Текст книги "Ибн Сина Авиценна"
Автор книги: Людмила Салдадзе
Жанры:
Историческая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
– Не погубил, – перебил Бурханиддина Муса-ходжа. – Али Кушчи, когда все это случилось [151]151
В 1449 году.
[Закрыть], продолжил тайно, как говорят, в кишлаке Хазрет Башир, под Самаркандом, астрономические наблюдения Улугбека. Сюда же перевез и спрятал библиотеку Улугбека [152]152
Как предполагает Г. Сабиров – исследователь творчества и судьбы Али Купли, – в пещере холма Нияз-тене.
[Закрыть], состоявшую из книг города Брусса [153]153
Находится около города Пальмиры. Вместе с библиотекой Тимур привез в Самарканд и знаменитого ученого Кавы-Задеруми, который пробудил у юного Улугбека страсть к науке.
[Закрыть], привезенную Тимуром из Сирии. И хотя ищейки Ходжа Ахрара обнаружили Кушчи и собирались его убить, он убежал и уже в Стамбуле, будучи виртуозным вычислителем, закончил работу Улугбека. А потом написал к его „Таблицам…“ пространные объяснения, чем способствовал быстрому и широкому их распространению в Азии и Европе. Так что, не погибло дело Улугбека, достопочтенный Бурханиддин-махдум.
– А кто он такой, этот Али Кушчи? – спросили на толпы.
– Родился в Самарканде, – продолжил Муса-ходжа, – тюрк, сын главного сокольничего Улугбека, Математике его учил Каши, астрономии – сам Улугбек в стенах своего знаменитого Самаркандского медресе. Улугбек называл Али Кушчи своим сыном… Вот ведь как Получилось: родной сын убил, а чужой человек – возродил.»
– Говорят, это Ходжа Ахрар подговорил сына Улугбека убить отца за то, что Улугбек отменил народу налог, а таким, как Ходжа Ахрар, налоги увеличил! – сказал чей-то голос в толпе.
Бурханиддин усмехнулся.
– За год до смерти Улугбек жестоко подавил выступления крестьян под Гератом. Это факт. А Ходжа Ахрар, когда был голод, купил всех умирающих и кормил их пока не вырос новый урожай. Потом отпустил. Но отпущенные на свободу не хотели его покинуть, С тех пор зовут этого святого человека Ходжа Ахрар – Хозяин свободных!
– Но ведь он же был первым богачом века! – закричали студенты.
– «Суфий не обязательно должен быть бедняком, – говорил Ходжа Ахрар. – Важно, чтобы внутренне он не был привязан к богатству». И еще он говорил: «Мое богатство от особого расположения ко мне потусторонних сил». А насчёт того, что Улугбек снял с народа налог… Однажды потерял он список убитой Им дичи и восстановил его по памяти. Потом нашли список. Проверили. Ни одной ошибки! Вот о чем думал Улугбек!.. А вы говорите: «народ»… Тот, кто смотрит на звезды без бога в душе, холоден к нуждам маленькой теплой трепетной твари. Таким был и Ибн Сина. Испросил он однажды у эмира Исфахана – последнего своего покровителя на этом свете огромную сумму денег, когда в стране свирепствовал голод. И что же? Купил зерно, чтобы раздать его народу? Нет. Построил для голодных столовые? Нет. Ну хотя бы дом себе купил? Тоже нет… Построил… обсерваторию, а в ней поставил гигантский медный круг.
– Он говорит, что у меня, как сито, руки в дырах!
произнес вдруг кто-то из студентов первую строчку стихов Ибн Сины.
– А эти руки столько раз поддерживали сирых! —
закончили бейт сразу много голосов в толпе.
– Сегодня, – отчетливо и холодно произнес Бурханиддин, не обращая внимания на шум – мы разбираем математику Ибн Сины, теоретическую и практическую. Согласно его классификации наук она стоит между мета-физикой и физикой.
Итак, математика
– Ах, как у многих загорелись глаза! – улыбнулся Бурханиддин. – Все правильно! Ведь передо мной люди, чьи руки делают все на свете! Ибн Сина поднимался в своей философии до порога бога – Истины, да, это так, стучался в нему, но все ради этих вот рук, чтобы дать им такое мастерство, Когда, лепя кувшин, гончар вместо тяжелого, дубового круга видел бы перед собой изящную вращающуюся сферу, чье ангельское изящество он и передаст кувшину! И так во всем. Ибн Сина учил вправлять лодыжки и держать при этом в голове весь организм человека и весь Космос, связанные между собою, согласно его учению, так, как связаны одним ритмом сердце, дрожание звезды и биение голубой жилки в лодыжке. Такая у него была голова! Этого не отнимешь. И это нас восхищает в нем. Океан он мыслил через каплю, каплю – через Океан. Но… Продолжим разговор об астрономии. Так вот, построил Ибн Сина в Исфахане обсерваторию и начал изучать в вей небесные явления, в том числе природу света. Для нас, правоверных мусульман, свет – это самопроявление бога, его Чистота, Доброта. В Коране даже есть сура под названием «Свет». Ах, какие там удивительные слова!.. «Аллах свет небес и земли… Свет на свете!.. Ведет аллах к своему свету, кого пожелает». ВЫ только представьте: «Свет на свете!» Какое откровение! Какая философия! Какое единство! Доброта на доброте. Чистота на чистоте. Нет и тени зла. Только свет – свет высокой духовности, ибо там – особый мир.
А у Ибн Сины что такое «свет»? Поток движущихся с конечной скоростью материальных частиц… То есть МАТЕРИЯ! Вы представляете?
Понимание Ибн Синой природы света как потока движущихся с конечной скоростью частиц, отбрасываемых светящимися источниками, говорит о его представлении в XI веке кинетической природы тепла и света. Современник Ибн Сины Ибн ал-Хайсам [154]154
Сообщает сирийский ученый Каддура.
[Закрыть], физик и астроном, первый в истории науки говорил о принципе кратчайшего ПУТИ света, опираясь на понятие света, данное Ибн Синой. Эту формулировку потом уточнит Ферма как принцип наименьшего ВРЕМЕНИ [155]155
Сообщает турецкий учёный А. Сухейл Энвер.
[Закрыть].
Много внимания уделили Ибн Сина и Ибн ал-Хайсам проблеме прохождения света через среды. Так, на вопрос «Почему днем не видно звезд?» Ибн Сина ответил: свет солнца, проходя днем через воздух, столь сильно освещает частицы пыли и водяных паров, составляющих воздух, что они приобретают необычайную яркость и затмевают все вокруг. Ибн Сина таким образом указал на эффект рассеянного света.
На вопрос «Влияют ли небесные светила на земную жизнь?» ученый ответил: да, влияют, но земные предметы постоянно изменяются, преобразуются, и потому влияние это трудно уловить.
В Исфаханской обсерватории, по свидетельству Балайни, «некоторые вопросы астрономии и звезд, которые Птолемей и древние точно не решили, Ибн Сина привел в ясность, – например, нахождение Солнца на четвертой сфере, а Венеры – на третьей, потому что, по словам Ибн Сины, он видел Венеру, которая ползла, как муравей, по поверхности Солнца». Академик А. Михайлов установил, что прохождение Венеры между Землей и Солнцем могло быть 24 мая 1032 года. Продолжалось семь часов. Началось в 18 часов 54 минуты, через 13 минут стало заходись Солнце, окончилось в 2 часа 9 минут ночи 25 мая. В Европе впервые о таком явлении говорится и 1639 году. Оно повторяется с промежутками: 235—8-235—8… лет. Следующее будет в июня 2004 года.
По чертежам Ибн Сины через сто с лишним лет после его смерти установят в Каирской обсерватории гигантский медный круг, подобный исфаханскому.
Еще в юношеской переписке с Беруни Ибн Сина обсуждал вопросы движения небесных сфер, возможность существования других миров при едином, общем характере их естества и другие вопросы, связанные с астрономией.
Ибн Сина и Беруни… Это одна голова. Голова века. Уже в плену у Махмуда, на седьмом десятке лет, Беруни закончит «Канон Масуда» – энциклопедический итог астрономии века, 11 книг! Значение его в астрономии так же велико, как значение «Канона» Ибн Сины в медицине., Он станет настольной книгой Омара Хайяма, Насреддина Туси, Улугбека… «Беруни стер следы всех книг, составленных по математике и астрономии», – скажет позже Якут.
В вопросе строения Вселенной Ибн Сина и Беруни придерживались официальной, общепринятой в средние века геоцентрической системы Птолемея. Но Беруни знал модель и гелиоцентрической системы, с которой познакомился, читая труды греческого астронома Аристарха Самосского.
– Мы, правоверные мусульмане, – сказал Бурханиддин-махдум, – глубоко благодарны Беруни за то, что ой не стал менять систему мира, к которой люди приладились, не объявил, что в центре – Солнце, не убрал оттуда Землю, Он щадил людей в отличие от Ибн Сины, который смертельно ошарашивал их то одной своей Идеей, то другой. А впрочем… Может, страх за себя удержал Беруни? Ведь за это казнили бы… Или не был он еще уверен в обоснованности гелиоцентрической системы?.. Во Всяком случае, перед нами пример ученого, который умел сдерживать себя религией.
Беруни пишет в «Каноне Масуда»: «Видел я астролябию „Зураки“, которую изобрел Сиджиси. Она мне очень понравилась… Ибо основывается На выдвигаемой Некоторыми идее, что видимое нами движение есть следствие движения Земли, а не движения неба. Клянусь, жизнью, это трудно разрешить или опровергнуть… В обоих случаях это не противоречит астрономической науке. Только физику можно опровергнуть такой взгляд».
Ибн Сина улыбается… Он понимает: нет никаких сомнений по поводу гелиоцентризма у Беруни, такое изложение своих взглядов – осторожность.
В вопросе апогея Солнца Беруни спорил с Птолемеем «Из всего предшествующего неизбежно вытекает, что апогей Солнца ПОДВИЖЕН, а не стоит на месте, как утверждал Птолемей».
Суточное вращение Земли… В «Индии» Беруни цитирует индийского ученого У века до н. э. Брахмагупта! «Последователи Арьябхаты говорят, что Земля движется, а небо покоятся. Но в их опровержении было сказано, что если бы это было так, то камни бы и деревья упали с земли. Брахмагупта, – продолжает Беруни, – по согласен с этим и говорит, что их предположение не обязательно должно оправдаться, словно он подразумевал, что все тяжести притягиваются центром Земли. Вопрос о вращении Земли вызывал много сомнений.
Думаю, не на словах, а по сути дела я выше этих ученых в решении вопроса, ибо математически вычислил, оно – возможно». Но если б Земля вращалась…
– … то это вызвало бы отклонение полета тел, ты хочешь сказать? – перебил его Ибн Сина, – ну, стрел, камней, птиц?
– В действительности же мы этого не наблюдаем! – поддержал размышления друга Масихи.
– Вот то-то и оно! – воскликнул Беруни. – Я сам на этом споткнулся!
Беруни, к сожалению, как и Ибн Сина, не знали тогда, – физика их века не знала! – о размыве берегов меридиально текущих рек, об отклонении пассатов и других явлениях, подтверждающих суточное вращение Земли.
– А как относился к Беруни и ко всем его астрономическим мыслям султан Махмуд? – спросили в толпе.
– Начнем с того, что Махмуд все время терял Беруни, – рассмеялся Бурханиддин. – Вроде бы он рядом, и в то же время его нет. Или едет Беруни и молчит, крика сотен слонов не слышит. А однажды и вовсе исчез. Нашли его на вершине горы, у развалин крепости Нандны «Что ты здесь делаешь?» – спросил его Махмуд. «Измеряю окружность планеты», – ответил Беруни. «А разве можно это сделать, сидя на горе?» – спросил Махмуд. «Конечно, если знаешь геометрию и тригонометрию. Мой результат очень далек от результата Аристотеля, но близок к измерениям халдеев и индусов». Как?! И индусы измеряли окружность Земли?! – воскликнул Махмуд. «Да. За 1200 лет до нас с тобой».
У Беруни радиус Земли получился равным 6339, 58 км, современные вычисления дают: 6371, 11 км [156]156
Сообщает советский ученый Л. Хренов.
[Закрыть].
Подводя итог, скажем:
Беруни изучал фазы утренней и вечерней зари, способы намерения освещенной части Луны, причину возникновения солнечных и лунных затмений, классифицировал небесные тела по степени их яркости, составил атлас 1029 звезд, занимался вопросами их движения и положения.
В практической астрономии он был такой же великий труженик: составил таблицу географических координат более чем для 600 городов я мест, создал первый на Востоке Глобус, разработал свой метод в картографии, построил астрономический круг в Гургандже, подарил миру Свой метод для определения широт [157]157
Ученые М. Искаков и Т. Кенжалин (Алма-Ата) сообщают, что в Европе такой метод был открыт и XVI веке.
[Закрыть].
А вот еще одно доказательство великой И молчаливой дружбы между Беруни и Ибн Синой, потерявших друг друга в 1012 году после Гурганджа. Беруни с 1017 по 1049 годы жил в плену у Махмуда, Ибн Сина же скитался, уходя все дальше и дальше на запад от Газны, столицы Махмуда. Но Беруни знал труды Ибн Сины. И потому благодаря подробному пересказу в «Тахдиде» и «Каноне Масуда» бесследно пропавшего трактата Ибн Сины «Послание к Заррингис…» мы знаем этот трактат. А в нем содержится астрономическое открытие, за которое Беруни склоняет голову перед Ибн Синой. Открытие это – нахождение нового способа определения географической ДОЛГОТЫ, что сделать даже в XVIII веке было столь же трудно, как «найти вечный двигатель или философский камень», по образному выражению Петра I [158]158
Сообщает П. Булгаков.
[Закрыть].
Общей постоянной для двух наблюдателей в двух разных городах (один город с известной долготой, другой – с искомой) обычно являлось одновременное наблюдение и лунного затмения. Но тучка, внезапно нашедшая на лик Луны в ответственнейший момент, доводила порой наблюдателей до инфаркта, ибо срывались долгие и дорогие приготовления. Давно уже стучался в дверь вопрос определения географической долготы посредством ПРОИЗВОЛЬНОГО времени и без второго наблюдателя. Ибн Сина НАШЕЛ такой способ, предложив наблюдать… кульминацию Луны на меридиане города с неизвестной долготой, а потом определять искомую долготу в таблицах городов с известными долготами. В Европе такое открытие сделал Вернер в XVI веке. Беруни сказал: «практически метод Ибн Сины труден из-за быстрого движения Луны, но теоретически это верный путь».
У Ибн Сины были и другие астрономические работы! «Трактат о небесных телах», «О пользе мнения древних 6 сущности небесных тел и доказательств их расплавлености», «О видимых расстояниях небесных тел» (единственная рукопись в Оксфорде), «О видимости светил ночью, а не днем», «О причине стояния Земли посередине неба» (единственная рукопись в Каире), «обстоятельства небесных явлений», «Небесная сфера и жилища людей», «Законы солнечных и лунных времен года и времен ночи и дня», «Опровержения приговоров звезд» и др. Даже те астрономические работы, что дошли до нас, мало исследованы и таят в себе неизвестные ещё грани Ибн Сины-астронома.
– Да, не прогадал бы он, если б пришел к Махмуду, – сказал Бурханиддин народу на площади Регистан. – В Газне умели ценить мысль. Недаром Беруни сказал, что только благодаря Масуду, сыну Махмуда, он написал свой огромный «Канон», так как Масуд дал ему возможность посвятить остаток жизни целиком служение науке. А знаете, сколько денег он предложил Беруни за этот труд, посвященный ему?
И дальше Бурханиддин рассказывает неправду, а Али, слушая его, вспоминает рассказ слепого старика по рукописи Шахразури: У дома Беруни остановился слон, навьюченный серебром. Но Беруни не принял даров. «Мудрые знают, – сказал он послам Мае уда, – серебро уходит, науки остаются…»
Все ближе и ближе Рей, все дальше Демавенд. Полдня идут Ибн Сина и Джузджани, а великая снежная гора не отдаляется, словно приросла к спине. Вот показались белые купола Рея, а Демавенд по-прежнему за спиной.
Вошли в Рей, и Демавенд вошел вместе с ними. Рейцы не смотрят на Демавенд. На Демавенд смотрят только приезжие. Рейцы носят Демавенд в себе.
Рей понравился Ибн Сине и Джузджани. Прошли по его улицам. Две главные пересекаются под углом. Насчитали восемь базаров, заметили, что шахристан (место, где власть) – пуст, – жизнь кипит в кварталах ремесленников. Город уступает Нишапуру, но все же это очень величественный город. Через него проходит дорога в Византию и на Кавказ. Вода в Рее нездоровая. Ибн Сияв сразу же отметил это про себя. Приходит она через канал от реки Суран. В реке, согласно поверью, омыли меч, которым убили Хусайна, внука пророка.
Ткани здесь выделывают необыкновенные. На Востоке Говорят: «Ткань, вырабатываемая в городе, – лицо города». Таких тканей Ибн Сина нигде не видел, – Махмуду тут же донесли, что Ибн Сина в Рее, – говорит народу судья. – Он поступил На службу к Сайиде в сыну ее Мадж ад-давле. А они узнали его на основании рекомендательных писем. Сайида правила городом После смерти мужа Фарх ад-давли того, что явился причиной изгнания Кабуса. Сайида была женщина «целомудренная и праведная», происходила из царского рода дейлемитов, из Гиляна, не покорённого арабами. Махмуд придумал, что сделать, чтобы заполучить Ибн Сину, – послал Сайиде письмо: «Нужно, чтобы ты ввела хутбу и чеканила монеты на мое имя, а если не сделаешь это, рассказывает внук Кабуса, то я возьму Рей». Сайида ответила: Пока был жив муж, я опасалась, как бы ты и вправду не напал на Рей. Но когда он умер, эта забота ушла Из моего сердца. Я сказала: «Султан Махмуд – царь разумный. Знает, что не годится идти войной на женщину. Если ты придешь, видит бог, я в бегство не обращусь, разобью тебя и по всему миру разошлю гонцов, что я разбила Махмуда, который ранее разбил сто царей! Если же ты меня разобьешь… скажут: „Махмуд разбил женщину“.»
– Письмо составил, конечно, Ибн Сина, – сказал Махмуд везирю. – Видишь, что получилось?
– Не сокрушайтесь, султан! – сказал Майманди. – Сильный ветер не дует до полудня…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Успокоение, которое Ибн Сина нашел у Сайиды, долго не протянется. Что-то да разрушит его.
Махмуд оставил Сайиду в покое.
– В Рее уважали науку, – продолжает рассказывать Бурханиддин народу. – Здесь помнили еще Рази – непревзойденного врача И философа. Он умер в 932 году, но и и 1015-м, когда Пришел в Рей Ибн Сина, о Нем вспоминали, как о живом. В юности Ибн Сина зло посмеялся над Рази. Помните? Но позже, работая над «Каноном», заново переосмыслил его труды и нашел в себе мужество наперекор раннему своему мнению сказать: «Рази ясно излагал истину, без таинственности и обмана». А мы знаем, в устах Ибн Сины это высокая похвала.
В толпе удивились: Бурханиддин то, оказывается, честно судит! Значит, все, что он рассказывал раньше, – правда! То, что Бурханиддин умный, знали все, но то, что он – честный… Эта черта его характера открывалась народу сегодня.
– Славу Рея, кроме Рази, – продолжает Бурханиддин, – составлял еще и везирь Фахр ад-давли ас-Сахиб, вышедший из сельских учителей. Это он ответил саманиду Нуху: «Я бы пошел к тебе везирем, да далеко книги везти…» Библиотеку ас-Сахиба, это средоточие зла, слава аллаху, разрушили газии, борцы за веру. Ас-Сахиб плакал и говорил: «Книги! Мои книги! Все можно возместить, кроме книг». Если вспомнить, что любимым его философом был Фараби, значит, плакал он о безбожных книгах!
Царством Рей правил Мадж ад-давля, который «не в отца пошел, на царство не годился. Так, только титул у него и был. Сидел дома, да уединялся с рабыня ми», – рассказывает внук Кабуса. И все же, хоть шаткий, но установился мост над рекой жизни Ибн Сины. Распаковали они с Джузджани хурджин с рукописями, и принялся Ибн Сина за «Канон». Близилось завершение первой книги. Но всякий раз, когда входил в город караван, он отрывался от книг, и сердце у него замирало.
– Ждал брата? – спросили из толпы.
– Да. Может, усталый, измученный, обгоревший в Каракумах, шел он по улицам Рея, а рядом шел Масуми? Но нет, никто не останавливался у ворот. Караваны проходили мимо, ничем не нарушив своего мерного ритма. Видно, письма не доходили.
Действительно, было так, как рассказывает Бурханиддин. Отсутствие брата и любимого ученика делали одиночество Ибн Сины невыносимым. Ночами сидел и смотрел на звезды. Слышал молодой женский смех, плач ребенка, и сердце падало с звездной высоты.
Раз в год, в седьмой день седьмой луны (седьмого июля), бедный Пастух с двумя детьми, сидящими в корзинах (одна за спиной, другая – на груди) переступил с земли на Млечный путь и шел к самой яркой звезде – Ткачихе, своей жене. Когда-то брат убил у Пастуха корову, и корова сказала ему во сне: «Будет девушка купаться на берегу, спрячь ее одежду. Это служанка Феи Млечного пути, Ткачиха. Так она станет твоей женой». Но Фея позавидовала влюбленным, разлучила их. Пастух вымолил у Феи разрешение хоть раз в год видеться с женой.
Вот такая легенда вспомнилась Хусайну…
Была ли у Ибн Сины семья? Народная память говорит: «Нет».
Была ли любовь такая,
Звезды двоятся, растекаются по небу и падают, теплые, на грудь…
Каждый понимает любовь Ибн Сины в свете своей души. И все же часто приходится слышать: «А! Столько у него было женщин!» И открывают в доказательство Джузджани, «Шейх был очень крепким, и из его страстей самая сильная была любовная страсть, И он так часто предавался ей, что в конце концов это оказало влияния на его здоровье».
Иметь семью Ибн Сина не мог. Был честен – знал: его жизнь всегда будет сидеть на котомке при двери. Но, конечно, как земной человек, он испытал все: и любовь, когда сам любишь, а тебя не любят, и когда ты любим, но сам не любишь – все, кроме идеального совпадения, которое, если уж и дается, то с величайшей трагедией впридачу. В конце жизни Ибн Сина напишет, вспоминая О Бухаре:
или такие стихи!
«Из мрака ночи…» Для Ибн Сины в Рее солнце погружалось во мрак, а на другом конце планеты, в Японии, в это же время рождалось утро.
«Из мрака ночи возвратись с подарками ко мне…» Кого же видело солнце в утреннем свете на востоке, пока на западе Ибн Сина сидел под звездами в темноте?
Жила в то время на земле женщина, самим небом, казалось, предназначенная Ибн Сине – Сэй-сёнагон. Из бедной дворянской семьи. За свой ум была взята в свиту императрицы. Ложась спать, клала Под Голову стопку чистой бумаги и лунными грустными ночами (Ибн Сина в это время отодвигался от нестерпимого солнца в тень вместо с рукописью «Канона») бросала на бумагу легкой кисточкой, блестящей от туши, изящные иероглифы! Что есть бесконечность?
Сутра [162]162
Сутра – санскрит, буквально «правило», «изречение», в данном случае – изречения Будды.
[Закрыть]совершенной мудрости, когда начинаешь читать её в одиночестве.
Что есть пронзающая душу красота?
Когда солнце поднялось выше, роса, тяжело пригнувшая ветки хаги,
скатилась на землю, и ветки вдруг сами собой взлетели в вышину…
Что человек не замечает?
Как потихоньку стареет его мать…
От чего веет чистотой?
От глиняной чарки,
От стеблей водяного риса, вплетенных в циновку.
Это был ее дневник, портрет ее души.
В последний день второй луны, – рассказывает она дневнику, – дул сильный ветер, и с потемневших небес летел редкий снежок. К черной двери пришел дворцовый слуга и сказал:
– Господин советник Кинто посылает вам письмо.
На листке для заметок было написано!
И на один короткий миг
Слегка повеяло весной.
В самом деле, слова эти отлично подходили к сегодняшней погоде, но как сочинить первые три строчки?
Я терялась в мыслях, посланник же повторял!
– Скорее! Скорее!
Я почувствовала себя одинокой и потерянной. Мало Юга, что пошлю скверные стихи, еще и опоздаю. Дрожащей рукой вывела недостающие строки:
В холодных небесах
Вишневым цветком притворился
Порхающий снежок…
(И на короткий миг
Слегка повеяло весной).
«За это ее следовало бы возвести в ранг старейшей фрейлины!» – говорят, сказал Кинто.
Что вызывает жуткое чувство?
Черный металл?
Комок земли.
Дикое поле.
Уголек дли растопки.
Но как мог узнать о ней Ибн Сина, если даже ее соотечественники впервые опубликовали дневник лишь через 700 лет после написания его? До XVII века он ходил по Японии, переписываемый от руки. Из этого дневника вышла, можно сказать, вся классическая японская литература – уникальнейшее, явление человеческой культуры.
Сколько раз отрывал Ибн Сина лицо от книг и смотрел на чинары в лунном свете! Они стояли над ним, словно души тех, кто жил до него. Тоска охватывала сердце, «Человек, который не испытал, что значит неподвижно стоять под луной, затянутой облаками, когда ночь благоухает цветением слив, или брести, сбивая росу, по равнине при полной луне, – не понимает любви, – сказал человек, ставший Поэтом после того, как умерла его любимая. Оставив богатство, высокое положение при дворе он постригся в монахи и ушел в скитания. Как поэт, вырос на дневниках Сэй-сёнагон и стал одним из четырёх небесных королей японской поэзии, что охраняют мир от алых духов с запада, востока, севера и юга. Кэнко-хоси [163]163
1283–1350 гг.
[Закрыть]охранял Запад – ту часть мира, куда так любила смотреть Сэй-сенагон и где жил Ибн Сина. Они видели друг друга, когда он смотрел на рассвет, а она – на закат. Та на Востоке, через небо, смотрели друг на друга Лай ли в Маджун….»
Лунный свет венчает души века… По невидимому мосту озарений они приходят поклониться друг другу.
– И все-таки ты должен быть один, – говорил Масихи Ибн Сине, – всегда один. Я избежал искушения семьей и тем счастлив. А ведь это было самое страшное искушение, через которое прошёл и Христос, чье имя я ношу, «Братья его не веровали в него, – писал Иоанн. – И мать». «И пошли ближние взять его, ибо говорили, что он вышел из себя», – подтверждает слова Иоанна Марк. Страдания Иисуса от столкновения с семьей были мучительны, – глаза Масихи потемнели и из голубых островков неба стали грозовой тучей. – Так страдает всякий, кто не может ничем ограничивать свою свободу. Без свободы невозможна борьба за осуществление своего предназначения, невозможно сохранить, продираясь сквозь жизнь, свое лицо, предназначенное для вечности. Без свободы теряется острота мысли, утомляется покоен и однообразием жизни. Нужно быть одному, всегда одному, чтобы овладеть своим веком и своей судьбой. НО прежде человек должен выстрадать, отвоевать, отстоять это одиночество, – одиночество творца, должен научиться сопротивляться злу, пошлости, посредственности, Невежеству и… семье, которая своим покоем не дает тебе идти в глубь времени, в глубь самого себя.
Масихи помолчал, опять его глаза сделались голубыми…
– И все-таки как хочется порою посадить детей и корзину и тащить их по разорванному в клочья Млечному пути к жене!
В глазах у обоих стояли слезы!
Что вызывает жуткое чувство?
Черный металл.
Комок земли.
Дикое ноле.
Уголек для растопки.
Махмуд тоже не спал лунными Ночами.
Только черный металл, комок земли, дикое поле и уголек для растопки не вызывали у него ужаса.
Махмуд бродил по дикой Степи вдали от шатров воинов, чувствуя, как неслышно ходит за ним, прям иная траву. Тоска, Но не боялся ее. Знал, утром он возьмет в руки черный металл, превратит в ком земли тысячи жизней, сделает цветущую землю диким полем, а угольком для растопки подожжет страну неверных. И будет счастлив.
И все же он пьет я пьет кубок за кубком, один в своем шатре, где спит на шелках Айаз, и смотрит на стих, выцарапанный на кубке чьей-то услужливой рукой:
Пьет он и в горьком своем саду, а потом садится на коня и скачет, куда глаза глядят. Его тошнит от изысканных умов: Утби, Уисури, Фаррухи, Абулфазл Байхаки, начальник канцелярии Мишкан, писатель Кухистани, чиновник по важным дипломатическим поручениям Хусайн Микаил из рода ашина Диваштича, «чудо эпохи», мудрец века… «А разве мудрость – не безумие перед богом? – хочет им всем сказать Махмуд. – И не безумец ли я, что послал это „чудо эпохи“ в Гургандж за Ибн Синой? Посылать надо было ребенка… И это был бы мод удар по морде всех этих прирученных интеллектуалов! Попробуй-ка засунь Ибн Сине в рот драгоценные камни?!»
Старый друг, правая рука моя, мой полководец Али Кариб, весь изрубленный, в Шрамах, подмигнул как-то Айазу, когда брал у него вино, а я увидел, – так он глаз полузакрытым оставил и на меня смотрит. «Что это, – спрашиваю, – с глазом у тебя?» «Не знаю, – отвечает, – 4только что вдруг закрылся». И так полгода ходил.
А вчера, когда я на рассвете шел вдоль реки, смотрю, он у воды стоит, коня поит и задумчиво так в даль глядит.
Обернулся. А глаз забыл прикрыть! Прикрыл, да я рассмеялся.
Он разжал глаз и бледный, в ужасе смотрит на меня. С жизнью прощается. Я молчу, потому что изо всех сил и сам стараюсь сдержать рыдания. Наше безмолвие слилось с безмолвием правды… И я простил его. И слезы хлынули у меня из глаз. И стало нам обоим так легко. И он поцеловал краб моей одежды и ушел.
Вот была минута настоящего счастья… С Ибн Синой было бы все из таких минут… У него не порванная душа. Вуаль свободы и чистоты божественно светится у него на лице. У этих же на лицах лишь морщины похоти и лжи.
Послать за Ибн Синой надо было ребенка.
Я хотел создать Уммат ал-илм – Духовную общину чистых гордых умов – и царем в ней поставить Ибн Сину. Ребенок привел бы ребенка… Я хотел бы приходить в эту общину, как в храм, и в молчании размышлять над природой, ибо сказано в Коране: «Поистине, в создании небес и земли и в смене дня и ночи – знамение для обладающего умом, тех, которые поминают аллаха стоя, сидя и лежа, размышляют о сотворении небес и земли: „Господи наш! Не создал ты этого попусту… Защити нас от наказания огнем!“
Но Ибн Сина убегает от меня. Нет, от соблазнов он бежит, ибо знает, я дам ему все. Даже на трон посажу и встану рядом защитником. Но истинный дух потому и истинный, что пребывает свободно в потоке жизни. Связь с небом и откровением осуществляется только через свободную душу, А этого он никогда, ни за какие богатства не предаст».
Неожиданно перед Махмудом встали три мальчика на конях. Розовый рассвет лежал у них на лицах, – или то был рассвет их жизней? Испугались они страшно. Один даже весь покрылся крупными каплями.
– Отчего ты вспотел? – спросил ласково Махмуд.
– Вас испугался.
– А ты почему не вспотел? – спросил Махмуд другого мальчика..
– А Я так испугался, что даже не посмел вспотеть…
А третий рассмеялся, взглянув Махмуду в глаза.
– Если ты так смел, – сказал ему Махмуд, – то подари мне свое имя!
– Насир Хусров, – насмешливо ответил мальчик и ускакал.
– В странное я вхожу состояние, – обратился, Бурханиддин к народу на площади Регистан, – ибо должен Говорить о математике и Ибн Сине, а ничего, кроме заслуг его в этом, не вижу. И заслуги, надо сказать, украшающие ислам. Ни в чем он здесь не пошел против бога. Да и Газзали говорил: «Нет вопросов в геометрии арифметике, которые противоречили бы религии, И нет Необходимости опровергать и отрицать их». И все же! Не принимает моя душа Ибн Сипу в математике… Вот капал, например, один выкопать его не может. Берут лопату другие… Канал – дело благородное. Но если на лопате следы грязных рук моего предшественника, как мне копать? Мы уже видели, но что превратилась душа Улугбека, следовавший за Ибн Синой в астрономии. В математике такой жертвой оказался Омар Хайям, Немецкий ученый Ф. Венке обратил внимание в 1863 году на распространение Ибн Синой проверки арифметических действий с помощью девятки на возведение в степень. Это было открытием Ибн Сины в математике [165]165
Веси материал, касающийся математики Ибн Сины. Омара Хайяма. – сообщение советского ученого В. Розенфельда.
[Закрыть].
Вторым его открытием является реформа изложения теории составных отношений в геометрической части его «Книги исцеления», У Евклида определения составных отношений не было. Кроме того, Ибн Сина систематически применял к геометрическим величинам арифметическую терминологию, чего тоже не делали древние, «УМНОЖИТЬ ЛИНИЮ НА СЕБЯ, – пишет Ибн Сина в „Книге знаний“ – ЗНАЧИТ, ПОСТРОИТЬ НА НЕЙ КВАДРАТ».
