Текст книги "Когда наши миры сталкиваются (ЛП)"
Автор книги: Линдси Илер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Я никогда не понимал почему эти двое дружат. Вайолет – тусовщица до мозга костей и проводит большую часть пятниц и суббот с одним из моих товарищей по команде. С недавних пор это Дэн. Вайолет и Кеннеди совсем не похожи. По тому как Вайолет ведет Кеннеди в кафетерий можно с уверенностью сказать, что она защищает ее, когда все смотрят на них с любопытством. По многочисленным сообщениям, Вайолет защищала Кеннеди, когда Аманда делала какое-то ехидное замечание. Испытываю чувство благодарности, что у Кеннеди есть кто-то вроде Вайолет. Не знаю, почему у меня возникает это чувство.
– Не могу поверить, что ее сбила машина, а чувак просто уехал, – говорит Марк, не отводя от нее взгляда, как будто видит ее в первый раз. Мне это не нравится.
– Откуда ты знаешь, что это был парень? – похоже, я защищаюсь. Аманда озадаченно смотрит на меня и водит рукой по моему бедру, пока я изо всех пытаюсь заставить себя не оглядываться на стол Кеннеди.
– Разве девушка может сбить другую девушку, а потом просто уехать? Этого никогда не случится. Так что ее сбил парень, – вмешивается Крейг. Он откусывает большой кусок от бутерброда. – На шоу талантов Кеннеди выглядела потрясающе. Кто знал, что она способна на такое? Она завела меня, – продолжает Крейг с набитым ртом, указывая на Кеннеди, которую все привыкли видеть застенчивой.
– Ты отвратителен, —закатывает глаза Аманда и бросает в Крейга картошку. Крейг уклоняется и ухмыляется.
– Нет, я просто говорю правду. Грэм, разве она не выглядела по-настоящему горячей, тряся своей задницей на сцене? – Крейг вызывающе приподнимает бровь, прекрасно зная, что разозлит Аманду.
Скажем так, Аманде не нравится, когда другие девочки привлекают внимание «ее мальчиков». Аманда, мягко говоря, обошла всю нашу группу друзей. К несчастью для меня, она больше склонна задерживаться со мной, чем с другими.
Аманда переводит взгляд с Крейга на меня в ожидании ответа, но я не могу оторвать глаз от Кеннеди, потому что, очевидно, у меня нет силы воли. Кеннеди время от времени робко смотрит на меня сквозь волосы, которые падают ей на лицо в качестве защиты. Когда мы встречаемся взглядами, во мне что-то шевелится. Желание защищать ее вернулось. Дерьмо.
– Да, Грэм, она выглядела сексуально? – Аманду явно раздражает направление, в котором идет разговор. – В лучшем случае она выглядела как обычно. В ней нет ни капли сексуальности. Никто из вас не знает, что делать с такой девушкой, как она. К таким придется относиться как к человеку, а не как к надувной кукле, – в ее голосе отчетливо слышится ревность, заставляющая других парней рассмеяться ей в лицо.
Я с трудом отрываю взгляд от Кеннеди и смотрю на Аманду, которая ждет ответа. Перебросив руку через ее плечо, отвечаю.
– Она выглядела хорошо.
Ладно, я вру. Не желаю, чтобы кто-нибудь знал, что я думаю о Кеннеди. Я даже не знаю, как отношусь к ней. Она чертовски удивила меня на шоу талантов. Даже сейчас, глядя на нее, удивляюсь, почему не замечал ее все эти годы. У девушки убийственные ноги и пухлые губы, которые практически умоляют поцеловать.
Огромная проблема. Дерьмо.
«Возьми себя в руки. Ты недавно переехал эту девушку, а теперь думаешь о поцелуе с ней. Это не сработает».
После обеда решаю не смотреть на Кеннеди. Это почти невозможно, так как третий урок у нас совместный. К счастью для меня, Кеннеди опаздывала. Ее обычное место в первом ряду. Она входит в класс и оглядывает комнату в поисках свободного места. На секунду смотрит на свободное место рядом со мной. Лицо Кеннеди вытягивается, когда она смотрит на мистера Стивенсона, а потом снова на меня, прекрасно зная, что на данный момент сесть рядом со мной ее единственный выбор. Мистер Стивенсон предлагает кому-нибудь пересесть назад, чтобы ей не пришлось пробираться к задним партам. Кеннеди отмахивается от его предложения и ковыляет на свое место, выглядя раздраженной, как и две недели назад.
Я делаю попытку помочь ей, хватая ее книги. Девушка отталкивает меня прежде, чем я успеваю поднять руку. Остаток часа Кеннеди пытается наверстать упущенное и избегает меня. Несколько раз ее глаза встречаются с моими, затем она резко поворачивает голову. Очевидно, ей нечего сказать мне, но в то же время ее глаза говорят нечто другое. Кеннеди не собирается выслушивать меня, но это не мешает ей интересоваться мной. Если я что-то знаю о девушках, то я прав.
Звенит звонок, и все встают, чтобы идти на следующий урок, кроме Кеннеди. Она ждет, пока кабинет опустеет, и я говорю Марку, что встречусь с ним в раздевалке. Кеннеди собирает свои заметки и кладет их в книгу, пока я изучаю ее со своего места.
Нарушаю молчание как раз в тот момент, когда она встает, чтобы уйти.
– Пожалуйста, поговори со мной, – прошу я со всей искренностью на какую способен.
– О чем тут говорить? – отвечает Кеннеди и даже не смотрит мне в глаза. Это плохой знак, верно?
– Думаю, ты знаешь, о чем мы должны поговорить, Кеннеди.
– О том, как ты сбил меня в пьяном состоянии, и я позволила тебе оставить меня посреди дороги практически убитой, или о том, что ты даже не потрудился узнать, как у меня дела после упомянутой аварии? С чего ты хочешь начать, потому что, насколько я понимаю, нам больше не о чем говорить?
Ладно, я еще больший засранец, чем думал.
Мне становится более понятно, почему она расстроена. Слишком поздно. Я не могу повернуть время вспять, а если бы мог, сделал бы все, чтобы остановить ночь аварии. Мне нечего ей сказать. Хочу придумать хоть что-то чтобы она осталась, и мы смогли поговорить, но все это не исправить. Вместо этого просто смотрю, как Кеннеди уходит.
Последний час в школе проходит очень медленно. Я избегаю разговоров со всеми, даже с Амандой, которая бросается на меня после школы. Она предлагает то, от чего я обычно никогда не отказываюсь, но на этот раз секс не облегчит мое беспокойство. Минет не сможет вытащить меня из этого кошмара.
Прихожу на бейсбольную тренировку с затуманенной головой. Стоя на питчерской горке, я чувствую себя уютно и одиноко. Сегодня все по-другому. Слова Кеннеди постоянно крутятся в голове, когда выбрасываю каждую подачу. Ничто и никогда не отвлекало меня от бейсбола.
До нее.
Глава 11
Кеннеди
– Как прошел твой первый день в школе, дорогая? —пугает меня отец, как только переступаю порог. Не ожидала, что он вернется с работы так рано. Он развалился на диване в спортивных шортах и футболке, как будто только что закончил тренировку.
– Все было хорошо. Что ты делаешь дома так рано? – я смотрю на него, пока папа переключает все телевизионные каналы, не останавливаясь ни на чем конкретном. Он явно избегает смотреть мне в глаза.
– Я просто... – он делает паузу, чтобы подумать о том, что собирается сказать. – У меня просто было несколько дел по дому, так что я ушел пораньше.
Я вижу, что он лжет и отодвигаю это на задний план. Что бы он ни скрывал, это, вероятно, к лучшему. Сейчас, после первого дня в школе, у меня нет сил беспокоиться о чужих проблемах.
Я стою у входа в гостиную, думая о том, что Грэм хочет поговорить о случившемся. Не уверена, что готова к этому. У меня нет объяснения тому, что я сделала для него. Не знаю, как бы я стала ему объяснять, если сама не совсем понимаю. У меня есть тенденция избегать конфронтации. Я унаследовала эту маленькую черту от своего отца, которая объясняет, почему он все еще отказывается смотреть в мою сторону.
– У меня много домашней работы, – говорю я, ковыляя в спальню и оставляя отца переключать каналы.
Я бросаю рюкзак на кровать и иду в ванную, чтобы смыть макияж. Одно дело, когда хожу в школу накрашенной, но бессмысленно сидеть в своей комнате с тонким слоем косметики на лице. Смотрю на себя в зеркало, пока переодеваюсь в свои любимые спортивные штаны. Они единственные, что могу натянуть на гипс, кроме спортивных шорт и юбок.
Стою и смотрю в зеркало на синяки, покрывающие большую часть моего тела. Те, что у меня на руках, на внутренней стороне. По мере приближения к ребрам они становятся больше. Я нажимаю на самый большой синяк на правом боку и вздрагиваю от боли. Осторожно стягиваю майку через голову, чтобы избежать боли, которую вызывает поднятие рук. Схватив костыли, возвращаюсь в постель, где меня ждет комфорт.
Хватаю DVD с книжного шкафа и вставляю его в проигрыватель, прежде чем броситься на кровать. Учеба – это последнее, что мне хочется делать, учитывая смущение, которое испытала сегодня днем с Грэмом. Почему я не могу перестать думать о нем? Не знаю, чего ожидаю или хочу, чтобы Грэм сказал мне. Верить, что он мне что-то должен, смешно, даже я это знаю. Он мне ничего не должен. Может быть, я ищу какого-то раскаяния. Какого-то признака того, что он тот, за кого я его принимаю. В тех редких случаях, когда разговаривала с ним, и во взглядах, которыми мы обменивались, мне казалось, что я вижу в его глазах нечто такое, что мне стоит знать. Очевидно, я все время ошибаюсь.
Просмотр фильмов всю ночь – единственное, что у меня на повестке дня, кроме перерыва на ужин и перекусы. Я прыгаю на одной ноге, чтобы добраться до кухни и взять что-нибудь выпить из холодильника. На этот раз не падаю лицом вниз. Кажется, я уже привыкла к своему состояния.
– Мам, у нас есть кока-кола? – кричу из кухни, где она сидит на диване с отцом и ведет серьезный разговор, который я явно прерываю.
– Посмотри в нижнем ящике. Я только вчера положила туда несколько штук, так что, если ты не выпила их все, они еще должны быть, – кричит она мне в ответ, прежде чем вернуться к разговору. Выбираю, что сделать: прислушаться к их разговору или уйти и решаю, что вернуться в свою комнату явно лучший вариант. Все, о чем они спорят, обычно касается меня, а я не в настроении слушать, как усложняю им жизнь.
Хватаю «Красотку» из кучи фильмов, которые собираюсь посмотреть сегодня вечером, и вставляю диск в проигрыватель. Устроиться с комфортом становится довольно сложной задачей. Для этого мне требуется все время, пока идут титры. Укладываю три подушки под ногой, две подушки за спиной и еще одну под правым боком, чтобы опереться на нее для поддержки. Выгляжу нелепо. Фильм как раз подходит к лучшей части, где Ричард Гир подбирает персонажа Джулии Робертс на дороге, когда слышу звонок в дверь. Я смотрю на будильник и вижу, что уже почти девять. Вскоре раздается стук в дверь.
– Входите, – я нажимаю паузу, отказываясь пропустить какую-либо часть фильма.
Дверь распахивается, и на пороге появляется мама.
– Тебя кое-кто хочет видеть, милая, – тихо говорит она. На ее лице написано удивление и, возможно, раздражение. Не могу сказать точно.
– Кто? – я не ожидала, что кто-нибудь зайдет.
Может быть, это Вайолет, но тогда у моей мамы не было бы такого выражения лица, как сейчас. Вайолет не звонит в нашу дверь уже почти три года, так что, скорее всего, это не она.
– Парень сказал, что его зовут Грэм. Он хочет спросить тебя о домашнем задании. Уже поздно, Кен, – предупреждает мама.
Она отходит в сторону и ведет его в мою комнату, приподняв бровь. Грэм входит, благодарит маму за то, что она позволила ему войти, и уверяет, что его визит не займет много времени. Сейчас самое время протестовать, но я в шоке оттого, что он стоит в дверях моей спальни. Парень занимает слишком много места, заставляя меня чувствовать себя неловко и на грани.
Мама выходит и закрывает за собой дверь, но не раньше, чем оглядывает Грэма. О да, она определенно позволяет себе слишком долго осматривать его. Даже взрослая женщина поражена его великолепным лицом и прекрасно подтянутым телом, которое не скрывают ни обтягивающая черная футболка, ни узкие джинсы. Возможно, у меня нет опыта общения с парнями, но я могу оценить красивого, когда вижу его.
– М-м-м... привет! – Грэм переминается с ноги на ногу стоя возле моего комода. Фильм все еще приостановлен. Он смотрит на экран, потом снова на меня. – «Красотка», да?
– Ты пришел поговорить со мной о фильме или просто тянешь время? – спрашиваю я с раздражением в голосе. – Я знаю, что у тебя нет домашней работы, о которой ты хотел бы меня спросить. Так что давай перейдем к делу, Грэм. Так ты перестанешь тратить свое и мое время.
Что-то в Грэме пробуждает во мне худшую сторону. Я никогда ни с кем не разговариваю так, как с ним. Вижу, как он опускает голову, отказываясь смотреть на меня и разглядывает свои кеды. Парень глубоко вдыхает и медленно выдыхает.
– Я прокручиваю в голове ту ночь с тех пор, как все случилось, и то, что я тебе скажу не изменит случившегося. Не то, чтобы я ожидал этого, но думал, что смогу что-то придумать. Просто что-то, что, по крайней мере, облегчило бы боль, которую причинил тебе, и ничего не пришло мне в голову, – объясняет Грэм, смущенно глядя на меня. Парни вроде Грэма не привыкли извиняться. Я пытаюсь прервать его, но он продолжает. – То, что я сделал с тобой, непростительно. Я принял плохое решение, и ты пострадала в процессе, и мне жаль. Знаю, что извинений недостаточно, но это все, что я могу тебе дать.
Грэм начинает взволнованно ходить по комнате. Странно видеть его таким потерянным. Это заставляет меня чувствовать власть, как будто я контролирую кого-то настолько сильного, как Грэм. Я только издалека вижу, как он играет в бейсбол или ходит по коридорам школы, а все остальные ходят в его тени. Сейчас он стоит передо мной, и я мельком вижу того человека, которого ищу. Сейчас он тот, кто привлек мое внимание на сцене в шоу талантов, и тот, кто произнес «спасибо» после того, как я дала ему подсказку в классе на уроке истории, как будто это был огромный жест. В Грэме есть искренность, и он позволяет ее видеть в себе далеко не многим.
Я сижу, наблюдая за ним дольше, чем это необходимо, понимая, что таких моментов с Грэмом будет очень мало.
– Я ничего от тебя не жду, если ты так думаешь. Я сделала это не ради себя. Я сделала это ради тебя, – объясняю я так честно, как только могу. Отворачиваюсь от него, как только слова слетают с моих губ. Вот почему мне хотелось избежать этого разговора. Я не знаю, как объяснить все это, не выглядя при этом как какая-то влюбленная семиклассница.
– Зачем? Ты могла бы легко рассказать все полиции. Я никогда не давал тебе повода защищать меня, так почему ты это сделала? Я пытался это понять, Кеннеди, и не могу придумать разумного объяснения.
– Садись, пожалуйста. Ты заставляешь меня нервничать, – я перебираюсь на другую сторону кровати, освобождая для него место. Грэм нерешительно подходит к кровати и смотрит на меня, прежде чем сесть рядом. Я киваю ему, чтобы дать понять, что все в порядке. – Мы должны прояснить пару вещей. Я сделала это не ради себя, потому что не думала о том, чтобы наказать тебя за то, что ты со мной сделал. Я видела, как ты играешь в бейсбол, Грэм, и не позволю тебе лишиться будущего из-за одного плохого решения. Ты напился и переехал меня. Я не верю, что одна ошибка должна определять тебя на всю оставшуюся жизнь.
Парень сидит и смотрит на меня, впитывая все, что я только что сказала, прежде чем заговорить.
– Ты не должна была этого делать, – шепчет он достаточно громко, чтобы я услышала. Я поднимаю бровь, зная, что он благодарен за мое решение.
– в больнице меня навещал детектив. Если ты действительно этого хочешь, я могу им сказать, что это был ты, но мне не хочется этого делать. Я просто оказалась не в том месте и не в то время.
– Мне просто нужен реальный ответ от тебя, потому что твое «ты не заслуживаешь, чтобы твое будущее было испорчено» не объясняет все до конца, – утверждает Грэм. Его голос быстро повышается от раздражения.
Я сижу и дергаю за ниточку в своем одеяле, размышляя над его требованием. Понятия не имею, как ответить на его вопрос и не выдать себя. Грэм и я находимся на двух разных планетах, когда дело доходит до иерархии средней школы. Он король, а я – крестьянка и так будет всегда. Не думаю, что что-то изменится.
Глубоко вздыхаю для уверенности.
– В этом нет особого смысла, но я все равно скажу, так что, пожалуйста, послушай. Я скажу это только один раз, потому что одного раза будет достаточно, чтобы смутить меня на всю жизнь, – я смотрю ему в глаза, когда говорю. Делаю глубокий вдох и выдыхаю, прежде чем начать. – В тот вечер, когда я стояла на сцене и смотрела в толпу, я заметила, что ты смотришь на меня, и на долю секунды увидела в тебе того парня, которым считала тебя или, по крайней мере, надеялась, что ты именной такой, каким я тебя считала. До меня доходили слухи, и я видела, как все уходили от тебя, боясь, что ты их поглотишь. Я знаю, кого все видят. Просто я вижу кого-то другого, наверное. Может быть, я наивна, и ты докажешь мне, что я ошибаюсь, но надеюсь, что, в итоге, я буду права.
Я только что сказала это вслух?
Грэм сидит рядом со мной, явно размышляя над моими словами. Выражение его лица меняется несколько раз, пока он пытается уложить все это в голове. Его туповатость – это прелестно.
– Ладно, – отвечает парень тихо и нерешительно.
Подвинувшись, чтобы дать ему больше места, нажимаю кнопку воспроизведения на пульте дистанционного управления. Фильм оживает вместе с Джулией Робертс, объясняющей Ричарду Гиру, как водить машину. Грэму требуется минута, чтобы понять, что это мой способ пригласить его остаться и посмотреть фильм. Он неуверенно стягивает кеды и подложив под спину подушку прислоняется к изголовью кровати, чтобы устроиться поудобней. Мы сидим и смотрим фильм в течение получаса, прежде чем я перестаю сдерживать хихиканье, которое быстро перерастает в полноценный смех.
– Что-то забавное? – он смотрит на меня с игривой усмешкой.
– Это немного смешно, правда? Я имею в виду, что ты сидишь здесь, в моей постели, и смотришь со мной «Красотку». Никто не поверит, если мы расскажем.
Я смотрю на него, а он смотрит, как я смеюсь.
– Полагаю, что так, – смех Грэма прекрасно сочетается с моим и эхом разносится по комнате.
Боже, как он смеется.
«Даже не думай об этом, Кеннеди. Этого никогда не случится. Лучше бы тебе это запомнить».
– Что нам теперь делать? Я имею в виду, мы друзья или... – я замолкаю, боясь того, что он скажет, и немного смущаясь своего вопроса.
– Я бы сказал, что мы друзья, – улыбается Грэм. Улыбка не отражается в его глазах. Очевидно, он колеблется.
– Не думаю, что у Грэма Блэка есть друзья девочки, – шучу я. Это один из многих слухов, которые я слышала о нем.
– Нет, но для тебя я готов сделать исключение, – он смотрит мне в глаза, когда говорит. Я верю ему, но что это вообще значит?
Некоторое время мы сидим молча, пока не заканчивается фильм. В комнате на мгновение воцаряется тишина, а потом я слышу, как спорят родители. Опять же, у меня нет сил иметь с ними дело сегодня вечером, особенно с Грэмом, сидящим рядом со мной. Они, должно быть, забыли, что он здесь, иначе не стали бы нападать друг на друга.
Как удачно.
– Что значит уволили? – кричит мама.
– Это только временно. Они пытаются скорректировать бюджет и тогда я вернусь к работе, – объясняет папа.
– Как мы сможем отправить Кеннеди в «Колумбийский», когда мы едва можем позволить себе обучение Уилла? – допрашивает его мама. Ее голос повышается по мере эскалации спора.
Грэм молчит. Он просто сидит рядом и ждет, когда я нарушу молчание. Проблема в том, что я не знаю, что ему сказать. Я почти не разговаривала с ним с тех пор, как переехала в город на первом курсе, и теперь он сидит, слушая мой личный ад. Он, должно быть, чувствует, как мне неловко.
Глава 12
Грэм
Слушая, как в соседней комнате спорят родители Кеннеди, я вспоминаю о доме. Приятно осознавать, что не только моя семья проводит ночи в спорах. Насколько я облажался? У меня такое чувство, что в этом доме это не обычное явление, в отличие от моего. Я могу понять и знаю, что Кеннеди чувствует себя неловко, пока я здесь. Она смотрит на меня, и ее шея и щеки начинают сиять нежнейшим розовым оттенком.
– Ты собираешься поступать в колледж в Нью-Йорке? – спрашиваю я, пытаясь заставить ее не волноваться от смущения.
– Если мне повезет. На данный момент меня больше занимает моя нога, – объясняет Кеннеди, пожимая плечами, как будто это не так уж важно и смотрит на меня так, как будто не может сказать. Девушка пытается защитить мои чувства, когда все должно быть наоборот.
Я с трудом сглатываю, прежде чем продолжить разговор.
– Ты думаешь, что не сможешь танцевать?
– Нет, дело не в этом. Я уверена, что в какой-то момент вернусь к танцам. Я просто не уверена, что все будет так, как раньше. Восстановление займет некоторое время и это все, что я имела в виду. Извини.
Почему она извиняется?
– Как давно ты танцуешь? – вообще-то мне и правда любопытно, что меня удивляет.
– Начала, когда мне было четыре года и с тех пор не останавливалась, – она улыбается мне, как будто сейчас рождественское утро, и она поняла, что Санта нанес визит. Кеннеди, очевидно, безумно любит танцевать если судить по тому, как загораются ее глаза, когда она говорит об этом. – А как насчет тебя?
– Как давно я танцую? – шучу я, толкая ее локтем в бок. Мне комфортно рядом с ней. Не чувствую необходимости быть кем-то, кем не являюсь. Это приятная и неожиданная перемена. Я позволяю себе положить руку рядом с тем местом, где, естественно, лежит Кеннеди. Наша кожа соприкасается, но она не отодвигается. Черт, у нее такая нежная кожа.
– Бейсбол... как давно ты играешь в бейсбол? —ухмыляется Кеннеди, забавляясь моей игривостью.
– Полагаю, примерно в то же время, когда ты начала танцевать. Не помню, чтобы когда-нибудь не играл. Я просто делаю это всегда, – объясняю в надежде, что она на этом остановится. Настоящая причина, по которой я играю – слишком глубокая для беседы с девушкой, которая практически мне незнакома.
Кеннеди сидит рядом со мной, перекладывая пульт из одной руки в другую. Это нервный тик, и я не могу сдержать улыбку. Если бы она только знала, что я нервничаю точно так же, как она. Как можно непринужденно перейти от тех, кто едва сказал друг другу пару слов к вот такому?
– Почему ты так на меня смотришь? – тихо спрашивает Кеннеди. У меня не получается оторвать взгляд от ее нижней губы, которую она постоянно покусывает. Должно быть, еще один нервный тик.
– Ты выглядишь встревоженной, – говорю я, удобнее устраиваясь на подушке.
Кеннеди обдумывает мое замечание.
– Это будет нелегко, не так ли? Что будет завтра в школе? Ты говоришь, что мы друзья, но так ли это на самом деле? Мы просто вернемся к тому, чтобы быть незнакомцами, которые замечают друг друга только мимоходом, верно?
– Так ты заметила меня, да? – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку. Втайне надеюсь, что она заметила меня не таким извращенным. Сейчас самое время быть честным… – Я не собираюсь тебе ничего обещать. Не уверен, что смогу сдержать данное тебе обещание. Я буду ошибаться и вести себя как осел, потому что не знаю, как дружить с кем-то вроде тебя, – честно объясняю я. Услышав, как это звучит, и как Кеннеди вопросительно смотрит на меня, понимаю, что где-то ошибся.
– Кто-то вроде меня...? – Кеннеди подвергает сомнению мои слова, очевидно раздраженная тем, как я толкнул ее в категорию, о которой она не знает. Она разочарована.
«Ты просто ослиная задница».
– Ты лучше меня! – выпаливаю я. – Я не сделал ничего, чтобы заслужить твою доброту, а ты сидишь здесь и ведешь себя так, будто мы друзья навсегда. Я засранец, Кеннеди. Я не отношусь к девушкам так, как они того заслуживают. Что это говорит обо мне? Я, наверное, переспал со всеми девушками, которые меня окружают, – отвечаю я с абсолютной честностью. —Не знаю, что такого в этой девушке, но Кеннеди заставляет меня быть честным. – Не говори никому, что я признаю это. Не нравится, что кто-то поверит тебе, – слова вырываются из моего рта, и я думаю о вещах, которых не понимаю, но знаю, что это правда. Никто не считает меня ответственным за то, как я отношусь к людям, но когда Кеннеди смотрит на меня своими большими голубыми глазами, мне хочется исправить свое прошлое. Она слишком хороший человек, чтобы быть рядом. Меня тянет к ней, заслуживаю я этого или нет.
– У тебя наверняка были подруги девушки? – она невинно улыбается мне.
На этот раз улыбка отражается в ее глазах. Хочется верить, что Кеннеди поддразнивает меня, ведь знает, какая у меня репутация, но у меня такое чувство, что она говорит серьезно. Она всматривается в мое лицо явно пытаясь понять то, что я не могу сказать ей вслух.
– Наверное в начальной школе, когда меня интересовали только видеоигры и общение с друзьями. Как только достиг определенного возраста, все стало основано исключительно на сексе, – я делаю паузу, чтобы увидеть ее реакцию. Кеннеди задерживает дыхание. – Как только я перешел в старшую школу, девочки начали бросаться на меня. Быть в отношениях – было и остается для меня недопустимым. Все основано только на физическом влечении. У меня никогда не было причин дружить с девушками. – Кеннеди принимает этот ответ и меняет тему разговора быстрее, чем вы можете себе представить.
Следующие несколько часов мы просто разговариваем. Она избегает темы «дружбы». Я знаю, что ей неловко и поэтому несколько раз упоминаю это слово в разговоре. Мне нравится видеть, как она краснеет. Кеннеди слишком невинна по сравнению с моим развратом. Она объясняет мне, что до шоу талантов никто в школе не видел, как она танцует. Она ходит в одну и ту же танцевальную студию с тех пор, как переехала сюда пару лет назад. До этого, когда жила в Мичигане, она занималась в маленькой студии. Мне нравится смотреть, как загораются ее глаза, когда она говорит о танцах. Я выгляжу так же, когда говорю о бейсболе.
– Почему ты не в школьной танцевальной команде? – с любопытством спрашиваю я. Кеннеди достаточно хороша для этого и даже намного лучше, чем любой другой танцор в нашей школе.
– Танец всегда был моим убежищем. Это превратилось бы во что-то другое, если бы я танцевала каждую пятницу на играх для поднятия бодрости духа... – она замолкает, оставляя мысль в воздухе.
– Но ты выбрала танец в шоу талантов? Не самое благоразумное, Кен, – я поднимаю бровь. Она улыбается мне, зная, что я прав. Все ходят на эти шоу талантов. Большинство из нас подкуплены дополнительными баллами.
– Вайолет подтолкнула меня к этому. Она единственная, кто видел, как я танцую.
– Ты слишком хороша, чтобы не танцевать перед людьми!
Я наклоняюсь вперед, чтобы лучше видеть ее глаза. Кеннеди отодвигается, пытаясь избежать зрительного контакта, но смотрит на меня, когда я подношу палец к ее подбородку, чтобы попытаться уговорить ее признать то, что я только что сказал. Девушка ублажает меня и смотрит сквозь ресницы прямо мне в глаза.
На меня что-то находит. Не знаю зачем, но я наклоняюсь к ней, оставляя лишь дюйм между нашими губами. Дыхание Кеннеди становится глубже вместе с моим. Я чувствую каждый ее выдох на своих губах и немедленно сожалею о том, что делаю.
«О чем ты думаешь? Она не одна из твоих побед. Оставь бедную девушку в покое».
От удивления ее глаза широко раскрываются. Мы быстро отстраняемся друг от друга, прежде чем кто-либо из нас что-нибудь сделает.
– Уже поздно, – шепчет она, придвигаясь к краю кровати и свешивая ногу. Часы на прикроватном столике показывают 2:45 утра.
– Черт возьми, моя мама, наверное, сходит с ума, – я наклоняюсь, чтобы надеть кеды, прежде чем подойти к двери спальни Кеннеди. Оглядываюсь на нее, когда она садится на кровати. – Увидимся завтра в школе, хорошо?
Кеннеди кивает и улыбается мне, когда я поворачиваюсь к ней спиной.
Глава 13
Кеннеди
Солнце струится сквозь прозрачные занавески в моей спальне, будя меня раньше будильника. Я еще не готова встать с постели. Смотреть в лицо реальности – последнее, что хочу делать. Как и большинство вещей в жизни, у меня нет выбора.
Ночью я с трудом заснула. Долго лежала на кровати, когда Грэм выскочил из моего дома, прокручивая в мыслях каждое слово из нашего разговора. В голове все еще туман от его близости.
Прошлая ночь лишь укрепила тот факт, что мы с Грэмом разные. Я постоянно напоминаю себе, что Грэм не из тех, кто обращает внимание на такого простого человека, как я. Он тратит все свое время на красоток, тогда, как я в лучшем случае обычная. Грэм популярен, атлетичен и чертовски великолепен до такой степени, что на него больно смотреть. Я не из таких. Нет такого мира, где у нас с Грэмом были бы причины общаться друг с другом. Думаю, я не против этого. Мне просто следует смириться с этим фактом.
Продолжаю лежать в постели, глядя в потолок. Когда думаю о том, что сегодня произойдет все начинает казаться более привлекательным. Впрочем, встреча с Грэмом – это не то, к чему можно подготовиться. Я всегда считала, что невосприимчива к его силе, к его привлекательности. Прошлая ночь доказала, что это совершенно не так. Я какая угодно, но точно не невосприимчива к нему. Он смотрит на вас так, что вы стремитесь стать всем, чем он хочет. Я не притворяюсь, что его невинные взгляды и игривое подшучивание предназначены только для меня. В любом случае, я попалась в ловушку и позволила себе поверить на несколько минут, что он действительно мог смотреть на меня, а не просто бросить мимолетный взгляд, как парень делает это со всеми остальными.
Пока ем хлопья, ожидая появления Вайолет, впадаю в мечтательность. На долю секунды мне показалось, что Грэм собирается меня поцеловать. Будет ложью, если скажу, что не думаю о том, как будут ощущаться его губы.
– Я ухожу в школу, – кричу я маме, ставя миску с недоеденными хлопьями в раковину. Никакого ответа, пока почти не закрываю входную дверь. Кажется, я слышала, как она пожелала мне хорошего дня. Едва ли.
Вайолет – хороший друг, но она совершенно лишена сострадания. Поэтому я не жду, что она подойдет ко входной двери и поможет мне с вещами, даже зная, что ее помощь ускорит наш отъезд в школу. Вот почему девушка улыбается на водительском сиденье, наблюдая за тем, как я пытаюсь удержать рюкзак на плече, спотыкаясь на костылях.
– Эй, шл*ха, садись в машину! – кричит Вайолет через открытое окно машины, как только я выхожу на подъездную дорожку.
– Во-первых... я не шл*ха, и ты это знаешь. Во-вторых... я вроде как калека, так что дай мне пару минут, чтобы выбраться отсюда, – кричу я ей в ответ. Открываю пассажирскую дверцу и бросаю вещи на заднее сиденье.
– Что ты делала прошлой ночью? Я писала тебе, но ты так и не ответила, – Вайолет смотрит, как я включаю радио.
Я внутренне спорю, рассказать ей о Грэме или сохранить это в секрете.
– Я работала над домашним заданием и довольно рано вырубилась, – вру я, решив держать это при себе. Остальная часть поездки в школу проходит в тишине, за исключением песни Карли Рей Джепсен «Позвони мне, может быть», играющей на заднем плане. Вайолет подпевает, не сбиваясь с ритма. Она поет не так, как надо, но все равно продолжает выпендриваться, как будто не слышит, как ужасно она звучит.
