Текст книги "Языки современной поэзии"
Автор книги: Людмила Зубова
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Лечу стрелой насквозь больную жизнь
чей незабвенный образ я веду
за ручку до которой сам дошёл
своим умом когда с него сходил
на землю где сегодня прохожу
по делу о хищениях по складу
души своей где был я проведён
кладовщиком как ясельный младенец
чьими устами истину как мёд
да пить дать Маху чей идеализм
пришелся впору бурного расцвета
борьбы за чистоту моральных Норм
и Правил над народами Иосиф
неистовый Виссариона сын
принявший власть за способ извлекать
из целей средства от любой болезни
посредством ампутации больных
и поражённых членов их семей
под общим политическим Наркозом
госбезопасности и внутренних болезней
от детской левизны и до окраин
где человек проходит как хозяин
то есть кулак по пятьдесят восьмой
весьма распространённой параллели
с той северной российской широтой
и долготой восточной хлебосольства
на каковую все подряд ссылались
обширные источники дешёвой
рабочей силы воли не видать
век не поднять тебе родимый край
нам наступает медленно но верно
на пятки вместе с тем великим кормчим
а также ловчим кравчим и охочим
до красной дичи что ему несли
на подпись и Ежов и ныне дикий
Лаврентий Павлович и многие ещё
иных уж нет а те ещё долечи-
вают страны насквозь больную жизнь.
Сам Строчков говорит о том, что полисемантика этого текста [428]428
Строчков, 1994: 174–175.
[Закрыть]связана с многократным преломлением смысла, которое вызвано памятью слова о различных контекстах употребления (Строчков, 1994: 399). Отсутствие знаков препинания отражает сознание, не структурирующее действительность: она описывается серией синтагматических (сочетаемостных) ассоциаций без различения прямого и переносного значения слов, без различения омонимов.
А. Э. Скворцов пишет об этом стихотворении:
Автор постоянно совершает «семантические перескоки», и как только читатель настраивается на один определённый смысл, его немедленно «разворачивают» в другом направлении. Потенциальная предшествующая семантика при этом не устраняется, и возникает уникальный эффект воспроизведения средствами литературы виртуальной реальности.
(Скворцов, 2005: 127)
Стихотворение представляет собой некий поэтический аналог ассоциативному эксперименту, разработанному З. Фрейдом и К-Г. Юнгом для диагностики шизофрении, маниакально-депрессивного психоза, неврозов. Текст этот можно рассматривать и как поэтическое воплощение исследования рефлексивных структур сознания методом семантического анализа фразеологизмов (см.: Петренко, 1997: 287–310), и как художественную попытку ассоциативного подхода к значению слова в психолингвистике (см.: Залевская, 1999: 104–107).
Любопытно, что при использовании ассоциативного эксперимента для установления содержательных семантических компонентов слова «недостатком метода является его чувствительность к фонологическому и синтаксическому сходству. Как показали исследования А. П. Супруна, А. П. Клименко, Л. H. Титовой, <… > большая часть ассоциаций обусловлена речевыми штампами, клише» (Петренко, 1988: 49).
В стихотворении «Лечу стрелой насквозь больную жизнь…», как и во многих других текстах Строчкова, показано, что болезненное состояние сознания вызвано социальными причинами, историей страны. Фразеологическая производность полисемии (см.: Друговейко, 2000) играет здесь решающую роль, так как система образов, закрепленных в фразеологическом составе языка, служит своего рода «нишей» для кумуляции мировидения и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности, а потому может свидетельствовать о ее культурно-национальном опыте и традиции.
(Телия, 1996: 215)
Наполненность сознания клишированными фрагментами речи – идиомами, цитатами, лозунгами и т. п. – препятствует выбору значения слова, единственно возможному для нормальной коммуникации. Отказ от выбора движет речь в разных направлениях, создавая поэзию – речь внешне бестолковую, расфокусированную, но на самом деле убедительно связанную узлами многозначных слов.
Этот текст изображает историю страны не только предметной отнесенностью фразеологии, но и тем, что изображение опирается на две установки речевого поведения – взаимосвязанные и взаимно дополняющие – установку на безмыслие и на двоемыслие. И власть и народ говорили одно, а подразумевали другое. Структура стихотворения оказывается изобразительной в отражении тоталитарного сознания:
В постмодернистском художественном дискурсе тоталитарная идеология, претендующая на собственную «непреходящую» ценность и помещаемая в систему координат, где непреходящим оказывается «все» и одновременно «ничто», обнаруживает свою сущность. Она деиерархизируется в возникающем эффекте «двойного отражения».
(Ермаченко, 2002: 192)
К большинству текстов Строчкова приложимы многие термины постмодернизма, но, пожалуй, самый подходящий из них – ризома:
[Жиль Делёз. – Л.З.] в совместной с Гваттари работе «Ризома» <…>, используя метафору ризомы – корневища, подземного стебля, попытался дать представление о взаимоотношении различий как о запутанной корневой системе, в которой неразличимы отростки и побеги и волоски которой, регулярно отмирая и заново отрастая, находятся в состоянии постоянного обмена с окружающей средой.
(Ильин, 1996: 99)
Наглядным примером ризомы, или, в терминах Строчкова, «семантического облака» (максимально полисемантического текста, в котором «смысловые ряды утрачивают свою отдельность» – Левин, Строчков, 1991: 84), вероятно, является поэма «Великий Могук» – о русском языке – с эпиграфом из знаменитого текста И. С. Тургенева О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!В поэме Строчков употребляет слово языкпочти во всех значениях, отмечаемых словарями [429]429
Например, самый популярный и достаточно авторитетный современный Толковый словарь русского языка приводит 11 значений слова в совокупности трех омонимов – ‘орган во рту’, ‘средство коммуникации’, ‘народ’, – а также указывает на многочисленные оттенки значений (Ожегов, Шведова 1992: 952–953).
[Закрыть], и в тех маргинальных значениях, которые словарями не зафиксированы (см.: Суховей, 2000). Многозначность ключевого слова, обозначающего объект изображения и авторской рефлексии, организует взаимодействие возможных значений многих других слов, связанных со словом языки друг с другом разнонаправленными ассоциациями – языческий, уздечка, связь, союз, предлог, мат, самобранка, бормотуха, мычание, беседка, культурный слой, коленои т. д. Направление ассоциаций задается не только системными связями слов в языке, но и художественными метафорами, и собственно стиховой организацией поэмы, в частности рифмами. В результате такого уплотнения текста одна короткая строчка, например хрипят динамики без языка,включает в себя множество смыслов. Д. Суховей составила список возможных прочтений этой строчки, исходя из того, что слово языкимеет в ней и буквальное значение, и переносные, и фразеологически обусловленные – в частности, выражение без языкаупотребляется, когда говорят о немом человеке и о человеке, не владеющем иностранными языками. Сочетание без языкав строке про динамики обнаруживает смыслы:
1. Технические неисправности (хрип в динамиках, трансляция шумовых помех),
2. Плохое качество вещания (нечленораздельная речь),
3. «Железный занавес» (запрет на трансляцию по советскому радио некоторых песен на некоторых иностранных языках),
4. Бессмысленность пропаганды по радио,
5. Неполная (скрываемая от масс) информация;
а ещё динамики хрипят без языка 3–1– вещание без народа, без слушателей, ни для кого.
(Суховей, 2000)
Владимир Строчков дополнил этот список:
…в письме в этом перечне недостаёт одного, на мой взгляд, весьма существенного смысла: динамик без языка (громкоговоритель, привычная форма которого – колокольчик) – это ещё и колокол с вырванным языком, как тот, который известил о смерти царевича в Угличе [430]430
Это дополнение было сделано Строчковым в письме, адресованном Л. B. Зубовой, приславшей ему текст главы до публикации книги.
[Закрыть].
Активизация множественных семантических потенций слова приводит не только к накоплению всевозможных значений в едином словоупотреблении, давая импульсы к полисемантическому прочтению всех элементов текста, но и к предельной напряженности между разными значениями слова.
Особая напряженность создается энантиосемией (наличием в слове противоположных значений, внутрисловной антонимией в словах типа прослушать) – самым радикальным проявлением многозначности, обнажающим парадоксы сознания и языка [431]431
Наиболее интересный материал приведен в давнем исследовании: Шерцль, 1884. Во многих работах XX века повторяются те же примеры, но в меньшем количестве. Об энантиосемии в современной поэзии см.: Зубова, 2000: 160–168. Там же дан обзор лингвистической литературы на эту тему.
[Закрыть]. У Строчкова эта ситуация тоже связывается с рефлексией над жизнью, историей народа:
Скорый поезд светски вздрогнет,
<…>
Нам, урусам, нам, медведям,
всё равно, куда мы едем:
куда едем, там и будем – раньше-позже-никогда
<…>
Едем, едем, не слезаем,
поезд катится банзаем,
едем, едем, не стареем, не мудреем и в окно
смотрим лбом, как в альбом,
а что там – в синем, голубом —
нам, урусам, нам, евреям, нам, татарам, всё равно.
Едем, едем, не скучаем,
разговор ползет, как гной,
проводник обносит чаем,
жизнь обходит стороной,
и качаются на полках, ноги вывалив в проход,
Счастье в шприцевых иголках
и Свобода, вся в наколках,
и Христос с ногами в дырках,
и в бутылках, и в Бутырках,
и в теплушках – весь Народ…
Веселится и ликует весь народ…
Веселится и ликует весь народ…
В чистом поле поезд мчится,
мчится поезд в чистом поле.
Автор провоцирует читательскую ошибку в понимании слова обносит.Этот противоречивый глагол можно считать ключевым словом к содержанию стихотворения: человек обманывается, думая, что он получает блага, на самом деле он их лишается. Счастьепредстает наркотическим трансом, Свобода– тюремной мечтой. Как пишет И. Шевелев, характеризуя поэзию Строчкова в целом, «стих разламывается на полуфразе, на полуслове, на известной цитате, взрывом оторопи выделяя ядерный заряд новых смыслов» (Шевелев, 2001).
Стихотворение «Дорожная» травестирует «Попутную песню» (слова Н. Кукольника, музыка М. Глинки): Веселится и ликует [433]433
У Н. Кукольника: Православный веселится / Наш народ.В советское время был популярен текст песни с идеологической заменой слова.
[Закрыть] весь народ, И быстрее, шибче воли, поезд мчится в чистом поле.И вместе с тем оно противопоставлено строчкам Бродского из его «Представления»: В чистом поле мчится скорый / С одиноким пассажиром [434]434
Бродский, 1998: 296.
[Закрыть]. Е. Петрушанская, сопоставляя фрагмент стихотворения Бродского с песней, анализирует противоположное эмоциональное содержание двух текстов о «русском пути», подчеркивая, что песня, «созданная Глинкой в восторге от его первых поездок по первой в России железной дороге», по традиции исполняется хором (Петрушанская, 2004: 145). Субъект речи в стихотворении Строчкова – «мы», не вникающие в суть происходящего: в этом отношении весьма выразительно сочетание смотрим лбом.Слова нам, урусам, нам, медведям, всё равно, куда мы едем<…> нам, урусам, нам, евреям, нам, татарам, всё равновносят в текст, вместе с указанием на многонациональность, возможно, и содержание поговорки Нам, татарам, все равно,неприличное в ее полных вариантах (см.: Жолковский, 1994-б: 17, 18). Фразеологизм всё равнооказывается связанным с противоположными смыслами слова обносит.
В поэме «Больная Р. Хронический склерофимоз. Широкоформатное многофигурное полотно во вкусе Ильи Глазунова» [435]435
В этом заголовке «Р» – ‘Россия’.
[Закрыть]сознание предстает нелокализованным пространством бытия, когда «язык заплетается». Гибридным словом склерофимоз (склероз + фимоз)Строчков объединяет название старческого ослабления памяти с обозначением анатомического дефекта мальчиков и тем самым, пародийно следуя Фрейду, ментальную сферу с сексуальной.
Очень вероятно, что слово фимоз —перевернутое мифоз,предварительно образованное автором, но не проявленное в тексте. В комментарии к одной из публикаций поэмы Строчков пишет:
Больная Р. – это мы. И здесь не только чудовищная мифологизированность сознания. Сами мифы – дрянной эрзац, расползающийся под руками.
(Строчков, 1991: 23)
Автор показывает замусоренность сознания неточными цитатами из полузабытых источников, именами-сигналами. К фразеологическим импульсам текстообразования добавляются многочисленные фонетические. В абсурдном хаотическом смешении всех слов и явлений, когда поток сознания направляется внешними признаками сходства слов, изображается ситуация болезненного бреда:
И в белоснежных хлопковых полях
там, под Москвой, ну, в общем, в Елисейских,
на берегу своих пустынных дум
он вспомнил жизнь: как не было ее.
Он думал о Царевиче: о том,
как он в гробу видал свою невесту
хрустальном и таких же башмачках,
тойсть тапочках, свою Синедрильону,
тойсть Золушку, тойсть это, Белоснежку,
тойсть спящую, тойсть мертвую царевну,
то есть мертвецки спящую ее,
и как семь гномов, тойсть богатырей,
посланцы из шестнадцати республик,
то есть пятнадцати, ну, в общем, отовсюду,
достойнейшие из перьдовиков —
ударники, шахтеры, хлеборобы —
рыдая, ей поставили по свечке,
семь звездочек, от слез шестилучёвых
и медяки на очи положили
с пятикопеечной, тойсть это, пятиглавой,
то есть пятиконечною звездой,
и тихо пели стёб да стёб кругом,
тойсть спесь да спесь, тойсть степь да степь, а дальше
там был вопрос, мол, путь далек ли, жид?
а дальше он забыл слова, но помнил,
что жид замерз, ругаясь как ямщик,
тойсть кучер, то есть, как его, извозчик,
и там, в полях, почуя смертный час
и возносясь душою в Агасферы,
он ощутил себя как бы французом
под Бонапартом, то есть под Москвой,
хотя, скорей, под немцем: все же идиш…
хотя, конечно, идиш не иврит,
жид не ямщик, а ядрица не гречка,
тойсть не гречанка, в смысле, он не грек
и не совал руки в Березину,
и грех, тойсть Гракх, тойсть, Враг, ну, то есть, это,
ну, РИК, тойсть Рок, тойсть рак его за руку
там не хватал, но все же был изрядно
с «Ячменным колосом», ну, то есть, ну, с колоссом
Раковским, тоже рухнувшим, когда
в тех Елисейских, хлопчики, полях,
где некогда он был на поле, он
там замерзал и хрипло матерился,
и путал «dreck» и «merde» и «govno»,
и затихал, как спящая царевна,
лежащая мошонкой в янтаре,
тойсть хрустале, тойсть мейссенском фарфоре,
ну, баккара, в суровых тех полях,
ну, Марсовых, то есть Ходынских, то есть
в полях чудес, в стране соцреализма
казарменного; и рыдал Царевич,
природный гастроном и астронавт,
безродный космонавт и замполит
из рода и колена Эль-Ессеев,
с которых и пошли в народ, в поля
народники и чернопередельцы,
тойсть черносотенцы, ну, в общем, разночинцы,
разумные и добрые, и вечно
все сеявшие: все у них из рук
валилось в рот, то есть в народ, в поля
Филипповские, где известный комик
и булочник, ну, в общем, Де Фюнес,
с такой замысловатой головой,
то есть богатой замыслами в смысле,
с изюминкой, но не без тараканов,
упек национальный колобок,
охранником-амбалом заметенный
по скрёбаным уже пустым генсекам,
замешанным на деле о сметане,
где жарен был карась-идеалист
<…> [436]436
Строчков, 1994: 308–310.
[Закрыть]
Поэма длинная, ее цитирование трудно прекратить, так как все слова первой строки, многократно отзываются на протяжении текста, организуя исторические, литературные, сказочные, песенные и т. д. темы и образы (см. анализ некоторых словесных ассоциаций: Константинова, 1996; Суховей, 1997).
По наблюдению А. Э. Скворцова, в поэме Строчкова «Больная Р.»
никакого единого субъекта речи за этой чудовищной полифонией нет и быть не может. Говорит за себя коллективное бессознательное, которое понятно каждому, принадлежит всем понемногу и никому в отдельности.
(Скворцов, 2005: 127)
С. Л. Константинова предположила, что поэма Строчкова интертекстуально связана с книгой Д. Мережковского «Больная Россия» и со стихотворением М. Кузмина «Конец второго тома» [437]437
«Конец второго тома задан, с одной стороны, сюжетно: чтением романа „…про какую-то Элизу / Восьмнадцатого века ерунду“, позволяющим герою перенестись из реального пространства в пространство романное. Сюжетообразующий мотив чтения становится здесь той „узловой точкой“, которая скрепляет все остальные пространственно-временные сдвиги. Затем – ассоциативно, на уровне звучания слова, вызывающего своеобразное видение героя:
„Элизиум, Элиза, Елисей“, —Подумал я, и вдруг мне показалось,Что я иду уж очень что-то долго».(Константинова, 2006: 77)
[Закрыть].
Остановлюсь только на одном каламбуре, выходящем далеко за пределы комического приема: на переразложении строки Путь далек лежитиз песни про замерзающего ямщика. В контексте поэмы переделка песенной строчки пародирует антисемитские реплики на тему эмиграции. И то, что мотив отъезда обнаруживает интонационную связь с национальной русской песней, которая превратилась в застольную, вносит в эту пародию лирический и трагический мотив: люди, отлучаемые от русской культуры, изображаются как носители именно этой культуры – со всей тоской, содержащейся в песне. Переключение с русской темы на еврейскую, направляемое неожиданным созвучием со словом лежит,предваряется указанием на две поведенческие модели социального и языкового сопротивления идеологическому диктату: стёби спесь.Эти переиначивания слова степьследуют за упоминанием советского символа – пятиконечной звезды.
На фонетическом сходстве слов построено следующее стихотворение, содержание которого складывается как бы из оговорок и ослышек:
ЗАМЕТКИ ДЛЯ ПАМЯТИ
Поезжай на гнилой Запах,
на испорченный Нюхсъезди,
загляни на ВосторгДальний
и на Ближний Восторгвыглянь,
присмотрись и на Крайний Зипер:
где так вольно еще дышит
человек? Да нигде, кроме
как у нас, где дышать нечем.
Там, где узкийнарод дышит,
там танцузудышать негде,
а какому обмороканцу,
облегчанинуи тикайцу
и фигуративному ненцу
ни вдохнуть, ни выдохнуть нету.
Да в паршивом Загавнистане,
где своим-то дышать нечем,
узкийдышит полною грудью
под просторным бронежилетом.
Весь он ихний выдышит воздух —
задохнутся тогда бушмены.
И тогда-то наш воин– унтер —
националист поздорову
воротится в родную хату,
где на узкой печи широкой
так привычно дышать нечем,
и тогда вдохнет всею грудью
ароматный вакуум узкий,
углекислый воздух овчизны.
Есть у нас, нас-то, ящих узких,
величайшая наша тайна —
цианальная наша гордость:
наша кровь хлорофиллом богата;
где мы дышим – там нам и воздух,
где нам светит – там фотосинтез [438]438
Строчков, 1994: 275.
[Закрыть].
Гибридное словообразование типа танцузу, обмороканцу, облегчанину(контаминация, междусловное наложение, «скорнение», по В. Хлебникову) [439]439
О терминах, истории явления и его активизации в XX в., а также о концептуализации этой словообразовательной модели в теории постмодернизма см.: Николина, 1996; Можейко, 2001: 747–748. Примеры контаминированных слов из поэзии Строчкова см: Хасанова, 1999; Хасанова, 2007.
[Закрыть]относится к самым распространенным приемам создания комического эффекта, используется и в художественных текстах, и в бытовой речи, и в публицистике, так как в большинстве случаев гибридные слова оценочны. В стихотворении Строчкова они похожи на прозвища.
Оговорки и ослышки провоцируются в тексте множественными ассоциативными связями слова: фонетическими, словообразовательными, фразеологическими, семантическими. Все эти связи Строчков делает актуальными одновременно. Случайное звуковое сходство ( запад – запах, юг – нюх, восток – восторги т. п.) он превращает в неслучайное, усиливая его ассоциациями слов по привычной сочетаемости, активизируя синонимы, антонимы, слова общей тематической группы. Так, сначала сочетание гнилой Запахпародирует клише гнилой Западиз советской пропагандистской брани, буквализируя эпитет, а в следующей строке появляется сочетание испорченный Нюх– не только по созвучию со словом юг,но и потому, что слова запахи нюхотносятся к одному семантическому полю обоняния, и потому, что гнилое – это испорченное, и потому, что такое восприятие Запада представляется результатом «испорченного нюха». По мнению Суховей, сочетание испорченный нюх«связано с нравами, царящими на Юге, курортах». Но в стихотворении юг ассоциируется больше с военными действиями, чем с курортами [440]440
Испорченность юга можно было бы толковать как утрату его курортной привлекательности, но стихотворение написано в 1988 г., когда такая утрата была еще впереди. В таком случае можно обратить внимание на то, что стихи со временем приобретают новые смыслы.
[Закрыть]. Направленность производности взаимообратима. В одних случаях первичны фонетические подобия, в других – ассоциации по общности лексико-семантических групп, словообразовательным элементам и моделям, по сочетаемости. Оксюморон где на узкой печи широкойявно порожден созвучием узкий – русский,а переименование русских в «узких» основано не только на этом фонетическом сходстве, но и на столкновении с концептом широкой русской души, что поддерживается словообразовательными связями слова душа (Там, где узкий народ дышит).
Разнонаправленные ассоциации как тотальный способ организации текста побуждают видеть подстановки там, где, казалось бы, слово можно было бы прочесть и в обычном для языка значении, – например, слово бушмены.В строке задохнутся тогда бушменыоно замещает собой слово душманыиз лексики времен советско-афганской войны. Появление этого жаргонизма вызвано не только искаженным упоминанием Афганистана в предыдущем фрагменте, но и синонимом духииз того же речевого пласта, однокоренным с глаголом задохнутся.При этом слово бушменывносит свой смысловой нюанс в обозначение противников: они представляются дикарями.
Таким образом, импульсы к замещениям оказываются множественными, как явными, так и скрытыми. Множественной оказывается и мотивация новообразований. Например, для восприятия строки углекислый воздух овчизны,объединяющей слова овчинаи отчизна,актуально не только прямое значение слова овца,от которого образовано название шкуры, но и метафорическое: овца– ‘слишком послушный, зависимый человек’. Полисемия слова светитв последней строке (‘излучает свет’ и ‘позволяет надеяться на удобство, выгоду’) порождает заключительное слово фотосинтез,в котором часть фотокалькирует слово свет,а часть синтез,оставаясь в составе ботанического термина, приобретает и значение, указывающее на то, что происходит в стихотворении с языком, – на синтез слов. Человек в зоологическом контексте слова овчизныуподобляется животному, а в ботаническом контексте наша кровь хлорофиллом богата —растению. Кровь, богатая хлорофиллом, вероятно, должна быть зеленой, а этот намек на неестественный для крови цвет вызывает ассоциацию с выражением голубая кровь,которое обозначает природное превосходство одних людей над другими.
Передразнивание названий стран и народов, ироническая апологетика национальной гордости русских позволяют видеть в заглавии стихотворения «Заметки для памяти» и адресацию к шовинистическому обществу «Память» [441]441
На двусмысленность заглавия обратила внимание Д. Суховей.
[Закрыть]. В комментарии к публикации поэмы «Больная Р.» Строчков написал:
И всё в одну кучу, всё вперемешку, без разбора, и начинаем за здравие, а кончаем за упокой. И вместо ума, чести и совести – Ум, Честь и Совесть, а вместо памяти – Память.
(Строчков, 1991: 23) [442]442
Слова из советского лозунга «Партия – Ум, Честь и Совесть нашей эпохи», если воспринимать их не автоматически, как предписывалось, весьма двусмысленны: фразу можно понимать не только как пропагандистское утверждение достоинств Коммунистической партии, но и как указание на локализацию нравственных качеств в пределах партийной идеологии.
[Закрыть]
Деформация слов (попадание мимо слова, рядом со словом) организует игровой ремейк «Сказки о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина:
Жил пророксо своею прорухой
у самого белого моря,
про Рокловил поводом дыбу;
раз закинул он долгие нети—
свято место вытянул пустое;
вновь раскинул пороксвои эти—
выпали хлопоты пустые;
в третий раз закинулся старый —
вытащил золотую бирку
инв. № 19938.
Говорит ему бирказолотая
инв. № 19938
человеческим голосом контральто:
– Смилуйся, пожалей меня, старче,
отпусти, зарок, на свободу,
на подводную лодку типа «Щука»
<…>
Ей с уклономнырок отвечает:
– Попущутебя, доча, на волю,
лишь исполни одну мою просьбу:
неспокойно мне с моею прорехой,
вишь, поехала как моя крыша —
ты поправь да плыви себе с Богом [443]443
Строчков, 1994: 304.
[Закрыть].
Текст В. Строчкова, развивающий смысл пословицы И на старуху бывает проруха(об ошибках), иконичен и по отношению к «Сказке о рыбаке и рыбке»: старик вылавливает не то, что собирался; стараясь угодить старухе, он поступает невпопад; морские волны набегают одна на другую. Кроме того, игра с буквальным и жаргонным смыслом в строке вишь, поехала как моя крышаодновременно рисует и разрушающуюся крышу, и сумасшествие, при котором деформируется речь. Таким образом, сдвиги в словах имеют множественную художественную мотивацию – собственно языковыми связями, сюжетом и образами пушкинского текста, его зачитанностью до забвения смысла. Все это вместе и приводит к деформированному восприятию слов. Примечательно, что персонажем ремейка является пророк —персонаж другого хрестоматийного стихотворения Пушкина.
Полисемантика Строчкова порождается и восприятием действительности с разных точек зрения.
Относительность времени, в частности противоречивое реальное содержание глагольных форм грамматического прошедшего и будущего, можно наблюдать в таком тексте:
«Я вас любил. Этот факт, быть может,
не вспоминать обо мне поможет
вам, но ничем не поможет мне.
Некто любил вас когда-то где-то.
Время вылущивает приметы,
повод к скорби сводя на нет. <…>»
<…>
так я писал – и не знал, что [нрзб]
лет назад мы встретимся. Будет осень,
может быть, лета излет, и Крым.
А через [нрзб] я в тебя так нежно
влюблюсь, так сильно, светло и грешно,
что дай мне, Боже, не быть другим…
Так я пишу тебе потому, что
тоскую, видишь ли, по тому, что
одновременно и есть, и нет.
Пишу – и мучаюсь от того, что
мне тебя не заменит почта,
даже если пришлет ответ.
Фрагмент, который начинается со слов так я писал,представлен автокомментарием к пространному тексту давнего письма – тексту, заключенному в кавычки и состоящему из цитат и перепевов Пушкина, Пастернака, Бродского. Эпиграф ко всему стихотворению – слова Пушкина, характеризующие поэтический стиль Ленского: Так он писал темно и вяло —Пушкин, 1978-а: 111.
В тексте обозначено несколько эпизодов, произошедших в разное время, и несколько моментов речи, не совпадающих со временем этих эпизодов.
На точку отсчета, находящуюся в настоящем времени, ориентировано предшествование, обозначенное глаголами писал, не знал.
Глаголы будущего времени рассказывают о прошлых состояниях по отношению к настоящему: мы встретимся. Будет осень.
Время встречи представлено как прошлое по отношению к написанию стихотворения и будущее по отношению к сочинению письма. Это противоречие порождает грамматическую аномалию: … лет назад мы встретимся.На эту точку отсчета ориентировано обстоятельство времени через [нрзб] лет… влюблюсь.
Затрудненность ориентации во времени, вызванная множественностью точек отсчета, находит соответствие в ремарке нрзби в заглавии цикла «Паранойяна», частью которого является стихотворение «Из недошедшего». Этой полицентричности и неразборчивости соответствует монтаж цитат и аллюзий, соединяющий литературные высказывания разных эпох.
В стихотворении «Тихие игры» обыгрывается относительность наречий ужеи ещё'.
Заползает страх внутрь с мылом.
Он ползёт ужом, но ужетесно
и ещётемно: ночь. Но чьи ночью
щупальцы? Гортань спазм стиснул.
Кожаный мешок износил ношу,
истощил нишу, истончил кожу,
ищет облегчения, а не смысла.
Так висит капля на краю крана…
А вода стекла, слилась. Стихло.
И ещёпоздно. Но ужерано [445]445
Строчков, 1994: 270–271.
[Закрыть].
В этом тексте нормативные словосочетания уже позднои еще ранообмениваются компонентами, превращаясь в алогичные соединения еще позднои уже рано.В русском языке отношения между словами ужеи ещевесьма сложны, слова предстают то антонимами, то синонимами (см., напр.: Богуславский, 1996: 227–302). Значения слов ужеи ещесближаются общим элементом ‘смещение времени события (состояния) по сравнению с ожидаемым временем’, различаясь точкой отсчета – предшествующей событию или последующей.
В ситуации неотчетливого сознания при бессоннице, изображенной в стихотворении, точка отсчета все время сдвигается. Ужев предложениях типа он уже пришелможет означать ‘раньше, чем ожидалось’, то есть ‘рано’, поэтому сочетание уже ранопредстает одновременно и противоречивым, и тавтологичным. Наречия позднои ранотоже выражают относительную локализацию действия, состояния или явления во времени, зависимую от точки отсчета (ср. широко распространенную шутку: вернусь домой рано, то есть ‘вернусь утром’). И потенциальная противоречивость всех компонентов в сочетаниях уже позднои еще раносоздает весьма причудливую картину относительности времени. При этом слово ещеупотребляется в стихотворении не только как наречие со значением ‘пока’, но и как частица со значением ‘кроме того’.
От точки зрения может зависеть восприятие любого явления. Многие ситуации могут быть обозначены как привлекательные и как отталкивающие. Позиция автора – совмещение противоположных взглядов на предмет изображения. В частности, на поэтическое вдохновение:
Писать стихи естественно, но стыдно
и на людях неловко, как и все
естественные наши отправленья,
и лучше бы писать уединясь,
но это – кабы знать, как говорится,
где упадешь – соломки б постелить.
Ино как вступит, схватит, подопрет —
и нету сил, и некуда деваться;
стесненье и условности отринув,
в углу присядешь, шелестя бумажкой,
когда уже совсем невмоготу…
Случайные свидетели косятся,
воротят нос, рот кривят, глаз отводят,
качают головой – et caetera,
но ты уже не видишь и не слышишь,
в глазах темно, несет, несет, несет!..
И лишь опустошив, вдруг отпускает,
и с чувством облегченья и стыда
измаранный листок сомнешь и бросишь,
и результат отвратен и постыл…
Писать стихи естественно, но стыдно,
однако же катáрсис неизбежен
и как понос иль Рок неумолим.
Стихотворение рассказывает о творческом процессе как о «естественной потребности», то есть настоятельной необходимости. Строчков вовсе не эстетизирует низкое, а развернутым натуралистическим сравнением обеспечивает достоверность высказывания, которое состоит из постулатов постмодернизма: поэт – не романтик и не пророк, появление стихов не зависит от воли автора, высокое и низкое не противопоставлены друг другу, автор не может рассчитывать на то, что продукт его жизнедеятельности понравится другим и ему самому. Вместе с тем сочинитель стихов, изображенный в этом тексте, – не холодный ироничный наблюдатель, а человек, обнажающийся и стыдящийся этого. Абсолютная подчиненность поэта стихии творчества – это постулат романтизма.
Строчков провоцирует читателя находить все новые и новые признаки сходства между творческим и физиологическим процессами: стихи состоят из того, что человеком воспринято, усвоено, переработано. Они какое-то время находятся внутри него, но потом неизбежно отторгаются. Стихи могут стать материалом для диагноза и в буквальном, и в расширительном смысле этого слова: по стихам можно судить о личности автора, о состоянии общества и культуры. Можно вспомнить выражение анализ текста, заметить перекличку со строкой Пушкина Минута – и стихи свободно потекут(«Осень» [447]447
Пушкин, 1977-б: 248.
[Закрыть]).
Не исключено, что импульсом к появлению этого стихотворения явилось наличие у глагола писатьего омографа (омографы – слова, различающиеся ударением), хотя в тексте изображается «большая нужда».
Это стихотворение – одна из иллюстраций к такому тезису: в принципиально многозначном мире «Материя и Дух <…> не торгуются по поводу чечевичной похлебки, а сосуществуют на равных правах, на правах равноправных гипотез, но гипотез рабочих, работающих» (Строчков, 1998: 462).
Многообразие мира описывается Строчковым не только полисемантическими словами. Асимметричный дуализм языкового знака проявляется и в ситуациях, когда один предмет получает разные названия – при синонимии. Однако абсолютных синонимов в языке нет:
В языке, обогащенном умными авторами, в языке выработанном не может быть синонимов; всегда имеют они между собою некоторое тонкое различие, известное тем писателям, которые владеют духом языка, сами размышляют, сами чувствуют, а не попугаями других бывают.
(Карамзин, 1964: 142);
Синоним является синонимом только в словаре. Но в контексте живой речи нельзя найти ни одного положения, в котором было бы все равно, как сказать: конь или лошадь, ребенок или дитя, дорога или путь и т. п.
(Винокур, 1929: 85)
Смысловые различия между синонимами определяются оттенками их значения, ассоциативным потенциалом, стилистической принадлежностью, предметной отнесенностью каждого из слов.
Кроме того, в художественной речи возможны контекстуально обусловленные синонимы, когда автор представляет равнозначными и включает в один смысловой ряд слова, имеющие в языке разное значение.
Так, например, Строчков организует перечислительные ряды существительных на основе фонетического сходства, общности словообразовательных элементов – приставок, суффиксов, по принципу сочетаемости с одним и тем же многозначным глаголом, сближая эти слова по смыслу в художественном образе:
