Текст книги "Приключения парижанина в Океании"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 8

Мрачные страницы истории жизни Фрике и Пьера Легаля. – Логово бандитов. – Победа достается дорогой ценой. – После четырехдневного плавания. – Виктор так и не смог научиться произносить букву «р». – Новая Гвинея, или страна папуасов. – Самый большой после Австралии остров на земле. – Жители гор и жители побережья. – Разнообразие растительного мира. – Первый выстрел Пьера Легаля. – Жаркое пришлось весьма кстати. – Кенгуру. – Как пополнить запасы провизии, необходимой для длительного путешествия. – Саговая пальма.

– О чем ты думаешь, моряк? – спросил Пьер, заметивший, что друг его глубоко задумался.

Парижанин вздрогнул, словно неожиданно разбуженный знакомым голосом, но тут же овладел собой и ответил как-то слишком серьезно, что не вязалось с его веселым нравом:

– Я не в первый раз попадаю на атолл… И наш коралловый остров напомнил мне одно из самых драматических событий моей беспокойной жизни. Менее трех лет назад подводные гроты одного из островов, подобных этому, стали ареной жесточайшего сражения. Отважному экипажу французского крейсера, неотступно преследовавшему таинственных бандитов, удалось настигнуть негодяев у их собственного логова, на атолле, расположенном на сто сорок третьем градусе восточной долготы по Парижскому меридиану и двенадцати градусах двадцати двух минутах южной широты. То есть менее чем в ста восьмидесяти милях отсюда.

– Это же был мой корабль… «Эклер»! – воскликнул взволнованно Пьер. – И командовал им капитан Вальпре… мой командир.

– Да, такие события не забываются.

– Тысяча чертей! Все было действительно ужасно!

– Эти подлые бандиты, эти враги общества, о которых мы знаем лишь, что их зовут морскими разбойниками…

– Они вполне заслужили такое отношение.

– Головорезы оказывали бешеное сопротивление, и с каким остервенением, с каким страстным желанием убивать! Страшная была резня! Сражайся они за справедливое дело, их можно было бы считать героями. Розоватые ветви подводных коралловых зарослей покраснели от крови. Помнишь, Пьер, каким бешеным огнем встретили нас в этом темном коридоре, когда мы ползком продвигались вперед, следуя за нашим маленьким чернокожим принцем. Выстрелы, эхом отдававшиеся в гротах, ружейные вспышки, свист пуль, обломки скал, разлетающиеся в разные стороны, крики умирающих…

– Помню, конечно. Разве можно забыть такое? Но мы победили. Правда, это нам досталось нелегко… А в общем-то славные были времена…

– Да, действительно славные, с нашим добрым доктором, господином Андре, моим приемным отцом и названым братом.

– И командовал нами господин Вальпре, самый отважный моряк в мире.

– Я и сейчас ясно помню, как закончилась наша экспедиция, зрелище невероятное и в то же время совершенно реальное. Главарь бандитов, стоя посреди созданного кораллами зала со сводчатым потолком, который, казалось, оправдывая свое название «кровавая пена», истекал кровью, поднял свой карабин и, прицелившись в толстую стеклянную доску, вделанную в стену в глубине атолла, крикнул громовым голосом: «Этот грот станет нашей общей могилой, могилой морских разбойников». Он выстрелил! Стеклянная плита вдребезги разлетелась. Вода хлынула в грот, увлекая за собой мертвых и раненых, друзей и врагов… Потом раздался звук трубы, и мы отступили… Мы отступили, но одержали победу?

– Послушай, Фрике, сынок, ты очень взволнован. Право, для этого нет никаких причин. Наоборот. После того сражения господин Андре и капитан стали друзьями, да и мы с тобой тоже подружились. Все закончилось очень хорошо. Знаешь, вы здорово тогда поработали, хотя и оказались на борту военного корабля случайно. Без вас мы бы ничего не добились.

– Ты говоришь, что я очень взволнован, но ты не совсем прав, хотя я и впрямь не могу спокойно думать об этом событии. К чему скрывать? У меня такое чувство, что мы не смогли уничтожить всех своих врагов. Это сообщество морских пиратов было слишком могущественным, чтобы его можно было вот так сразу уничтожить.

– Как? Разве их треклятый корабль, который они могли по своему желанию превратить и в трехмачтовое судно, и в плавучую тюрьму, корабль с каким-то особым чертовым двигателем вместо обычной паровой машины, с пушками, замаскированными чуть ли не под рыболовные снасти, разве он не затонул на наших глазах внутри этого, как ты его там называешь, атолла?

– Да, он пошел ко дну на наших глазах. Но вот затонул ли он? Сомневаюсь. Кто может поручиться, что столь великолепное создание современной науки не превратилось в подводный корабль? Кто может доказать, что он не вышел из своего недоступного укрытия еще более опасным, еще более неуязвимым, чем был до этого, и что сейчас он не бороздит океан?

– Вообще-то все возможно. Но их самый главный мерзавец, живший в Париже чуть ли не во дворце, утонул в сточной канаве во время бегства, когда его собирались схватить, он-то действительно отправился на тот свет.

– Мы знаем лишь, что после страшного ливня в одной из сточных канав, сообщающихся с домом, в котором жил предполагаемый главарь этих бандитов, был найден труп с лицом, изъеденным крысами, его невозможно было опознать.

– Тысяча чертей! Ты прав. Но тогда, значит, нам придется все начинать сначала.

– Вероятно, и положение у нас сейчас весьма плачевное: без гроша за душой мы рассеяны по всему свету. Нам-то с тобой бедность не страшна, но…

– Да, ведь у нас на руках ребенок! Бедная девочка!

– Ты тоже ее не забыл!

– Я? – с неожиданной живостью воскликнул Пьер Легаль. – Разве мог я забыть это милое создание?! Право, ты лишился рассудка, сынок. Она и сейчас стоит у меня перед глазами, с ее длинными пшеничными косами и с огромными голубыми, как небо, глазами. Как сейчас слышу ее нежный голосок. Она говорила мне, когда я, проведя месяц на суше, начинал скучать по запаху гудрона и, стоя у окна, барабанил по стеклу: «Ничего не поделаешь, милый Пьер, вы тоскуете по морю, вам надо поскорее отправиться в плавание и постараться как можно скорее вернуться обратно. Я буду скучать без вас, я буду обязательно вам писать. О, мне известно, что такое тоска по океану. Для моряка океан – родина. Ведь я – дочь моряка». Видишь ли, ее слова, ее голосок дороже мне, чем команда: «Внимание, меняем курс». Я слышу это сердцем, – закончил боцман, ударив себя кулаком в грудь, и удар этот прозвучал как удар гонга.

– Дочь моряка… – с грустью произнес парижанин. – Она думает, что отец ее был человеком без страха и упрека, настоящим моряком. Мэдж даже не догадывается, что ее отец – Флахан, главарь морских бандитов! К счастью, только пять человек знают эту страшную тайну: господин Андре, капитан, доктор Ламперьер, ты и я, а мы все – люди чести. Наша сестренка Маргарита должна быть счастливой.

– Отец ее перед смертью раскаялся, искупил свою вину. Ты прав, девчушка должна быть счастливой.

– Это так, мой друг. И все же ее судьба меня очень печалит. Чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что не случайно столько несчастий обрушилось на нас за последние два года. Господин Андре и доктор разорены, у капитана тоже ничего не осталось, кроме пенсии, а он ведь должен кормить еще мать и сестру. Господин Андре, желая оставить хоть какое-нибудь состояние своей приемной дочери, на последние деньги создает новое дело, компанию «Плантаторы-путешественники Суматры». Не дав мне времени опомниться, он увозит меня с собой, вызывает тебя из Тулона, и мы вместе с доктором оказываемся на Суматре.

Поначалу все идет как нельзя лучше. Поездка в Макао за китайскими кули – простая прогулка в обычное время, но мы почему-то попадаем в руки морского разбойника, который обворовывает нас, присваивает себе наших китайцев и сажает вдобавок под замок. А сейчас, сидя втроем, причем один из нас – ребенок, на затерянном в океане острове где-то у берегов Новой Гвинеи, мы не в силах ничего предпринять.

– Послушай, – проговорил Пьер в волнении, – не видишь ли ты в обрушившихся на нас за последнее время несчастьях происки врагов?

– А почему бы и нет? Как бы то ни было, – продолжал Фрике, почувствовав новый прилив энергии, – нам нанесли удар, но о победе или поражении говорить пока рано. Бывало и хуже. Время идет, и мы должны взять реванш. Вот почему надо как можно скорее добраться до цивилизованных стран и вступить в борьбу.

Следующим утром друзья спустили на воду пирогу и, подкрепив свои силы мясом жареной черепахи, покинули этот пустынный атолл, вызвавший у них столько воспоминаний. Четыре дня прошли спокойно, они проплыли мимо цепи коралловых островов, разделенных небольшими проливами. По мнению Фрике, это были острова Д’Антркасто.

Данная группа островов, расположенная неподалеку от юго-восточного берега Новой Гвинеи, очень плохо изучена, а населяющие ее туземцы, если судить по тем враждебным крикам и угрожающим жестам, которыми было встречено появление пироги, столь же негостеприимны, как и жители острова Вудлэк.

Пристать к берегу оказалось невозможно, к великому неудовольствию Пьера, хотевшему спокойно поспать после обеда и, главное, пополнить запасы не слишком сытной еды, захваченной путниками в дорогу.

– Боцман Пьер, вы грешите чревоугодием, – добродушно подсмеивался Фрике над своим другом. – Извольте немного потерпеть, и мы приготовим вам блюда, которые вполне можно было бы подать в лучших ресторанах Парижа.

– Хм, – пробурчал моряк. – Бульвары! Они слишком далеко отсюда, мой вечный гамен [115]115
  Гамен (фр.) – уличный мальчишка; сорванец, проказник.


[Закрыть]. Ты уплетаешь здешние дрянные бобы с таким аппетитом, будто это лепешки из пшеницы самого лучшего сорта.

– Бобы! – прервал его возмущенный Фрике. – Это ямсы, пататы, кокосовые орехи, бананы, равных которым я не видел в витринах парижских магазинов, когда ел пустой хлеб, запивая его водой. Сразу видно, черт побери, что тебе не приходилось жить впроголодь, как мне, целых пятнадцать лет.

– Ты прекрасно знаешь, сынок, что я неприхотлив в еде. Да и никак не скажешь, что у моряков разнообразное и изысканное меню.

– Тогда почему же ты жалуешься?

– Я не жалуюсь. Я просто брюзжу, оттого что время идет, а мы почти не двигаемся. Мне кажется, это слишком однообразно, ты согласен со мной, Виктор?

– Да, господин, – с уважением проговорил молодой китаец.

– Да, господин, да, господин, твоя речь столь же однообразна, как и наше меню, мой милый, – продолжал Фрике, – послушай, мы все здесь друзья, к чему эти церемонии? Называй меня просто Фрике.

– Холосо, господин.

– Скажи: Фрике.

– Флике.

– Ладно, видно, так на роду написано, все мои приемные дети будут так или иначе коверкать мое имя. Наш черный принц называет меня Флики, а мой желтокожий малыш – Флике. Однако это уже шаг вперед. Неплохо, малыш, а в имени этого просмоленного моряка столько «л», что тебе оно должно прийтись по вкусу.

– Да… Пиель Легаль.

Тут Фрике охватил безумный приступ смеха, а вслед за ним рассмеялся и бретонский моряк.

– Это действительно уму непостижимо! Ему мало двух «л», так он еще одно добавил.

У бедняги Виктора на глаза навернулись слезы, он решил, что сказал какую-то глупость. Еще немного, и мальчуган бы расплакался.

– Полно, дурачок, разве ты не видишь, что мы шутим? Посмейся вместе с нами. Называй нас как хочешь. Ты славный паренек, и мы тебя искренне любим.

Старый моряк протянул китайчонку свою мозолистую честную руку, тогда как Фрике, глядя на ребенка добрыми светлыми глазами, спросил:

– Ладно, Виктор, наверно, и в твоей стране есть немало уличных мальчишек? Среди нас много славных ребят, и в Париже, и в Пекине, и мы преданы душой и телом своим друзьям. А вы, господин Пьер Легаль, можете не волноваться, в ближайшее время мы пополним наши припасы, заготовим несколько сортов хлеба, который, хоть и не выпекается, не хуже на вкус, чем тот, что едят у нас на родине. Я имею в виду саго.

– Никогда ничего не слышал об этом.

– Скоро сам увидишь. Ладно, надо подготовиться к высадке, так как через несколько часов наша пирога достигнет берегов Новой Гвинеи.

– Ты думаешь, мы уже добрались до нее, сынок, и наше плавание подходит к концу?

– Думаю, да, если только мы не сбились с курса.

– Такого, поверь мне, быть не может.

– Я того же мнения. Тем более, эта невысокая цепь темно-синих гор на горизонте может быть только на большой земле. Но не стоит терять бдительность: хоть край этот очень красив, жители его не слишком добры.

– Вероятно, они тоже людоеды.

– Да, таких здесь большинство. Но, может быть, нам повезет, и мы встретим племена, которые не любят лакомиться человеческим мясом, тут все дело случая. Впрочем, такого приема, как на острове Вудлэк, думаю, здесь не будет, – папуасы этого континента уже общались с европейцами.

– Ты сказал «континента», сынок.

– Новую Гвинею вполне можно назвать континентом, ведь после Австралии это самый большой остров в мире [116]116
  Сравнение Л. Буссенара парадоксально: Новая Гвинея по величине действительно является вторым в мире островом, но после… Гренландии! Австралия относится к континентам, сопоставлять ее с островами неправомерно.


[Закрыть].

– Вот как!

– Если мне не изменяет память, он имеет в длину не менее четырехсот лье и около ста тридцати лье в ширину, а общая площадь составляет сорок тысяч лье.

– Да, черт возьми, тогда ты действительно можешь называть этот остров континентом. А каковы его географические координаты?

– На нашем обрывке карты он находится между сто тридцать первым и сто пятьдесят первым градусами восточной долготы и нулевым градусом девятнадцатью минутами и десятым градусом сорока минутами южной широты.

– Да, не маленький, ничего не скажешь!

– К сожалению, остров еще плохо изучен. Западный берег посещается европейцами гораздо чаще, и там есть даже несколько голландских поселений, но на этом берегу таковых нет.

– А что ты скажешь о туземцах?

– Видишь ли, некоторые авторы утверждают, что они являются как бы переходной группой между малайцами и эфиопами.

– Хоть я и не часто их видел, мне кажется, они не похожи ни на тех, ни на других.

– Полностью с тобой согласен. Кроме того, их подразделяют на две группы, на арфаков, жителей гор, и на собственно папуасов, жителей побережья.

– Папуасы!.. И тут папуасы.

– Но ведь настоящее имя Новой Гвинеи – Папуазия, я думал, ты это знаешь. А название арфаки, видимо, связано с цепью гор на этом острове, и теперь так называют их жителей. Но сделать из этого вывод, что все горцы – арфаки, было бы, на мой взгляд, слишком опрометчиво.

– В общем, это нас не слишком касается.

– Как раз наоборот. Папуасы с побережья, я где-то об этом читал, менее жестоки, чем жители гор. И кажется, папуасы в деревне Дорей, где имеется представитель Голландии, прекрасно ладят и с белыми, и с малайцами. И вот доказательство, когда путешественники или купцы направляются в сторону гор, жители побережья в ужасе кричат им: «Арфаки! Арфаки!»

– И далеко ли находится эта деревня Дорей? Она наверняка как-то связана с цивилизованными странами.

– Приблизительно в четырехстах лье отсюда, то есть на северо-западе острова, а мы находимся на юго-востоке.

– Вот как! Но вообще-то четыреста лье можно преодолеть, нужно лишь время.

– Я думаю, нам лучше взять курс на Торресов пролив и добраться до острова Буби.

– Что это еще за остров?

– Я говорил, что у меня есть для тебя сюрприз, но тебе придется потерпеть.

– Ладно.

– Как бы то ни было, нам нужно пристать к берегу, чтобы отдохнуть после плавания и пополнить наши припасы. Вот что я предлагаю. Как только пристанем к берегу, найдем местечко, где сможем спрятать имеющееся у нас оружие, провизию, лопаты, одним словом, все, что не сможем взять с собой.

– Здесь, к счастью, немало гротов.

– Затем снимем мачту, перевернем пирогу вверх дном, опустим в воду на пять или шесть саженей, так чтобы никто ее не увидел.

– Прекрасно. Твой план мне нравится. Остается только его осуществить. Будь осторожен, вот и земля.

Французы благополучно пристали к берегу, и план Фрике был тут же приведен в исполнение. Когда пирогу опустили на дно, а ее содержимое искусно укрыли в глубокой расщелине, путешественники, сделав предварительно все необходимые пометки, которые должны были позволить им найти свои скромные пожитки, и захватив с собой топоры, пилу и ружья, направились, ориентируясь по компасу, в глубь острова.

Через несколько минут друзья потеряли из виду берег и оказались в великолепном тропическом лесу. Вообразите множество огромных и неправдоподобно красивых растений, даже в наших европейских оранжереях, не достигая истинного великолепия, они вызывают восторг у самых равнодушных посетителей. Туковые деревья, гибискусы, мускатные и коричные деревья, панданусы, хлебные деревья, фикусы, пальмы всех видов, древовидные папоротники, бобовые растения с тонкими листьями, гигантские мимозы.

Вершины деревьев смыкались, образуя над головами путешественников вечнозеленый, украшенный ослепительно яркими цветами свод, оттуда, будто снасти бесчисленного множества кораблей, свисали лианы. Фрике, хоть и не мог не восхищаться этим чарующим зрелищем, не забывал об элементарной предосторожности, необходимой в девственных лесах. Он очень ловко делал топором насечки на стволах увешанных роскошными орхидеями гигантских деревьев.

– Это поможет нам на обратном пути.

– А вот и обед, – сказал Пьер Легаль, вскинув ружье и выстрелив в самую чащу леса.

Целая стая птиц, сидевших на верхних ветках, взлетела в воздух с шумом, напоминающим раскаты грома, а попугаи, разбуженные столь непривычным звуком, возмущенно и оглушительно затараторили.

– Разлетелся наш обед, старина Пьер.

– Какого дьявола ты смотришь вверх, сынок? Мой зверь не сидит на рее [117]117
  Рея – металлический или деревянный поперечный брус, прикрепленный к мачте судна, предназначенный для прикрепления прямых парусов и поднятия сигналов. (Примеч. перев.)


[Закрыть], а скачет по палубе, как лягушка, он не меньше барана и прыгает уж очень забавно. Вот смотри…

Пьер Легаль углубился в чащу и через минуту вынырнул оттуда, волоча за ногу странное животное, чья темно-серая шелковистая шкурка была пробита пулей.

– Как ты считаешь, это годится на жаркое?

– Еще как годится. Тебе здорово повезло с первого раза. Это великолепный кенгуру, и надо сказать, у них очень вкусное мясо.

– Прекрасно. Я займусь им, а вы не теряя времени разожгите костер.

– Ты, видно, сильно проголодался!

– Еще бы! Я бы съел сейчас отбивную из слона, заднюю ногу тигра и филе бешеной собаки… А этот зверек, значит, и есть кенгуру. Очень рад за него и за нас тоже. Странное все-таки животное, задние ноги раз в шесть длиннее передних, хвост не меньше аршина, а голова красивая, как у газели. Что ж, жаркое скоро будет готово, у нас нет ни вина, ни хлеба, но зато мяса предостаточно.

– Если ты согласен подождать, получишь и то и другое.

– Подождать! Когда у меня живот подвело… Это несерьезно.

К счастью, костер уже был разведен, и через несколько минут от кенгуру, умело насаженного на ветку коричного дерева, шел восхитительный аромат. Фрике, пока его друг с горящими глазами наблюдал, как поджаривается мясо ненадолго исчез. Он возвратился вместе с Виктором, оба были нагружены, словно мулы контрабандистов.

– А вот тебе и десерт. Бананы, манго и ананасы. Ну как, доволен?

– Все по первому классу.

– Тогда примемся за еду, я тоже зверски проголодался!

За время обеда, который был съеден с большим аппетитом, Фрике не произнес ни слова, что с ним редко бывало. Когда же с трапезой было покончено, он заговорил первым:

– Сейчас, когда мы смогли подкрепиться, следует заготовить как можно больше провизии. Нам выпала редкая удача, поскольку, если верить путешественникам, в стране папуасов водится не так уж много дичи.

– Готов сделать все, что скажешь, – откликнулся Пьер. – Теперь, когда я подзаправился, не грех приняться и за работу. Так что говори, сынок, слушаю тебя.

– В нашу лодку мы можем погрузить более двух тысяч килограммов провизии.

– Моряк сказал бы: более двух тонн.

– Пусть, двух тонн. Нам предстоит очень длительное путешествие. Кто знает, сможем ли мы в ближайшее время пополнить свои запасы? А имея всего в избытке, приставать к берегу надо будет лишь в случае крайней необходимости.

– Загрузить нашу лодку нетрудно, но не получится ли так, что вся эта провизия очень скоро испортится и мы останемся ни с чем?

– Я за все в ответе. Рыба и мясо, если мы решили, что они нам нужны, смогут сохраниться две или три недели, а мука – полгода и более.

– Мясо и рыба – это еще куда ни шло. Их можно прокоптить или засолить, но мука, где, черт побери, ты собираешься взять муку?

– Я говорю о саго.

– О саго?

– Сейчас мы постараемся отыскать саговые пальмы и завтра на рассвете примемся за работу.

– Значит, саговая пальма, как ты ее называешь, и есть что-то вроде хлебного дерева, в его плодах содержится неплохая на вкус мука. Мне помнится, я уже слышал об этом.

– Ты ошибаешься, старина. Этот ценный продукт находится не в плодах, а в сердцевине дерева. И в пище полинезийцев саго занимает то же место, что и маниок [118]118
  Маниок – род тропических растений; из содержащих крахмал клубневидных корней маниоки съедобной приготовляют крупу (тапиоку).


[Закрыть]в пище индейцев Южной Америки, одним словом, заменяет им хлеб. Однако ты скоро убедишься во всем сам. Здесь наверняка много саговых пальм. Болота с горьковато-солоноватой водой – самое подходящее место для них. Вот видишь наклонившееся к земле огромное дерево? Оно словно все укутано огромными листьями, а на верхушке его огромный букет.

– Это и есть саговая пальма? Нам нетрудно будет ее срубить; какая у нее, однако, странная форма. Она всегда растет под таким наклоном?

– На зыбких участках, как этот, нередко встречаются целые рощи саговых пальм, стелющихся прямо по земле.

– Может, нам сразу же приняться за дело?

– Зачем? Скоро наступит ночь. И, пока еще не стемнело, лучше построить на всякий случай укрытие. Нам понадобятся для этого несколько длинных шестов, чтобы прикрепить их к стволам деревьев, восемь – десять больших листьев саговых пальм, и крыша будет готова. А завтра возьмемся за работу.