Текст книги "Горизонт"
Автор книги: Лоис Буджолд
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Он наклонил голову, но молчал.
Аркади сказал, сколько времени потребуется, чтобы Даг стал настоящим целителем. Он ведь не сказал на самом деле, что Даг и его крестьянка-жена приглашены оставаться здесь так долго. Было ли это «я даю вам два года» замечанием или предложением?
Она набрала воздуха:
– Как бы там ни было, я напишу Виту и Берри, что мы не вернемся к «Надежде». – Этот плавучий дом уже может быть передан новому владельцу, а их вещи перенесены на другое судно. – Возможно ли послать письмо отсюда в Клиркрик?
Даг поджал губы, видимо, проверяя свою мысленную карту – пути курьеров и расположение лагерей.
– Да. Хотя без гарантии того, как быстро оно дойдет.
Фаун кивнула с пониманием. Это была медленная, тяжелая работа отводить лодку наверх по реке: четыре месяца или больше от Греймаута до Трипойнта в сравнении с шестью неделями или около того, требуемых на то, чтоб спуститься вниз. Сухопутный путь по Трипойнтскому Тракту срезал угол речного маршрута и был короче на много миль. Он был быстрее, если ехать верхом или с легким грузом, но недружелюбен по отношению к тяжелым грузам. Они могли оставить Новолуние неделями или даже месяцами позже, считая от настоящего времени, и все еще обогнать Вита и Берри в дороге… домой, тут ее мысли запнулись. В общем, в Клиркрик. Где Вит наконец-то обретет настоящий дом с Берри и Готорном. Она и Даг будут там желанными гостями, Фаун не сомневалась в этом. Она сглотнула.
– Я напишу ему, что если мы не встретимся в Клиркрике к клубничному сезону, то пусть ждет другого письма.
Даг снова кивнул.
Было ясно, что сегодня ночью он не сможет ответить на вопрос «Даг, что с нами будет?» Она его не задавала. Вместо этого она откинула назад голову и нашла его губы для бессловесного поцелуя.
* * *
Даг взял Фаун с собой к Вейв, чтоб поработать над его новым разделяющим ножом, притворяясь чуть больше, чем на самом деле, что ему нужны ее умные пальчики. Понаблюдав, как Фаун помогает резать и полировать обработанную кость, понимающе, но внимательно ожидая в тишине, пока Даг заякорит спиральность в нож, а потом надрежет свою кожу горячим ножом, чтоб пустить струйку крови на лезвие для привязки, мастер утратила суровость по поводу нахождения крестьянина в своей рабочей хижине. Еще одна маленькая победа доброй натуры и яркого дара Фаун; или, если подумать, как далеко это действие заходило в сердцевину секретов Стражей Озера, может, не такая уж и маленькая.
У Дага не так много времени отняло оправиться от дрожащей боли после размещения спиральности, как тогда, с ножом Крейна – этот был если не элегантен, то, по крайней мере, не так ужасающе перегружен. Он попросил Фаун выжечь шилом, нагретом на пламени свечи, его имя и имя донора на обеих сторонах кости, затем одолжил подаренный ей на день рождения орех из кармана ее юбки и положил его перед Вейв.
Губы Вейв поджались, когда она рассмотрела и проверила его.
– Что это? Практика в размещении спиральности? Если так, то она тоже слишком густая.
Даг потряс головой:
– Я хотел совершенно иного. Надеялся, что вы сможете подкинуть каких-то идей. Я некоторое время думал о том, чтоб сделать для Фа… для крестьян что-то. Что защищало бы их от Злых, как закрытие Дара защищает дозорных. Не таким же образом; не вижу, как крестьяне могли бы повернуть свой Дар боком к миру так, как делаем мы. Это должно быть что-то иное. Что-то, что сможет сделать любой хороший мастер.
Вейв выглядела удивленной.
– Вы хотите, чтоб мастера Стражей Озера тратили себя, создавая такие щиты для крестьян? Где нам взять столько времени?
– Делать и продавать их, как любые другие предметы, произведенные при помощи Дара.
– Вы ведь знаете, что мы продаем только обычные вещи. Эти ваши щиты… если их вообще можно сделать… не будут обычной работой.
– Значит, не будем продавать их за обычную цену. – Даг взглянул на свой нож на верстаке, его простые линии повторяли линиям кости, из которой он только что появился. А затем на другой нож, пустой, висящий на стене, который выточила Вейв. Резьба на лезвии была сложной. Позднее он, может быть, будет инкрустирован перламутром или цветными камнями, а рукоятка обмотана текстурной кожей. Некоторые дизайны были эксклюзивными для определенных шатров или лагерей, являя происхождение ножа знающему глазу; по этому признаку всегда можно было на глаз отличить южную работу. Великая боль и гордость вкладывались в мастерство. На севере, подумал Даг, в основном это просто боль. «Это ведь твое свободное время, Вейв. Разве ты не видишь?»
Фаун сказала:
– Даг начал с того, что хотел защитить только меня, и только потом подумал о крестьянах вообще. Но я думаю, что такие щиты могут защитить маленьких Стражей Озера тоже. Таких, как те девятнадцать, потерянных в Боунмарше. Ведь не только Гринспринг оплакивал потери. Это ведь очевидно.
Вейв неожиданно умолкла.
И так же сделал Даг, моргая. «Конечно. Конечно!..» Упрямая проблема того, как уговорить мастеров Стражей Озера заинтересоваться этой дикой его придумкой, испарилась с потрясающей внезапностью прямо перед глазами Дага. Дар Вейв взволновался от новых мыслей.
Почему он не продвинул свою мысль еще на шаг вперед? Невзирая на тот факт, что его голова набита последние месяцы новыми вещами так плотно, что готова взорваться, и он был так потрясен всем этим, что не знал уже, на каком он свете. Может, по той же причине, по какой Стражи Озера ничего не делали – у них уже было решение проблемы или они думали, что оно у них было. Молодые родственники Стражей Озера по шатру или учителя в дозоре был все вовлечены в обучение закрытию Дара. Зачем биться над проблемой, ставить кучу экспериментов наудачу, которые могут стоить жизней, когда у тебя уже есть проверенная временем система?
Даг неуверенно набрал воздуха и продолжил:
– Я думал, что спиральность может также быть расширена или заякорена в некий ускользающий щит так, чтоб Злой не мог взяться за Дар. Хотя бы некоторое время, чтобы крестьянин – или ребенок – смог убежать. Если спиральность может содержать умирающий Дар, то почему не живой?
Брови Вейв поднялись:
– Но спиральность ножа ломается, когда входит в контакт со Злым.
Даг быстро кивнул:
– Но она ломается не снаружи. Она ломается изнутри, из-за сродства умирающего Дара с находящимся рядом Злым. Это некая вибрация. Я не понимал этого все двадцать шесть ножей, которые прошли через мои руки, пока не получил один, не содержащий сродства со Злым.
Он набрал побольше воздуха и снова начал объяснение того, как его бывший привязанный нож оказался заряжен смертью нерожденного ребенка Фаун в Глассфордже, а потом его дальнейшую судьбу в Рейнтри. Вейв задавала гораздо более детальные вопросы о событиях, чем Аркади. Она особенно заинтересовалась колдовскими яслями глиняных людей Злого, тем, как они выглядели изнутри.
Даг объяснил:
– Я распознал их также как некую спиральность, но огромную и очень сложную, заякоренную на множестве пойманных в ловушку мастеров, которых Злой поработил всех вместе. Она не просто сидела пассивно, как спиральность в ноже. Она каким-то образом жила за счет мастеров. Первое, что я понял, было, что это колдовство – живое.
Хотя, я не знаю, где щит мог бы взять такую… живую силу. И он не сможет работать все время, или будет изнашиваться слишком быстро. Я думал, ему понадобится просыпаться только когда нужно, так же, как ножи ломаются лишь тогда, когда в самом деле погружаются в Злого.
– Ну, – сказала Вейв медленно, – там может быть четыре возможных источника Дара в такой момент. Сама спиральность, личность, которую она защищает, непосредственное окружение или сам Злой.
Даг нахмурился:
– Я не вижу, как вы сможете вложить достаточно силы в спиральность, чтоб продлить ее больше чем на мгновение, если она будет живой, как то колдовство, которое я видел в Рейнтри.
– Было бы умнее, если бы вы смогли вытащить ее из самого Злого, – мечтательно сказала Вейв. – Это как схватить руку атакующего и дернуть за нее, нарушая его баланс.
– Больше похоже на то, чтоб схватить руку атакующего и оторвать ее, – сказал Даг, – но нет. Вы не захотите, чтоб Дар Злого входил в вас или попадал на вас. Он смертельно ядовит. Это сама скверна.
– В окружении может быть что угодно. Нет способа взаимодействовать с этим, – сказала Вейв. – Остается лишь личность, которую защищают.
– Это кажется… окольным, – сказал Даг, пытаясь это представить.
– Если прикосновение Злого пришпорит ваш щит и тот сработает, – сказала Фаун, – как вы будете его осаживать?
Даг нахмурился:
– Я думаю, он сам выключится довольно быстро.
– Если он будет использовать Дар человека, то не будет ли это несколько смертельно?
– Хм… – сказал Даг, почесывая затылок.
Они обсуждали спиральности и работу с Даром еще больше часа, пока свет, падающий через открытую дверь рабочей хижины, и ворчание желудка Дага не напомнили ему, что корзинка с их ужином уже, вероятно, ждет их дома у Аркади. Они не решили ни одной проблемы, но неспокойность Дага теперь была забавно подбодренной. Может быть, он всего лишь шагает назад или в стороны, а не вперед, но он, хотя бы, не танцует один. Фаун была права. Мастерам нужны другие мастера. Как и мастер по ножам и брат Дага Дор Вейв явно выполняла одни и те же задачи снова и снова одинаковым образом длительное время; в отличие от Дара, ее разум не успел окостенеть.
– Возвращайтесь, если придумаете что-то еще, – сказала она Дагу с дружелюбной улыбкой, когда он и Фаун сошли вниз по ступенькам крыльца.
Он улыбнулся в ответ:
– Вы тоже.
* * *
С юга шептал бриз. Спускавшееся солнце обжигало сквозь влажный воздух с удивительной силой. Фаун могла лишь представить время (до него осталось вовсе не так уж долго), когда весна войдет в полную силу; когда почки набухнут, и пробьются робкие побеги. Во всяком случае, в этот день было достаточно тепло, чтоб сидеть снаружи на открытом крыльце Аркади с видом на озеро.
Сидя на скамье, придвинутой к дощатому столу, она склонилась над своей задачей, зажав кончик языка зубами и обводя изогнутым стальным резаком новый разделяющий нож Дага, лежащий на кожаном лоскуте.
Южные Стражи озера делают ножны для своих ножей из тщательно выделанной кожи, иногда инкрустированной серебром или даже золотом, но эти будут простыми, в северном стиле. Простыми и свирепыми, как ее мысли. Она старалась сделать их как можно лучше, как будто держа себя гордо, спокойно и прямо перед лицом врага.
Аркади вышел из дома с чашкой чая в руке, на мгновение заглянул ей через плечо, потом отошел к перилам крыльца, оперся на них и стал смотреть вниз со склона. Тридцатью шагами ниже на кряжистом причале сидел Даг, скрестив ноги и спиной прислонившись к дому, склонившись над своей собственной задачей.
– Что это он делает там внизу? – ворчливо пробормотал Аркади. – И что у него в этих мешках?
– Сумка орехов, – ответила Фаун, не отрываясь от разреза, который заканчивала, – и коробка мышей. И стеклянная банка.
– Мышей!
– Он не забирает у них Дар! – добавила она торопливо, когда Аркади выпрямился. – Он обещал мне, что будет осторожен насчет этого. – Она некоторое время назад спустилась, чтоб узнать, как у него успехи. Она принесла ему орехи и банку, но мышей заставила ловить самого. Даже у супружеской поддержки есть пределы. Хотя зрелище мышей, выбегающих из ближайшего леска нестройной цепочкой и запрыгивающих в коробку по указанию Дага, сохранится в ее памяти навсегда. – Он сказал, что собирается попробовать сделать щит для всего тела, как та обработанная Даром куртка, отражающая стрелы, которая у него была когда-то. Идея вроде бы сработала, но потом мыши не могли бегать и дышать.
Настояв на втором походе в лес за мышами немного раньше и утихомирив сомнения Фаун обо всем этом, Даг мог быстро сделать много маленьких испытаний, отрабатывая ошибки и тупики. И позже увеличить масштаб до, например, ее размера. Гораздо позже. – Он вернулся просто, чтоб попробовать защиту Дара.
– Сумасшествие, – пробормотал Аркади.
– Если он сможет это сделать, – указала Фаун вежливо, – это сможет спасти тысячи жизней.
– Тысячи, – прошептал Аркади. – Боги. – Он наклонился и снова отпил из чашки, уставясь вниз на склон с нечитаемым выражением.
– Когда ваш муж впервые появился у моей двери, – продолжил Аркади после долгой паузы, – я воспринял его как простого человека, если не полного простака. Потрепанный, неряшливый, с этим северным бормотанием, которое звучит как будто у него рот полон камней…
– Он не слишком хорошо говорит только когда смущается и не уверен в себе, – сказала Фаун в защиту. – Он может говорить как агитатор, когда на него находит. И ему нравится быть чистым так же, как и любому другому… – Ну, пока другим не оказывался Аркади. – Он просто не тратит время, стремясь к тому, чем не может обладать прямо сейчас. У него крепкое терпение.
– Конечно, – пробормотал Аркади. Он отпил еще чаю. – Знаете, я всю жизнь провел в трех лагерях. Я путешествовал между ними, но никогда не выбирался за их пределы.
Брови Фаун взлетели в удивлении.
– Что, вы никогда не ездили вниз, чтоб взглянуть на море? Или Греймаут? Ведь они так близко!
Аркажи махнул пустой рукой.
– Избранная мной реальность лежит под кожей. Она кажется для меня огромной страной. – Он вновь уставился на склон. – Но Даг… вхож в каждый мир. Он просто перешагивает границы, наружу и внутрь. Дозорный и целитель. Север и юг. – Он взглянул на нее. – Страж Озера и крестьянин. Мастер по ножам и мастер-целитель, боги. Он, наверное, наименее всего простак из всех, кого я знаю.
Фаун не нашла что возразить. Она склонила голову над следующим разрезом, закончила его и сказала:
– Это, я думаю, от его умения чинить то, что сломалось. Вазы. Кости. Сердца. Миры, может быть. Чтобы что-то починить, вам сначала нужно погулять вокруг этого и увидеть его целым.
– И все это каким-то образом приводит к тому, чтоб сидеть на моем причале, мучая мышей?.. – Аркади только что за голову не хватался. Вместо этого он схватился за свой узел на затылке. – Что он делает? – повторил он. Отставив кружку на перила, он протопал вниз по ступенькам крыльца и спустился по склону. Фаун наблюдала, как он стоял рядом с Дагом, говорил, жестикулируя. Рука Дага вернула ответный жест. Когда она поглядела после следующего разреза, Аркади тоже сидел, скрестив ноги, придирчиво разглядывая банку, в которую Даг забросил за хвост извивающуюся мышь. Они, казалось, все еще разговаривали. Спорили. Но когда Даг снова наклонился, сконцентрировавшись, Аркади сделал то же самое.
Фаун выровняла свои кусочки и взяла квадратное шило, чтоб пробить дырочки для соединительных петель. Ей нужно зачернить кожу соком грецкого ореха, решила она, а соединительную нить для контраста отбелить. Она взглянула на костяной нож, который помогала создать своими собственными руками, спасите боги ее сердце. Ее смертельный враг обрядится в элегантнейшие цвета скорби, мягкие как шепот на груди Дага, когда он повесит ножны себе на грудь. Темное платье ее соперника будет пошито хорошо, хватит на года. На десятилетия. И дольше, если желание Фаун сбудется.
«Если бы желания были лошадьми, все мы ездили бы верхом.»
Она наклонилась вперед и пробила первую пару дырочек в коже.
Глава 9
Мальчишки из Олеаны вернулись из дозора в холодный дождливый день, похожий на последний вздох южной зимы. Даг как раз подбросил полено в огонь, чтоб согреть гостиную Аркади, где они все собрались: Даг читал старый врачебный журнал, Аркади писал новый, Фаун вязала. О напарниках возвестило топанье, шаркающие шаги на крыльце и голос Ремо: «Лучше оставь ботинки здесь, снаружи, и все остальное, пока не высохнет. Ты ведь знаешь, как Аркади относится к своим полам.» Согласное фырканье. Женский голос: «Я тогда просто постою на пороге». Фаун отложила рукоделье и заулыбалась радостно и гостеприимно. Даг выпрямился и с любопытством повернул голову.
Дверь распахнулась, и ввалились дозорные, топая и шумно переводя дух. Ремо был в мокрых носках, из дыр в которых выглядывали его пальцы и пятки, а Барр и вовсе без носков, с бледными и холодными ногами с красными, натертыми ботинками мозолями. У обоих мокрые от дождя волосы прилипли к головам. Их промокшие куртки явно были повешены на крючки за дверью, так что рубашки и жилеты не полностью вымокли, лишь у шей, но зато их штаны были испятнаны глиной, летевшей из-под копыт. Нита в грязных ботинках остановилась на пороге. Она носила практичную шляпу с полями, защищающими от дождя, так что воротник ее куртки оставался сухим. Девушка держала в руках тяжелую ивовую корзину.
– Добро пожаловать обратно, – сказал Даг, удивленный плохим настроением, повисшим вокруг обоих напарников. Нита же, хоть и совершенно мокрая, улыбнулась ему радостно, как весенний цветочек.
– Я не буду входить, – сказала она с порога. – Меня будут ждать в моем шатре. Но дозор хочет, чтоб у вас это было, Даг, – она приподняла корзину.
Он вздернул брови, вставая, чтоб забрать корзину у нее. Внутри был большой копченый окорок и несколько стеклянных банок с чем-то вроде фруктовых заготовок, завернутых в ткань.
– Хм… спасибо дозору от меня, – сказал он слегка удивленно.
Она улыбнулась ему, ее щеки были розовыми от холода. Ее голубые с серебром глаза блестели, как звезды в закатном небе.
– Это самое меньшее, что мы могли сделать для вас, сэр. Мы всегда останавливаемся на том крестьянском рынке в последний день дозора, понимаете, по дороге домой. Это часть традиции. Ну что ж… Не буду напускать вам холода. – Она издала некий звук, который у любой другой девушки был бы смущенным хихиканьем, а у нее получился более похожим на серебристую трель. – Всего хорошего, сэр! – Она пылко оглядела его сверху донизу на мгновение перед тем, как выйти и позволить двери захлопнуться за ней.
Ремо, хмуро глядящий ей вслед, тяжело вздохнул. Барр фыркнул.
Фаун освободила Дага от корзины и водрузила ее на круглый стол.
– Прекрасный окорок, – прокомментировала она. Ее собственные брови изумленно приподнялись, когда она развернула разноцветные переливающиеся банки, чтоб обнаружить, что они были завернуты в рубашку из хлопка размером на Дага, очень аккуратно сшитую. Даг попытался понять, что он мог сделать для дозора Ниты, чтоб заслужить такую честь, и ничего не вспомнил. Он всего лишь работал с Даром в шатре целителей две недели, у них в последнее время не было каких-то чрезвычайных случаев, и, кроме того, дозора здесь даже не было.
Как бы то ни было, ни один из вернувшихся парней не был похож на молодого человека, успешного в ухаживании. Дага это удивило. Обычно дозорные по обмену со всем шармом экзотики вокруг них легко попадали в постели к желающим дозорным девушкам – по крайней мере, им было легче, чем местным парням, найти к ним подход, – ведь те не знали их всю жизнь. Это преимущество было одной из многих причин, чтоб пойти на обмен. Все четверо в данном вопросе были здоровы и, насколько Даг знал, свободны. Интерес определенно присутствовал. Даже число совпадало. Но Барр и Ремо явственно не были отдохнувшими, удовлетворенными, глупыми от радости или наслаждающимися любой другой счастливой эмоцией из тех, которые женщины могут вызвать в мужчинах – при этой мысли Даг улыбнулся Фаун.
Совсем наоборот. Если бы Дар можно было сделать видимым, то их превратился бы в личный грозовой фронт вокруг голов.
Даг сказал нейтрально:
– Итак, как прошел ваш первый дозор на юге? – Они не могли найти Злого, сидячего или нет, или основное настроение было бы совсем другим.
– Не хочу говорить об этом, – сказал Ремо. – Бочка Аркади для купаний теплая?
– Этим утром была, – сказала Фаун. – Там есть кучка угля. Вы, наверное, можете подсыпать еще и нагреть.
– Отлично, – проворчал Ремо. – Часами об этом думал. – Он убрел через черный ход.
– Ну конечно, Ремо, конечно, ты можешь пойти первым, – заметил Барр беспечно вслед закрывшейся двери. Даг услышал, как Ремо протопал вниз по наружной лестнице. Барр плюхнулся на плетеный коврик перед очагом и зло уставился в потолок.
– Какая муха его укусила? – спросила Фаун в удивлении. Ее взгляд наткнулся на Барра: – А тебя?
Барр издал невнятное бурчание, если не предсмертный хрип, свидетельствующий о его нежелании общаться.
– Было ли твое э-э… ухаживание неудачным? – добродушно предположил Даг, вновь занимая стул. Он действительно не понимал, как у них могло не получиться. – И за которой ты ухаживал, кстати? Едва ли я мог бы сказать.
Фаун собрала иголки и уселась на мягкий стул напротив, но не начинала вновь вязать. Аркади положил перо и подпер рукой подбородок, пряча усмешку и бесстыдно слушая.
– Тавия, – вздохнул Барр. Он помахал рукой в воздухе. – Тавия, Тавия, Тавия. Такие мягкие волосы… И остальное ее, – оптимистично широкое движение руки перед грудью, – тоже все такое мягкое. Мужчина не порежется об ее кости, как у той ледяной блондинки, по которой Ремо пускает слюни, хоть это ему тоже ничего хорошего не приносит. – Его руки апатично улеглись на коврик.
– И в чем же неприятность всего этого?.. – подтолкнула Фаун.
– Тавии нравится Ремо. Почему? Почему? Мне она нравится гораздо больше, чем ему когда-нибудь будет. Спорю, я тоже сделал бы ее счастливой… Я ведь такой-всегда-улыбчивый парень. Ирония, ах, какая ирония.
– Предполагаю из этого, что Ремо, э-э, влюблен в Ниту? – спросил Даг.
– Не думаю, что она нашла бы его отталкивающим. – Он не был уверен, стоит ли спрашивать, влюблена Нита в Барра или нет. По-настоящему изобретательный дозорный с достаточно большим одеялом мог бы сделать что-нибудь с этим войском. Он решил не упоминать эту мысль. Не стоит шокировать молодежь.
– О, у него было с ней все хорошо сначала, а я был готов поймать Тавию, как только она отпрыгнет, и тут он сделал большую ошибку и рассказал Ните, кем ты был на самом деле.
– Даг Блуфилд Без Лагеря? Это не секрет.
– Нет, кем вы были раньше в Лутлии. Даг Волверин [4]4
Wolverine – росомаха. Такую «фамилию» носил шатер Каунео. Даг Росомаха смотрелось бы хорошо, но Волверин упоминался в предыдущем томе, да и другие «животные» фамилии здесь не переводятся, например Вейв Черная Черепаха (прим. перев.)
[Закрыть]из лагеря на озере Пиявки.
Желудок Дага сжался.
– О. Но ведь это было примерно поколение назад.
– Нита недавно вернулась из обмена, прожив два года в Лутлии, и полна всем этим. Ты знаешь, что они там до сих пор поют баллады о капитане Даге Волверине на Волчьей Войне?
– Одну балладу, – проворчал Даг. И то его это не заботило. Его жена Каунео должна быть героиней Волчьего Перевала, и ее братья, и сорок с лишним других. Даг был разве что выжившим.
Фаун, тревожно глянув на него, предложила:
– Ты не можешь стыдить народ за то, что они хотят петь песни, которые помогают им помнить их войну.
– Да, ну хорошо. Но я не хочу ее помнить. – Несмотря на то, что старые воспоминания перестали обжигать и всего лишь слабо болели; спасибо времени и Фаун за это. – Кроме того, эта баллада врет. Они режут правду, чтобы уложить ее в строчки. Учат не тем урокам.
Барр застонал с пола:
– Одна баллада? Да там пара дюжин! Целый цикл о Волчьей Войне. И Нита выучила каждую из них, чтоб им провалиться, пока была там. Она их все может спеть. И поет. И с тех пор, как Ремо проболтался о твоем прошлом имени, она не желает слышать от нас ничего, кроме историй о Даге.
Даг уже выдерживал одержимую молодежь, и не такую уж молодежь тоже, раз или два до этого; в лагере Хикори в итоге условились его не беспокоить, или возможно он просто стал слишком старым и скучным. Это всегда было неловким, но до сих пор все оставались в живых. Он мрачно вздохнул, пытаясь вспомнить свои методы взаимодействия с подобным. Они обычно включали в себя Громовержца, посылающего его в следующий дозор, пока все не уляжется. Этот метод здесь он, увы, применить не мог.
– Милая Тавия, – продолжил Барр (провыл, на самом деле), – милая, мягкая Тавия. Тавия, дурочка, смотрит влюбленно только на Ремо. Ремо страстно желает Ниту. Нита одержима капитаном Дагом Волверином, причем я не уверен, что он все еще существует. Сейчас, если только Фаун возжаждет меня, круг замкнется – но этого не произойдет, мы это установили. – Он испустил огромный вздох. – Так что здесь я совершенно один плетусь в хвосте поезда любви, глотая пыль…
Даг хотел сказать что-то другое, но остановился из-за жестокого подозрения.
– Это где и когда вы такое установили?
– Еще на «Надежде», – пробормотал Барр. – Очень давно. Очень.
Даг сердито уставился на распростертую на коврике фигуру, но его жертва была слишком вялой даже для отработки упражнений. Кроме того, если бы Фаун была серьезно оскорблена, уголок ее рта не загибался бы так при напоминании.
– Ремо ушел навсегда, – сказал Барр, наконец. – Пойду-ка я искупаюсь в озере.
– Так ведь вода холодная! – сказала Фаун.
– Здорово, – свирепо сказал Барр, содрогнулся, встал и вышел, пошатываясь.
Аркади приглушенно хихикнул и уронил руку на стол.
– Полагаю, если мы собираемся над ними посмеяться, нам нужно делать это сейчас, а не в их присутствии.
Даг посмотрел на него, извиняясь.
– Простите, Аркади. Я считал, что у этих двоих уже все должно быть в порядке на личном фронте. – Единственное, что было хуже, чем один страдающий от любви юный дозорный под крышей его шатра, – это два страдающих от любви юных дозорных сразу. Даг задумался, как скоро пара сможет снова отправиться в путь.
Фаун робко спросила:
– А Нита не станет проблемой, Даг?
– Нет. Я просто буду ее избегать. Это не будет трудно; она будет в дозоре, я – в шатре целителей.
Фаун приподняла брови, но не стала высказывать свое мнение об этом плане.
Взгляд Аркади стал серьезней, остановившись на Даге.
– Что за Волчья Война? – спросил он.
– Вы о ней не слышали? Какое облегчение, – сказал Даг. – Это была всего лишь одна из многих северных стычек со Злыми, примерно двадцать лет назад. Там, кроме прочего, это случилось, – он слабо махнул крюком. Финал Волчьей Войны никак не был связан с его нынешними устремлениями; так что у него не было нужды обсуждать это здесь. Он попытался не кричать мысленно «Ура!».
– Извините меня, но – капитан кампании? В Лутлии? – продолжил расспрашивать Аркади.
– Это была недолгая карьера.
– Я думал, вы были рядовым дозорным из Олеаны.
– Я и есть. То есть был. Это мне больше подходило, после… – Он снова взмахнул рукой. – Лутлия – тяжелый край, это страна для молодого человека. Когда я перестал быть молодым, я отправился домой.
– А как долго в самом деле вы пробыли там?
– Примерно десять лет. – Он ощутил растущее неудобство под продолжительным взглядом Аркади. – А что?
Аркади помолчал, потом пожал плечами:
– Вы продолжаете меня удивлять, вот и все. Я думал о себе как о более проницательном человеке.
Даг не смог придумать ничего в ответ на это, так что вновь уткнулся в старый журнал и попробовал его читать. Через минуту Фаун вернулась к своему вязанию, а Аркади – к письму. Только все они теперь часто посматривали на окно, глядящее на озеро.
* * *
К тому времени, когда напарники вымылись, натянули сухие вещи, согрелись, вернули нож Дагу и закопались в корзинке с ужином как оголодавшие псы, их настроение улучшилось. К счастью, по мнению Дага.
Фаун посмела спросить:
– Отличался ли этот южный дозор от олеанских?
Барр и Ремо обменялись нечитаемыми взглядами. Аркади жевал и наблюдал с интересом.
– Нет… – сказал Ремо медленно. – И да.
– Да, – Барр кивнул. – Это забавно…
– Что? – спросил Даг.
– Я всегда думал, что мне бы хотелось, чтобы в дозоре было посвободней. – Он покачал плечами, чтоб проиллюстрировать желаемую расслабленность, потом добавил: – Хотя охота на аллигаторов была приятной. Крестьяне, земли которых мы пересекали, не хотели, чтоб мы охотились на их медведей. Они здесь слишком редкие и ценные, так что они берегут медвежий жир, шкуры и мясо для себя. Но зато крестьяне просто счастливы награждать нас за каждого аллигатора, которого мы сможем найти, чем больше – тем лучше. На диких свиней также нет ограничений. Мы вернулись со стопкой сырых шкур, которые продали на крестьянском рынке. – Он откусил еще один кусок хлеба, густо смазанный абрикосовым джемом из одной из подаренных Дагу банок, и стал блаженно жевать.
Фаун скорчила гримаску:
– Разве они не страшные? Вы охотились на них по ночам? – Она повернулась к Аркади и объяснила: – В Олеане дозоры Стражей Озера пересекают фермы по ночам, чтоб не беспокоить жителей. Обычно никто и не знает о них.
– Нет, – сказал Ремо, – здесь это не годится. Здесь слишком заселенные земли. Ночей вам не хватит. Мы просто ехали при дневном свете. Мы не беспокоили крестьян, и они не беспокоили нас.
Барр добавил:
– Некоторые притворяются, что не замечают нас, это так странно ощущается. Некоторые кивают. У этого дозора налажена цепочка крестьянских амбаров, где можно остановиться, или стоянок в лесах. Крестьяне берут с командира дозора за их пользование пару монет.
– Так значит… крестьяне вокруг не настолько не знают ничего о дозорных, как я раньше, когда жила в Вест-Блу? – спросила Фаун.
Ремо почесал затылок:
– Думаю, нет.
– Это хорошо.
– Не уверен. – Подбодренный жестом Дага, Ремо продолжил: – Казалось, и не было ничего такого, о чем им можно было знать. Мы были всего лишь компанией охотников.
– Больше компанией, чем охотников, – сказал Барр, хмуря брови. – Я не о том, как дозорные Новолуния выскальзывают из лагеря по ночам. Это меня не волнует. Я о том, как они ходят о время дозора. Они шумят. Они все время ломают строй, чтобы поговорить друг с другом. Они поют. Пока идут. Проклятье, ты никогда не заметишь глиняного человека таким образом. Наш командир дозора в Жемчужных Перекатах всегда говорила, что это первый признак того, что Злой где-то рядом, даже если скверны нет. Она бы заколола наши языки вилкой за кашель во время поиска, но здесь они творится настоящий гвалт. – Он посмотрел на Дага: – Все южные дозоры такие или только этот?
Даг проглотил то, что жевал, и запил чаем:
– Я был здесь в дозоре только один сезон примерно четыре года назад. Я понимаю, что земли, где они нашли сидячего Злого за последний век, не такие э-э… свободные, но мне совершенно ясно, что гораздо большая вероятность нахождения Злого сформировала нас на севере.
– Бесформенный… – сказал Ремо. – Да, именно так и ощущается этот дозор.
– Вот почему так важно чтоб дозорные с юга ездили на север, – сказал Даг, взглянув на нахмурившегося Аркади. – Не только, чтоб нам помогали дополнительные руки, но для обучения, которое они привезут домой. Без этого южный дозор развалился бы на кусочки. – «Быстрее». – Нита более ценная, потому что вернулась домой, чем двое добровольцев, оставшихся в Лутлии.
– Не уверен, что она сознает это, – медленно сказал Ремо. – Это был ее первый дозор после возвращения сюда, и она видела его новыми глазами. Она была… как будто… она была единственной, кто понимал, что мы видели. И ей было стыдно за дозорных. И она этого не ожидала.