355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лоренцо Каркатерра » Гангстер » Текст книги (страница 7)
Гангстер
  • Текст добавлен: 14 апреля 2017, 06:00

Текст книги "Гангстер"


Автор книги: Лоренцо Каркатерра



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Ангус не давал нам никакого повода для недовольства, – заметил Пуддж, – вообще ничего такого я за ним никогда не замечал.

Веллс улыбнулся и кивнул.

– Вы верны ему, – сказал он, – я уважаю это. Парень вроде меня понимает, что это такое.

– Но вы все равно хотите, чтобы мы оставили его и переметнулись к вам, – сказал Анджело, – несмотря на то, верны мы или нет.

– Верность не означает глупость. У вас должно хватить мозгов, чтобы понять, когда наступит время, чтобы сделать свой шаг. И я хочу сказать вам, что такое время пришло.

– Спасибо за ваше предложение, мистер Веллс, – сказал Анджело.

– Плевать на твое «спасибо». Каков ваш ответ?

– Нет. – Лицо Анджело походило на лишенную выражения маску.

– Это большая ошибка, малыш, – сказал Веллс. – Если после вашего ухода с этой встречи вы будете не на моей стороне, все закончится очень плохо.

– Значит, все закончится очень плохо. – Анджело сложил руки на груди.

– А как насчет тебя? – спросил Веллс Пудджа, похлопав его по руке.

– Мы вместе пришли, – ответил Пуддж, поднимаясь из–за стола, – вместе и уйдем.

– Ну что ж, – Веллс наблюдал, как Анджело протис–кивается наружу из кабинки и поправляет жилет, – тогда разговор окончен, и больше нам говорить не о чем.

– Вам нужно знать еще две вещи, – сказал Пуддж, глядя на Веллса.

– И что же это? – Гнев Веллса уже слегка улегся.

– Мне так и не принесли молоко. И ваш яблочный пирог воняет.

Анджело и Пуддж вышли из притихшего ресторана, не оглядываясь ни на Веллса, ни на его четырех бандитов.

Рассерженный Джек Веллс заглянул в пустую кофейную чашку, сжал кулаки и принялся яростно колотить по обитым красной кожей стенам кабинки.

Анджело впервые увидел Изабеллу Конфорти, когда переходил через 3‑ю авеню, не обращая внимания ни на довольно оживленное уличное движение, ни на легкий туман вперемешку с дождем. Изабелла Конфорти стояла в дверном проеме возле открытого лотка с фруктами, прикрыв голову сложенной вчетверо газетой. На ней было платье в красную клетку, синий свитер ручной вязки и деревянные сабо на двухдюймовой подошве. Ее длинные каштановые волосы лишь слегка затеняли вздернутый нос, угольно–черные глаза и чарующую улыбку. Она оглядывала улицу, нетерпеливо постукивая правым сабо по бетонному крыльцу.

Анджело остановился возле лотка с фруктами, выбрал два свежих персика, передал их продавцу и стал смотреть, как одетый в свитер с длинными рукавами мускулистый юноша небольшого роста заворачивает персики в газету – каждый по отдельности. Анджело вручил ему пять долларов.

– Сдачу можете оставить себе, – сказал он, – если назовете мне имя той девушки на крыльце.

Продавец зажал пятерку в правой руке и обернулся, чтобы посмотреть на многоквартирный дом, затем снова повернулся к Анджело и улыбнулся.

– Изабелла, – сказал он, засовывая пятерку в передний карман рабочих штанов.

– Вы знаете ее семью? – спросил Анджело.

– Вы спрашивали только ее имя, – сказал продавец.

Анджело сделал шаг к нему:

– А теперь я спрашиваю про ее семью.

– Ее отец – macellaio, – понизив голос, сказал продавец, – вы знаете, как это будет по–английски?

– Мясник, – ответил Анджело.

– Ну да, мясник, – продавец щелкнул пальцами и улыбнулся. – Он работает в центре города в таком месте, где убивают животных, не помню, как по–английски.

– А ее мать? – спросил Анджело.

– Она умерла лет пять назад, – сказал продавец. – Очень долго болела.

– У нее есть еще родственники? – Анджело взял у продавца персики.

– Брат, – ответил продавец, – года на три или четыре помладше. Хороший мальчик, работяга. Время от времени помогает мне убирать в магазине. Теперь вы знаете все, что знаю я.

– Как вас зовут? – спросил Анджело, подавая ему руку.

– Франко, – встречное пожатие ничуть не уступало силе Анджело, – Франко Расти.

– Спасибо, Франко. – Анджело смотрел на сияющие влажным блеском стойки с фруктами и овощами. – У вас здесь неплохой бизнес. Я к вам еще зайду, что–нибудь куплю.

– Два персика за пять долларов, – Франко широко улыбнулся, – за такую цену я вам их сам принесу.

– Хотите персик, Изабелла? – Анджело стоял перед девушкой, усилившийся дождь хлестал его по спине и плечам.

– Откуда вы знаете мое имя? – Ее голос был мягким, как облако.

Вблизи красота Изабеллы оказалась еще поразительнее, и подозрительный взгляд только добавлял очарования ее лицу.

– Я заплатил Франко за эти персики пять долларов, – сказал Анджело, игнорируя вопрос. – Вы когда–нибудь ели фрукты, которые так дорого стоят?

– Нет. – Она смотрела, как Анджело развернул газету и протянул ей персик. – Я даже никогда не видела ни одного глупца, который заплатил бы за персики такую цену.

Она взяла фрукт из его руки, и Анджело улыбнулся.

– Этот глупец заставляет вас торчать под дождем, – сказал он.

– Моему отцу не понравился бы незнакомец, называющий себя глупцом, – ответила Изабелла. – Особенно молодой незнакомец, который покупает такие дорогие фрукты.

– И он был бы прав, – сказал Анджело. – Я прошу прощения у вас и у вашего отца.

Изабелла улыбнулась и наклонила голову.

– Мне будет легче принять извинения, если я буду знать, от кого они.

– Промокшего дурака, который стоит перед вами, зовут Анджело Вестьери, – представился Анджело.

Дождь уже лил стеной, и пиджак и брюки Анджело сзади промокли насквозь. Он опустил голову, чтобы вода не попадала в лицо, но все равно не сводил глаз с Изабеллы. Он глядел, как она разломила персик пополам и вынула косточку. Они оба улыбнулись, когда она откусила маленький кусочек и на ее нижней губе повисла жемчужинка сока.

– И что вы здесь делаете, Анджело Вестьери? – спросила она, ее осторожность растаяла под дождем и под теплым взглядом Анджело.

– Я люблю дождь, – сказал ей Анджело, – и терпеть не могу, когда напрасно пропадают хорошие персики.

– Но что вы будете делать, когда дождь кончится и вы съедите свой персик? – На лице Изабеллы мерцали капельки воды, усыпавшие ее щеки и шею. Анджело подумал, что ее яркая улыбка способна растопить даже ледяное сердце демона.

– Я все еще буду голоден, и поэтому я пойду и поищу место, где можно было бы хорошо поесть.

– Почему бы вам не поесть дома, с семьей? – Изабелла откусила еще кусок персика.

– Я люблю есть один, – ответил Анджело, – в тихих ресторанах.

– Мы с отцом идем к моей тете Нунции на обед, – сказала Изабелла, – если хотите, пойдемте с нами.

– Для этого я должен сначала спросить разрешения у вашего отца.

– Хорошая мысль. – Изабелла покончила с персиком и вспыхнула от смеха, как школьница. – Тогда вам придется что–нибудь придумать, прежде чем мой отец увидит вас и спросит, почему молодой человек стоит под дождем и разговаривает с его дочерью.

– Где он сейчас? – спросил Анджело. Холодная сырость просачивалась через жилет и рубашку на его кожу.

– Прямо за вашей спиной, – Изабелла указала пальцем за плечо Анджело.

Анджело повернулся и встретился взглядом с человеком средних лет, примерно его роста, но фунтов на сто тяжелее – похоже, эти сто фунтов составляли только мускулы без единой унции жира. Он был одет в черную полосатую рубашку, спереди потемневшую от дождя, и запачканный кровью белый халат мясника. Анджело протянул ему оставшийся персик.

– Вы не поверите, сколько я за него отдал, – сказал он.

– И окупилась ли эта трата? – поинтересовался

Джованни Конфорти, как и дочь, разламывая персик пополам.

– До последнего пенни, – ответил Анджело.

Глава 6

Осень, 1925

Толстяк в несвежей белой рубашке сидел, вжавшись спиной в толстые подушки, стоявшие у стены вместо спинки мягкой кушетки, обтянутой материей табачного цвета. Комната была маленькой и почти без мебели, зато на полу валялись какие–то объедки и несколько пустых пинтовых бутылок из–под незаконного виски. Анджело, держа руки в карманах брюк, стоял около открытого окна и разглядывал молодую пару, направлявшуюся в ресторан Чарли Саттона «Ист—Сайд». Пуддж, уперев руки в боки, возвышался над толстяком.

– Я собирался сам отнести вам деньги, – проговорил Ральф Барселли скрежещущим, как большая терка, голосом. – Вы же понимаете, парни, чтобы вам не пришлось ехать сюда.

Барселли в свои сорок лет был распространителем наркотиков самого низкого уровня и столь же мелким агентом–лотерейщиком. Он зарабатывал ровно столько, чтобы кое–как удовлетворять свою тягу к виски, тотализатору и несовершеннолетним девочкам. Если же ему не хватало, он брал в долг под непомерные уличные проценты и давно уже прочно зарекомендовал себя полнейшим тупицей в финансовых делах.

– Но не отнес, – сказал Пуддж. – Ты заставил нас ехать сюда, чтобы забрать их.

– Мне пришлось срочно бежать… мне велел Тони Фазо… – с трудом выговорил Ральф, его нижняя губа мелко дрожала, выдавая страх, который он тщетно пытался скрыть. – Если бы не это, я бы все сделал как надо, я же вам говорю. Но войдите в мое положение: я же не могу быть одновременно в двух местах.

– Мне плевать, куда ты ходил до того, как мы приехали, и мне плевать, куда ты пойдешь, когда мы уедем, – ответил Пуддж. – Что мне сейчас нужно – так это увидеть мои деньги, пока я здесь.

– На этот счет не беспокойтесь, – сказал Ральф, царапая свою седеющую щетину. – Я собрал все деньги и даже завернул их для вас, прямо как подарок в день рождения. Они в задней комнате.

Анджело отвернулся от окна.

– Схожу за ними, – и, опустив голову, вышел в узкий коридор.

– Если вам что–нибудь нужно – я сделаю, только скажите, – пролепетал Ральф. Он нервно моргал, его заспанные карие глаза следили за Анджело, его лысина покрылась крупными каплями пота.

– Заткнись, – приказал Пуддж, – и сиди так, пока мы не разберемся.

Анджело открыл дверь в маленькую комнату и отшатнулся от застарелого запаха мочи и от вида молоденькой девушки или даже девочки, свернувшейся под грязной – когда–то белой – простыней. Рядом с девочкой, в углу измятой постели, лежала коробка из–под обуви, перевязанная шелковым шнурком. Полосы света проходили сквозь грязное оконное стекло и были отчетливо видны благодаря висевшей в воздухе пыли.

Анджело вошел в комнату, шагнул к кровати и сдернул с девочки простыню на пол. Та даже не вздрогнула. Обнаженная, она смотрела на него пустыми глазами, как будто откуда–то издали.

– Как тебя зовут? – спросил Анджело.

– Лайза, – сказала девочка неожиданно сильным голосом.

По мнению Анджело, ей могло быть от четырнадцати до семнадцати лет, но свойственный девочкам ее возраста мягкий блеск чистой кожи стерся под действием времени, которое она провела в гнилых объятиях Ральфа Барселли. У нее были тонкие кости, и ее длинные каштановые волосы свисали на плечи, словно пучки соломы. Ее впалые щеки были пепельно–белыми.

– Сколько тебе лет, Лайза? – спросил Анджело, ненадолго отвлекшись на две пустые пинтовые кружки из–под виски на прикроватной тумбочке.

– А это зависит от того, кто вы такой, – ответила Лайза, опершись на локоть; ее маленькие грудки выпятились.

Анджело вытащил из кармана жилета нож, со щелчком раскрыл его, держа руку с ножом у бедра. Он присел на край кровати и схватил свободной ладонью Лайзу за подбородок.

– Кем он тебе приходится? – спросил Анджело, кивнув головой на открытую дверь позади него.

– Кого вы имеете в виду? – Взгляд Лайзы перепрыгивал с лица Анджело на шестидюймовый нож в его руке. – Ральфа? Он только друг. Когда мне некуда было податься, он разрешил мне остаться здесь.

– Здесь? – переспросил Анджело.

– Ну, вашим вкусам, я думаю, это место не подходит, но здесь намного лучше, чем там, откуда я пришла, и гораздо лучше, чем на улице.

– У тебя семья какая–нибудь есть? – Анджело убрал руку от лица девочки.

Лайза пожала плечами:

– Я бы их семьей не назвала. А жить с Ральфом – это, конечно, не рай, но и не ад.

– А где может быть твой рай? – спросил Анджело.

Впервые за все время разговора Лайза улыбнулась, тонкие лучи солнца отразились от ее пожелтевших от табака зубов.

– Там, где много красивых гор, – сказала она. Ее пустые глаза глядели мимо Анджело, куда–то в сторону закрытого окна. – Когда я была маленькой, я часто представляла себе это место. Там на свободе бегают лошади и со скал текут холодные ручьи. Я не знаю даже, есть ли где–нибудь такое место, я просто его себе представляла.

Анджело поднял нож, потянулся через кровать и достал коробку. Одним быстрым сильным ударом он разрезал шнур и защелкнул лезвие. Сняв крышку коробки, он вытащил пачку купюр, убрал нож в карман жилета и принялся пересчитывать деньги.

– Иисус Христос! – воскликнула Лайза. Она села на постели и глядела на деньги в руках Анджело. – Никогда не думала, что у Ральфа столько денег.

– У него их нет, – ответил Анджело, продолжая подсчет.

Он сложил купюры в аккуратную пачку, отсчитал триста долларов десятками, а все остальное бросил обратно в коробку.

– Оденься, – сказал он. Он встал, посмотрел сверху вниз на Лайзу и протянул ей пачку десяток. – Собери свои вещи. И возьми эти деньги – купишь билет на поезд. Езжай, ищи свои горы.

– А как быть с Ральфом? – Лайза с трудом выдавила из себя слова: во рту у нее внезапно пересохло.

– Я поговорю с ним, – пообещал Анджело.

Лайза спрыгнула с кровати и повисла на шее Анджело, чуть не сбив его с ног.

– Чем мне вас отблагодарить? – прошептала она ему на ухо.

Анджело взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.

– Отблагодаришь, если забудешь о том, что вообще когда–либо здесь была, – сказал он. – Я хочу, чтобы этого даже в памяти не осталось.

– Что это ты так завозился? – спросил Пуддж. Он стоял за спиной Ральфа, положив одну руку ему на плечо. – Зарыл он там эти деньги, что ли?

Анджело подошел к Пудджу и вручил ему обувную коробку.

– У него не хватает трех сотен, – сказал он.

– Да быть того не может! – крикнул Ральф. Он смотрел то на Анджело, то на Пудджа, его бросало в дрожь то от страха, то от ярости. – Пуддж, я не знаю, что там задумал твой приятель, но я своими руками клал деньги в эту коробку! Всю сумму.

Пуддж хлопнул Ральфа коробкой по затылку, взял деньги в правую руку и бросил коробку на пол.

– Всей суммы в моей руке нет, – сказал он. – А отдать мне половину, это все равно что не отдать ничего.

– Парни, не надо из меня совсем уж дурака делать! – умолял Ральф, по его лицу струился пот. – Если вы хотите забрать все мои деньги, то подождите до другого раза, дайте сейчас хоть с долгами расплатиться.

– Ты нам должен. Три сотни, – заметил Анджело.

Ральф встал и ткнул дрожащим пальцем в Анджело.

– Сукин ты сын! – завопил он. – Ты сам знаешь, что деньги были там. И их взял либо ты, либо эта маленькая потаскушка в моей кровати.

– Когда я вошел в комнату, коробка была закрыта, – ответил Анджело, – девчонка к ней и близко не подходила.

– Что вы будете делать, Пуддж? – спросил Ральф, повернувшись спиной к Анджело.

Несколько минут Пуддж пристально смотрел на Анджело, а затем кивнул. Он сложил деньги и запихнул их в боковой карман пиджака.

– Я окажу тебе милость, – сказал он.

– Какую милость?

– Я даю тебе еще неделю, – объяснил Пуддж. – Этого тебе вполне хватит, чтобы собрать те триста долларов, которые ты мне задолжал. Потом мы зайдем за ними.

– И еще. Лайза уйдет вместе со своими шмотками, и прямо сейчас, – добавил Анджело. – Будешь рыпаться – я об этом узнаю и навещу тебя гораздо раньше.

Он посмотрел на Ральфа, которого била неудержимая дрожь.

– Не будь дураком, – сказал он, – и выбери жизнь.

Когда они вышли из вонючей комнаты наркодилера,

Пуддж повернулся к своему другу и партнеру.

– Я не знаю, что там произошло, в задней комнате, – начал он, – но она потратит деньги совсем не так, как ты думаешь.

– Я всего лишь дал девчонке шанс, – ответил Анджело, – а уж как она им воспользуется – ее проблемы.

– Иногда мне становится интересно: достаточно ли ты крут для нашего бизнеса, – продолжал Пуддж. – И еще интересно, если ты настолько чертовски крут, то тебе хоть сколько–нибудь важно мое мнение? Вот о чем я иногда думаю.

Я глубоко вздохнул и улыбнулся Мэри. Рассказывая мне свои истории про молодые годы Анджело, она почти все время смотрела в его сторону, иногда кладя руку на покрывало умирающего. Это выглядело так, будто он говорил со мной ее голосом. Она была его святым вестником и с удовольствием играла эту роль.

– Вы не хотите немного перекусить? – спросил я. – Или, может быть, просто прогуляться. Было бы приятно ненадолго выйти из комнаты..

– Не знаю, насколько это будет разумно, – ответила Мэри, сверкнув глазами. – Анджело всегда говорил, что вы любите незнакомую пишу.

– Ну, для него незнакомая пища – это любое блюдо, не политое красным соусом, – заметил я.

– Он как–то сказал мне, что если кто–нибудь и попробует его отравить, то сам умрет, отведав что–нибудь из любимых блюд Анджело, – сказала Мэри. Она встала, взяла, наклонившись, свое пальто с изножья кровати и небрежно накинула его на плечи.

Я прижал руку к сердцу.

– Обещаю вам, – сказал я, – что еда будет простой. Ничего более экзотического, чем бургеры и кофе. В это время, скорее всего, могут работать только заведения такого рода.

– Звучит достаточно безопасно. – Мэри быстро взглянула на Анджело, глаза и мысли которого оставались закрытыми для окружающего мира, и вывела меня из комнаты.

Пока мы шли с нею рядом – сначала вниз, к выходу, по больничным коридорам, а потом по манхэттенским улицам, – я рассказывал Мэри о незыблемых вкусовых предпочтениях Анджело и его команды. Я считал, что гангстеры любят в первую очередь блюда тех стран, откуда родом они сами. В случае с Анджело это была Италия. Остальная «гангстерская кухня» складывалась в категории, которых не найдешь ни в одной поваренной книге. Так, в тридцатых годах появилась мода на китайские блюда, вернее, даже не мода, а целый ритуал – это когда итальянские банды стали налаживать отношения с триадами[12]. В годы моего детства каждый вечер в пятницу я ел в обществе Анджело, сидя за черным столом в задней комнате его бара в центре города, доставляемую нам на дом в фирменных белых коробках китайскую еду.

«Это американская традиция – заказывать еду у желтозадых вечером в пятницу, – говорил мне Пуддж, которого можно было бы назвать гангстерским эквивалентом Джулии Чайлд[13]. – Так поступают все, вот и мы тоже».

Отношение к кухням других стран являлось частью проблемы национальных отношений в целом. Французская кухня почти полностью исключалась. «Они редко моются. Ну разве можно есть то, что готовят такие люди?» – объяснял Пуддж. Любые восточноевропейские блюда вообще не котировались. «Подумай сам, – говаривал тот же Пуддж, – если они не могут сами себя прокормить, то чем они смогут накормить меня?» Еврейская кухня была гораздо более приемлема, тем более что большинство подельников Анджело и Пудджа были евреями. «Ты никогда не ошибешься, если выберешь рогалики и немного сливочного сыра, – утверждал Пуддж. – Вместе с кофе это идет просто замечательно». К африканской кухне гангстеры относились также спокойно, как и к ведению дел с афроамериканцами. «По правде сказать, как бы они хорошо ни готовили, это могут есть только молодые, – рассуждал Пуддж. – А как состаришься, эта еда воспринимается в желудке все равно как камень. Именно по этой причине большинство черных гангстеров не доживают до старости – не пули их губят, а заворот кишок».

Подстилка была расстелена в тени большого дуба, покрытого листвой. День был ветреный, но солнце припекало, поэтому особо холодно не было. Изабелла подняла крышку большой плетеной корзины и стала аккуратно извлекать ее содержимое. Напротив нее, опираясь на локти, полулежал Анджело с безмятежным выражением на лице. Она поймала его взгляд и ответила на него улыбкой.

– Я сделала жареные перцы и бутерброды с сыром, – сказала она, – а моя тетя приготовила для тебя свой оливковый салат. Она говорит, что его можно есть всю жизнь.

– Она хочет, чтобы я растолстел, – заметил Анджело, глядя, как Изабелла осторожно раскладывает на подстилке еду, тарелки и столовые приборы. – Она говорит, что из упитанных мужчин получаются лучшие мужья.

Изабелла положила два толстых сандвича на тарелку Анджело и отвернулась от яркого луча солнца.

– Из тебя и так выйдет хороший муж, – улыбнулась она, – и неважно, сколько ты весишь.

Когда Анджело заговорил, его голос был тих и серьезен. Он наклонился вперед и взял руку Изабеллы в свою.

– А то, чем я занимаюсь, важно? – спросил он.

Несколько мгновений Изабелла смотрела на него, ее улыбка разгладилась, а затем она кивнула.

– Я знаю только то, что я вижу перед собой, Анджело, – сказала она. – Я вижу хорошего парня, который иногда грустит сильнее, чем надо бы.

– Когда я с тобой, мне никогда не грустно, – ответил Анджело. – Эти несколько месяцев были у меня самыми счастливыми. Вот только не так–то легко мне показать или рассказать тебе, что я чувствую.

– Почему? – Изабелла сидела напротив него, всего в нескольких дюймах, ветер играл ее длинной белой юбкой и забрасывал ее густые волосы на лицо.

– Я вижу тебя, твоего отца, всю твою семью. – Анджело смотрел не на девушку, а куда–то в глубь Центрального парка. – Как вы просто смеетесь, обнимаетесь, целуетесь, даже плачете. Я бы тоже так хотел, но я знаю, что никогда так не смогу. И я боюсь, что тебе этого будет не хватать.

– Для меня ты всегда будешь тем симпатичным мальчиком под дождем, который угостил меня персиками. Это тот Анджело, который тронул мое сердце, и я не хочу, чтобы ты был кем–то другим.

– И ты будешь думать так же, даже если узнаешь больше обо мне? – Анджело находился так близко от Изабеллы, что чувствовал запах ее кожи.

Она заглянула глубоко в его глаза и улыбнулась, как маленькая девочка.

– Ничто не заставит меня думать по–другому, даже если ты съешь весь тетушкин салат и растолстеешь.

Анджело улыбнулся и коротко засмеялся.

– Тогда давай будем есть, – сказал он.

Садящееся солнце ласково грело их своими лучами.

Ида Гусыня стояла спиной к Анджело и Пудджу, одной ногой упираясь в чурбак и держа в правой руке топор. Опускавшееся за горы солнце заливало и лесистую долину внизу, и домик Иды наверху своими последними лучами. Анджело и Пуддж несли каждый по бутылке пива в одной руке и по бутылке шотландского виски – в другой. Свой седан они оставили под горой и пешком поднялись по крутому склону до домика Иды. Был уже почти конец субботнего дня, дорога в Роско заняла много времени. Анджело наслаждался красотой и безмятежностью окружающей природы с той же силой, с какой предавался ощущению свободы, сидя за рулем. Пуддж большую часть поездки проспал, он больше любил ходить по бетонным тротуарам, чем путешествовать по пыльным дорогам. С тех пор как Ида шесть месяцев назад переехала в сельскую местность, они навещали ее три раза и каждый раз заставали ее такой счастливой и безмятежной, какой раньше никогда не видели.

– Не понимаю, – сказал Пуддж Анджело, глядя на проносящиеся мимо деревья. – Я думал, у Иды чердак съедет от такой жизни в лесах. Да здесь нужно ждать, когда дождь пройдет, чтоб было о чем потом поговорить.

– А мне здесь нравится, – ответил Анджело. – Здесь тихо.

– На кладбищах тоже тихо, – возразил Пуддж. – А я не хочу лежать ни на каком кладбище, по крайней мере в ближайшее время.

Когда Анджело и Пуддж подошли поближе, Ида Гусыня закурила сигарету. Она запрокинула голову и выпустила дым в чистое небо.

– Мальчики, охотники из вас получились бы просто никудышные. – Ида обернулась и посмотрела в их сторону. – Если, конечно, вы не нарочно старались, чтобы вас видели и слышали за десять миль.

– Мы могли бы и подползти, – ответил Пуддж, – да боялись пиво разлить.

Ида растоптала сигарету носком изношенного ботинка и пошла вверх по склону в сторону домика.

– У меня там тушится говядина, – похвасталась она, – и сосед дал мне свежего кукурузного хлеба. А с тем пивом, которое вы привезли, получится вполне приличный обед.

– А мне все равно, что у тебя есть, а чего нет, – сказал Пуддж, топая следом за Идой. – Я так устал и проголодался, что сожру и скунса.

Анджело слегка задержался позади, наслаждаясь свежим воздухом и красивым – как с открытки – пейзажем. Хотя он очень соскучился по обществу Иды и по ее мудрым советам, он оценил ее стремление к покою и был рад, что она нашла его здесь, далеко–далеко от опасностей и суматохи гангстерской жизни. Он думал, продержится ли он в бизнесе достаточно долго, чтобы начать искать и найти свой собственный спокойный уголок.

Они набросились на еду с чисто крестьянским аппетитом – каждый расправился с большой миской тушеного мяса и с полудюжиной ломтей кукурузного хлеба, обильно намазанных маслом. Ели молча, не стесняясь друг друга, полностью отдавшись процессу. Пуддж залил в себя вторую кружку пива, а Ида сунула в рот новую сигарету, когда Анджело произнес свои первые с тех пор, как они сели за маленький стол, слова.

– Я думаю жениться, – объявил он.

Пуддж и Ида посмотрели друг на друга, а потом на Анджело.

– У тебя кто–то есть или это мысли вслух? – спросила Ида.

– Ее зовут Изабелла, – сказал Анджело.

– Дочь того мясника, мимо которого ты каждый день ходишь с работы? – недоверчиво спросил Пуддж.

– Да.

– Ты ее любишь или только думаешь, что любишь? – спросила Ида.

– Все серьезно, – успокоил их обоих Анджело, – было бы понарошку, я и говорить бы об этом не стал.

– Плохо, – заметил на это Пуддж. – А она насчет тебя как думает? Так же?

– Ну, она мало об этом говорит, – признался Анджело, – но я все вижу по ее лицу.

– Еще хуже. – Пуддж налил себе очередную кружку пива.

– И чем ты, по ее мнению, занимаешься? – спросила Ида.

– Я сказал ей, что работаю у одного бизнесмена в центре, но она если и поверила, то ненадолго – она слишком умна для этого. К тому же если она станет моей женой, она должна будет узнать правду.

– Не должна она ничего узнать, – успокоила его Ида, – по крайней мере, не от тебя. Если она так умна, как ты говоришь, она сама все узнает. Если уже этого не сделала.

– А ты уверен, что хочешь жениться? Не рановато? – спросил Пуддж.

– Я не как ты, Пуддж, – сказал Анджело тихим голосом. К пиву он так и не притронулся. – Я не могу скакать от женщины к женщине и забывать их через минуту. Хотел бы, но не могу. Если бы я так мог, мне было бы гораздо легче жить, но так уж я устроен.

– Однажды я чуть не вышла замуж, – сказала Ида и слегка улыбнулась, вспоминая. – Я тогда совсем молодая была, это было задолго до того, как я влилась в рэкет. Мы обменялись кольцами и даже стали присматривать местечки, где могли бы поселиться.

– Ты его любила? – спросил Анджело.

– Я была достаточно молодой, чтобы так думать, и достаточно взрослой, чтобы кое–что соображать.

– Значит, ты его послала? – задал вопрос Пуддж,

отставив в сторону свою пустую кружку и хватая кружку Анджело.

– Нет, не я его, а он меня, – покачала головой Ида. – Он бросил меня, причем совсем не так, как я это себе представляла. Просто пошел и женился на другой. И ушел из моей жизни так же быстро, как и вошел в нее.

– А потом ты его видела? – спросил Пуддж.

– Было разок. Несколько лет уже прошло, и он случайно заглянул в кафе, – ответила Ида. – Его брак к тому времени распался. Он, конечно, изменился, я тоже, но мы друг друга узнали. Мы ничего друг другу не стали говорить, он заказал выпивку и ушел. Я думаю, так все и должно было быть.

– Ну как тебе история? – спросил Пуддж у Анджело. – Ты воодушевился?

– Я не знаю, что ей сказать, – протянул Анджело, его глаза медленно перемещались с Пудджа на Иду. – Я никогда никому не признавался в любви. Немногие люди, которых я действительно люблю, знают об этом и без всяких моих слов.

– Это срабатывает только с людьми вроде нас, – объяснила ему Ида, – а юная девушка должна услышать эти слова, даже если ей очень хочется поверить в намерения мужчины.

– Если все действительно так скверно, – сказал Пуддж, – то не бойся, это на самом деле очень легко. Даже для людей вроде тебя, которые болтать не любят.

– Повезло девочке, – сказал Ида, подняв стакан виски за Анджело, в ее голосе была легкая печаль.

Анджело откинулся в кресле и кивнул:

– Я надеюсь, что всегда будет так.

Эти трое оставались вместе, пока пиво не закончилось и не опустели бутылки с виски. Когда они распрощались, в небе уже висела ясная луна. Ида осталась на крыльце, а Анджело и Пуддж пошли вниз по склону к машине и уехали из лесной тишины – обратно к опасностям ночного Нью—Йорка.

Устроившись на круглом табурете, Мэри смотрела, как пожилой человек за прилавком записывает ее заказ.

– Неплохо, – сказала она и улыбнулась.

Я положил меню обратно – между бутылочкой кетчупа и подставкой с салфетками.

– Не ждите слишком многого, – возразил я. – Я сюда с детства хожу, и еда здесь даже тогда была довольно паршивая.

– Нет, я имела в виду – поесть вместе, – ответила Мэри, – мне всегда хотелось сходить куда–нибудь вместе с вами, но я все никак не могла ничего придумать. Жаль только, что все случилось при таких грустных обстоятельствах.

– А почему именно со мной? – Я смотрел, как продавец передвинул по стойке в нашу сторону два больших стакана колы со льдом.

– Анджело так часто говорил о вас, – сказала она, срывая белую обертку со своей соломинки, – что я захотела лично узнать, что вы за человек.

– Я вас разочаровал?

– Нет, – ответила она, мило улыбнувшись. – Ноу вас еще полно времени.

– И что он про меня рассказывал? – спросил я.

– Только самую общую информацию. Конкретика – не самая сильная сторона Анджело. Но я знаю, что вы женаты и у вас двое детей. Я знаю, что у вас собственный бизнес. А еще я знаю, что вы очень плохой актер, – сказав это, она рассмеялась.

– Не могу поверить, что он вам это рассказывал, – сказал я, покачав головой, – я не могу поверить, что он это помнит – все было так давно.

– Слоны знамениты своей памятью, но по сравнению с памятью Анджело это ничто. – Мэри убрала руки с прилавка, и старик поставил перед нами две тарелки с чизбургерами.

– Мне тогда было примерно шестнадцать, – сказал я, взяв кетчуп. – Летом я подрабатывал, скопил немного

денег и записался в актерский класс в студии «Эйч—Бир» в Вилледж. Просто из любопытства – посмотреть, получится у меня что–нибудь или нет.

– И как?

– Я тогда надеялся, – начал я, – что со временем получу роль в пьесе в каком–нибудь вне–внебродвейском театре[14], и пришел в такой восторг, что позвал Анджело и Пудджа прийти на меня посмотреть.

Мэри положила свой чизбургер на поднос и прижала салфетку ко рту, пытаясь скрыть смех.

– И что же сказали эти маститые критики? – спросила она.

– Пуддж заявил, что если он найдет автора и режиссера и пристрелит, то всем станет только лучше, – ответил я. – И еще он сказал, что для меня будет лучше, если я попробую какую–нибудь другую работу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю