пока не имели против разинских экспедиций: те, кто инвестировал в них, получили хорошую прибыль, а правительственную блокаду пока ещё не почувствовали.

Несколько источников говорят о семитысячном войске, но у страха глаза велики. Стрейс: «...за пять дней его войско увеличилось от 16 тыс. до 27 тыс. человек подошедшими крестьянами и крепостными, а также татарами и казаками, которые стекались со всех сторон большими толпами и отрядами к этому милостивому и щедрому полководцу, а также ради свободного разбоя». Никогда у Разина не было ни двадцати семи, ни шестнадцати тысяч человек. Вообще Стрейс, в отличие от Фабрициуса, приврать ради красного словца очень даже не прочь: «Всюду говорили об убитых дворянах, так что господа, одев дешёвое платье, покидали жилища и бежали в Астрахань. Многие крестьяне и крепостные, чтобы доказать, кто они такие, приходили с головами своих владельцев в мешках, клали их к ногам этого главного палача, который плевал на них и с презрением отшвыривал и оказывал тем хитрым героям почёт вместе с похвалой и славой за их храбрость. (Не подтверждается ничьими показаниями. – М. Ч.).

Стенька... держал себя королём. Они повиновались его малейшему знаку и были ему верны, как если бы он был самым великим монархом в мире. Когда он напивался допьяна, что с ним часто случалось, то по малейшему поводу приказывал рубить головы в его присутствии и даже сам прикладывал к тому свои жаждущие крови руки, и такое несчастье постигало большею частью начальников, ибо простой народ всячески подмазывался к этому хитрому тирану, и они служили ему, чем могли, убивая одного начальника за другим. Когда ему только приходило на ум или когда на самом деле его офицеры обижали солдат и те заявляли об этом, ничто не могло спасти офицеров, и низших слушали, а высшие расплачивались. Благодаря этому сила его росла день ото дня...»

Опять-таки неясно, какого рода люди в тот период пополняли разинское войско и много ли их было. Беглые стрельцы, холопы, ссыльные, предприимчивые посадские жители, донские казаки победнее, хорошо вооружённые «черкасы»; очень сомнительно, чтобы уже тогда пришло много крестьян, да и неоткуда им было в Царицыне взяться. Но, по Злобину, – шли сплошные крестьяне. «Вот тебе и войско, Степан Тимофеич! – сказал себе Разин. – Вот ты и войсковой атаман! Не так много с Дону пошло казаков: уходить от домов страшились. А возьму понизовые города, кликну клич – хо-хо, сколько их понаскочет!.. Вот и держава казацкая народилась!.. От Астрахани до самого Запорожья засек наставлю, а там и Азов и Кубань покорю. Стану морем владать...»

Стрейс: «Когда дела Стеньки достигли такой высоты, он решил, что теперь ему море по колено, и возомнил, что он стал царём всей России и Татарии, хотя и не хотел носить титула, говоря, что он не пришёл властвовать, но со всеми вместе жить, как брат. А вместе с тем держал он себя по отношению к персидскому королю с таким высокомерием, как будто сам был царём, и отправил шаху послов с письмом, где сам себя величал выдуманными почётными именами, называя короля своим братом. Содержание письма и устный приказ, данный послам, имели целью склонить шаха на союз и купить у него за наличные деньги военное снаряжение и продовольствие; а ежели в том будет отказано, то он явится сам с 200 тыс. человек воинов и возьмёт всё даром, ибо за пот, пролитый его солдатами при походе в Персию, придётся заплатить в тысячу раз большей кровью. После того как шах выслушал послов, он принял их так оскорбительно и с таким презрением, что велел без дальнейшего рассмотрения отрубить головы тем жалким и несчастным послам и бросить тела их собакам, а одного оставить в живых, чтобы поведал своему господину о смерти и поношении своих товарищей и передал ему также письмо, в котором шах извещал Стеньку, что на такого кабана вышлет охотников, дабы живьём отдать его собакам. Оставшийся в живых казак был счастлив, что избежал смерти, и передал Стеньке данное ему поручение, но тот пришёл от него в такое бешенство и безумие, что изрубил бедного и жалкого посла на куски и приказал бросить воронам».