Текст книги "Глянцевая женщина"
Автор книги: Людмила Павленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Слушаю! – проговорил он в трубку.
Звонил майор Тепляков.
– Петрович, все вертихвостки в сборе на даче у Лепницких.
– Еду.
– Да, вот еще. Мы обнаружили тут парочку престарелых детективов – мужчину и женщину. Ведут наблюдение за дачей. У него даже цейсовский бинокль. Что с ними делать? Разогнать? Или допросить?
– Пока не делай ничего. До моего приезда. Как они выглядят? Даму опиши.
– Ну такая… С манерами. Непростая старушка. Именно что дама.
– Понятно. Жди. Скоро буду.
Виктор Петрович усмехнулся – наверняка это Елена Ивановна ведет розыск. Не унимается великая сыщица. И напарника где-то уже подцепила.
Он опомнился и обнаружил, что все еще держит Валентину за руку.
– Извините, – пробормотал он смущенно. Но вдруг взял да и поцеловал ее в мягкую теплую ладошку. И пристально посмотрел в огромные голубые глаза. В них было столько удивления и… радости?
– Вам пора, – снова шепотом проговорила Валентина.
– Да… К сожалению, я должен ехать. – Он взял ее за плечи. – Вот что. Давайте встретимся еще раз и все обсудим, хорошо? Я хочу вам помочь с Юлей.
– Правда?!
– Сделаю все, что смогу. Вы только… Вы не падайте духом! Все уладится, верьте.
У девушки разом просветлело лицо.
– Я верю вам.
Неслышно ступая, не оглядываясь, она выскользнула за дверь.
– Вон они, у забора, – прошептал Тепляков.
Кронин подкрался к «сладкой парочке», самозабвенно подглядывавшей за обитателями дачи.
– Не помешаю? – спросил он.
Пожилые мужчина и женщина одновременно вскрикнули и обернулись. Елена Ивановна тотчас же взяла себя в руки и сердито проговорила:
– Тише! Что вы кричите так, Виктор Петрович?
– Вынужден вас побеспокоить, – сказал он, – пройдемте к машине. Вам нельзя больше, оставаться здесь.
– А собственно, почему это?
– Здесь проводятся оперативно-следственные мероприятия, и присутствие посторонних нежелательно.
– Ах, так теперь я посторонняя? – возмутилась Елена Ивановна.
И тут заговорил ее «подельник», как окрестил про себя пожилого мужчину Кронин.
– Виктор Петрович, – произнес он приятным низким голосом, – Елена Ивановна много рассказывала о вас. Позвольте представиться: доктор технических наук, заслуженный изобретатель России Павел Прокофьевич Чудин.
– Вон вы какой у нас… обремененный званиями, – фыркнула Елена Ивановна.
Чудин не отреагировал на ее ехидную реплику.
– Я не советую идти сейчас туда, – продолжал изобретатель.
– Почему это? – удивился следователь.
– А посмотрите сами. – И он протянул бинокль Кронину.
Большое увеличение позволяло разглядеть выражение лиц собравшихся за. столом на террасе женщин. Одна из них, сидящая спиной к наблюдателям, показалась Кронину удивительно знакомой. Женщины пили вино из фужеров и о чем-то горячо спорили. Была здесь и Светлана Федоровна Прибыткова, которую он тотчас же узнал по описанию.
– А где же их мужья? – с невольным удивлением в голосе спросил Виктор Петрович.
– В том-то и дело, – проговорил Павел Прокофьевич, – прямо какой-то женский заговор.
– Я полагаю, – произнесла актриса, – что это члены некой тайной женской организации, в которую входила и Алина. Она, может быть, собиралась их выдать, вот они и убили ее.
Мужчины рассмеялись.
– Масоны в юбках, – произнес Виктор Петрович.
– А в наше время все возможно, – парировала Елена Ивановна, – идет передел сфер влияния на всей планете, так что я вполне допускаю возникновение самых нелепых и диковинных организаций. И вот увидите, я окажусь права.
– Подождите немного, – вновь попросил изобретатель, – пусть они… пообщаются.
– Да ведь они вино пьют, – возразил Виктор Петрович, – о чем я с пьяными-то буду разговаривать? Надо сейчас идти.
– Нет! – злобно, придушенным голосом, воскликнула Елена Ивановна, ставшая совершенно похожей на рассерженную кошку.
Это было настолько забавно, что Кронин расхохотался.
– Да тише вы! – Елена Ивановна дернула Кронина за руку, пригибая к земле, и обратилась к своему напарнику: – Он нам всю операцию сорвет!
– Ну, знаете! – Кронин аж задохнулся от негодования.
– Слушайте старших, – настаивала на своем актриса. – Вы нам потом спасибо скажете, – произнесла она загадочную фразу.
– Спасибо я вам и сейчас готов сказать, – официальным тоном заявил Виктор Петрович, – но все-таки попрошу вас удалиться и не мешать работать компетентным органам.
Все это время Павел Прокофьевич не отрывался от бинокля.
– Дайте-ка на минутку, – попросил Кронин.
Ему хотелось еще раз взглянуть на женщину, сидевшую спиной к ним. И в тот момент, когда он приложил бинокль к глазам, женщина обернулась. Это была… Галина! Кронин даже присвистнул от удивления.
– Что там такое? – вскинулась актриса. – Дайте взглянуть.
Кронин молча отдал ей бинокль и поплелся к машине. Значит, Галина знает этих женщин? Больше того – она во всем этом замешана? Что она на прощание-то сказала? «Все правильно. Это мой платок. Я и убила Алину». Так, кажется. Дело принимало совершенно неожиданный оборот. Фантасмагория какая-то… Что делать? Идти туда? Или пустить по следу майора Теплякова? Нет, нет, надо идти самому. Они с Галей расстались, она ему никто, ничто и звать никак, да и знакомы-то они всего несколько месяцев. Так что нет никакого нарушения этических и уголовно-правовых норм.
Он подошел к машине, спрятанной в зарослях кустарника, и закурил. Тепляков и водитель молча смотрели на него.
– Ну что, идем? – спросил, не выдержав, майор.
– Сейчас, минутку.
Кронин курил и вспоминал: не сболтнул ли чего лишнего Галине. А ведь сболтнул! Платок, духи… Дурак набитый. Она им рассказала, это ясно. Впрочем, это же не тайна. Он ведь допрашивал их всех. Все они знают про платок.
«Да что со мной?! – одернул сам себя Виктор Петрович. – Это всего лишь неожиданный поворот в расследовании, которому настоящий профи должен радоваться, так как он, поворот этот, свидетельствует о новой и, быть может, единственно правильной версии».
Кронин погасил сигарету и сказал:
– Ждите меня здесь.
Он взял из машины папку, портативный магнитофон и двинулся к воротам дачи. Калитка оказалась незапертой. Территория дачи была обнесена простым дощатым забором. Это был, собственно, кусочек дикой природы – лес, кустарник. Кое-где росли яблоньки, смородина, малина, но грядок не было и в помине. Весь огромный участок зарос газонной травкой. Домик был двухэтажным, недавно отстроенным, с претензией на оригинальность: башенки по углам, флюгер на ярко-красной черепичной крыше.
При его приближении сидевшие на террасе дамы разом смолкли. Медленно обернулась Галина. На ее красивом, ухоженном лице не отразилось ровным счетом ничего: ни удивления, ни страха, ни смятения. Секунду посмотрела на него – и снова отвернулась, покуривая длинную тонкую сигаретку.
Кронин представился по форме, с демонстрацией удостоверения, так, словно видел всех сидящих здесь впервые. Лепницкая, на правах хозяйки дачи, поинтересовалась, цедя слова ленивым тоном:
– Вы что, слежку за нами ведете?
Не отвечая на вопрос, Кронин прошел по территории, попросил показать, где лежат инструменты, убедился, что украсть молоток из сеней было проще простого, затем уселся на свободный стул, поставил, сдвинув рюмки в сторону, магнитофон на стол, открыл папку и произнес:
– Нашу беседу я записываю на магнитофон и попрошу присутствующих не вводить следствие в заблуждение, отвечать прямо и откровенно.
Достав из папки лист протокола, он обратился к Прибытковой:
– Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, домашний адрес, род занятий.
Как ни странно, Светлана Федоровна не казалась испуганной или смущенной. Все остальные дамы также держались вполне уверенно. Больше того – в их взглядах читалась неприкрытая ирония. Как будто их пришел допрашивать не следователь прокуратуры, а дядя Вася, деревенский пожарник на пенсии. Все эти леди явно потешались над дяди Васиными неуклюжими потугами и радовались случаю развлечься. Они не снисходили даже до того, чтобы унизиться до ссоры и с возмущением прогнать его. Напротив, отвечали на вопросы, но при этом смотрели так свысока, что, будь у Кронина чуть меньше опыта, он непременно бы взорвался и наделал глупостей. Но Виктор Петрович даже не делал вид, что его не задевает поведение дам, – он просто-напросто не обращал на них внимания. Даже присутствие Галины его ничуть теперь не волновало. Он спрашивал, записывал ответы, что-то обдумывал и снова спрашивал. Словом, работал. Постепенно ухмылки как будто бы стерло с этих ухоженных, надменных лиц. А вскоре дамы стали проявлять явное нетерпение. Обстановка накалялась. Светлана Федоровна стала нервничать, позволять себе резкие выпады. Кронин же оставался вполне спокойным, сдержанным и серьезным.
– Да объясните же в конце концов, что происходит? – взорвалась Прибыткова. – В чем вы меня подозреваете? В убийстве моей близкой подруги? Но это же абсурд!
– Пока я никого ни в чем не подозреваю, – терпеливо разъяснял следователь, – я собираю факты, на основании которых буду строить версии.
– Если вы никого не подозреваете, тогда к чему эти вопросы: где Светлана Федоровна была все эти дни и тому подобное? – вмешалась, не выдержав, Лепницкая.
– Я имею право по делам моей фирмы уехать в Москву, никого об этом не ставя в известность! – выкрикнула Прибыткова.
В глазах ее стояли злые слезы.
– А я имею право требовать, чтобы вас отстранили от следствия! – заявила вдруг Галина.
– На каком основании? – спокойно посмотрел на нее Кронин.
– На том основании, что ты спал со мной, на том основании, что я тебя бросила и ты теперь мстишь, вторгаясь в наш круг со своими идиотскими допросами!
Виктор Петрович продолжал спокойно смотреть на Галину. Действительно ведь спал. И что он только в ней нашел? Сейчас лицо ее, искаженное злобной гримасой, было настолько неприятно, что Кронин даже поморщился. Бывает же такое! Поразит женщина воображение мужчины независимым видом, надменным и одновременно призывным взглядом, гордой осанкой и, конечно, своей ухоженностью, дорогими тряпками – и все! И ходит этот мужичок как под гипнозом, и выполняет все ее капризы. Но вот настает такая минута, когда падает маска и под ней оказывается настоящая физиономия «истинной леди» – сморщенная от нескрываемой злобы, готовая плеваться ядовитыми словами. И наваждение исчезает. Кобра красивая змея. Да уж больно опасная тварь.
– Ты записываешь? – продолжала Галина. – Вот и записывай, ничтожество, мент поганый. Ты что – надеялся, что я выйду замуж за тебя?! – Она истерически расхохоталась. – Размечта-а-лся!
И она стала сыпать вдруг таким отборным матом, что на террасе все, кроме нее, затихли.
– Ваша подруга, кажется, пьяна, – обратился следователь к Лепницкой, – вы уложите ее где-нибудь, чтобы не мешала нашему… общению.
– Ах ты, дрянь! – взорвалась Галина. – Да я тебя в клочья порву! С волчьим билетом вылетишь с работы. Ты знаешь, с кем ты имеешь дело?! Мне стоит пальцем шевельнуть! Ты же, дурак, был только ширмой для Меня, как ты не понял?! Я тобой прикрывалась! А у меня такие мужики, которым ты в подметки не годишься!
Кронину стало вдруг нестерпимо жаль свою бывшую подругу: в ней говорила та же самая обида, что и в девчушке с искореженной судьбой, Валентине. Но к Валентине он испытывал искреннее сострадание, Галина же со своим высокомерием, снобизмом, эгоистичностью вызывала отторжение и жалость, смешанную лишь с брезгливостью. Она была душевно грязной, хотя телесно отполированной до неживого, неестественного блеска, как дорогая статуя из мрамора. Кронину неприятно было даже вспоминать, что когда-то он целовал эти искривленные ненавистью губы.
Галина Николаевна Высоцкая потеряла лицо. Аристократка проиграла «поганому менту» по всем позициям. Это поняли не только ее подруги, но, похоже, и она сама. Вскочив, она убежала с террасы в дом. Лепницкая двинулась было за ней, но Кронин остановил ее словами:
– Пожалуйста, не уходите, Лидия Васильевна, я хочу восстановить ход событий накануне убийства, точнее, в ночь с третьего на четвертое мая.
Лепницкая остановилась. На террасе повисла тишина. Женщинам явно не хотелось ворошить неприятные воспоминания.
– Я вам как будто бы все рассказала. – Лепницкая отвела глаза.
– Я хочу точно знать: кто где стоял, кто принимал участие в драке…
Вера Витальевна Додикова, супруга владельца казино, очень хорошенькая, с пухлыми губками и платиновыми кудряшками «а-ля Мэрилин Монро», капризно протянула:
– Вы можете себе представить меня дерущейся?
– Могу, ответил Кронин.
– Хам! выкрикнула дамочка, тотчас утратив всю свою сексапильность.
– Говорят, у клонированной овечки Долли были волчьи зубы и она любила ими рвать сырое мясо.
– Я на вас в суд подам! – вскричала Вера Витальевна. Кронин пожал плечами:
– Ваше право. Я просто хотел сказать, что ничему уже не удивляюсь.
– Я расскажу и покажу, кто где стоял и как все это происходило тут, – поднялась с деревянной резной скамьи Дина Валентиновна Большакова, до сих пор сохранявшая молчание, – но вы должны пообещать, что после этого оставите нас в покое. Никто из нас не убивал Алину, я ручаюсь.
– Она помолчала и оглядела присутствующих. Указав унизанной перстнями рукой на Лепницкую, задумчиво произнесла:
– Лида, я помню, жарила шашлык. Точнее, это делал ее супруг, а Лида стояла рядом с ним. Вон там мангал, видите? – Она указала в угол сада.
– А что это за яма рядом с ним?
– Для барбекю, – произнесла Лепницкая, усмехнувшись.
– Вы что, быка там целиком зажариваете?
– Быка не быка, но барашка – случается. Лепницкая закурила и села в плетеное кресло.
– Мы с мужем, – продолжала Большакова, – сидели за столом. Светлана Прибыткова с Женей Шиманским гуляли по территории дачи и о чем-то беседовали. Они, по-моему, наблюдали за Алиной с Сергеем. Эти двое танцевали в обнимку. А Додиковы сидели вон там, в углу террасы, и о чем-то шептались.
– Мы не шептались, – прервала ее Додикова, – а просто разговаривали. Музыка громко играла, вот и приходилось говорить прямо на ухо.
– Да какое это имеет значение? – вмешалась Лепницкая. Она повернулась к следователю: – Вы узнали все, что хотели?
Не отвечая на ее вопрос, Кронин обратился к Большаковой:
– Как начался скандал? Большакова замялась.
– Н-ну-у… Кажется, Сергей с Алиной стали целоваться…
– Боже мой! Да они просто много выпили! – вскипела Лепницкая. – С каждым может случиться.
– Он полез ей под юбку, – хихикнула Додикова, – а Женька матом заорал, и бросился к ним. И Прибытков а тоже.
– Так и было? – спросил у Прибытковой следователь.
– Да, так и было. Они вели себя как животные. Тискались при всех. Евгению давно надо было развестись с этой шлюхой.
– и на тебе жениться? – снова хихикнула Додикова.
– Я ему нравлюсь, ну и что? По крайней мере я не веду себя как шлюха.
– Это ты-то?! – Додикова расхохоталась.
– Да, я, – повернулась к ней Прибыткова, – я на глазах у всех не тискаюсь. И по темным комнатам с завязанными глазами не уединяюсь с неизвестным мужчиной.
– Господи Боже мой! – вздохнула Додикова. – Да мы все тут друг друга знаем и на глаз, и на ощупь. Хоть бы кто свеженький пришел в нашу компанию. Так надоели эти импотенты. Одна радость – соберемся вот так вот, девичником, без мужиков, выпьем, поговорим, походим голыми по даче…
– Вера! – осадила ее Лепницкая. – Ты чего мелешь? Много выпила? Иди проспись.
– С кем? – подняла на нее голубые невинные глазки Вера Витальевна. Следователь ведь не пойдет со мной? А я не против. Нет, конечно, Лидуся, твои ручки нежнее, но иногда ведь и мужчину тоже хочется…
Кронин смотрел на нее во все глаза. Додикова опьянела как-то внезапно, враз. Может, нанюхалась чего-нибудь? У них, у дам высшего света, говорят, кокаин опять в моде… Или же «травки» накурилась? Но говорит она такие вещи… Так они что тут все… Эти самые штучки? Амазонки третьего тысячелетия? И Галя тоже? Тьфу ты, какая мерзость!..
Кронин скривился.
– Я ему не нравлюсь! – заметила его гримасу Додикова. – Лидуся, ты со мной пойдешь в постельку?
Она встала и, пошатываясь, побрела в помещение.
– Там Галка, подкачусь к ней под бочок, – пробормотала нимфоманка.
Кронину стало так противно, что он не смог продолжать допрос. Молча собрал все документы в папку, выключил и забрал магнитофон и, не прощаясь, пошел к калитке.
– Ведь вы же ничему не удивляетесь! – крикнула вслед ему Лепницкая.
Вместо ответа он так хлопнул калиткой, что чуть не сорвал ее с петель.
После отъезда следователя на даче все пришло в движение. Дамочки стали спешно собираться. Вывели пьяненькую Додикову, расселись по машинам и укатили. Дача опустела.
– Что там произошло? – спросила Елена Ивановна у своего напарника. – Виктор Петрович даже и о нас забыл. А я надеялась, что он нас подвезет.
– Да что вы! – воскликнул Павел Прокофьевич. – Нам же аппаратуру надо забрать. Как мы при нем бы это сделали?
– А разве вы ему не собираетесь сказать о своем «жучке»?
– Собирался. Но потом передумал. Надо вначале прослушать, что там записалось.
– А кстати, где вы его раздобыли?
– В Москве. В магазине «Ваша безопасность». Там таких штук полным-полно.
– А зачем вы купили шпионскую аппаратуру?
– Елена Ивановна, я специализируюсь на изобретении подобных штучек. Так что мне просто необходимо следить за новыми наработками в этой области.
– Ну я и влипла… – пробормотала актриса недовольно.
– Напротив! Я вам просто свыше послан! Мои штучки – это же неоценимое подспорье в ваших расследованиях! Ну а теперь – вперед!
Они поспешили к калитке, но та оказалась заперта.
– Я один перелезу, здесь достаточно низко, заберу свою технику и вернусь, а вы меня тут ждите, – распорядился Павел Прокофьевич.
Он перелез через забор и, оглянувшись, обнаружил, что Елена Ивановна вслед за ним преодолевает преграду. Он помог ей и, усмехнувшись, проговорил:
– А вы в хорошей физической форме. Должно быть, зарядку делаете по утрам?
– Да что вы? Как вам могло такое в голову прийти? – возмутилась актриса. – Я веду неправильный образ жизни, мне о зарядке даже думать неприятно.
– А что же вы такого неправильного делаете?
– Курю, занимаюсь расследованием преступлений, играю роли, вхожу в образ преступника. – Елена Ивановна прервала перечень своих прегрешений и, перейдя на шепот, спросила: – А вдруг сторож появится?
– Они его, я полагаю, отпустили надолго. Они ведь не предполагали, что сюда приедет милиция.
– Зачем они здесь собирались? Не похоже, что просто выпить и поболтать.
– Это уж точно. Вот пленочку прослушаем – и все поймем.
Павел Прокофьевич подошел к столу и снял с внутренней стороны столешницы «прослушку».
– Какие крохотные штучки! – восхитилась Елена Ивановна. – И вы так ловко прилепили их. Я наблюдала в бинокль и ничего не заметила. Вы просто сели на стульчик, вытерли лицо платочком, что-то сказали – и все. Я подумала даже, что вам не удалось проделать эту операцию.
– Я попросил у Лепницкой водички, а когда доставал платок, тогда и совершил сей противозаконный акт. Ну а теперь, уважаемый частный детектив, нам пора убираться отсюда.
– Я пробегусь по территории.
– Что вы хотите здесь найти?
– Откуда же я знаю? Но моя интуиция подсказывает: на этой даче кое-что имеется!
Прежде всего Елена Ивановна обошла кругом дома, заглядывая в окна. Ее спутник не отставал ни на шаг. Прижав лица к стеклу, они с любопытством осматривали мебель внутри дома, а обнаружив за углом лестницу, ведущую прямо в мансарду, немедленно стали взбираться по ней.
– Это чердак! – карабкаясь вверх и оглядываясь на ходу, восхищенно сообщала пожилая актриса. – Я обожаю чердаки! Как они здорово придумали, устроив здесь такую замечательную витую лестницу не внутри дома, а снаружи! Смотрите – чистые ступеньки, они по ней почти не ходят. Будь эта дача моей, я бы жила на чердаке.
Как ни странно, деревянная некрашеная дверь в мансарду оказалась не заперта.
– Вот так штука! – заглядывая внутрь, пробормотала самозваная сыщица. – Это что же, они оставляют открытыми двери? Ведь сюда могут воры забраться!
– Или частные детективы, – добавил Чудин. – Ну что вы топчетесь тут на площадке? Я тоже хочу взглянуть, что там.
Они осторожно прокрались в огромное помещение. Здесь было достаточно светло от четырех окон – по одному в каждой стене. Окна были большие, овальные. Деревянные рамы были протравлены морилкой до темно-коричневого, почти черного цвета. Такими же были и балки над головой, и полы. Мебель в мансарде тоже была темной и, судя по всему, старинной, антикварной: несколько столиков в углах, бюро, комоды, огромная софа и множество полок на стенах. Было здесь также зеркало – почти от пола до потолка, в бронзовой раме и с бронзовыми же подсвечниками по сторонам. В простенке возвышался старинный, красного дерева, буфет с овальными мраморными медальонами на дверцах. Елена Ивановна немедленно принялась их открывать и шарить на полках.
– Вы ведете себя как воришка! – возмутился Павел Прокофьевич. – Что вы там ищете? Золото, деньги, драгоценности?
Елена Ивановна повернула к нему пылающее восторгом лицо:
– Я как будто во сне! Как мне хотелось с самого детства забраться в такой вот незнакомый дом со старинной мебелью и пошарить на полках такого буфета! Найти какую-нибудь вазочку из серебра, а в ней – серебряное же колечко и цепочку.
– Почему именно колечко и цепочку? – пожал плечами Чудин.
– Ах, я не знаю, неромантичный вы человек! Во сне мне снилось, что я летаю и нахожу все это в старом доме на чердаке. И вот сегодня этот сон сбывается!
– Да-а… Какой-то сыщик нынче вороватый пошел, – глядя на Елену Ивановну, глубокомысленно заявил Чудин.
– Что вы имеете в виду? – вскинулась актриса.
– Вы вот по полкам в чужом доме шарите, колечко в вазочке найти мечтаете, а следователь рюмку спер.
– Когда это?!
– Да пока за столом восседал. У них, у дамочек у этих, не только вино было в ассортименте, но и водочка. И следователь приглядел такую ма-аленькую рюмочку. В аккурат перед этим Прибыткова из нее хлопнула одним глотком, да и поставила, а следователь, не будь плох, слямзил рюмочку, да и в карман. Сначала бросил на нее свой носовой платок, а потом, прямо в этом платочке, в карман упрятал. Вот так-то…
– В этом деле фигурирует куча платков… – задумчиво проговорила Гринева. – И вы вот тоже свой шпионский арсенал с помощью платка установили, и на месте преступления платок надушенный валялся… Значит, рюмочку слямзил? И вы мне только теперь об этом говорите?
– А когда же я должен был это сказать?
– Да сразу же! А вы… прилипли к своему биноклю… Мне ничего не удалось увидеть. А между прочим, я в нашем дружном коллективе главная. Вы – только мой помощник.
– У вас характер просто отвратительный! Я с вами первый день общаюсь… Да, всего один день! А получил за несколько часов пребывания в ранге вашего помощника по полной программе.
– Вот поэтому я и не замужем! Поэтому и званий не имею. В нашем, как вы выразились, дружном коллективе только вы один весь из себя заслуженный. А я никто, ничто и звать никак.
– Правильно. Справедливо. Надо быть более терпимой…
– А вот перевоспитывать меня поздно. И потом… Мне нравится мое такое поведение.
– Да кто бы в этом сомневался!
– Та-ак… Стало быть, он подозревает Светлану Федоровну Прибыткову, если ему понадобились ее «пальчики»…
Говоря это, Елена Ивановна оперлась рукой о боковую стенку буфета и при этом нечаянно нажала какую-то пластину, чуть выступающую над поверхностью. Стенка плавно отъехала, и глазам самозваных сыщиков предстал тайник, в котором, упакованная в полиэтилен, лежала стопка видеокассет.
– Что будем делать? – опомнившись от изумления, спросила актриса.
– Убираться отсюда, как я и сказал, – сердито надулся Павел Прокофьевич. – Нажмите снова, что вы там нажимали, закройте дверцу и – шагом марш на выход.
– Но здесь ведь могут быть видеоматериалы, проливающие свет на преступление!
– Во-первых, с чего вы это взяли? Быть может, просто-напросто обыкновеннейшая грязь, как говорят сейчас, порнуха. Но даже если вы и правы, то мы тем более должны уйти и сообщить о находке следственным органам. Они изымут компромат по всей форме. А иначе юридической силы ваша находка иметь не будет. Да еще и за незаконное проникновение в жилище и кражу вас привлекут к ответственности. Надеюсь, это вам понятно?
Елена Ивановна грустно кивнула. Ей явно не хотелось покидать понравившийся чердак и тем более расставаться с находкой. Но делать нечего. Бросив последний взгляд на найденные «сокровища», она вновь нажала пластину, и тайник закрылся.
– Здорово! – восхитилась актриса. – Я бы так хотела купить этот дом у Лепницких! Вместе с буфетом, разумеется.
– А деньги есть?
– Денег-то нет… Придумать надо что-нибудь…
– Что – клад найти?
– А почему бы нет? Вокруг Зарубинска полным-полно пещер в известняках, а в пещерах – клады. Но там, по слухам, москвичи промышляют. Все пещеры исползали. И притом со старинными картами. В мире ведь ничего не изменилось со времен, когда всюду разбойники по суше рыскали, а пираты – по морям. Человек остается таким же придурком, каким и был. – Она вдруг оживилась. – А вы знаете, я прочла, что недавно астрономы открыли звезду, которая по своему составу является гигантским алмазом. Представляете?
– Я вам дарю ее.
– Спасибо! Ну слава Богу! Все проблемы позади. Хватит мне и на домик, и на турне по Средиземноморью.
– Да на все теперь хватит! Можете оптом скупать виллы, дворцы и острова.
– Какой вы добрый! Что бы я делала без вас? А знаете, пожалуй, я с вами поделюсь. Так и быть, половина звезды – ваша.
– Благодарю, – учтиво поклонился Чудин, – вы тоже удивительно добры.
– Да ерунда!
Они спустились вниз, но Гринева не могла успокоиться и обошла весь участок, внимательно вглядываясь в кустарники и заросли травы.
– Вы трупы ищете? – поинтересовался ее помощник.
– И вот не надо только этого иронического тона! – отвечала актриса. – Все может быть. На этой даче все, что угодно, можно обнаружить.
Подойдя к мангалу для шашлыка, она обследовала и его. Заглянула в большую яму для барбекю.
– Подозрительная яма! – покачала она головой.
После чего прошла к террасе и уселась в кресло, которое прежде занимала Светлана Федоровна Прибыткова. Павел Прокофьевич опустился на садовую скамью и сидел молча, глядя на актрису. Зачем ей нужно быть на месте Прибытковой? Она хочет войти в ее образ?
Он не ошибся. Лицо актрисы стало меняться. Именно лицо, а не просто его выражение. Приподняв чуть выше подбородок, она смотрела прямо перед собой. Глаза ее, казалось, меняли цвет – из серо-зеленых становились светлыми и холодными, точно весенние льдинки. Губы сжались, а впадинки на щеках увеличились, придав живому человеческому лицу неестественность лепки мраморной статуи.
– Я не похожа на Лепницкую, – заговорила она низким, чуть приглушенным голосом, – но я добьюсь полного сходства. Тогда посмотрим, кто кого. Она думает – я в ее власти. Ошибается. Она не любит никого. Но я заставлю ее ползать на коленях передо мной. Я ей припомню все обиды, все унижения. Она считала меня слабой и безвольной. Но мы еще посмотрим, кто сильнее.
Актриса внезапно замолчала. Затем лицо ее вновь начало меняться в обратном порядке – так, словно кто-то моделировал в компьютерном изображении фоторобот исчезнувшего человека. И вот оно приняло свое привычное выражение. Актриса глубоко вздохнула.
– Не могу долго находиться в этом образе. Боюсь даже минутного слияния с ним. Вы понимаете меня? – спросила она Чудина.
Ее зритель кивнул.
– Я боюсь заразиться эгоизмом. Я сдираю с себя все то грязное, мерзкое, что прилипает к нам в процессе жизни. Сдираю – и не могу содрать. Скажите, кто так устроил этот мир? Зачем?.. – Она немного помолчала. – Я вам скажу сейчас что-то такое, чего нельзя вообще-то говорить. Это хранят в себе. Но иногда… Так вот. Это случилось много лет назад. Моя мать умирала. И однажды, очнувшись, она вдруг спросила меня: «Так это что – спектакль такой? Мы играем спектакль? И мне в нем дали роль старушки с палочкой? А ты играешь мою дочь? А почему мне дали эту роль? Я не хочу ее играть! Я не хочу играть старушку с палочкой…»
Актриса посмотрела на Павла Прокофьевича. Он был потрясен ее откровенностью и не знал, что сказать.
– Кто придумал такие жестокие игры? Я спрашиваю вас об этом.
– Я не знаю.
– И для чего?
– И на этот вопрос у меня нет ответа.
– И у меня. Неужто Господь Бог так жесток, что заставляет нас страдать ежедневно и ежесекундно? Счастье – это далекие звезды-алмазы. Кто-то их видит в телескоп и заявляет, что они есть. Для астронома эти звезды – мираж. А для нас – миф. И только.
– Жизнь – это школа, – после долгой паузы проговорил изобретатель, – школа воспитания чувств. Мы должны в этом мире, где торжествуют смерть и предательство, взрастить в себе любовь. Это станет по-настоящему возможно, если школа не будет придуманной. Здесь все должно быть взаправду.
– На крови и на слезах? Так жестоко? Неужели научиться божественной любви можно только такой ценой?
– Быть может, Бог страдает вместе с нами. С каждым из нас.
– Мне не нужен страдающий Бог.
– Зато вы ему нужны.
– Я не могу любить страдающего Бога. Я могу его только жалеть. Но тогда он перестает быть Богом. Бог – это торжество радости, любви и света.
Чудин усмехнулся:
– Есть пословица: у Бога всего много. И сострадания, и света, и любви, и радости. Мы еще очень грубая материя. Мы – глина. Господь нас поднимает через страдания все выше, выше… Наши чувства становятся все тоньше… И когда мы станем такими же чуткими и просветленными, как ангелы, мы наконец-то все поймем и все почувствуем, что должны. Ну и потом, вы забываете – Господь ведь в каждого из нас вложил искру Божью. Она есть импульс к творчеству. Бог позволяет нам, дает нам право и возможность самим сотворить свою душу. У каждого был стимул к самосовершенствованию, но не каждый использовал его.
– Вы, случайно, священником не были?
– Упаси Бог! Я вне конфессий. Но я верю Богу. – Павел Прокофьевич помолчал и затем поинтересовался: – А почему вы все-таки сыграли Прибыткову? Вы именно ее подозреваете в убийстве?
– Ее подозревает Кронин – ему понадобились отпечатки ее пальцев. Ну и конечно, многое указывает на эту даму.
– И что вы сами почувствовали, войдя в ее образ?
– Любовь и ненависть. Она в кого-то влюблена и одновременно ненавидит этого человека.
– Но вы ведь, войдя в образ, упоминали Лепницкую? Не может же Прибыткова быть влюбленной в женщину. Или… может?..
– Они тут, вся эта теплая компания, распущены настолько, что им уже, по-моему, безразлично, к кому испытывать влечение. Главное в их взаимоотношениях – кто над кем будет властвовать. По взгляду, брошенному Прибытковой на Лепницкую, я поняла, что эта женщина берет пример с подруги, старается во всем быть на нее похожей, даже внешне. Вы не заметили?
