Текст книги "Вор под кроватью"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Нет, я решил, что вы послали его за книгой. Он сказал, что у меня кое-что есть для него, и я…

– Понимаю, вы подумали, что это я его послал, и отдали ему книгу. Но почему он не вернул её вам?

– Не знаю…

– Потому что крайне, заметьте, крайнемаловероятно, что ему нужна была та же самая книга, что и мне.

– Но он не вернул её. Хотя мне кажется, что он вообще не знал, что именно ему нужно.

– Но вы ведь дали ему мою книгу, и он её взял.

– Точно так.

– И заплатил за неё?

– Полную стоимость плюс налог.

– Нашей казне сегодня повезло. Вы думаете, он принесёт её обратно, когда поймёт, что допустил ошибку?

– Боюсь, что нет.

– Но почему? Когда он поймёт, что это не та книга…

– Он никогда не поймёт этого.

– У него что, смерть мозга?

Я решил, что он всё равно узнает об инциденте с толстяком, так что незачем ходить вокруг да около.

– Да, смерть мозга я могу констатировать лично, – сказал я. – Он вышел из магазина с книгой в руках, но у пешеходного перехода его расстреляли из автомата.

– Боже правый! Вы серьёзно? Вы не придумываете небылицы, Берни, чтобы оправдаться передо мной? Может, кто-нибудь просто предложил вам на два доллара больше…

– Я никогда бы не продал отложенную книгу, – возмутился я. – Поверьте, я говорю абсолютно серьёзно! В соседней витрине пулей пробита дыра, можете сами взглянуть! Некоторые пули ушли «в молоко», но большинство достигло своей цели.

– Какой ужас! – сказал Колби. – Как драматично! Драматичнее, чем всё, что написал сам Джо Конрад. Берни, я понимаю, что говорю ужасные вещи, но всё же… Когда этого человека убили, он же… упал на асфальт, так?

– Ну да.

– И уронил книгу, не правда ли? Не думаю, чтобы он умер, прижимая её к груди.

– Нет.

– И как вы полагаете, нельзя ли…

– Нет.

– Ах, понимаю, полиция забрала её как улику…

– Нет, её забрали убийцы.

– Не понимаю. Зачем убийцам?..

– Я тоже не понимаю. Однако стрелявший специально вылез из машины, поднял её с тротуара и унёс с собой. А затем они умчались прочь на огромной скорости, чуть не сбив по дороге ещё с десяток пешеходов. Но им, похоже, на это было совершенно наплевать.

– То есть они застрелили человека, чтобы забрать у него мою книгу, – задумчиво произнёс Колби. – Ну, не мою книгу, конечно, я ведь ещё не купил её. Вашу книгу, Бернард.

– Как хотите, Колби.

– Что же мне читать в выходные? – Колби нахмурился и подошёл к полкам. – Посоветуйте что-нибудь, Берн.

Мы прошли в отдел художественной литературы. Я показал ему другие романы Конрада, но он отмёл их одним взмахом руки. – Слишком много воды, – сказал он, – и это раздражает. Действие «Тайного агента», по крайней мере, происходит на суше.

Другие рассказы Конрада казались Колби слишком уж мореходными.

– А как насчёт Грэма Грина? – спросил я. – У меня полно его книг. Некоторые тома даже ещё нечитаные, представляете?

– Боже правый, нет! – воскликнул Колби. – Кто угодно, только не Грэм Грин.

– Он что, вам не нравится?

– Самая заметная черта творчества Грэма Грина, – проворчал Колби, – состоит в том, что его персонажи получают от секса с молоденькими красавицами ещё меньше удовольствия, чем мы, когда обнимаем своих старых жён. Нет уж, благодарю покорно, в выходные я воздержусь от Грэма Грина.

В конце концов мы остановились на Ивлине Во, забыл, на каком именно романе. Колби сказал, что уже читал его, хоть и очень давно, но с удовольствием перечитает. Эта мысль полностью захватила его, он заявил, что ему вообще давно пора перечитать всего Во, и набрал целую сумку книг.

– Однако это ничего не значит, – заявил он мне на пороге. – Я всё равно хочу прочитать «Тайного агента». Если кто-нибудь принесёт эту книгу…

– Я обязательно отложу её для вас, – заверил я. – И теперь уж никто не посмеет её у меня отнять.

Глава 19

Я уже собирался закрывать магазин, как, на моё несчастье, вернулся Рэй Киршман.

– Какая приятная неожиданность, – скривив губы, пробормотал я. – Как же мне повезло-то!

– Почему?

– Да вот, надо внести в магазин столик с книгами. Берись-ка за тот край.

– Ой, как жалко, Малыш, а мне как раз доктор запретил поднимать тяжести. Не больше килограмма, говорит. Всё из-за больной спины.

– Ах, вот как! – сказал я. – Знаешь, на моём месте ты немедленно потребовал бы от меня фамилию лечащего врача и номер его телефона. Ну да ладно, не надо так смущаться, я не злопамятный. Просто отойди в сторонку и смотри, как человек надрывается.

И ведь этот сукин сын так и сделал! Правда, он подержал дверь, когда я заносил столик внутрь, заверив, что это самое меньшее, что он может для меня сделать, он бы с удовольствием сделал меньше, да просто не получилось. Вот жирная свинья! Я налил Раффлсу молока, насыпал корма и почесал между ушами, давая вечерние наставления.

– Эй, Малыш, – позвал Рэй, тяжело опускаясь на стул. – Я приглашаю тебя в бар сегодня. Когда закончишь болтать с котом, разумеется. В тот, что так нравится вам с Коротышкой. Я было хотел пойти вперёд тебя, устроить тебе сюрприз.

– Жаль, что не пошёл.

– Почему? Ты что, так любишь сюрпризы?

– Обожаю, когда преподносят кому-то другому, а сегодня сюрприз получил бы ты сам, потому что мы с Кэр не собираемся в бар.

– Ты что, разлюбил это местечко?

– Вовсе нет. Но у Кэролайн вечером встреча, и мне не хочется пить в одиночестве.

– Ну и прекрасно, выпьешь со мной. Давай поднимай свою задницу, и пошли.

Я покачал головой:

– Не сегодня, Рэй.

– Почему не сегодня? Разве нынче не пятница?

– Пятница, слава богу, мир не перевернулся. Просто пить мне не хочется.

– Ну, тогда выпьем по чашке кофе. Напротив университета открылась новая кофейня, говорят, приличная.

– Да, неплохая. Немного дороговата, на мой вкус.

– Не проблема, – бодро сказал Рэй. – Ведь ты угощаешь.

Мне пришлось угостить его двойным латте за четыре бакса, и я так расстроился, что взял себе такой же. Какого чёрта он так дорого стоит? Наверное, из-за своего французского названия… Я принёс бокалы к нашему столику, уселся в мягкое кресло и рассказал Рэю о визите Колби Риддла и о том, что загадка романа Конрада наконец-то разрешилась.

– Всё так, как я и предполагал, – отметил я. – Мой давнишний покупатель заказал книгу, вот я и решил, что толстяк пришёл за ней, а он думал, что книга – именно то, за чем он пришёл, поскольку он вообще не знал, за чем пришёл. Знал только, что этот предмет у меня.

– А у тебя он есть?

– Был бы, – сказал я, – ты бы узнал об этом первым. Чёрт возьми, если из-за этого барахла погибают люди, какого дьявола мне за него держаться? Я бы сразу же сдал его в полицию.

– В первый раз в жизни, наверное, – проворчал Рэй. – А что, у этого твоего покупателя есть имя?

– Конечно, есть, – заверил я. – Нынче сложно прожить жизнь без имени.

– Ну и как же его зовут?

– Не могу сказать.

– То есть как это – не могу? Почему?

– Обещал молчать, – пояснил я. – Ты что, газет не читаешь? Недавно была заметка про нашумевшее дело в Денвере: полиция пыталась вытянуть из владелицы книжного магазина информацию о том, какие именно книги она продавала одному клиенту. Видишь ли, этот тип торговал наркотой, и копы надеялись доказать, что он покупал книги вроде «Практическое пособие по производству метамфетаминов в домашних условиях».

– Ни хрена себе! Кто же печатает такие книги?

– Ну, может, название звучало немного иначе. Не в этом дело. Джойс Мескис, владелица магазина, обратилась в суд и выиграла процесс, хотя сама чуть не разорилась от судебных издержек. Но она пошла на принцип – сказала, что пожертвует собой ради записанного в Конституции «права на чтение», так что и я последую её примеру.

– Всё это чушь собачья, – возразил Рэй. – Какая связь между поляком Конрадом и наркотой на кухне? Сам не знаешь, что болтаешь, Берни, а если хочешь меня запутать, так тебе это не удастся. Не хочешь говорить мне его имя? Чёрт с тобой, тогда я сам скажу тебе имя. Нравится такой поворот?

– Давай валяй.

– Арнольд Лайл.

– Арнольд Лайл?

– Вспоминаешь?

Я покачал головой.

– Ну а как насчёт Ширли Шнитке?

– Арнольд Лайл и Ширли Шнитке. Шнитке?

– Мне кажется, я правильно произнёс. Возможно, но, когда Рэй произносил, к примеру, «Мондриан», у него получалось что-то вроде «Мона Удриана».

– Так значит, Арнольд Лайл и Ширли Шнитке. Арнольд Лайл плюс Ширли Шнитке равняется любовь. Они что, вырезали свои имена на коре дерева? Кто они такие?

– Помнишь, как звали Роговина?

– Сейчас, минутку… вертится в голове.

– Давай вспоминай.

– А, вспомнил! Лайл. Арнольд и Ширли – Роговины?

– Были когда-то, – сказал Рэй. – Сейчас-то они оба – трупы. Мы наконец-то пробили их пальчики, так вот, у этих двоих послужной список чуть ли не длиннее твоего. Они оба из России, приехали в Нью-Йорк пару лет назад и поселились на Брайтон-Бич. Конечно, на Брайтон-Бич немало трудолюбивых русских, которые уважают закон, но эта парочка была сделана явно из другого теста.

– То есть он – чистокровный русский, и зовут его – Арнольд Лайл?.. Уже смешно.

– Нет, имя своё он поменял, когда приехал в Америку. Между прочим, законным путём, наверное, то было последнее законное действие, которое он совершил. А Шнитке… вроде она родилась с этой фамилией.

– Ну, везёт же некоторым! – заметил я.

– Они сняли квартиру меньше месяца назад. Заключили договор на год и сразу заплатили вперёд наличными. Только не спрашивай, откуда они взяли эту фамилию: Роговины.

– Может, они вспомнили о Соле Роговине?

– А это ещё кто такой?

– Он играл за «Бизонов Буффало» пятьдесят лет назад, – сказал я. – Или их вдохновила Сирелл Роговин Лейхи? Она – писательница у меня в магазине даже есть её книга.

– Как мило, Берн. Ладно, давай называть их реальными именами, то есть Лайл и Шнитке. Ты уверен, что никогда раньше о них не слышал?

– Уверен.

– Видимо, они привезли сейф с собой. Квартира сдавалась с мебелью, мы связались с владельцем, и он подтвердил, что сейфа там не было. Мы обзвонили все магазины, но никто ничего не видел и не слышал.

– Интересно, – промямлил я и зевнул. – А почему ты рассказываешь об этом мне, Рэй?

– Я должен сам себе задать этот вопрос.

– Ну и?

– Во-первых, я уверен почти на сто процентов, что ты в этом деле не замешан.

– Я сказал тебе об этом всего лишь сто миллионов раз.

– Ага, я помню, да только не пришли ещё те времена, Малыш, когда я поверю тебе на слово. А если случится со мной такое, немедленно вызывай «скорую» и вези меня в «дурку». Но сейчас ты, похоже, не врёшь. Странно, но факт. И я подумал, а что, если нам поработать вместе?

– Что?!

Рэй серьёзно закивал головой:

– Согласись, Берни, мы знаем друг друга давно и всегда умели находить общий язык.

– Если учесть, что говорим мы на одном языке, согласен.

– Так вот, смотри, что получается. Куча придурков ищет что-то такое, ради чего они готовы убивать друг друга и всех вокруг.

– Это что, повод поработать? По мне, так это повод собрать чемодан и свалить из Штатов первым же самолётом.

– Если я раскрою это дело, Малыш, меня точно повысят. Понял теперь? Конечно, мы пока не знаем, в чём замешаны эти Роговины, а после стрельбы на улице начальство вообще отобрало у меня это дело. Теперь им занимается майор Кейси. Но кто мне запретит покумекать чуток в свободное от работы время? А если я вдруг раскрою дело, ну тогда… Тогда, друг мой, пара звёзд мне обеспечена.

– Понял. Ну а я тут при чём, Рэй?

Рэй и ухом не повёл.

– Не все преступления раскрываются, сам знаешь, – продолжал он как ни в чём не бывало. – Даже лучшие полицейские не вездесущи.

– По мне, так вы, копы, гораздо более вездесущи, чем тараканы, – сказал я. – Уж лучше бы не совали всюду свой длинный нос.

– Ах, дружище, не надо так плохо думать о нас. Видишь ли, эти Лайл и Шнитке, похоже, были частью преступной группировки, а в таких случаях до самой сердцевины не достать, хоть и знаешь, кто за всем стоит. Но ведь нам начхать на мораль, верно, Берни? Нам следует думать о наших собственных бедных маленьких шкурках.

– Ну да, а для этого надо найти то, что так сильно всех интересует.

– Ах ты, мой умница! – восхитился Рэй.

– И ты не знаешь, что это может быть?

– Никаких идей. А ты?

– Ни малейшего представления.

– Ну, тогда я предлагаю такой план, – сказал Рэй. – Мы оба раскроем уши и глаза как можно шире и будем обмениваться информацией. Если ты узнаешь что-нибудь интересное, говори мне, а я буду говорить тебе. Идёт?

– И почём ты продаёшь свой план? – спросил я.

– Пятьдесят на пятьдесят, – заявил Рэй. – Кроме славы, конечно, которую я хочу получить единолично. Или ты тоже жаждешь прославиться? Я могу поговорить с мэром, возможно, он сделает тебя «горожанином года» или что-нибудь в этом роде. Но наличку будем делить старым, проверенным способом: пятьдесят на пятьдесят.

– Ну, хорошо, – согласился я. – В этом я вполне солидарен с сыном палаточника.

Рэй подозрительно уставился на меня:

– Какого ещё палаточника? Ты о чём? Не знаю я никаких палаточников.

– Уверен? А я думал, ты хорошо знаком с Омаром, сыном палаточника.

– Ты что, спятил? Или опять шутишь свои дурацкие шуточки?

– Вообще-то да, – признался я, – шучу понемногу. Не волнуйся, Омар нынче тоже труп, ещё хуже Арнольда и Ширли, но когда-то он был знаменитым персидским поэтом Омаром Хайямом и наставил немало людей на путь истинный. Он говорил, например: «Так бери же бабло, / Оставь славу пророку, / И не думай, мой друг, / Что случится потом».

Рэй почесал затылок.

– Оставь славу пророку? – фыркнул он презрительно. – Ну нет, не дождётесь! Я хочу получить и то и другое.

На 23-й улице, недалеко от угла с 5-й авеню, есть магазинчик, где продаются мобильники с оплаченной картой. Наверняка подобные магазины разбросаны по всему городу, однако обычно их не замечаешь, глаза скользят по витрине, не видя её. Вполне вероятно, что на 14-й улице, где мы с Рэем пили кофе латте за четыре доллара, имелся похожий магазин, но я не стал рисковать и пошёл по проверенному адресу.

Я дал продавцу десять баксов, а он протянул мне мобильный телефон. Я не помнил, сколько звонков могу сделать, прежде чем кончится лимит, – всё равно я собирался использовать лишь малую часть отпущенного мне времени. Я собирался позвонить на один-единственный номер и, возможно, даже всего один раз. В крайнем случае два или три раза, не больше.

Я вышел из магазина с телефоном в кармане и бездумно зашагал по улице, только через несколько кварталов вдруг осознав, куда меня несут ноги. Я взглянул на часы. До назначенного времени оставалось ещё часа два, так что я позволил своим ногам шагать туда, куда они сами желали, и вскоре стоял напротив дома на углу 24-й улицы и 3-й авеню. Я вспомнил, что проходил мимо него в среду вечером, чёрт его побери, но тогда у меня и на секунду не возникло желания остановиться.

Во-первых, этот дом был уродлив до предела – такие кирпичные многоэтажные монстры, к счастью для всех, вышли из моды лет этак сорок назад. Никаких украшений фасада, низкие потолки, дешёвые материалы, стены тонкие настолько, что на первом этаже слышно, как чихнули на пятом. Слава Всевышнему, больше таких уродов в нашем городе не строят.

Я подумал было подойти к привратнику – он задумчиво курил на тротуаре перед открытой дверью, – переброситься с ним парой слов, но в конце концов не стал этого делать. Что он мог мне рассказать сверх того, что знал Рэй?

Не то чтобы я сильно рассчитывал на партнёрство с Рэем, но всё же… Кто-то ведь на самом деле замочил Роговиных (хотя, пожалуй, правильнее теперь было назвать их «Лайл и Шнитке»). И те же самые бандиты – или «уголовники», по выражению Кэр, – чуть не убили привратника Эдгара, обнесли мою квартиру, стащили неприкосновенный запас и наделали с десяток дыр в одном из моих лучших клиентов. (Я, правда, видел толстяка один-единственный раз в жизни, но согласитесь, если человек, проведя в магазине пять минут, покупает книг на тысячу с лишним баксов, его можно назвать даже не просто «хорошим клиентом», а «чертовски хорошим клиентом». К тому же Раффлс отнёсся к толстяку необычайно благосклонно.)

Так что, если я помогу Рэю найти «уголовников», да ещё получу с этого какой-никакой навар, – что в этом плохого?

Я ещё немного прошёлся, мимоходом подумав о том, сколько камер уже зафиксировало мою сегодняшнюю прогулку. Куда делись свободы демократического общества, скажите мне? Такое ограничение свободы передвижения, к примеру, весьма отрицательно сказывается на продуктивности людей нашей профессии, неудивительно, что количество преступлений падает. Рано или поздно все мы остановимся перед выбором: тюрьма или честная жизнь – и выберем честную жизнь, конечно, если только у нас не будет возможности уйти в большой бизнес. Или в политику. В этих кругах преступления чаще всего остаются безнаказанными, и камер можно не бояться.

Лучше всего рассуждать о суетности земного в заведениях, продающих спиртные напитки; недалеко от 37-й улицы я набрёл на довольно приличный бар «Парсифаль». В это время суток народу в баре было немного – наиболее сознательные клиенты уже свалили домой, а несознательные только копили силы, чтобы мощным фронтом заявить о себе через пару часов. У стойки бара имелись свободные места, и я уселся на высокий табурет и заказал себе бутылку минеральной воды. Девушка-бармен, высокая блондинка с такими высокими острыми скулами, что о них можно было бы порезаться, принесла мне бутылку «Пелегрино», выдавила в бокал ломтик лайма, содрала за это два бакса и оставила меня напиваться до посинения.

Наверное, именно в таком баре Барбара Крили и встретила хриплоголосого насильника, который вначале сунул ей в кофе таблетку снотворного, а затем в знак уважения (или отсутствия оного) засунул в неё свой жезл. Интересно, не отирается ли он тут и сейчас? Я незаметно осмотрелся, не очень отчётливо представляя, кого именно пытаюсь найти. Я ведь не видел его лица, кроме голоса я вообще ничего о нём не знал, так что шансов опознать негодяя, если он молча сидел на соседнем табурете, у меня практически не было.

Зато я мог опознать Барбару Крили – она стояла у бара, поставив одну ногу на стальную штангу, через пять табуреток от меня.

Но это была не она, хотя и похожа. Эта женщина была немного плотнее и старше той, под чьей кроватью я недавно провёл несколько часов, лицо у неё было тяжелее, а волосы – короче. Чем дольше я смотрел на неё, тем меньше находил сходства с Барбарой.

Я ещё раз оглядел помещение, просто так, проформы ради. Знал, что Барбары сейчас здесь нет, но почему-то не сомневался, что она регулярно появляется в этом баре. Возможно, она встретила своего «приятеля» в другом месте, тем не менее тут атмосфера была как раз подходящая. Если бы я имел возможность посидеть подольше, рано или поздно оба они материализовались бы у этого бара.

Ну а мне зачем нужно, чтобы они материализовались?

Абсолютно незачем, сказал я себе, поднимаясь. Что мне нужно, так это отправиться домой, собраться и пойти на дело. Я залпом допил остатки «Пелегрино», забрал большую часть сдачи и вышел.

Глава 20

В 8:45 я уже сидел за рулём бронзового седана «меркьюри-сэйбл», припаркованного практически вплотную к единственной пожарной колонке на Арбор-корт. Это, конечно, против правил, но мне было наплевать, поскольку машину я угнал.

Я иногда сомневаюсь, что на Арбор-корт хоть иногда заходят копы из дорожной полиции – не думаю, что эта улочка им вообще известна, – но, если по закону зловредности какая-нибудь девчонка-полицейский и вздумала бы забрести в наш тупичок, я был к этому готов. С моего места мне была видна вся улица. Конечно, ключ в замке зажигания я не держал, так как у меня его попросту не было, но мог завести машину и слинять оттуда быстрее, чем самый быстрый коп в мире.

Однако за десять минут я не увидел никого – ни полисменов, ни пешеходов, ни даже кошек и собак. В конце концов из дома вышла Кэролайн и растерянно остановилась, осматриваясь по сторонам. Я завёл машину и сделал пару гудков, чтобы привлечь её внимание. Сначала она не признала машину, но, когда я опустил стекло и позвал её по имени, подбежала ко мне.

– О, вот ты где! – сказала она. – Классная тачка. Где взял?

– На Семьдесят четвёртой улице. Одолжил на время.

– Да? У кого же?

– Понятия не имею.

– Украл, что ли?

– Только формально, – сказал я. – Потому что намереваюсь её вернуть.

– Ты знаешь, так всегда говорят аферисты и растратчики после того, как их посадят. «Господин судья, но ведь я собирался вернуть эти деньги!» Только почему-то они никогда этого не делают.

– Ну а я не такой, – заверил я Кэр, – конечно, я её верну. А на что она мне сдалась? Где её парковать? Машины – это зло вообще, а когда у человека нет гаража, приходится парковать на улице…

– И кто-нибудь может её «одолжить», – подхватила Кэр, – чтобы сдать на запчасти.

– Слушай, что это с тобой? – спросил я. – Ты всё меньше походишь на мою единомышленницу и всё больше – на господина Рэя Киршмана.

– Не говори гадости! – возмутилась Кэролайн. – А впрочем, может быть, ты и прав. Я просто растерялась, не знала, приедешь ты или нет.

– Я же сказал, что приеду.

– Ну, после того, что случилось с толстяком…

– Мы едем в Ривердейл! Садись давай! Это всего в нескольких милях отсюда.

– Я знаю, но всё же…

– Мне нужны деньги.

Мне также совершенно необходимо было поднять самооценку – последнее время всё шло наперекосяк. После моего позорного лежания под кроватью дела шли из рук вон плохо. Копы приставали, воры грабили квартиру, клиентов убивали прямо у меня на глазах. Я и не знал, чего ждать в следующую минуту. Надо было действовать: может быть, разбомбить Ирак я и не смогу, но уж Мейпса ограбить – это непременно, будьте уверены! PI я не стану дожидаться, как на это отреагирует премьер-министр Франции.

– Ладно, жди здесь, – сказала Кэролайн. – Я скоро вернусь. И не вздумай ехать туда в одиночку.

Довольно урча, «сэйбл» двигался по Вест-Сайд-драйв. Ехать на нём было одно удовольствие, он прекрасно слушался руля и шёл гладко, да и движение уже успело рассосаться. На 57-й улице я застрял на светофоре и повернулся к Кэролайн:

– По твоей загадочной улыбке можно предположить, что свидание прошло успешно.

– О да! Но только вначале я натерпелась…

– А что случилось?

– Ну, понимаешь, я пришла первая, всего на пару минут раньше назначенного времени. Вошла в отель «Алгонкин», как до меня туда заходили всякие знаменитости – к примеру Дороти Паркер и Роберт Бенчли.

– Ну да, и Александр Вулкотт, и Джордж Кауфман…

– Ну и эти ребята тоже. Так вот, я села за столик прямо в вестибюле, и ко мне сразу же подлетел официант – по виду прямиком из Лондона – и спросил, что я буду пить. А я растерялась.

– Ну ты даёшь! Почему?

– Во-первых, бар расположен у них чуть дальше в фойе, так что я не знала, может, в лобби людям подают только чай. Правда, почти все вокруг пили чай из бокалов для мартини. Похоже, слово «чай» там употребляют для определения любых напитков… И потом… вдруг она действительно собиралась пить чай, а тут – нате вам! Я хлебаю бухло, как последняя алкоголичка!

– Подожди, ты ведь написала на сайте, что любишь скотч?

– Ну да, написала, но не была уверена, что мне надо демонстрировать свою любовь на первом же свидании. Ты же знаешь, как говорят: «У вас не будет второго шанса, чтобы произвести хорошее первое впечатление».

– Неужели так говорят?

– Мне кажется, я где-то это слышала. Ну и пока я решала, что лучше, в вестибюль зашла женщина и устремилась к моему столику. Она даже не огляделась – увидела меня и рванула с места в карьер.

– Это что, была распространительница продукции «Эйвон»?

– Да нет же, это была моя Дородная Тёлка!

– Ну и как она в жизни? Дородная?

– Красавица! Немного выше меня, хотя это ни о чём не говорит, тёмные волосы, изумительная фигура, такое нежное лицо, и румянец… И серые глаза…

– Серые?

– Ну да, она сказала, что в детстве они были голубыми, но потом с возрастом цвет вымылся из глаз. Такое бывает?

– С волосами.

– Ну а тут это произошло с глазами, так что «Клэрол» ей не поможет. Она пришла с работы, сказала, надеется, что не заставила меня долго ждать, а я ответила, что сама только пришла и даже не успела ещё сделать заказ, и тогда она…

Бла-бла-бла-бла… И так далее, и тому подобное. Кэролайн пересказывала мне их диалог слово в слово, ей бы работать репортёром, описывая королевские свадьбы. Я сразу же отключился, поскольку внешность новой знакомой Кэролайн поразила меня.

Волосы, цвет лица, фигура, конечно, тысячи женщин могли обладать теми же параметрами, но… В последнее время меня не оставляло чувство, что в моей жизни вот-вот произойдёт нечто неожиданное, какое-то невероятное совпадение, от которого я приду в шок, и это «нечто» тихо ждёт сейчас своего часа, размышляя, с чем бы ему совпасть.

Я снова включился в тот момент, когда Кэролайн в своём рассказе подошла к моменту выбора напитков.

– …И она спрашивает, что я хочу заказать, а я в ответ: «Наверное, чашку чая». И тут она говорит: «Я думала, ты любишь скотч», – представляешь? Ну, я подтверждаю – мол, типа, да, люблю, но иногда приятно и чаю выпить; а она говорит, что целую неделю вкалывала как проклятая и что чаем напряжение не снимешь; тогда я соглашаюсь: «Ладно, я тоже выпью рюмочку». Я ведь знаю, что ты никогда не пьёшь перед делом, верно, Берн, но мне-то одна рюмочка не может помешать? Не может, верно, Берн? Я ведь не пойду с тобой в дом?

– Нет, я пойду один.

– Ну вот я и подумала, что от одной рюмки не опьянею.

– Так ты выпила одну рюмку?

– Вообще-то две.

– А я думал, ты только что сказала.

– Берн, ну кто пьёт одну рюмку? Это как одна половинка ножниц. Или одна штанина. Они всегда вдвоём. Понимаешь?

– Нет, бывает, что люди пьют одну рюмку, – твёрдо возразил я. – Иначе откуда взяться выражению: «Выпить по рюмочке»? По одной рюмочке, верно? Не по две, не по шесть, не по десять. Ты сама всегда говоришь: «Выпью рюмку». А потом пьёшь две. Где логика?

– Логика есть, и преотличная! Сначала я говорю: «Выпью рюмку», а чуть позже спрашиваю себя: «А не пропустить ли по второй?» Так что первая рюмка – не самоцель, а просто некий этап. В общем, мы выпили по две рюмки, и я съела целую тарелку орехов, чтобы нейтрализовать действие алкоголя. Теперь я в порядке.

– Точно?

– Точно, не волнуйся. К тому же я не за рулём, тест на алкоголь проходить мне не грозит. И я не пойду в дом, так в чём проблема?

– Ни в чём. Так что, она тебе понравилась?

– Очень, Берн. И мне кажется, я тоже ей понравилась.

– Произвела хорошее первое впечатление?

– И это замечательно, потому что второго шанса у меня бы не было.

– А где она живёт?

– На Манхэттене. Я и раньше это знала, вовсе не хотела влюбиться в девчонку с окраины. Где бы мы с ней встречались?

– Ты права, это ужасно. Однажды мне понравилась девушка, мы начали встречаться. Но она никак не хотела рассказать, где живёт. Мы ходили по барам или шли ко мне…

– Она что, жила в Бруклине?

– Хуже, в задрипанной заднице Куинса. Сначала туда несколько дней едешь на метро, потом пересаживаешься на автобус и только после этого чапаешь пешком кварталов этак десять. Это на самом краю мира.

– Но ведь она каждый день приезжала в город…

– Когда твоя девушка живёт в такой жопе, – печально сказал я, – это не может не отразиться на отношениях. Представляешь, отпускать её каждый вечер в такую задницу? Пришлось расстаться.

– Вау, как печально.

– Ну и кроме того, – добавил я, – у неё был довольно визгливый, пронзительный голос. Сначала мне казалось, что я к нему привыкну, но в один прекрасный день я вдруг понял, что не хочу к нему привыкать. Даже скорее так: я не хочу слышать его, чтобы случайно не привыкнуть. – Я вытащил из кармана телефон и, взглянув на клочок бумаги, набрал номер. – Вот так-то. – Из динамика раздались далёкие телефонные звонки в доме на Девоншир-клоуз; после четырёх гудков включился автоответчик и записанный на плёнку голос хозяина пригласил меня оставить сообщение. Я дал отбой.

– Ну, моя Тёлочка не такая, – заявила Кэролайн.

– А какая?

– У неё нет изъянов. По крайней мере, я их не вижу.

– То есть голос не визгливый?

– Чудесный голос. Такой чуть-чуть хрипловатый.

– Даже если она живёт на Манхэттене, расстояния здесь немаленькие. Она может жить, к примеру, на Вашингтон-Хайтс.

– Ну и что? Не так уж это и далеко. У меня была подружка с Вашингтон-Хайтс.

– Именно на это я и намекаю.

– О, то был кошмар, конечно, но география тут ни при чём. Просто не получилось у нас с ней, и всё. Но Тёлочка живёт ближе, если хочешь знать, ей от работы пятнадцать минут идти.

– А где она работает?

– В юридической фирме на углу Сорок пятой улицы и Мэдисон-авеню. Поэтому она и выбрала «Алгонкин». А что?

– Просто пришло в голову… Если она живёт в пятнадцати минутах ходьбы от работы, значит, на востоке это могут быть Шестидесятые улицы.

– Полагаю, да.

– А на западе – Пятидесятые.

– Ну и что?

– А на юге – Тридцатые.

– К чему ты клонишь?

– Мне просто хочется удостовериться.

– Удостовериться? В чём?

– Что она не та, кем, как я думаю, она может быть.

– Чего?

– Понимаешь, это было бы, конечно, невероятным совпадением, – сказал я. – Но совпадения происходят с нами сплошь и рядом, а в последнее время они так и вертятся вокруг меня. Так что, если она окажется той, о ком я думаю…

– Кем это?

– …было бы здорово, если бы вы, девушки, назвали друг другу свои настоящие имена.

– А мы и назвали.

– Правда?

– Ты же не думаешь, Берн, что я стала бы в лицо называть её Тёлкой? Мы сразу же представились, ещё до того, как нам принесли выпить.

– И какое имя ты назвала?

– Я? Кэролайн Кайзер. Понимаю, с воображением у меня плоховато, но я просто сказала первое, что пришло в голову…

– А она?

– Она? Что она могла сказать: «Привет, Кэролайн!» Она поверила мне, у неё даже в мыслях не было, что я могу назвать чужое имя…

– Ну и как зовут твою Тёлку?

– Лейси Кавиноки. – Кэролайн засмеялась. – Смешное имя, правда? Рифмуется со всем на свете… Лейся-залейся, да только не спейся…

– Ты уверена?

– Что рифмуется? Сто процентов.

– Нет, я имел в виду…

– Знаю, что ты имел в виду. Что это не настоящее её имя? А что я должна была делать? Попросить паспорт или водительские права? Чего ты боишься, не могу понять? Кем она может оказаться, по-твоему?

– Барбарой Крили.

– Барбара Крили. Это та дамочка, которую…

– Да, изнасиловали и ограбили. Знаю, знаю, сейчас ты скажешь, что это смешно.

– Это не просто смешно! – воскликнула Кэролайн. – Это совершенно нелепо. В Нью-Йорке восемь миллионов жителей, Берн. Какой шанс, что это она?

– Восемь миллионов в пяти районах, – поправил я, – только два миллиона в Манхэттене.

– Один шанс из двух миллионов?

– Ну, половина из них – мужчины, – сказал я. – А из второй половины тебе сначала надо вычесть детей и старушек, потом тех, кто замужем, а потом…