412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » М. Борзых » Жрец Хаоса. Книга IV (СИ) » Текст книги (страница 5)
Жрец Хаоса. Книга IV (СИ)
  • Текст добавлен: 25 декабря 2025, 05:30

Текст книги "Жрец Хаоса. Книга IV (СИ)"


Автор книги: М. Борзых



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8

Я предполагал, что осмотр ветеранов в больнице пройдёт штатно и даже в некотором роде привычно после того, как мы занимались чем-то подобным в отношении Олега Ольгердовича. Однако даже это мероприятие смогло меня удивить. Чем именно? Составом участников.

Для начала так, как пострадал сам Олег Ольгердович, лишившись всех четырёх конечностей, не пострадал ни один из ветеранов. Из первой пятёрки у кого-то не хватало руки, у кого-то – ноги. В целом это были достаточно крепкие, сбитые, уже опытные маги-воины, по большей части стихийные элементалисты, которые после инвалидности вынуждены были выйти в отставку и затем пытались отыскать своё место в мирной жизни. Однако же вышло далеко не у всех.

С ними мы разобрались достаточно быстро. Пары для совмещения нашлись легко и предсказуемо. Более того, у троих из пяти даже удалось обнаружить совместимость с гориллой африканской – достаточно крупной обезьяной. А вот тут надо признаться, что ветераны весьма обрадовались такому совпадению. Ведь конечности гориллы были похожи на человеческие, в связи с этим можно было надеяться на восстановление полных двигательных кондиций. Да и домашних пугать щупальцами или копытами не очень хотелось. А тут почти родной вид, разве что с излишней растительностью.

Как хмыкнул один из них, взглянув на волосатые конечности гориллы:

– Да и бог с ними, главное, что рука вернётся. А кому не нравится – так пусть пятнадцать лет с одной поживут, потом этой как родной обрадуются. Меня всё устраивает.

При этом ветераны вели себя скованно, я бы даже сказал смиренно, и старались скрыть опасения, что соответствие не найдётся либо отыщется такое, которое будет достаточно сложно принять в обществе. Но боги миловали, и всех всё устроило.

Совсем другая ситуация оказалась с ещё тремя ветеранами. Их сперва Елизавета Ольгердовна даже хотела отправить восвояси. А всё потому, что они соврали. Но соврали они не в части собственных возможностей или полезности для рода. Когда они сказали, что у них также проблемы с конечностями, они отчасти скрыли тот момент, что они и вовсе потеряли возможность передвигаться. У них были проблемы с позвоночником.

Княгиня отвела меня в сторону и тихо произнесла:

– Этих нужно выпроводить по двум причинам сразу. Во-первых, мы ничем им не поможем. Я даже не хочу давать им ложную надежду. А, во-вторых, если они планировали начать свою службу у нас со лжи, то им здесь не место.

– Позволь не согласиться с тобой, – возразил я бабушке. – Когда разум находится в ловушке неподвижного тела пойдёшь на что угодно, лишь бы вырваться из этого заточения. Уж мне-то известно это не понаслышке. – Княгиня смутилась от такого сравнения. – Желание жить неистребимо, а если они при этом будут приносить нам пользу, то я готов простить им подобную махинацию. Посмотрим на их специализацию и ранг и подумаем, что можно сделать. В крайнем случае, крылья им прирастим, – пошутил я, и удостоился гневного взгляда Елизаветы Ольгердовны.

– Любые опыты над людьми запрещены, а тебе всё шуточки.

Но я уже не слушал бабушку, а направился к обездвиженной тройке наших соискателей.

Привезли их боевые товарищи на креслах – даже не механических, а самых обычных, переделанных из деревянных, с колёсами, будто бы недавно снятыми с телеги. Тела были крест-накрест притянуты к спинке ремнями, не давая упасть. Одеты они были чисто и опрятно. Вот чего я не мог понять: неужели империя не смогла обеспечить таких людей хотя бы каким-то уходом? И это не простые работяги, это маги! Неужто им не нашлось места в богадельнях при Ордене?

Но, как оказалось, далеко не все желали туда попасть. Некоторые в здравом уме и доброй памяти отказались от переселения в богадельню при Ордене, и за ними ухаживали родные. А потому, когда прошёл слух о том, что княгиня может попытаться вернуть подвижность боевым ветеранам, эта тройка решила попытать счастья.

Об этом мне рассказал седобородый, сухонький дядька с цепким взглядом и ледяного цвета глазами, будто выцветшими на солнце. Видно было, что раньше у него был богатырский размах плеч и крепкая сбитая фигура, но даже сейчас он не был похож на ожившую мумию, в отличие от двух своих товарищей по несчастью.

– Ваше сиятельство, мы понимаем, что мы не работники мечты, но у нас есть опыт, знания и немалый магический ранг. Голова у нас работает, в отличие от остального тела.

Старик видел реакцию княгини, однако же не сдавался, пусть и таким не самым честным путём, он пытался выгрызть у жизни хотя бы ещё одну попытку на достойное существование.

Я их прекрасно понимал: они цеплялись за любую возможность, чтобы перестать быть в тягость своим родным и снова начать приносить пользу хоть кому-то.

И более того, глядя на их энергетические структуры, я видел, что эти трое – достаточно сильные маги от четвёртого до шестого уровня. А седобородый воин и был той самой «шестёркой». К тому же цвет его ауры намекал на то, что передо мной лекарь. Лекарь-инвалид в ранге магистра – нонсенс. Я не представлял ситуации, когда бы лекарь не смог вылечить себя в первую очередь.

Я заглянул в список, подготовленный Эльзой. Лекарь там был только один. Мясников Фёдор Михайлович, военно-полевой хирург.

Без галочек напротив своих фамилий осталось лишь два ветерана: Лапин Василий Николаевич, артефактор пятого ранга и Калинин Иван, механикус четвёртого ранга. М-да, если боги и существовали, то они нам явно благоволили.

– Как так вышло, что вы, лекарь-магистр, не смогли восстановить себе подвижность? – задал я вопрос в лоб.

В конце концов, передо мной была не кисейная барышня, а военно-полевой лекарь. И ходить вокруг да около с такими вопросами не имело смысла.

– Очень просто: попал под бомбёжку в госпитале, – ответил мне старик, не отводя взгляда.

– Это не во время ли Курильской военной кампании, случайно? – уточнил я.

– Во время неё родимой. На Сахалине.

Я только покачал головой.

– Это же надо… А сколько лет назад это было? – уточнил я, пытаясь подтвердить или опровергнуть одну теорию.

– Восемнадцать, если мне не изменяет память, – ответил он.

– Да… – я криво улыбнулся. – Судьба иногда строит весьма интересные гримасы.

– Не верите? – он воспринял мою ухмылку по-своему. – Никто не верит. А нас тогда пустотными гранатами забросали. Весь госпиталь разом сложился в одну воронку. Живых можно было по пальцам двух рук пересчитать. А госпиталь был краевой, развёрнутый…

Мясников торопился выговориться, ожидая, что его вот-вот высмеют или оборвут на полуслове. Вот только кто бы ещё ему мог поверить, если не я?

– Отнюдь, Фёдор Михайлович. Я очень даже верю, – сжал я руку лекаря в жесте поддержки. – Я, знаете ли, некоторым образом, тоже к этому имею отношение.

– А вы-то как могли? – теперь пришла пора Мясникова мне не верить.

– У меня на память об этом событии нога так и не вернула полные кондиции, – я закатал брюки и показал ногу с иллюзорной чешуёй горга. – Так что мы с вами, скажем так, боевые товарищи.

– Да неужто? – лекарь смотрел на меня цепким взглядом, как будто ощупывал.

Уж не знаю, мог ли он одним взглядом просканировать моё тело, однако же спустя пару минут напряжённой работы мысли он выдал:

– Из того десятка человек, которые выжили, по возрасту вы подходите только к одному.

– Да ладно, неужто вы всех помните? – удивился я.

– Поверьте, помню, – кивнул лекарь. – Когда лежишь под завалами, весь искорёженный и слышишь плач младенца… При выборе – сращивать себе спинной мозг или лечить ребёнка – выбор как-то не стоит.

«Твою мать… – мелькнула у меня мысль. – А ведь по всем параметрам я не должен был выжить! Об этом говорили все…»

А уж Елизавета Ольгердовна и вовсе забористо выругалась вслух.

– Одна беда, – сказал лекарь, – латал я вас вслепую и исключительно силой. На тот момент у меня уже, как вы понимаете, подвижность была почти на нуле – придавлен был балками. Ну и как смог, так вас и залатал. Вы уж извините… что так. Если мне не изменяет память, там не только с ногой, ещё и с рукой должны были быть проблемы.

– Были, – подтвердил я. – Княгиня помогла.

Лекарь смотрел на меня и впервые за весь вечер улыбнулся – светло и даже как-то радостно.

– Значит, не зря. Я всё думал, как у вас жизнь сложилась. Выжили ли? Все ли с вами в порядке? И вот сижу сейчас напротив…

Эльза смахнула слезу и даже шмыгнула носом. У меня, признаться, тоже в горле запершило, от таких откровений.

В палате и вовсе стояла тишина.

– Фёдор Михайлович, вы мне жизнь спасли, а мы постараемся вам… Что у вас по медицинским показаниям? – перешёл я к делу, уже зная, что точно не брошу Мясникова на произвол судьбы.

– По итогу у меня поражение спинного мозга. К моменту, когда нас откопали, жизнь в себе я ещё мог поддержать, а вот срастить себя сил не хватило. Тело попросту отключило от разума вместе с энергоканалами, изрешечёнными осколками пустотных гранат.

– А что у остальных?

– А у остальных – осколками перебитые нервные волокна, у Калинина их даже не вынимали – думали, что не жилец.

– Отчего же армия не взяла на себя затраты по их излечению? – задала вопрос княгиня.

– Ну так… У них у одного и у второго ранения получены не в бою, а в мирной жизни, – пояснил Мясников, видимо неплохо осведомлённый о превратностях судьбы своих товарищей по несчастью. – А собственных средств на подобное лечение попросту не хватило.

Я обдумал ситуацию, которая внезапно обернулась ещё и невыплаченным долгом жизни. А после решил рискнуть.

– Значит так, господа хорошие. У нас с вами есть два варианта, – принялся я рассуждать. – Первый: мы получаем с вас клятву служения и клятву о неразглашении на крови. После этого наши лекари берутся вас лечить традиционными методиками. Смотрим на результаты. Если проблематика остаётся и диагноз никоим образом не меняется из-за прошествия длительного времени после ранения…

Я сделал паузу.

– Не думайте, что вас оставят так. Фёдору Михайловичу у меня долг жизни невыплаченный, а вы, господа Лапин и Калинин, слишком для нас сейчас ценные специалисты. Работой мы вас по профилю обеспечим. Загрузим по полной. Оплата соответствующая и уход тоже будут обеспечены…

– Ваше сиятельство, не тяните кота за его мужские причиндалы, озвучьте уж второй вариант, – Мясников уже после первого воспрял духом, понимая, что снова сможет стать полезным.

– А второй сложнее, опаснее и запретнее, если будет угодно. У нас на руках сейчас есть новая методика, которую нам как раз-таки необходимо опробовать. Методика, правда, по трансплантации конечностей. Но что-то мне подсказывает, что кое-что из неё можно будет использовать и опробовать на вас. Если согласитесь стать этакими подопытными кроликами, тогда – клятву, и милости прошу к нашему операционному шалашу.

Ещё раз посмотрел на них.

– Ежели нет – то в целом это ваш выбор: жить дальше, как вы жили, либо же всё-таки рискнуть. Судя по тому, что вы все здесь, жизнь такая, лежачая, вам всем хуже горькой редьки. Поэтому решайте.

Пока же каждый из них обдумывал моё предложение, я решил пообщаться и с двумя другими соискателями.

Артефактор оказался военным инженером, заряжающим накопители на ствольном артефактном оружии. И имел он ранг чуть ниже, чем наш военно-полевой хирург – у него была «пятёрка».

– А вас-то как угораздило?

– Одно из орудий взорвалось, – пожал он плечами. – Я и выжить-то не должен был. Однако… живой.

– Но вы-то, вы-то на службе были изранены. Почему вас не восстановили? – удивился я, услышав про орудие. Не по воробьям же он дома постреливал?

– Да всё просто, – с тяжелым вздохом ответил Лапин, – у нас проходили сравнительные стрельбы новых образцов оружия, и я выступал против того оружия, которое планировалось принять в армию на вооружение. Вот одна из гаубиц и взорвалась в непосредственной близости от меня. Так сказать, устраняя конкурента и несогласного. К моменту, когда я пришёл в себя, то стал отставным ветераном-инвалидом. А когда попытался заикнуться про опасность нового вооружения, мне очень деликатно намекнули, что пострадать могу не только я, но и моя семья. Пришлось заткнуться и взять отступные. Не было у меня таких покровителей, как у кое-кого.

– А у кое-кого – это у кого? – полюбопытствовал я.

– Ну так… после этой поставки Светлов генералом стал, – хмыкнул инженер.

– Батюшки… Светловы и тут подсуро́пили, – всплеснул я руками. – Что ж им неймётся-то так⁈

– Я потому к вам и попросился. Светловых вы любите так же, как собака палку. Уж Угаровым они не меньше, а то и больше нашего дорогу перешли. Потому и рискнул.

С мотивами военного инженера-артефактора Лапина Василия Николаевича всё было понятней некуда. Ну и последним был механикус. Сидел он, будто сломанная кукла – худенький, незаметный, в очках, слеповато щурясь и слушая нас, качая иногда головой, но помалкивая.

– Как я к вам могу обращаться? – поинтересовался я.

– Иван я, Калинин, – ответил тот хриплым голосом.

Я едва не спросил про отчество, однако же тот сам добавил:

– Отчество неведомо. Из сиротского дома. Я в армии служил под началом Василия Николаевича. Вот нас разом-то и порешило.

А Лапин-то молодец, своего подопечного не бросил, с собой взял. Это тоже очень хорошо характеризовало его как человека и как командира.

– Ну что, братцы, что думаете? – спросил я.

– А что тут думать, – хмыкнул Мясников, переглянувшись с остальными. – Резать надо.

Видимо, это была старая лекарская шутка, кочевавшая по военно-полевым лазаретам, но к нашей ситуации она подходила как нельзя лучше.

– Но вы уж подсобите, ваше сиятельство, нам кровь пустите. Ибо мы сами как-то неспособные… Губу прокусывать как-то не торжественно получится, – хмыкнул Мясников.

Эльза взяла скальпель и осторожно пустила кровь у каждого из оставшихся ветеранов. И те по очереди повторили клятвы служения, верности и неразглашения обо всём, что касалось рода Угаровых. Кровь тут же испарилась, а ветераны обзавелись татуировками на запястьях.

– Удивительно, – покачал головой Лемонс, – впервые такие вижу.

У меня же в памяти отчего-то мелькнуло определение «кровники», самые близкие сподвижники, готовые жизнью закрыть своего господина, но и всецело могущие рассчитывать, что в случае опасности господин их также прикроет.

– Вы же понимаете, что если нарушите клятву – умрёте? – на всякий случай уточнила княгиня, разглядывая татуировки.

– Понимаем. Но чем такая жизнь лучше смерти, скажите? Ничем. А потому нам уже ничего не страшно, – ответил за всех Мясников. – Так что там у вас за метода?

* * *

По итогу к ночи у нас в особняке собрался практически консилиум. В нем участвовали доктор Лемонс, тройка наших первых кровников, Эльза, княгиня. Я же отправился встречать Юматова, прибывшего по моему приглашению. У того, правда, вид был уставший, с глубокими морщинами и синяками под глазами. Глаза его лихорадочно блестели, выдавая нетерпение и напряжение. Я догадывался, что сам же и был первопричиной такого состояния бедного артефаткора-механикуса, ведь самолично перед ним нарезал задач, в том числе по подготовке образцов, которые мне необходимо было предоставить во дворец.

– Юрий Викторович, у меня с вами и так голова в цветах, а жопа в мыле. Что вы ещё придумали, чтобы в ночи меня выдёргивать? Мне же ещё перед дворцом краснеть. Я же проверяю состояние всех артефактов, которые необходимы для демонстрации и для регистрации патента.

– Так я же вам полтора суток дал.

– Какие полтора суток? – всплеснул эмоционально руками Юматов. – Вы же завтра на службу выходите. Вот к тому моменту и готовимся – за ночь, чтобы можно было заодно образцы в патентное бюро предоставить. Завтра, чай, будет будний день. Можно успеть попытаться подать заявку.

– А вот это вы правильно ускорились. Не ожидал, честно говоря.

– Да разве же это ускорились? У нас столько задач с вами появилось, не говоря уже про заказы, что едва успеваем справляться, – вымученно улыбнулся Степан. – Правда, людей со стороны не нанимаем, боязно. Уж больно многие начали нами интересоваться. А нам это не нужно.

Юматов молодец. Он прекрасно знал, что там, где водятся деньги, тут же появляется и множество мутных личностей, с которыми явно не стоило иметь никаких дел.

– Так что у вас здесь?

Я открыл дверь кабинета княгини, давая возможность оценить состав присутствующих. Внутри стояло три кресла, к которым были привязаны ремнями троица наших инвалидов-ветеранов, и где тут же рядом сидели доктор Лемонс, Эльза и Елизавета Ольгердовна. Бедный Юматов даже опешил от такой компании.

– Степан, ситуация такова… – я сперва отвёл его чуть в сторону перед тем, как заводить в кабинет. – Мы смогли расшифровать древний фолиант, где расписана методика изготовления био-маго-механических протезов. Поскольку сами мы это разобрать дальше не можем, нам нужны специалисты в соответствующих областях – как ты понимаешь, механикусы, артефакторы, лекари. Всех, кого ты там видишь, относятся так или иначе к этому вопросу.

– А эти пристёгнутые… – нахмурился Юматов, – я их первый раз у вас вижу.

– А эти дали клятву крови, инженер-артефактор пятого ранга, военно-полевой хирург шестого и механикус четвёртого ранга.

– Интересно, интересно… – жевал губу Юматов, что-то обдумывая.

– Если готов дать клятву о неразглашении, все вместе разбирать будем, – наконец, озвучил я причину вызова Юматов на ночь глядя.

– А пробовать-то на ком будем? – нахмурился Степан.

– Так это первые наши кандидаты и есть. Они у нас, правда, слегка не по конечностям, но проблем у них тоже хватает. Если хоть что-то получится, то мы планировали запустить на базе нашей больницы программу по восстановлению конечностей военным ветеранам.

– Дорого это будет стоить, – хмыкнул Юматов. – Не потянут ветераны, а армия на такое не раскошелится.

– Для начала мы готовы сделать это бесплатно тем, кто войдёт в род, будет верно служить верой и правдой.

– Хорошее начинание, – кивнул Юматов. – Чего уж там… Вы нам столько всего… Что уж одной клятвой я не отделаюсь. Входить, так входить во все дела с головой, – махнул рукой Степан. – И что, правда, расшифровали?

Я кивнул, видя, как из-под личины замшелого дельца вдруг проступает юный экспериментатор, верящий, что нет ничего невозможного. Удивительная метаморфоза. Юматов будто бы даже помолодел на моих глазах и выпрямился.

Клятва была принесена. После мы вошли в общее собрание, а дальше я словно в небольшом классе читал и визуализировал с помощью магии иллюзий содержание «учебника», а остальные обсуждали услышанное, разбирали по пунктам, писали заметки и приходили к общему знаменателю. Приходилось скрупулёзно останавливаться едва ли не на каждом вопросе, и за одну ночь многого разобрать не успели. Однако же было понятно главное: что каждый из приглашённых в той или иной степени, хотя бы отчасти, понимал, о чём велась речь. Если прибавить к этому схемы, показатели из таблиц, всевозможные термины и понятия, то в целом выходило, что мы хотя бы можем попытаться.

Было решено, что работу продолжить завтра вновь вечером, потому что другие виды деятельности никто не отменял. А ещё на завтра была назначена попытка лечения Лапина и Калинина, которая родилась из одного моего совершенно неосмотрительного высказывания:

– Ну если сращивать можно только недавно травмированное, то что вам мешает вскрыть их тела, вынуть осколки оголить места обрубков нервных волокон и попробовать срастить?

На меня сперва посмотрели, как на безумца, а после едва ли не как на бога.

Мясников только расхохотался, когда увидел осознание во взгляде Лемонса.

– Вы знаете, Юрий Викторович, шутка про «что тут думать, резать надо» в ваших устах заиграла совершенно новыми смыслами.

– А если не получится? – пробормотала Эльза.

– Тогда и будем печалиться. Залечить вы нас всегда успеете, – ободряюще улыбнулся Лапин. – А хуже нам уже не сделаешь.

* * *

Что же касается кицунэ, то на какое-то время она становилась нашей гостьей. Где-то в процессе между совещаниями и осмотром мы обсудили с бабушкой вопрос, что щиты из лаборатории всё же необходимо было снять для блокировки видов магии и обшить ими комнату кицунэ. Позже эта комната должна была стать этаким сейфом, сохраняющим от ударов как извне, так и экранировать магию внутри.

Пока у нас шло совещание, этим занимались люди Юматова – снимали экранирующую обшивку в лаборатории и устанавливали оную в небольшой комнатке, правда, больше похожей на комнату для слуг, нежели на полноценные аристократические апартаменты. Однако же Юмэ была рада и подобному, благодарно переместившись туда из подвалов.

Я же отвёл в сторону бабушку и уточнил, как обстоят дела с Кагэро. Бабушка сказала, что старый пердун– извращенец жив и, насколько ей известно, покинул столицу.

– А как вы это узнали? – удивился я.

– Как только он приблизится к столице на расстоянии пятнадцати километров, со мной или с тобой свяжется химера. Я подсадила одну ему.

– А вы уверены, что он её не уничтожит?

– Если уничтожит – я почувствую. И уже тогда будем думать. Пока что вопрос именно с Юмэ я не решила. В ближайшие дни её дед будет занят, как и я, и кицунэ может под магией иллюзий выходить на улицу в твоём сопровождении. Просто так разгуливать ей не следует, если кто-нибудь доложит или сможет считать след магии, будет не очень хорошо. И еще… я тут подумала и вспомнила один момент. Из храма жрицу не имеют права забрать даже родные. Поэтому я бы посоветовала вернуть её в храм.

– Елизавета Ольгердовна, ну не везти же мне её в Японию для передачи с рук на руки храмовым жрицам⁈ – возмутился я. – У меня и здесь дел хватает, чтобы ещё таким заниматься. Да и со службы меня не отпустят.

– Везти – не везти, а написать какое-нибудь пространное письмо на тему происходящего она может. Глядишь, защиту ей вышлют сами храмовые. Поскольку, как ни странно, но храмовые своих не бросают. У них этакие братско-сестринские отношения, где они все пользуются уважением друг у друга, даже если девица совсем молода.

– Я предложу ей, – согласился я.

Время близилось к рассвету.

– Не скучайте, вернусь где-то через неделю, – обняла княгиня нас с Эльзой.

Она уже было хотела покинуть нас, взбираясь на Ваську, однако же я возразил:

– Елизавета Ольгердовна, вы забыли ваши подарки.

– Какие подарки? – нахмурилась она.

– Ну как же. Вы же заказывали себе химер-помощниц, так забирайте.

Я передал ей двух паучков, которые тут же забрались ей на запястья, прокусили кожу, завершив привязку на крови, и окаменели, словно браслеты. Такими же, но со змеиными узорами, уже щеголяла Эльза. Ей было объяснено, что теперь это её постоянный аксессуар для ношения. Впечатлившись ситуацией с Солнцевым, Эльза обрадовалась им как родным. Единственное, попросила потренироваться в обращении с ними.

Я, помнится, даже не упустил случая пошутить над ней:

– Как пальцы себе чекрыжить, так сама, без тренировок! А как браслетики носить, так освоить нужно.

Но княжна была на меня не в обиде, лишь благодарно чмокнула в щёку. Бабушка же и вовсе удивлённо взирала на подарки:

– Спасибо, внук. Давненько мне мужчины ничего не дарили. Что у них в арсенале?

«Надеюсь, бабушка, что вам не придётся пользоваться этими красавцами», – про себя подумал я, отметив, что на душе как-то неспокойно. Вслух же ответил совсем иное:

– В арсенале яд и крепчайшая режущая паутина есть, которая, правда, застывает не сразу, превращаясь в острейшую нить. Пока мягкая – крепкая, когда затвердевает – режет всё, включая кости.

– Хорошая вещь, – хмыкнула бабушка. – Знаешь, как угодить женщине!

Она ещё раз порывисто обняла нас с Эльзой:

– И смотрите, не вляпайтесь в неприятности, пока меня не будет.

И почему мне кажется, что это напутствие для нашей семьи невыполнимо?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю