Текст книги "Приключения парижанина в Океании"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 4

Подозрения. – Ищи, кому выгодно. – Приспущенный флаг. – Карантин. – Что представляет собой синьор Пизани. – Хозяин знает все. – Почему яхта «Конкордия» должна была стать добычей пиратов. – Тайна раскрыта. – Убийца капитана и всего экипажа. – Приказ хозяина. – Хозяин всюду. – Чудесная неуязвимость. – Неприятные четверть часа. – Набоб или бандит. – Раджа Брук ошибся. – Король ночи.

Хотя французы уже успели привыкнуть к смерти, они все же не могли несколько минут оправиться от потрясения. Почему этот благородный и могучий человек, стойко выдержавший все невзгоды, наконец, милейший и воспитаннейший джентльмен превратился в холодный, окоченевший труп?!

Сэр Паркер вошел в жизнь наших друзей в обстоятельствах исключительно драматичных. Общая опасность, совместная борьба с кровожадными пиратами сблизила их. Отважная пятерка считала англичанина своим другом.

Несмотря на очевидность происшедшего, друзья все еще не в состоянии были поверить своим глазам. Кошмарная реальность не укладывалась в голове.

– Доктор, – потерянным голосом спросил Андре, – неужели ничего нельзя сделать? Он мертв, не так ли?

Старый морской хирург опытной рукой прощупал безжизненное тело сэра Паркера. Внимательно выслушав грудную клетку, приложив ухо к сердцу, детально изучив глазные белки, он отошел от кровати и безнадежно махнул головой.

– Ничего не поделаешь! – проговорил Ламперьер. – Медицина бессильна. Сэр Паркер мертв уже часа четыре.

Андре, Фрике и Пьер одновременно обнажили головы и молча встали у изголовья умершего. Помощник же капитана рыдал, стенал и чуть ли не бился в истерике, всячески демонстрируя, что эта потеря для него невосполнима, что в лице сэра Паркера он потерял единственную опору, своего благодетеля, едва ли не родного отца. Его выкрики странно было слышать в тишине каюты, на фоне благоговейного молчания французов. Затем помощник стремительно вышел, будто не мог долее видеть труп своего бывшего капитана, и принялся нервно ходить вдоль палубы.

– Надо заметить, – медленно проговорил доктор, – что несчастный очень страдал, минут пять, не меньше. Это не кровоизлияние, могу поклясться. Быть может, при вскрытии черепа по мозговой оболочке мы бы и смогли установить следы удушья, но у меня нет достаточной квалификации для подобного дела. Да и к чему все это?.. И тем не менее вскрытие помогло бы ответить на вопрос, стал ли сэр Паркер жертвой убийцы…

– Убийцы? – вскричал Андре.

– А почему бы и нет? Я ищу гипотезу. Если это не патология [192]192
  Патология – здесь, болезненные процессы в организме, отклонение от нормы.


[Закрыть], то, возможно, отравление… Не забывайте, что мы находимся в краю самых изощренных и сильнодействующих ядов.

– Но я не вижу среди членов экипажа никого, кому смерть несчастного сэра Паркера принесла бы пользу.

– Мы ведь никого здесь не знаем. Да и сам сэр Паркер многих узнал совсем недавно. Эта яхта – завидная добыча для негодяев.

– Мы готовы защищать ее как от внешних, так и от внутренних врагов.

– Кто знает! Быть может, именно этим нам и суждено заняться.

– Доктор, вы меня пугаете. Пожалуй, впервые за всю мою жизнь я боюсь чего-то. Наши жизни нам не принадлежат. Если вы полагаете, что здесь было совершено преступление, то как объяснить, что дверь заперта изнутри и нет ни малейших следов борьбы…

– А настежь открытый иллюминатор? Какой-нибудь тщедушный человечек вроде помощника капитана преспокойно может пролезть в это отверстие, – тихо проговорил Фрике.

– Вот о чем я и боялся заговорить, друзья мои, – отвечал доктор. – Поверьте моим предчувствиям, что чем дольше мы пробудем здесь, тем в большей опасности можем оказаться. Необходимо скорее покинуть яхту и высадиться на берег. А пока пусть никто из вас не берет в рот ни крошки съестного, ни глотка воды. Что же касается умершего, то внутренний голос говорит мне: будущее откроет нам тайну его гибели и, быть может, нам удастся отомстить убийце сэра Паркера.

Не сказав более ни слова, пятеро мужчин вернулись в салон, собрали вещи и направились просить у синьора Пизани немедленно высадить их на берег. Внезапное решение вызвало у новоиспеченного капитана удивление, которое он даже не счел нужным скрывать.

– Даже и не думайте, господа. Для вас здесь ничего не изменилось. Я буду счастлив продолжить дело нашего несчастного капитана. Нам известно, каковы были его намерения. Мы все очень обязаны вам… Вы не можете покинуть нас просто так. Вслед за моим благодетелем я говорю: ваши враги – это и наши враги.

Андре мгновенно остановил эти словоизлияния бывшего помощника капитана:

– Мы признательны вам и за выказанное гостеприимство, и за предложенную помощь, но тем не менее в данных обстоятельствах не следует забывать, что у сэра Паркера есть наследники. Яхта, которой вы всего лишь управляете, по закону принадлежит его брату. И нам кажется, что, мягко говоря, неэтично распоряжаться чужой собственностью. Соблаговолите организовать высадку. Мы найдем на берегу проводника, который доведет нас до голландских владений.

Синьор Пизани не сдавался, он по-прежнему старался переспорить французов, желая задержать их на борту. Понадобились общие усилия (возможно, – кто знает? – аргументом послужило внушительное вооружение), чтобы итальянец наконец согласился. Друзья заняли места в лодке, и двое даяков начали грести к берегу.

Прошла неделя, и «Конкордия» с приспущенным флагом и желтой эмблемой на мачте, означавшей, что на борту заразная болезнь, бросила якорь в виду острова Борнео.

Множество малайских лодчонок, обычно кружащих возле остановившихся здесь судов, завидев зловещую эмблему карантина, поспешно отходили подальше от судна, мало заботясь о том, чтобы установить связь с зараженным экипажем. Надо сказать, не только малайцы, но и представители местных властей не спешили вступать в контакт с «Конкордией».

Всяческие сношения с зараженными строго-настрого запрещены. Нарушителя ждут суровые меры. Яхта получит свежие продукты, общение будет происходить по понтону, как предписано инструкцией. Скоро ночь, одна из бесконечных экваториальных ночей – душных и темных настолько, что кажется, будто весь мир укутан в черный бархат.

Несмотря на категорический запрет санитарных служб, – запрет, который европейские советники умеют заставить уважать даже султана, – большая лодка с несколькими малайцами на борту покинула рейд и приблизилась к яхте, словно уснувшей на неподвижных волнах. Хотя не видно было ни зги, малайцы будто инстинктивно чувствовали, как именно расположена «Конкордия». Послышался свист. Затем, обменявшись на первый взгляд ничего не значащими словами, которые, вне всякого сомнения, служили паролем, с яхты сбросили трап. Один из тех, кто правил лодкой, поднялся на борт, и человек, чей характерный акцент выдавал синьора Пизани, подал ему руку.

– Хозяин с тобой? – спросил он обеспокоенно.

– Быть может… – уклончиво отвечал незнакомец. – Хозяин везде, он слышит и видит все… Его приказания исполнены?

– Да, однако не обошлось без трудностей. В последний момент на борту появились пятеро ненормальных. Сущие дьяволы. Они перебили добрую четверть наших людей.

– Какое имеет значение, сколько народу погибло? Ты сделал свое дело. Рассказывай, но будь краток. Хозяин хочет знать все.

– Засада была подготовлена. Наши малайцы ждали, рассеявшись вдоль берега. Они заманили яхту на мель и собирались захватить ее. К этому времени я устроил так, что на борту не осталось угля. Мне удалось убедить капитана отослать на берег большинство матросов, якобы для того, чтобы собрать дров. После долгих колебаний он все-таки согласился, и с ним осталось всего пять человек. Все шло прекрасно. Наши пошли на абордаж, но вдруг откуда ни возьмись появились пятеро французов, вооруженные до зубов. Должен признать, что бьют они без промаха, да и сила у каждого как у троих, самые крепкие из наших не смогли устоять. Словом, французы отбили атаку.

– Впятером? – недоверчиво спросил незнакомец.

– Ты бы посмотрел на них! Они стоили целого полка. Им удавалось все: и борьба, и тушение пожара, и парусный маневр… Они даже машину смогли завести. Я видел все это с берега, и мне, признаюсь, стало не по себе. Малайцы отступили, и мы вынуждены были вернуться на борт, чтобы избежать подозрений. Так как у меня было четкое задание завладеть яхтой, я решил действовать энергично и быстро. Словом, сэр Паркер умер в ту же ночь…

– Ты убил его?

– В таких вещах не признаются, даже лучшим друзьям. Короче, он умер. Это главное.

– Хорошо!

– Я принял командование по всем правилам и повел яхту в прибрежные воды.

– А экипаж?

– Разве ты не заметил желтый флажок?

– Да. Это означает, что на яхте карантин.

– На борту желтая лихорадка.

– Желтая лихорадка?

– Или другая смертельная болезнь… какая разница.

– Не понимаю.

– Ты не слишком понятлив.

– Говори, я здесь представляю хозяина.

– Не кажется ли тебе, что ты выбрал не очень подходящий тон? Мне это может не понравиться.

– Повторяю, будь краток. Я должен вернуться через час.

– Как помнится, захват яхты малайцами имел целью отвести подозрения от истинных руководителей этого дела. Важно, чтобы власти не узнали, что корабль попал во владения европейцев. Все было бы нормально, если бы операция удалась. Английский экипаж целиком перерезали бы, за исключением помощника капитана и механика. Мы бы сформировали из малайцев новый экипаж, подходящий для дальнейших действий, и преспокойно бы занимались своим делом на судне, которое нам ничего не стоило. Но атаку отбили, сэр Паркер умер, нужно было чтоб матросы экипажа исчезли один за другим… Так что на борту свирепствует желтая лихорадка, и, честное слово, все, кроме Джима Кеннеди и меня, мертвы. Двое последних, необходимых нам для безопасных маневров, отдали Богу душу сразу после того, как выполнили свои функции.

– Они умерли так же, как и сэр Паркер…

– Конечно.

– И французы, естественно, тоже.

– Увы! Нет.

– Черт побери! Ты упустил их! Они должны умереть. Этого требует наша безопасность.

– Невозможно!

– Почему?

– Потому, что они, вероятно, уже давно под защитой голландских властей. Впрочем, лишняя предосторожность, – эти парни способны постоять за себя сами.

– Следовало схватить их во что бы то ни стало.

– О! Нам это было не под силу… Пришлось высадить их прежде, чем они успели попробовать мое лекарство.

– Ладно! Эти французы обречены. Они умрут.

– Это все, что ты хотел сказать?

– Нет. У меня для тебя секретные распоряжения. Пойдем в твою каюту. Там поговорим… О моих спутниках не беспокойся. Это – твой новый экипаж. Шестьдесят отъявленных мерзавцев, с которыми при желании можно захватить хоть весь остров. Думаю, они уже на борту.

В роскошно обставленной столовой горела лампа. Дальше располагалась спальня, принадлежавшая еще недавно несчастному сэру Паркеру. Синьор Пизани, усевшись на диван, над которым красовалась богатая коллекция холодного и огнестрельного оружия, жестом предложил гостю сесть рядом.

Незнакомец (мужчина приблизительно тридцати пяти лет, среднего роста, но хорошо сложенный) был одет как европеец, хотя фигура, лицо и характерная мимика выдавали в нем малайца. Не чистокровного, а одного из тех, в ком причудливо соединились две крови, придав им силу и ум белого, хитрость, коварство и дикие инстинкты азиата. Его чистый и правильный английский еще более оттенял ломаную речь итальянца. Незнакомец то и дело вскидывал на капитана черные глаза, отчего тому, казалось, становилось не по себе.

– Вот приказ хозяина, – начал он сразу, вынимая из кармана желтоватый листок бумаги и разворачивая его на столе.

Синьор Пизани взглянул на надпись, и лицо его изобразило гримасу недовольства. Надпись, начертанная на листке, была предельно лаконична: «Капитан «Морского короля»…»

– Что означает «Морской король»?

– Таково новое название судна. Вряд ли прилично сохранять за ним название «Конкордия» [193]193
  Конкордия (лат.) – согласие, взаимопонимание, мир.


[Закрыть], если принять во внимание его нынешнее назначение. Это производило бы странное впечатление.

– «Капитан «Морского короля» должен в два часа утра отправиться на остров Баламбанган и курсировать вдоль берега в ожидании дальнейших указаний». И это все? – спросил синьор Пизани.

– Все, – холодно ответил метис.

– Кто даст мне эти… указания?

– Я.

– У тебя есть такие полномочия?

– Увидишь. А пока подчиняйся.

Мимолетный румянец, вспыхнув на лице итальянца, тут же уступил место мертвенной бледности.

– Кто здесь командует? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Капитан, – хладнокровно отвечал метис.

– А капитан – это я.

– Только в том случае, если будешь послушен, если будешь действовать, не обсуждая, и смотреть, не видя. В противном случае…

– В противном случае?..

– В противном случае придется вернуться туда, откуда ты появился…

– Бред. Послушай меня внимательно. Я уже по горло сыт рабством. Я хочу быть свободным! Судно будет готово к отплытию через час, но мы пойдем туда, куда захочу я! Мною слишком дорого заплачено за право владеть этой яхтой, хотя пролитая кровь и не очень-то тревожит мою грешную душу. Здесь на борту – миллион, миллион золотом, – карманные денежки бывшего капитана. Поделимся по-братски… Если согласен, я высажу тебя на берег.

– А если откажусь?..

– Я прострелю тебе голову! – выхватив револьвер, вскричал синьор Пизани.

– Исключено! – послышался насмешливый голос.

Дверь спальни отворилась, и на пороге появился человек среднего роста, со сверкающими глазами на невероятно бледном лице, с иссиня-черными волосами и бородой. Особенно же обращал на себя внимание зеленый тюрбан на его голове.

– Хозяин повсюду! Хозяин все видит! – вдохновенно проговорил метис, который и бровью не повел под дулом револьвера.

Пизани понял, что проиграл, но он был решительным человеком и, ни секунды не колеблясь, выстрелил в метиса, – пуля разнесла ему череп, мозги забрызгали стены и покрывало. Пока тело сползало вниз по дивану, убийца направил револьвер на человека в зеленом тюрбане и выстрелил прямо в грудь.

– Наконец-то моя цепь разрублена! – проговорил он тоном победителя.

– Пока нет! – ответил незнакомец, чье лицо, еще более бледное, чем в момент появления, показалось из облака порохового дыма.

Потрясенный Пизани, преодолевая страх, все же попытался выстрелить в третий раз, но не успел; неуязвимый гость молнией кинулся к дивану и мертвой хваткой сжал руку, державшую револьвер. Итальянцу пришлось отступить перед явно превосходящим его во всех отношениях противником.

– Дурак! Стрелять надо в голову. Эта шутка будет тебе дорого стоить.

Выстрелы привлекли внимание экипажа, и несколько человек появились у двери. Среди них выделялся огромным ростом механик-американец.

– Джим! – обратился к нему незнакомец.

– Я здесь, хозяин! – ответил тот с уважением, которое странно контрастировало с его обычной суровостью.

– Возьми-ка этого джентльмена. Свяжи его, но так, чтобы был цел и невредим… Чудесно! Теперь положи на диван и возвращайся к своим обязанностям.

– Есть, хозяин.

– Когда машина будет готова?

– Через четверть часа, хозяин. Топка уже зажжена.

– У тебя достаточно дров, чтобы эта посудина дошла без угля до Баламбангана?

– Да, хозяин.

– Хорошо. Скажешь мне, когда будешь готов.

– Есть, хозяин.

Механик собрался было уходить, но незнакомец жестом остановил его, пригласив войти в спальню, посреди которой стоял большой сундук, полный золотых монет.

Джим, держа в руке свою фуражку, молча стоял над сундуком, не в силах отвести взора от золота.

– Можешь взять!

– Хозяин!..

– Поторопись! Набери полную каскетку, и дело с концом. Позови боцмана, пусть он оттащит сундук на палубу и разделит содержимое поровну между всеми, кто есть на борту.

Покончив с этим, незнакомец остался наедине со связанным по рукам и ногам незадачливым синьором Пизани.

– Теперь мы вдвоем, милейший… Вы многим мне обязаны, не так ли? Бесполезно напоминать, что я снял вас с якорной цепи (помнится, она сильно сжимала вам горло). К чему говорить, что благодаря мне вы стали бы богатым, как набоб [194]194
  Набоб – первоначально: титул правителей провинций, отколовшихся в XVIII веке от индийской империи Великих Моголов; во Франции этим словом обозначали европейца, разбогатевшего в Индии.


[Закрыть], и могущественным, как султан. От вас требовалось лишь подчинение, лишь безоговорочная поддержка в момент, после которого каждый из нас пошел бы своей дорогой и смог бы насладиться всеми радостями жизни… Разве я нарушал когда-либо свои обязанности? Разве забирал себе слишком много, когда выпадал случай хорошенько поживиться? Разве сегодня вы не богаты? Разве завтра вас не ожидало могущество? И разве не умел я уберегать своих друзей от опасности? А это, скажу откровенно, порой стоило очень и очень недешево. С вашей почтенной внешностью можно было спокойно и достойно жить в том обществе, из которого нынче мы сосем кровь. Разве вы, грязные малайцы, не стали настоящими джентльменами?.. Но не забывайте, что всем руковожу один я, я – хозяин, я – король ночи!

Раджа Брук сумел получить княжество, объявив войну малайским пиратам. Простак! Когда он добился мира в архипелаге, ему, словно кость, бросили Саравак. К счастью, англичанин ошибся. Он не знал, что в душе каждого малайца дремлет разбойник, и вместо того, чтобы бороться с ними не на жизнь, а на смерть, их нужно объединить.

Человек, который сможет держать в повиновении этих негодяев, будет могущественнее самого султана. Наступит день, он станет богом, он будет управлять морскими пиратами, как некогда цезари управляли Римской империей. Час этот близок. Скоро король морей станет султаном Борнео.

Пизани, я сохраню за тобой имя, под которым сделал из тебя человека. Пизани, ты прощен. Помни, что говорил Идрис [195]195
  Идрис – коранический персонаж, пророк и праведник, «из терпеливых», вознесенный Аллахом на «высокое место». Исследователи отождествляют его с библейским Енохом. Это благочестивый человек, который, обняв ангела смерти, проник в рай и был за свою верность Аллаху оставлен там или на одном из небес до дня Суда. Идрис, один из «вечно живых» исламской мифологии, был первым, кто писал каламом, шил и носил шитые одежды, узнавал судьбу по звездам и умел считать время, был знатоком древних писаний Адама и Шиса (библ. Сиф). В качестве обладателя сокровенных знаний иногда идентифицировался с Гермесом Трисмегистом.


[Закрыть],– я везде, я все вижу и все слышу. Вот приказ: ты должен отплыть. А когда запасешься углем, откроешь конверт. Не буду ничего обещать, но и угрожать тоже не буду. Подчиняйся мне.

Незнакомец снял со стены кинжал, разрезал веревки, связывавшие капитана, открыл дверь спальни и исчез. Пизани с трудом поднялся, шатаясь, словно пьяный. Стук в дверь вернул его к реальности.

– Войдите! – глухо отозвался он.

На пороге появился Джим Кеннеди.

– В чем дело, Джим?

– Капитан… машина… можно заводить…

– Заводите.

Джим Кеннеди вышел, спрашивая себя, не приснилось ли ему все происшедшее? Пизани медленно прошел через столовую и заглянул в спальню. Комната была пуста.

ГЛАВА 5

Фрике и Пьер становятся полиглотами. – Изготовление патронов. – Деревня. – Возвращение партизан. – Зловещие трофеи. – Священное дерево. – Спроси оракула [196]196
  Оракул – человек, все суждения которого признаются непреложной истиной, откровением.


[Закрыть].– Не стоит приносить в жертву человека, если его можно заменить кабаном. – Меткий стрелок. – Пленники. – Тумонгон-Унопати. – Малайские пушки. – Легенда о слоне и дикобразе. – Всесокрушающие пули.

– Ну, Пьер, как тебе наши милые и гостеприимные хозяева? Взгляни на Мажесте, он чувствует себя словно рыба в воде, особенно с тех пор, как стал любимчиком даяков. В этой деревне его любят все: старики и дети, женщины и мужчины… Что ты думаешь о здешней жизни?

– Наше теперешнее положение можно сравнить лишь с жизнью матроса, сошедшего на берег после трехлетнего плавания.

– И то правда! Раньше я и представить себе не мог что посреди леса, в каком-то затерянном краю, можно так чудесно проводить время.

– Да уж. Но милые даяки, гостеприимные и доброжелательные по отношению к друзьям, пожалуй, ни секунды не помедлят, если придется разрубить пополам какого-нибудь малайского бандита.

– Они верные, смелые, преданные. Господин Андре сформировал отличный корпус. К нам все время прибывают и прибывают новички. Дня не проходит, чтобы кто-то не явился с вестью, что они только и ждут сигнала.

– Если так и дальше пойдет, недели через две вспыхнет восстание… Послушай! А где же господин Андре?

– В большой хижине. У них там военный совет с Тумонгон-Унопати…

– Знаешь, ты с каждым днем удивляешь меня все больше!

– Чем это? – улыбаясь, спросил Фрике.

– Общаясь с даяками, ты уже не только понимаешь их, но и можешь говорить на местном наречии.

– Нет занятия приятнее, чем с утра до вечера упражняться в произношении. Постепенно, сам того не замечая, все чаще и чаще переходишь с французского на язык даяков.

– Это точно. Я тоже начинаю понимать, что говорится вокруг. Впрочем, хватит болтать. Пора приниматься за дело. Займемся нашим арсеналом…

Закончив разговор, Пьер принялся, напевая вполголоса матросскую песенку, перезаряжать оружие. Он работал с необыкновенной тщательностью и усердием, свойственными, наверное, только матросам. Старательно засыпал порох, точно отмеряя необходимое количество и ворча на Фрике:

– Послушай! Я ведь говорил, не болтай без умолку, а лучше следи за тем, что делаешь. У меня уже все готово, а ты все еще возишься.

Устройство, над которым трудился Фрике, было предельно просто: бамбуковый вертикальный цилиндр высотой в один метр и диаметром в пятнадцать сантиметров с поршнем внутри, в нижней части цилиндра глиняная трубка в виде сопла три фута длиной. Вот и все. Но бедняга Фрике, обливаясь потом, мудрил над аппаратом.

– Наконец-то! Готово. Теперь пора, – произнес он, притащив железный котелок с расплавленным металлом. – Ничего не стоит отлить три сотни пуль. Мы заполним наши патронташи в два счета. Даже запаса не понадобится.

– Гениальная выдумка! Эти патроны нам здорово послужат… Послушай, держу пари, что наши друзья отправились на охоту и принесут малайские головы.

Друзья не ошиблись. Радостными криками встретила деревня группу даяков, показавшихся на поляне, посреди которой и раскинулась Котта – укрепленное поселение. Туземцы построили великолепную крепость: разбить ее могла лишь пушка. Представьте себе, читатель, высокий частокол, сложенный из бревен железного дерева длиной приблизительно метров в десять, глубоко вкопанный в землю и с внутренней стороны укрепленный вторым рядом бревен длиной метра в четыре. Даже пожар не мог справиться с неприступной изгородью. В ней были просверлены бойницы, возле каждой висели заранее приготовленные арбалеты и сарбаканы с отравленными стрелами.

Рядом с высокими бревнами возвышались колья, увенчанные выточенными из дерева фигурами птиц-носорогов. В клюве у птиц виднелись человеческие головы, одни абсолютно разложившиеся, другие высохшие, словно мумии. У каждого зловещего трофея вместо глаз были вставлены белые, закрученные спиралью раковины.

Внутри цитадели ее защитники воздвигли причудливо вырезанных идолов. Сложность орнамента говорила скорее об усердии его создателей, чем об их художественном вкусе. В самом центре, окруженном частоколом и оградой из идолов, на пятиметровых сваях возвышались хижины соединенные между собой дощатыми переходами. Независимые даяки с острова Борнео в этом смысле были похожи на всех жителей Океании, жилища которых всегда приподняты над землей.

Внизу шлепали по грязи, переругивались, пищали, блеяли, шипели домашние животные и птицы; козы, буйволы, куры, собаки, кошки, свиньи кишмя кишели в этом болоте, великолепно плодясь и размножаясь. В случае осады они становились ценным подспорьем, составляя вместе с запасаемым в изобилии рисом рацион жителей крепости.

Всюду росли высокие фруктовые деревья. Кроны их смыкались в вышине и образовывали живой покров, приносивший вкусные, ароматные плоды: кокосы, бананы, цитрусовые, саго, гарцинии [197]197
  Гарциния – род вечнозеленых деревьев и кустарников семейства клюзиевых, некоторые виды гарциний дают камедесмолу (гуммигут).


[Закрыть], хлебные деревья…

Пьер и Фрике, оставив на минутку свою работу, направились к маленькой потайной дверце, что служила входом пришедшим в крепость.

Прибывшие шагали по деревне с видом триумфаторов, и на всем их пути мужчины, женщины и даже маленькие дети что есть мочи кричали «Нгаяус!». Их было человек двадцать, вооруженных острыми пиками, бамбуковыми прутьями и саблями, с помощью которых эти молодцы с одного маху сносили головы врагам.

По случаю торжественного прибытия победители украсили свои костюмы с неимоверной пышностью: у одних шея и грудь были сплошь покрыты ожерельями из стекляшек; у других – из раковин, тигриных или медвежьих зубов; на ногах по колено и на руках по локоть – яркие медные браслеты. Некоторые надели на руку всего лишь один браслет, искусно сделанный из белой раковины и представлявший для дикарей неописуемую ценность. Так некоторые из наших модниц, якобы свысока смотрящих на суету вокруг драгоценностей и туалетов, однажды вдруг появляются в обществе в бриллиантовом колье стоимостью в целое состояние. Мочки ушей украшались латунными кольцами. На головах – колпаки из ярко красной ткани, с прикрепленными к ней стекляшками, перламутром, латунными бляшками и красивыми перьями. В остальном костюмы ограничивались ситцевым лоскутком, закрывавшим бедра и лишь едва скрывавшим наготу. У всех на шеях позвякивали массивные колье из человеческих зубов, что являлось здесь знаком отличия.

– Нгаяус!.. Нгаяус!.. – кричали встречавшие и стучали по барабанам в такт шагам триумфаторов.

Нгаяус – это небольшие отряды по пять – десять, в крайнем случае пятнадцать человек, ведущие партизанскую войну. Вольные стрелки здешних непроходимых лесов примерно на неделю покидают деревню; нападая на уединенные поселения, они уничтожают урожай, сжигают жилища, отрубают головы мужчинам и уводят в рабство женщин и детей.

Это вовсе не бандиты, как можно подумать. Наоборот, они свято чтут закон и нападают лишь на те племена, с которыми враждуют. Здесь нет места грабежу и мародерству. Единственное, что приносят воины домой после таких походов, – это победа. Обычно подобные набеги туземцы предпринимают с целью кровной мести. Быть может, это лучше и честнее, чем войны цивилизованных людей, опустошающие целые государства, уничтожающие целые народы?

Походы, которым в этих местах дали название «сарах», очень популярны среди даяков, и каждый воин не мыслит себе возвращение с позором. Только победа, только триумф!

Похоже, что на сей раз сарах оказался удачным. Маленькие плетеные корзинки, служившие даякам для переноски отрубленных голов, оставляли за собой красные кровавые следы на траве. Возвращение воинов стало настоящим праздником. Навстречу вышел базир [198]198
  Базир (малайск.) – прозорливый.


[Закрыть]– шаман племени, он мерно бил в барабан, ведя за собой десятерых баядерок [199]199
  Баядерка – слово, не отражающее местные реалии, ибо баядерками европейцы называли храмовых танцовщиц в Индии.


[Закрыть], облаченных в богато украшенные жемчугом и золотом одежды. Каждая выкрикивала что-то невнятное, толпившиеся тут же животные блеяли и ревели в ответ, так что какофония получилась ужасная.

В знак особого внимания кортеж направился к хижине, в которой устроились пятеро гостей, и французы с ужасом увидели четырех рабов, связанных по рукам и ногам, едва способных передвигаться.

Невдалеке росло высокое хвойное дерево, считавшееся здесь священным. Дикари поклонялись ему, словно оракулу. Жертвоприношение этому дереву – первое, что делалось по возвращении из похода. Но прежде надо было пустить стрелу в ощетинившуюся, словно дикобраз, хвою. Тому, кто промахнется, грозило разорение, а то и потеря головы. Удачливого же стрелка, напротив, ожидали почести и всеобщее признание. Он становился богатым, могущественным, а дом его кишел отрубленными головами.

На сей раз жертвами должны были стать четыре пленника. Андре и его друзей мутило при одной мысли об этом. Молодой человек хотел вмешаться и попросить, чтобы рабам сохранили жизнь, но его остановил базир, повелительным жестом приказавший всем замолчать. Он произнес нечто вроде заклинания, подал знак европейцам, чтоб те взяли карабины и стреляли в хвойную купу.

Попасть в такую цель – игрушки для истинного стрелка. Цель была повержена ко всеобщему ликованию. Четверых несчастных поставили у подножия дерева, а рядом положили четырех кабанов. Из строя вышли четверо воинов с саблями. Базир поднял руку. Клинки взвились и в мгновение ока обрушились на связанных животных.

Кровь брызнула и полилась рекой, пропитывая землю вокруг священного дерева. Европейцы обрадовались тому, что страшная церемония окончилась довольно мирно, и кинулись развязывать ошалевших рабов, которым, кажется, до сих пор не верилось, что их головы еще на плечах.

Четверо малайцев с раскосыми глазами и желтыми, неприятными лицами озирались вокруг, словно загнанные в западню зверьки, и не могли понять, чем объяснить неожиданное великодушие. Базир снизошел до того, что решил растолковать им происшедшее: белые умолили оракула, и в этом вся причина.

– Я благодарю тебя, базир, – сказал Андре, понявший все, о чем говорил шаман. – Тебе, очевидно, неизвестно, что мы никогда не убиваем пленных.

– Но ведь их проще убить, когда они безоружны, чем когда вооружены и могут защищаться.

– Наверное, ты прав, но это не в наших правилах. Люди моей расы так не поступают.

– Дело твое, – заключил озадаченный подобными доводами базир.

Когда все закончилось, по кругу пустили котелок с рисовой водкой. Все жители деревни, стар и мал, пили без ограничений. Легко представить себе, каков был результат. Когда все опьянели, воины открыли корзины и достали оттуда отрубленные головы. Они плевали в искаженные гримасами ужаса и боли лица, а затем швыряли свои трофеи к подножию священного дерева. Следившие за этим женщины и дети, обычно такие спокойные, смотрели на происходящее с достаточно свирепым выражением лиц.

Затем, вставив в глазницы спиралеобразные раковины, головы подвесили за волосы на ветви дерева. Наконец церемония завершилась. Еле живые от отвращения, европейцы вернулись к себе. В этот момент один из воинов подошел к Андре и позвал его к Тумонгон-Унопати, тот срочно хотел о чем-то поговорить.

Тумонгон-Унопати – вождь, предводитель гарнизона крепости. Он стоял во главе сараха в последнем походе и должен был отчитаться перед своим белым другом. Унопати, казалось, был чем-то озабочен. После предусмотренных этикетом приветствий и теплого рукопожатия Андре решился прервать затянувшееся молчание.

– Ты – настоящий воин, и твои даяки – молодцы.

– Белые тоже храбрые, – с достоинством ответил Тумонгон-Унопати. – Но наши враги хорошо вооружены, у них есть ружья величиной со взрослого мужчину. – Андре улыбнулся, но вождь продолжал: – Да-да, они гремят, точно гром небесный, а их пули величиной с кулак.

– Да, я знаю, – рассмеялся Андре, – это называется пушки. Но, уверяю тебя, мы справимся.

– Ошибаешься, мой бледнолицый друг. Смотри!

С этими словами вождь достал из своей корзины круглое ядро весом не менее двух кило и протянул его своему собеседнику.

– Я видел, – продолжал он, – командира солдат султана. Он показывал мне свой лагерь. Меня принимали с почестями. Он позвал солдат и приказал стрелять из пушки. Она весит столько, что десять дюжих молодцов не могли сдвинуть ее с места. Залп был ужасен, я думал, что мои уши никогда уже больше не услышат лепетания ребенка. Потом командир сказал. «Тумонгон-Унопати, ты видишь мощь моей армии, возьми этот кусок железа, покажи своим воинам и скажи, что они не могут ничего сделать против меня». Я опасаюсь за своих людей, которых мои бледнолицые друзья хотят послать под огонь султанского воинства. Что с нами станет?