Текст книги "Идея фикс"

Автор книги: Людмила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Да мафиози он у тебя, Ларка. И бабник, – пускала яд все та же злючка Катя. Ей уже скоро внуков ждать, а свитерочек и джинсики все те же, что в университете носила. Достала с антресолей и донашивает. Без всякой надежды на материальное процветание и устройство личной жизни.

– Не надоело попусту языком молотить да идеологическую жертву изображать? Не модно. Могла хотя бы в турбюро устроиться. Два языка, эрудиция, – шла в атаку Лара. – Теперь-то уж никого не зажимают – ни диссидентов, ни евреев. (Катя Ерхович проходила по обеим статьям.) – А все же забавно, Кать, что мы с Майклом тоже в Крыму познакомились. Может, у меня планида такая? – Лара ловко орудовала на своей двенадцатиметровой, обставленной мебелью «Примавера» кухне.

– У тебя планида – в дурах оставаться, – талдычила свое Катя, потягивая третью чашку отличного кофе с австрийскими конфетами. – Смотри, фефела, останешься одна, если не проявишь бдительность… Вот где он сегодня пропадает? Уже, между прочим, одиннадцать.

– Фирмачей в ресторан повел. У него весь бизнес на внешних контактах держится, – с усилием сохраняла спокойствие Лара.

– Ха! Именно – на контактах! – противно хихикнула Катя, да еще выпустила дым в сторону Лары, принципиально не курящей.

– Слушай… – не выдержала та. – Полная пепельница окурков, дым столбом. Мордочка у тебя и так зелененькая, занималась бы лучше самосовершенствованием. Со всех сторон неустроенная. И что ты ко мне-то привязалась? Завидно?

– Аж жуть! – Катя с грохотом спустила бычки в мусоропровод. – Извини, если на больной мозоль жму. Но ты, видать, баба непробиваемая. – Подхватив громадную сумку модели тысяча девятьсот лохматого года, она направилась к дверям. Уже с порога подняла на Лару большие карие глаза. – Жалею я тебя, вот что.

Крупный нос и эти самые собачьи глаза делали Катю похожей то ли на бассета, то ли на портреты Жорж Санд. Росту она была мизерного. Глядя на приятельницу, Лара мучилась сознанием собственного превосходства и поэтому прощала ей все.

– Извини, Катюха… Мне хорошо. Дай пожить спокойно, ладно? Мишка и Машка – вот все, что мне от жизни надо. А без этой мишуры, – она обвела взглядом изящно обставленный холл, – без этой-то красотищи я и обойтись могу. Не девочка.

– Ладно. – Катя примирительно бухнулась в кресло. Стоять она не любила, чувствовался переизбыток веса. – Ежели ты в иносказания врубаться не желаешь и деликатного подхода понимать не хочешь, скажу прямо: видели твоего благоверного с молоденькой девахой. Из «мерса» ее высадил и на прощанье облобызал!

– Коллега по работе. Он часто кого-нибудь подвозит, – не раздумывая парировала выпад Лара.

– Больная ты, Ларка. Злокачественная самоуверенность. Не коллега это была. Любовница.

Любовница явилась прямо к Лемеховым на дом, зная, что Михаил находится в очередной командировке. Семимесячный живот выглядел весьма красноречиво. Лара оценила и юный возраст соперницы, и ее мордашку, и простецкий подмосковный говор.

– Миша меня любит и обещал жениться, как только рожу. Так что вы зря препоны ставите. А дочку вашу он будет обеспечивать, что бы ни вышло. Он очень порядочный мужчина, – выпалила беременная заготовленную речь прямо с порога.

Лара вытерла руки о фартук – она готовила «наполеон» к шестилетию Маши.

– Вы, девушка, уверены? – Лара выразительно посмотрела на живот разлучницы.

– Еще как, – вздохнула та. – Вам срочно разводиться надо.

Лара решила все разом, словно отрубила. Поклялась себе, что ни копейки у Михаила не возьмет, пусть он хоть захлебнется в своих миллионах. А когда тот стал настаивать на выплате ежемесячного пособия, сказала:

– Открой счет на Машу, вырастет – сама распорядится. Может, в благотворительный фонд для матерей-одиночек отчислит».

Гордость – роскошь для нищего. Однако Лара пребывала в ней меньше года. Она вовсе не хотела быть жалкой, стремилась преуспеть во что бы то ни стало, назло всем, и Михаилу в первую очередь. А куда податься, если все серьезные связи и знакомства остались на территории бывшего мужа? Принять помощь из стана врага Лара не могла.

Однажды к ней заявился с деловым предложением Феликс Слуцкий. Некогда они довольно дружно работали в Союзе композиторов и даже прошли через короткий роман. Увы, лысоватый, обильно потеющий Феликс, имеющий характерный силуэт «трапеция» широкой стороной к тяжелым бедрам, не был ни секс-героем, ни отчаянным романтиком, способным увлечь интеллектуалку. С годами благодаря хорошим костюмам фигура у него улучшилась, редкие, перекинутые через темя волосики сменила благородная лысина, неплохо смотревшаяся в комплекте борода-усы. Пахло от Слуцкого великолепным парфюмом.

Оказалось, что средненький совдеповский чиновный еврей превратился в крутого «нового русского», возглавил некий культурный фонд, находящийся под солиднейшей «крышей». Он также явно поднаторел по части деловых переговоров и сразу по пунктам выложил Ларе условия «контракта».

– Ты займешь пост главного консультанта по музейным вопросам. Тысяча баксов плюс загранвыезды и прочее… Набежит прилично. Я гарантирую партнерше финансовое преуспевание и считаю ее своей постоянной «девушкой». – Феликс потупился. – Ты ведь даже не знаешь, как я переживал… Влюблен-с был, словно гимназист. Не интересен тебе сей прискорбный факт… М-да… – Он пощипал бородку.

– Подумаю, – пообещала Лара и в качестве пробы оставила Фелю у себя ночевать.

Вскоре она уже руководила крупномасштабными акциями – устраивала гастроли, конкурсы, международные конференции и знать не хотела, откуда берутся деньги на спонсирование столь некоммерческих мероприятий. Собственный «Вольво» для разъездов из Москвы на дачу, где в основном жила Машка, прекрасные продукты, вещи, игрушки, командировки за границу, светские тусовки. Увы, в придачу ко всем благам прилагался Феля, объявлявший всем вокруг мадам Решетову своей гражданской супругой и требовавший от нее безупречно семейного поведения. Не столь уж обременительная связь, но полностью ограничивающая свободу. Ну и черт с ней, со свободой! Не о любви же теперь думать?!

Лара удивлялась тому, сколь легко рассталась со своим прошлым в обаятельно-гангстерском лице Лемехова.

Встретив как-то на торжественном банкете Майкла с супругой, Лара одарила его лучезарной улыбкой:

– У меня все о’кей, милый.

– Знаю, знаю… – пробормотал тот и отвел глаза. Он прекрасно понимал, что, несмотря на дорогие вещи и амбиции состоятельной дамы, его подмосковная девочка осталась простоватой наивной «горняшкой». От слова – горничная, бытовавшего в лексиконе светских львов прошлого века. Лара же называла подобный тип «дворняжками». И это определение светилось в ее не такой уж простой улыбке.

Лара не сомневалась, что деловой Майкл прекрасно осознал неудачу проведенного обмена. Она выглядела в сто раз лучше, чем его двадцатилетняя молчаливая клуша. И, кроме того, умела говорить!

– Боже ж ты мой! – запричитала Катя, оказавшись через полтора года в той же кухне, с теми же конфетами и кофе. – Словно не случилось ничего. Железная ты баба, Ларка. Уважаю.

– Можешь курить. Я стала более терпима к чужим слабостям.

– Феликс курит, понимаю, – сумрачно констатировала подруга, имея в виду бойфренда.

– Ой, умоляю! Сейчас ты растерзаешь бедного Фелю, а он ни в чем не виноват! – Поставив на стол разогретые хачапури, Лара села. – Живу я хорошо, удобно. Чего и всем желаю. Фелю уважаю, а замуж не хочу.

– Зря. Этот налево бегать не станет… У-у… запах дивный. – Катя загрузила тарелку салатом и хачапури. – У меня после кофе аппетит зверский.

– У этого и «направо» не очень получается. Но разговоры говорить мастер. Прямо лекции в консерватории. Особенно перед сном хорошо идут – никакого снотворного не надо.

– Может, для семьи на старости лет так оно и лучше?

– Замолкни! Это ты – старая. А мне всего сорок два. Год разницы приравнивается в этой ситуации к пяти. Я и развестись успела, и Фонд возглавить, и Машку к школе подготовила. Пойдет в гуманитарную на Кропоткинской.

– Не пойму я тебя… Ноль эмоций. Я думала, ты в Майкла, как кошка, вцепишься, при такой-то неземной любви.

– А может, не было любви-то? – Лара уронила нож и серьезно уставилась на подругу. – Знаешь, что мне иногда кажется? Что мне только одна любовь на жизнь была выдана. Остальное все – фальшивки, стразы. Блестят, и ладно. Главное – Машка растет. Да и мне не скучно.

– Еще бы! Хронически преуспевающая вумен. И выглядишь классно, – обиженно признала Катя.

– Не расстраивайся, жуй. Каждому свое. Все изначально запрограммировано во вселенском информационном поле. Феликс точно знает. Рыпаться бесполезно. Что тебе в высшей канцелярии выписали, то и получишь – копейка в копейку.

– Нет, Лар, я, наконец, поумнела. – Катя приберегала новость на десерт, но не удержалась. – Роман перевожу, фантастический. Хороший автор. А редактор… – Она закатила глаза. – Тридцати лет, Тарковского всего наизусть шпарит, родственник. Глазищи, как у Христа. И знаешь, мне руку целует!

– Окстись, старушка! Какие мальчики при твоей добродетели?

– Ради него я испорчусь. Стану гадкой-прегадкой. Лар, ты про блузку ничего не сказала. Мой цвет – индиго. Не Версаче, но и не с Лужников.

Лара внимательно присмотрелась к подруге, словно увидела ее впервые. Когда встречаешься регулярно больше двадцати лет, то ничего не замечаешь. Была Катька в университете заводной, дерзкой, идеологически невыдержанной. Родила на четвертом курсе от диссидента и на всю жизнь так в резонерках и осталась. Вроде как мелкомасштабная Новодворская. А теперь – мальчику руку целовать тянет! И блузки помоднее высматривает…

– Поздравляю! – Лара достала из морозилки ведерки с мороженым. – Девушка становится женщиной.

– Мне не накладывай! Одну ложечку. Худею. – Она пододвинула Ларе очаровательную конусообразную вазочку из рубинового стекла.

– А я – нет. Буду жрать и заниматься делами до одурения. Доклад на пятнадцать минут сбацала. В субботу улетаю в Милан. Престижная конференция. – Лара демонстративно уплетала мороженое. И вдруг, сдвинув брови, уставилась на подругу – на ее изящно вздернутый мизинец, на джокондовскую загадочную полуулыбку. – Ой, Кэт… Да ты ж влюблена! И знаешь, что еще?

– Что? Зуб от холодного прихватило? Скривилась вся.

– Хуже. Я тебе завидую.

Глава 15

Миланский роман с Сержем Бонованом разыгрался, как по нотам. Оба его участника, считавшие себя музыкантами, могли по достоинству оценить изящное построение лирической темы. Сержу не изменил вкус: учитывая свой возраст, он предпочел классику, а следовательно, не упустил грациозную прелюдию продолжительностью в двое суток.

Все началось с непринужденных бесед, многозначительных, обволакивающих улыбок и очаровательных комплиментов. В перерывах между заседаниями секций Серж неизменно оказывался рядом с Ларой, взяв опеку над русской гостьей. Он прекрасно знал город, обладал элегантной моделью «Ягуара» с белым лайковым салоном и поднимающейся крышей.

– Дух захватывает, когда пытаюсь вообразить месяц, проведенный с тобой, Лариса. В какой-нибудь глуши на Адриатическом побережье. Увы, у нас остается всего лишь пять дней. Терять каждый из них – преступление. Я не встречал и вряд ли уже встречу такую женщину. Ты чудо, Лара. Приз за прилежание в труде и воздержание в личной жизни. – Здесь Серж решительно обнял даму в припаркованном возле отеля автомобиле и поцеловал.

Она не сопротивлялась, откинув на спинку кресла слегка закружившуюся голову. Но вместо того чтобы захмелеть от близости ставшего ей небезразличным мужчины, тут же протрезвела. Увы, мсье Бонован не волновал и, очевидно, не мог взволновать ее тело, несмотря на умение ухаживать, на всю свою европейскую изысканность и даже на то, что у Лары давным-давно не было романов. Не считая разговорно-платонического времяпрепровождения с Феликсом.

Все это стало совершенно очевидно, когда они поднялись в его номер и, выпив по бокалу шампанского, совершили акт любви.

«Акт любви, акт любви», – крутилось в голове Лары странное, навязчивое и противное, как оса, словосочетание. Подхватив свои вещи, она торопливо одевалась в ванной. Яркий свет безжалостно свидетельствовал о том, что не слишком юная, весьма рациональная особа с пристальным, не замутненным страстью взглядом не могла заниматься в постели малознакомого пожилого мужчины не чем иным, как совершением «акта». Весьма культурный и почти целомудренный акт, разыгранный в традициях «роковой страсти», по существу, имел весьма отдаленное отношение и к любви, и к сексу.

Давненько Лара не разглядывала себя в зеркале после постельных ласк, и это занятие теперь явно не доставляло ей удовольствия. Она увидела крупное белокожее тело с заметными признаками увядания. Пару лет назад Лара начала акцию активного похудения. Потеряв пятнадцать килограммов, она получила возможность одеваться в лучших фирменных салонах. Но вот на регулярные занятия спортом ее уже не хватило. Растянувшаяся кожа никак не хотела принять прежний, юношеский размер, собираясь мягкими складочками внизу живота, на бедрах, предплечьях, шее. Сорок два – это уже почти «под пятьдесят», как бы ни уверяли тебя доброжелатели, что после института ты совсем не изменилась.

Ларе и в самом деле удалось сохранить яркую и в то же время утонченную привлекательность. Натуральная льняная блондинка с незабудковыми глазами, мраморным лицом богини и роскошным телом. Чуть подувядшим, если приглядеться, но, несомненно, притягательным. Недаром так старался продемонстрировать высший класс обольщения Серж – опытнейший бабник. Правда, в его арсенале осталась лишь хорошо отработанная техника и совсем небольшой потенциал, подстегнутый вдохновением: Лариса нравилась ему, и это как-никак радовало. Но вот пристально разглядывать себя в огромном, до полу зеркале чужого гостиничного номера не следовало.

Фыркнув от недовольства собой, Лара твердо сжала бледные губы, так и не воспользовавшись помадой. «Пора бы остепениться, красавица», – сказала она себе, мимолетно взгрустнув о тех днях, когда стройная, загорелая, тридцатипятилетняя, танцевала с белозубым «гангстером» на площадке у Черного моря. Едва увидав се, Мишка взорвался, как порох, а через две недели предложил стать его женой… Увы, романтические приключения с молоденькими плейбоями, очевидно, остались позади.

Уже полностью одетая в бежевый деловой костюм и шоколадную шифоновую блузку, она пару раз прошлась щеткой по волосам, ровно постриженным до мочек ушей, и тут увидела Сержа. Он стоял на пороге ванной, обернув чресла махровым синим полотенцем. На обрюзгших щеках багровел старческий румянец.

– Представляешь, уснул! Вырубился на пять минут, а ты, я вижу, готова сбежать. – Серж мигом оценил ситуацию, поймав критический взгляд Лары в зеркале, и поспешил удалиться, игриво подмигнув: – Секунду, синьора!

Когда Лара вышла в комнату, мсье Бонован, в брюках и щегольской рубашке, разливал в бокалы доставленное официантом шампанское.

– Прости, уже поздно, мне надо вернуться к себе. Завтра с утра заседает моя секция. Хочу послушать доктора Райда. – Лара не стала садиться.

Преданно заглядывая даме в глаза, Серж взял ее за руку:

– Никуда ты не пойдешь, прежде чем я не объясню тебе, что произошло.

Лара удивленно подняла брови: она не требовала отчета и тем более не интересовалась его исповедью. Нехотя опустившись в подвинутое Сержем кресло, она взяла бокал.

– Я был не на высоте, дорогая… Знаю, но умоляю – не делай скоропалительных выводов. Мы с тобой не школьники и понимаем, как непроста постельная арифметика. Вся таблица умножения едет вкривь и вкось, едва тебе перевалит за… Допустим, за пятьдесят пять. С той минуты, как я увидел тебя среди участников сего представительного форума, у меня было лишь одно желание – затащить тебя в постель, нежно, смачно раздеть и долго наслаждаться тобой… – Серж прикрыл ладонью глаза и пробормотал: – Я словно с цепи сорвался, не мог удержать себя. Прости! – Он опустился на ковер у ее кресла. – Умоляю, не уходи.

Лара примирительно вздохнула:

– Уговорил. Я бы не отказалась пожевать чего-нибудь вкусненького. – Ее узкие ступни, обтянутые тонкими колготками, оттолкнули лодочки, в которые уже собирались юркнуть.

Решив, что Серж Бонован герой не ее романа, Лара успокоилась и даже сумела получить удовольствие от пятидневного флирта. Серж, имевший солидную репутацию в музыкальном мире, открыто демонстрировал восхищение своей дамой, был остроумен, галантен, щедр. Расставалась Лара с любовником без сожаления, стараясь избегать его тоскливых, преданных глаз.

– Мы еще встретимся, правда? – высказал он робкую надежду.

– Непременно! – отшутилась Лара. Но, заметив гримасу боли на мясистом лице, присела на краешек кровати, в которой только что завершился финальный «акт», и заботливо поправила воротничок его темно-зеленой атласной пижамы. После «любви» Серж торопливо одевался, скрывая телеса. На редкость понятливый и покладистый мужчина.

– Хочешь честно? – мягко улыбнулась Лара. – Говоря по правде, я благодарна тебе. Даже очень взрослые люди не всегда могут понять, что им надо, а что – нет. Уже долго, страшно долго я была уверена, что хочу стать независимой, свободной, холодной. Этаким донжуаном в юбке. И у меня получалось, Серж! Не увлекаться, не влюбляться, обороняясь в личной жизни пофигизмом, – это у меня получалось. И что же теперь произошло? Из объятий весьма критически к себе настроенного Сержа Бонована выпорхнула совсем другая дама… – Лара прищурила голубые, но отнюдь не наивные глаза. – Легкомысленная, да, – легкомысленная! Ты разжег во мне аппетит к запретным лакомствам.

– Впервые вижу улыбку блудницы на твоих монашеских устах… Спасибо за откровенность, кариссима. Я ведь сразу понял: ты больше всего нуждаешься именно в том, что я не могу тебе дать… Секс, молодой, здоровый секс – это, конечно, бесценная штука. Но… Есть в молодости и что-то иное, более важное. – Серж задумался. – Заразительная энергетика начинающейся жизни. И полная неизвестность.

– Угу… Вот, вот! Что-то мне стало ее недоставать… Зато появилось противное ощущение перевалочного пункта – начала пути под горку… Откровенность за откровенность. Скажи честно, Сережа, все замечательные слова, которыми ты кружил мне голову эти дни, – сплошной блеф?

– Фи, милая! Я не мазохист. И все же далеко не из последнего десятка, чтобы совращать плохонькую, легкодоступную бабенку. Пыхтя от натуги, завоевывать ее воображение и тело. – Серж встал и, подойдя к окну, широко раскрыл штору. На куполе собора, возвышавшегося на площади, возились рабочие в оранжевых комбинезонах. Яркие лучи прожекторов и толстые канаты в руках делали их похожими на циркачей, готовящих головокружительный трюк.

– Кажется, святые отцы репетируют вознесение очередного великомученика? – Лара встала рядом у окна и обняла Сержа за плечи.

– Вероятно, завтра праздник святого Иоргена. Ты помнишь этот старый фильм? Я видел его ребенком в Одессе. Было невероятно смешно… Послушай, детка, в тебе меня привлекало многое – национальность, элегантность, красота, ум, который заметен сразу. Но я ошибся в самом главном. – Повернувшись к Ларе, он внимательно посмотрел ей в глаза. – Никак не думал, что, заполучив тебя, завладею вулканом.

– Насмешка?

– Увы. Ты плохо знаешь себя, милая. Поверь старому ловеласу – твой женский расцвет еще впереди. Только смени критерии, девочка. Попробуй найти просто мужичка. Не интеллектуала, не крутого дельца, не заботливого папашу… Резвого, легкомысленного жеребчика. Слыхала ли ты, к примеру, о чудесных историях, происходящих на берегах озера Гранди?

– Вообрази, я представляю, о чем идет речь. Возможно, твоя шутка не так уж нелепа. – Лара рассмеялась. – Ты умница, Серж.

…После прощального банкета она села в поезд, чтобы примчаться на озеро Гранди, где бродят табуны этих самых легкомысленных и резвых. «Разве еще что-то непонятно?» – подвела итог размышлениям Лара, вертясь на гостиничной постели – слишком широкой и нарядной для одинокой путешественницы. За окном все так же стучал о козырек балкона дождь. В июне под шум дождя так хорошо лежать в обнимку! Тогда, в Крыму, им с Пламеном выпал целый дождливый день. Море штормило, снимать Снежину в такую погоду было бессмысленно. Они заперлись в номере и никак не могли оторваться друг от друга. На следующее утро над сверкающей алмазами листвой платанов, над умытыми цветами и травами, над промокшими гипсовыми статуями, лужами в аллеях, сырой галькой пляжа и присмиревшим морем поднялось солнце… Впереди была целая жизнь…

И она прошла.

В маленькой пиццерии было всего четыре столика, покрытых клетчатыми скатертями. За одним из них сидела пожилая дама в серебряных буклях и розовых очках, за другим, поглощая объемную пиццу с сардинками и шампиньонами, – темноглазый юноша, похожий на красивого итальянца. С зонтиков, оставленных посетителями в корзине у входа, стекала вода. Сид приобрел свой в Милане – вот уж не рассчитывал, что погодка здесь будет смахивать на октябрьскую. Впрочем, подобных капризов не ожидал никто. В курортном местечке на берегу озера Гранди только и говорили, что о плохой погоде.

– Что, промокли? – участливо покачал головой буфетчик, подавая пиццу симпатичному парню из породы местных жиголетто. – Сто лет такого здесь не было.

– Дождь… – ответил тот, прояснив ситуацию. По акценту и совершенно блеклой интонации стало ясно: не итальянец, и вряд ли «кавалер». Уселся за столик в самом углу и крепко задумался. «Герой с дырой», – определил бармен категорию посетителя, имевшего со всей очевидностью больше проблем, чем денег.

Сид злился – Италия оказалась неприветливо-сумрачной, поймать Лару Решетову ему не удалось. Вначале Сиду повезло – в Милане он успел попасть в отель, где проживали участники конгресса, за день до закрытия. Руководствуясь описанием Арчи и старой фотографией блондинки, он таки высмотрел в холле элегантную даму, берущую ключи от номера. Светлые волосы не редкость при теперешней технике окрашивания, но осанка и фигура выделяли ее среди других блондинок. «Крупная и роскошная», – сказал Арчи. «Лара Решетова, Россия», – подтвердил догадку Сида портье, с игривой улыбкой глядя вслед удалившейся к лифтам даме.

Сид изучил расписание конференции «Музыка сегодня». Ему предстояло завести с русской непринужденное знакомство и постараться ей понравиться. Арчи настаивал на том, чтобы встреча состоялась на нейтральной или, еще лучше, – романтической территории. «Дома, в Москве, у нее наверняка муж и бойфренд. Работа, хозяйство, дети. Тебе не протиснуться», – рассудил он.

Вечером в банкетном зале ресторана отеля состоялся прощальный ужин, попасть на который мог лишь обладатель пригласительного билета. Это не сильно смущало Сида. Надев смокинг, он спустился к разгару торжества и без всяких препятствий проник в благоухающий аппетитными ароматами и жужжащий многоязычной речью зал. Лару он обнаружил сразу же. Черное закрытое вечернее платье без рукавов с жемчужной брошью у плеча очень шло ей. А тонкие белые перчатки придавали особый шарм. Хотя, конечно, дело было не в платье и не в перчатках. Она умела держаться, двигаться, поворачивать голову, улыбаться так, словно имела в роду несколько поколений венценосных особ. Сид уже придумал, о чем заговорит с дамой, – конечно же, о се докладе, название которого выучил по программе конференции. Но возле нее плотно обретался полный господин с замашками крупного босса.

Сиду казалось, что дама торопится отделаться от прилипчивого кавалера. И верно, – позволив поцеловать себе руку, она удалилась. Но не к другим гостям – она покинула зал! Сид засел в холле, жалея о том, что невнимательно читал детективы, дающие руководство по части наблюдения за объектом.

Он уже решился подняться в ее номер и напроситься на разговор о музыке в баре на крыше, но, к счастью, не успел войти в распахнутые двери лифта. Из другого, волоча чемодан на колесиках без помощи боя, стремительно выскочила интересующая его дама в шикарном плаще с явным намерением покинуть отель. Сид застыл – не мог же он броситься следом, оставив в своем номере вещи? Единственное, что удалось ему запомнить, был номер такси, в которое нырнула блондинка. Обычно такие крупные отели обслуживает постоянный контингент водил. Наскоро переодевшись и собрав сумку, Сид встал под навесом подъезда отеля, глядя на сверкающую в ярком свете стену дождя и прежде всего на номера подъезжающих машин. Наконец он увидел тот самый автомобиль и без труда узнал у водителя, что тот отвез даму на Южный вокзал.

– Быстрее, за ней! Мы крупно поссорились. Темпераментная особа. Русская, – объяснил он по-английски. Шофер согласно закивал.

«Да ты ловкач, парень!» – говорил себе Сид, чувствуя возрастающий азарт преследователя. На вокзале он понял, что проиграл. Найти Лару среди сотен снующих людей было решительно невозможно. Ведь он не мог даже предположить, куда так стремительно умчалась с банкета эта непредсказуемая дама.

Вернувшись в отель, Сид попытался разведать ситуацию. Планы блондинки могли быть известны кому-то из ее друзей – прежде всего целовавшему ей руку толстяку. Сид обругал себя олухом за то, что не выяснил имя этого человека. Но, как говорят, дуракам везет. Синьор в сиреневом костюме и вишневой атласной жилетке, слегка покачиваясь, вышел из дверей банкетного зала. У него было лицо человека, решившего наклюкаться с горя.

– Простите, мистер… – окликнул его Сид на площадке у лифтов. – Я ищу Лару Решетову из России.

Эксцентричный господин окинул его проницательными глазами.

– Но вы не русский, юноша. Зачем вам мисс Решетова?

– Э-э… – Сид отступил в сторону, давая возможность выйти пассажирам из спустившегося лифта. Бонован отошел вместе с ним. – Я разыскиваю Лару уже несколько дней. Мы познакомились в Лос-Анджелесе на встрече участников фонда содействия молодым дарованиям. Я пианист. (О существовании и работе этого фонда Сид узнал опять-таки из материалов конференции и успел блестяще, как он считал, сымпровизировать.) Видите ли…

– Вижу, – мрачно отрубил Серж. – Сочувствую, ничем помочь не могу. Она уехала.

– В Москву?! – нарочито ужаснулся Сид, зная наверняка, что Лара махнула в другую сторону.

– Увы, друг мой, ваша приятельница не торопится домой.

– Возможно, какие-то дела, связанные с вашим симпозиумом? – подсказал Сид.

– Связанные с некими другими моментами. – Оглядев пытливого пианиста еще раз, Серж усмехнулся. – Могу подбросить кой-какую идейку… Хм-м… А почему бы и нет? Вы американец, коллега? Тогда, естественно, ничего не знаете о курортном местечке Гранди. Это чудесное озеро. Сейчас там в разгаре сезон. Все цветет и пахнет. Я лично посоветовал синьоре Решетовой слегка отвлечься от дел. Видите ли, мой юный друг, красивые женщины иногда нуждаются в хорошем отдыхе.

Сид уловил ехидный подтекст в репликах толстяка, но упорно шарил под простака. С очевидностью, кавалер Лары принял молодого американца за поклонника своей пассии. И, похоже, они в самом деле расстались. Отсюда и коньячный дух, и мешки под злыми, пьяными глазами. Бедолаге не повезло. Плевать на эмоции, главное – полученная информация.

Утром, купив в привокзальном магазинчике зонт, Сид отбыл в указанное место. И тут уже окончательно растерялся. Найти даму, пусть даже весьма яркую, в десятках отельчиков и пансионатов, окружающих озеро, заведомо безнадежное дело. Тем более что гипотеза толстяка достаточно хлипкая, а Решетова скорее всего записалась в отеле под чужой фамилией. В таких местах люди предпочитают менять облик, имя, привычки. Особенно женщины. Сиду не надо было лишний раз объяснять, чем славится этот живописный курорт. Достаточно было поймать красноречивые взгляды одиноких путешественниц, брошенные на него, отметить специфику маленьких пансионатов, прячущихся в сосновой роще, обилие увеселительных заведений и рассмотреть всего одну пару, встретившуюся в холле отеля. Так, вероятно, выглядел сам Сидней, когда в аналогичном местечке на западе Калифорнии познакомился с Гретой. Ему было всего двадцать, он уже отвалялся в больнице после аварии на трассе моторалли и согласился составить компанию симпатичному парню Вашеку Кински, с которым познакомился в больничном скверике.

– Жаль, танцор теперь из тебя хреновый, – сказал, глядя на волокущегося с костылем Сида, загорелый блондин с тонким лицом, во вкусе героинь немого кино. Так обычно выглядят люди, побывавшие на солнечном курорте. Правая рука у него висела на привязи.

– А ты не сможешь вертеть руль и даже вытирать задницу, – мрачно заметил Сид.

Они разговорились. Оказалось, что Вашек был доставлен в травматологический госпиталь прямо с лыжного курорта, где работал танцором в ночном клубе.

– Третий год там на сезонной работе – все лето вкалываю и две недели зимой. Вообще-то я учусь, хочу стать юристом. У матери хореографическая школа в Бостоне, а я на нее положил. На школу то есть. Хватит, с пяти лет насмотрелся. Гомики и прочая дребедень.

– Не люблю голубых, – вставил Сид. – Меня-то как раз заставляли петь.

– Там тоже педрилы. Гнилые места – шоу и всякая богемная блевотина. Другое дело – прокуратура.

– Так зачем же ты в клуб таскаешься? Мог бы заборы красить, тачку водить.

– Не умею. И вообще, привязан к легким деньгам. Думаю, они друг друга здорово нейтрализуют и подзаряжают – юриспруденция и шоу. Накручу задницей летом, и с таким кайфом в библиотеке сижу! А весной, после сессии и всяких там поправок к конституции – в горы тянет, к сцене, огням прожекторов. Гибрид я. Плод незаконной любви копа и балерины.

– А я – неудачник. – Сид с легкостью выложил новому знакомому свою историю.

– Н-да… Настрадался ты, парень… – огорчился Вашек. – Может, тебе к священнику зачастить? Исповедь там, причастие, обеты всякие…

– Успею. Мне пора ноги разрабатывать. Доктор кручинился, что мне к инвалидному креслу привыкать придется. А я, погляди… – Сид отбросил костыли и на плохо гнущихся ногах начал топать по аллее. – Не слабо, а?

– Впечатляет… – Вашек скривился. – Хотя… Ты Патрика Суэйзи знаешь? Ну, танцора, что блеснул в «Грязных танцах»? Так у него – фатальная непруха. Вначале руку сломал в аварии, а недавно на съемках – он не терпит дублеров – врезался на лошади прямо в дерево. Чтобы не снесло башку, выставил вперед ноги… Сложнейший перелом. Железки в ходилки вставили. Он оклемался и снова за свое. Танцует. Говорит, – это лучший тренинг для всех, кто хочет вернуть себе движение.

– Думаешь, стоит попробовать?

– Почему нет? Я мамочкин сынок – танцевать могу научить даже паралитика. Начнем сегодня же, идет? С инвалидами работаю бесплатно.