Текст книги "Зеркало Триглавы (СИ)"
Автор книги: Людмила Безусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Не верит он в успешность наших поисков, – усмехнулась ведьма, – что ж, помог и ладно. Если Леший ничего не напутал, то ждать, пока туман развеется, недолго. – Она немного помолчала: – Тихо-то как…
– Давно уже так. Пустой лес стоит… Я вот что все время думаю, – кот прилег рядом, – почему лесовик в сторонку отходил, когда в медведя и обратно превращался?
– Да неприглядное это зрелище: наизнанку выворачиваться. Впрочем, я не знаю, как это у нежити бывает, но в любом случае – дело интимное, для чужих глаз не предназначенное.
– Хотелось бы глянуть…
– Оно тебе надо?
Кот примолк. Хватило его ненадолго:
– Смотри, – хвост его изогнулся, как вопросительный знак, – а это что?
– Где? – А ведь не соврал Леший, дымка становится полупрозрачной. Уже немного видны очертания елок, стоящие вкривь и вкось, понуро опустив свои макушки, а между замшелых стволов маячит чуть более светлый силуэт. Женщина, судя по одежде и длинным волосам. Но откуда?
Ведьма вскочила и устремилась к ней:
– Стой! – Женщина в белом и не думала убегать. Она смотрела на Людмилу и по лицу её, изнуренному потаенной кручиной, текли слезы.
Давно забытые ощущения захлестнули Людмилу, она с трудом боролась с ними. Хотелось кинуться к незнакомке, прижаться к ней, уткнуться в колени, как в детстве бабушке, выплакать все свои горести и печали за долгие годы одинокой жизни – без любви, без друзей, без надежды на возвращение. Незаметно для себя ускоряя шаг, ведьма приближалась к женщине, когда та развернулась, не оглядываясь, пошла прочь. Людмила рванулась следом, но обо что-то запнулась и, упав, распласталась на земле, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба. Негодующе мяукнул невзначай придушенный ею кот.
– Чего под ноги лезешь? – прикрикнула на него ведьма.
– Нет бы, спасибо сказать. Доброе слово оно и кошке приятно, а такому коту, как я, тем более, – самодовольно промурлыкал Баюн, вылизывая встрепанную шерсть.
– Сам себя не похвалишь, ходишь, как оплеванный, – парировала Людмила. Жизнь, похоже, возвращалась и к ведьме, и к котофею, раз они перешли на обычный ёрнический тон. – За что это тебя благодарить, просвети, пожалуйста?
– За то, что от беды спас. Видела бы ты себя, когда побежала за этим мороком. Ни дать, ни взять – бобылка в погоне за свободным кавалером.
– Что б ты понимал… – Не будешь же рассказывать хоть и умному, но все же коту, какие иногда мысли посещают людей. – Я просто хотела разобраться – кто это?
– И заодно дорогу к Кащею узнать, как же, как же… – понимающе закивал Баюн. – И что – разобралась?
– Ты помешал! – опять разозлилась ведьма. – Под ноги подлез!
– Да вы с ней похожи, как две капли воды. Поставь рядом, не различишь, особенно когда ты тоже слезы лить начала. – Людмила потрогала щеки. Надо же, мокрые. Она и не заметила. – Думать надо иногда, а не бежать сломя голову. Не дома чаи пьем… Если даже Леший смотался отсюда, то и нам пора когти рвать.
– Я не смогу, – засмеялась ведьма суровой тираде, – у меня когти короткие. Да и не на прогулку я вышла, знаешь ведь.
– Вот-вот, а ведешь себя, как дитя малое.
– Поняла, бдительность удвою. Так что ты там про похожесть говорил, давай подробнее.
– Эта в белом вылитая ты. Откуда взялась, чего хочет – непонятно. Да вон, смотри, стоит, ждет.
Людмила сощурившись, пригляделась. Её зрение с кошачьим, конечно, не сравнить.
"Да, ждет. И, впрямь, похожа. Не так, чтобы слишком, а как сестра. Сомневаюсь, что у меня здесь есть родственники, кроме Антона. Тогда в чем дело? И почему у меня возникло такое чувство близкого родства? Меня простым мороком так легко не заманишь, а я подвоха не чую".
– Что, Баюн, вызываем огонь на себя?
– В каком смысле?
– В самом прямом – пойдем и спросим, чего ей от нас надо, а потом будем действовать по обстановке.
Ох, как не хотелось коту, а деваться некуда. Острым глазом приглядывая пути для отступления, Баюн потихоньку поплелся за ведьмой.
Трудно принимать решения, а если что надумал, так и делать надо одним махом. Людмила проворно преодолела половину расстояния, отделяющего их от женщины, оглянулась на Баюна – идет следом, как миленький – глядь, а белый силуэт опять едва виден. Ускорила шаги, потом побежала. Нет, ближе подойти не получается, так и маячит светлое пятно где-то впереди.
– Стой, котофей, передохнем, – ведьма плюхнулась за ближайший куст с редкими пожухлыми листьями, стараясь укрыться от глаз женщины. – У меня такое ощущение, что нас ведут.
– Покорных судьба ведет, непокорных тащит, – философски отозвался кот.
– Ты считаешь, что если мы не пойдем сами, нас поволокут? Знать бы ещё кто – друзья или враги.
– Откуда у нас в этом прОклятом лесу друзья? – мрачно пробурчал Баюн.
– Почему прОклятом?
– А какой ещё? Ты глянь вокруг…
Преследуя ускользающую незнакомку, Людмила почти не смотрела по сторонам, только вперед и иногда под ноги, чтоб не переломаться ненароком. А теперь словно прозрела.
Одиночные квелые деревца непонятной породы росли вкривь и вкось, с трудом пробиваясь через нагромождения догнивающих деревьев. Редкие пятна чахлой зелени выглядели здесь противоестественными. Настоящим казался только этот колоссальный могильник, который возник на месте уничтоженного леса. Повергнутые склизкие стволы, смердящие завалы валежника, груды перепревшей древесины, рассыпающейся от прикосновения, ничего, кроме омерзения, не вызывали. Да ещё эти отжившие свой век деревья – бледные, с содранной корой, с нелепо торчащими обломками сучьев – погребальными свечами вставали перед глазами. Ведьма вздохнула:
– Что делать, ума не приложу…Вот уж забрели, так забрели.
– А двойник твой исчез, – злорадно доложил Баюн, – ну и баба, завела и бросила.
– Я думаю, нам вглубь этой помойки идти надо, но как представлю, что там дальше может быть, так и хочется повернуть обратно. – Людмила сделала вид, что не уловила кошачьих намеков, без опаски встала (кого бояться? тишина стоит такая, что муха пролетит, слышно будет), потопталась на месте. Ноги по щиколотку утонули в мелкой трухе. – Лишь бы зыбунов не встретилось, там точно завязнем. Перекусим, и в путь.
Поесть кот всегда был не прочь, но не в этот раз. Напряженное тело его вытянулось в струнку, уши стояли торчком, на морде было написано величайшее изумление.
– Плачет кто-то… Жалобно так.
– Где?
– Не пойму. Кажется, там, – котофей махнул лапой, показывая направление.
Замерла Людмила, прислушиваясь. Нет, ничего не уловила – замерло все в безмолвии: ни посвиста ветра, ни шороха.
– Пойдем туда?
– А поесть? Так и помру голодным, если что…
– Не в этот раз, – ведьме хотелось скорей выбраться из этого гиблого места. – Далеко только не отбегай, я за тобой не поспею.
– Так я тебе и поверил, беглянку догоняла, небось, ветер в ушах свистел, мне на четырех лапах за вами угнаться трудно было.
Ведьма досадливо поморщилась. Кому приятно упоминание о собственных промашках – а тут она явно оплошала, потому и занесло их, бес знает куда. Баюн нырнул в пролаз между деревьями, Людмила поспешила за ним, с отвращением отводя руками белесые лишайниковые бороды, которые так и норовили мазнуть по лицу. Потом сообразила, что с таким же успехом может использовать свое многострадальное помело, бесполезным грузом висящее за спиной. Ему-то уже все равно, во всяких переделках побывало.
"Ай, да умничка Баюн, заботливый мой! Хоть и ерепенился поначалу, но обо мне думает, дорожку ладную выбирает, в одиночку, наверное, уже выбрался отсюда", – Людмила видела впереди только мелькание черного хвоста, который, изгибаясь, показывал, куда удобнее будет свернуть, и шла за ним, как по маячку. Сам кот на ненужную беготню и никчемное ожидание время не тратил. Не маленькая ведьма, не в первый раз по лесу бредет, разберется. Вскоре и Людмила услышала тоненький писк, а потом догнала котофея, замершего в недоумении.
– Чары… – прошептал Баюн.
Впереди, за деревьями, виднелся высоченный частокол из заостренных бревен. Писк доносился оттуда. Ведьма облегченно перевела дыхание:
– Мой гребешок сработал, значит, правильно шли. Антон был здесь. Узнать бы ещё куда ушел и ушел ли… И кто там сидит, за изгородью.
– Нет здесь их никого, – веско сказал кот. – Пошли дальше.
В ответ на его слова верещанье стало громче, перешло в непрерывный визг. Баюн не выдержал:
– Гляну, кто там так отчаянно вопит.
Он подбежал к частоколу, подпрыгнул повыше, закогтился, как заправский скалолаз, и полез вверх. Людмила с интересом наблюдала за ним, в душе гадая, свалится или нет. Уж больно обленился Баюн в последнее время, совсем не напрягал себя излишними телодвижениями, птичку зазевавшуюся словит и все, ходит довольный весь день, охотник. Да ещё и поучал Бабу-ягу, что смысл его жизни не доступен для её женского ума. Жаль, ни разу не уточнил он, в чем же заключается этот смысл, уж Людмила нашлась бы, что ответить зазнайке.
Кот тем временем благополучно добрался до верха, заглянул за забор, и, как ошпаренный, скатился вниз, фыркая и отплевываясь. Ведьма кинулась к нему:
– Что там?
– Вот гаденыш, – ругался кот, лапой щупая подпаленные усы, – помогай таким. Только выглянул, он в меня струей пламени прицельно плюнул.
– Да кто там? – спросила Людмила, копаясь в сумке со снадобьями, выбирая, чем лучше подлечить обожженную кошачью морду: настоем мятной травы охладить или бузинным цветом боль снять.
– Змиуланчик-недоросль. – Ведьма оторвалась от своих раздумий и удивленно вскинула брови. – Машет заполошно крыльями, ни на забор, ни на землю сесть не может, перепуган. Сам выбраться не может, и на спасителя кидается почем зря. Пошли отсюда, ну его к Лешему… Пусть сидит, как сидел.
– Э, нет, постой, – Людмила старалась перекричать отчаянные вопли, которые здесь, у частокола, звучали с интенсивность ультразвука. – Чары надо снять, он ведь погибнет там. Совсем маленький, да? Жалко ведь, их и так мало. – Она задумалась: – Птах про змиуланов знает, они не опасны, чего ж тогда Антон гребень кидал непонятно. Ведь предупредила – только когда невмоготу станет.
– Похоже, не по силам стало, – кот показал на выгоревшие проплешины и обугленные деревья, которые даже на фоне мрачного леса смотрелись устрашающе.
– Отойди подальше, – Баюн в два прыжка отскочил метров на десять. Понимает…
Ведьма прикрыла глаза, настраиваясь на нужную волну. Накладывать чары легко, снимать гораздо труднее, тут умеючи действовать надо, чтобы самой в поруху не попасть. Редко колдуньи ворожбу собственную разрушают, не принято это у них, давать обратный ход заклятьям, чай, не фокусы показывают, силу природных стихий призывают.
Горячая волна пошла от ног вверх, заплескалась внутри, закручиваясь в животе тугой огненной спиралью. Сверху, как ледяной душ, хлынул поток живительного холода, сплетаясь с жаркой стихией в одно целое. Забурлила, заиграла сила чародейственная, ища выхода. Теперь бы не опоздать, иначе разорвет на клочья мелкие, по ветру развеет. Боясь выплескать накопленное раньше времени, сделала Людмила шаг к частоколу и пожалела, что далековато от него встала, вплотную надо было бы. Коснулась рукой шершавых бревен, пошла вокруг, повела линию незримую – сама-то видела, как бело-оранжевый след тянется за её рукой – замкнула кольцо.
Тонкая линия на миг стала видимой, потом бревна, будто ножом, снизу подрезали. Посыпались, с грохотом ударяясь друг о друга, разлетелись на мелкие обломки, закружились щепочки над головой ведьмы и половинкой сломанного гребня упали в подставленную ладонь. Она облегченно выдохнула, воткнула гребешок в спутанные волосы: – "Пригодится красоту наводить, а вторая половина силы уже ни имеет. Так пусть и торчит в земле веки вечные", и чуть не оглохла от визготни над самым ухом. Жаром опалило правую щеку.
– Ну, хватит, хватит, успокойся, – ведьма вытянула руку. Улыбнулась, разглядывая спасенного. О детях Змиулана она только слышала, видеть воочию не приходилось. Бывало, рожали иногда одинокие женщины от огненного змея, но редко выживали змееныши. Бабки-повитухи относили их сразу в лес, бросали на погибель верную, приговаривая – "как родился, так и в пол ушел", а зачарованную Змиуланом тащили к ближайшей ведунье на отчитку. Людмила тоже отчитывала одну такую, совсем зачахла бедняжка, иссушила себя тоской-кручиной по змею огненному, но у той, помнится, детей не случилось.
Змееныш, чуть больше локтя длиной, судорожно вцепился коготками в рукав ведьминой душегрейки и затих, изредка взмахивая для равновесия перепончатыми крылышками. Его вертикальные зрачки пульсировали в бешеном ритме, порой перекрывая всю золотистую радужку глаза. По зеленоватой гладкой шкурке иногда пробегали огненные лепестки, отчего казалось, что держишь на руке сгусток живого пламени. "На дракончика похож, – подумала Людмила, – мультяшного: большеголовый уродец, но симпатяга. Вроде безобидный, что ж его Антон так напугался?".
– Ты с ним аккуратнее, – издалека предупредил Баюн, – слишком близко держишь.
Людмила отодвинула руку от себя. Змееныш опять заверещал, внезапно сорвался с места и стал нарезать круги вокруг Людмилы, ощутимо подталкивая её сзади. Она сначала не поняла, чего он от неё хочет, а потом подчинилась. Спасенный порхал немного впереди, а ведьма и кот шли за ним. Если они мешкали, змееныш зависал в воздухе, поджидая, а потом опять отлетал немного. Баюн убежал вперед, догнал змееныша, вопросительно мяукнул. Змиуланчик заверещал тоненько, издавая переливистые рулады, зависнув прямо перед мордой кота. Когда ведьма подошла к ним, разговор, похоже, закончился, а суда по удовлетворенному виду котофея, он узнал все, что хотел.
– Нет, ну и гад же Кащей… – запальчиво начал Баюн.
– Величайший злодей всех времен и народов, – серьезно подтвердила Людмила, – а ты в этом сомневался?
– Нет, конечно, – заюлил кот. – Представляешь, он змееныша этого в лесу нашел, умирающего, подлечил слегка. Потом, вместо того, чтобы отпустить детеныша восвояси, сказал – "все одно тебе погибать, а так службу мне послужишь", накинул на него обличье Горыныча и посадил, как цепного пса, замок охранять.
– Так ведь всегда было – добром за добро платить. Чего ты удивляешься?
– По своей воле, а змеенышу и выбирать не дали. Если бы Кащей не погиб, так до самой смерти ему бы служил.
– Погиб? Откуда знаешь?
– Да, это же самое главное… – спохватился Баюн, – как погиб, змиуланчик не знает, только понял, что свободен, а вот выбраться из-за твоего частокола сам не смог.
– А куда сейчас нас ведет, ты спросил у него?
– К замку Кащееву, куда ж ещё. Хочет лично убедиться, что хозяина его больше нет.
Людмила вопросительно глянула на зависшего в отдалении от них змееныша. Самой бы поговорить с ним, расспросить об Антоне, о Кащее побольше узнать, да жаль – не обладает она талантом котофеевым с любым созданием немыслимым беседы вести. Чего нет, того нет… Одно радует – нет врага ее, ещё бы брата отыскать невредимым.
ГЛАВА 30
Змиуланчик привел их к холму, сиротливо торчащего посреди бурелома, завис над безлесной макушкой взгорка. По узкой извилистой тропке Людмила и Баюн взобрались наверх и очутились на открытой всем ветрам площадке, похожей на заброшенный теннисный корт – трава на нем местами вымахала по колено, а кое-где почти засохла. Края площадки отвесно обрывались вниз в густые заросли, которые подковой охватывали подножие холма. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилался все тот же безжизненный лес – безмолвный и мрачный.
В тишину оцепенелого леса ворвалась пронзительная рулада змееныша, похожая на скрип металла о стекло. Спустя мгновение издалека донесся точно такой же звук, но значительно ослабленный расстоянием. Змиуланчик встрепенулся, порскнул к ведьме. Людмила отпрянула от слишком пылкого во всех отношениях почитателя. Хватит, правая сторона лица до сих пор огнем горит. Змееныш разочарованно зашипел и, оставив после себя пламенный росчерк, в мгновение ока скрылся из глаз.
– Солнца бы… – Людмила прищурилась и сквозь ресницы глянула на небо без единого просвета, с грязно-серыми тучами без конца и края, – я уж и забыла, какое счастье его видеть.
Кот, словно не слыша, несуразным зигзагом бродил среди округлых валунов, выложенных сильно вытянутым прямоугольником. Камни, казалось, ещё в незапамятные времена вросли в землю своими замшелыми боками. Откуда они тут, на этом холме, несуразной бородавкой торчащей среди лесоповала?
– Ничего нет… – Баюн во весь рост растянулся на желто-коричневой жухлой траве. – Отдыхай…
– Чего нет? – не поняла ведьма.
– Ничего… – повторил кот, прикрывая глаза и явно намереваясь слегка подремать.
– А зАмок?
– Ты же видишь… – флегматично отозвался котофей.
Людмила, конечно, видела, но ведь Баюн сказал, что змиуланчик приведет их к обиталищу Кащея, а здесь – никакого намека на зАмок, только камни, да немного зелени у подошвы холма.
– Темнеет, – ведьма уселась на один из камней, неожиданно теплый, – ночевать здесь будем? Что-то не очень хочется, уж лучше в лесу укрытие какое-никакое поискать.
– Поздно спохватилась.
Да, раньше надо было думать. Низину заволокла беспроглядная темень, щупальца сумрака доползли почти до половины холма. Людмиле стало не по себе.
Вдруг, словно по заказу, поднялся ветер, разогнал хмарь, закрывавшую небо. Прощальный луч закатного солнца ударил в глаза, скользнул по валунам. Те, отзываясь на легкое прикосновение солнечного блика, загорелись бледно-розовым светом. Людмила соскочила на землю и испуганно уставилась на свое жесткое сиденье. Ей почудилось, что камень под ней зашевелился. Да нет, как? Такая громадина…
– Ты чего шумишь? – Баюн настороженно приоткрыл глаз и моментально вскочил на лапы, уже в полной боевой готовности, мигом превратившись в чуткий взъерошенный комок.
По всему периметру площадки, на которой они находились, вырастали полупрозрачные стены. Они вытягивались ввысь неравномерно, с натугой, пока окончательно не сомкнулись сводом далеко вверху. Подернутый дрожащей дымкой миража лес-суховершник маячил вдали. Редкие белесые стволы деревьев рывками раскачивались из стороны в сторону, отчего казалось, что они наступают, двигаются сюда, выворачивая огрубевшие корни из почвы, окружают холм со всех сторон.
Кот замер, настороженно встопорщил усы и одним длинным прыжком прыгнул вперед, на край площадки. Ведьма замерла на месте – Баюн за этой призрачной стеной тоже выглядел не очень: вальяжный угольно-черный красавец превратился в облезлую тень котофея.
– Отомри, – беззаботно крикнул кот, – ерунда все это: иллюзия, фата-моргана, игра света и тени. Отсюда этих стен не заметно.
Людмила с ужасом увидела, как силуэт котофея словно расплывается. Эфемерная преграда переливалась всеми оттенками черного.
– Быстрей обратно, – в панике закричала она.
Кот прыгнул. Иллюзорные стены как-то сразу стали реальны, и Баюн приземлился рядом с ней, шипя от боли. В воздухе летали клочья шерсти, а треть пушистого хвоста стала похожа на гибкую лозу. Ведьма бросилась к пострадавшему, но тот только отмахнулся:
– Не время.
Это он точно заметил. Какой хвост? Не до него, когда такие дела творятся.
Камни, нарочно уложенные кем-то – в этом теперь Людмила не сомневалась, – пылали кровавым багрянцем. Холодный пламень бросал отсветы на облицованные черными полированными плитами стены. На таком же каменном полу вокруг валунов, все больше напоминающих своими очертаниями свернувшихся калачиком людей, кристаллизовались льдистые лимбы. Они увеличивались на глазах, сливаясь в одно целое, пока не захватили все пространство, оставив свободным лишь небольшой пятачок, где стояли ведьма и кот. Когда морозные узоры затянули и выгнутый купол, вверх от камней устремились потоки слепящего света. Расплывчатый полумрак догорающей вечерней зари сменился сиянием летнего утра. У Людмилы от резкого перехода заслезились глаза.
– Кажется, мы попали туда, куда хотели, – прошептал Баюн, прижимаясь к ногам ведьмы, – только меня это почему-то не радует.
– В зАмок? – гнусаво, хлюпая носом, невпопад спросила Людмила. Из глаз все ещё текли слезы, не давая толком осмотреться. – С чего ты так решил?
– Похоже на то… Там какой-то пьедестал с креслом…
– Где? – ручей из глаз иссяк. Ведьма уставилась на широкие пологие ступени, около которых валялся меч-кладенец. Она, забыв обо всем на свете, кинулась поднимать свое оружие, крикнув на бегу Баюну: – Антон где-то здесь!
– Не факт… – уши котофея слегка шевелились, так же, как и его усы-вибриссы, ловя любые намеки на посторонние звуки и движения. – Просто так мечи не бросают…
Но зал был пуст и тих. Кроме них, двоих, никого здесь не было. Вдоль вытянутого нефа бессрочным караулом застыли рельефные колонны. Свет и тень причудливо переплетались на неровно отесанных боках, порождая странное ощущение, что потолочный свод опирается на изнемогающие от тяжкой ноши девичьи тела. Живые и страдающие… Баюн отогнал от себя назойливые мысли. Уж чужого он бы услышал по любому.
А вот чертовщина здесь творилась явная – наледь бесследно исчезла, не отставив от себя даже мокрого пятна. Тщательно отполированный каменный пол в центре зала оказался сплошь засыпан какой-то серой дрянью. Кот брезгливо принюхался – вроде бы ничем не пахнет, хотя нет, какой-то запах есть, но настолько слабый, что даже его чуткий нюх не может определить, что это такое.
– Иди сюда, – позвала издали Людмила, – глянь.
Баюн нехотя поплелся к ней. Непонятный тревожащий запах не давал ему покоя.
Ведьма склонилась над мечом. Иззубренный булатный клинок оказался источен ржой. Дотронься – рассыплется красно-бурыми порошинками. Массивная двуручная рукоять, обтянутая бычьей кожей для ухватистости, покрыта разводами плесени, словно её сто лет не касалась ничья рука.
– После Ильгиного подпола и то лучше выглядел, – Людмила оглянулась на Баюна. Тот отрешенно молчал, напряженно думая о чем-то своем, кошачьем. – Эй, ты где, вернись… – она щелкнула пальцами, – я говорю, Тимофей с Антоном меч отчистили, наточили. Он был как новенький, а теперь смотри сам, что с ним стало.
Баюн пренебрежительно глянул на кладенец – знала бы ведьма, что холодное оружие его, кота-пацифиста, мало интересует, не приставала бы с расспросами – и опять задумчиво уставился на колонны. Людмила махнула на него рукой: – «Помощник», и склонилась над мечом, размышляя, как вернуть обветшалому раритету вторую молодость. Пока ведьма возилась, котофей нырнул вглубь колоннады. Что он там надеялся отыскать, кто знает? Спроси Баюна, он и сам не ответил бы, зачем полез туда, ничего любопытного все равно не нашел. А вот самое интересное он пропустил, как и Людмила, у которой дело, наконец, сладилось – меч отозвался на чародейные старания ведьмы. И не только…
В глубине каждой из колонн засияло по огоньку. Тусклые вначале, они зажглись ярче самых ярких звезд и вырвались на волю колкими алыми лучами, скрестившимися в центре зала. Непонятая Баюном «дрянь» замерцала, поднялась над полом серым облаком, зависла неподвижно. Нечеткий силуэт, что проявился изнутри кокона, одним взмахом разогнал пелену мелкого праха и шагнул на свет, громко лязгнув костями ступней по каменному полу.
Клац…клац…клац…
Звук взорвал тишину, как первый выстрел из дуэльного пистолета.
Людмила обернулась – "Баюн чудит?", да так и замерла, полуприсев, с окаянным мечом в руках, который она силилась оторвать от пола. К ней, раскачиваясь незнамо как скрепленным остовом, торопился оживший скелет: желтоватые кости слегка постукивали друг о друга, напоминая задорные перестуки ложкарей. Вот только ведьме было не до веселья. Она будто наяву услышала голос Ильги: – "В одночасье погибнешь…Там твой дар силы не имеет, там иной промысел нужен". Какой промысел, какой? Кащей мертв, других врагов Людмила вроде не нажила. Может, эти ходячие мощи помощи какой-то от неё ждут? Женщина настороженно ждала, сосредоточивая силу, но все равно припозднилась. Черные провалы глазниц на миг вспыхнули фосфорно-зеленым светом, отвлекая внимание. Людмила и не заметила короткий взмах костлявой длани, лишь дернулась назад, когда всю её, с ног до головы, облепила непроницаемая пленка. Ведьма застыла хладной статуей, правда, ещё живой. Она все видела будто через мутное стекло, да и соображала пока. Но лучше бы она сразу умерла.
"Догнала, злодейка… доля горькая… Сразу бы убил, что ли, чего мучить…" – обездвиженная Людмила понимала, что в этот раз избавления не будет. Она с унынием (а что делать? не отвернешься никак) наблюдала за тем, как на костях мало-помалу нарастает плоть. Наливаются пока ещё бескровные мышцы, бьется внутри грудной клетки пульсирующий сгусток, проявляется такая до боли знакомая фигура – худосочная, серая, словно вывяленная на солнце рыба.
"Если такой умелец, что ж из себя красавца писаного не сделал? – думала ведьма, – глядишь, полюбился б кому, может, и стал бы человеком. Нет, этот бы не стал… – Финальным аккордом возрождения Кащея стал звучный багряный выплеск изо рта. Бессмертный деловито вытер кровавый ореол вокруг губ, размазал остатки ногой по полу и провел руками по телу, проверяя, всё ли на месте. – Да всё, всё там… и главное достоинство тоже… – злилась Людмила, – видел бы себя со стороны. Гол, как сокол… Посмешище…"
Из-за колонн высунулся котофей с навьюченной на спине ношей. Мигом оценил обстановку и отступил назад, намереваясь тихо дать деру. Да только тихо не удалось – его многострадальный хвост зацепился за копытца Птаха. Баюн дернулся. От резкого рывка щуплое тело бесенка, которое и без того едва держалось на спине кота, окончательно сползло к полу. Бум… Голова глухо стукнулась о каменные плиты.
Реакция Кащей была мгновенной.
– Аааа, вот и искатель приключений, – прошипел бессмертный. На ладони его, только что принявшей окончательную форму, черным цветком распустился сгусток мрака. Лепестки его затрепетали, хищно принюхиваясь, потом один из них протянулся к коту, пружинисто подхватил гуляку, поднял почти до потолочного свода и с размаху швырнул вниз.
– Не надо меня, я уник… – "…альный" заглушил сочный шлепок о верхнюю ступень того самого постамента, до которого кот ещё не добрался.
– Всего-то и уникального, что мозги диорийца, да немного мастерства Триглавы, – пробурчал Кащей, небрежно сминая в кулаке свое творение, – еще силу на тебя тратить. Я тебя создал, я тебя и убью… И так на свете зажился, счастье твое, раньше мне на глаза не попался.
Распластанный, словно камбала, кот вздрогнул, закашлялся, попытался приподняться. Короткая конвульсия, от которой шерсть поднялась дыбом, свела на нет его усилия. Кащей пинком ноги перевернул Баюна мордой кверху, заглянул в глаза. Мутная поволока затягивала их.
– Готов, – ухмыльнулся злыдень, – смерть уже набросила на него пелену, а она из своих объятий никого просто так не отпускает…
Судорожный вздох кота, который ну никак не планировал околеть в самом расцвете лет, перебил монолог Кащея.
– Надо ж, какая тварь живучая получилась, – он покачал удивленно головой, – ладно, гляну ещё. Потом… – многообещающе добавил бессмертный. – Очухаешься, может, и оставлю себе на потеху.
"Почему? Почему так? – Рассудок не мог постигнуть случившееся. Эмоции бурлили, не найдя выхода, непролитыми слезами оседали на сердце, застывшем стылой глыбой. – Баюн…Птах… Антон с Тимофеем, наверно, тоже… Все, все… все. Зачем и кто нас собрал вместе, оторвал нас от всего родного, привычного? И не спросил, хотим ли мы…".
– Точь-в-точь Триглава… как это у них получается – листка одинакового в лесу не сыщешь, а они, ишь ты, через поколения повторяются, как отпечаток одного лица. Кровь… – Кащей, подойдя вплотную, разглядывал ведьму. – Дождался… – удовлетворенно протянул он. – Как же старалась Непобедимая дочь свою спасти, жизнь не пожалела. Что, милая? – бессмертный подмигнул ледяной статуе, – несладко? А мне каково было, пока я додумался, как тебя сюда заманить?
Была бы воля, Людмила разорвала б его голыми руками – за всё. И за всех, погубленных Кащеем, за все злодейства, что успел натворить за века этот злыдень. От ярости мозг плавился, как шкварки на раскаленной сковороде: – "Ловушка, обычная западня, где приманкой стал Антон… А кто мне виноват, сама хотела одним махом от закавыки избавиться. Что он тут мне несет, елдык разговорчивый? Куда это он пошел? Куда он Птаха потащил?" – тщательно подавляемая волна паники захлестнула ведьму. Чувствование-то этот гад ей оставил, вот и бросало ведьму из одной крайности в другую.
Услужливый мозг тут же переключился от вечного вопроса "кто виноват?" на живописания адовых мук (это у него всегда хорошо получалось – творческая личность). Оно ведь как всегда бывает – любая угроза всегда страшна своей неопределенностью, а когда уже видишь и понимаешь её сущность, тогда и находятся способы, как с ней бороться, с бедой-то негаданной. А пока…
Воображение работало на всю катушку, да так красочно, что Людмила не обратила внимания, как Баюн приоткрыл один глаз – недобро блеснувший, ярый – и тут же захлопнул, старательно делая вид, что он коврик, просто безобидный коврик для ног, здесь, у массивного кресла, похожего на трон. Но, видно, почуяв, что явной опасности нет, котофей распахнул оба глаза, надсадно, с хрипом, втянул воздух. Потом конвульсивно дернул всеми лапами, нелепо задранными вверх, плавно перетек со спины на живот, полежал чуток, отдыхая, да и дал деру. Куда? Да хоть куда, лишь бы не валяться на помосте, открытом любому взгляду.
"Бежать. Бежать, не медля ни мгновения". – Кот был настроен решительно, но, выглянув из-за спинки кресла, передумал. Ледяная статуя недалеко от постамента посверкивала фиолетовыми искрами, которые силились изнутри разбить мерзлый панцирь. Полусогнутая фигура ведьмы, так и не выпустившей из рук зачарованный меч, застыла в несуразном развороте-полуприседе. Прерывистые слабые проблески делали её похожей на свечу – свечу, трепетный огонь которой старается задуть проказник ветер, а она изо всех сил сопротивляется его бесшабашному задору. Баюн просто не мог бросить её здесь. Он забился в уголок между основанием трона и полом, мелочно, как скряга, принялся взвешивать всё «за» и «против». Получалось – пятьдесят на пятьдесят, как ни крути. Баюн в отчаянии стукнул башкой о заднюю панель кресла. Что-то негромко хрустнуло. Кот прислушался к своим ощущения – вроде все, как было, голова не отвалилась. Сказать, что он совсем здоров, конечно, нельзя. Кащей хорошо приложил его, но заживет. Когда-нибудь…
Слабый сквознячок дотронулся до шерстки кота, слегка приподнял её и пощекотал кожу. Котофей ознобливо передернулся, недовольно развернулся и подпрыгнул от неожиданности. "Эти глаза напротив… – вот о чем пела Людмила, когда ей было особенно тоскливо", – сообразил Баюн. Из узкой щели на него уставились круглые немигающие глазищи, изумрудными звездами сияющие в темноте. Потом трон бесшумно поехал в сторону, расщелина немного раздалась, и из-под пола вылезло низенькое сутулое существо, сплошь заросшее густой длинной шерстью. Волосатый «холмик» подобрался поближе к отползающему назад котофею (не любил он таких вот сюрпризов, вот не любил, и все), ухватил Баюна за ухо, с невероятной силой подтащил к себе упирающегося кота:
