Текст книги "Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Макс Мин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
– Прежде чем болтать всякую чушь, – сказал я, – ты бы лучше завещание написал, верзила.
Подмигнув мне и довольно кивнув, он взял меня за рукав и спокойно вывел из Хоуп-Парка. Но едва мы скрылись от глаз гуляющей компании, его обращение изменилось.
– Ах ты лоулэндский негодяй! – крикнул он и размашистым движением попытался ударить меня сбоку в челюсть кулаком.
Я в ответ немного подсел, левой рукой блоком отвёл его удар вверх, а с правой жёстко врезал прямым в его массивный подбородок. Он рухнул так тяжело, и с таким грохотом, что мне даже стало страшно за его жизнь. Но всё обошлось, вроде бы даже челюсть осталась целой. Я накрыл лицо потерявшего сознание противника его же треуголкой и немедленно вернулся в парк. Как оказалось, на моё недолгое отсутствие всё же обратили внимание.
– А где же Гектор? – спросил меня какой-то хлыщеватый адвокат, – вы вроде бы куда-то только что отходили вместе?
– Гектор? – переспросил я рассеяно, – у бедолаги приключился солнечный удар и он прилёг передохнуть на травку тут неподалёку.
Внезапно один из присутствующих офицеров, тоже лейтенант, но другого полка чем Дункансби, вспылил.
– Негодяй! – закричал он, привлекая внимание всей компании, – Ты убил Гектора! Для честной дуэли времени прошло недостаточно!
– «Честной дуэли» говоришь, – зло вымолвил я в ответ, – Теперь это у вас так называется? Не переживай, до шпаг дело не дошло. Твой дружок, как оказалось, совсем не умеет держать простой удар!
В это время, прервав дальнейшее развитие ссоры, в начале аллеи показался сам виновник возникшего переполоха. Он шёл шатаясь, держась за челюсть обеими руками и явно с трудом наводя фокус зрения. Похоже одним ушибом челюсти тут не обошлось, налицо и симптомы сотрясения мозга. К нему тут тут же бросилась большая часть мужчин нашей компании, усадила на ближайшую лавочку и принялась о чём-то расспрашивать. Со мной и барышнями Грант осталось только двое судейских.
– Что у вас там произошло? – С любопытством спросила у меня младшая из сестёр, – Вы что, подрались с этим офицером?
– Он сам подошёл ко мне, нагрубил, а затем попытался ударить, – пожав плечами ответил я, – но по мне он не попал, я же, ударив в ответ, вышиб из него сознание. Хотя особо сознательным он мне с самого начала не показался.
Две младшие дочери прокурора захихикали в веера, старшая посмотрела на меня с осуждением.
– Вы знаете толк в боксе? – спросил меня один из судейских клерков с таким видом как будто сам был как минимум чемпионом Эдинбурга в этом виде спорта.
– Боже упаси! – Я вскинул руки вверх в притворном испуге, – это была всего лишь смертельная индийская борьба Баритсу. Мой покойный дядюшка, знаете ли, был в ней большим мастером и кое-чему меня научил.
Собеседник на всякий случай отодвинулся подальше, так чтобы между скромным ним и опасным мной оказался надёжный заслон из девушек.
Тем времени от окружавшей пострадавшего компании отделились три человека и направились прямиком к нам.
– Послушайте, любезный! – С плохо сдерживаемым гневом обратился один из них, судя по одёжке офицер муниципального шотландского полка лёгкой кавалерии, ко мне, – вы нанесли урон чести королевского мундира, ударив офицера, и сейчас кровью ответите за это. У нас есть шпаги, а здесь рядом Роял-парк. Вы пойдёте первым, или мне показать вам дорогу?
– Не торопитесь так, любезнейший – ответил я глумливо в ответ, – впрочем, если вы просто хотите меня подло убить – нападайте прямо здесь и сейчас.
Я отошёл в сторону от девушек и стал в позицию, сдвинув шпагу на бедро и нащупывая в кармане камзола курок пистолета.
– Вы не правильно поняли нашего товарища, – вмешался в наш разговор другой офицер из подошедших, – энсин* Генри Маккелайр вовсе не собирался нападать на вас, он вызывает вас на дуэль!
(*Энсин – младшее офицерское звание в армии Британии того периода).
– Во-о-от как... – глубокомысленно пробормотал я, чтобы потянуть время. Дэви-раз о дуэлях не знал ничего в принципе. Я же помнил только, что первый дуэльный кодекс был принят в 18... каком-то там году, короче лет через пятьдесят-семьдесят. Но ведь правила какие-никакие и до этого должны были быть, разве нет? И я решил рискнуть.
– У меня есть только два вопроса, мистер Маккелайр, – обратился я к вызывающему. – Первый – вам не кажется, что выбором оружия для дуэли занимается именно вызываемая сторона? И второй – я сопровождаю этих девушек и отказываюсь драться с вами до тех пор, пока благополучно не доставлю их обратно домой.
– Со вторым пунктом я вынужден согласиться, – коротко кивнул энсин, – но с первым – ни в коем случае. Правом на выбор оружия обладает оскорблённая сторона. И я выбираю шпаги.
– Что же, тогда нам осталось только договориться о времени и месте проведения дуэли, – сказал я, – итак, где и когда?
– Немедленно прекратите, – вмешалась в наши переговоры старшая мисс Грант, Джанет – что за манера, наскакивать друг на друга подобно петухам! Это совершенно не по христиански!
Две другие девушки, Агнет и Джинн согласно закивали головами.
– Прошу простить мою неучтивость, мисс, – ответил ей офицер, – но как писал Том Джонс в своей знаменитой сатире: «Я люблю свою религию, но свою честь я люблю больше». А с вами, юноша, я буду рад встретиться у входа в Королевский парк, за два часа до заката. Думаю, присутствующие господа не откажутся стать нашими секундантами.
Я демонстративно достал из кармана свои шикарные часы.
– А нельзя ли поточнее, уважаемый? – переспросил чуточку ехидно, – у меня нет лишнего времени, чтобы тратить его бездарно.
– В восемь часов пополудни, – раздражённо ответил Маккелайр, – надеюсь, насчёт секундантов у вас возражений нет?
Я молча отрицательно покачал головой и он, вежливо откланявшись, ушёл. Девушки, тут же потеряв интерес к дальнейшей прогулке, заторопились домой.
Если, направляясь на прогулку парк, мы шли медленно, то на обратном пути, мои спутницы неслись настолько быстро, насколько только позволяли приличия. При этом мисс Джанет пыталась вести со мной вежливый разговор, хотя я видел, что она нервничает.
– Мистер Бэлфур, – наконец не выдержала душевного напряжения старшая из сестёр Грант, – вы должны пообещать мне, что не дадите себя убить!
– Ну что вы, – ответил я подчёркнуто серьёзно, глядя ей в глаза, – меня вовсе не так легко убить, как может показаться на первый взгляд. Но специально ради вас клянусь, – добавил уже шутливым тоном, – что я сегодня сделаю всё возможное и невозможное чтобы не умереть.
Мы прошли через церковь, вышли из церковной двери, спустились нижним ходом и прямо пришли к дому Престонгрэнджа, простившись с девушками, тут же упорхнувшими наверх, я пошёл к кабинету прокурора. Лакей, сидевший в прихожей, заявил мне, что хозяин дома, но занят с другими джентльменами очень секретным делом и приказал никого не принимать. Но я-то был уже в доме!
– Передайте милорду, что моё дело займет всего три минуты, и я не могу ждать, – сказал я. – Оно также вовсе не секретно и я даже буду рад свидетелям.
Когда лакей довольно неохотно отправился с моим поручением, я последовал за ним в переднюю, куда доносились голоса из соседней комнаты. Там заседали трое: сам Престонгрэндж, Саймон Фрэйзер и мистер Эрскин, пертский шериф. А так как они собрались для совещания по поводу Эпинского убийства, то моё появление, очевидно, помешало их планам. Однако они согласились принять меня.
– Ну, мистер Бэлфур, что вас опять привело сюда? – спросил Престонгрэндж.
Фрэйзер же только молча с досадой глядел на стол. Этот лис сразу понял, что что-то пошло не так в его планах.
– Я должен заявить, – ответил я, – что сегодня в парке поссорился с двумя королевскими офицерами. Сегодня вечером у меня будет дуэль с одним из них.
– Какое мне дело до этого? – недовольным тоном спросил Престонгрэндж.
– Я объясню это вам в двух словах, милорд, – сказал я. – Я сегодня вечером убью этого джентльмена, королевского офицера, чтобы защитить свою честь. До известного дня – вы знаете до какого, милорд, – будет совершенно бесполезно натравливать на меня других офицеров. Я соглашусь прорубать себе дорогу даже сквозь весь гарнизон замка, но это вовсе не пойдёт на пользу ни моей репутации ни нашей с вами стране.
Жилы вздулись на лбу Престонгрэнджа, и он яростно взглянул на меня.
– Я думаю, что сам дьявол постоянно натравливает на меня этого мальчишку! – воскликнул он. Затем, обратившись со свирепым видом к своему соседу справа, продолжал: – Это ваше дело, Саймон. Я узнаю вашу руку и, позвольте вам заметить, недоволен вами. Делать подобное за моей спиной нечестно! Как, вы допустили чтобы я посылал туда этого юношу вместе с моими дочерьми! И лишь потому, что я обмолвился при вас... Фу, сэр, не вовлекайте других в свои бесчестные козни!
Саймон мертвенно побледнел.
– Я больше не хочу чтобы вы с герцогом постоянно перебрасывались мной как мячом для гольфа! – воскликнул он. – Спорьте или соглашайтесь друг с другом, воля ваша! Я не хочу более быть у вас на посылках, получать ваши противоречивые указания и выслушивать порицания как от того, так и от другого. Если бы я сказал всё, что думаю об этих ваших делах с Ганноверами, у вас бы ещё долго звенело в ушах!
Один лишь шериф Эрскин сохранял самообладание и спокойно вмешался в разговор.
– А пока, – сказал он примиряющим тоном, – я думаю, мы должны сказать мистеру Бэлфуру, что мы вполне удостоверились в его отваге. Он может спать спокойно. До того дня, на который он намекал, его доблесть больше не будет подвергаться никаким испытаниям.
Его хладнокровие напомнило им о том, что надо быть осторожными, и, пробормотав несколько вежливых фраз, они поспешили попрощаться, стараясь поскорее выпроводить меня из дома.
IX.
Когда я покинул Престонгрэнджа, то не спеша направился на свою съёмную квартиру. Поменял шпагу на ту, которую заранее готовил для реального боя и переоделся в охотничий замшевый костюм с удобными перчатками. Немного поколебался, не одеть ли под него загодя припасённую лёгкую кольчугу, но решил всё же обойтись без столь явного нарушения правил. Мысли мои целиком занимала скорая дуэль. Нет, в чистом фехтовании я до сих пор не дотягивал даже до местного середнячка – этому искусству надо обучаться годами, да ещё неплохо бы и иметь толику таланта. Что с того, что в тренировочных поединках с Аланом я неизменно выигрывал одну схватку из трёх? Мне ведь обычно приходилось для этого использовать грязные трюки, которые на дуэли неприемлимы. Да и фехтовали мы со шпагой и кинжалом одновременно, что в дуэлях правилами давно запрещено. А что-то мне подсказывало – сегодняшний мой противник будет совсем не прост. Остаётся только попробовать его удивить, по возможности смертельно. И во всю использовать те трюки, которые не противоречат дуэльным правилам. Эх, почему я не Миямото Мусаси, взял бы просто какое-нибудь весло...
И точно в ответ на мои мысли, какой-то джентльмен, проходя мимо, легонько толкнул меня, бросил многозначительный взгляд и свернул в тупик. Я сразу узнал его – это был стряпчий Чарлз Стюарт. Осмотревшись вокруг, я пошёл вслед за ним. Войдя в тупик, я увидел, что он стоит у входа на лестницу. Он сделал мне знак и тотчас исчез. Семью этажами выше я снова увидел его у двери в квартиру, которую он запер на ключ, как только мы вошли туда.
Квартира была совсем пустая, без всяких признаков мебели. Это была одна из тех квартир, которые Стюарту поручено было сдать.
– Нам придется сидеть на полу, – сказал он, – но зато мы здесь в безопасности, а я очень желал видеть вас, мистер Бэлфур.
– Как дела у Алана? – спросил я.
– Отлично, – отвечал он. – Мы уже приобрели корабль, на верфи в городе Чатэме. Это трёхсот тонный восемнадцатипушечный корвет, самый быстрый корабль из построенных в Британии! Называется он «Фалкон» и обошёлся нам вместе с запасным комплектом такелажа и запасом зарядов для пушек почти в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Капитаном взяли Энди Скаугела и они вместе с Аланом как-раз сейчас подбирают команду из тридцати человек.
Далее. Жена Джеймса Стюарта с детьми уже переправлена во Францию, им назначен пансион в десять фунтов каждый месяц. Девушке, о которой вы говорили, передана вся означенная сумма, табак передан, также выполнено и всё остальное, о чём мы в прошлый раз договаривались. Теперь скажите мне самое главное: как подвигается ваше собственное дело?
– Мне сегодня утром объявили, – сказал я, – что мои свидетельские показания будут приняты и что я отправляюсь на суд в Инверари вместе с прокурором.
– Ну, этому я никогда не поверю! – воскликнул Стюарт.
– У меня самого есть некоторые подозрения, – сказал я, – но мне очень бы хотелось выслушать и ваши доводы.
– Уверяю вас, я страшно взбешён! – воскликнул Стюарт. – Если бы моя рука могла дотянуться до их правительства, я сорвал бы его, как гнилое яблоко. Я адвокат Эпина и Джеймса Глэнского, и потому моя обязанность защищать жизнь моего родственника; Послушайте только, как идут мои дела, и судите сами. Им прежде всего надо отделаться от Алана. Они не могут привлечь Джеймса в качестве соучастника, пока не привлекут сначала Алана как главного виновника. Это закон: нельзя ставить телегу перед лошадью.
– Как же они могут привлечь Алана, не поймав его? – спросил я.
– Есть возможность игнорировать это, – сказал он. – На такой случай тоже есть свой закон. Было бы очень удобно, если бы вследствие бегства одного злоумышленника другой остался безнаказанным. Чтобы избегнуть этого, вызывают главного виновника и, в случае неявки, заочно приговаривают его. Можно делать вызов в четырех местах: на месте жительства обвиняемого – там, где он прожил не менее сорока дней; в главном городе графства, где он обыкновенно проживает; или, наконец, – если есть основание предполагать, что он не в Шотландии, – на Эдинбургском перекрестке, на дамбе и берегу Лейта, в продолжение шестидесяти дней. Цель последнего постановления очевидна: отходящие корабли могут успеть сообщить эти сведения за границу и тогда вызов не будет простой формальностью. Теперь представьте себе случай с Аланом. Я никогда не слышал, чтобы у него был постоянный дом. Я был бы весьма обязан человеку, который бы указал, где после сорок пятого года Алан непрерывно прожил сорок дней. Нет графства, где бы он постоянно или временно пребывал столько времени. Если у него вообще есть жилище, в чем я сомневаюсь, то, вероятно, в полку, во Франции; и если он ещё не уехал из Шотландии, что мы знаем, а они подозревают, то самый недалёкий человек поймет, что он стремится поскорее уехать. Где же и каким образом должен быть сделан вызов? Я спрашиваю это у вас, не юриста.
– Вы сами сказали, – отвечал я, – здесь на перекрёстке, на дамбе и берегу Лейта, в продолжение шестидесяти дней.
– В таком случае, вы гораздо лучший юрист, чем Престонгрэндж! – воскликнул стряпчий. – Он один только раз вызвал Алана, двадцать пятого, в тот день, когда мы встретились впервые. Вызвал раз и на этом покончил. И где? На перекрестке в Инверари – главном городе Кемпбеллов! Скажу вам по секрету, мистер Бэлфур, они совсем не ищут Алана.
– Что вы хотите сказать? – воскликнул я. – Не ищут его?
– По моим сведениям, нет, – сказал он. – Мне кажется, они вовсе не желают найти его. Они, может быть, думают, что он сумеет оправдаться, и тогда Джеймс, которого они главным образом преследуют, сможет вывернуться. Это, как вы сами видите, не просто уголовное дело, а заговор.
– Но могу сказать вам, что Престонгрэндж настойчиво расспрашивал меня об Алане, – сказал я, – хотя, как я теперь припоминаю, мне было очень легко увернуться от его расспросов.
– Вот, видите ли... – сказал он. – Может быть, я и неправ – это всё одни догадки. А теперь я возвращаюсь к фактам. Я узнаю, что Джеймс и свидетели – свидетели, мистер Бэлфур! – закованы в кандалы и заключены в тесные камеры военной тюрьмы в форте Уильям. К ним никого не пускают и запрещают им вести переписку. Это свидетелям-то, мистер Бэлфур! Слыхали вы когда-либо что-нибудь подобное? Уверяю вас, что никогда ни один старый, нечестивый Стюарт не нарушал закона более наглым образом. Об этом совершенно ясно сказано в акте парламента от тысяча семисотого года, относительно неправильного заключения. Как только я узнал это, то подал прошение лорду секретарю суда и получил сегодня ответ. Вот вам и закон! Вот правосудие!
Он подал мне документ, который при прочтении выглядел не как нормальный документ, а как глупая издёвка над здравым смыслом.
– Смотрите, – сказал Стюарт, – он не посмел прямо отказать мне увидеться с моим клиентом и потому «советует командиру впустить меня». Советует! Лорд-секретарь суда в Шотландии советует какому-то армейскому капитану! Разве не ясно его намерение? Он надеется, что командир или так глуп, или, напротив, так умён, что откажется последовать совету. Мне пришлось бы без всякого успеха возвратиться из форта Уильям сюда, зря потратив время. Затем последовала бы новая проволочка до получения мною нового разрешения, а они пока выгораживали бы офицера, «военного человека, совершенно незнакомого с законом», – знаю я эту старую песню! Затем путешествие в третий раз. А тут уже сейчас должен начаться суд, прежде чем я даже успею снять первое показание. Не прав ли я, называя это заговором?
– Вы несомненно правы, – сказал я, подавленный открывающейся перспективой.
– Я сейчас же ещё докажу вам это, – возразил он. – Они имеют право держать Джеймса в тюрьме, но никак по закону не могут запретить мне посещать его. Они не имели права заключать под стражу свидетелей. Позволят ли мне видеть их, людей, которые должны были бы быть так же свободны, как сам лорд-секретарь суда? Читайте: «Что касается остального, то он отказывается давать какие-либо приказания смотрителям тюрем, которые не совершили ничего противного их обязанностям». Ничего противного? Боже мой! А акт тысяча семисотого года? Мистер Бэлфур, это взорвало меня! Я чувствую, как всё горит в моей груди!
– А на простом английском языке эта фраза значит, – сказал я, – что свидетели будут по-прежнему находиться в заключении и вы так и не увидите их до тех пор, пока не станет слишком поздно.
– Я не увижу их до Инверари, где назначен суд, – воскликнул он, – а затем услышу слова Престонгрэнджа об ответственности, которая лежит на нём, и об огромных правах, предоставленных защите! Но я перехитрю их, мистер Дэвид. Я собираюсь перехватить свидетелей по дороге и попытаться добиться капли справедливости от «военного, совершенно незнакомого с законом», который будет сопровождать партию заключенных в суд.
Случилось действительно так: мистер Стюарт в первый раз увиделся со свидетелями на дороге около Тинедрума благодаря поблажке, которую сделал ему офицер.
– Меня ничто уже не удивит в этом деле, – заметил я.
– Но я вас всё-таки удивлю! – воскликнул он. – Видите вы это? – и он показал мне набранную крупным шрифтом брошюру, только что вышедшую из под печатного станка. – Это обвинительный акт. Смотрите, вот имя Престонгрэнджа под списком свидетелей, и в нём не упоминается ни слова о Бэлфуре. Но дело не в этом. Как вы думаете, кто платил за печатание этой брошюры?
– Предполагаю, что король Георг, – сказал я.
– Представьте себе, что это был я! – воскликнул он. – Положим, она печаталась ими для них, для Грантов, и Эрскинов, и того ночного вора, Саймона Фрэйзера. Но разве я мог получить обвинительный акт? Нет! Я должен был с закрытыми глазами идти на защиту, я должен был слышать обвинение в первый раз в суде вместе с присяжными.
– Разве это не противозаконно? – спросил я.
– Не могу утверждать так, – отвечал он. – Эта любезность была настолько естественна и оказывалась так постоянно в судейском деле, что закон никогда и не занимался этим вопросом. А теперь подивитесь руке провидения! Посторонний человек приходит в печатню Флеминга, видит на полу корректуру, поднимает её и приносит мне. Тогда я дал отпечатать этот документ на средства защиты. Слыхал ли кто что-либо подобное? И теперь он доступен всем, великий секрет известен, все его могут видеть. Но как вы думаете: как их поведение должно было понравиться мне, на чьей ответственности жизнь моего родственника?
– Я думаю, что оно вам совсем не понравилось, – сказал я.
– Теперь вы видите, как обстоит дело, – заключил он, – и почему я смеюсь вам прямо в лицо, когда вы говорите, что вас свободно допустят давать показания.
Теперь настала моя очередь. Я вкратце рассказал ему об угрозах и предложениях мистера Саймона, о сцене, последовавшей после у Престонгрэнджа. О первом своём разговоре и предстоящей дуэли я, согласно обещанию и своим соображениям, не сказал ничего, да в этом и не было надобности. Пока я говорил, Стюарт всё время кивал головой, словно механическая кукла. Но как только я закончил, он открыл рот и с особым выражением произнес только одно слово:
– Исчезните!
– Я не совсем понимаю вас, – заметил я.
– Так я объясню вам подробнее, – отвечал он. – По моему мнению, вам так или иначе надо срочно исчезнуть. Об этом и спору нет: прокурор, в котором ещё остались некоторые проблески порядочности, добился вашей временной безопасности у герцога и Саймона. Он отказался отдать вас под суд и отказался убить вас. И вот в чем причина их несогласий, так как Саймон и герцог не могут быть верными ни другу, ни врагу! Итак, вас не будут судить и не убьют вас, но могут похитить и увезти, как сделали это с леди Грэндж, или я глубоко ошибаюсь!
– Это наводит меня на мысль... – сказал я и рассказал ему о свистке и о рыжем слуге Мора, Нийле.
– Уж где Джеймс Мор, там всегда какая-нибудь мошенническая проделка, в этом даже не сомневайтесь, – сказал он. – Его отец был вовсе не плохим человеком, хотя не уважал законов и не был другом моей семьи, так что мне нечего стараться защищать его. Что же касается Джеймса, то он известный хитрец и отпетый негодяй. Мне так же, как и вам, чрезвычайно не нравится появление рыжего Нийла. Это выглядит нехорошо, да. Это плохо пахнет. Старый Ловэт устроил дело леди Грэндж. Если молодой Ловэт займется вашим, то это будет в духе семьи. За что Джеймс Мор сидит в тюрьме? За такое же преступление – похищение. Его слуги привыкли к подобной работе. Он предоставит их в распоряжение Саймона, и вскоре мы услышим, что Джеймс прощён или что он бежал, а вы уже будете сидеть под замком в Бенбекуле или в Эпплькроссе.
– По-вашему выходит, что это очень серьёзное дело, – заметил я.
– Я хочу, чтобы вы скрылись, пока они ещё не успели наложить на вас руки, – заключил он. – Сидите тихо до самого суда и появитесь в самый последний момент, когда вас менее всего будут ждать. Конечно, всё это говорится в предположении, что ваше свидетельство, мистер Бэлфур, стоит того, чтобы подвергаться такому риску и таким неприятностям.
– Скажу вам одно, – ответил я, – я своими глазами видел убийцу, и то был совсем не Алан.
– Тогда, клянусь небом, мой родственник спасён! – воскликнул Стюарт. – Жизнь его зависит от ваших показаний. Нечего жалеть ни времени, ни денег – ничего, лишь бы иметь возможность появиться на суде. Ступайте прямо назад по этому переулку. От него ведёт прямая дорога на Ланг-Дейкс. И послушайте меня, не возвращайтесь в Эдинбург, пока вся эта суматоха не уляжется.
– Хорошо, я постараюсь последовать вашему совету, – сказал я.
– За пять дней до суда, шестнадцатого сентября, известите меня. Я буду в Стирлинге, в «Королевском гербе». И если вы до тех пор сумеете уберечься, то я позабочусь, чтобы вы добрались до Инверари.
– И ещё одно, – сказал я, – могу я увидеть Алана?
Он, казалось, был в нерешимости.
– Лучше бы вам не видеться, – отвечал он. – Однако не могу отрицать, что Алан очень этого желает и нарочно будет находиться ночью между вторником и средой у Сильвермиллса. Если вы убедитесь, что за вами не следят, мистер Бэлфур, – но только твёрдо убедитесь в этом, – то спрячьтесь в удобном месте и наблюдайте целый час за дорогой, прежде чем рискнуть. Было бы ужасно, если бы вас обоих схватили.
X.
Было около половины четвертого, когда я вышел на Ланг-Дейкс. Для начала хотелось сходить в Дин. Так как там жила Катриона, а её родственникам, гленджайльским МакГрегорам, почти наверняка поручили следить за мной, то это было одно из немногих мест, которых мне следовало бы избегать. Но до дуэли это не имело никакого значения. Я не спеша прогулялся вдоль полей и немного позже четырёх уже был у дома миссис Драммонд Огилви.
Обе леди находились в доме, и, увидев их вместе у открытой двери, я размашистым движением снял шляпу и сказал: "Тут один малый снова пришел за своими шестью пенсами", – чтобы немного подколоть ехидную вдову.
Катриона выбежала мне навстречу и сердечно поздоровалась со мной. К моему великому удивлению, старая леди на этот раз была не менее любезна. Гораздо позже я узнал, что она ещё на рассвете послала верхового к Ранкилеру в Куинзферри, услышав, что он поверенный Шос-гауза. Сейчас у нее в кармане лежало письмо моего доброго друга, который рекомендовал меня с самой лучшей стороны. Мне не надо было читать этого письма, чтобы догадаться об её намерениях. Очень возможно, что в местных раскладах я был "деревенщиной", но всё же далеко не в такой степени, как она предполагала. Даже для моего немудрящего ума было ясно, что коварная бабка затеяла устроить брак своей родственницы с безбородым юношей, кое-что значившим как лэрд в Лотиане.
– Пусть мистер Сикспенс поужинает с нами, Кэтрин, – сказала она радушно. – Сбегай и распорядись чтобы служанки поставили ещё один прибор.
Пока мы оставались одни, она очень старалась польстить мне. Но делала это умно, прикрываясь шуткой, всё время называла меня Сикспенсом, но таким тоном, который должен был возвысить меня в собственных глазах. Когда вернулась Катриона, то намерения старой дамы, если это только было возможно, стали ещё очевиднее: она расхваливала девушку, как опытный барышник своего коня. Я улыбался при мысли, что она действительно считает меня таким дурачком. Наконец самозваной свахе пришло в голову под каким-то явно надуманным оставить нас одних и мы смогли немного пообщаться с глазу на глаз.
– Я не должна вас ни о чём расспрашивать? – с живостью спросила Катриона, как только мы остались наедине.
– Нет, сегодня я уже могу о чём угодно говорить с чистой совестью, – ответил я. – Я был освобожден от своего слова, и после того, что произошло сегодня утром, я не стал бы держать его, если бы даже меня и просили.
– Так расскажите мне всё, – попросила она. – Только кратко. Моя родственница скоро вернется.
– Мы могли бы выйти на прогулку, погода сейчас великолепная, а к шести часам вернёмся для ужина – ответил я, – а то, боюсь, наш разговор будет достаточно длинным.
Она собралась мгновенно – тот кто говорит, что женщины при сборах всегда долго копаются просто не умеет их правильно мотивировать.
Итак, я рассказал ей всю историю с лейтенантом и энсином – от начала до конца, – стараясь представить её в возможно более смешном виде, и действительно в этой бессмыслице было много забавного.
– Ну, мне кажется, вам так же мало везет с суровыми мужчинами, как и с прекрасными леди! – сказала она, когда я кончил. – Но постойте, вам же ещё сегодня предстоит дуэль с этим младшим офицером! А вы тратите время на меня вместо того чтобы подготовиться к ней должным образом!
– Во всяком случае, это общение очень поднимает мне настроение, – отвечал я. – Что касается дуэли, то это не то дело, к которому можно подготовиться за пару-тройку часов.
– Но вдруг вас убьют? – возмутилась она моему легкомыслию, – разве вам не надо составить завещание, проститься с друзьями?
– Что вы, я такой человек, что даже из жизни предпочту уйти по-английски, не прощаясь, – весело ответил я, – впрочем, я не планирую умирать. Уж точно не сегодня, нет.
– Знаете ли, чему я улыбаюсь? – спросила она. – Вот чему. Я рождена быть мужчиной. В своих мечтах я всегда юноша: я представляю себе, что со мной происходит и разные ситуации. Когда же дело доходит до боя, я вспоминаю, что я только девушка, не умею держать шпаги или нанести хороший удар. И тогда мне приходится переделывать всю историю таким образом, чтобы поединок не состоялся, но я всё равно осталась бы победительницей. Я так завидую вам, мистер Дэвид Бэлфур.
– Вы кровожадная девушка, – сказал я с подначкой.
– Я знаю, что благородным девушкам положено уметь только шить, прясть и вышивать, – отвечала она немного печально, – но если бы это было вашим единственным занятием, вы бы сами нашли его очень скучным. Но это не значит, что я хочу убивать людей. Убили вы кого-нибудь в жизни?
– Представьте себе, да! Я убил на удивление много народу, – сказал я. – А между тем я нисколько не стыжусь вспомнить об этом.
– Но что вы чувствовали после первого убийства? – спросила она.
– Я сидел и рыдал как ребенок, – отвечал я, скрывая только тот факт, что был тогда вдребезги пьян, – хотя это было на войне и я исполнял свой долг.
– Мне это так знакомо! – воскликнула она. – Я понимаю, откуда берутся эти слёзы. Но, во всяком случае, мне не хотелось бы убивать: я бы хотела бы быть Кэтрион Дуглас, которая, когда враги выломали засов, просунула в скобы свою руку. Это моя любимая героиня. А вы бы хотели так героически умереть за своего короля? – спросила она.
– По правде сказать, – заметил я, – моя любовь к королям гораздо более сдержанна. По мне гораздо героичнее выжить и победить, чем отдать жизнь. Нет, я никогда не отдам просто так свою жизнь – я буду драться за неё изо всех сил и за даже за их пределами.
– Вы правы! – сказала она. – Такое чувство достойно настоящего мужчины! Ах, как бы я хотела научиться хорошо сражаться!
– Катриона, – отвечал я, – то что женщины не способны хорошо сражаться – это всего лишь общепринятое заблуждение. Есть множество исторических примеров, доказывающих обратное. Хотите, я приведу их вам?
– Да, конечно! – воскликнула девушка с энтузиазмом, – вы так хорошо умеете рассказывать!
Я подумал, что на том и стоим, начав свой рассказ с общеизвестных амазонок. Затем перешёл на древнеегипетскую царицу Яххотеп, в молодости воевавшую настолько хорошо, что её наградили многими боевыми наградами.
