Текст книги "Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Макс Мин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
– Нет, нет, – воскликнул он, – дело обстоит не так плохо! Fui, non sum*. Я действительно был поверенным вашего дяди, но пока вы болтались на диком Западе, много воды утекло. И если у вас не звенело в ушах, то совсем не от недостатка разговоров о вас. В самый день кораблекрушения знакомый вам мистер Кемпбелл пришёл в мою контору и потребовал, чтобы вас во что бы то ни стало разыскали. Я никогда не слышал о вашем существовании, но знал вашего отца, и на основании некоторых данных – о них я поговорю после – я был склонен бояться самого дурного. Мистер Эбэнезер, не отрицая, что видел вас, объявил – это показалось мне невероятным, – что дал вам значительную сумму и вы уехали в Европу с намерением закончить своё образование. Это казалось и вероятным и похвальным. На вопрос, как это случилось, что вы ни словом не известили мистера Кемпбелла, он заявил, будто бы вы выразили горячее желание порвать со своей прошлой жизнью. На дальнейший вопрос, где вы находитесь, он отвечал, что не знает наверное, но думает, что в Лейдене. Вот и все его ответы. Я не думаю, чтобы кто-либо поверил ему, – продолжал мистер Ранкилер улыбаясь. – В особенности ему не понравились некоторые мои вопросы, и он, попросту говоря, выставил меня за дверь. Мы были тогда в большом затруднении. несмотря на все наши подозрения, у нас не было никаких доказательств. В это же время объявился помощник капитана Шуан и рассказал, что вы утонули. Тут выяснилось, что ваш дядя лгал, но без других результатов, кроме беспокойства для мистера Кемпбелла, убытка для моего кармана и ещё одного пятна на репутации мистера Бэлфура, которая и без того уже была достаточно запятнана. Но третьего августа ваш дядя внезапно скончался от удара. Именно мне поручено разыскать его наследников. А теперь, мистер Дэвид, – прибавил он, – вы сами знаете весь ход дела и можете судить, насколько я достоин доверия.
На самом деле рассказ его был более педантичен, чем он звучит в моей передаче, и уснащён большим количеством латинских цитат. И по его обхождению со мной я понял, что он уже больше не сомневается в том, кто я такой. Итак, первое: моя личность была установлена.
– Сэр, – сказал я, – рассказывая вам свои приключения, я должен остановиться на некоторых событиях определённо имеющих государственную важность, поэтому опасных для всех их знающих. Поэтому попрошу вас дать слово, что без моего ведома вы не станете ни с кем делиться этой информацией.
После этого я рассказал ему свои похождения с самого начала, а он слушал, сдвинув очки на лоб и закрыв глаза, так что я иногда боялся, не заснул ли он ещё. Но нет, я потом убедился, что он слышал каждое слово. Вообще тонкость его слуха и редкая память часто удивляли меня. Он запомнил даже странные, незнакомые гэльские имена и повторил мне их спустя много лет, хотя слышал их один-единственный раз в своей жизни. Когда я первый раз упомянул Алана Брэка, произошла смешная сцена. Имя Алана, разумеется, сейчас гремело по всей Шотландии, так же как известие об Эпинском убийстве и о большой награде, предложенной за голову убийцы. Не успело это имя сорваться с моего языка, как стряпчий шевельнулся и открыл глаза.
– На вашем месте я не стал бы называть ненужных имен, мистер Бэлфур, – сказал он, – в особенности имен хайлэндеров, многие из которых виновны перед законом.
– Весьма возможно, что это было бы лучше, – возразил я, – но, раз оно уж вырвалось у меня, остается только пожалеть и продолжать дальше.
– Вовсе нет, – отвечал мистер Ранкилер. – Вы, вероятно, заметили, что я туговат на ухо и потому не совсем разобрал это имя. Если позволите, мы будем называть вашего друга Томсоном, – тогда не будет никаких недоразумений. А впредь я бы на вашем месте поступил так со всеми находящимися вне закона хайлэндерами, о которых вам придется упоминать, живы они или мертвы.
Тут я понял, что он прекрасно слышал имя и догадался, что я могу дойти в своём рассказе до убийства. Если ему нравилось притворяться, меня это не касалось. Я улыбнулся и согласился, заметив, впрочем, что это совсем не хайлэндское имя. Во всем остальном рассказе Алан назывался мистером Томсоном, – это меня тем более смешило, что хитрость была в его же духе.
Далее Джеймс Стюарт был представлен под именем родственника Томсона, Смитсоном. Колин Кемпбелл получил имя мистера Глэна, а когда речь зашла о Клуни, я назвал его мистером Джеймсоном, хайлэндским предводителем. Это был самый откровенный фарс, и я удивлялся, почему у стряпчего была охота его разыгрывать. Впрочем, это было в духе времени, когда в государстве существовали две партии и люди, стоявшие вне этих партий, всячески старались не задевать ни ту, ни другую.
– Ого, – сказал стряпчий, когда я закончил свой рассказ, – да это целая эпическая поэма, прямо современная «Одиссея». Вам следует передать её на латинском языке, когда знания ваши будут пополнены, или, если вы предпочтете, на английском, хотя я лично выбрал бы латинский, как более выразительный язык. Вы много попутешествовали. Какой только приход в Шотландии не видел вас? Кроме того, вы выказали странную способность вечно попадать в ложное положение и в то же время, в общем, вести себя достойным образом. Мистер Томсон мне представляется джентльменом, обладающим некоторыми прекрасными качествами, хотя он, пожалуй, находит слишком большое удовольствие в кровопролитии. Однако, несмотря на его достоинства, мне было бы приятнее, если б он просолился в Северном море, так как такой человек, мистер Бэлфур, может причинить нам большие затруднения. Но вы, разумеется, поступите справедливо, оставаясь верным ему: он в своё время был верен вам. It comes – можно сказать – он был вам верным товарищем, не менее paribus curis vestigia figit, потому что иначе вы должны были бы оба болтаться на виселице. Ну, к счастью, эти опасные дни миновали, и я думаю, рассуждая по-человечески, что близится конец ваших бедствий. А теперь вам бы не помешало привести себя в порядок с дороги и присоединится ко мне за обедом. Там мы и продолжим наш дальнейший разговор.
XXVIII.
Я как мог привел себя в порядок, умывшись и почистив предложенной щёткой куртку со штанами. Когда я был готов, мистер Ранкилер встретил меня на лестнице, поздравил и опять повел в кабинет, где уже был накрыт обед на двоих. Слегка удалив первый голод, он продолжил разговор.
– Так вот, мистер Дэвид, – сказал он. – Вас, вероятно, удивляли отношения, сложившиеся между вашим отцом и дядей. Это действительно странная история, которую я с трудом могу объяснить вам. Потому что, – прибавил он с явным смущением, – всему этому причиной была любовь.
– По правде сказать, – заметил я, – мои понятия об этом чувстве как-то плохо вяжутся у меня с представлениями о моём дяде.
– Но ваш дядя, мистер Дэвид, тоже был когда-то молод, – возразил стряпчий, – и, что, наверняка, ещё больше удивит вас, он был довольно красив и изящен. Люди выглядывали из дверей, чтобы посмотреть на него, когда он проезжал мимо них на своём горячем коне. Я сам наблюдал это, и, признаюсь откровенно, не без зависти, потому что я был от роду некрасивым малым, а в те времена мне это было ещё достаточно важно.
– Мне кажется, что это какой-то невероятный сон, – заметил я.
– Да, да, – ответил стряпчий, – так всегда бывает между молодым и старым поколениями. Но и это ещё не всё: ваш дядя был с детства умён и многое обещал в будущем. В тысяча семьсот пятнадцатом году он вздумал было отправиться на помощь мятежникам, но ваш отец последовал за ним, нашел его пьяным в канаве и привёз обратно на потеху всего графства. И вот пришло время когда оба юноши рода Бэлфуров влюбились, причём в одну и ту же леди. Мистер Эбэнезер, которым все восторгались, которого любили и баловали, был совершенно уверен в своей любовной победе, а когда наконец увидел, что ошибся, то совсем потерял рассудок. Вся округа знала об этом: он то лежал больной дома среди рыдавших родных, склонившихся над его постелью, то ездил пьянствовать с одного постоялого двора на другой, рассказывая о своём несчастии каждому встречному-поперечному. Ваш отец, мистер Дэвид, был добрый джентльмен, но очень, очень слабохарактерный. Он всячески потакал глупости своего брата и, наконец, с вашего позволения, решил отказаться от выбравшей его леди. Но она была не столь глупа – вы, верно, от неё унаследовали здравый смысл – и не согласилась выйти за нелюбимого. Оба на коленях ползали перед ней, и наконец она обоим указала на дверь. Это произошло в августе... Боже мой, я в тот год вернулся из колледжа! Сцена, должно быть, была чрезвычайно смешная.
Я сам подумал, что это была ужасно глупая история, но не мог забыть, что в ней участвовал мой биологический отец.
– Вероятно, сэр, в этой истории была и трагическая сторона, – сказал я.
– Нет, сэр, её вовсе не было, – отвечал нотариус. – В трагедии предполагается какая-нибудь веская причина для спора, какое-нибудь dignus vindice nodus, а в этой пьесе завязкой служила блажь молодого избалованного болвана, которого просто следовало бы покрепче связать и хорошенько выпороть ремнём. Но не так думал ваш отец. И дело кончилось тем, что после бесконечных уступок с его стороны и самых разнообразных сентиментальных и эгоистических выходок вашего дяди они заключили нечто вроде сделки, от последствий которой вам пришлось недавно пострадать. Один из братьев взял леди, а другой – поместье, на которое по правилам наследования претендовать никак не мог. Это глупое донкихотство вашего отца, несправедливое само по себе, повлекло за собой длинный ряд несправедливостей. Ваш отец и мать жили и умерли бедными, вас воспитали в бедности, и в то же время какие тяжелые годы переживали арендаторы Шоса! И что пережил сам мистер Эбэнезер, мог бы я прибавить, если бы это меня хоть сколько интересовало!
– Во всем этом самое странное то, – сказал я, – что характер человека мог так сильно измениться под влиянием внешних обстоятельств.
– Верно, – сказал мистер Ранкилер. – Но мне это кажется довольно естественным. Не мог же он не понять, что сыграл в этом деле очень некрасивую роль. Люди, знавшие эту историю, тут же отвернулись от него.
– Хорошо, сэр, – сказал я, – это всё понятно, но какое именно отношение имеет ко мне?
– Поместье несомненно принадлежит вам, – отвечал стряпчий. – Тем более, что ваш дядя умер не оставив потомства и претендовать на него более некому. Все бумаги находятся у меня, так что уже в ближайшее время вы сможете вступить в свои права.
Я удовлетворённо кивнул на это уверенное замечание стряпчего.
– Вы можете рассказать мне, как именно умер мой дядя? – спросил я.
– Да, конечно, – ответил мистер Ранкилер. – Рано утром третьего августа его видел пастух, гонящий утром стадо на выгон, он увидел вашего дядю бегущим в сторону города. Тот был так возбуждён, что производил впечатление буйно помешанного. Бормоча «Я разорён», «меня ограбили» и «всё пропало» он изо всех сил мчался в гору, одетый по-домашнему, в шлёпанцах и ночном колпаке. Там, на вершине холма, его и нашли мёртвым два часа спустя идущие в поле испольщики – к этому времени его тело уже успело закоченеть. Констебль распорядился отнести покойного к доктору, который подтвердил, что смерть наступила от естественных причин, у старого джентльмена просто отказало сердце.
Я печально кивнул. Всё было ясно – старый скряга видимо в тот злополучный день решил проверить свои тайники и обнаружил их все абсолютно пустыми. Что же, нельзя сказать, чтобы я не предполагал заранее подобного исхода выгребая из них золото. И нельзя сказать, будто подобное развитие событий меня особо расстраивало, мстить ведь дяде мне было не за что, я заранее знал на что иду.
Мистер Ранкилер предложил мне пожить некоторое время у него, но я отказался, ссылаясь на свою занятость в ближайшие несколько дней. Пообещав оформить по всем правилам моё наследство максимум за неделю, стряпчий проводил меня до самой двери, а его клерк любезно довёл меня до самой лучшей в Куинзферри одёжной лавки, где я потратил значительную часть из остававшегося у меня золота на покупку подходящего моему статусу готового платья, а так-же разных костюмов на все случаи жизни и дамских туалетов. Плохо только, что мне не удалось закупить здесь достаточное количество париков, на них у меня тоже были свои отдельные планы. Но и без того одежды оказалось так много, что пришлось нанимать извозчика, который и доставил её на постоялый двор в районе порта, где я тут же снял на двое суток самую большую комнату и вторую, поменьше, по соседству. Вскоре подошла Эйли, которую Алан перенаправил сюда. Сам же он пока не мог появляться на людях, поскольку так до сих пор и щеголял в своём слишком приметном мундире. Поэтому мне пришлось идти на встречу с ним вечером с целым узлом одежды, и только после этого, уже ночью, наше криминальное трио наконец снова воссоединилось. Хотя, если считать и пса Эйли соучастником, а он явно был не против любого безобразия, кроме голодовки – то скорее квартет.
Следующим утром Эйли предстояло найти и купить стоящий на отшибе недорогой домик, расположенный где-нибудь на половине пути между Куинзферри и Глазго. Он занимал одну из ключевых частей в моём главном плане на будущее. Переодевшийся в одежду зажиточного горожанина Алан ещё до рассвета отправлялся покупать лошадей и пару крытых повозок, тратя остаток нашего золота. Я же выдвигался на разведку местности, при этом чувствуя себя очень странно, так как в этот раз не брал с собой оружия кроме маленького стилета, надёжно спрятанного за отворотом сюртука. Но сегодня я изображал из себя небогатого горожанина, и сунь я в карман пистолет, либо же нацепив на пояс длинный кинжал, рисковал бы напрочь выпасть из задуманного образа. Итак, уверенный, что сегодняшний день пройдёт мирно, я на скорую руку перекусил в таверне бобоми со свининой и отправился в путь.
Глазго мне понравился с первого взгляда. Как писал о нём Даниель Дефо, посетивший эти места почти четверть века назад: "Вне всякого сомнения, Глазго – прекрасный город. Город располагается на северо-западном Британском побережье, в 32 километрах от устья реки Клайд. Главные улицы хороши и просторны, а застроены лучше, чем где бы то ни было. Все здания – каменные и отлично сочетаются друг с другом как высотой, так и обликом своих фасадов. Нижние этажи их обычно опираются на квадратные дорические колонны, а не на круглые столбы, что добавляет как прочности, так и красоты зданиям. Своды между ними ведут в разнообразные торговые лавки. Одним словом, это чистейший, красивейший и лучше всего устроенный город Британии исключая разве что Лондон". Могу подписаться под каждым его словом. Особенно впечатляли районы для богатых и деловой район. В последнем располагались отделения двух крупнейших банков Шотландии. Я мало знал о них в прошлой жизни, но в этой заинтересовался больше, поскольку увидел в этом некий практический смысл. По моим впечатлениям, местные банки являлись финансовым выражением идущей столетиями в стране борьбы между католиками-якобитами и вигами-протестантами. Если чуть подробнее, то Банк Шотландии (англ. The Bank of Scotland Plc; гэльск. Banca na h-Alba) который был основан актом парламента Шотландии 17 июля 1695 года с целью поддержки предпринимательства в стране Стюартами, жёстко конкурировал с Королевским банком Шотландии, основанном в 1727 году и всецело поддерживающим нынешнюю власть. По замыслу новоявленных британских властей этот новый банк должен был стать противовесом старому Банку Шотландии, подозреваемому в якобитских симпатиях. В 1728 году Новый банк даже предпринял попытку вызвать банкротство Старого, скупив его чеки и представив их к оплате. Bank of Scotland вынужден был временно прекратить платежи, однако добиться его банкротства Royal Bank of Scotland не удалось. Тем не менее, Королевский банк сейчас находился в гораздо выигрышном положении, был обласкан властями, хотя и не пользовался особой любовью населения, особенно в Хайлэнде. Именно он занимался выплатами вознаграждений за пойманных якобитов и его отделение в Глазго было крупнейшим после Эдинбургского. По слухам в его хранилище постоянно лежало золота в фунтах, гинеях и соверенах на сумму в десятки миллионов фунтов стерлингов. Это несомненно были досужие байки. Миллион даже в гинеях потянул бы по весу больше на девять тонн, а в фунтах почти на пятнадцать! Да и помнится, если ничего не путаю, на конец восемнадцатого века весь банковский капитал Англии составлял всего восемь миллионов фунтов, разделённых на сотни отделений по всей стране (на самом деле 8 миллионов фунтов в то время составлял банковский капитал именно Королевского банка Шотландии). Поэтому я рассчитывал тысяч на 100-150 максимум, и то, чтобы вынести их мне требовалось две большие крытые телеги.
Да-да, именно так. Я собирался стать первым в здешней истории грабителем банков. Когда-то, в прошлой жизни, меня слегка заинтересовала эта тема. Интернет выдал мне, что первым крупным ограблением стало ограбление банка в будущих США. Из Нью-Йоркского Сити-Банка 19 марта 1831 года было похищено 245000 долларов. В то время сумма была поистине астрономической. Но некоторое время спустя грабителя задержали и значительная часть денег была возвращена. Из истории известно имя этого джентльмена ? Эдварт Смит, иммигрант из Англии. Порывшись в Интернете далее, я нашёл сведения о ещё более ранней дате. Ограбление банка Пенсильвании в Филадельфии якобы произошло в ночь с 31 августа на 1 сентября 1798 года. Но по зрелому размышлению над прочитанными подробностями преступлений я отчётливо понял, что это всё не то. Ограбления ни в одном из данных случаев по большому счёту и не было. Было просто банальное воровство со взломом, о котором охрана в момент его осуществления даже не догадывалась. Первое же настоящее вооружённое ограбление в прежней истории произошло только в 1863 году, опять таки в Североамериканских Штатах. В этот день некто Эдвард Грин, человек бешеного темперамента, вломился в банк в Мадлене (Массачусетс), выстрелил кассиру в голову и забрал из кассы 5000 долларов. А первое организованное ограбление случилось ещё позже. Прежняя история моего мира гласит, что первое организованное ограбление банка в мирное время произошло в 1866 году в Либерти (Миссури). Его совершила банда безработных, бывших партизан, воевавших на стороне Конфедерации. Во главе банды стояли братья Джеймс – Фрэнк и Джесси. То есть, от сегодняшней даты, это должно было произойти почти через 115 лет!
Но здесь и сейчас я планировал слегка переписать историю. И начал с того, что хорошенько осмотрелся на месте будущего преступления. Всё оказалось не так плохо, как я опасался. Вот если бы планировалось ограбить отделение банка Британского льнопрядильного общества, расположенное в самом центре Ист-Энда, вблизи кафедрального собора, тогда нам бы потребовалось придумывать что-то совсем иное. Но это было даже теоретически совершенно невозможно. Это мне абсолютно всё равно, какой банк грабить и грабить ли его вообще. Для того же Алана простое ограбление только ради одной корысти было совершенно неприемлемым с точки зрения морали, поэтому и пришлось аппелировать к его политическим убеждениям. Ведь я-то помнил, что первый организованный налёт на банк вооружённой банды осуществили братья Джеймс не просто так, а как представители разбитых конфедератов, вскоре после проигранной их стороной гражданской войны, они подвели под своё деяние политическую подоплёку. Иначе это выглядело бы крайне низким поступком в глазах общественного мнения тех времён, а в моё нынешнее время оно было ещё строже!
К счастью, нужное нам здание банковского отделения находилось на противоположном берегу мелководного Клайда, в Мерчант-стрит, торговом городе. Здесь было несколько спокойнее и малолюднее, чем в центре или дворянском квартале.
Осмотрев всё вокруг, наметив возможные пути подхода и отхода, я затем зашёл в само отделение, чтобы разменять специально припасённый на этот случай фунт стерлингов на шиллинги. Впечатления из этого посещения вынес самые радужные. Единственный охранник, мрачный детина в красном мундире королевского стрелка, вооружённый мушкетом с примкнутым штыком, сидел в прихожей на стуле... за откидной стойкой! В помещении площадью в шесть квадратных метров это выглядело скорее смешно, чем угрожающе. Здесь мне пришлось оставить свою сумку, повесив её на один из ряда специальных крючков, так как проходить дальше с объёмным багажом запрещалось правилами банка. За столами в основном помещении сидело два важных на вид клерка, бумаги которым подносил мальчишка лет четырнадцати. Никаких решёток, отделяющих их от посетителей, ещё не было и в помине. Дверь в хранилище была добротной, дубовой, укреплённой медными полосами, но и рядом не стояла с моими представлениями о элементарнейшем банковском сейфе. Самое смешное, что ключ от неё просто торчал в замке, и когда клерк ушёл отнести туда моё золото, я мельком увидел длинный стол, заваленный высокими столбиками тускло блестящих монет разного достоинства и кожаными кошелями различных габаритов. Не отделение банка, а пещера Али Бабы какая-то. Как их ещё до сих пор не грабят? Ведь сказано же было кем-то очень умным ? не искушайте, а то потом пожалеете.
После разведки запланированного места ограбления я отправился прямиком в деревню Ньюарк, где устье протекающей через город реки расширялось и был оборудован трансатлантический порт Глазго. Именно сюда, судя по слухам, совсем недавно пришёл военный корабль британского флота, 80-пушечный линейный фрегат «Антилопа». Впрочем, это судно меня мало интересовало, в отличие от его капитана, Томаса Мэтью Ванбурга. Именно его Эйли винила в гибели своего мужа и именно ему так жаждала отомстить, а вовсе не королю Георгу, как мне показалось в самом начале. «Это исчадие ада не смеет топтать землю, после того как он без причины отправил моего любимого рыбам на корм» ? как горячо выразилась она однажды, экспрессивно потрясая в воздухе кулаками. Помню как, услыхав об этом, я вздохнул с искренним облегчением. Поскольку цель реставрировать династию Стюартов, убрав правящего короля, представлялась мне практически неразрешимой. Подкараулить же и пристрелить обычного капитана Роял Нави было задачей не простой, но вполне нам по плечу...
По пути мне попался на глаза небольшой стихийный рынок. Ряд с продуктами меня не заинтересовал, а вот у одёжного я немного задержался. Купил за девять шиллингов два нарядных завитых парика, чёрный и седой. Затем за шиллинг отлично выделанный лёгкий плед из овечьей шерсти у разбитной крестьянки. Потом моё внимание привлекла высокая войлочная шляпа с медной пряжкой, которая у меня-Дэвида почему-то ассоциировалась с французскими гугенотами. Купив её за три шиллинга, я тут же заменил ею свою суконную треуголку, мгновенно став похожим на приезжего с далёкого юга. Закончив покупки, медленно, прогулочным шагом, побрёл в сторону порта. По дороге зашёл в припортовую закусочную, где наслаждаясь поздним обедом разузнал о стоящих в гавани кораблях, стараясь не афишировать свой интерес к одному конкретному паруснику.
"Антилопу" заметил ещё издали, среди нескольких бригов и угловатых торговых парусников она смотрелась как лебедь в стае гусей. Помню в первой жизни, когда я ещё совсем пацаном побывал на Каче, подобное впечатление на меня произвёл вертолётоносец "Севастополь" проплывающий в окружении эсминцев и прочих судов классом поменьше, во время военного парада к празднику Победы.
Порт представлял из себя большую, мощённую потёртыми деревянными плашками площадь, с идущими от неё в сторону залива длинными рядами деревянных же пирсов. Вроде как ладонь с растопыренным десятком пальцев. "Антилопа" стояла у самого дальнего от меня пирса. Я медленно пошёл вдоль ведущих на пирсы мостков, вслушиваясь в разговоры многочисленного тут разношерстого люда. Здесь встречались не только просоленные матросы и бедно одетые грузчики, какие-то местные морские чиновники, торговцы, но и множество праздно шатающегося народа, одетого вычурно и пёстро, либо наоборот, щеголяющего неописуемыми лохмотьями. Подойдя к началу пирса "Антилопы", я опёрся на канатную бухту, сделав вид, что смотрю на порт, без зазрения совести прислушиваясь к разговору двух стоящих здесь колоритных персонажей. Оба, без сомнения, бывшие просоленные морские волки, оба преклонных годов. У одного из них не хватало левой ноги и он щеголял деревянным протезом и грубым костылём с металлическим наконечником ? вылитый Джон Сильвер, только не настолько упитанный. У второго на голове была пёстрая бандана, кольцо в ухе и неопрятная седая борода лопатой, как у настоящего пиратского боцмана. Вот он-то и рассказывал в данный момент о том, что "Антилопа" с вечерним приливом собирается отчаливать в новое долгое плавание.
– Даже команду не отпустили на берег, – возмущённо жаловался он, – а мне их юнга должен был проставить выпивку. Проиграл пари ещё в прошлый заход в порт, до сих пор расплатиться не может.
– Забудь, – отвечал ему его более флегматичный собеседник, – на этом корыте капитан натуральный зверь, уж я то знаю, у меня на нём племянник помощником конопатчика одно время ходил. О, кстати, лёгок на помине – вон его самого несёт нелёгкая.
– Кого, племянника?
– Да не, ты дурень, капитана Ванбурга!
Я резко обернулся. От линии табачных пакгаузов по направлению к нам сквозь толпу пробиралась троица военных моряков. Впереди важно шествовал коренастый краснолицый крепыш в белом парике, на нём был одет парадный капитанский мундир – и до этого мундира старой алановой одёжке было как лимону до Луны. Синий китель на белой подкладке со стоячим воротником; синие же лацканы с золотым галуном, девять пуговиц на каждой стороне; синие обшлага и карманы с тремя золотыми пуговицами на каждом. Белый жилет, бриджи, чулки, чёрные блестящие туфли со сверкающими пряжками. Красные эполеты и плоская широкая треуголка с красными же перьями и шитым золотом кантом. Капитанские пуговицы франтовато сияли золотом в свете заходящего солнца.
Следом шёл долговязый человек, скорее похожий на аптекаря, чем на морского офицера. Он был тоже одет в мундир, но не такой вычурный как у капитана. Синий однобортный китель на синей подкладке без лацканов, стоячий воротник с белой нашивкой, с одной пуговицей с краю, девять маленьких равномерно расположенных пуговиц спереди; синие обшлага с тремя пуговицами. Белый жилет, бриджи, ботфорты. Эполетов у него не было. Кортик болтался на ремне из черной кожи. Я решил, что это лейтенант или помощник капитана (судя по форме – это был мичман).
А третий наверняка был простым матросом. Рыжий, похожий на ирландца, он нёс в обеих руках небольшой, но явно тяжёлый сундук. Одет был в вязанный камвольный жилет, длинную парусиновую куртку, доходившую почти до колен, поверх узких бриджей и чулок, плоский чёрный берет, похожий на горскую шапчонку, и чёрный же шейный платок дополняли его облик.
Мысли заметались в моей голове как бешенные мыши, застигнутые пожаром в амбаре. Изначально мы не особо рассчитывали застать фрегат в Глазго, так как наведывался он сюда не более пары-тройки раз в год и никогда не задерживался более чем на месяц. Так что сейчас мне следовало бы позволить ему отплыть, чтобы загодя приготовить засаду на его капитана в следующий приход, когда бы он не случился. Но я привык думать, что ничто в мире не происходит случайно – если есть возможность осуществить что-то здесь и сейчас, то надо её непременно использовать. Эх, почему я не взял пистолет! Хотя бы маленький, карманный... На дистанцию удара ножом подойти будет трудно, помешают сопровождающие. Хотя... Вот же оно, решение! Спасибо, Стивенсон, за отличную идею! Меня охватил яростный кураж, голова казалось вот-вот лопнет от напряжения, так как мозги заработали на всю катушку. Как только я решился, вопрос встал уже не о том, что делать, а как это сделать наилучшим образом. За те полминуты, которые понадобились капитану Томасу Ванбургу чтобы поравняться со мной, я сделал сразу несколько дел. Эх, знать бы заранее, надо было не ограничиваться элементарным гримом, а замаскироваться посильнее. Перед визитом в банк я всего лишь отбелил загоревшие за время странствий лицо и руки с помощью примитивной растительной косметики, и подрисовал одолженной у Эйли сурьмой морщины у носа и глаз, визуально прибавив себе как минимум десяток-другой лет возраста. Теперь же я, нырнув за угол какой-то жердяной загородки, судорожно распотрошив сумку, напялил на голову седой парик, растрепав его завитки в спутанную кудель, чтобы получше прикрыть лицо. Сорвав свой светло-серый сюртук, не особенно заботясь о целостности пуговиц, надел его чёрной подкладкой наружу, подложив под него сложенный плед, образовавший горб на спине. Недавно купленную модную шляпу сунул за пазуху, нахлобучив поверх парика старую треуголку. Сунул опустевшую сумку под настил, чтобы не мешала бегу. Проверил, легко ли выходит из ножен стилет и вынырнул из-за угла, с головы до пят переполненный звенящим адреналином.
Пристроившись сзади к троице моряков, дошёл в метре за ними к выходу на пирс – для этого пришлось сделать всего-то три широких шага. Затем сделал резкий рывок влево и вырвал костыль у давешнего "Джона Сильвера", что было совсем не трудно, так как он только немного придерживал его, опираясь спиной на столб и канаты у пирса. Этот костыль привлёк моё внимание изначально своей монументальностью – его кованный железный наконечник мог бы сделать честь иному ледорубу.
Размахнувшись, я с резким выдохом метнул это чудовищное импровизированное копьё прямо между лопаток ничего не подозревающему капитану, и тут же пустился наутёк, даже не став смотреть на результаты броска. А дальше начался мой персональный кошмар. С криками "Убийца! Держи убийцу!" за мной, казалось, пустился в погоню весь город. Положение осложнялось ещё и тем, что я не хотел возвращаться прежним знакомым путём, через весь город, а побежал в сторону портовых складов и пакгаузов. В незнакомой местности моя приличная физическая кондиция лишь едва могла компенсировать незнание реалий окружающей местности. Так я с самого начала едва не попал в ловушку, забежав вначале в расположение рыбацкой артели, а затем к какой-то небольшой лодочной верфи. Но, в конце-концов мне повезло встретить на пути довольно обширную рощу, где осталась висеть треуголка, зацепившаяся за сучок – у меня не было и секунды лишней, чтобы её подобрать. Затем пришлось переплыть узкий но глубокий залив, или речную заводь, в которой утонул мой промокший парик. А всё потому, что я услышал вдали лай собак и вынужден был срочно попытаться сбить их со следа. Пройдя ещё приличное расстояние по воде вдоль высокого берега, наконец взобрался наверх и, как мог, привёл себя в порядок, выбросив плед, вывернув сюртук на лицевую сторону и одев на голову извлечённую из-за пазухи насквозь мокрую шляпу. Своё географическое местонахождение я в тот момент представлял весьма приблизительно, но чётко понимал, что Куинзферри находится от меня ровно по другую сторону Глазго. Уже сильно стемнело и от воды поднимался густой туман. Примерно определившись с направлением, а также заранее смирившись с тем, что идти мне придётся долго, направился к вершине высокого холма. Когда я уже забрался довольно высоко, туман стал рассеиваться; еще немного – и вокруг меня засияла ясная, звездная ночь, а впереди отчетливо проступили горные вершины, за ними – долина реки Клайд и погруженный в дымку город, где ещё недавно я так сильно нашумел. За всё время мне почти никто не повстречался, лишь однажды издалека услыхал я в ночи скрип колес; он всё приближался, и наконец, едва забрезжил рассвет, я точно во сне увидел деревенскую повозку – она медленно проплыла мимо, две молчаливые фигуры, сидящие в ней, клевали носами в такт лошадиным шагам. Они, видно, дремали; голову и плечи одной из них окутывала шаль, и я решил, что это женщина.
