Текст книги "Зеркало Триглавы (СИ)"
Автор книги: Людмила Безусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
– Я Птах, – скромно представился мальчуган, – теперь ты знаешь и меня.
– Логично, – согласился Антон, – пошли.
А сам подумал, что не стоит быть таким доверчивым. Где гарантия, что параллельных миров не существует? Он привстал, окинул взглядом помещение в поисках хозяина, только сейчас сообразив, что платить-то ему нечем.
– Уже уходите, – подбежал к нему радушный трактирщик, – а что ж так рано? Посидели бы ещё, я Тимофею и его друзьям всегда рад.
– Я… – замялся Антон. Ну, как ему сказать, что денег нет, когда уже все выпито, съедено? – У меня… – он выразительно похлопал себя по одежде, в которой фасоном не предусматривалось никаких карманов.
– О плате не беспокойтесь, все давно оплачено. – Щеки толстяка были готовы лопнуть, такой широкой была его улыбка.
– Да? Тогда спасибо.
– Не мне, Тимофею скажешь, и за меня тоже, при случае, – хозяин благодарным жестом приложил руки к груди, почти незаметной в сравнении с его объемистым животом. Антон пожал плечами и, буркнув ещё раз «спасибо», красный от стыда, выскочил за дверь, где его тут же схватил за рукав поджидающий Птах.
ГЛАВА 3
Быстрым шагом пройдя через селение, Птах вывел парня к реке, где на берегу их ждала лодка. Полная луна во всем своем великолепии блистала на небе, но туманная дымка неумолимо заволакивала все вокруг. Лес в этом месте вплотную подступал к воде, сквозь переплетение кустов и деревьев разглядеть что-либо было трудновато. Впрочем, Антон не стремился к изучению достопримечательностей. Его больше волновало свое неопределенное будущее.
Пацан торопливо прыгнул в лодку, Антон за ним. Не дожидаясь, пока парень нормально усядется, начал грести.
– К чему такая спешка?
– Нас ждут, – лаконично ответил Птах. Парень дипломатично помолчал, но странное бегство его спутника из трактира не давало покоя.
– Птах, а что с Тимофеем произошло? – наконец решился спросить своего провожатого Антон.
– Хмель, – коротко ответил Птах. На удивленный взгляд парня добавил: – Я подлил ему в квас хмельного меда, оборотни не переносят хмеля, начинается неуправляемый перекидыш.
– Неуправляемый что? – не понял Антон. – Какой оборотень? – и замолк на полуслове, резко качнувшись вперед – лодка чиркнула дном по мели.
– Быстрей, быстрей, – Птах уже стоял на берегу и нетерпеливо приплясывал на месте.
– Темно ж, хоть глаз коли. – Нога его соскользнула. Антон со всего маху плюхнулся в воду: – Черт! Куда ты меня затащил? И луна как назло скрылась. – Птах молча дернул парня за руку и помчался бегом, не обращая внимания на возмущенные вопли своего эскорта о том, что он скоро лапти потеряет. Потом у Антона сбилось дыхание и орать стало затруднительно, тут бы успеть вовремя вдохнуть-выдохнуть. Ну, пацан, ну, спринтер!
Теперь только шумное дыхание бегущих нарушало тишину леса, замершего в тревожном ожидании. Правда, Птах еще раз напомнил Антону, чтобы тот не отставал, потому что сегодня он слабоват. В каком смысле может быть слабоват двенадцатилетний пацан, задуматься не было никакой возможности. Да и не получается думать, когда во весь дух несешься по лесной чащобе, где стороной скользят непонятные тени, раздаются утробные леденящие кровь звуки и изредка в отдалении мелькают разноцветные вспышки. Все мысли были только о том, чтоб скорей это все кончилось, особенно бег по пересеченной местности.
Наконец они выбрались из полосы тумана, и стало почти светло, благо луна опять светила, как прожектор.
Антон не удержался, притормозил Птаха и спросил:
– Слушай, а где мы находимся?
– Как где? – не понял тот.
– Ну, как называется этот мир?
– Это, – мальчишка обвел рукой вокруг себя, – Явь.
– То есть, реальность… – уточнил Антон. – Чудненько. Значит, я обретался до этого черт знает где…
Пацан не стал слушать его (чего тратить время на пустые разговоры, когда и так все понятно), побежал дальше, крикнув: – Давай скорей… Не отставай.
Вскоре он выскочил на поляну и резко затормозил перед темной избушкой, наполовину вросшей в землю.
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом, – срывающимся голосом произнес он с детства знакомую всем присказку.
И Антон воочию представил, как избушка, кряхтя и постанывая, выдирает из земли одну лапу, другую и в полуприсяде начинает поворот, скрипя всеми своими замшелыми бревнами.
Однако все оказалось гораздо проще – перед глазами будто птица махнула крылом, воздух вокруг пришел в движение – и путники увидели большой бревенчатый дом, но гораздо моложе и красивей покосившейся избенки. Нарядное крыльцо, украшенное затейливой резьбой, окна со фигурными ставнями, просторный двор с парой сараев – один совсем новый, а другой, судя по всему, ровесник той избушки, под которую маскировался дом. Входная дверь была плотно закрыта, над дверью висела уродливая маска Медузы Горгоны. Неожиданно маска раскрыла рот и препротивнейшим голосом заверещала:
– Кто стучится в дверь ко мне?
– (с толстой сумкой на ремне, – машинально продолжил Антон),
Коль чужой, гори в огне.
Если свой – то стой и жди,
Ближе к дому не ходи.
В наступившей тишине раздался протяжный скрип открывающейся двери, в проеме показался высокий силуэт и до боли знакомый голос произнес:
– Долго же ты добирался, братик…
Антон застыл, как громом пораженный, потом рванулся, схватил в охапку женщину:
– Не верю, не верю…
Людмила рассмеялась, уж больно комичный вид был у брата.
– Ты??? Что с тобой??? Что??? – задавал бесконечные вопросы парень.
Перед ним стояла сестра, нет, его СТАРШАЯ сестра. В черной копне волос уже пробивались седые пряди, на лице приметой возраста обозначились морщинки. Но, как ни странно, внешне Людмила выглядела совсем неплохо…
…Антон помнил, как удивлялись знакомые родителей, видевшие их вместе. Он – синеглазый светловолосый крепыш с вечно разбитыми коленками, ничем не выделяющийся из ватаги таких же, как он сорванцов, и сестра – его полная противоположность. Людмила-краса – длинные волосы цвета воронова крыла, которые она предпочитала носить распущенными, темные, цвета горького шоколада, глаза, вечная улыбка на ярких губах.
Любимая внучка их суровой бабушки, которая души не чаяла в ней.
Однажды Антон услышал их разговор – бабушка объясняла девочке смысл ее имени, которое сама же и дала внучке:
– Любимая, милая, мягкая, податливая, а посредине – твердое «Д», как удар головой о стенку. Это – стальной стержень, твердая опора, которая не даст согнуться, не даст пропасть в любой ситуации. Имя обязывает, рано или поздно оно себя проявит.
– А значение моего знаешь, ба? – влез в беседу Антон.
Бабушка поморщилась, не то, чтобы она не любила внука, но относилась к нему довольно-таки холодно:
– Человек, Антон, просто человек…. И когда приходит время – этот человек вступает в бой…. У каждого из нас своя судьба, и имя играет в ней не последнюю роль…
Антон и, правда, всегда был изрядным задирой.
Единственно, что роднило брата и сестру – высокий рост и большие, широко расставленные, глаза…
…Сейчас Людмила утратила очарование юности, но обрела нечто большее – красоту зрелой женщины. Ее грудной голос звучал властно и, как ни странно, завораживающе.
– Удивлен? А я ведь тебя, почитай, двадцать лет дожидаюсь. Зеркало-то с характером оказалось, расшвыряло нас как хотело…. Проходи, не бойся, – и добавила насмешливо: – выходи не плачь.
Антон поежился, ему стало слегка не по себе. Войдя в дом, с интересом стал осматриваться – интерьер почти один к одному повторял городскую квартиру Людмилы.
– Ностальгия, проклятая, поначалу сильно мучила, пока не разобралась, что здесь к чему.
Антон заглянул в подсобные помещения:
– Ого! У тебя здесь и ванна, и прочие излишества. Неплохо устроилась.
– Ну, я ведь ведьма не из слабых, да и с лесным народом дружу. Водяной мне сюда персональный родничок пробил, отплатил таким способом за небольшую услугу. Только, Антон, я сюда никого, кроме Птаха, не пускаю, оттого и охранное кольцо вокруг дома, и маска-сторож, и избушка-морок. Что во дворе моем происходит – снаружи не видно.
– Отзыв больно знакомый, – проворчал про себя Антон.
– Ну, брат, каков вопрос – таков ответ, – все-таки услышала его Людмила.
– А ты сильно изменилась, жестче стала…
– Это для тебя, братец, все только вчера было, а я, кажется, всю жизнь здесь живу, – грустно сказала сестра.
ГЛАВА 4
Людмиле повезло гораздо меньше, чем брату.
Она вошла в комнату как раз в тот момент, когда Антона закручивал в свою спираль черный смерч. Девушка закричала изо всех сил и кинулась на помощь брату. Она успела схватить его за ноги, остальное уже исчезло в взбесившейся круговерти. Огненная вспышка на секунду сделала все вокруг черно-белым, а потом осталось только черное, и Людмила от боли потеряла сознание…
…Очнулась она тоже от боли – суставы и мышцы выворачивало жесткой судорогой, тело будто пропустили через гигантскую мясорубку. Сил поднять голову не было, ужасающая слабость накатывалась волнами в промежутках между болезненными корчами.
– Антон, что случилось? – еле слышно простонала Людмила.
Ответа не было – вокруг шумел дремучий лес: ни тропинок, ни опушек, ни полянок, даже птиц и тех не слышно, только стоят огромные деревья-великаны, у подножия которых буйно кустится молодая поросль, густо переплетенная ползучими растениями. Превозмогая боль, девушка развернулась на живот, с трудом встала на четвереньки и поползла к ближайшему дереву, села, оперлась спиной о его шершавый ствол и в изнеможении закрыла глаза, снова рухнув в блаженное небытие.
Переход от забытья был резким, как прыжок в ледяную воду. Людмила заполошно вскочила на ноги, поскользнулась на влажной траве, едва удержалась на ногах. В голове панически стучало: – "Блин, опять проспала! Утро начнется с очередной морали – какая молодежь бестолковая пошла, не то что мы… И как не надоедает только?" – протерла глаза и застыла от осознания того, что торопиться-то никуда и не надо. Совсем…
– Да что ж это такое? – скорее просипела, чем произнесла она. Воды бы глоток, да откуда? Что делать-то, а?
Людмила была оптимисткой, к тому же точно знала (благодаря своим увлечениям), что смерть в столь юном возрасте ей не грозит. Она посмотрела на свою ладонь – линия жизни никак не изменилась и тянулась почти до запястья: – "Как минимум лет сто ещё проживу, так чего зря дрожать? Выбираться надо. К людям…".
Девушка подняла голову, зачем-то глянула на небо, безмятежно синеющее вверху. Были б крылья, полетела, а так – пешком придется, по бездорожью. Она с сомнением посмотрела на босые ноги, пошевелила пальцами, полюбовалась розовыми накрашенными ноготками, и до того ей стало себя жалко, что Людмила свалилась в траву и горько зарыдала. Однако плачь – не плачь, а идти-то все равно придется, не будешь же сидеть на одном месте, и ждать неизвестно чего. Главное, не паниковать, уговаривала она сама себя, вон Робинзон вообще на необитаемый остров попал и ничего, выжил…. А тут всего-навсего лес…
А вдруг здесь водятся хищники? Или еще что похуже? Придумать, что может быть хуже хищников, Людмила с ходу не смогла. Немного успокоившись, она побрела по лесу. А что еще оставалось делать?
Темнело. Конца-края лесу не было видно и надежда, которая, как известно, умирает последней, доживала последние минуты. Людмила брела из последних сил. Только тупое упрямство, которым она отличалась с детских лет, заставляло ее еще как-то передвигать ноги.
ВСЕ! Девушка устало опустилась у подножия ближайшего дерева с необычайно густой кроной и буквально на минутку прикрыла глаза…
Проснулась она много часов спустя, когда в лесу уже давно царила ночь, но странная ночь – темная, тихая, неживая. Все застыло в молчании, и даже свет звезд, пробиваясь сквозь кроны деревьев, казался искусственной подсветкой в этой нелепой постановке, срежиссированной специально для нее – для Людмилы.
Театр одного актера – внезапно перед девушкой возник высокий изможденный старик. Он злобно уставился на Людмилу. Его лицо искривилось от едва сдерживаемого гнева, глаза полыхнули ярко-красными угольями. Плащ, скрепленный у горла сверкающей фибулой, колыхнул неожиданный порыв ветра. Старик наклонился над лежащей девушкой, внимательно всмотрелся в ее лицо, потом, указав на нее длинным костлявым пальцем, воскликнул "Ты! Наконец-то…", оглушительно захохотал и исчез. Девушка испуганно вздрогнула и пробудилась окончательно. Она обхватила плечи руками и задумалась. Было непонятно – откуда в её сновидении взялся этот старик, которого она никогда в жизни не видела. Насколько ей помнилось, приснившееся отражает только то, что когда-то виделось в реальной жизни, а такого колоритного старикана Людмила обязательно запомнила бы, даже увидев мельком. "Кошмарный старик, – она поежилась, – ладно, куда ночь, туда и сон…". Она провела рукой перед лицом, будто снимала с него невидимую пелену, подула на раскрытую ладонь, отпуская свое видение прочь, и только потом сообразила, что ночь-то совсем не кончилась, просто слегка светились стволы деревьев – неживым, фосфоресцирующим светом, отчего казалось, что уже светает.
Тревожный сон не принес облегчения, кажется, стало еще хуже, чем было раньше: болезненно разнылись содранные о выступающие корни и сухие ветки ступни. Широченное платье с дурацкой вышивкой по подолу то и дело норовило сползти с плеч. До спазмов в желудке хотелось есть, а еще больше пить.
И было очень страшно сидеть в одиночестве неизвестно где. Очень…
Людмила машинально принялась крутить на пальце кольцо, доставшееся ей в наследство от бабушки, которая обожала внучку, похожую на нее, как две капли воды. Старинное серебряное кольцо, а точнее перстень с необычно ограненным аметистом не имел большой ценности, но Людмила, надев его один раз, никогда больше бабушкин подарок не снимала. К тому же она заметила, что, напряженно думая над замысловатым вопросом, крутит и поглаживает кольцо и решение приходит само собой.
Глядя невидящим взглядом в темноту, девушка почувствовала, что кольцо стало теплее. Она опустила глаза, рассматривая его. Вокруг камня появился бледно-сиреневый ореол: – "Ещё посижу здесь чуток, и мне все вокруг будет светиться". Тоска сжала сердце, а в носу внезапно защипало…
Сморгнув слезу, Людмила опять стала смотреть на чужой ей лес. Неожиданно лес подмигнул ей теплым, живым, чуть дрожащим огоньком. Не веря себе, девушка вскочила на ноги и, забыв про боль, кинулась напролом через кусты к спасительному маячку. Она ни минуты не думала о том, что это может быть ловушкой, что там может быть опасность.
Нет! Людмила бежала, как ни бегала никогда в жизни.
Больше всего она боялась, что огонек погаснет или потеряется из виду, а она опять станет блуждать в темном лесу, пока голод, холод и, самое главное, страх не сведут ее с ума окончательно.
Растрепанная, потная, исцарапанная колючими ветками кустарников, через которые Людмила прорубалась, как вездеход, она выскочила на полянку, окруженную кустами боярышника и дикого шиповника, и увидела деревянную избушку, которая наполовину вросла в землю. Не помня себя от радости, она рванулась к ней из последних сил и у самого порога потеряла сознание.
Пришла Людмила в себя, как оказалось, много дней спустя. Блуждание по лесу закончилось нервным срывом, осложненным какой-то особо коварной простудой. Но об этом девушка узнала гораздо позже, а сейчас она с интересом разглядывала комнату, в которой очутилась.
А комната была очень необычной, очень…
Взгляд охватил почти все: низковатый потолок, бревенчатые стены, сплошь увешанные пучками трав, полочки с глиняными кружками и тарелками, человеческий череп (ой!) на столе, лавки вдоль стены, маленькие окошки с пестрыми занавесочками, вышитые необычными узорами. В общем, очень тщательная стилизация под русскую старину, сделала вывод Людмила.
Рядом с её постелью дремала небольшая сухонькая старушка, свесив голову на грудь и слегка всхрапывая во сне.
Девушка неловко повернулась и старушка, услышав шорох, тут же проснулась.
– Наконец-то очнулась, – ласково сказала она, – я уж думала не выхожу тебя, что только ни делала.
– Кто вы? – хриплым от долгого молчания голосом спросила Людмила. – И где я?
– Кто я? – повторила старушка, поднимаясь с низкой табуретки. – А я, девонька, местная ведьма. Вышла поутру на крылечко, а у меня гостья во дворе лежит, безмолвная, тихая. Повезло тебе, что ко мне попала. Не знаю, откуда ты взялась, но ничего из того, что ты в бреду говорила, я и слыхом не слыхивала. Как зовут тебя, а, красавица?
– Людмила, – сказала девушка, напряженно думая, как же ее сюда (куда сюда?) занесло.
– Людям, значит, милая, – проговорила ведьма, – хорошее имя, доброе. Не опозорь теперь, – неожиданно закончила она.
Ничего не поняв, девушка неопределенно пожала плечами.
– И никому без особой на то надобности имя свое не называй, – заметив ее жест, продолжила ведьма, – ибо знающий сокровенное получит власть над твоей жизнью и смертью и легко подчинит тебя своей воле, сделав игрушкой в чужих руках. И даже кольцо тебе не поможет.
Она резко протянула скрюченные пальцы к кольцу, но дотронуться до него не решилась, потому что камень вдруг налился изнутри угрожающим фиолетовым пламенем и начал как-то странно потрескивать.
Испуганная Людмила отдернула руку и спрятала её под лоскутное одеяло, решив вообще ничего о себе не рассказывать, но старая ведьма, казалось, сама все знала.
– Часть силы для борьбы кольцо тебе даст, часть в тебе самой сокрыта, от той, что кольцо подарила, досталась. А разгадка твоя, девонька, в Черном замке. Сама только не вздумай туда соваться, в одночасье погибнешь, никак тебе нельзя туда. А пока помощь не придет, живи здесь, я оберегу, насколько смогу.
Больше ничего объяснять ведьма не стала и разговора на эту тему не заводила.
"Кто придумал, что ведьмы злобные существа, старушка – милейшее существо", – частенько думала девушка, наблюдая за своей спасительницей. Та возилась с ней, как с собственным ребенком. Вскоре Людмила совсем окрепла. Стала помогать по хозяйству, благо хлопот было немало – старушка держала козу и десяток курей с задиристым петухом, почему-то невзлюбившего постоялицу. Ходила девушка со старушкой в лес за травами, однако сама от избушки ни шагу не ступала. Честно говоря, она просто ждала, что скоро появится Антон и разом решит все проблемы с возвращением домой.
Время шло, жизнь в лесной избушке текла неторопливо и размеренно. Людмила удивлялась всему, что видела. Ей порой казалось, что она попала в сказку, столько необычного было вокруг. Пыталась расспрашивать ведьму, но та только отмахивалась, говоря "всему свое время". Да Людмила и сама во многом разобралась, девушка она была неглупая, «начитанная». Одно был непонятно – где же она все-таки очутилась и почему.
Она не раз возвращались к последнему вечеру дома, словно заново переживая все, что случилось: – "Брыкающиеся ноги Антона в центре пульсирующей воронки, дырочка на левой пятке, – помнится, мелькнула у меня тогда мыслишка "зашить надо", – потом огненная вспышка и все… А перед этим – я ушла варить кофе, оставив брата в комнате…" – и опять перед глазами: ноги с окаянной дырочкой на пятке, воронка на месте письменного стола, вспышка…. И как озарение: – "Зеркальце… Я положила его на стол. Неужели оно? Но как? При чем здесь мы?".
Конечно, она рассказала ведьме о том, до чего додумалась. Старушка помрачнела, сказала только: – "Игры богов… Я пособить ничем не могу…". Людмила расстроилась – видела же, как люди приходят к колдунье за помощью в щекотливых делах. Помогала ведьма не только людям, но и лесному народцу. Со многими старушка просто дружила. Особенно привечала она почему-то Лешего, страшного, грубоватого, но удивительно милого с теми, кто ему нравился. Он любил поболтать вечерами о том, о сем, вдоволь посплетничать с ведьмой о лесных делах, попить чаю с редкими душистыми травками, которые носил в избушку вместе с грибами и ягодами.
К появлению Людмилы отнесся весьма скептически, долго к ней присматривался. Увидев однажды, как девушка сидит в позе лотоса, не постеснялся и своими корявыми пальцами пощупал, есть ли кости в теле, хмыкал, ухал, а потом спросил, что это такое она выделывает.
Раздосадованная йогиня, которая жутко не любила отвлекаться во время занятий, довольно резко сказала:
– Это йога, специально адаптированная для женщин, помогает концентрации сознания и оздоравливает организм в целом, гимнастический комплекс плюс медитация.
Неясно, что понял Леший из заумного объяснения, но замолчал он надолго. Зато и вывод сделал неожиданный:
– Бабская йога, значит, а ты теперь, девка, Баба-Йога…
С его легкой руки и все остальные стали звать Людмилу Бабой-Йогой, вскоре превратившееся в Бабу-Ягу. Она же, узнав обо всем, долго смеялась, а потом рассказала Лешему, как на самом деле выглядит настоящая бабка-ежка: старая злобная старуха с костяной ногой, с носом крючком и горбом, лежит на печи, добра молодца поджидает, чтоб съесть его под настроение на ужин.
Леший успокаивающе махнул рукой:
– Не переживай, у тебя все впереди еще.
Внезапно обидевшись, девушка осеклась на полуслове…
Людмила не раз спрашивала себя, почему она оказалась здесь, какая сила перебросила ее в этот мир? И почему нынешняя примитивная жизнь нравится ей куда больше, чем прежняя? И это странное ощущение, как будто она вернулась сюда после долгого отсутствия, а теперь вспоминает, как ей здесь было хорошо и спокойно. Вот только память эта не рассудочная, а телесная…
Распахнутая дверь в утро, мокрое после ночного дождя крыльцо, свежий ветер в лицо, бодрящий запах хвойного леса, недавно проснувшегося от зимнего сна, солнце, бьющее в глаза, и радость, переливающаяся через край, радость от ощущения, что этот мир принадлежит только тебе…
Шершавый теплый ствол дерева под рукой (как хочется прижаться щекой, услышать биение чужой жизни!), тихий шорох листвы, опадающей уже не первый день, звонкий плюх падающих желудей, красно-желтое сияние, озаряющее лес, печаль, прощание с летом…
Кружевное чудо на ладони, упавшее с неба, его непостижимое превращение в капельку воды. Любуясь им, не замечаешь холода, проникшего под легкое платье. Ловишь еще одну, еще…. И постигаешь, что любая жизнь на весах времени, как снежинка на ладони…. И меркнет свет, и молкнут звуки…
На рассвете бег по мокрой от росы траве, упругий ветер на взлете приятно холодит обнаженное тело, земля несется навстречу, слишком крутой крен, не страшно, вверх, вверх, к облакам, пока в крови бушует пламя….
Правда, вскоре произошли события, после которых вопросов стало меньше, а хлопот куда больше.
