Текст книги "Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Макс Мин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
– Ваше предложение сделало бы вам честь, если бы речь шла о большой сумме, – сказала она, – но я скажу вам, в чем тут дело. Джеймс Мор сидит в тюрьме, закованный в кандалы. Последнее время его ежедневно приводят сюда, к Генеральному прокурору...
– К Генеральному прокурору? – воскликнул я. – Разве это...?
– Это дом Генерального прокурора Гранта из Престонгрэнджа, – отвечала она. – Они уже несколько раз приводили сюда моего отца. Не знаю, для какой цели, но, кажется, появилась какая-то надежда на его спасение. Они не позволяют мне видеться с отцом, а ему – писать мне. Нам приходится поджидать его на Кингс-стрит, чтобы передать по дороге табак или что-нибудь другое. Сегодня этот разиня Нийл, сын Дункана, потерял четыре пени, которые я дала ему на покупку табака. Джеймс Мор останется без табака и подумает, что его дочь совсем позабыла о нем.
Я вынул из кармана монету в шесть пенсов, отдал её Нийлю и послал его за табаком. Затем, обратившись к ней, я заметил:
– Эти шесть пенсов были со мной ещё в Балхквиддере.
– Да, – сказала она, – вы настоящий друг Грегоров!
– Мне не хотелось бы обманывать вас, – продолжал я. – Я очень мало знаю о Грегорах, в моих друзьях больше всего эпинских Стюартов. Но, с тех пор как я стою в этом переулке и узнал кое-что о вас, вы не ошибётесь, если назовете меня «другом мисс Катрионы».
– Я и остальные – неразделимы, – возразила Катриона.
– Я постараюсь когда-нибудь стать другом и для них, – сказал я.
– Что можете вы подумать обо мне, – воскликнула она, – что я вот так просто взяла деньги у первого попавшегося незнакомца!
– Я подумаю только, что вы хорошая дочь своего отца.
– Я обязательно верну вам ваши деньги, – сказала она. – Где вы остановились в Эдинбурге?
– По правде сказать, я ещё пока нигде не остановился, – ответил я, – так как нахожусь в городе менее двух часов. Но если вы дадите мне свой адрес, я сам приду за своими шестью пенсами.
– Могу я положиться в этом на вас? – спросила она с надеждой.
– Вам нечего бояться: я всегда держу своё слово, – твёрдо отвечал я.
– Иначе Джеймс Мор никогда не принял бы ваших денег, – сказала она. – Я живу за деревней Дин, на северном берегу реки, у миссис Драммонд Огилви из Аллардайса, моей близкой родственницы.
– Значит, мы увидимся с вами, как только это позволят мои дела, – сказал я и, спохватившись, что и в самом деле совсем забыл о своих заботах, поспешно простился с ней.
Я не обратил внимания, прощаясь, что мы вели себя слишком свободно для этого времени, ведь в моём прежнем мире подобное было нормой. Но слова рассыльного тут же вернули меня с неба на землю.
– Я думал, что у вас есть хоть немного здравого смысла, – заметил он с ярко выраженным неудовольствием. – Таким образом мы никогда не дойдём до нужного места. С первого шага вы уже стали разбрасываться деньгами. Да вы настоящий волокита – вот что! Водитесь с потаскушками!
– Не завидуй, дружище, – сказал я этому ревностному пуританину, – а давай-ка молча веди меня куда тебе было приказано.
Он повиновался лишь отчасти; хотя и не заговаривая со мной, всю дорогу, ехидно усмехаясь, напевал чрезвычайно фальшиво:
Красотка наша Молли Ли по улице гуляет,
Слетел чепец, ей хоть бы что, лишь глазками стреляет,
И мы идем туда, сюда, за ней во все концы земли,
Все полюбезничать хотят с красоткой Молли Ли!
II.
Мистер Чарлз Стюарт, стряпчий, жил на верхнем этаже восьмиэтажного дома, который в этом времени считался чуть ли не небоскрёбом. С учётом, что лифты пока не изобрели, подниматься к нему мне пришлось по длиннейшей каменной лестнице в пятнадцать пролётов. Когда я наконец добрался до двери и мне отворил клерк, объявивший, что хозяин дома, я наконец смог перевести дух и отправить своего рассыльного подальше.
– Свободен! – сказал я, взяв у него из рук мешок с деньгами, и последовал за клерком.
В первой комнате помещалась контора. Там не было никакой мебели, кроме стула клерка и стола, заваленного судебными делами. В соседней комнате человек невысокого роста внимательно изучал какой-то документ и едва поднял глаза, когда я вошел. Он даже не снял пальца с листа, который он просматривал, словно собирался выпроводить меня и снова заняться своим делом. Это мне вовсе не понравилось. ещё менее понравилось мне то, что клерк из своей комнаты мог легко подслушать весь наш разговор.
Я спросил, он ли мистер Чарлз Стюарт, стряпчий.
– Я самый, – отвечал он. – Позвольте мне, со своей стороны, спросить, кто вы такой?
– Вы пока не слыхали ничего ни обо мне, ни о моём имени, – сказал я немного раздражённо. – Но у меня есть знак от человека, хорошо известного вам. Вы его очень хорошо знаете, – повторил я, – но, может быть, не желали бы слышать о нём при теперешних обстоятельствах. Дело, которое я хочу доверить вам, конфиденциальное. Словом, я хотел бы быть уверенным, что оно останется только между нами.
Не говоря ни слова, он встал, с недовольным видом отложил в сторону свой документ, отослал клерка по какому-то поручению и запер за ним дверь.
– Теперь, сэр, – сказал он, вернувшись, – говорите, что вам от меня надо, и не бойтесь ничего. Хотя я уже предчувствую, в чем дело! – воскликнул он. – Заранее знаю: или вы сам Стюарт, или присланы Стюартом! Это славное имя, и мне не годится роптать на него, но я начинаю нервничать при одном его звуке.
– Моё имя Бэлфур, – сказал я флегматично. – Дэвид Бэлфур, владетель замка Шос. А кто послал меня, вы узнаете по этой забавной вещице. – И я показал ему серебряную пуговицу.
– Положите её побыстрее обратно в карман, сэр! – воскликнул он нервно. – Вам нечего называть вслух её владельца. Я узнаю пуговицу этого негодяя. Чёрт бы его побрал! Где он теперь?
Я сказал ему, что не знаю, где теперь находится Алан, но что он нашёл себе безопасное убежище – так он, по крайней мере, думал – где-то на севере от города. Он должен остаться там, пока не достанут для него судно. Я сообщил ему также, как и где можно увидеть Алана.
– Я всегда ожидал, что мне придется угодить на виселицу из-за моей семейки! – воскликнул он. – И мне думается, что день этот настал! Найти ему судно, говорит он! А кто будет платить за него? Он, должно быть, с ума сошел! Доступных денег нам не хватит даже на покупку рыбацкой лодки.
– Эта часть дела касается меня, мистер Стюарт, – сказал я. – Вот вам мешок с деньгами на предварительные расходы, а если понадобится больше, то можно будет достать и ещё.
– Мне нет даже надобности спрашивать, к какой политической партии вы принадлежите, – заметил он.
– Вам нет надобности спрашивать, – ответил я, улыбаясь, – потому что я обычно представляюсь как самый настоящий виг.
– Подождите, подождите... – прервал мистер Стюарт. – Что всё это значит? Вы виг? Тогда зачем же вы здесь с пуговицей Алана? И что это за темное дело, в котором замешаны и вы, господин виг! Вы просите меня взяться за дело человека, осуждённого за мятеж и обвиняемого в убийстве, – человека, чью голову уже оценили в двести фунтов, а потом объявляете, что вы виг! Хоть я встречал и много вигов, но что-то не помню таких!
– Он – осуждённый законом мятежник, – сказал я, – и я об этом сожалею, так как считаю его своим другом. Я бы желал, чтобы им лучше руководили в молодости. На горе ему, его обвиняют также в убийстве которое он уж точно не совершал.
– Если вы с такой уверенностью уверяете, что это так... – начал Стюарт.
– Не вы один услышите это от меня, но и другие, и в скором времени, – перебил его я. – Алан невинен так же, как и Джеймс.
– О, – заметил он, – одно вытекает из другого само собой. Если Алан не причастен к делу, то и Джеймс никак не может быть виновен.
Вслед за тем я кратко рассказал ему о моём знакомстве с Аланом, о случае, вследствие которого я сделался свидетелем Эпинского убийства, о различных приключениях во время нашего бегства и о моём вступлении во владение поместьем.
– Теперь, сэр, – продолжал я, – когда вы познакомились со всеми этими событиями, вы сами видите, каким образом я оказался замешанным в дела вашего семейства и ваших друзей. Для всех нас было бы желательнее, чтобы дела эти были более простые и менее кровавые. Вы поймёте также и то, что у меня могут быть по этому делу такие поручения, которые я не могу дать первому попавшемуся поверенному. Мне остается только спросить вас, беретесь ли вы за наше дело.
– Мне бы не особенно хотелось браться за него, но раз вы пришли с пуговицей Алана, то мне едва ли возможно выбирать, – сказал Стюарт. – Каковы же ваши распоряжения? – прибавил он, взяв перо.
– Первое – это купить нам корабль и тайно отправить отсюда Алана, – начал я. – Думаю, что об этом и повторять нечего.
– Да, я это вряд ли забуду, – проворчал Стюарт.
– Второе – это деньги, которые я остался должен одной девушке в Хайленде, – продолжал я. – Не знаю её имени, но она была служанкой в доме Джеймса Стюарта. Мне нелегко переправить их ей, но вас это вряд ли затруднит. Ей следует передать сто фунтов.
Он записал, при этом удивлённо взглянув на меня.
– Затем мистер Гендерлэнд, – сказал я, – проповедник и миссионер в Ардгуре. Я бы очень хотел послать ему самого лучшего нюхательного табаку. Вы, без сомнения, поддерживаете отношения с вашими эпинскими друзьями, а это так близко от Эпина, что, вероятно, сможете взяться и за это дело.
– Сколько надо послать табаку? – спросил он деловито.
– Двадцать фунтов, я думаю будет достаточно, – отвечал я.
– Двадцать, – повторил Стюарт про себя.
– Я с удовольствием отмечаю, что вы щедры, мистер Бэлфур, – сказал он, записывая.
– Было бы стыдно не быть щедрым в первый день, когда стал богатым, – возразил я. – А теперь сосчитайте, пожалуйста, сколько пойдёт на издержки и на оплату вашего труда. Мне хотелось знать, не останется ли мне немного карманных денег, не потому, что мне жаль истратить всю эту сумму, – мне лишь бы знать, что Алан в безопасности, – и не потому, что у меня ничего больше нет, но я в первый день взял так много денег в банке, что будет не очень красиво, если на другой день я снова явлюсь за деньгами. Только смотрите, чтобы вам хватило, – прибавил я, – мне вовсе не хотелось бы лишний раз светиться, встречаясь с вами.
– Мне нравится, что вы так предусмотрительны, – отозвался стряпчий. – Но, мне кажется, вы идёте на риск, оставляя такую большую сумму на моё усмотрение.
Он сказал это с явной насмешкой.
– Что же, приходится рисковать, – отвечал я. – Я хочу попросить вас ещё об одной услуге, а именно – указать мне где можно снять приличную квартиру, так как пока у меня нет крова. Только надо устроить так, будто я случайно нашел эту квартиру, а то будет очень скверно, если Генеральный прокурор узнает, что мы с вами знакомы.
– Можете быть совершенно спокойны, – сказал Стюарт. – Я никогда не произнесу вашего имени, сэр. Я думаю, что Генерального прокурора пока можно поздравить с тем, что он не даже не подозревает о вашем существовании.
Я увидел, что зашёл не с той стороны.
– В таком случае для него готовится неприятный сюрприз, – заметил я ехидно, – так как ему придется узнать о моём существовании завтра же, когда я приду к нему с визитом.
– Когда вы придете к нему? – Повторил мистер Стюарт. – Кто из нас сошел с ума, вы или я? Зачем вам идти к прокурору?
– Для того, чтобы потребовать за себя награду, – отвечал я философски.
– Мистер Бэлфур, – воскликнул он, – вы, кажется, смеетесь надо мной?!
– Ну что вы, сэр, – сказал я, – хотя вы сами, кажется, позволили недавно себе такую вольность по отношению ко мне. Но я говорю вам раз и навсегда: в этом случае я не расположен шутить.
– И я тоже, – отвечал Стюарт. – И говорю вам, употребляя ваше же выражение, что ваше поведение нравится мне всё менее и менее. Вы являетесь ко мне со всякого рода предложениями, имеющими целью побудить меня взяться за ряд весьма сомнительных дел и довольно долгое время быть в сношениях с весьма подозрительными людьми. А затем вы объявляете, что прямо из моей конторы идёте общаться с Генеральным прокурором! Ни пуговицы Алана, ни даже он сам собственной персоной не заставят меня влезть в подобное мутное дело.
– По-моему, вам нечего так опасаться, – сказал я примирительно. – Может быть, и возможно избежать того, что вам так не нравится, но я вижу лишь один выход: пойти к прокурору и открыться ему. Но вы, может быть, подскажете иной выход. И если вы действительно найдёте его, то, признаюсь, я сам почувствую большое облегчение. Мне кажется, что от переговоров с Генеральным прокурором мне может не поздоровиться. Однако мне ясно, что я должен дать свои показания, – так я надеюсь спасти репутацию Алана, если от нее ещё что-нибудь осталось, и голову Джеймса, что вообще не терпит отлагательства.
Он помолчал секунду и затем сказал:
– Ну, любезный, вам никогда не позволят дать подобные показания.
– Ну, мы ещё посмотрим, – отвечал я, – я умею быть очень настойчивым, когда хочу этого.
– Ах вы чудак! – вскричал Стюарт. – Ведь им нужна голова Джеймса! Джеймса обязательно хотят повесить. И Алана тоже, если бы они могли поймать его, но уж Джеймса-то во всяком случае! Ступайте-ка к прокурору с таким делом, и вы увидите, что он сумеет быстро утихомирить вас.
– Я лучшего мнения о Лорде-прокуроре, – сказал я.
– Да к черту прокурора! – воскликнул он раздражённо. – Тут главные Кемпбеллы, мой милый! Весь клан разом навалится на вас, да и на несчастного прокурора тоже! Удивительно, как вы не понимаете шаткости своего положения! Если у них не будет никакого честного средства остановить вашу болтовню, они прибегнут к любому нечестному. Они могут посадить вас на скамью подсудимых, или даже убить, понимаете ли вы это? – воскликнул он и ткнул меня пальцем в колено.
– Да, – сказал я, – не далее как сегодня утром мне говорил об этом другой стряпчий.
– Кто он такой? – спросил Стюарт. – Он, по крайней мере, говорил весьма разумно.
Я сказал, что не могу назвать его, потому что это убеждённый старый виг и он бы не пожелал быть замешанным в такого рода дело.
– Мне кажется, что весь белый свет уже по уши замешан в это чёртово дело! – в сердцах воскликнул Стюарт. – Что же вы ответили ему?
Я рассказал ему, что произошло между мной и Ранкилером перед Шос-гаузом.
– Значит, вы просто будете висеть рядышком с Джеймсом Стюартом! – сказал он. – Этот исход совсем нетрудно предсказать.
– Я все-таки надеюсь на лучшее, – отвечал я, – хотя не отрицаю, что иду на риск.
– «На риск»! – повторил он и снова помолчал. – Мне следует поблагодарить вас за вашу верность моим родственникам, которым вы выказываете большое расположение, – продолжал он, – если только у вас хватит твёрдости не изменить им. Но предупреждаю, что вы подвергаете себя огромной опасности. Я бы не хотел быть на вашем месте, хотя сам я Стюарт, если бы это даже было нужно всем Стюартам со времен Ноя. Риск! Да я постоянно подвергаюсь риску. Но судиться в стране Кемпбеллов по делу Кемпбеллов, когда и судьи и присяжные – Кемпбеллы... Думайте обо мне что хотите, Бэлфур, но это свыше моих сил.
– У нас, должно быть, различные взгляды на вещи, – заметил я – Я собираюсь воспользоваться всеми законными способами, чтобы добиться своего. Если же этого не хватит, то я не остановлюсь не перед чем, но в петле болтаться всё-же не буду.
– Честь и слава вам за такую позицию, – сказал он. – Но мне не хотелось бы, чтобы вы судили меня слишком строго. моё положение чрезвычайно тяжёлое. Видите ли, сэр, вы говорите что вы виг, а я сам не знаю, кто я такой. Разумеется, не виг – вигом я не могу быть по умолчанию. Но, примите это к сведению, я, может быть, не особенно ревностный сторонник противной партии.
– Правда? – воскликнул я изумлённо. – Этого вполне можно было ожидать от такого проницательного человека, как вы.
– Только без лишней лести, пожалуйста! – воскликнул он. – Умные люди есть как на одной, так и на другой стороне. Но я лично не имею ни малейшего желания вредить королю Георгу. Что же касается короля Якова, то я ничего не имею против того, что он за морем. Видите ли, я прежде всего юрист. Я люблю свои книги, склянку с чернилами, хорошую защитительную речь, хорошо написанное дело, стаканчик вина, распитый в здании парламента с другими стряпчими, и, пожалуй, партию в гольф в субботу вечером. Какое всё это имеет отношение к хайлэндским пледам и палашам?
– Действительно, – сказал я, – вы мало похожи на дикого хайлэндера.
– Мало? – повторил он. – Совсем не похож, мой милый! А между тем я по рождению хайлэндер и обязан всегда плясать под дудку своего клана. Мой клан и моё имя должны быть прежде всего. Это то же самое, о чём и вы говорили. Постоянно я имею дело с изменой и изменниками и должен тайно перевозить их то туда, то сюда, а тут ещё французские рекруты – пропади они пропадом! – их тоже приходится тайно переправлять! А иски-то, просто горе с их исками! Недавно я возбудил иск от имени молодого Ардшила – моего двоюродного брата. Он требовал себе поместье на основании брачного договора. Это конфискованное-то поместье! Я говорил им, что это бессмыслица, но им до этого дела нет. И вот я должен был прятаться за другого адвоката, которому тоже не нравилось это дело, потому что оно грозило гибелью нам обоим, вооружало против нас, ложилось позорным пятном на нашу деловую репутацию! А что я мог сделать? Ведь я Стюарт и должен расшибиться в лепёшку за свой клан и своё семейство! Ещё вчера одного из Стюартов отвезли в тюрьму. За что? Я прекрасно знаю: акт тысяча семьсот тридцать шестого года, набор рекрутов для короля Людовика. Вот увидите, он вызовет меня защищать его, и это ляжет новым пятном на моё доброе имя. Уверяю вас, что если бы я только что-нибудь понимал в ремесле священника, то бросил бы всё и стал бы пастором! А сам Алан Меченый (брэк – меченый, Алану дали такую кличку за изрытое оспой лицо). Он то хорош! Знаете ли вы, мистер Бэлфур, что он перед убийством Гленура пьянствовал по кабакам и прилюдно грозился пристрелить Рыжего Лиса? Просто счастье, что ему удалось сбежать из Эпина! Туда ведь направили две сотни солдат. В области, где проживало около 2,8 тыс. человек, было допрошено порядка 700 жителей. Расследованием руководил шериф Арчибальд Стоунфилд из клана Кэмпбеллов, который землю рыл! Но неудача поисков только разожгла жажду крови Кэмпбеллов!
– Это действительно тяжёлое положение, – сказал я.
– Чрезвычайно тяжёлое! – воскликнул он. – Вот почему я такого высокого мнения о вас, не Стюарте, за то, что вы погружаетесь с головой в дела Стюартов. Зачем вы это делаете, я не знаю. Разве что по чувству долга...
– Вы не ошибаетесь, сэр, но есть и другие, более приземлённые резоны – ответил я.
– Это всё равно прекрасно, – сказал он. – Но вот вернулся мой клерк. Если позволите, мы пообедаем втроём. После обеда я дам вам адрес очень приличного человека, который охотно примет вас постояльцем. Кроме того, я наполню ваши карманы золотом из вашего же мешка. Дело ваше вовсе не будет стоить так дорого, как вы предполагаете, даже покупка брига.
Я сделал ему знак, что клерк может услышать.
– Вам нечего бояться Робби! – воскликнул он. – Он тоже Стюарт, бедняга, и переправил тайком больше французских рекрутов и изменников-папистов, чем у него было в молодости волос на голове. Робин ведает этой частью моих дел. Кого мы теперь найдём, Роб, для найма капитаном на бриг и срочного рейса во Францию, чтобы быстро вывезти туда кое-кого, раз уж попалась такая оказия?
– Здесь находится в настоящее время Энди Скаугель, человек надёжный и отличный капитан, он сейчас без корабля, – отвечал Роб. – Я как-то встретил также пару человек из команды Хозисона, но сам он погиб. Затем есть ещё Том Стобо, но в нем я не так уверен: я видел, как он разговаривал с какими-то лихими и подозрительными личностями. Да и с гибелью его брига у Оркнейских островов дело не чисто, подозревают, что он сам разбил его, чтобы получить страховку. Если дело идёт о чём-нибудь значительном, то я не доверил бы его Тому.
– Голову этого человека недавно оценили в двести фунтов, Робин, – сказал Стюарт.
– Неужели это Алан Брэк? – воскликнул испуганно клерк.
– Он самый, – отвечал его хозяин.
– Чёрт возьми, это серьёзное дело! – проговорил Робин. – Я попробую собрать только самых лояльных людей.
– Это, кажется, очень трудное задание, – заметил я.
– Ему конца и краю не будет, мистер Бэлфур, – отвечал стряпчий.
– Ваш клерк, – продолжал я, – только что упомянул людей Хозисона. Вероятно, это матрос из хайлендеров и юнга? Что вы скажете на это, Роб?
– Да, это матрос МакДональд и юнга, кажется его зовут Рэнсом, – отвечал клерк. – Оба поначалу показались мне ненадёжными людьми, но мы их испытали в деле,– добавил он.
– Ведь это они сопровождали тогда доктора, не правда ли? – спросил стряпчий.
– Они самые, – ответил клерк.
– И они же и отвезли его? – продолжал Стюарт.
– Да, хотя у того кошель был полон золота и все знали об этом! – воскликнул Робин.
– Да, должно быть, трудно составить верное мнение о людях с первого взгляда, – сказал я задумчиво.
– Вот об этом-то я и позабыл, когда вы вошли ко мне, мистер Бэлфур, – отвечал стряпчий.
III.
Как только я проснулся на следующий день на моей снятой квартире, я сейчас же встал и оделся в новую дворянскую одежду. Потом, проглотив завтрак, отправился продолжать свои похождения. Я мог твёрдо надеяться, что дело Алана уладится. Дело Джеймса было гораздо труднее, и я не мог не сознавать, что это предприятие может обойтись мне дорого, как говорили все, кому я открывал свой план. Казалось, что я достиг вершины горы лишь затем, чтобы броситься в пропасть; что я для того лишь перенес столько тяжелых испытаний, чтобы, достигнув богатства, признания, возможности носить дворянское платье и шпагу, покончить в конце концов самоубийством, и выбрав притом наихудший вид самоубийства – виселицу, по приказу короля.
"Зачем я это делаю?" – спрашивал я себя, идя по Гай-стриту по направлению к северу через Лейд-Винд.
Сперва я ответил себе, что хочу поменять этот мир, но после признал, что это неправда. Действительно, какая мне по большому счёту разница, будут править Англией Стюарты или Ганноверы? И те и другие не вызывают во мне никакой симпатии. Но, так уж случилось, что до сих пор большинство моих друзей собрались на одной стороне. Жаль, что Стивенсон не продолжил свой роман, и я не знаю, что дальше случилось с его героями. Удалось ли Дэвиду оправдаться и спасти Джеймса? Не смотря на то, что он действительно был стопроцентным вигом, очень сомневаюсь в этом. В политике никакие случайные жертвы не считаются чрезмерными, почему её и называют грязным делом. Скорее всего ему вместе с Аланом пришлось сбежать во Францию, или в конце-концов отказаться от своих планов по восстановлению справедливости, иначе его попытка имела плохой конец.
Зато я кое-что помню из реальной истории моего бывшего мира. Не до деталей конечно, но... Через пять лет начнётся Семилетняя война за колонии, затем перекинувшаяся на Европу. Текущий противник якобитов Георг II умрёт через девять лет, в 1760 году. Его внук Георг III будет противником вигов, поддерживающим партию тори. В принципе, даже вполне легальными средствами с имеющимися на руках деньгами и присущим мне авантюризмом я мог бы многого наворотить. А уж какими возможностями меня обеспечили бы нелегальные! Тому же организованному терроризму современное мне сейчас государство не способно противопоставить совершенно ничего, то же можно сказать и о хорошо продуманной пропаганде. Если бы мне восхотелось пойти по стопам Кромвеля, или Наполеона, который не торт, а Бонапарт, ничего сверхъестественного подобная ситуация бы из себя не представляла. Но я отчётливо понимал– это не мой уровень. Не столько по количеству ума, сколько по масштабу интереса проблем. Я тактик, стратегические задачи мне хотя и понятны, но скучны до вывиха челюстей. Не понятно сказано? Тогда скажу по другому: в жизни я предпочитаю роль игрока, а не гейммастера, организатора игр. Поэтому я и собирался просто продолжать играться в образе доставшимся мне. На уровне Дэвида Бэлфура, пусть несколько более разумного и циничного чем оригинальный, не претендуя на уже однажды примеренные атрибуты Мартина Стюарта.
Эти размышления придали мне твёрдости, хотя я и так не закрывал глаза на грозившую мне опасность и на то, что если буду продолжать своё дело, то легко смогу прожить не особенно долго. Утро было ясное, хотя дул восточный ветер. Его свежее дыхание холодило мне кровь, напоминая об осени, о падающих листьях, о мертвецах, покоившихся в могилах или на дне моря. Лошадь моя шла шагом. На вершине Кальтонского холма дети с криками пускали бумажных змеев, которые ясно вырисовывались на фоне неба. Я заметил, что один, взлетев по ветру очень высоко, упал между кустами дрока. При виде этого я подумал: "Вот так рано или поздно будет и с тобой, Дэви, если не перестанешь вечно дуром лезть на рожон!"
Мой путь лежал через Моутерский холм и вдоль поселка, расположенного на его склоне, среди уже убранных полей. Во всех домах слышалось гудение ткацких станков; в садах жужжали пчелы; люди переговаривались между собой на незнакомом мне языке. Впоследствии я узнал, что деревня эта называется Пикарди и что в ней работают французские ткачи на льнопрядильное общество. Здесь мне дали новое указание относительно дороги в Пильриг – место моего назначения. Немного далее у дороги я увидел виселицу, на которой висели два закованных в цепи человека. Их, по местному обычаю, перед повешением окунули в деготь, и теперь они болтались на ветру; цепи звенели, вороны кружились над несчастными висельниками и громко кричали. Объехав виселицу, я натолкнулся на старуху, похожую на киношную колдунью, которая сидела за одним из столбов. Впрочем, лохмотьями в этом мире никого было не удивить. Она кивала головой, кланялась и разговаривала сама с собой.
– Кто это там висит, матушка? – спросил я, указывая на оба трупа.
– Благослови тебя бог! – воскликнула она. – Это мои два любовника, мои два прежних любовничка, голубчик мой.
– За что они были повешены? – снова спросил я.
– За правое дело, – сказала она. – Часто я предсказывала им, чем все это кончится. За два шотландских шиллинга, ни на грош больше, оба молодца теперь висят здесь! Они силой забрали их у одного ребенка из Броутона.
– Ай, – сказал я скорей себе, чем сумасшедшей старухе, – неужели они действительно заплатили жизнями за такой пустяк? Вот это действительно значит всё потерять ни за грош.
– Покажи свою ладонь, голубчик, – заговорила вдруг она, – и я узнаю твою судьбу.
– Нет, матушка, – отвечал я, – я не верю в судьбу. То что называется судьбой – всего лишь путь, по которому ведут человека его наклонности.
– Я читаю твою судьбу на твоем лице, – сказала она. – Я вижу красивую девушку с ясными глазами, маленького человека в красивой одежде, высокого господина в напудренном парике и тень от виселицы на твоём пути. Покажи ладонь, голубчик, и старая Мерриэн тебе хорошенько погадает.
Но я отказался от гадания и поскакал дальше, кинув ей медяк, а она сидела и играла монетою в тени, отбрасываемой повешенными.
Если бы не эта встреча с повешенными, дорога моя вдоль по Лейт-Уокскому шоссе была бы гораздо безмятежнее. Старинный вал пересекал поля, подобных которым по тщательности обработки я никогда не видел ни в одном из миров. Кроме того, мне всегда нравилась такая провинциальная глушь. Но сейчас мысли занимало иное. Да уж, печальная участь – попасть на виселицу!
Попал ли на неё человек за два шотландских шиллинга или, как говорил мистер Стюарт, из чувства долга – разница была невелика, если этот человек в конечном итоге вымазан дёгтем, закован в цепи и повешен! Может так будет висеть и Дэвид Бэлфур... Другие юноши пройдут мимо по своим делам и безразлично взглянут на него; сумасшедшие старухи будут сидеть у подножия виселицы и предсказывать им судьбу. Нарядно одетые, благородные девушки, пройдя мимо, разве что отвернутся и заткнут себе носы, спасаясь от мерзкого запаха. Я отчетливо представлял этих гипотетических девушек: у них были серые глаза и цвета Драммондов на головных уборах. Ну уж нет, лучше собственноручно вонзить себе в сердце кинжал, чем вот так болтаться на солнце и отравлять округу вонью своего разлагающегося трупа!
Хотя я немного пал духом, но настроение у меня было всё-таки решительное, когда я подошел к Пильригу и увидел красивый дом с остроконечной крышей, расположенный на дороге между группами молодых деревьев. У входа стояла оседланная лошадь лэрда, а он сам находился в кабинете среди учёных сочинений и музыкальных инструментов, так как был не только глубоким философом, но и хорошим музыкантом. Он довольно приветливо принял меня и, прочитав письмо Ранкилера, любезно предложил мне свои услуги:
– Чем я могу быть вам полезен, кузен Дэвид, так как, оказывается, мы кузены. Написать записку к прокурору Престонгрэнджу? Это очень легко сделать. Но что именно надо написать в этой записке?
– Мистер Бэлфур, – сказал я, – я уверен, да и мистер Ранкилер тоже так считает, что, если бы я рассказал вам мою историю во всех подробностях, она бы вам не очень понравилась. Она довольно кровава и затрагивает политику.
– Очень жаль слышать подобное от вас, милый родственник, – ответил он.
– Я не принимаю вашего сожаления, мистер Бэлфур, – сказал я, – мне лично нельзя поставить в вину ничего, кроме обыкновенных человеческих слабостей. Первородный Адамов грех, отсутствие прирожденной праведности и греховность всей моей природы – вот и всё, за что я должен буду отвечать перед Богом. Меня ведь научили, куда смертным полагается обращаться за помощью, – добавил я, заключив по внешнему виду мистера Бэлфура, что он будет обо мне лучшего мнения, когда увидит, что я тверд в катехизисе. – Что же касается светской чести, то тем более ни в чем важном не могу упрекнуть себя. Все мои затруднения произошли не по моей воле и, насколько могу судить, не по моей вине. Затруднение моё в том, что я оказался замешанным в одно политическое недоразумение, о котором, как мне сказали, вы, как человек далёкий от политики, будете очень рады избегнуть упоминания.
