Текст книги "Когда наши миры сталкиваются (ЛП)"

Автор книги: Линдси Илер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Я убью его. – Голос Грэма был полон ненависти, и это пугает меня. Гнев исходит от него волнами.

– Вовсе нет. – Я сокращаю между нами расстояние так, что мы практически переплетаемся и мысленно делаю пометку не забывать дышать. Мне становится лучше от вновь обретенной уверенности.

Каждый мускул в его теле напрягается, когда Грэм прижимается к моему телу. Тепло его кожи рядом с моей заставляет мое дыхание учащаться. Прошлой ночью Грэм уложил меня в постель, завернув в полотенце. Осознание того, что от Грэма меня отделяет только тонкий кусочек хлопка, приводит мои гормоны в бешенство.

– Назови мне хоть одну вескую причину, почему я не должен этого делать. – Грэм поднимает бровь, зная, что у меня нет хорошего ответа, чтобы остановить его от похорон Крейга под питчерской горкой на стадионе средней школе.

– Потому что если ты убьешь его, то больше не сможешь делать этого. – Я хватаю Грэма за шею, притягивая его ближе к себе, пока мои губы не сталкиваются с его губами. Это тот поцелуй, о котором вы рассказываете своим внукам в надежде, что они найдут столько же радости в том, чтобы быть связанными с другим человеком хотя бы раз в своей жизни. Мы обнимают друг друга, когда поцелуй углубляется. Его губы стирают каждое отравляющее прикосновение Крейга на моей коже. Он медленно помогает мне забыть.

Когда Грэм целует меня, я чувствую, как мое тело впадает в какой-то ступор, но когда он касается меня, жизнь возрождается в нем, заставляя его гореть от нужды в его прикосновениях. Грэм хватается за мои бедра и делает так, что я седлаю его талию. Должно быть, он тоже лег спать в полотенце. Почувствовав под собой ткань, я поправляю свое полотенце вокруг груди, чтобы скрыть то, что обнажено под ним.

Грэм освобождает меня от нашего поцелуя, кладя руку чуть ниже моей шеи. Его руки нежны, гораздо нежнее, чем я знала, на что они способны. Я сажусь в ответ на его прикосновение, глядя на него из-под полуопущенных век. Не раздумывая, протягиваю руку и провожу пальцами по его густым волосам, как будто это самая естественная вещь. Его волосы такие мягкие. Я смотрю, как его глаза почти стекленеют в ответ на мое прикосновение и Грэм улыбается пленительной улыбкой.

Именно в этот момент я понимаю, что не просто думаю, что люблю Грэма, а знаю, что люблю. Он смотрит на меня сквозь ресницы, крадя каждую частичку моего сердца, а я лишь надеюсь, что он не разобьет его. Я знаю, что есть вероятность, что он это сделает.

Грэм лениво прикусывает нижнюю губу, прежде чем провести руками по моей грудной клетке, вниз к бедрам, а затем сделать ответный визит обратно, используя тот же мучительный путь.

– Ты доверяешь мне, Кеннеди? – напряжение горит в глазах Грэма, когда он говорит.

– Конечно, – улыбаюсь я ему, когда он медленно двигает руки к моему полотенцу. – Что ты делаешь? – в моем дрожащем голосе слышался страх.

– Тебе придется довериться мне, хорошо?

– Хорошо... – мой голос затихает, когда я смотрю в его глаза, как будто они хранят секреты, которые я ищу. Мой голос полон опасений. Я не смею разорвать зрительный контакт в страхе потерять все, что хочу от незнания, что мне нужно. Я чувствую, как его руки задерживаются на моем полотенце намеренно медленным движением.

Грэм одной сильной рукой держит меня за бедро, удерживая на месте. Он думает, что я буду уклоняться от его прикосновений, но не понимает, что я не способна двигаться, даже если захочу. Я чувствую физическое влечение к нему. Разрыв любого контакта будет только жестокой пыткой для самой себя. Его свободная рука опускается чуть выше моей груди, где он позволяет своему мизинцу задержаться достаточно низко, чтобы потереть кожу под тканью полотенца, которое разделяет нас.

Пытаться объяснить каково это, когда Грэм смотрит на меня так, как сейчас, невозможно. Нанизывать слова, чтобы выразить, как он заставляет меня чувствовать себя – безнадежно. Никто не в состоянии понять, чем наши взгляды обмениваются друг с другом. Заверение с моей стороны, что я принимаю все, что произойдет дальше, и его чистая внимательность. Каждое простое и сложное движение он делает, чтобы убедиться, что я чувствую себя свободно в его объятиях.

Грэм, которого я вижу перед собой не тот, каким его знают. Для большинства он суров и слишком самоуверен для своего же блага. Тот, кого я имею честь знать, мягкий и подлинный. Он ставит мои потребности выше своих собственных и делает приоритетом обеспечение моего полного комфорта. Мне нравится, что не все знают эту его сторону, как будто она предназначена только для меня.

Я закрываю глаза на долю секунды, делая столь необходимый глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы. Открываю их снова с новым пониманием того, чего хочу и наблюдаю, как его рука движется туда, где полотенце спрятано, удерживая его на месте. Всего один палец – это все, что нужно, чтобы избавить меня от полотенца и оставить незащищенной под его пристальным взглядом.

У меня нет времени чувствовать неловкость, пока Грэм смотрит на меня так же, как утром, когда проснулся. Невозможно не чувствовать себя красивой, когда кто-то вроде Грэма смотрит на тебя с таким восхищением. Прежде чем я успеваю сдвинуться хоть на дюйм, Грэм переворачивает меня на спину, накрывая своим телом, пытаясь удержать на руках как можно больше своего веса. Его глаза встречаются с моими, не позволяя мне отвести взгляд. Как будто если он отвернется на долю секунды, я исчезну. Грэм мягко убирает волосы с моего лица.

Мягкие поцелуи начинаются прямо за моим ухом, по телу прокатывается дрожь. Это не остается незамеченным Грэмом, его улыбка становится шире, когда он прокладывает дорожку поцелуев вдоль одной ключицы к другой, не пропуская ни дюйма кожи. Я удовлетворенно закрываю глаза, когда он пробирается на то же самое место, которое вызывает неконтролируемую дрожь.

Я не могу остановить это прежде, чем это произойдет, поскольку чувство снова прокатывается по моему телу, заканчиваясь на кончиках пальцев ног.

– Ты сведешь меня с ума этим, детка, – шепчет Грэм между поцелуями, целуя пальчики на моей правой руке. Я знаю, что мне должно быть стыдно за свою неопытность, ведь Грэм был со многими девушками. Я никогда не смогу сравниться ни с одной из них.

– Грэм... – Я нерешительно пытаюсь остановить его, когда он касается губами моего бедра. Он смотрит на меня, а я смотрю, как парень собственнически кладет свою ладонь на мою голую кожу.

– Ты заслуживаешь восхищения и защиты. Я подвел тебя и собираюсь потратить столько времени, сколько нужно, чтобы доказать тебе, чего ты достойна на самом деле. – Грэм делает паузу, чтобы поцеловать меня в живот чуть ниже пупка.

Я могу только кивнуть ему головой, попытка заговорить невозможна. Грэм со мной честен, я знаю, чего он хочет, и я солгу, если скажу, что не хочу того же. Мне не нужны свечи и лепестки роз, разбросанные по всему полу и кровати, чтобы это было волшебно. Когда я чувствую, как губы парня достигают кожи между моих грудей, то понимаю, что окружение не имеет значения. Важен лишь тот человек, который не торопится, пытаясь стереть с меня каждое чужое прикосновение, которого я не хотела.

Я знаю, что действия Грэма основаны не только на нападении Крейга прошлой ночью. Знаю, что это играет в глубине его сознания. Его взгляд на меня вчера вечером и сегодня утром был таким, словно он собирался сдвинуть горы, если это поможет стереть все мои воспоминания о боли. Парень, который сейчас на мне, может требовать от меня всего, что я могла ему дать.

Не заботясь о том, что произойдет завтра или через день или даже через час, я принимаю решение. Когда оглянусь на этот день, я буду знать, что позволила себе чувствовать то, к чему стоит стремиться до конца времен.

Глава 32

Грэм

Простой взгляд – это все, что нужно. Медленное движение головой, Кеннеди, кивающая мне в молчаливом одобрении. Тишина между нами внезапно становится оглушительной. Я знаю, что это значит для нее. Черт, теперь я знаю, что это значит для меня. Быть чьим-то выбором – значит все.

До Кеннеди я никогда не задумывался о том, насколько важны и последовательны такого рода решения. Это все равно, что дарить подарок, который ты знаешь, что никогда не сможешь вернуть, сожалеешь ты об этом или нет. Как только он исчезнет, пути назад уже не будет.

Когда мои губы возвращаются к губам Кеннеди, я долго и напряженно думаю о том, что это значит. Продолжаю то, что, как я знаю, произойдет, целуя ее, скользя языком по ее губам, получая доступ после того, как проделал дорожку из поцелуев вдоль ее подбородка. Я знаю, что она хочет того же, потому что ее руки блуждают по моей спине, останавливаясь на моих бедрах, когда мой рот снова находит ее, как будто у него есть собственный разум.

Сожаление – это не то, что я буду чувствовать с Кеннеди. Я никогда не пожалею о том, что происходит между нами. Я боюсь, что она будет сожалеть. Не хочу быть тем, кто украдет ее невинность только для того, чтобы потом она поняла, что поторопилась. Я хочу, чтобы она наслаждалась этим всю оставшуюся жизнь. Хочу, чтобы она могла сказать без тени сомнения, что никогда не пожалеет о том, что отдала мне свою девственность. Раньше мне было все равно, и я никогда не принимал это во внимание, когда девушки отдавали ее без раздумий. С Кеннеди, я чувствую... Я начинаю понимать, что с ней я другой.

Руки Кеннеди нетерпеливо двигаются от моих бедер, направляясь туда, где моя эрекция упирается в ее бедро. Я стратегически держу большую часть своего веса подальше от нее. Потеря девственности – достаточно большое дело, поскольку это бывает лишь однажды. Она неопытна и мне не хочется пугать ее до чертиков.

Глаза Кеннеди расширяются, когда она проводит рукой по моему члену. Милая, но озорная улыбка появляется на ее лице, когда она снимает полотенце с моей талии и бросает на пол рядом с кроватью. Ее тяжелое дыхание и сверкающие глаза говорят мне, что все в порядке. Ее глаза светятся доверием. Когда смотрю на нее сверху вниз, не могу представить ее более красивой.

Я провожу руками по волосам Кеннеди, когда она целует меня в кончик носа. Между нами есть взаимопонимание. Я знаю, что после этого все изменится. Я уже не тот парень, каким был раньше. Я в ладу с самим собой, пока Кеннеди рядом со мной. Кто что скажет – не имеет значения. Они могут говорить, что хотят. К черту их. Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы понять это.

Это Кеннеди. Мы только в старшей школе, но я знаю, что независимо от того, что произойдет, она – великий финал, последний бросок, последний и окончательный вздох. Как я мог игнорировать его так долго?

Потому что я гребаный идиот.

Я осторожно просовываю одно колено между ног Кеннеди, чтобы раздвинуть их и освободить для себя место. Девушка нетерпеливо раздвигает бедра. Я не буду поступать с ней так же, как с другими. Кеннеди заслуживает того, чтобы все было медленно и значимо. Она заслуживает каждое прикосновение, полного обожания, на которое способен лишь тот, кто любит.

Я чертов поэт. Кто знал?

– У тебя есть презерватив? – шепчу ей на ухо, прижимаясь к ней сильнее. Часть меня надеется, что она передумает заниматься со мной сексом. Не хочу совершать ошибок, хочу, чтобы все было правильно.

– В моей тумбочке, – отвечает она, прерывисто дыша.

Я смотрю на нее искоса, зная, что Кеннеди не из тех девушек, которые держат презервативы в тумбочке для своей длинной очереди поклонников. Кеннеди слегка пожимает плечами, глядя на меня с невинной ухмылкой. Мне не нужен ее ответ. Я протягиваю руку, чтобы взять упаковку из ящика. Рву обертку зубами, раскатываю латекс. Кеннеди смотрит на меня с жадным восхищением, которое заставляет меня хотеть ее еще больше.

Я опускаюсь между ее ног, устраиваясь поудобней.

– Ты в порядке? – Я пристально слежу за ее лицом, чтобы не пропустить никаких изменений или дискомфорта.

– Я в порядке, Грэм. – Она улыбается с предвкушением, нежно откидывая волосы с моего лба. Никогда не привыкну к тому, как она произносит мое имя.

Чувствую ее жар, приближаясь все ближе и ближе. Одно это заставляет меня становиться еще тверже. Я никогда не чувствовал себя таким испуганным и нетерпеливым перед сексом. С Кеннеди все словно впервые. Беспокойство за ее удовольствие отличает происходящее сейчас от того секса, который я практиковал в прошлом с другими девушками.

Я нежно целую Кеннеди, прежде чем провести рукой вниз к ее центру, где нахожу ее влажной в ожидании. Погружаю один, затем два пальца в ее сердцевину. Она тяжело дышит, когда я медленно двигаю их туда-сюда, шепча ее имя. Чувствую, как она приближается к краю, но не хочу, чтобы она кончала, пока я не войду в нее. Слегка проскальзываю внутрь нее, дразня и слышу, как она удовлетворенно стонет. Умираю от желания полностью войти в нее. Я останавливаюсь, зная, что она не сможет справиться с этим в первый раз. Продвигаюсь еще немного, чтобы убедиться, что Кеннеди готова. Не хочу в конечном итоге причинить ей боль.

– Тебе нужно двигаться Грэм, – говорит она сквозь стиснутые зубы. Я начинаю отступать, зная, что еще слишком рано. Я должен был знать лучше. Глаза Кеннеди распахиваются, и прежде, чем я понимаю, что происходит, она приподнимает бедра и обхватывает ногами мою талию. – Что ты делаешь? – спрашивает она с улыбкой.

– Я не хочу причинять тебе боль. Ты сказала мне двигаться, – честно говорю я. Я чувствую, как мой член начинает пульсировать все сильнее, пока я остаюсь, едва войдя в нее.

– Это мило и все такое, но у меня нет иллюзий, что первый секс не причинит мне ни малейшей боли. Я в порядке, честно, и не хочу, чтобы ты останавливался. Я просто имела в виду, что тебе нужно... ты должен продолжать двигаться.

О, бл*ть, спасибо!

Я медленно продвигаюсь вглубь, все еще беспокоясь о том, чтобы все не испортить. Натыкаюсь на барьер и останавливаюсь, глядя в расширенные от беспокойства глаза Кеннеди.

– Это будет больно, детка, но обещаю, что после боль притупится.

Кеннеди закрывает глаза, когда я перехожу к самому интересному. Замираю, позволяя ей привыкнуть к тому, что я внутри нее. Я бы солгал, сказав, что не был в нескольких секундах от преждевременного взрыва.

– Открой глаза, Кен, – шепчу я, убирая с ее глаз несколько выбившихся волосков. – Мне нужно тебя увидеть.

Кеннеди медленно распахивает глаза, улыбается невероятной улыбкой и мягко кладет руку мне на щеку.

– Я в порядке, но мне нужно, чтобы ты двигался, Грэм, – улыбается она, давая мне уверенность, что она полностью наслаждается этим.

– Думаю, я смогу это сделать, – ухмыляюсь я, точно зная, что ей нужно.

До Кеннеди, до того, как она вошла в мою жизнь, секс был просто сексом. Это был акт согласия между двумя людьми, которые ничего не ожидали после. То, что Кеннеди доверяет мне, только укрепляет то, как много она для меня значит. Она стала самой большой частью моей жизни быстрее, чем я мог себе представить. Я всегда верил, что, в конце концов, я влюблюсь и женюсь, и все это другое глупое дерьмо, которое люди постоянно ищут. Я не думал, что это случится со мной до тридцати лет или позже. Теперь, глядя на Кеннеди, понимаю, что нашел это. Я нашел ее.

«Тебе повезло, сукин сын».

Я провожу большим пальцем по щеке Кеннеди.

– Ты прекрасна. Ты ведь это знаешь, да?

– О боже... – она не сводит с меня глаз.

Начинаю двигаться в унисон с ее телом. Она отпускает себя и расслабляется подо мной. Кеннеди доверяет мне достаточно, чтобы дать то, чего я не достоин. Я не достоин того, как она на меня смотрит, потому что понимаю, что она заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем я.

Я чувствую, как Кеннеди балансирует на краю, когда впивается ногтями мне в спину, и начинаю двигаться с большей скоростью, пока она держится за меня изо всех сил.

– Просто отпусти Кеннеди, – шепчу я ей на ухо и намеренно целую ее в это сладкое местечко за мочкой уха, зная, что это приведет ее в неистовство. Словно по сигналу я чувствую, как ее лоно сжимается и пульсирует вокруг меня, вызывая мое собственное освобождение.

Не хочу выходить из нее. Мысль о разлуке с ней вызывает в груди боль. Осознание того, что Кеннеди только что поделилась со мной самым сокровенным, вызывает такую волну эмоций, что она просто захлестывает меня. Я смотрю, как ее поразительно голубые глаза пожирают меня простым взглядом. С меня хватит, и Кеннеди – единственная причина моей гибели.

– Кеннеди, прошлой ночью... – я позволяю этой мысли затихнуть.

Она играет с прядями моих волос, ожидая продолжения. Я не знаю, как сказать это, не смутив ее. Не хочу, чтобы она думала, что единственная причина, по которой я что-то говорю, это то, что мы только что разделили. Кеннеди замечает мои опасения.

– Ты можешь рассказать мне все, Грэм, – говорит она с такой убежденностью, что я начинаю верить в ее правоту.

– Я не знаю, как это сказать, – объясняю я.

– Попробуй с самого начала.

Я выхожу из Кеннеди, зная, что во время этого разговора будет лучше не быть похороненным глубоко в ней. Приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть вниз на ее раскрасневшиеся щеки, зная, что я причина малинового цвета ее волнения. Мне просто нужно это сказать.

– Ночь, когда я сбил тебя – самый страшный момент в моей жизни, Кен. Я думал, что убил тебя, и, зная то, что знаю сейчас, я не хотел бы жить в мире, где тебя нет. – Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание. Нервы сходят с ума. Я никогда не нервничаю. Чувствую, как в горле образуется комок. – Тогда я все испортил и не могу найти оправданий своему поведению. Мне было страшно, и я все еще боюсь. Между нами все происходит так быстро, а когда увидел тебя лежащей прошлой ночью на его кровати мне показалось, что кто-то вырвал мое сердце, потому что ты испытывала физическую боль, Кеннеди. Я никогда намеренно не причиню тебе боль, и хотя слова ничего не значат, я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы исправить то, что сделал.

– Я тебе верю. – Кеннеди приподнимается на локтях и быстро целует меня.

– Это еще не все. Прошлой ночью, когда я пошел в ванную, чтобы взять телефон, ты, должно быть, заснула. Я сидел и смотрел на тебя. Просто сидел на краю кровати и знал, что во мне что-то изменилось, потому что когда смотрел на тебя, я понял, что... – я убираю ее волосы за ухо. Мне нужно увидеть ее, когда я скажу то, что собираюсь сказать.

– Что ты понял? – Кеннеди выглядит обеспокоенной тем, что я собираюсь сказать. Она закутывается в одеяло, словно ожидая, что я скажу что-то ужасное.

– Я понял, что могу полюбить тебя! – выдыхаю я.

Кеннеди молча садится на кровати. Через окно ее спальни проникают лучи солнца и заставляют ее кожу светиться золотом. Ее голая спина открыта моим глазам. Я восхищался тем, как ее позвоночник торчит достаточно, чтобы показать, что она стройная.

На ее спине под лопаткой прячется от остального мира маленькая татуировка. Это пара балетных туфель. Ну, это сюрприз. Нужно будет расспросить ее об этом. Татуировка напоминает мне о том, что Кеннеди потеряла из-за меня. Единственное, что она любит больше всего – это танцы. А я лишил ее, возможно не навсегда, но это неважно.

Как я могу иметь наглость признаться ей в своих чувствах и ожидать, что она ответит мне взаимностью, когда все это время был эгоистичным и ненадежным? Как могу ожидать, что она разделит мои чувства, когда я не верю, что заслуживаю ее? Черт, я не заслуживаю эту девушку.

– Грэм... – голос Кеннеди звучит тихо. Я поглаживаю ее спину, выводя круги кончиками пальцев вверх и вниз по ее позвоночнику, пробегая по татуировке. – Я думаю, что смогу полюбить тебя в ответ.

Она повторяет мои слова, сказанные прошлой ночью, когда я думал, что она спит. Меня накрывает облегчение от знания, что эта сумасшедшая удивительная девушка любит меня. Мы лежим рядом, прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь этим моментом. Пока разговариваем, позволяем всему догнать нас – нападение Крейга, Кеннеди, отдающая мне свою девственность, а затем правда, что мы, очевидно, не должны быть друзьями. Это много для одних суток. Нет никого, с кем бы я предпочел лежать рядом прямо сейчас. Обретают смысл все события, приведшие меня в этот момент.

Родители Кеннеди возвращаются домой около полудня, как раз когда я натягиваю джинсы, пролежав в постели все утро. Нам удается часами говорить обо всем, кроме одной важной вещи. Что будет в понедельник? Мы собирались придерживаться того же плана и делать вид будто не встречаемся или сделать все известным? Я сделаю все, что она захочет, потому что сейчас Кеннеди – это все, что имеет значение. Идея скрывать то, что происходит, и то, что уже произошло, мне не нравится. Я не хочу прятать ее, как грязную тайну.

Замок на входной двери со щелчком открывается. Кеннеди выбегает из своей комнаты так быстро, насколько позволяют ее костыли, чтобы поприветствовать родителей, прежде чем они успеют войти в ее спальню. Я остаюсь один в ее комнате, пытаясь найти свою рубашку. Застать меня полуголым в комнате дочери – это самое худшее первое впечатление.

Я слышу голос Кеннеди, когда она говорит со своими родителями. Она спрашивает о том, как прошли посещения музеев и как вообще они провели время во время поездки к брату. Слушая их разговор, чувствую, как на сердце теплеет. Хотел бы я иметь то, что есть у них. Я знаю, что у них есть свои проблемы из-за спора, который я подслушал в первую ночь, когда пришел сюда, но думаю, что они спорят только за свою дочь. Они хотят для нее только лучшего. Я не понимаю всю динамику «я люблю тебя» в ее семье. Понимаю, что не каждая семья идеальна и у всех нас есть причины, которые заставляют нас едва терпеть друг друга, но я бы все отдал, чтобы мои родители говорили со мной с таким обожанием, как родители Кеннеди говорят с ней.

Я сижу на краю кровати и жду, когда Кеннеди подаст сигнал, чтобы я мог убраться отсюда прежде, чем ее отец ворвется сюда, готовый надрать мне задницу. Размышляю о том, чтобы вылезти через окно, но знаю, что лучше не давать Кеннеди повода думать, будто я сбежал. Я столкнусь с тем, что ждет меня по ту сторону двери.

Я не замечаю, как Кеннеди распахивает дверь, когда вытягиваю нитку из рубашки. Она стоит, прислонившись к дверному косяку с самой сексуальной ухмылкой, которую я когда-либо видел на ее лице. Что-то изменилось в ней, и мне хотелось верить, что именно я приложил к этому руку.

– Пытаешься решить будет ли побег через окно самым быстрым путем отсюда? —хихикает Кеннеди, подходя ближе ко мне.

– Как ты догадалась? – Я смотрю вверх, когда она встает передо мной, протягивая мне свою маленькую руку.

– Испуганный взгляд выдал тебя с головой. Мои родители хотели бы встретиться с тобой, парнем, который развратил меня, так что вставай! – Я хватаю ее за руку и встаю. Кеннеди обнимает меня за шею и шепчет на ухо. – Ты прекрасно справишься.

Я обхватываю ее голову руками и целую в лоб.

– Как ты можешь быть так уверена? Девушки любят меня. Родители девушек не особенно.

– Не напоминай мне... – Кеннеди закатывает глаза. – Ты нравишься мне, и им тоже понравишься.

– Я тебе нравлюсь, да? Я думал, ты сказала, что можешь любить меня? – Я подмигиваю ей, когда она наклоняет голову обдумывая мои слова.

– Тогда, я думаю, они полюбят тебя. – Кеннеди улыбается еще шире.

Моя рука лежит на ее талии, когда она выводит меня из-под защиты своей спальни туда, что кажется мне открытыми водами самого глубокого океана. Я знаю, что меня встретят две заботливые и любящие своего ребенка акулы. Будь я отцом отцом, я бы не хотел, чтобы рядом с моей дочерью находился кто-то хоть немного похожий на меня.

Ее родители сидят на диване, прижавшись друг к другу, как будто им все еще шестнадцать лет, перед включенным телевизором, но почти не обращают на него внимания. Они слишком заняты разговором друг с другом. Ноги миссис Конрад лежат на ногах ее мужа, и меня восхищает то, как сильно они любят друг друга. Это очевидно. Кеннеди не отпускает меня, когда мы вместе входим в гостиную, где нас окидывают внимательным взглядом. Я вижу, как взгляд ее отца скользит вниз к нашим переплетенным рукам. Вместо того чтобы вырвать руку из ее хватки, я слегка сжимаю ее, пытаясь успокоить.

– Мама, папа – это Грэм Блэк, – звонким голосом представляет меня Кеннеди родителям.

– Очень приятно познакомиться с вами, мистер и миссис Конрад. – Я быстро отпускаю ее руку, чтобы пожать их ладони в приветствии, и быстро возвращаю свою руку Кеннеди. Она ведет меня к дивану, где мы садимся, ожидая множества вопросов. Я только что вышел из спальни их дочери, когда их не было дома. Конечно, это вызовет вопросы.

– Итак, чем вы планируете сегодня заняться, дети? – спрашивает мистер Конрад. Похоже, мы с Кеннеди получим нагоняй за нашу неосторожность.

– Домашнее задание. Я скоро буду делать его, но кроме этого не думаю, что у нас есть планы, – отвечает Кеннеди, глядя на меня для поддержки.

– Как насчет тебя, Грэм? У тебя тоже есть домашнее задание?

Мистер Конрад пытается быть для дочери отцом высшей категории. Я не возражаю. У меня никогда не было девушки. Это позволяет легко избежать таких ситуаций. Сейчас же меня вся эта ситуация совершенно не беспокоит.

Я улыбаюсь Кеннеди, которая ждет моего ответа с ликованием в глазах, умоляя меня сказать, что у меня есть домашнее задание.

– У меня есть домашнее задание, которое я могу сделать.

– Мы всегда можем сделать его вместе, если хочешь. – Кеннеди игриво толкает меня локтем в бок, заставляя подпрыгнуть. Она не спускает с меня глаз. Я начинаю чувствовать себя неловко перед ее родителями из-за того, как она смотрит на меня.

– Грэм, почему бы тебе не остаться на ужин, – раздается в тишине комнаты голос миссис Конрад. Ее голос звучит так же, как у ее дочери, только на тон выше. Я быстро отвожу взгляд от Кеннеди, поворачиваясь к ее родителям.

– Если вы не возражаете, сэр, я с удовольствием останусь на ужин, – обращаюсь я к мистеру Конраду. Я чувствую, как Кеннеди переводит напряженный взгляд между мной и ее отцом, ожидая его ответа. Во всяком случае, я научился быть джентльменом среди взрослых от моей бабушки. Она не потерпит меньшего.

Помню, когда был младше, моя бабушка давала мне затрещину, если я не обращался к взрослым «сэр» или «мэм». Жаль, что она не учила тому, как обращаться с девушками. Может быть, я не попал бы в некоторые из ситуаций, которые были у меня в прошлом.

– Только с одним условием, – голос мистера Конрада внезапно становится непримиримо серьезным. – Грэм, если ты обидишь мою дочь, я обещаю, что причиню тебе вдвое больше боли.

– Папа! – кричит Кеннеди со своего места на диване. Она смущена угрозой своего отца. Ее реакция такая милая.

– Мистер Конрад, я уже сказал вашей дочери, что никогда намеренно не причиню ей боли. Если вы еще не знаете, то уверен услышите, что у меня не самая лучшая репутация, но почему-то ваша дочь видит во мне что-то особенное, и я прекрасно понимаю, что не заслуживаю кого-то вроде Кеннеди, – заявляю я уверенно и сам удивляюсь своему признанию. Миссис Конрад улыбается своей дочери, и мне становится не по себе. Я признался в своих чувствах к их дочери. Как неловко.

– Это все, что мне нужно было знать. Ты более чем желанный гость в нашем доме, пока Кеннеди этого хочет. – Мистер Конрад встает, чтобы пожать мне руку, прежде чем отправиться на кухню со стаканом воды.

Миссис Конрад смотрит на Кеннеди с понимающим блеском в глазах. Кажется, они ведут молчаливый разговор между собой. Я не вижу, что она говорит своей матери, но я знаю, что это имеет отношение ко мне. Ее отец сидит, не обращая внимания на их взаимодействие, вероятно потому, что привык к подобному.

Кеннеди встает с дивана, оставляя меня наедине с ее родителями. Я ковыряю дырку на своих джинсах, борясь с желанием вытереть о них вспотевшие ладони. Я нервничаю больше, чем думал, ожидая, что ее родители бросят еще один мяч в мою сторону.

– Ты идешь или нет? – голос Кеннеди доносится из ее спальни. Я не уверен, должен ли следовать за ней или сидеть там, где ее отец может видеть меня. Неуважение к родителям вашей девушки в первый день встречи с ними – не способ начать с хорошей ноты. Я сижу неподвижно, притворяясь, что не слышу ее, хотя мне безумно хочется броситься к Кеннеди, чтобы просто быть рядом.

– Она зовет тебя. Тебе следует пойти. Она может быть нетерпеливой, – ухмыляется миссис Конрад изо всех сил стараясь подавить смех. Они оба смеются. Думаю, им нравится наблюдать за моей нервозностью.

– Было приятно познакомиться с вами и еще раз спасибо, что позволили мне остаться на ужин, – встаю и иду обратно в комнату Кеннеди.

Я захожу, закрывая дверь за собой, и вижу, что комната пуста. Из ванной доносится шум воды. Дверь приоткрыта, и через маленькую щель просачивается пар. Я сажусь на ее кровать и жду, когда Кеннеди выйдет, теребя ткань на одеяле и думая о том, что произошло сегодня утром.

Чувствую себя не в своей тарелке, но отодвигаю эти мысли на задний план. Я не позволю неуверенности вызвать разлад в наших и без того хрупких отношениях. Вот что у нас есть. Отношения. Сегодня Кеннеди отдала мне большую часть себя, и теперь я должен доказать, что достоин этого. Могу ли я быть достаточно хорошим для кого-то вроде нее? У меня есть сомнения.

– О чем думаешь, Блэк? – тянет Кеннеди, когда входит в комнату. Я вскидываю голову и вижу, как она идет к комоду, обернутая в полотенце. Фиолетовая пушистая ткань едва прикрывает ее тело. Я не возражаю. Мне нравится смотреть на нее. Если Кеннеди подтянет полотенце выше, увижу ее попку, а если потянет его вниз, увижу ее сиськи. Ей удается удерживать ткань на месте (даже когда я тайно молюсь о том, чтобы она упала на пол), позволяя мне видеть только то, что ей хочется показать. По тому, как она улыбается, могу сказать, что она точно знает, что делает.

– Разве тебе никто никогда не говорил, что нехорошо дразнить других? – я встаю с намерением сократить разрыв между нами.

Девушка достает из ящика комода шорты, майку и пару черных кружевных трусиков. Я вдруг прекрасно подстраиваюсь под каждое ее движение и все, что ее руки украшают своими нежными прикосновениями. Мне ее все равно не хватает.

Кеннеди возвращается в ванную, и я следую за ней.

– Не думаю, что кто-то когда-либо называл меня дразнилкой, мистер Блэк, – невинно улыбается она, хотя мы оба знаем, что это не так. Прежде чем схватиться за дверь, чтобы закрыть ее за собой, она отпускает полотенце, позволяя ему упасть у ее ног. Кеннеди храбро поворачивается ко мне лицом, стоя там совершенно голая. – Упс!

С громким стуком дверь захлопывается у меня перед носом. Я чувствую, что начинаю заводиться. Единственное, что может удовлетворить мой аппетит, это девушка что стоит по ту сторону этой чертовой двери, прикрывая свое тело слишком большим количеством одежды. Я знаю, что должен буду вести себя наилучшим образом, когда она выйдет. От ее родителей нас отделяет только короткая прогулка и тонкая стена.