Текст книги "Когда наши миры сталкиваются (ЛП)"

Автор книги: Линдси Илер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Линдси Илер
Когда наши миры сталкиваются
Наши миры – 1

ВНИМАНИЕ!

Текст предназначен только для предварительного и ознакомительного чтения.

Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена.

Любое коммерческое и иное использование материала кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.

Переводчик: Анастасия М.

Редактор: Танюшка А., Настя З., Анастасия М.

Обложка: Александра В.

Перевод группы: vk.com/lovelit

Глава 1

Кеннеди

Два года назад

– Как они умудряются все время выглядеть так безупречно? – говорю себе, когда смотрю в сторону старшеклассников.

Что-то странное происходит в этом городе. Кто-то добавляет гормоны в местный водопровод в раздевалках? Это единственное разумное объяснение, потому что парни невыносимо красивы. Не помню, чтобы парни так выглядели и в Мичигане.

Мою лучшую подругу, Вайолет окружает небольшая группа высоких, красивых парней из бейсбольной команды. Ей уделяют пристальное внимание самые горячие ребята Теннесси, а один из них и вовсе качает ее в воздухе, как будто она невесома. Когда ноги Вайолет отрываются от земли, ее смех разносится по всей стоянке, где стою я, наблюдая за ними с завистью.

Вайолет – словно сила природы притягивает к себе людей и делает невозможным, чтобы они не тянулись к ней. Даже старшеклассники не могут устоять перед ее обаянием. Она потрясающе красива. Рыжие волосы, которые только вызывают ревность у девушек, и гипнотизирующие зеленые глаза, которым невозможно сказать «нет». Мы стали лучшими подругами с тех пор, как в начале этого года я переехала Теннесси. Я была новенькой, и только Вайолет проявила каплю сострадания и подружилась со мной, когда мне больше всего нужен был кто-то, кто поддержал бы меня. Она сделала все, чтобы вытащить меня из скорлупы, даже если и не полностью справилась с задачей.

Это из-за нее я сейчас здесь. Не для того, чтобы подбадривать своего парня, как это делали большинство сидящих на трибунах девушек, надев коротенькие футболки с номерами своих парней на спинах. Это с головой выдает в них охотниц за мячами (это выражение Вайолет, не мое). Она отказывается называть себя таковой, даже когда я раз за разом указываю на ее полное соответствие всем необходимым критериям, чтобы стать частью клуба «будущих бывших жен».

Занимая себя наблюдением за бесстыдным флиртом Вайолет, делаю шаг назад от ситуации, которой предпочла бы избежать. Они пока не заметили меня, и, похоже, не спешат это исправлять. Меня это не удивляет. Я почти невидима для этих людей. Прохожу мимо них каждый день, но никто не поворачивает голову, чтобы признать меня. Я привыкла к этому. Из чистого любопытства и отвратительного самобичевания, не могу оторвать глаз от этой компании. Знаю, что должна пойти к другой двери или, по крайней мере, отвернуться, пока они не закончат лапать друг друга, когда бы это ни произошло.

Бейсболист прижимает ее к металлической двери, пробегая руками по ее почти безупречному телу. Смело скользит рукой под ткань ее обтягивающей рубашки. Девушка стоит между его ног, зарывшись пальцами в его густые волосы. Только одежда мешает им делать то, мысль о чем заставляет меня покраснеть.

Все, о чем я думаю – и это достаточно неловко – что тоже хочу, чтобы кто-нибудь поцеловал меня так же, как этот парень жадно поглощает ее. Словно это последний поцелуй в его жизни. Чувствую, как доказательство смущения подкрадывается к щекам, пока я смотрю на то, что никогда не произойдет со мной.

«Ревность – нормальная человеческая реакция», – напоминаю я себе, продолжая наблюдать за парой.

Не поймите неправильно. Я не чувствую себя несчастной. Я просто не удовлетворена тем, где нахожусь в данный момент своей юности. Я новенькая в старшей школе, и просто хочу быть как все. Быть приглашенной на свидание или на вечеринку, должно быть главным для меня, как для большинства девушек моего возраста, но я просто отпустила эти желания, списав их на сказку, которая никогда не сбудется.

Знаю... Я жалкая.

У меня есть нереалистичная фантазия, что, если бы я все еще жила в Мичигане, старшая школа далась бы мне легче. Я чувствовала себя частью чего-то, живя там. Все знали, кто я. Здесь же я – просто новенькая, которую игнорируют все девчонки. Ребята в моем классе слишком заняты пусканием слюней на старшеклассниц, а Аманда Дримс толпой поклонников, чтобы заметить кого-то столь скучного и приземленного как я. Чтобы звучать еще более самокритичной, чем уже есть, скажу, что я – совершенно незапоминающаяся. Единственная причина, по которой я пришла на бейсбольное поле, помимо того, что меня затащила сюда Вайолет, это школьная газета. Мистер Рэндалл, учитель английского, практически заставил меня вступить туда после прочтения эссе о «Гордости и предубеждении» Джейн Остин. Мне нравится быть креативной, поэтому принять его предложение оказалось легко. К тому же, занятие школьной газетой будет многообещающе выглядеть в моих заявлениях для поступления в колледж.

Да, я та девушка, что уже сейчас думает об эссе и интервью для колледжа. Неудивительно, что меня никто не замечает. «Колумбия» не принимает, кого попало. Мне придется вкалывать изо всех сил, если я хочу, чтобы меня заметили. Моих оценок, какими выдающимися они бы ни были, будет недостаточно, чтобы выделиться из толпы элиты Америки. Родители этих детей – тоже выпускники «Колумбийского» – покупают новые здания в разных уголках кампуса, чтобы гарантировать поступление своим детям. Мои же родители закончили государственный колледж. Я не могу купить себе дорогу туда. Этому не бывать. Я могу положиться только на свой тяжелый труд.

Закатываю глаза, когда вижу, что негодники все еще не могут оторваться друг от друга. Приближаюсь к ним, мечтая о «что-если» в моей жизни.

– Извините, – говорю я тихо, приближаясь к двери, ведущей в школу.

Парень с девушкой не отрываются друг от друга, даже когда встаю прямо перед ними. Либо они меня не слышат, либо им все равно. Я делаю попытку обойти их и хватаюсь за ручку двери, надеясь прокрасться незаметно. В этот момент парень толкает девушку к двери, и она врезается в мою руку всем своим костлявым телом.

– Да ты издеваешься, – шепчу я тихо, отдергивая руку и потирая пальцами виски от разочарования.

Парень слышит меня, но не утруждает себя тем, чтобы оторвать свои губы от девушки, и смеется. Я слышу его смех несмотря на их сомкнутые губы. Его ухмылка растет вместе с моим раздражением. Такой довольный, считает это забавным. Хоть кто-то так считает. Он поворачивается ко мне лицом, наконец, признавая факт существования других людей в мире. От улыбки на его лице по спине бегут мурашки. Я видела его раньше в коридорах, но мне никогда не хватало смелости заговорить с ним. Слышала истории, которые следовали за ним повсюду и не готова быть так близко к нему. Он вне досягаемости для всех, он совершенно на другом уровне, в отличие от всех нас.

Такие парни как он, мягко говоря, неприкасаемые.

Такие парни, как он, не утруждают себя проявлением элементарной вежливости, которую заслуживает большинство людей. Они считают их ниже себя. Вместо того чтобы использовать свою популярность для благих целей, они высмеивают тех, кто находится за пределами их социального круга. Большинство отцов назвали бы таких ребят «первоклассными придурками».

Грэму Блэку, стоящему передо мной, одному из «таких» придурков, подобное поведение сходит с рук по очевидным причинам. Вы только приглядитесь хорошенько к нему. Даже будут выпускником он обладает теми мужественными чертами, которые можно увидеть только на рекламных плакатах мужского нижнего белья, соперничающих с миром Дэвида Бекхэма. Густая каштановая шевелюра в паре со светло-карими глазами заставляют вас с легкостью позабыть зачем вы идете, если вот так сталкиваетесь с ним лицом к лицу. Не забудьте о мужественной линии челюсти, которая бросается в глаза, когда парень улыбается. Всего этого достаточно, чтобы влюбить в себя девушку.

Я тупо позволяю себе осмотреть его тело, спрятанное под бейсбольной формой. Может я и неопытная девственница, которая даже не целовалась, но я знаю, что его тело заслуживает осмотра. Все должны восхищаться им. Это закреплено правилами этого города.

– Тебе нужно пройти, дорогая? – наконец спрашивает Грэм, со снисходительной уверенностью, которая звучит странно привлекательно. Я вижу ухмылку в уголках его губ, когда он замечает мое очевидное разглядывание его персоны.

Девушка, которой посчастливилось обвиться вокруг него, как крендель, смотрит на меня через плечо. Взгляд, который может заставить убежать от страха даже самую решительную девушку. Ее лицо мне знакомо, но я не знаю ее... формально. Она выпускница, выступающая в группе поддержки.

Их спутанные конечности говорят о Грэме больше, чем о ней. Он находится на высшей ступени в школе, и каждая девушка хочет для себя кусочек Грэма Блэка. Это жалко, они следуют за ним в ожидании что он обратит на них хоть толику внимания, бросив ее словно кость собачонке.

«Ты бы не жаловалась, будь на ее месте».

Это к делу не относится.

– Если тебя не затруднит, не мог бы ты отойти к другому дверному проему. Это было бы здорово, – отвечаю я застенчиво, так как Грэм смотрит на меня, будто знает что-то, чего не знаю даже я.

Ожидание ответа – мой единственный выход. Я наблюдаю за ним так же пристально, почти бросая ему вызов, и нервно тереблю подол своей майки. Я либо очень смелая или страшно глупая.

– Знаешь, что, Марисса? Думаю, мы закончили. – Грэм расцепляет ее руки на своей шее, а затем смотрит на меня, как будто я часть какой-то грандиозно сложной схемы.

Марисса смотрит на меня с тем же раздражением, что и несколько секунд назад. Она явно не рада убрать свои коготки с его спины. Не многие девушки были бы рады на ее месте.

– Но… – Марисса пытается возразить самым скулящим тоном, который только можно представить.

– Я сказал мы закончили, – гаркает Грэм таким тоном, что у вас не остается выбора, кроме как послушаться.

Он смотрит на меня, когда я подпрыгиваю от его резкого тона. Ненавижу его очевидное веселье над моей реакцией. Играю с кончиком моего хвостика, когда Марисса проходит мимо, задевая меня плечом. Все понятно. Она показывала свою позицию.

Я тянусь к двери, но Грэм действует на опережение и протягивает руку, чтобы самому открыть ее для меня. Я проскальзываю мимо него в коридор, мельком замечая, что он следует за мной. Когда прохожу мимо дверей раздевалки, то понимаю, что парень не направляется туда. Он всего в нескольких шагах от меня. Его выдает стук бутс по кафельному полу.

– Тебе что-нибудь нужно? – Я быстро поворачиваюсь к нему лицом.

Грэм останавливается в нескольких шагах от меня, прислоняясь спиной к стене. Он выглядит расслабленным. Ведет себя так, будто идти за мной – это нормально, когда на деле это что угодно, кроме нормального.

– Как тебя зовут? – спрашивает Грэм, шутливо играя с поясом бейсбольных штанов. – Не думаю, что когда-нибудь видел тебя здесь.

С ума сойти... Просто идеально. Если я еще не до конца почувствовала себя невидимкой, то он только что забил последний гвоздь в гроб моей социальной жизни.

– Наверное, не видел, – обиженно отвечаю я. – Зачем тебе? – последнюю часть бурчу себе под нос. Я продолжаю идти, нуждаясь в том, чтобы между нами было как можно больше расстояния.

Грэм не понимает намека. Он отталкивается от стены и догоняет меня. Я практически чувствую спиной исходящий от него жар.

– Спрошу еще раз. Как тебя зовут, красавица?

Закатываю глаза на типичное прозвище. Несомненно, я не в его вкусе. Чего он добивается? Я продумываю миллионы сценариев, где у Грэма есть веская причина для разговора со мной, и нахожу… дайте подумать – ничего. В этой вселенной нет причин, почему Грэму следовало бы говорить со мной.

Я жажду самобичевания, так что, конечно же, заглатываю наживку.

– Кеннеди. А тебя? – спрашиваю я, притворяясь, что понятия не имею о его популярности. Кладу руки на бедра для верности, пытаясь не сдавать позиции и казаться более уверенной, чем я есть на самом деле.

Между бровей Грэма появляется складка.

– Ты ведь прикалываешься надо мной? —смеется он утробным смехом, будто я только что рассказала ему самую смешную шутку в мире.

Моя реакция на его смех бесит. Некоторые люди смеются просто, сдержанно. Ты потом их даже не вспомнишь. Смех Грэма гипнотизирует и затуманивает разум. Как можно быть им высмеянным и при этом находить его безумно привлекательным? Сейчас я ненавижу себя за потные ладони и жар, поднимающийся по щекам, а также за свою враждебную реакцию.

– Что заставляет тебя думать, что я имею хоть малейшее представление о том, кто ты, когда ты даже не знал, что я хожу с тобой в одну школу? – спрашиваю я с явным замешательством. Грэм смотрит на меня с глупым выражением лица, зеркально отражая выражение моего лица. Он открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег. – Так я думала.

Я разворачиваюсь на каблуках, оставляя его одного в пустом коридоре, смотрящим мне в след. В моей походке явно присутствует болезненно очевидная бодрость. Чувствую гордость за то, что постояла за себя. Я никогда не высказываюсь и не перебиваю людей, особенно кого-то вроде Грэма. Моя задача быть на заднем фоне, чтобы меня не слышали и не видели. На долю секунды я почувствовала, что чувствуют другие девушки рядом с парнями вроде него. Уверенность в себе.

Открываю дверь в класс мистера Рэндалла, щелкаю выключателем, пытаясь найти батарейки, необходимые для моей камеры. Разорвав упаковку, тянусь к выключателю и врезаюсь в каменную твердую стену. Инстинктивно вскидываю руки, чтобы защититься, поднимаю голову и смотрю на ухмыляющегося Грэма. Отрываю руки от его крепкой накаченной груди. Очевидно, он работает над тем, что дала ему природа.

– Разве у тебя сейчас не игра? – Я раздраженно смотрю на часы радуясь тому, что мне легко дался остроумный ответ. Такого никогда не случается. – Ты опоздаешь.

– Я – Грэм Блэк, приятно познакомиться, – говорит парень, протягивая руку для рукопожатия и игнорируя мою уловку, чтобы избавиться от него.

Парень стоит достаточно близко, чтобы я могла разглядеть каждую ресничку, пока он моргает, ожидая ответа. Делаю попытку обойти его, но он быстро пододвигается в сторону, блокируя мне выход. Я испытываю удачу еще раз, но натыкаюсь на его грудь. Поднимая руки для защиты, вновь прикасаюсь к ней. Смущение в полной мере не передает то, как я себя чувствую.

«Прекрати его трогать. Уже второй раз подряд».

Я видела контуры груди и кубиков пресса Грэма под его неполностью застегнутой джерси. Но ничто не могло подготовить меня к тому, что я почувствую, когда прикоснусь к ним. Я невинна насколько, насколько это вообще возможно, но даже у меня возникает безумное желание сорвать его униформу, чтобы обнажить все, что так плохо скрывает хлопковая ткань его одежды.

Грэм высокий, почти на фут¹ выше меня, по крайней мере, так мне кажется. Рядом с ним чувствую себя маленькой и незаметной. Интересно, все ли чувствуют рядом с ним небольшой страх, смешанный с маленькой толикой волнения? Я видела, как люди тянутся к нему, когда он идет по коридору. Это странно, что он имеет такую власть над окружающими.

– Приятно познакомиться. А теперь не мог бы ты уйти с дороги? – спрашиваю я, скрепя зубами.

Скажу по секрету, меня забавляет эта маленькая игра, в которую мы играем. Это первый раз, когда кто-то, кто не носит заправленную за пояс брюк рубашку, проявил ко мне интерес. Каким бы неуместным он ни был.

Я чувствую, что Грэм смотрит на меня, когда выхожу из класса в коридор и затем на улицу через задние двери. По дороге на поле неоднократно повторяю себе не оглядываться назад. Я знаю, что он рядом. Стук бутс по асфальту выдает его во второй раз за сегодня. Когда добираюсь до поля, Вайолет отрывает взгляд от телефона, и видит Грэма, плавно проскользнувшего мимо меня. Да, я сказала проскользнувшего. Оказывается, я могу почувствовать его присутствие прежде, чем даже увижу. Когда Грэм приближается, по позвоночнику пробегает неестественная дрожь.

– Встань вон туда, Кен, – шепчет он, указывая на забор вдоль первой базы. Его губы очень близко к моему уху. – Так как ты, кажется, не знаешь, кто я, думаю, нужно просто тебе показать.

Я поворачиваюсь к нему и на моем лице, уверена, отчетливо читается благоговение. Грэм уже выходит к питчерской горке. Как у него получается двигаться так грациозно? Я не могу отвести взгляд, пока он делает несколько тренировочных подач. Вставляю батарейки в камеру, делая несколько снимков Грэма, пока иду к Вайолет.

– Что это было? Почему с тобой разговаривал Грэм Блэк? Он прошептал тебе что-то на ухо? – Вайолет отбарабанивает вопросы, пристально изучая нас своими зелеными глазами, переводя взгляд с него на меня. Мне следует обидеться на ее реакцию, но я не обижаюсь. Я слишком смущена, чтобы обращать внимание на ее слова.

– Я знаю не больше твоего, – отвечаю я, пожимая плечами и поднося камеру обратно к лицу. Говорю себе направить объектив куда-нибудь еще, на любого другого игрока, но увы.

Неудивительно, что я наблюдаю за Грэмом через объектив камеры все девять иннингов². Есть в нем что-то такое, от чего трудно отвести взгляд. Как будто наблюдаешь за ним в замедленной съемке. Как будто от каждого сделанного броска зависит его жизнь. Мяч словно отправляется танцевать из его руки, когда он освобождает его из захвата. Именно тогда я понимаю, что Грэм Блэк – уникальность. Вы не сможете найти достаточно веской причины, чтобы отвернуться от кого-то, вроде Грэма Блэка.

Он не то, что ты захочешь пропустить.

Глава 2

Наши дни

Грэм

– Он был практически голым, пока его подруга просто стояла и смотрела, как все происходит, – поясняет Марк, качая головой в неверии из-за произошедшего в выходные.

Я смеюсь, совершенно не переживая, если перебью кого-то. Даже после того, как мистер Стивенсон несколько раз прочистил горло в явном предупреждении, я не способен утихомириться. Мистеру Стивенсону пора бы уже догадаться, что его покашливание не производит должного эффекта.

Крэйг, чертов идиот, переспал на вечеринке с девушкой первокурсника. Парень не нашел ничего забавного в том, что его невинная девушка потеряла девственность не с ним. Они никогда не находят в этом ничего забавного. У Крейга нет никакого стыда. Никогда не было, поэтому я не удивлен. Парень ходил бы весь день со своим членом в руке, если бы это было приемлемым в обществе. Он вытащил свой причиндал из наивной первокурсницы и, даже не потрудившись надеть штаны, надрал ее парню задницу. На фоне Крейга все остальные парни выглядят почтительными джентльменами. Было много ночей, когда его грубые сексисткие шуточки приводили нас с Марком в трусики обезумевших девушек.

Он, своего рода, идеальный второй пилот.

– Где, черт возьми, был я, когда все это произошло? – спрашиваю я, постукивая ручкой по столу. Судя по выражению презрения на лице Марка точно знаю, где я был.

Марк закатывает глаза, точно подтверждая мои подозрения.

– Глубоко в вагине Аманды, смею предположить, – бурчит он себе под нос.

Летом Марк зависал с Амандой, но что-то случилось. Это очевидно по их горячим спорам и тому факту, что на прошлой неделе она ударила его перед всеми в коридоре. С лета он ненавидел ее, даже когда она находилась рядом. Сейчас мы развлекаемся, глядя на них. Мы научились игнорировать их двусмысленные комментарии и обзывательства. Так безопаснее.

Я поднимаю глаза, чтобы увидеть, как на меня уставился мистер Стивенсон своими маленькими глазками-бусинками.

– Мистер Блэк, вы можете назвать мне разницу между республиканской и демократической партиями в Соединенных Штатах? – спрашивает он, прерывая наш с Марком разговор о последней выходке Крейга.

Я смотрю, как мистер Стивенсон гипнотизирует меня, прекрасно осознавая, что не смогу ответить на его вопрос. Он терпеливо ждет. Это тот момент, когда я либо мелю чепуху, либо откровенно признаю, что, черт возьми, ничего не знаю. Есть только два способа выжить на этом предмете.

Мне трудно в школе. Знаю, учителя не горят желанием видеть меня на своих предметах. Я не тот ученик, что спокойно сидит у них на уроке за партой. Я разговариваю. Большую часть времени треплюсь с приятелями о делах команды, и прямо на уроке прокладываю путь в трусики своего следующего завоевания. Я редко имею хоть малейшее понятие о том, что, черт возьми, мы проходим на уроке. Я не полный идиот, как все они думают. В глубине души они это знают, однако ничего не говорят. Меня вполне устраивают минимальные оценки, потому что я тот, кто я есть.

Мистер Стивенсон сделал своей миссией спрашивать меня, как только у него появится такая возможность. Он также единственный учитель в школе, кто не дает мне никаких поблажек. Большинство остальных учителей понимают, что я – единственный шанс школы на выигрыш в чемпионате штата и не обращают особого внимания на мои выходки. Большинство родственников персонала работает у моего деда. Мне позволяют почти все, так как все хотят, чтобы на их обеденных столах была еда ко Дню Благодарения. Некоторые закрывают глаза на то, что я не сдаю домашние задания или не утруждаю себя посещением занятий. Миссис Крэндалл ставит мне «пятерки» за домашнюю работу, которую я даже не помню, когда делал, за пару комплиментов. Каким-то образом у меня идеальная посещаемость, за исключением урока обществознания. Хотя я не удивлен.

– Э-э-э-э… – я молчу, так как у меня нет ответа, который он хочет услышать.

Смотрю на Марка, ища помощи. Придурок. Все, что я получаю от него – это мерзкая ухмылка. Я обдумываю, стоит ли отпустить едкий комментарий, так как все взгляды в этот момент направлены на меня. В любом случае, все итак знают, что я не отвечу на вопрос. Оценивая шансы, понимаю, что наглостью только получу наказание и останусь в школе после уроков.

Тренер надерет мне задницу, если я получу еще одно наказание после школы. Он опять заставит меня нарезать круги вокруг поля. Бег – его способ наказать нас. Он испытывает какое-то нездоровое наслаждение, видя нашу боль, как и большинство великих тренеров. Первый раз, когда он заставил меня бежать, был на втором курсе, когда я пропускал занятия, чтобы подцепить…

Как же ее звали?

Сексуальная словно грех, брюнетка, огромная грудь, упругая задница... ноги от ушей!

Как я мог забыть ее имя?

Дарси Вильямс.

Я хорошо помню, как ее губы обвивались вокруг моего члена.

Дарси была старшеклассницей. Черт возьми, она была превосходна, длинноногая и с возмутительными зелеными глазами. В них было чертовски приятно смотреть пока она стояла на коленях, смотря на меня в поисках одобрения. Когда она клеила меня у раздевалки в тот день, я принял ее предложение, как сделал бы любой мужчина из плоти и крови. Меня поймали, возвращающимся в школу после последнего звонка, неделю оставляли после уроков, и я бегал на тренировке под наблюдением всей команды. Они смеялись, зная, что ухмылка на моем лице означала веселье. Тренер всегда строг с нами. В тот день я знал, что Дарси стоила каждого круга, который я пробежал. Она сделала мне самый глубокий минет в моей жизни. Клянусь, у нее не было рвотного рефлекса. Я чувствовал, как головка члена бьется о ее миндалины.

Интересно, чем она сейчас занимается.

– Витаете в облаках, мистер Блэк? Как насчет того, чтобы уделять больше внимания тому, о чем мы говорим в классе, а не переживать то, что произошло в выходные. Звучит просто, не так ли? – гаркает мистер Стивенсон.

Я должно быть выпал из реальности. Даже не заметил, как он повернулся спиной к классу, чтобы написать что-то на доске.

Как такое возможно, я нахожусь в классе всего двадцать минут, а он уже выставил меня идиотом? Задаюсь вопросом, потянул бы дед за ниточки, чтобы его уволили. В следующий раз, когда он решит сделать из меня пример, я уволю его задницу, прежде чем он успеет даже произнести слово «безработица». Мудак.

Мистер Стивенсон был на середине объяснения вопроса, на который я не смог ответить, когда дверь в класс распахивается, ударяясь об стену. Это окончательно отвлекает меня от фантазий о Дарси. Очень плохо. Я только перешел к лучшей части.

Я смотрю в сторону двери, как... о боже! Как, черт возьми, зовут эту девушку? Я разговаривал с ней однажды, это было еще на первом курсе. Понятия не имел, кто она такая и продолжал называть ее «красавицей». Это правда, девочка красива, но ходит по коридорам с таким видом, будто слишком хороша для кого-то из нас. Не понимаю этого. Я не удивлен, что Марк не знает ее имени, когда я наклоняюсь, чтобы спросить его.

– Кеннеди, почему бы тебе не сесть на последнюю парту? Кажется, рядом с Грэмом есть свободное место. Может хоть ты сможешь объяснить ему разницу между политическими партиями. Ему бы не помешала помощь, – велит мистер Стивенсон своим обычным бесстрастным монотонным голосом. Наверное, думает, что сказал что-то забавное. Закатываю раздраженно глаза и слышу смешки от Марка и Скайлар.

Я уверен, что у этих двоих интрижка. Скайлар – пафосная сука, думающая, что она – важная персона. Ее отец владеет популярной звукозаписывающей студией в Нэшвилле. Девушка пару раз подкидывала мне билеты на концерт, но это не значит, что ради них я буду мириться с ее дерьмом. Меня не волнует, насколько ты красива, я никогда не буду ползать у тебя в ногах.

Услышав свое имя, отвожу взгляд от парты и вижу Кеннеди, идущую в мою сторону. Она не в восторге от того, что ей приходится садиться со мной, будто я изгой. С ее губ срывается довольно забавное ворчание. Она съеживается с каждым шагом, что приближает ее ко мне. Что я ей сделал? Я, что, переспал с ней и больше никогда не разговаривал?

Хотя вряд ли.

На ней «светится» надпись «девственница». А если не заметили эту надпись, то нимб над ее головой, несомненно все вам объяснит. Я стараюсь держаться как можно дальше от невинных девочек. С такими девушками, как Кеннеди, слишком много возни. Некоторым парням нравятся острые ощущения от погони, а за Кеннеди пришлось бы хорошо побегать. Пришлось бы держаться за руки, познакомиться с ее родителями и возможно только тогда узнать какие трусики она предпочитает носить.

Как я и сказал: Слишком. Много. Возни.

Что бы я ни сделал, а я уверен, что это так, потому что исключительно хорош в том, чтобы выбивать девочек в этой школе из колеи, это не оправдывало возмутительный взгляд, которым она меня наградила. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже лежал мертвый. Кеннеди обходит мой стул, со стуком бросает учебники и блокнот на парту и берет стул. С ужасом на лице она садится рядом со мной. Ее кожа становиться ярко-розового оттенка, когда она смотрит на меня сквозь свои волосы. Они идеально ниспадают с ее лица.

Как невинно очаровательно.

Смотрю, как Кеннеди вытаскивает из своей сумки несколько вещей и выкладывает на парту. Боже милостивый, да она ботаник. Черт возьми, при этом она еще и милая. Я только что сказал «милая»? Господи Иисусе. Избавляюсь от этой мысли так же быстро, как она приходит мне в голову.

У нее длинные темно-каштановые волосы длиной ниже лопаток. Идеально кудрявые. Локоны выглядят почти естественно, но уверен, ей пришлось потрудиться. Я видел много девушек, прихорашивающихся утром, чтобы знать, что они не могут быть натуральными. По таким локонам хочется пробежаться пальцами слегка потягивая за них. Кеннеди невысокого роста с достаточно идеальными изгибами, чтобы привлечь ваше внимание.

Мысленно возвращаюсь к первому году обучения, когда Кеннеди также вела себя перед одной из моих игр. Я сразу же заинтересовался ей. Трудно было не проявить интерес, ведь она стала первой девушкой в школе, которая не кинулась мне в ноги. В тот день я следил за ней в школе. Сразу понял, что раздражаю ее. Кеннеди «утверждала», что не знает, кто я такой, но я довольно хорошо разбираюсь в людях. Она знала. Просто хотела казаться не настолько осведомленной обо мне. Я не идиот. На меня бросается достаточное количество девушек, чтобы я научился определять, когда на меня смотрят оценивающе. Она определенно тщательно осмотрела меня в тот день. С тех пор мы не сказали друг другу ни слова.

Осторожно поглядываю в ее сторону, надеясь, что Кеннеди не заметит. Она слишком занята слушая мистера Стивенсона, чтобы обращать на меня внимание. Стучит ручкой по столу, и становиться ясно, что ее нога стучит в том же ритме. Можно практически услышать песню, играющую в ее голове.

Я слышал, как несколько парней из бейсбольной команды говорили что-то о ней, когда Кеннеди шла по коридору. Всегда тихо, чтобы она услышала. Но даже если бы и расслышала, сомневаюсь, что обратила бы на них внимание. Она слишком занята книгами и камерой, чтобы уделить кому-то из нас внимание.

Мистер Стивенсон задает мне еще один вопрос во время урока. И, конечно же, я снова не знаю ответа. Следует быть повнимательней, если он собирается быть таким большим засранцем. Пока я изо всех сил пытаюсь найти ответ, слышу, как Кеннеди прочищает горло. Она постукивает ручкой по листу бумаги перед ней. Там что-то написано черными жирными чернилами и обведено в кружок. Она кивает в сторону класса, поощряя ответить.

– Фискальная политика? – совершенно неуверенно отвечаю я.

Прозвучало больше как вопрос. Я уже знаю, что облажался.

– Очень хорошо, мистер Блэк, – удивился мистер Стивенсон. Он продолжил атаковать класс еще большим количеством информации. Это был первый и, наверное, единственный раз, когда меня похвалил учитель. Уверен, на моем лице отпечаталось выражение крайнего шока.

Я снова смотрю на Кеннеди, которая сидит лицом к передней части класса и внимательно слушает, старательно делая записи. Прошло несколько секунд, прежде чем она замечает, что я пытаюсь привлечь ее внимание. Когда она смотрит вверх, я губами произношу «Спасибо» и улыбаюсь. Она быстро улыбается и оглядывается на доску, продолжая слушать лекцию.

Почему, черт возьми, ее глаза такого синего цвета? Они чертовски яркие.

Как я уже говорил, мимоходом обратил внимание на Кеннеди. Тяжело этого не сделать. Всем понятно, что она намерена быть зрителем, а не участником в нашей школе. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил, что пошел с ней на свидание или пригласил на танец. Это удивляло. Мне казалось, парни выстроятся в очередь, чтобы попытаться расколоть этот орешек. Девушка чертовски великолепна, сдержанной красотой. Ей даже не нужно стараться. Она просыпается в таком виде. Это объясняет, почему большинство девушек отталкивает ее, даже не пытаясь узнать. Живя в нашем маленьком сообществе, легко увидеть, как все воспринимают ее. Она «новенькая». Большинство из ребят вместе с детского сада, и не принимают новичков с распростертыми объятиями. Все они такие придурки.