Текст книги "Ибн Сина Авиценна"

Автор книги: Людмила Салдадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

X «Смерть! Где твое жало?»

Эмир был в страшной досаде, когда узнал, что объявился Али. Если б не подошел он там, на площади, К старику, все завершилось бы казнью Муса-ходжи. Народ начал уже жечь книга Ибн Сины. Как бы все кстати сошлось!

Вошел майор Бейли бледным Миллером, державшим в руках листок телеграммы. Первая конная армия большевиков с помощью 12-й и 14-й армий разбили второй польский фронт и взяла Киев. Бейли связался с Лондоном. Сведения подтвердились. Мощное контрнаступление красных продолжается. Цель – освобождение всей Украины. Значит, у большевиков будут хлеб, уголь… И самое главное – не будет польского фронта.

– Надо вооружать народ, – сказал майор Бейли.

Эмир встал, давая понять, что не намерен обсуждать своих взаимоотношений с народом даже с теми, кто платит ему деньги.

Али после судебного заседания был избит до потери сознания. Затем брошен в канахану [122]122
  Камера в Арке с клещами, специально разведенными для пыток (букв. «Комната мяса»).


[Закрыть]. Перед тем, как уйти, палачи раскидали повсюду соль, помочились, кто где хотел, и к середине ночи, искусанный клещами, крестьянин впал в бред. Кричал, катался по полу, раздирал тело руками. Стражники хотели спать и потому влили ему в горло кукнар [123]123
  Наркотик.


[Закрыть], который подмешивали себе в чай И табак.

Али затих. На лице появилась блаженная улыбка. В Час Волка, когда смерть собирает наибольшую долю урожая, он вдруг перевернулся и сел: перед ним стоял Ибн Сина.

– Простите меня… – прошептал Али, припадая и его груди.

Ибн Сина обнял Али, крепко прижал к себе.

– Как же ты долго шел ко мне!.. – проговорил он.

Али молча смотрел в его лицо. Милые, дорогие черты…

В глазах ум, доброта, ирония. Но и грусти сколько! Сколько терпения. И открытая мужественность, порывистая чистота. И в то же время как прост Ибн Сина! Но чуть повернулся, и пламя вспыхнуло над головой…

– Скажи, ты человек? – осторожно спросил Али.

– Да. Такой же, как ты.

– Скажи правду! Я выдержу.

– Человек.

– Но так просветлен богом! Потому, наверное, темен нам…

Ибн Сина улыбнулся.

– А их не бойся! – проговорил Али, показывая в сторону Арка.

Хусайн порывисто обнял Али, а когда отпустил, крестьянин увидел вокруг себя море красных роз: он и бухарском дворе дома Ибн Сины.

– Вот мой отец, – сказал ему Хусайн. – Вот мать…

Али Целует руки отцу и матери Ибн Сины. Садятся за дастархан, где уже сидят Натили, Масихи, Беруни.

– Этот Коран, – Бурханиддин-махдум поднял старинную ветхую рукопись над толпой, – священный Коран халифа Османа, растерзанного в 656 году смутьянами. Халиф вышел к любимому народу, держа священную книгу высоко в руках. Но смутьяны убили его. Не народ! Народ – это благородство. Наш эмир идет к вам с Кораном Османа в руках я заклинает: не дайте смутьянам победить себя. И первому яз них – пьянице и еретику Ибн Сине. Этим Кораном, священной кровью его, мы и вынесем сегодня приговор Абу Али Хусайну Ибн Абдуллаху Ибн Хасану Ибн Али…

Толпа повалилась на колени.

– Мы разобрали логику Ибн Сины, – начал говорить Бурханиддин после того, как народ, помолившись, встал.

И его универсальную науку – теоретическую метафизику: вопросы взаимоотношения бога и мира. И теоретическую физику: вопросы Движения, Пространства и Времени. Никто не может обвинить нас в несправедливости. Наш суд – справедливый суд. И в самом сложном – философии Ибн Сины – мы поможем вам разобраться. На трех колоннах стоит его философия, на трех теоретических науках: метафизике, математике, физике. Стоят они из одном мощном основании – логике. На каждой колонне сверху: капитель – соответствующая теоретической практическая наука: практическая метафизика, практическая математика, практическая физика. Сверху, на капителях, крыша. На крыше – базар жизни: ремесленники, крестьяне, купцы, писцы, муллы – все те, кому Ибн Сина дарит свои знания. Вот каков его дьявольский замысел.

Практическая физика: сюда Ибн Сива относит медицину, астрономию и химию. В медицине Ибн Сина – не меньший бог, чем и философии, вы и сами это знаете лучше меня. Сегодня мы судим Ибн Сину-врача.

Ибн Сина приказал себе забыть, что он – врач.

Прилепился кое-как к непонятной гурганской жизни, будто дерево из ветреном склоне. Получив от Заррингис задание уточнить долготу города, чтоб не плутали путники в пустыне, а сразу находили его, Ибн Сина тайно поселился в бедных кварталах. Деньги кончились. Заррингис не догадалась об этом. А больше никого Ибн Сина не знал, кто бы мог его купить.

 
Из блаженств носил я пояс. Не осталось ничего.
Жил, о деле беспокоясь. Не осталось ничего.
Будь свечою, изошел бы я слезами от тоски,
Был бы чашею Джамшида, разлетелся б на куски.
 

Отчаяние… Можно было бы, конечно, заняться лечением, но повалит народ, и обнаружит он себя перед Махмудом.

 
Не лезь в огонь и к банному котлу
Не прижимайся, если он в пылу.
 

Когда особенно Плохо, лезут из головы стихи. Вчера на базаре он долго стоял и наблюдал, как покупали осла. Осмотрели его зубы, глаза, копыта, ударили в бок, даже под хвост заглянули… «Ах, если б и меня кто купил!»

 
Я прославился, и тесен для деяний стал мне свет,
Высоко ценюсь я ныне, да купца с деньгами нет.
 

Из столицы Кабуса Ибн Сина должен был отправить письмо брату и ученику своему Масуми. Он не отправил: вчера прибыл в Гурган пышный караван сватов Махмуда к Манучехру, со дня на день ожидали его самого. Ибн Сина собрал котомку и двинулся в путь. На север. Вдоль восточного берега Каспийского моря. В Дихистан.

– Ну, конечно, там – исмаилиты! – вскричал Бурханиддин-махдум. – Центр Дихистана – Ахур. У этого небольшого городка есть и другое название: Мешхед-и мисриан – «Мученичество египтян». Каких египтян? Да тайных исмаилитских проповедников египетского халифа Хакима! Ибн Сина надеялся найти там кого-нибудь из их сподвижников…

Дихистан… Когда-то парфяне построили на границе с кочевниками военное поселение. Макдиси из X века говорит о Дихистане как о ряде поселений с центром в Ахуре. В начале XIX в. Мешхед-и мисриан посетил английский офицер О’Конолли, которого сбросили с бухарского минарета а 1838 году. Офицер маскировался под суфия в нечаянно обнаружил себя. Успел сделать план Мешхед-и мисриана, двух его минаретов и высоких ворот а форме арки, украшенных голубыми изразцами. Город находится на полпути между современными Небит-Дагом в Гасан-Кули, недалеко от туркменского поселка Мадау. У развалив минарета в полном безлюдье живут огромные лысоголовые орлы, Ибн Сина говорит в «Автобиографии», что в Дихистане его замучила лихорадка – бич здешних болотистых и мест. В Мешхед-и мисриане сейчас такое безводье, что и археологи не могут даже приступить к раскопкам, ждут прихода Каракумского канала. Но жители Мадау, копая и колодцы, находят огромные хумы для хранения зерна в и глиняную посуду, разрисованную птицами, рыбами, цветами. Значит, когда-то здесь была вода, а значит – жизнь. Но кто прервал ее? Завоеватели?

Сильнее завоевателей – природа. Наверное, оскудела река. В песках она начинается, в песках кончается. С одной стороны не доходит до Сарыкамышского озера, с другой – до Каспийского моря. А когда-то была полноводной. Во времена Ибн Сины рассыпалась на сеть озер и и болот, изводивших людей лихорадкой.

Истахри и Хаукаль, географы X века, говорят о Дихистане как о многочисленных поселках рыбаков. Аристотель в трудные годы тоже ушел к рыбакам. Это как бы уход на дно бытия, отчуждение от законов окружающего я пира, – приход к роднику естества, безвременья, наивности, искренности и чистоты.

Там, где нечеловеческое терпение сочетается с постоянством в сопротивлении отчаянию и жизненной усталости, ярче вычерчивается предназначенье жизни, жажда существовать становится жаждой исполнить волю судьбы, и истина начинает рождаться не из мысли, а из состояния, предшествующего ей. Но как трудно держать это высокое состояние духа, находясь в мире! Потому и заточает судьба своих любимцев в монастыри, мечети, тюрьмы или дома, обрекая их на великий умственный хадж: Абу Наср Фараби писал книги, служа сторожем в саду, как говорит народ, гениальный сирийский поэт-философ Маарри, современник Ибн Сины, был заточен в пожизненную слепоту, Фирдоуси – в 30-летний труд над «Шах-намэ» у себя дома, Беруни – в 32-летний плен Махмуда.

Ибн Сину же судьба заставила быть и миру. И он пронес высокое состояние духа через все мучительные формы зла, которые судьба то и дело подкидывала ему. Позже подобный путь пройдет Данте.

Человека такой судьбы жалеть нельзя. Все в нем измеряется другими масштабами. Тот, кто выдерживает такую судьбу, приобретает характер священности. Недаром Микеланджело сказал:

 
О, если б я был таким, как Данте!
И мне б была дана его судьба!
И тяжести его изгнанья…
Иного в жизни мне не надо.
 

Рыбаки, отвозившие рыбу в Гурган, привозили оттуда не парчовые халаты, не сахар в йеменских корзинках, не диковинные апельсины, а удивительные истории об удивительных людях. И это было их богатство. Они вынимали его из памяти по вечерам, сидя у костра, и перебирали. То, что быстро увядало, выбрасывали. Над непонятным раздумывали…

Они знали птицу Семург, которая может перенести через непроходимые снежные горы Рип, через царство холода и льда в Страну счастья, где полгода день, полгода – ночь, горит на небе неподвижная (!) звезда, и ходят вокруг нее звезды, как кони на привязи. Знали они и Афрасиаба – великого мудреца, управлявшего единым народом. Знали и трагедию его, когда народ разделился на два народа, и потекла между ними кровь. А сколько и сами родили легенд!

Зерно души народа – в его легендах. Немецкий народ, обожествивший жажду познания, сотворил легенду о Фаусте. Русские, не захотевшие видеть завоеванными свои города, сокрушались по утраченной свободе легендой о граде Китеже, который всякий раз при приближении врага становился невидимым. Легенды нидерландцев о Тиле – клич к борьбе за свободу родины.

Легенды об Ибн Сине начали складываться рано, еще при его жизни. Впервые он услышал их в Дихистане.

В легендах, сложенных рыбаками Дихистана, Ибн Сина – Колдун и в то же время – живой человек, которого народ любит, потому что все время подтрунивает над ним.

– Однажды, – рассказывают рыбаки, сидя ночью, у костра, не зная, что человек, пришедший к ним из Гургана, – Ибн Сина, – подложили ученики под циновку знаменитого бухарского ученого лист бумаги. Пришел Бу Али, сел и говорит: «Что-то не пойму… Или потолок стал ниже, или под стал выше». – Ибн Сина смеется со всеми от и души, до слез. И втайне гордятся: эту легенду сложили рыбаки острова Лесбоса об Аристотеле полторы тысячи лет назад, в вот осенила она и Ибн Сину. В сути легенды – восхищение народа тонкостью восприятия мира и великим умом.

– А вот еще, – рассказывает другой рыбак. – Прибегает гонец. Срочно надо Ибн Сине к эмиру. А Ибн Сина экзаменует учеников. Сидит и КИВАЕТ головой после каждого правильного ответа. Гонец и говорит: «Иди!

Я за тебя покиваю!»

Долго смеются рыбаки.

– Однажды приходит к Ибн Сине придворный, – новый рассказ, – и говорит: «Я слышал сегодня, как тебя хвалил султан Махмуд». Ибн Сина закрыл руками лицо и заплакал. Придворный испугался: «Чем я обидел тебя?!» «Бывает ли большая беда, чем та, когда тебя хвалит власть…» – сказал великий бухарец.

Вздохнули рыбаки, вздохнул Ибн Сина. Помолчали.

– «Новый месяц подобен сердцу, выкованному из серебра», – проговорил самый старый старик. – Это Ибн Сина. «Жнет месяц нарциссы – цветы мрака»… Это путь Ибн Сины. Такая у него судьба…

Подбросив поленьев в огонь, старик начал рассказывать свою легенду:

– В двенадцатилетнем возрасте отправился Ибн Сина с братом [124]124
  Брат – символ обыкновенного разума.


[Закрыть]в путешествие на запад [125]125
  Запад – олицетворение античной философии.


[Закрыть]для того, чтобы овладеть Знанием. В самом западном городе услышали они о Пещере, где лежит это Знание. Ученый Пифагор преподнес свои книги царю Давиду. После Давида царствовал его сын Соломон, у которого Пифагор провел остаток жизни. Чтобы не пропали книги, поместили их в Пещере, поставив у входа стражу. Ворота открывались раз год. В это время все торопились прочесть как можно больше книг. Но не разрешалось выносить их или списывать хотя бы строчку.

К следующему году Ибн Сина и брат приучили себя к воздержанию в еде и питье. Приготовили масла на год, для освещения, и необыкновенную пищу: высушили и истолкли сердце дикого козла, перемешали с маслом миндаля, положили на солнце, потом опять истолкли, опять добавили мяса и масла, и так делали сорок раз. Наконец, испекли лепешек с орехами, насыщавшими на долгое время.

Через год, когда открыли Пещеру, Ибн Сина и брат вошли в нее вместе со всеми.

Видят, в углу – родник, вокруг – книги.

Очень много книг.

Остались незаметно, Когда все вышли, и стали в одиночестве читать. Записи делали соком лука на одежде.

Вышли из Пещеры ровно через год. Но за это время так обросли бородой, что люди испугались их, приняли за дьяволов и повели к царю. Царь тоже испугался. Приказал казнить.

– Что ж, знания наши бесполезны, если они не помогут нам, – сказал Ибн Сина. И прибег к гипнозу, чем они с братом и спаслись.

Уходя из города, Хусайн Пещеру… сжег.

– Смотрите, – говорит Бурханиддин, – и народ обвиняет Ибн Сину в гибели бесценного сокровища мира – книгохранилища Самани! Он сжег его, чтобы скрыть правду, – страшную, нечеловеческую правду: не мог один человек за одну жизнь, да еще такую короткую – Ибн Сина прожил всего 57 лет! – сделать столько открытий в медицине, физике, химии, математике, в науках о растениях, животных, в астрономии, механике, музыке и даже в науке о языке! К тому же еще он – вождь философов. И прекрасный вождь! Мы уже видели это. И еще – поэт! Я больше скажу… Первую книгу «Канона врачебной науки» Бу Али закончил в 1020 году.

А начал ее в Гургандже в 1005-м, как только прибыл туда из Бухары. Пятнадцать лет писал один том! Потом же, после 1020 года, за каких-то 17 лет оставшейся ему жизни создал около 430 трудов! Причем многие из них – энциклопедии века! «Канон врачебной науки» – 14 томов, «Книга исцеления» – 18 томов, «Книга справедливости» – 20 томов, «Книга по арабскому языку» – 10 томов и так далее. Откуда такая математика, невозможная ни для одного человека на земле?

Произошло страшное… И я, как человек, которого тоже родила мать, искренне страдаю за него. Так вот, слушайте…

… В Дихистане Ибн Сина продал душу дьяволу.

Встала, как конь на дыбы, тишина. Зашелестело смятение. Али, избитый палачами и более десяти дней пролежавши, в канахане, в месиве клещей, жестоко пожиравших его тело, весь превратившийся в боль, вяло воспринимал слова судьи, но то, что Бурханиддин сказал о союзе Ибн Сины с дьяволом, потрясло его. Соединять имя Ибн Сины с бесчестием, безбожием… Это делали На протяжении почти тысячи лет. К этому привыкли. Каждого святого при жизни мучили, называли еретиком, проминали, а потом оказывалось, что он самый божественный и есть. Но соединять имя Ибн Сины с дьяволом?! Говорить о союзе между ними!?. Нет ни одного человека на Востоке, по отношению к которому враги сделали бы такое… Среди бухарцев много фанатиков, особенно среди мулл. Они могут раскрутить это обвинение до великой трагедии!

С Ибн Синой случилась беда. Али сквозь невыносимую боль осознал это, силился что-то крикнуть в защиту Хусайна, Но в голове его все время осыпались какие-то барханы, и ветер передвигал их, и когда они наползали друг на друга, начиналась эта нестерпимая боль, как если бы Али был гусеницей, а Бурханиддин, держа его между пальцами, тихо сжимал.

Муса-ходжа тоже в эту минуту почувствовал неладное с Ибн Синой, В глазах его, в этой вечной тьме, вдруг взорвался свет, который алмазными осколками вошел в мозг в резал его при малейшем движении. Старик сидел, прикованный цепями, на чисто выметенной земле среди павлинов, склевывавших мощными клювами кукурузные зерна, и думал: «Что-то случилось с Ибн Синой. Что-то худшее, чем смерть». По дуновению ветра он угадывал отверстие впереди себя, выводящее на солнце, в мир. В отверстие входили и выходили павлины, Бурханиддин спрятал Муса-ходжу в павлиний сарай своего загородного дома – так боялся джуйбарских ходжей: Из тюрьмы, из самой потаенной камеры, они вызволили бы старика – представителя их рода, чтобы спасти честь, потому что никогда, ни один джуйбарский ходжа не сидел в тюрьме.

– Я могу доказать то, что сказал, – обратился Бурханиддин к народу и поднял в руке листок. – Вот письмо. Ибн Сина написал его… богу! Да, да, я не оговорился! Богу!! Слушайте! «О аллах! Нет у тебя товарища, к которому я мог бы обратиться с просьбой. Нет у тебя везиря, которому я мог бы дать взятку…»

Толпа возмущенно замахала руками.

– Подождите! Еще не такое услышите! Продолжаю: «Да, грешил я много. Большей частью осознанно. Но во всем следовал тебе, и потому ты не можешь покарать меня!»

Бурханиддин читал так, словно кидал куски живого Ибн Сины на раскаленную жаровню.

– «Да, я признаю запретность вина… Но пил и ПЬЮ столько, сколько хочу. И если потону в вине, то не смей сердиться на меня, ибо твоя работа – прощать».

Волна гнева захлестнула голос судьи. Пришлось немного переждать.

– «И потом, – читает Бурханиддин, – характер природы человека позволяет ему пить вино. Ты сам сказал: „В вине пользы для людей!“ Причем, сказал „польза“ но множественном числе! И ты же сказал: „Тот, кто здоров натурой, здоров и религией“. Так что, друг мой, если я и погружаюсь в вино, то слушаясь только твоих советов. И у тебя хватит совести наказывать меня?

Если я прав – приходи ко мне! Выпьем вместе, и я буду тебе товарищем! Нет, тогда не обессудь. И не проклинай меня – своего верного ученика. Прощай. До встречи после моей смерти».

Бурханиддин кончил читать и скорбно склонил голову. Что тут началось!

Толпа яростно и долго бушевала.

– А теперь, – кротко проговорил Бурханиддин, – откроем его «Канон».

«Канон»… Шесть огромных книг в современном издании. Более 200 печатных листов. Более пяти тысяч страниц большого формата. Океан знаний. Памятник человечеству, которое на протяжении тысяч и тысяч лет овладевало наукой врачевания…

Кто-то должен был критически все просмотреть, отобрать, очистить от мистики, проверить опытом, дополнить знаниями своего века и обобщить.

Это сделал Ибн Сина. До него медицина выглядела неприглядно, как храм, в основание которого поставили вавилонский зиккурат, на него установили греческие колонны и накрыли все это сверху китайской крышей с загнутыми краями. В храм же поместили статуи Зевса, Будды, Беда, Мардука, и люди не знали, какому богу молиться. Бог медицины Асклепий пристроился сторожем в храме. Все ходят мимо него, не замечают…

Но сторож он оказался удивительный: все сохранил, и в то же время все роздал. Делал из своих знаний ручьи, и разбегались они по всей земле. Соединялись между собой, образовывали заводи, озера, смелые Водопады, Но: и болота, И вот течет перед Ибн Синой огромная, засоренная сомнениями, вся в водоворотах заблуждений, подталкиваемая спорами река. И никто не знает, как отделить живые ее веды от мертвых.

«Канон» – это светлая, пронизанная глубокой чистотой живая вода медицины.

До XVIII века главнейшие университеты Франции, Испании, Италии, Англии, Германии и других стран изучали «Канон» 600 лет. Так как первый перевод с арабского на латынь сделал Герард из Кремоны в XII веке (но приказу Фридриха Барбароссы), Первое печатное издание «Канона» вышло в 1473 году. В 1476 и 1479 годах он издавался в Падуе. В 1482 и 1500 – в Венеции, В 1543 – в Риме, в типографии Медичи, на арабском, а в 1593 – на французском языке. Всего около 40 полных изданий к XVII веку. С этим могла соперничать только Библия. Киев, Новгород, Москва познакомились с «Овсиньевой мудростью» в XV веке [126]126
  Сообщает Б. Петров.


[Закрыть].

Перекладывает Ибн Сина, живя у рыбаков в Дихистане, записи, сделанные еще в Бухарском книгохранилище, где на столе у него был весь мир. Вот Чарака – индиец и века. Никогда больше потом Ибн Сина не встречал эту его книгу. И ни один мусульманин после Ибн Сины не цитировал ее, и в Индии она не сохранилась. Осталось лишь то, что ввел Ибн Сина в «Канон». Вот какими богатствами было наполнено Бухарское книгохранилище XI века!

ИНДИЙСКАЯ МЕДИЦИНА… Она дала человечеству первое классическое описание воспаления, переходящего в гангрену, главного врага всех рассечений человеческого тела. Индийские врачи первыми догадались в связи с этим кипятить инструменты перед операцией в розовом масле. И более двух тысяч лет человечество пользовалось этим способом. Первая золотая крупинка, которую Ибн Сина берет в «Канон».

Уникальны знания «Аюрведы», куда, кроме книги Чараки, входят еще книга Атрейна и Сушруты, IX век до н. э. В них описание более 150 болезней. – хирургия камнесечения, глазных операций, ампутации конечностей, рассечения и прижигания прямой кишки, иссечения опухолей с обязательной затем обработкой их мышьяковой мазью (чтобы опухоли больше не росли), заливание ран кипящей жидкостью. Индия дала человечеству более двухсот хирургических инструментов.

Гениально и ее учение о четырех соках: крови, желчи, черной желчи и слизи. В их гармоническом сочетании, считали индусы, источник здоровья, при перевесе того или иного сока – болезнь. Учение оказало огромное влияние на медицину всех народов и времен. Наиболее полно оно изложено у Сушруты, IX век до н. э. Разрабатывал его Гиппократ в IV веке до н. э.

«АВЕСТА» – древняя книга азиатских народов, – первое обобщение их знаний о мире. Есть здесь и знания по медицине, которые Ибн Сина внимательно изучает. Вот учение о трех видах сосудов, несущих черную кровь, алую и не несущую ничего. «Нервные столбы?» – думает Ибн Сина. «Авеста» предлагает три вида лечения: травами, ножом и словом.

КИТАЙ… Конкретно с китайской медициной Ибн Сина, наверное, не мог быть знаком. Но ее знания – в медицине Индии и других народов. Широко известны операции китайских врачей с применением, как бы мы сейчас сказали, наркоза. Их делал еще Бянь Цюэ в VI веке до н. э. А знаменитое учение о пульсе! Ван Шу-ха, III век, написал 10 томов об этой величайшей тайне человеческого организма <sup>[127]127
  См.: Петров Б. Д. Ибн Сина. М., «Медицина», 1980, с. 94.


[Закрыть]</sup> . Учение о диагностике с помощью осмотра тела, ощупывания, исследований пульса, кала и мочи – Сун-Сы, VII век. Иглотерапия – учение, которому более нескольких тысяч лет. Построено на единстве противоположностей – ян и инь, определяет 14 меридианов (каналов) у человека, шесть располагаются на внутренней поверхности тела, на них лечебные точки, иньские каналы идут вниз, янские – вверх, закрутишь иглу по часовой стрелке – затормозишь процесс, против – возбудишь.

Хуа То… Щемящая слава китайской медицины. Уникальны не только его знания, но и этика. Был ли доступен Ибн Сине пересказ страниц классического китайского романа «Троецарствие», посвященных Хуа То? – неизвестно. Но вея история Средней Азии тесно связана с великим шелковым путем, который пронизывал земли от Желтого до Черного моря! Ходили по этому пути купцы ремесленники, сказители, монахи, образованные чиновники. А военнопленные! Порою цари предпочитали брать дань не деньгами, в учеными и ремесленниками. Не от китайских ли пленных Средняя Азия в VIII веке переняла способ книгопечатания?!

«Троецарствие» рассказывает о Хуа То следующее: мчи он лекарствами, проколами и прижиганиями. Если у человека болеют внутренности так, что никакое лекарство не помогает, дает выпить отвар из конопли. Боль-вой засыпает. Хуа То вскрывает ему острым ножом живот, промывает целебным настоем внутренности, зашивает рану пропитанными лекарствами нитками, смазывает шов настоем – и через месяц человек здоров.

У генерала-деспота Цао Цао долгое время болела голова. Хуа То сказал ему:

– У вас в голове от простуды гной. Ему нет выхода наружу. Выпейте конопляного отвара, я продолблю вам череп в смою гной. Тогда корень вашей болезни будет удален.

– Ты хочешь убить меня! – заорал потрясенный генерал.

– Великий ван, не приходилось ли вам слышать, как Гуань Юй был ранен в руку отравленной стрелой? Я предложил ему очистить кость от яда, и Гуань Юй нисколько не испугался.

Генерал посадил Хуа То в тюрьму, потому что Гуань Юй был его врагом. Хуа То, для которого не существовал враг или друг, а существовал только больной, – не понял гнева Цао Цао.

В тюрьме Хуа То сказал стражнику:

– Скоро я умру. Жаль будет, если моя книга на Черного мешка останется неизвестной миру. Я дам вам письмо, пошлите кого-нибудь ко мне домой за этой книгой. Я хочу отблагодарить вас за вашу доброту, подарю ее вам, и вы продолжите мое искусство.

Смотритель тюрьмы пришёл к жене Хуа То и видит: она… топит томами этой книги печь. Осталось всего два листка…

Ибн Сина открыл новую тетрадь записей.

ГРЕЦИЯ… Опыт Книдской, Кносской, Сицилийско-Кротонской школ. Знания их обобщены в гиппократовом сборнике – конгломерате разных авторов разных времен. Гиппократ ценен для Ибн Сины хирургией, стремлением к установлению общего диагноза, принципом лечения противоположным, а также лечением язв, ран, свищей. Изучает Ибн Сина и все виды повязок: круговые, спиральные, восходящие и так называемую «ромбовидную шайку Гиппократа». Особенно заинтересовало Ибн Сину учение Гиппократа о формировании человека внешней средой, о природном происхождении психических складов людей, о единстве природы и человека. «Люблю Гиппократа, – подвел итог Ибн Сина, – но надо все проверить».

РИМ. ГАЛЕН… за 900 лет до Ибн Сины он подарил миру анатомию, которая служила человечеству и в эпоху Возрождения. Сколько записей по Галену! Всю жизнь Ибн Сина возил с собой его книгу, она сохранилась. Находится во французской национальной библиотеке. На полях рукою Ибн Сины написано: «Фи хауз ал-факир Хусайн Ибн Абдуллах ибн Сина ал мутатаббиб» – «Стала принадлежностью бедного Хусайна Ибн Абдуллаха Ибн Сины, считающего себя врачом». Пока это единственный автограф Ибн Сины, – то есть, запись, сделанная непосредственно его рукой.

ЦЕЛЬС. Ибн Сина склоняет голову перед его гениальной хирургией. Подолгу изучает операции чревосечения, трепанации черепа, а также обработку ран, швы брюшной полости. Особенно поражает вот этот шов:

Восемь книг Цельса – энциклопедия медицинских знаний его века.

ВИЗАНТИЯ… Десять книг Орибазия, IV век, где впервые говорится о лечении минеральными водами. Ибн Сина тщательно продумывает этот опыт, вводит его в «Канон».

Знаменитая хирургия Павла Эгинского! VII век. Ибн Сина называет его в «Каноне» просто Павел, любя его.

ГУНДЕШАПУРСКАЯ школа… Основана в VI веке иранским шахом Хосровом Ануширваном, мать которого была тюркютка, дочь Истеми, Школа обобщила греко-римскую и индийскую медицину, углубила знания фармакопии. Сабур ибн Сабир написал 22 тома по токсикологии (терапии отравления). «Книгу бесед о медицине между врачом аль-Харисом и царем Хосровом Ануширваном» Ибн Сина прочел еще в Саманидском книгохранилище. Изучил опыт знаменитой династии врачей Бохтишу, опыт аль-Хариса – врача арабов, лечившего самого пророка Мухаммада. А книги Ибн Исхака по глазным болезням, которые покупали буквально на вес золота! Все изучено Ибн Синой.

БАГДАДСКАЯ ШКОЛА… Знания врачей Табари, Рази, на писавшего 20 томов «Всеобщей книги по медицине», Сабита ибн Курры, Ибн Аббасса, Косты ибн Луки – отца эксперимента. Его критическое отношение к авторитету древних восхитило Ибн Сину. Внимательно прочел он и медицинские трактаты Кинди, а также труды врача Джасалика – учителя Натили.

И все рукописи Масихи…

– Вот оно, великое компиляторство! – сказал Бурханиддин, подводя итог рассказу. – Все из чужих голов! Ничего своего!

Британская энциклопедия, XX век: «По чистой случайности труды Авиценны использовались как руководство в европейских университетах с XII по XVIII век, вытеснив труды Рази, Али Аббаса и Авензоара», США, 1947, Ц, Меттлер. «Нельзя считать, что Ибн Сина сделал какой-нибудь существенный вклад в практическую медицину».

Лондон, 1922 год. «Влияние „Канона“ на средневековую медицину было отрицательным, так как он убеждал врачей в том, что пользование силлогизмами лучше, чем непосредственное наблюдение больного» [128]128
  Сообщает Б. Петров.


[Закрыть].

Откроем «Канон»… [129]129
  Прочитать его современными помогли нам советские ученые-врачи.


[Закрыть]

Ибн Сина первый в истории медицины дал точное классическое описание менингита. Американский невропатолог Кэмпстон сказал: «Вряд ли в наше время к этому описанию можно прибавить что-нибудь новое».

Ибн Сина первый в истории медицины дал полное и точное описание плеврита, воспаления легких, астмы, туберкулеза, выделив их из общих легочных болезней. Указал на заразительность чахотки. Описание картины туберкулеза у Ибн Сины так точно, что даже появление рентгена не внесло в него изменений. Без изменений перечисляет А. Штримпель, известный немецкий терапевт, все авиценновские признаки плеврита в своем «Руководстве внутренних болезней», выдержавшем 25 изданий.

Ибн Сина первым указал на роль нервной системы в патогенезе бронхиальной астмы, как установил врач из Таджикистана М. Бобоходжаев. Она возникает, пишет Ибн Сина, от повреждения начальных мест органов дыхания – то есть нервов спинного мозга и головного мозга. К такому же выводу недавно пришла я современная медицина, Ибн Сина первый а истории медицины описал картину, лечение и причину болезни, считавшейся в Европе до XIX века самой загадочной – бешенства. Только в 1804 году Цинке экспериментально доказал заразительность слюны больного. Ибн Сина же еще в XI веке, когда не было микроскопов и лабораторий, написал: «Если больной укусит кого-нибудь в разгар болезни, то с укушенным происходит то же самое, что произошло с больным. Остатки его воды и еды делают то же самое и с теми, Кто Их употребил». Одним из лучших лекарств от бешенства Ибн Сина считал питье, приготовленное из печени бешеной собаки. Лишь через много столетий это получило подтверждение, – прививка! [130]130
  Сообщает Б. Петров.


[Закрыть].

Ибн Сина первый в истории медицины отделил оспу от кори, выделил ветряную оспу в самостоятельное Заболевание.

Ибн Сина первый в истории медицины применил При лечении сифилиса ртуть.

Ибн Сина первый в истории медицины указал на важность проблемы диабета и на выпадение сахара в Моче больных: «Осадок мочи диабатуса, – пишет он в „Каноне“, – имеет сладкий вкус, как у меда». В Европе Это впервые заметил Т. Уиллис в XVII веке. Современным врачам почти не пришлось прибавлять ничего нового к характеристике клиники диабета, которую дал в XI веке Ибн Сина. Он первым указал и на причины Этой болезни: нарушение функций печени, механическая и паренхиматозная желтухи, тонко отличаемые Ибн Синой от других видов желтух.

Ибн Сина первый в истории медицины указал на заболевание инфаркта миокарда: «Иногда в сосудах сердца происходят закупорки, которые вредят действиям его». Указал на связи заболевания сердца с болезнями других органов – то, что современная медицина определила лишь в XX веке.