Текст книги "Языки современной поэзии"
Автор книги: Людмила Зубова
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
В поэтическом языке с молоком традиционно сближается туман, а слово туманупотребляется и как языковая метафора недостаточной ясности.
Туман, называемый в конце стихотворения, перекликается с дымом первой строфы. Слова за прежние крымы в дымуфразеологически связаны с поговоркой бой в Крыму, все в дыму, ничего не видно– так говорят о непонятных изображениях.
Мотив письма в неопределенное пространство как единственною способа избавиться от боли создает антитезу войны и письма (в самом широком смысле этого слова: ‘словесность, поэзия, культура’). Учитывая, что обычно говорят время лечит, строка расстоянье доступное разве письмусоотносится с понятием времени, и анестезияпредстает иносказанием смерти, которая может быть преодолена только словесностью. Возвращаясь к началу стихотворения, можно понять, что письмо со всеми обиходными и поэтическими смыслами этого слова противопоставлено в стихотворении другой форме языка – агрессивным речам казаков [255]255
Просторечное выражение не казали б(вероятно, это реакция Кривулина на телепередачу) говорит, скорее всего, о бутафорски-показной сущности персонажей. Обратим внимание на ряд созвучий, в котором объединены образы демонстративности и угрозы: не казалио <…> казаков <…> в наказание.
[Закрыть], утрояющих [256]256
В слове утрояющиханаграммировано слово утро,семантически соотносимое с зарей.
[Закрыть] Рв слове Россия.Изобилие звука [p] в начале стихотворения, его гиперболизированное воспроизведение трехкратным написанием буквы, звукоподражательный эпитет рычащихвоспринимаются как указание на звериную речь, которая отзывается грохотом бронетранспортеров. Антитезой этим угрожающим звукам (которые присутствуют и в слове Аврора)является беззвучие письма в никуда, то есть в вечность.
Тема вечности получает словесное воплощение и на грамматическом уровне: стихотворение заканчивается поэтическим архаизмом домы, а слова дом, домовинав народной мифологии и соответственно фразеологии погребального обряда обозначают гроб.
Следующий текст показывает, что с минимальным элементом письма отождествляется человек (лирическое «я» автора в структуре обобщенно-личных предложений):
Кроме зрительного подобия запятой сгорбленному человеку основанием сравнения становится представление о функции запятой. Этот знак препинания предстает образом гипотетического продолжения жизни в инобытии – как продолжения текста в придаточном предложении.
В систему традиционных и собственно авторских образов, культурных ассоциаций Кривулин часто включает и новую лексику, поэтически и аналитически откликаясь на технические новшества, научные открытия, социальные явления и т. п.
Так, электронная почта порождает рефлексию, связанную с основным для Кривулина мотивом письма-послания. Компьютер, заменяя Бога, предстает высшим разумом, организующим не только жизнь, но и посмертную судьбу человека:
ПРОМЕТЕЙ РАСКОВАННЫЙ
на своем на языке собачьем
то ли радуемся то ли плачем —
кто нас толерантных разберет
разнесет по датам по задачам
и по мэйлу пустит прикрепив аттачем
во всемирный оборот
зимний путь какой-то путин паутина
мухи высохшее тельце пародийно
в сущности она и есть орел
на курящуюся печень Прометея
спущенный с небес – и от кровей пьянея
в горних видах откровение обрел
оттащите птицу от живого человека!
пусть он полусъеденный пусть лает как собака —
нету у него иного языка!
летом сани а зимой телега
но всегда – ущельем да по дну оврага
с немцем шубертом заместо ямщика
путь кремнистый путь во мрак из мрака
в далеко издалека [258]258
Кривулин, 2001-а: 12.
[Закрыть].
В этом стихотворении слова на своем на языке собачьем <…> пусть лает как собакаи вызывают в памяти анекдот со словами украинца на вашей собачьей мове [259]259
Упрощенный вариант анекдота: Поступает хохол на русскую филологию в МГУ, ему попадается билет про Муму, он чешет на ридной мове, экзаменатор: «Вы же на русскую филологию поступаете, отвечайте по-русски», – абитуриент: «Зараз буде», – и снова на мове. Рассказал до кульминации и заканчивает: «Пидымает Герасим Муму, и молвит она на вашей собачьей мове: ‘За ЧТО?’» (Шмелева, Шмелев, 2007. 220).
[Закрыть], и подразумевают компьютерный символ электронной почты, называемый по-русски словом собака.
Рефлексия следующего стихотворения направлена на изобретение клонирования, на тревожные последствия новых возможностей и на сами слова клон, клонировать:
РАЙСКИЙ ПЕЙЗАЖ БЕЗ ПОРТРЕТА
беглый холодный огонь
предваряет вползанье Дракона
из тысячелетья другого
где уже ни о ком
ничего-то в сердцах не сказать
ни хорошего брат ни дурного
да и полно вам нищую душу терзать
и склонять сокрушенное Слово
рай вещей обещая
клонированных овец
бессловесное стадо в долине
он с коротким лицом Человеколовец
не успеешь запомнить – какой бы ни виделась
длинной
жизнь земная [260]260
Кривулин, 2001-а: 16.
[Закрыть].
В русской картине мира, и соответственно фразеологии, овца предстает прежде всего бессловесным, послушным, стадным существом. Кривулин усиливает образ покорности и массовости овец, рассуждая о клонировании как о предопределенности неестественно созданной жизни, как о лишении существа его индивидуальности, как об узурпации прерогативы Бога. Причастие клонированныхкак будто подготовлено в тексте глаголом склонять– словом, обнаруживающим свою полисемию: во-первых, это означает ‘изменять по падежам’ – в разговорном языке – ‘постоянно обсуждать, сплетничать; осуждать, ругать’, во-вторых, ‘принуждать к чему-либо’.
За упоминанием клонированных овец следует обстоятельство в долинездесь очевидна фонетическая производность развития образа: первую успешно клонированную овцу назвали Долли.Это имя в стихотворении не названо, однако оно созвучно не только обстоятельству в долине,но и предикативу длиннойв заключительных строках не успеешь запомнить – какой бы ни виделась / длинной // жизнь земная.
Возможно, для этого текста значим и персонаж романа Толстого «Анна Каренина» – Долли Облонская. Она, мать шестерых детей, ради сохранения семьи прощает измену своему мужу, причем не по своей инициативе, а поддавшись уговорам. В романе о Долли часто говорится, что она молчит.
Овцы видятся Кривулину прежде всего бессловесными существами. И в этой бессловесности, по его представлению, заключается главная опасность: перспектива гибели цивилизации.
Для стихотворения важно и то, что образ овцы в мировой культуре связан с христианской символикой. Христос мыслится как пастырь, верующие как паства. У Кривулина слово овецсоставляет фрагмент слова человеколовец.Это прямая отсылка к Евангелию. Христос призывал рыболовов, будущих апостолов Петра, Андрея, Иакова и Иоанна, становиться «ловцами человеков» (Мф., 4: 19).
Овца как воплощение покорности становится образным элементом, порождающим фонетико-семантический сдвиг при употреблении эпитета в сочетании с коротким лицомвместо нормативного кротким.А эпитет короткимформирует антитезу: какой бы ни виделась длинной жизнь земная.Это, вероятно, сказано о клонировании как о мечтаемом продлении жизни, об утопической форме бессмертия.
Но слова не успеешь запомнитьговорят о том, что жизнь коротка.
Образом бессловесной овцы Кривулин развивает тему конфликта между свободой слова и толерантностью (политкорректностью): где уже ни о ком / ничего-то в сердцах не сказать / ни хорошего брат ни дурного [261]261
Ср. стихотворение «Напутствие» (1999): а Лермонтову скажи: / пусть говорит аккуратно / строго по тексту / Библии или Корана // о нагорных малых народах / о черкешенках и о чеченках / стройных печальнооких / чтобы ни слова худого! / и вообще ни слова.
[Закрыть]. В сочетании сокрушенное словоэпитет семантически раздваивается, и сочетание можно понимать по-разному: или ‘слово само сокрушается, подобно человеку (выражает огорчение)’, или ‘его сокрушают (разрушают, уничтожают)’. Оба значения причастия оказываются актуальными в контексте.
Несомненно, в стихотворении имеется оппозиция: Дракон овца.Оба существа представляют собой символы года по восточному календарю. Дракон является в то же время образом дикой силы, жестокой власти (слово входит во фразеологизмы драконовские меры, драконовские законы).Может быть, образная система стихотворения подразумевает и пьесу «Дракон» Евгения Шварца, стихотворение написано в 2000 году, а это не только китайский год Дракона, но и год начала новой президентской власти в России. Годы Овцы в XXI веке – 2003, 2015. Овца клонирована в 1996 году, это событие было обнародовано в 1997-м, а умерла она в 2003-м (в год Овцы). Кривулин не дожил до этого эпизода, но как будто предсказал его своей поэтической интуицией [262]262
«Овцы обычно живут 11–12 лет. <…> В возрасте пяти с половиной лет у Долли развился артрит. <…> В 1999 году исследователи заметили, что клетки Долли выглядят более старыми, чем у ее сверстников, рожденных естественным путем. Тогда некоторые генетики сделали вывод, что при клонировании вместе с генами передается и „возраст“» (Смерть Долли, 2003).
[Закрыть].
Обратим внимание на то, что в стихотворении с прописных букв начинаются только слова Дракон, Слово, Человеколовец —внутри предложений. Тем самым орфографически маркирована система ключевых понятий стихотворения [263]263
В этом случае релевантной оказывается интерпретация графического образа текста, предложенная М. Кононовым при анализе других стихов В. Кривулина: «Ибо отсутствие высоких литер как бы обеззвучивает графический образ стихотворения» (Кононов, 1994: 223).
[Закрыть].
Словос заглавной буквы отсылает к начальной фразе Священного писания – о сотворении мира. В таком случае сокрушенное словоозначает разрушение мира. А слово Драконв этой системе символов оказывается обозначением того существа, которое заменит собой и овцу в календарном цикле, и пастыря-Христа.
Рассмотрим еще один пример языковой рефлексии на тему, связанную с религией:
ВОЕННО-ПОЛЕВАЯ ЦЕРКОВЬ
восстановленные в попранных правах
пуля-дура и судьба слепая
девки со свечами в головах
с каплей воска на подоле облетая
полевую церковьсвежей кладки
бог из бетономешалки
бог усвоивший армейские порядки
по ускоренному курсу в караулке
рядом с Маршалом чугунным на лошадке
как собачка с госпожою на прогулке! [264]264
Кривулин, 1998-а: 10.
[Закрыть]
Здесь очень впечатляюще – на грани кощунства (а Кривулин был верующим человеком) – изображена полевая церковь как профанирующее новшество, порожденное не верой, а государственным лицемерием и предназначенное для обслуживания войны.
Слово богв этом тексте написано с маленькой буквы, а слово Маршалс большой. Заметим, что речь идет не о живом маршале, а о памятнике ему. Маршал как святыня предстает чугунным, а бог – бетонным (в этой антитезе чугунное, естественно, создает образ большей долговечности и большего почтения). Бог сравнивается с послушной собачкой на поводке, а «Бог из машины» (персонаж классических античных трагедий) предстает богом из бетономешалки. Сама трагедия оборачивается фарсом, однако кровавым. Слова из бетономешалкинапоминают о языковой метафоре мясорубка войны.
Строка по ускоренному курсу в караулкесодержит существительное в караулке, семантически соотносимое с именами Христа Спас, Спаситель.Но этот бог не спасает – ни жизни, ни души тех, кому он позволяет убивать.
Поэтому в начале текста говорится о праве пули-дуры и праве слепой судьбы. Эпитет в языковом клише судьба слепаяобновляет свою образность антитезой слепота – свет.Однако свет, изображенный в стихотворении, далек от божественного: он исходит от девок со свечами в головах. Возможно, это девы, держащие свечи в православной церкви; возможно, девушки, исполняющие роль Санта Лючии в лютеранском предрождественском ритуале (Санта Лючия или святая Люция – воплощение светоносного образа, ее атрибут венок со свечами на голове). Возникновение персонажей из разных конфессий здесь вполне осмысленно, оно органично в системе образов смешения, путаницы, профанирующей подмены.
Называние девушек девками при описании армейского быта не только маркирует социальное снижение обозначаемого, но и вносит в номинацию смысл инвективы, так как возникает ассоциация с выражением продажные девки.Такая картина становится карикатурой на Крестный ход. Возможно и такое толкование, предложенное Н. Делаланд: «На синтаксическом уровне стихотворение содержит значимую неопределенность – как будто сами слова невразумительно перемешаны, отражая мешанину в сознании: слово девкиможно воспринимать и как именительный падеж множественного числа (в номинативном предложении девки со свечами в головах),и как родительный падеж единственного (в сочетании судьба слепая девки)» [265]265
В письме к Л. В. Зубовой.
[Закрыть].
В тексте без пунктуации (за исключением восклицательного знака в самом конце) деепричастный оборот с каплей воска на подоле облетаяможно отнести и к девкам, и к Богу.
Сочетание с госпожоюсоотносится с называнием Бога словом Господь (Госпожа– одно из именований Богородицы). Божественное имя профанировано тем, что Госпожа подменяется госпожой (у Чехова дама с собачкой– неверная жена). Возможно, этот образ основан и на том, что собака в русской картине мира воплощает верность и покорность хозяину, а в церковной символике она считается нечистым животным, ипостасью дьявола. В таком случае в системе образов стихотворения собачья верность заменяет веру. Но и собачья верность здесь предстает ложной: в стихотворении изображена не госпожа с собачкой, а собачка с госпожою.То есть эта собачка подчиняет себе хозяйку.
Далее рассмотрим употребление слова зеленка,которое в армейской среде приобрело значение ‘участок местности, покрытый лесом или кустарником и летом маскирующий военных’. Это значение слова, выйдя за пределы профессионального жаргона, стало широко известным во время войны в Чечне. В следующем стихотворении новое значение слова взаимодействует с общеязыковым:
ПРЕМЬЕРА ГЕРОИЧЕСКОЙ СИМФОНИИ
не опыт первенствует – опус, пустяковина
сыграли раз – не слышат… надо снова
пускай взойдет из глухоты бетховена
крапива-музыкау пункта пропускного
пускай аккордеон кусается бросаясь
под сапоги детоубивца-годунова
и кружит в сорняках беспочвенная зависть
аккордоборца – к боевой раскраске воина
зеленкавсе снесет и всех покроет пятнами
землисто-ядовитыми на вид
и даже кровь пролитая горит
зелен-огнемпод креслами бесплатными
трех литерных рядов заполненных как шкаф
людьми плечистыми в цивильных пиджаках [266]266
Кривулин, 1998-а: 44.
[Закрыть].
Появление слова зеленкапредваряется сочетанием крапива-музыка(это и развитие языковой метафоры обжигающая музыка,и, возможно, косвенная отсылка к строкам Ахматовой Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда —Ахматова, 1977: 202 – «Мне ни к чему одические рати…»). Затем зеленка соотносится со словами зелен-огнем.
Военный контекст здесь обозначен словами у пункта пропускного,к боевой раскраске воина,указанием на телосложение и одежду [267]267
Указание на цивильные пиджаки предполагает, что эти люди обычно носят военную форму.
[Закрыть]слушателей симфонии, на их бесплатные места в зале. Но боевая раскраска зеленкой – это и раны, царапины, ссадины, смазанные лекарственной жидкостью. Зеленкой обычно смазывают ссадины детям, и мотив детства здесь можно наблюдать в том же фрагменте: к боевой раскраске воина– так говорят о дикарях и об индейцах как персонажах детских игр.
Однако строки зеленка все снесет и всех покроет пятнами / землисто-ядовитыми на видговорят о том, что это еще и та зелень, которая вырастет на месте гибели или на могилах людей. Этот зелен-огоньи превращается в траву, кусты, деревья. Возможно, что образ огня связан с поговоркой земля горит под ногами.
И значения слова зеленка,и метафоры, связанные с зеленью земли, цветом лекарства, зеленой кровью и зеленым огнем, образуют некое симфоническое единство, придающее смысловое расширение заглавию «Премьера героической симфонии».
Смысловая напряженность слова зеленкаесть и в таком стихотворении:
Такие детали, как ладони в цыпках, заусеницы, ссадины, шрамы, подготавливают общеязыковое, бытовое значение слова зеленка– ‘средство дезинфекции’. Слово шрамыведет от темы детских незначительных травм к теме серьезных ранений, полученных на войне. А слово заусеницыпорождает образ гусеничных следов (танковых) – и это уже шрамы земли. Строка колени да локти в зеленкеоказывается полисемантичной: колени и локти изображены не только как смазанные лекарственной зеленкой, но и как останки солдат, покрытые травой. Продолжение текста – под ногтями – воронеж тамбов / пенза или зола арзамаса– это не только гиперболы грязных ногтей у мальчиков, но и география военных действий и мест гибели. Слова там я не был но все поправимо / буду быть может / еще не вечермогут быть прочитаны и в контексте топонимического перечисления, и в метафизическом контексте: там‘за чертой жизни’ – ср. поговорку все там будем.
Следующий текст содержит ироническую рефлексию над жаргонным выражением в натуре:
ГДЕ ЖЕ НАШ НОВЫЙ ТОЛСТОЙ?
странно две уже войны
минуло и третья на подходе
а Толстого нет как нет
ни в натуре ни в природе
есть его велосипед
ремингтон его, фонограф
столько мест живых и мокрых
тот же дуб или буфет
но душевные глубины
будто вывезли от нас
в Рио или в Каракас
в африканские малины
прапорщик пройдя афган
разве что-нибудь напишет
до смерти он жизнью выжат
и обдолбан коль не пьян
или вижу в страшном сне —
старший лейтенант спецназа
потрудившийся в чечне
мучится: Не строит фраза
Мысль не ходит по струне [269]269
Кривулин, 2001-а: 64.
[Закрыть].
Кривулин напоминает о том, что словосочетание в натуре– не только яркий признак жаргона в его вульгарной разновидности (выражение согласия, одобрения, уверенности), но и нормальное сочетание существительного с предлогом, содержащее слово из латыни, западных языков и русской словесности XVIII века. В данном случае существенно, что Лев Толстой был идеологом натуральности.
Полисемантичен не только первый элемент ряда (ни в натуре), но и второй (ни в природе).Для сочетания в природездесь актуальны, по крайней мере, два прочтения. Первое из них проявляется в свободном сочетании существительного с предлогом: природа– это естественный ландшафт, флора и фауна. Второе прочтение определяется выражением в природе (чего-либо), что означает ‘в соответствии с естественным порядком вещей’.
Употребляя синонимы как элементы перечислительного ряда, Кривулин делает содержание строки парадоксальным: в ней возникает и акцентируется противоречие между тождеством и различием. При этом, замещая жаргонное значение сочетания в натуреархаическим, он объединяет этой строкой слова разных времен и разных способов мировосприятия.
Насмешка Кривулина над жаргонным употреблением сочетания в натуреимеет литературную предысторию. Вопрос, заданный названием стихотворения, фигурирует во многих высказываниях писателей, критиков, политических деятелей, он стал объектом иронии и превратился в поговорку, источником которой, вероятно, является статья Сергея Третьякова «Новый Лев [270]270
Отметим фонетическую игру: статья была опубликована в журнале «Новый ЛЕФ».
[Закрыть]Толстой» (1927), в которой Третьяков иронизирует над ожиданием «пролетарского Толстого»:
Есть страдальцы. Они плачут: Где монументальное искусство революции? Где «большие полотна» красного эпоса? Где наши красные Гомеры и красные Толстые? <…> Дайте срок: уже бегают в школу первой ступени будущие Гончаровы и Львы Толстые. А пока на ролях врид-Толстых кушайте Сейфуллину, Пильняка, Вересаева. <…> Автоматизм мышления говорит: <…> было буржуазное искусство – стало (или станет) пролетарское искусство, был буржуазный Толстой – станет пролетарский Толстой.
Вот такому образу нового «пролетарского Толстого» и соответствует жаргонное выражение в натуре, исказившее буквальный смысл этого словосочетания, подобно тому как произошла вульгаризация личности Толстого и появилось искаженное представление о натуральном человеке.
Смысл стихов Виктора Кривулина часто формируется на основе системных связей лексики. Рассмотрим стихотворение, в котором взаимодействуют многочисленные ассоциативные связи, свойственные прямым и переносным значениям слов одной лексико-семантической группы – названий металлов:
ЭТИ
этим – купанным на кухне в оцинкованных корытах
со младенчества играющим у церкви без креста
не писать на Пасху золотых открыток
серебристой корюшкине ловить с моста
оловянная свинцоваяа то и в каплях ртути
их несла погодаспеленав сукном
а теперь и некому просто помянуть их
голубиным словом на полуродном
языке церковном языке огней
отраженных волнами с такой холодной силой
что прижаться хочется крепче и больней
к ручке двери – двери бронзовойдвустворчатой резной
где изображен свидетель шестикрылый
их небытия их жизни жестяной [272]272
Кривулин, 1998-а: 7.
[Закрыть].
Образную и смысловую основу текста составляет метафоризация и символизация прилагательных, образованных от названий металлов. По своим прямым словарным значениям все эти прилагательные – относительные, но в тексте они становятся качественными. Кривулин говорит о погибших солдатах. Название стихотворения «Эти» фонетически (рифменно) подобно слову дети.Слова в оцинкованных корытах,помещенные в первую строку, при развертывании текста вызывают в сознании картину похорон в цинковых гробах.
На неопределенность или многозначность высказываний влияет грамматическая омонимия. При совпадении дательного и творительного падежей множественного числа местоимения ( этим <…> не писать на Пасху золотых открыток)слово этимможет быть понято как указание и на субъект, и на объект, то есть и ‘они не будут писать открыток’, и ‘никто не будет писать им открыток’.
Строкой со младенчества играющим у церкви без крестаситуация обозначена так, что креста нет и на детях, и на самой церкви – наиболее вероятно, что текст ориентирован не на альтернативу, а на совмещение признаков.
В заключительной строке их жизни жестянойчитается производящая идиома жизнь-жестянка(или жисть-жистянка)– ‘трудная, но бессмысленная жизнь’. Но это выражение понимается в стихотворении и как ‘жизнь, оставившая след только на могильной жестяной табличке’.
Кривулин противопоставляет образам жести (самому дешевому металлу) образ бронзовой двери (т. е. старинной, оставшейся на руинах дореволюционной культуры: только там и сохранился атрибут веры: свидетель шестикрылый).Поэтому и хочется прижаться крепче и больнейк этой бронзовой двери, хотя бы мимолетно запечатлеться на ней. Прилагательное шестикрылыйнеизбежно отсылает к теме словесности – пушкинским подтекстом (И шестикрылый серафим / на перепутье мне явился —«Пророк»), Бронза считается полудрагоценным металлом, и структура слова полудрагоценный,не упоминаемого в тексте, воспроизводится во фрагменте на полуродном / языке церковном.
Возможно, что образность стихотворения связана и с такими коннотациями названий металлов, которые основаны на языковых клише из дискурса культуры, политики, идеологии: Человек из железа(название фильма Анджея Вайды), Железный Феликс(о Дзержинском), железная леди(о Маргарет Тэтчер), Как закалялась сталь(название романа Н. А. Островского).
Проанализируем еще одно стихотворение, художественная образность которого формируется на основе слов одной лексико-семантической группы – стиховедческих терминов, что имеет прямое отношение к теме словесности:
ТЕОРИЯ СВОБОДНОГО СТИХА
свободный стих возникает с развитием личного транспорта
теснота стихотворного рядав трамвае конечно же требует рифмы
рифмыточной рифмык европе
а в метро сплошные пиррихиипоездов отмененных
их тоже на кривой козе не объедешь
как меня раздражали спондеи
пустых троллейбусов – катит один за другим
и все в парк
но хуже всего метелью спеленутый блоковский дольник
заносы
автобуса ждешь часами
многие до сих пор так и живут под властью
силлаботоникипостепенно
приходящей в негодность
они и не подозревают
что строятся просторные теплые гаражи
устраиваются обильные мойки
что продаются
резина micheline [273]273
«Micheline» – так напечатано в издании. Правильное название фирмы «Michelin».
[Закрыть]
аксессуары от dunlop
автомагнитолы
где ямщик замерзает
по-английски [274]274
Кривулин, 1998-а: 49.
[Закрыть].
Утверждение, что верлибр чужд русской поэзии (во всяком случае, субъекту высказывания), аргументируется в этом стихотворении рядом образов, объединяющих уровни быта, поэтического творчества, бытия. В первой строке объяснение дается на бытовом уровне, однако с учетом полисемии слова свободный: Свободный стих возникает с развитием личного транспорта.То есть утверждается, что для свободы нужен личный автомобиль, в котором человек отделен от толпы, не испытывает давления и может ехать куда хочет. По сути, речь идет о покое и воле. Для той среды, в которой жил Кривулин, автомобиль представлял собой недоступную роскошь, как, собственно, и покой и воля. От травмирующего воздействия ограждало творчество, в частности, стихосложение. А по утверждению Ежи Фарыно, «именно ритм как нельзя лучше противостоит внешней „аморфной“ среде, внешним помехам» (Фарыно, 1978: 336), и одна из функций ритма – «отграничение или отключение от окружения» (Там же).
Странная идея, что владение личным транспортом может быть условием поэтической деятельности, выходит далеко за пределы быта. Образы транспорта связаны в художественной литературе с мотивом перемещения в инобытие, с приближением к сущности явлений (Фарыно, 1999: 203). В стихотворении Кривулина транспорт становится метафорой стихотворных размеров и поэтического вдохновения, семиотически изоморфного инобытию и приближающего к мировой сущности.
Вторая строка начинается с неточной цитаты из классической работы Юрия Тынянова «Проблема стихотворного языка» (термин Тынянова – теснота стихового ряда– Тынянов, 1993: 48). Полисемантические интенции контекста сообщают слову стихотворныйего этимологическое значение ‘творящий стихи’, актуализируемое сценой трамвайной давки (ср. структурно подобные слова тошнотворный, болезнетворный).Один из главных идеологических постулатов андеграунда состоит в том, что творчество неизбежно обусловлено жизненным дискомфортом.
Тынянов, обсуждая в упомянутой работе именно проблему верлибра, говорит так:
Что получится, если мы vers libre напишем прозой? <…> Таким образом мы разрушаем единство стихового ряда; вместе с единством рушится, однако, и другой признак – те тесные связи, в которые стиховое единство приводит объединенные в нем слова, – рушится теснота стихового ряда. А объективным признаком стихового ритма и является именно единство и теснота ряда<…> оба эти признака – единство и теснота стихового ряда – создают третий его отличительный признак – динамизацию речевого материала.
Кривулин впрямую связывает динамизацию с образами транспорта, возможно, реагируя и на знаменитые слова Маяковского Поэзия/ – вся! – / езда в незнаемое(«Разговор с фининспектором о поэзии» [276]276
Маяковский, 1957-б: 121.
[Закрыть]).
Изображенная Кривулиным теснота в трамвае, требующая рифмы к европе,довольно прозрачно намекает на известный вульгаризм. При этом неприличное слово обнаруживает свой прямой телесный смысл, когда речь идет о трамвайной тесноте. Слово европездесь указывает и на то, что ведущая роль в распространении верлибра принадлежит именно западноевропейской литературе.
В следующих строфах речь идет о ритмических вольностях, приближающих стихи к верлибру. Рассмотрим строку а в метро сплошные пиррихии поездов отмененных,имеющую две ступени метафоризации. Термин пиррихийозначает пропуск метрического ударения в ямбе или хорее [277]277
Сочетание сплошные пиррихиипредставляет собой либо гиперболу (в обиходном языке сплошной– экспрессивное преувеличение), либо оксюморон. Если попытаться понять это сочетание в прямом смысле, то оно означает непрерывное отсутствие ожидаемого.
[Закрыть]. У Кривулина это метафора замедленности, напрасного ожидания поезда в метро (первая ступень). Но метро давно мифологизировано в современной культуре: расположенное под землей, оно предстает эквивалентом хтонического мира [278]278
См.: Курицын, 1995: 186–187.
[Закрыть], в западноевропейских языках метро называется андеграундом, как и неофициальная культура при советской власти. На второй ступени метафоризации пропуск поезда в метро становится образом прерванного или отложенного пути в инобытие – как в смысле смерти, так и в смысле творческого состояния.
Строка их тоже на кривой козе не объедешь [279]279
Вариант: На кривой лошади (на кривых оглоблях) плута не объедешь(Даль, 1979: 193).
[Закрыть]включает в себя поговорку со значениями ‘невозможно обмануть, перехитрить кого-л.’ (ср. кривда, кривить душой),‘невозможно игнорировать что-л.’. Значение ‘невозможно обмануть’ ясно соотносится с темой поэзии.
Далее следуют строки как меня раздражали спондеи / пустых троллейбусов – катит один за другим и все в парк.Спондей противоположен пиррихию: это внеметрическое скопление ударных слогов. В контексте о стихосложении спондеи пустых троллейбусов, идущих в парк (то есть в депо), могут быть поняты как бессодержательное многописание; может быть, как форсированная экспрессия (в противоположность пиррихию отмененных поездов как метафоре молчания).
Троллейбус имеет в современной русской поэзии коннотацию, связанную с очень популярной песней Булата Окуджавы «Полночный троллейбус»: Полночный троллейбус, по улицам мчи, / верши по бульварам круженье, / чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи / крушенье, / крушенье [280]280
Окуджава, 2001: 140.
[Закрыть]. Троллейбусы в стихотворении Кривулина едут мимо. Может быть, троллейбусный парк, внеположенный человеку, противопоставлен в этом тексте бульварам Окуджавы – как предел движения самому движению, как смерть – жизни. У Кривулина есть тексты, объединяющие парк с мифологическими парками, плетущими судьбу [281]281
Имеется в виду строка Лепетание бабьего радио в парке(«Блудный сын»), перефразирующая строку Пушкина Парки бабье лепетанье(«Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» – Пушкин, 1977–б: 186) и слова из сонета Анненского «Парки – бабье лепетанье» (Анненский, 1990: 72).
[Закрыть], поэтому направленность троллейбусов в парк [282]282
В данном случае общее звучание омонимов важнее их различных лексических значений.
[Закрыть]– без пассажиров – может быть понята и как обойденность человека судьбой.
Обратимся к строкам но хуже всего метелью спеленутый блоковский дольник / заносы / автобуса ждешь часами.Дольник – это стихотворный размер со значительным нарушением ритма, но еще не верлибр. У Кривулина дольник вместе со всеми темами и мотивами поэзии Александра Блока, особенно с темой метели и снега, представлен как самое серьезное препятствие движению (хуже всего).Почему же, собственно, хуже всего? Может быть, потому, что неполная свобода опаснее несвободы: человек оказывается не защищенным ни традицией, от которой он отдалился, ни достижениями чужого прогресса. Конечно, образы снежных заносов и спеленутости непосредственно мифологизируются как знаки смерти [283]283
Можно видеть здесь и такой смысл: поэзия Блока сама по себе является препятствием для поэтов, которым трудно освободиться от его влияния. Не исключена мотивирующая этот смысл этимологизация поэтического имени: ‘блокирующий’.
[Закрыть]. Но спеленутость сопряжена и с младенчеством, поэтому блоковский дольникможет быть понят как младенческое состояние свободного стиха.
Кроме того, в контексте с активной многозначностью слов (особенно исходного сочетания свободный стих)и с метафоризацией терминов должно быть актуальным и этимологическое значение слова дольник,связанное с понятием доли как ‘меры’. По концепции, представленной строфой про блоковский дольник, Блок «знает меру» (это разговорное выражение указывает на сознательный отказ от полной свободы в каких-либо действиях). Но доля– это еще и ‘судьба, участь’ (по этимологическому значению корня, входящего на другой ступени чередования в слово делить– ‘часть, отмеренная кому-л.’). В данном случае значима доля-участь Блока как неизбежное осуществление трагической судьбы поэта вообще.
Строки о силлаботонике, приходящей в негодность, возвращают сознание к параллели стихи – транспорт [284]284
В русском языке есть фразеологизм на этом далеко не уедешь– о недостаточной пригодности чего-л. для достижения успеха в любом деле, может быть, и не связанном с ездой.
[Закрыть]. Во времена доминирования силлаботоники (вторая половина XVIII–XIX век) единственным транспортом были лошади, а самая подходящая лошадь для поэта – Пегас. Его безусловная символичность противопоставлена современным видам транспорта как природное искусственному, надежное ненадежному, истинное ложному.
Обратим внимание на то, как Ежи Фарыно интерпретировал мотив транспорта в творчестве Пастернака:
…у Пастернака ни на чем никуда нельзя доехать без препятствий – по дороге он устраивает то обвалы <…>, то снежные заносы <…>, то тупики, то пробки <…> и вызванные этим пересадки и высадки. <…> По техническому критерию, это мена транспорта с наиболее современного на наиболее традиционный. По концептуализации – такие пересадки сопровождаются все более тесным контактом с сущностью мира и подводят ко все более отчетливому откровению, так сказать, ‘ мировой истины’.
(Фарыно, 1999: 203)
В стихотворении Кривулина тоже наблюдается направленность от автомобилиста к ямщику.
Текст продолжается описанием индустрии транспортного комфорта, а эта тема влечет за собой переход на иностранные языки: резина micheline / аксессуары от dunlop.И в последней строфе, после всех рассуждений о транспорте, возникает тема звуковоспроизводящей аппаратуры – новая метафора поэта. Слово автомагнитолаимеет общий первый корень со словами автомобиль, автобуси автор [285]285
Вспомним, что об автомобиле шла речь в начале стихотворения, он не назван прямо (сказано с развитием личного транспорта),но именно автомобиль и представлялся мечтой о свободе.
[Закрыть]. Об автобусе говорилось как о самом безнадежном способе передвижения, так как движению препятствует сама смерть в образе блоковского снега. Автомагнитола тоже оказывается неэффективным механизмом, но теперь актуализируется уже не стремление предмета к движению, а его звукопорождающая сущность. Автомагнитола помещается в оппозицию по отношению к творческой личности: этот прибор многократно воспроизводит давно известную песню о ямщике, замерзающем в глухой степи (отметим противопоставленность этого образа образу теплых гаражей), – песню, ставшую типичным явлением массовой культуры [286]286
Песня начинается словами Степь да степь кругом, путь далек лежит.Бгагодаря тексту Кривулина, слова путь далек лежити в песне приобретают метафизический смысл ‘путь в небытие’.
[Закрыть].
