Текст книги "Годы и дни Мадраса"

Автор книги: Людмила Шапошникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

По всей видимости, у Рамана Махарши эти качества были на значительной высоте. Он был требователен к себе и снисходителен к другим. Несмотря на большую популярность и поклонение, он никогда не позволял ставить себя в исключительное положение. Великий риши не носил эффектного оранжевого балахона индусских санияси и свами и не раскрашивал лица. Единственной его одеждой была белоснежная набедренная повязка. Он не разрешал оказывать себе ритуальных почестей и совершать в его честь церемонии и молитвы. Махарши не гнушался никакой работой и старался делать в ашраме то же, что и другие. Часы работы над своими статьями и книгами перемежались у него с самоконцентрацией, необходимой йогу, с лекциями, беседами и с помощью по кухне ашрама, где он обычно резал овощи. Он неуклонно выполнял все правила ашрама и мягко и тактично высмеивал людей, которые пытались делать для него исключения или стремились показать его превосходство над другими. Однажды, рассказывают, к Рамана Махарши на беседу пришла европейская женщина. Она сидела рядом с ним, вытянув ноги, так как не умела сидеть в традиционной позе со скрещенными ногами. У Махарши были ревматические ноги, и он тоже избегал такой позы. Один из членов ашрама, увидев женщину, довольно грубо сказал ей:

– Мадам, скрестите ноги! У нас в ашраме сидят только так! Иначе вам придется уйти!

Женщина смутилась, а Махарши, ни слова не говоря, скрестил свои больные ноги.

– Свами, – удивился ретивый член ашрама, – я ведь просил так сделать не вас, а эту женщину.

– Неважно, – спокойно ответил Махарши, – раз есть такое правило в ашраме, я обязан подчиниться.

К концу жизни здоровье Махарши резко ухудшилось. Давала себя знать полная лишений аскетическая жизнь. С большим трудом удалось заставить Махарши выполнять предписанный ему врачами режим. Он не признавал кастового деления и одинаково ровно обращался с брахманом и неприкасаемым. Он не запрещал брахманам придерживаться своих кастовых обычаев. Но когда те садились за отдельную трапезу, глава ашрама никогда к ним не присоединялся.

У Махарши было много учеников. Каждый день тысячи людей посещали его ашрам, стремясь с ним поговорить и получить то устойчивое состояние спокойствия, которое так необходимо человеку в жизни. И, говорят, они его получали. В этом был один из секретов воздействия Великого риши на людей. Почитатели Махарши приносили в ашрам деньги и еду. Он никогда не брал себе ничего. Еду он делил между своими учениками и гостями ашрама. Деньги отдавал на нужды ашрама. Если денег оказывалось больше, чем необходимо, их раздавали нищим и бедным. Он был оригинальным мыслителем, хотя никогда не считал себя таковым. Его учение базировалось на древней философской системе адвайты, и главную роль в нем играла теория и практика самопознания. Махарши считал освобождение от желаний путем к совершенствованию. Но он не превращал свое учение в религию и не настаивал на том, чтобы его последователи уходили «от мира». Он придавал большое значение духовной сущности человека, отделяя ее от физической. Конечно, это краткое и приблизительное изложение не исчерпывает всего богатства и сложности учения Великого риши. Он пытался поставить это учение на практическую основу и, по-видимому, кое-чего в этом достиг. Он был йогом, постигшим высокие ступени в практике. Он обладал необычными способностями, которые иногда путем длительной тренировки вырабатывают в себе йоги. Но Махарши никогда не спекулировал на таких способностях (если они существовали) и не старался их проявлять. Такие вещи неотразимо действуют на людей религиозных. Даже если они полицейские чиновники. Мистер Хэмфри был помощником полицейского комиссара. В свободное от службы время он ревностно читал Библию, священные веды и вскоре понял, что карьера полицейского не для него. То ли дело Иисус Христос! Он спасал весь мир, а мистер Хэмфри спасал только Британскую империю, и то в ограниченных рамках провинциального полицейского участка. Он наслушался легенд и рассказов об индийских учителях-мудрецах и решил попытать счастья. Может быть, с их помощью скромному полицейскому чиновнику удастся занять пост «спасителя». Они научат его творить чудеса, а способности к этим чудесам он определенно в себе подозревал. Одним прекрасным утром по тихим улицам Тируванаималаи прогрохотал мотоцикл, и кандидат в мессии в полицейском мундире предстал перед Великим риши.

– Я хочу делать такие чудеса, как Иисус Христос или по крайней мере Кришна, – сказал он.

Великий риши вскинул голову и посмотрел смеющимися глазами на мистера Хэмфри.

– Желание похвально.

– И еще я хочу спасти мир. Только не знаю, как это сделать.

– Этого никто не знает.

Полицейский разочарованно присвистнул.

– Но вы обладаете секретом творить чудеса. Почему вы не хотите поделиться со мной?

– Мои «чудеса», – иронически усмехнулся Великий риши, – результат долгой практики, основанной на учении адвайты.

– А в чем его суть?

Махарши терпеливо разъяснил суть учения мистеру Хэмфри. Тот понял мало, хотя и очень старался.

– Так, значит, я не могу быть спасителем и творить чудеса? – на прощание спросил он Махарши.

– Я не советую вам этого делать, – и снова глаза Махарши засмеялись.

Мистер Хэмфри не в состоянии был перенести такое разочарование. Он подал в отставку, уехал в Англию и наконец обрел душевный покой в одном из католических монастырей.

А Великий риши продолжал заниматься своими пов седневными делами: правил гранки, резал овощи, читал лекции. Ашрам расширялся и к 1949 году обрел теперешний вид. Но главе ашрама судьба отпустила считанные дни. У Махарши на левой руке появилась опухоль. Она росла, и обычное лечение не помогало. Через некоторое время выяснилось, что опухоль злокачественная. У великого мудреца начался рак. На ампутацию руки он не согласился. Ему сделали три операции, но опухоль прогрессировала. Но ни болезнь, ни операции не заставили его изменить обычный распорядок жизни. Он продолжал читать лекции и беседовать с посетителями. По мнению врачей, он должен был испытывать страшные боли. Но на его лице по-прежнему светилась чуть застенчивая улыбка, и ни один мускул не выдавал страданий. Казалось, его тело существовало отдельно и не имело к нему отношения. Во время одной из сложных операций (он к тому же отказался от наркоза) Махарши спокойным голосом прочел своим ученикам лекцию. Контроль над телом, который он развил в себе, был поразительным. Сотни людей продолжали приходить к нему, и он часами с ними разговаривал. Наконец стало известно, что Великий риши умирает. Многие пришли в ашрам с ним проститься. Он принял всех, кого успел. Его смерть была необычной. Пораженное раком тело не агонизировало. Он закрыл глаза и сказал:

– Ну вот.

Кто-то заплакал.

– Не надо, – сказал он. – Я никуда не ухожу. Я здесь.

Был апрель 1950 года. Весть о смерти Рамана Махарши разнеслась по городу. Непрерывный поток людей вливался в ворота ашрама. Великого риши не стало. Но память о нем как о человеке необычном, «святом» продолжает жить в Индии.

Танджавур. Наследник Шиваджи

У самого входа во дворец меня встретил принц. Небольшого роста, сухощавый, с продолговатыми задумчивыми глазами, он протянул мне тонкую руку, унизанную перстнями. Драгоценные камни колец мерцали, переливаясь на смуглых пальцах. Пожатие его руки было мягким и еле ощутимым. Когда-то руки его предка, знаменитого Шиваджи, легко задушили в железных объятиях биджапурского командующего Афзаль Хана. Тонкие пальцы принца не были способны на такое усилие, они были слабы и изнеженны. Но принц держался с достоинством, как подобает представителю правящей династии.

– Меня зовут Викрамасинг. Принц Викрамасинг, – поправился он. – Мадам Брагата говорила мне о вас. Старшего принца, моего отца, сейчас нет в Танджавуре. Но я обо всем распорядился. Для вас завтра откроют Великий храм в неурочное время.

– Спасибо, – ответила я. – А откуда вы знаете мадам Брагату?

– Видите ли, она мой преподаватель в колледже. Я ее студент.

И принц слегка смутился, решив, очевидно, что я подумаю о том, что кто-то может им распоряжаться. Мадам Брагата, например.

– Я учусь в колледже Серфоджи, – заспешил он, – Его основал мой прапрадед махараджа Серфоджи.

Теперь мадам Брагата была поставлена на свое место, и принц надменно вздернул голову на тонкой шее. Я улыбнулась, и принц снова почему-то смутился.

– Я знаю, в вашей стране нет принцев, и вам, наверное, удивительно встретить такого.

– Да, – подтвердила я. – У нас действительно нет принцев. Ни старших, ни младших, ни маленьких, ни больших.

– Я так и знал, – сказал младший принц и печально посмотрел на выщербленные ступени дворца. – У нас их тоже скоро не будет. Этот дворец, да и то не весь, – все, что осталось от нашего обширного королевства. Мой отец, раджа Рама Сахиб, получает сейчас правительственную пенсию всего 9 тысяч рупий в год. Мы не в состоянии содержать на нее даже дворец.

– Так и не содержите, – легкомысленно сказала я.

Принц растерялся. Он удивленно вскинул на меня продолговатые глаза и зачем-то покрутил перстень с крупным бриллиантом.

– А как же традиции? Предки? Все это надо оставить? У нас так много связано с этим дворцом…

В это время я заметила странно одетого человека, пробиравшегося в толпе гуляющих. На нем был длинный сюртук и плоско посаженный на голову красный тюрбан. Завидев нас, человек как-то сразу согнулся и, сгибаясь, и разгибаясь, приближался к нам. Я поняла, что он кому-то кланяется. На немолодом темном его лице играла пугливо-льстивая улыбка. Принц проследил мой взгляд, и у него вырвалось досадливое восклицание:

– Я, кажется, совсем забыл…

Человек в длинном сюртуке мелкими шажками обежал меня и предстал перед моим собеседником.

– Принц, – жалобным тоном сказал он, – вас просили подготовиться к завтрашнему семинару.

– Знаю, знаю, – драгоценные камни колец сверкнули в нетерпеливом жесте, – убирайся. Я сейчас приду.

– Хорошо, хорошо, принц, – залепетал кланяющийся человек. – Не гневайтесь, пожалуйста.

– Простите, – повернулся ко мне принц. – Мне действительно надо сегодня подготовить вопрос по теории прибавочной стоимости. Если вам не трудно, приходите, пожалуйста, к нам во дворец завтра. Я вам покажу немало интересного. – Он резко повернулся, и толпа гуляющих горожан почтительно перед ним расступилась.

Пока принц Викрамасинг штудировал теорию прибавочной стоимости, я решила осмотреть дворец. Конечно, только ту часть, которая была доступна для публики, Дворец занимал несколько кварталов и был обнесен высокой глухой стеной. Узкие улочки Танджавура, одного из древних городов Южной Индии, роились вокруг дворца, разбегаясь от него запутанными переулками и тупиками. В центральной части дворца стояла нескладная сторожевая башня, глядя пустыми глазницами бойниц на город, шумевший у дворцовых стен. Наступил вечер, и на территории дворца вспыхнули огни. Там расположилась выставка Танджавурского дистрикта. На дворцовых зданиях и временных павильонах призывно плясала разноцветная реклама. Разряженный слон, покачивая хоботом, медленно двигался по мощеной дворцовой площади. Сотни людей шумели, прогуливаясь у ярко освещенных стендов. И только там, где еще жили младший и старший принцы, было тихо и темно. Но никто не обращал внимания на резиденцию бывшей королевской семьи. Люди привыкли к тому, что она существует. Потомки блистательного маратхского полководца XVII века давно превратились в реликвию города и стали его традицией. Об этой реликвии можно рассказывать гостям, но ее не обязательно видеть. До поздней ночи не затихая шумел дворец бывших маратхских правителей, но шумел теперь по-иному, чем когда-то.

Собственно дворец и кое-какая земельная собственность – это все, что оставили англичане потомкам последнего владетельного махараджи Танджавура в 1855 году. Махараджа принадлежал к роду Шиваджи, который в XVII веке создал Маратхское государство в противовес Могольской империи. Королевство, или княжество, Танджавур до маратхского завоевания управлялось наяками Виджаянагара и Мадурай. С середины XVII века Танджавур становится маратхским, и на его трон садится брат великого Шиваджи – Экоджи. Воин и правитель Экоджи не мог тогда и представить, какая судьба уготована его далеким потомкам… Он не имел представления о теории прибавочной стоимости и о формациях, сменяющих одна другую.

На следующий день я отправилась в гости к принцу. Теперь при дневном свете я лучше рассмотрела дворец. Скорее его можно было назвать замком-крепостью. Шаги гулко раздавались в пустых и полутемных сводчатых переходах. Казалось, им не будет конца. Один переход сменял другой. Они разветвлялись, и я уже потеряла надежду найти королевские покои. Наконец один из переходов уперся в ворота. У ворот, сидя па корточках, дремали два человека.

– Айя! – позвала я одного из них. – Как мне пройти к принцу Викрамасингу?

– К принцу? – переспросил тот, еще как следует не понимая, что от него хотят.

– К принцу, – повторила я.

– А! – наконец смысл моей просьбы дошел до него. – Мы стража принца, – гордо заявил он. – Сейчас открою ворота.

Ворота открылись и снова захлопнулись, и я очутилась в кромешной тьме. Пахло сыростью и мышами. Откуда-то слева раздался шорох, и под сводчатым потолком вспыхнула тусклая и пыльная электрическая лампочка. Она осветила каменные плиты центральной части помещения, в то время как дальние углы продолжала скрывать темнота. Справа я заметила узкую лестницу с крутыми ступенями.

– Сюда, пожалуйста! – сказал кто-то.

И я ступила на лестницу. Тусклый свет сюда не достигал, и какую-то часть пути я двигалась на ощупь в темноте. Наконец тьма стала сереть и рассеиваться, и я увидела неяркий дневной свет. Лестница привела в большой полупустой зал. Узкие окна зала покрывал густой слой пыли. Из-за стола со сломанной ножкой поднялся человек в длинном сюртуке.

– Это приемная его высочества, – объяснил он мне. – Что вы хотите?

Я сказала.

– Вашу визитную карточку, – протянул он ко мне сухую руку с неопрятными ногтями.

У меня ее не оказалось. Человек в длинном сюртуке укоризненно посмотрел на меня и, ни слова не говоря, знаками велел следовать за ним.

В полутемной комнате у окна стоял маленький принц Викрамасинг. Здесь он казался еще меньше, под этим огромным лепным потолком. Он повернул ко мне тонкое лицо с продолговатыми глазами.

– Старшего принца все нет, – сказал он, нервно потирая драгоценные камни колец. – Но что же мы стоим? Идемте.

Комната, в которую мы вошли, была обставлена лучше, чем другие. По стенам висели миниатюры маратхских правителей. Откуда-то из угла насмешливо-пронзительно смотрели глаза основателя королевства – Экоджи I. Ободранная и просиженная мебель в стиле прошлого века стояла вперемежку с великолепной бронзовой скульптурой времен Чола. Из сводчатого запыленного окна сочился тусклый свет, и я не сразу заметила, что стены комнаты обшарпанны и украшены потеками. С потолка темного дерева свешивались две стеклянные люстры со множеством подвесок. На всех жилых помещениях и на этой комнате лежала печать запустения. Все напоминало временное убежище человека, который в спешке захватил с собой случайные и странные предметы из разных эпох. Наверно, оно так и было. Каждый правитель приносил что-то из своей эпохи и сваливал в своем дворце. И теперь здесь находилось все то, что удалось сберечь нерадивым и изнеженным потомкам. Я села на кресло, и из него неожиданно поднялось облако пыли.

– Да, пыль, – сказал принц. – Везде пыль. Она нас скоро задушит. Старшего принца почему-то это не волнует. А я задыхаюсь. От королевства осталась одна пыль да портреты предков.

Я выразительно посмотрела на драгоценные кольца принца. Он вспыхнул и спрятал руки за спину.

– Очень трудно со всем этим управляться, – как-то буднично и по-деловому сказал он. – У нас осталась треть дворца и всего восемьдесят слуг. Да и те ленивы. Стараются где-нибудь поспать, а не работать. Даже пыль не могут вытереть.

– Купите пылесос, – посоветовала я.

– Пылесос дорог, а старший принц очень скупой. Но почему он до сих пор не вернулся? – и задумчиво провел тонкими пальцами по высокому лбу. – Идемте, я вам кое-что покажу.

Минуя узкие переходы и лестницы с крутыми ступенями, мы добрались до сторожевой башни. Зал, в который мы попали, был грязен и запылен. Посередине стоял раскрытый ломберный стол и несколько потертых кресел.

– Теперь башня не используется по назначению. Когда-то в этом зале находились офицеры стражи. Теперь старший принц иногда здесь играет в карты со своими гостями.

Из зала мы вышли на крышу. Замок-дворец предстал передо мной множеством плоских крыш, соединенных узкими лентами переходов. Где-то внизу сновали маленькие фигурки людей.

– Когда-то это все принадлежало старшему принцу, – переступая босыми ногами по нагретой крыше, сказал Викрамасинг.

– А что теперь делает старший принц? – спросила я.

– О, он теперь видная общественная фигура. Раджа – член двух известных клубов – «Ротари» и «Ланч клаб». Кроме этого ему приходится выполнять обязанности попечителя девятнадцати храмов в дистрикте. Эти храмы принадлежат дворцу. У нас есть земельная собственность, и этим тоже приходится заниматься.

– Значит, ваше положение не такое уж безнадежное?

– Возможно, и так. Но старший принц считает, что нри англичанах нам жилось намного лучше. Англичане относились к нам лучше, чем собственный народ.

– Но ведь англичане отобрали у вас королевство, – сказала я.

– Это было давно, – спокойно сказал маленький принц. – Зато при англичанах у нас было множество слуг, шикарный выезд, конюшни, веселые приемы и балы.

– И не было пыли?

– Да, представьте себе, – оживился принц, – действительно, все говорят, что не было пыли. Я ведь всего этого уже не застал, – и тоскливо посмотрел на ту часть дворца, которая уже не принадлежала королевской семье. – А теперь мне приходится даже ходить в колледж. Старший принц учился дома, ему мой дед нанимал учителей. Сейчас учителя дороги, и отец не желает идти на такие расходы.

Дворец бывших правителей Танджавура

занимает несколько кварталов

– И поэтому вам приходится изучать теорию прибавочной стоимости?

– Но, вы знаете, она мне никак не дается. Чего-то я в ней не понимаю.

– Когда у человека треть такого огромного дворца, восемьдесят слуг и драгоценные камни, понять эту теорию ему трудно.

– Вы так думаете? – принц задумчиво посмотрел на дворцовые крыши.

С башни мы спустились в зал дурбара. Даже в запущенном состоянии он еще производил сильное впечатление. Высокий потолок поддерживали колонны, на стенах сохранилась роспись. Между колоннами были натянуты веревки, и на них висели рубашки, полотенца, дхоти. На узорчатом полу на циновках спали вповалку полицейские. Как выяснилось, это был полицейский отряд, обслуживающий выставку. Старший принц позволил им разместиться в зале дурбара. Пока мы ходили по залу, рассматривая полустертую роспись, откуда-то из-за колонн снова появился кланяющийся человек в длинном сюртуке.

– Принц, – тонким голосом запричитал он, – я не заметил, как вы ушли. Простите меня. Здесь я вас нашел.

– Не мешай нам, – буркнул принц, и человек в длинном сюртуке отошел от нас на несколько шагов, но потом продолжал полусогнутой тенью следовать за нами.

– Раньше меня сопровождало много слуг, – сказал Викрамасинг. – Теперь вот только двое. Второй где-то бездельничает.

– А разве вы один не в состоянии ходить по дворцу? – Принц удивленно поднял тонкие брови.

– А как же традиции? Должен же я отличаться чем-то от других?

– Мне кажется, это не обязательно.

– Но я ведь из королевской семьи…

Из зала дурбара мы прошли в павильон, где разместилась художественная выставка. Она на три четверти состояла из коллекции старшего принца. По стенам было развешано старинное маратхское оружие, стояли китайские фарфоровые вазы, в витринах лежали тонкие безделушки из пожелтевшей слоновой кости, музыкальные инструменты, резные раковины, причудливо выделанные кокосовые орехи. Служитель выставки угодливо согнулся перед принцем, а личный слуга принца надменно посмотрел на служителя и небрежным жестом отодвинул его в сторону. Принц чувствовал себя хозяином галереи. Люди, осматривавшие коллекции, почтительно расступались перед ним. Викрамасинг подходил к витринам, раскрывал их и брал все, что ему нравилось, оттуда.

– Вот, посмотрите, – говорил он, держа уникальную бронзовую фигурку Шивы в тонких пальцах, – это бронза периода Чолов. Мой отец – большой любитель вещей XI–XII веков. Если он видит что-либо подобное, он не жалеет денег. А вот здесь коллекция игральных карт. Видите, они сделаны из слоновой кости и кожи. Какой-то из этих комплектов был привезен из Европы в XVI веке. Только я не помню какой.

– Принц, – обратился к нему его «телохранитель», – вы прошли мимо статуи вашего предка.

– Ах да! – досадливо поморщился Викрамасинг. – Эта мраморная статуя изображает великого Серфоджи. Сфотографируйте ее.

Статуя, с моей точки зрения, не представляла никакой художественной ценности, и я отказалась ее снять, сославшись на недостаток света. Мы осмотрели всю коллекцию. Она была богатой и разнообразной.

– Вам нравится? – спросил принц.

– Очень, – искренне сказала я.

– Это еще не главное наше богатство, – принц покраснел от удовольствия. – Вы были в библиотеке «Сарасвати Махал»?

Сторожевая башня дворца смотрит

бойницами на город

Я побывала в этой библиотеке перед тем как посетить апартаменты принца. «Сарасвати Махал» занимала одно из обширных дворцовых помещений. В ней находилась коллекция уникальных книг и рукописей, собранных правителями Танджавура на протяжении нескольких веков. Теперь «Сарасвати Махал» – публичная библиотека, находящаяся в ведении государства. Но принц по-прежнему считает ее неотъемлемой частью своего дворца. В прохладных низких залах библиотеки тихо. За столами сидят люди, погруженные в изучение редких книг и рукописей. На стенах библиотеки висят миниатюры – портреты правителей Танджавура из династии Шиваджи. В библиотеке до сих пор хранится архив маратхских правителей. На полках аккуратно разложены узкие сброшюрованные книжицы пальмовых рукописей. Самая ранняя из них относится к IX веку. «Сарасвати Махал» обладает богатейшим собранием старинных манускриптов на санскрите, маратхском языке, на телугу, тамильском, малаяли, каннада. Сорок тысяч рукописей! Цифра довольно внушительная. При библиотеке имеется штат научных сотрудников, обрабатывающих эти редчайшие манускрипты и готовящих их к публикации. Однако работа идет очень медленно.

– Не хватает квалифицированных работников, – пожаловался мне главный библиотекарь. – За все эти годы только 120 рукописей смогли увидеть свет. Остальные по-прежнему лежат нетронутыми в наших хранилищах.

У библиотеки я рассталась с младшим принцем.

– Приходите к нам, когда вернется старший принц, – сказал он и протянул мне слабую руку, унизанную драгоценными камнями.

Шестидесятиметровая пирамида

Великого храма возвышается над Танджавуром

Великий храм – главная достопримечательность Танджавура. Его почти шестидесятиметровая пирамида розоватого камня вознеслась над городскими улицами, над плоскими крышами домов, над дворцом бывших правителей. Вдоль внешней стены храма тянется крепостной ров, наполненный водой. На воротах надпись: «Наследственный попечитель раджа Рама Сахиб». Через ворота меня впустили в храм, придирчиво осведомившись, та ли я «европейская леди», о которой говорил младший принц. За воротами оказалась еще одна стена с контрфорсами и бастионами. Мощеный двор храма был пустынен. Под навесом лежал каменный священный бык – «нанди» с меланхолично-равнодушными продолговатыми глазами. С гопурама на меня смотрели боги с мягкими, жесткими и ироническими улыбками. Как будто я попала в заколдованный мир. Шум города сюда не доносился, а пирамида и двор, залитые ярким солнцем, принадлежали явно какому-то иному времени. Я обернулась и увидела вдоль парапета целую вереницу танцующих фигурок. Фигурки сгибались и разгибались в традиционных позах бхаратнатьям и, казалось, жили и дышали. Каждое их застывшее движение было исполнено изящества и экспрессии. Каждая из них замерла только на какое-то мгновение. Теперь я была уверена, что танцовщицы останавливаются только тогда, когда я смотрю на них. Стоит мне отвернуться, и они продолжают свой танец со стремительными движениями у меня за спиной. Я решила проверить, так ли это. Отвернувшись от парапета, я хотела подловить хоть одну обманщицу-фигурку. Какой-то шорох раздался у меня за спиной, и я поняла, что танцовщицы перешептываются и смеются на своем каменном парапете. Я быстро повернулась, и одна из них, не успев опустить ногу, замерла с растерянной улыбкой. «Сейчас, сейчас, – подумала я, – все равно кого-нибудь поймаю». Шорох стал более явственным.

– Нельзя поймать неуловимое, – неожиданно произнес чей-то голос. – Пусть танцуют. Они делают это уже много веков. Не старайтесь их выследить. Это еще никому не удавалось.

Передо мной стоял сухощавый немолодой жрец с брахманским узелком на затылке.

– Сколько лет стоит этот храм? – спросила я.

– Много, – сказал жрец и поднял на меня выцветшие глаза. – Вы слышали, наверное, о могущественной империи Чолов? – продолжал он. – Четыре века, с IX по XII, Танджавур был столицей империи. Каждый император стремился украсить этот город. Они строили дворцы, замки и красивые городские стены. Теперь все это – руины. А от некоторых сооружений не осталось и камня. Люди и время разрушили многое. Только этот храм не тронули. Блистательный Раджараджа приказал воздвигнуть Великий храм. Его закончили в 1009 году. Две улицы были специально построены рядом с храмом. По указу Раджараджи там поселились 400 танцовщиц. Они танцевали в стиле бхаратнатьям. Потом наступили времена, когда люди забыли древнее искусство танца. Им было не до этого. Они много воевали, и храмы превратились в крепости. Великий храм был сильнейшей крепостью Юга. Но даже он не спас Танджавур от англичан. Маратхские правители забыли славу Чолов и могущество Виджаянагара. Они спасали свой дворец и свои богатства. Но англичанам не удалось добраться до сокровищ Великого храма. Императоры дарили храму золото, украшения, драгоценные камни, земли и деревни. Кое-что удалось сохранить и до сих пор.

Жрец проявил излишнюю скромность и осмотрительность, когда сказал, что сохранено «кое-что». Великий храм – один из богатых в Южной Индии. За его крепостной стеной, в его кладовых и подземельях, хранятся сокровища еще времен императоров Чолов. К сокровищам никого не допускают, и их никому не показывают. Ценности храму дарили не только цари династии Чола. Но и императоры Виджаянагара, наяки Мадурай и маратхские правители. До сих пор считается богоугодным делом делать подношения Великому храму. Правда, состав «дарителей» несколько изменился. Теперь это крупные дельцы Южной Индии и Танджавура, богатые помещики, отставные раджи и махараджи. Почитатели храма победнее тоже всегда что-то приносят сюда. Они опускают в специальные кружки смятые рупии, серебряные анны и медные пайсы. До аграрной реформы храм был владельцем крупных земельных угодий, и крестьяне, работавшие на этой земле, находились в полном распоряжении храмовой администрации. В общей сложности Великому храму принадлежало не менее тысячи акров плодороднейшей земли. Теперь, когда храмовые земли взяты под государственное управление, денежный доход с них все-таки продолжает поступать в казну храма. 500 тысяч рупий в год – доход, которым располагают жрецы Великого храма. Чистый доход несколько меньше, поскольку значительные суммы идут на содержание самого храма. Пирамида из розового камня, как и много лет назад, сосет деньги и ценности со всего округа.

Императоры династии Чола были покровителями искусства, танцев и музыки. Именно здесь, в Танджаву-ре, зародился особый тип музыки – карнатикский. Город до сих пор является ее центром. В храме, особенно в праздничные дни, можно услышать великолепные концерты карнатикской музыки в исполнении лучших южноиндийских музыкантов. Сухощавый жрец ведет под прохладные своды пирамиды. Здесь храмовые стены расписаны старинными фресками. Они исполнены в стиле фресок пещерных храмов Аджанты, и в них преобладают те же тона: коричневые, белые, желтые, зеленые. Краски слегка приглушены полумраком зала, но линия рисунка осталась четкой и выразительной. Застывшие в стремительном движении, похожие на летящих богинь танцующие девадаси, продолговатые глаза древних риши, или мудрецов, высокие тиары и надменно изогнутые губы императоров Чолов. Краска на некоторых фресках осыпалась и потускнела, но от этого рисунки приобрели свою особую, непередаваемую прелесть.

– Здесь почти все осталось таким же, как при императоре Раджарадже, – замечает жрец. – Переделано было очень немногое. А фрески еще от тех времен. Но что мы знаем о тех временах? Что осталось от них? Удивительные фрески, статуи богов, Великий храм да девадаси, танцующие бхаратнатьям…

– По-моему, немало. А рукописи?

– Конечно, рукописи. Но многие из них до сих пор не прочитаны.

– Мне об этом говорил библиотекарь в «Сарасвати Махал».

– Но при чем здесь «Сарасвати Махал»? – удивляется жрец. – В Великом храме есть свои рукописи. Но они до сих пор не прочитаны.

Мы вновь выходим на пустынный храмовой двор.

– Вот, посмотрите, – жрец показывает на пирамиду гопурама, – вам ничего не кажется там странным?

Я поднимаю голову и медленно скольжу взглядом по каменным статуям. Стоп! Действительно, что-то необычное. Фигура человека в странной одежде. Черты лица жесткие, на плечи спадают длинные волосы. Ну, конечно! Это же европеец. Европеец на гопураме индийского храма X века. Откуда? И кто он? Я вопросительно смотрю на жреца. Но тот только разводит руками.

– Конечно, европеец, – отвечает он на мои мысли. – Но кто – неизвестно. Может быть, вы знаете европейского путешественника, который посетил Индию в IX или X веке?

Нет, я такого не знаю. Все известные европейские путешественники были в Индии гораздо позже.

– Империя Чолов, – в раздумье говорит жрец, – имела довольно тесные связи с Европой. При их дворе европейцы не были диковиной. Но кто они – пока неизвестно. И каким путем они попали в Индию в те времена, никто не знает.

Мы идем по двору храма, а европеец насмешливо и укоризненно смотрит с гопурама индийского храма мне вслед…

На следующий день Брагата, преподаватель колледжа Серфоджи, сказала мне:

– Не хотели бы вы посмотреть место, где жил крупный тамильский поэт и святой Тьягарайя? Мы обязаны ему карнатикской музыкой.