Текст книги "Когда наши миры сталкиваются (ЛП)"
Автор книги: Линдси Илер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Я заставляю ее посмотреть на меня, и когда она это делает, вижу боль в ее глазах.
– Теперь это не имеет значения. Я просто хотел, чтобы ты все это знала. Ты заслуживаешь знать, с каким парнем ты сейчас.
– Я знаю, с кем я сейчас. Я никогда не была с парнем, о котором ты только что говорил. Это уже не ты! – Кеннеди успокаивающе проводит большими пальцами по моему подбородку. – У всех есть прошлое, Грэм. Тебе нужно научиться отпускать вещи. Ты делаешь настоящее тяжелее для себя, держась за все это. Я люблю тебя, Грэм Блэк, и ничто из того, что ты мне скажешь, не изменит этого, – честно говорит Кеннеди, спрыгивая с моих рук. Она наклоняется, чтобы поцеловать меня. Наши губы сливаются осторожно, словно боясь, что все между нами рухнет.
– Я никогда не думал, что буду кого-то любить. Я никогда не думал, что заслуживаю любви кого-то вроде тебя, но, Боже, Кеннеди... Я люблю тебя так чертовски сильно, что иногда это больно, – говорю я честно, вытирая слезу, скатывающуюся по щеке Кеннеди.
Когда мы въехали на эту стоянку, больше всего я боялся, что Кеннеди увидит меня таким, каким я вижу себя сам. Я хочу быть тем человеком, который ставит других выше себя, который легко делает правильный выбор. Я хочу быть в состоянии увидеть свою ценность, не глядя в глаза Кеннеди для этого. Она верит в меня больше, чем я заслуживаю, а она заслуживает того, чтобы иметь все, что когда-либо хотела.
Когда смотрю ей в глаза, мне кажется, что все будет хорошо. В ней есть легкость, которую трудно найти в ком-то другом. Эта девушка из тех людей, за которых ты переживаешь и защищаешь. Кеннеди – добро в этом мире!
Глава 43
Кеннеди
Недели, последовавшие за признанием Грэма, пролетают незаметно. Мы провели наше время в разговорах о человеке, которым Грэм был раньше и о том, каким он хочет быть. Его честность благородна и является истинной силой его характера. Жестокое обращение его отца не смогло погасить его пламя, как и его ошибки. Парень начинает понимать, что он всего лишь человек, причем молодой человек, и ошибки случаются, но он не должен позволять им определять себя.
В глазах Грэма горит огонь, который заразителен. Ты не можешь остановить свое сердце от желания биться в унисон с его. Он тот тип человека, за которого ты борешься. Он – свет в этом мире.
К счастью, парни и глазом не моргают, когда мы идем по коридору, держась за руки. Они все перестают беспокоить нас, когда мы прячемся на пристани у озера, пока все заняты тем, чтобы напиться и перепихнуться. Это стало нашим местом для уединения. Втайне я думаю, что Грэм рад, что ему не приходится играть роль Мистера популярность. Я рада, что без Грэма дом Крейга больше не являлся местом для проведения субботних вечеринок. Вы все еще можете видеть его дом с другой стороны небольшого озера, но, к счастью, Крейг достаточно умен, чтобы держать дистанцию.
Слухи, наконец, прекратились после нескольких довольно нелепых объяснений о природе наших с Грэмом отношений. Некоторые девушки даже зашли так далеко, чтобы сказать, что я плачу Грэму, чтобы он был моим парнем, чтобы получить доступ к «толпе». Грэм на это только рассмеялся. С другой стороны, я не нашла в этом ничего смешного.
Когда мы с ним вдвоем ужинаем или тусуемся у меня дома, я иногда забываю, что он тот, кто он есть. Грэм не понимает, каково это все для меня. Девочки по-прежнему задирают носы, когда я прохожу мимо. Они следят за тем, чтобы его не было рядом, и он не видел этого или, по крайней мере, пока не поворачивался к ним спиной. После того, как стало известно, что мы не просто играем, авансы всех девушек в его сторону становятся сильнее. Похоже, им всем трудно принять нас как пару, поэтому они думают, что это их обязанность – искушать Грэма.
Я принимаю решение, несмотря на все это. Думаю, что приняла решение на парковке той ночью, когда держалась за Грэма в страхе, что он исчезнет. Это никогда не должно было обсуждаться только потому, что я трусиха. По крайней мере, я была трусихой. Больше нет. Сомневаться в Грэме больше не вариант. Я могу страдать или жить долго и счастливо. Я знаю, что это долгий путь, так как мы все еще в средней школе. Знаю, что наша любовь вряд ли продлится долго. Но также знаю, что все, что произойдет между нами, будет стоить того, независимо от результата. Грэм был и всегда будет первым парнем, которого я полюбила, и терпеливая любовь к нему – это единственное, что я знаю.
Мы проводим большую часть нашего времени вместе, когда Грэм не занят тренировками. Он даже познакомил меня со своей мамой. Не думаю, что у него были определенные намерения делать это, но когда однажды вечером мы столкнулись с ней в продуктовом магазине, думаю, у него не было другого выбора. Она очень красива, с темно-каштановыми волосами, подстриженными в стильный боб. Теперь я знаю, в кого у Грэма такие потрясающие глаза. Она была вежлива и учтива, хотя я знаю, что это была всего лишь игра. Я знаю, что происходит, когда никто не смотрит. Трудно стоять перед ней и вести себя так, будто все, что я знаю об их семье – это совершенство.
Когда мы садимся в машину Грэма, он молчит, пока мы возвращаемся к моему дому. Радио в его машине едва слышно, и я подпеваю песням, глядя в окно. Я узнала, что молчание Грэма не обязательно значит, что все хорошо. Иногда это самое худшее.
– Ты собираешься что-то сказать? – спрашиваю я, протягивая руку и хватая его за руку. Если он отстранится, тогда буду знать, что мои страхи верны.
– О чем же? – Грэм спрашивает так, будто его ничего не беспокоит, сжимая мои пальцы. Я выдыхаю воздух, который задерживаю.
– Я знаю, что ты не хотел знакомить меня со своей матерью, и понимаю почему.
Грэм паркуется на обочине. Я поворачиваюсь к нему лицом, но он не сводит глаз с окна. Парень даже не смотрит на меня, когда говорит.
– Ты думаешь, я не хотел, чтобы ты встречалась с моей матерью? – Грэм не убирает руку из моей хватки. Все равно хороший знак.
– Разве не поэтому ты расстроен? – спрашиваю я, пытаясь вести себя так, как будто не полностью опустошена его замкнутостью. Неужели он стыдится меня? Разве я недостаточно хороша для того, чтобы он представил меня своей маме?
Наконец он поворачивается и смотрит мне в глаза.
– Кеннеди, я давно хотел, чтобы ты с ней познакомилась, просто это тяжело. Я боялся привести тебя в дом из-за моего отца. Прости, если у тебя сложилось впечатление, что я не хотел, чтобы ты с ней встречалась, – терпеливо объясняет Грэм. Он проводит свободной рукой по моим волосам, останавливаясь на затылке.
Естественно я наклоняюсь к его прикосновению, когда он притягивает меня ближе для поцелуя.
– Я не хочу знать твоего отца, Грэм. Не уверена, что смогу быть рядом с ним, зная, что он делает с тобой.
– Он ничего не делал с той ночи, когда я появился в твоем доме, – лжет Грэм.
Я знаю, что он лжет. Думаю, прежде чем что-то сказать, потому что не хочу с ним спорить. Инстинкт же подсказывает, что лучше поспорить с ним, чем вообще ничего не говорить.
– Грэм, не лги мне! Я думаю, что знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я заметила, как ты вздрагиваешь, когда я обнимаю тебя слишком крепко, или необъяснимые синяки и порез на губе на прошлой неделе. Я не глупая, так что не веди себя так, – говорю я, начиная злиться. Я просто хочу, чтобы он доверял мне достаточно, чтобы быть честным. От меня не будет никакого осуждения. В этом нет его вины.
– Это действительно не твое дело. Ты не понимаешь, почему я позволяю этому происходить. Ты ничего в этом не понимаешь. Давай не будем притворяться, что это не так. Твои родители сделают для тебя все, так что, пожалуйста, не притворяйся, что ты можешь представить, каково мне. – Грэм заводит машину и направляется на подъездную дорожку к моему дому. Я молчу не зная, что сказать или что сделать. Я не упускаю из виду то, как он отпускает мою руку, вызывающе включив радио.
– Грэм... – хватаю его за руку, прежде чем он успевает выйти из машины. Он поворачивается ко мне с печалью в глазах. – Я просто беспокоюсь о тебе. Я знаю, что ты можешь справиться с этим самостоятельно. Я просто... беспокоюсь о тебе.
Грэм наблюдает за мной несколько секунд. Он убирает распущенные волосы с моего лица, заправляя их за ухо. Обхватив мое лицо ладонями, наклоняется и дарит мне самый сладкий поцелуй, который только можно себе представить.
– Я знаю и люблю тебя за это, но я в порядке. Так было достаточно долго.
Я снова отпускаю эту тему. Не хочу спорит с Грэмом всю оставшуюся ночь. Он любит закрываться от людей, когда сердится и я не хочу, чтобы он делал это со мной. Когда мы входим внутрь, мои родители сидят за кухонным столом, готовясь к ужину. Очевидно, они передумали уходить сегодня вечером.
– О, Грэм! Я не знала, что ты придешь. Ты останешься на ужин? – мама просит меня взять еще одну тарелку. Грэм смотрит на меня в поисках ответа. Я киваю ему. Небольшое разногласие не испортит остаток вечера.
– Да, мэм, если вы не возражаете, – вежливо, как и всегда с моими родителями, отвечает Грэм.
– Тебе здесь всегда рады. И ты это знаешь, – она улыбается ему.
Моя мать все больше привязывается к Грэму. У нее были свои предположения после того, как она расспрашивала о нем. Каким-то образом ему удалось показать себя ей и моему отцу даже после всего, что они услышали. Было не очень приятно, когда они требовали от меня ответов. Я должна была признать его плохую репутацию.
Ужин проходит легко за простыми разговорами, ничего слишком важного не обсуждается. Это то, что нам с Грэмом нужно после наших сегодняшних разногласий. Когда смотрю на него через стол, как энергично он разговаривает с моим отцом о бейсболе и других «мужских» вещах, я не могу перестать думать о том, что такое ужин в его доме. Неужели его отец потрудится спросить его, как прошел день, прежде чем ударить его по голове? Могут ли они даже просто поужинать, не споря?
Я за миллион миль отсюда, и Грэм это замечает. Он ободряюще улыбается мне.
Перед Грэмом открыт весь мир. У него впереди будущее, полное надежд. Ему мешает его собственный отец, тот, кто должен поддерживать и любить его безоговорочно. Его отец вкладывает сомнения в его голову, а Грэм даже не замечает, как это влияет на него.
После того, как мы моем и вытираем посуду после ужина, я тащу Грэма в свою спальню, чтобы посмотреть фильм. Он садится на середину моей кровати, а я забираюсь к нему на колени. Я хочу ему что-то сказать и надеюсь, что он не попытается отодвинуться от меня, если я поставлю его в отвлекающее положение. Он скользит кончиками пальцев по моим голым бедрам, когда мои шорты для бега поднимаются вверх по ногам. Я просто смотрю на него с благоговением.
– О чем ты думаешь, малышка? – Грэм нарушает молчание.
Боже, мне нравится, когда он называет меня малышкой. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Как только скажу, что у меня на душе, я знаю, что сегодня у меня, вероятно, не будет другого шанса. Он отвечает так же настойчиво. Мне нравится, как он реагирует на подобные мелочи.
– Я собираюсь кое-что сказать, и ты не можешь на меня злиться. Мне просто нужно сказать это, хорошо? Я знаю, что тебе это не понравится, – объясняю я, – но мне все равно.
Грэм приподнимается, садясь спиной к моему изголовью. Я все еще лежу у него на коленях, боясь пошевелиться.
– Хорошо, – ободряюще улыбается он.
– А что, если в какой-то момент твой отец убьет тебя или твою мать? Я знаю, что это не мое дело, но чувствую, что заслужила право беспокоиться за тебя. Это отчасти моя проблема, потому что я люблю тебя и боюсь. Я почти уверена, что видела только светлую сторону всего этого. Я боюсь, что в какой-то момент окажусь рядом, чтобы увидеть худшую часть. – Я провожу рукой по его рукам к шее.
На глаза наворачиваются слезы. Это последнее, чего я хочу. Не хочу, чтобы Грэм думал, что он не способен позаботиться о себе. Грэм обрывает меня прежде, чем я успеваю сказать что-нибудь еще.
– Ты права. Ты видела лишь малую часть всего. Я могу получить удар здесь или пощечину там. Это плохо, но я не думаю, что он когда-нибудь потеряет контроль настолько, что сделает непоправимое, – объясняет Грэм, смахивая слезу с моей щеки. – Я не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне.
– Это твой секрет, и я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы весь город знал, но разве ты никогда не думал о том, чтобы рассказать кому-нибудь?
– Я думал об этом, но скоро все равно уеду в колледж. Тогда это не будет иметь значения.
– И что же тогда остается твоей маме? Я знаю, что ты не сопротивляешься из-за нее. Ты взваливаешь все на свои плечи. Это замечательно, но она скоро останется одна.
– Ты же не думаешь, что я не подумал об этом. Я думал, но... – он отпускает эту мысль.
– Просто знай, что если тебе когда-нибудь что-то понадобится или понадобится рассказать кому-то, я буду более чем счастлива быть в этот момент рядом. Это все, что мне нужно, чтобы ты знал. – Я улыбаюсь ему, надеясь, что на этом разговор закончится.
Грэм должен рассказать кому-то еще по поводу жестокого обращения. Это звучит плохо и эгоистично, но я больше не в силах носить в себе его секрет. Когда Вайолет спрашивает меня о разбитой губе или любой другой ране, с которой Грэм может появиться в школе, я не знаю, что ей сказать, поэтому молчу. Это становится бременем, бременем, которое я готова взять на себя, потому что люблю его. Я думаю, мы оба знаем, что в какой-то момент всего этого станет слишком много.
Глава 44
Грэм
На следующую ночь мы лежим в постели Кеннеди и делаем вид, что она не проверяет меня на наличие синяков.
– Ты прекратишь? Я знаю, что ты делаешь, и мне это не нравится, – я сажусь, заставляя Кеннеди сесть вместе со мной.
Кеннеди сидит у меня на коленях, потому что знает, что мой разум затуманивается всякий раз, когда она так близко к моему члену. Она хитрая. Ее родители ушли в кино, так что у нас есть несколько часов для себя. Конечно, мы намеревались использовать время по-другому, но как только Кеннеди снимает мою рубашку через голову, я знаю, что она делает. Так она проводит руками по моим ребрам, чтобы посмотреть, как я отреагирую. Я люблю ее за это, но мне как-то трудно быть с ней, когда она больше хочет осмотреть меня, а не получать меня.
– Мне очень жаль, – извиняется она, заставляя себя улыбнуться.
У Кеннеди вошло в привычку проверять меня на наличие любых признаков гнева моего отца. Прошло несколько недель с тех пор, как она рассказала о своих страхах. Ее осмотры являются следствием любви. Нет смысла расстраиваться из-за этого.
Я снова надеваю рубашку, спихивая ее с колен. Спрыгиваю с кровати, чтобы взять фильм, показываю ей обложку, зная, что это один из ее любимых. У Кеннеди есть только девчачьи фильмы. Она кивает в знак согласия и берет свое одеяло с подножья кровати, чтобы прикрыться. Я сажусь рядом с ней, как только включаю фильм, обнимаю ее, позволяя ей прижаться ко мне.
– Я люблю тебя, – шепчет Кеннеди.
– Я тоже люблю тебя, малышка, – смеюсь, качая головой, и целую ее в макушку, когда она расслабляется рядом со мной.
– Ты когда-нибудь думал, что скажешь это несколько месяцев назад? – она смотрит на меня с такой милой улыбкой, что у меня тает сердце. Эта девушка делает меня такой киской.
– Вовсе нет, – честно отвечаю я.
Кеннеди резко садится на колени, наблюдая за мной несколько мгновений.
– Иногда я не могу не радоваться, что ты сбил меня своей машиной той ночью, —пожимает она плечами, как будто ей должно быть стыдно за это откровение.
Раскрыв объятия, чтобы Кеннеди снова устроилась в них, где ей и место, я с трудом сдерживаю улыбку.
– Я чувствую себя до смерти избитым за то, что скажу это, но я тоже, Кен.
Мы проводим остаток ночи за просмотром фильмов, пока ее родители не приходят домой с пиццей. Мы встречаем их в гостиной, как только слышим, как открывается дверь гаража. Они знают, что я здесь. Кеннеди не обманывает их, но мы хотели бы дать им иллюзию, что ничего лишнего не делаем, пока их нет. Хотя обычно так и есть.
Я никогда не думал, что секс может быть еще лучше, чем в первый раз с Кеннеди, но, похоже, что просто трахать девушек не сравнится с тем, что мы с Кеннеди делаем друг с другом.
– Разве скаут не придет к тебе в эту пятницу? – Мистер Конрад просит поставить коробки на стол. Он всегда спрашивает меня о бейсболе. Приятно, когда взрослый человек интересуется моим будущим, как он и миссис Конрад.
– Да, сэр, – ответил я, внезапно занервничав.
– Я видел, как ты играешь в мяч, сынок. Тебе не из-за чего волноваться. – Мистер Конрад, очевидно, может читать меня так же хорошо, как и свою великолепную дочь.
«Сынок»? Хм… Мне нравится, как это звучит.
– Благодарю вас, сэр.
– Как твои родители отнесутся к тому, что ты уедешь из дома, когда закончишь учебу? Я уверена, что бейсбол отнимает много времени в колледже, – невинно спрашивает миссис Конрад.
Кеннеди вскидывает голову на вопрос матери. Выражение ее лица говорит само за себя. Мы никогда не обсуждали мою семью с ее родителями. Это неизведанная территория.
– Мой отец много путешествует. Я уверен, он даже не заметит, что меня нет. Что касается моей матери, то она будет скучать по мне. Мы очень близки, так что... – я ободряюще улыбаюсь им обоим.
– Кеннеди, ты в порядке? У тебя лицо белое, как у привидения, – замечает мистер Конрад.
Я поворачиваюсь к ней. Он прав. Она выглядит, как будто больна.
– Да, просто немного закружилась голова, вот и все, – объясняет Кеннеди, словно ничего не произошло.
– Ладно, не забудь, что завтра у тебя назначены процедуры, – говорит миссис Конрад.
«В течение нескольких недель, последовавших за несчастным случаем, я был уверен, что поеду с Кеннеди на прием к ее врачу. Они объяснили ей, что танцы не возможны в ближайшем будущем. Хотя это может занять некоторое время, она сможет вернуться в прежнюю форму если будет упорно работать. Кеннеди все еще нужна операция. Они надеются, что это исправит повреждение без необходимости второй процедуры. Я помню тот день, когда ее врач сообщил ей эту новость. Она выглядела опустошенной. Всякая надежда исчезла из ее глаз.
После мы с Кеннеди молча подходим к моей машине.
– Грэм... – она склоняется над центральной консолью, чтобы привлечь мое внимание. Я отвожу от нее взгляд, сосредоточившись на людях, входящих и выходящих из офисного здания.
– Извини, – я возвращаюсь к реальности от звука ее голоса.
– Ты задремал, малыш.
– Прости. Я задумался.
– Я заметила. Не мог бы ты рассказать мне, куда ушли мысли в твоей хорошенькой головушке? По выражению твоего лица я бы сказала, что в приятное место. – Кеннеди тепло улыбается мне, зная, что это именно то, что мне нужно.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы.
– Кеннеди, однажды ты снова будешь танцевать, а я буду сидеть в первом ряду и смотреть. В тот вечер, когда впервые увидел тебя танцующей, я понял, что ты не та, за кого себя принимаешь. Ты была такой красивой. Ты двигалась с определенной целью, а теперь не можешь из-за меня. Ты не можешь делать то, что любишь, потому что я мудак и принял неправильное решение, изменившее твою жизнь! – У меня перехватывает горло, когда правда выплывает наружу. – Я мог бы легко убить тебя той ночью, и мне приходится жить с этим.
Кеннеди протягивает руку и берет мое лицо в свои маленькие ладошки. Я никогда не забуду ту ночь. Это не то, что можно забыть. В ту ночь Кеннеди рискнула ради меня, не зная, кто я такой. Она дала мне будущее, и вот я вываливаю свое дерьмо перед ней.
– Послушай меня. Я имею в виду, действительно послушай меня, потому что я не собираюсь больше повторяться. Как только я скажу то, что должна сказать, тема будет закрыта, понял? – Кеннеди указывает на меня пальцем, терпеливо ожидая ответа. Я киваю в знак согласия. – Та ночь изменила мою жизнь. Да, я боюсь, что танцы не могут быть моим первым выбором, но ничего из этого не имеет значения. Больше нет.
– Ты вообще себя слушаешь, Кен? Как ты можешь говорить, что это не имеет значения? – ее беспечное отношение к своему будущему начинало меня чертовски раздражать.
– Это еще не конец света. Будь у меня был выбор, я бы, конечно, пошла в колледж и танцевала бы до упаду, но не тогда, когда это означало бы, что у меня не будет тебя.
– Это безумие!
– Я позволила бы сбить себя сотням машин, если бы это означало, что я смогу заполучить тебя. Это звучит безрассудно, но у нас с тобой всегда все безрассудно, – признается она.
– Не говори так! – спорю я раздраженно с тем, как она воспринимает ситуацию.
Я бы сделал все, чтобы вернуть ту ночь, если бы это означало, что Кеннеди может делать то, что любит.
– Грэм, мы с тобой никогда не должны были быть вместе, но вот мы как-то здесь. Мы жили в двух разных мирах, но жизнь свела нас вместе. Я никогда не пожалею о событиях, которые привели тебя ко мне. А теперь перестань винить себя, но возьми на себя ответственность за то, что свел нас вместе. Вот что ты сделал.
– Я думаю, что в какой-то момент, если бы несчастный случай не произошел, мы бы все равно пришли в жизни друг друга. Я думаю, что ты должна быть моей. Быть с тобой – правильно. Такое чувство, что я делаю лучшее, что когда-либо делал, – я наклоняюсь и целую ее, как будто это в последний раз».
Ни один из нас ничего не говорил о несчастном случае с того дня на стоянке. Нам это не нужно, и так всегда в наших отношения. Вот что заставляет их работать изо дня в день. Мы не можем быть идеальными, и мы, скорее всего, будем делать ошибки на этом пути, но мы есть друг друга. Некоторые люди живут всю свою жизнь в поисках того, что у нас есть.
Кеннеди провожает меня до машины после ужина с ее родителями, как всегда делает, когда я уезжаю. Я не знаю, потому ли это, что она не хочет довольствоваться простым поцелуем в губы, и хочет, чтобы земля ушла у нее из-под ног или что-то еще? В любом случае не возражаю. Мы всегда немного сидим на улице, просто чтобы поговорить. Это моя любимая часть дня.
– Ты готова к завтрашней встрече? По крайней мере, ты сможешь запланировать свою операцию, – спрашиваю я, целуя тыльную сторону ее руки.
– Да, было бы здорово убрать это с пути и начать восстанавливаться. Черт, может быть, я смогу танцевать на шоу талантов в следующем году. – Кеннеди улыбается мне, зная, что это именно то, что мне нужно услышать.
– Я люблю тебя, Кеннеди!
– Я знаю это и тоже тебя люблю!
Я оставляю ее сидеть на качелях, когда выезжаю с подъездной дорожки. Машу ей рукой, когда она встает, чтобы зайти внутрь. Будучи блаженно погруженным в мысли о Кеннеди весь день, мне удается забыть позвонить маме и сообщить, что приду на ужин. Должно быть, я оставил свой телефон в машине. Три пропущенных звонка. Находясь всего в нескольких минутах ходьбы, я не перезваниваю ей. Объяснения могут подождать, пока я не войду в дверь.
Я тяну время после короткой поездки, когда паркую свою машину на своем обычном месте. Открытая дверь гаража и внедорожник моего отца внутри служат предупреждением о том, что ждет меня внутри.
Вхожу через дверь гаража, которая соединяется с кухней. Над плитой, отказываясь смотреть на меня, стоит моя мать. В доме жутко тихо.
– Мама... – зову я, подходя ближе к ней, где она стоит, помешивая что-то на маленькой сковороде. Она смотрит на меня снизу вверх. Дыхание перехватывает, когда вижу огромный синяк на ее левой щеке, явно свежий.
– Что случилось? – Я требую от нее ответа, стараясь говорить тише. Надеюсь, он уже отключился.
– Где ты был, сынок? – голос моего отца наполняет кухню. Я чувствую его позади себя.
Сынок? Это слово не звучит в его устах так, как у мистера Конрада.
Это меня пугает.
– Я занимался с Кеннеди и остался у них на ужин, – поворачиваюсь, чтобы объяснить, надеясь, что он все еще трезв.
– Ты эгоистичный маленький засранец! – выплевывает он со злостью. Думаю о трезвости не может быть и речи. Он так близко, что я чувствую запах... бурбона? Похоже, старый добрый папаша себе не изменяет. – Ты, бл*ть, позвони в следующий раз, когда планируешь не быть дома к ужину!
Я не смог сдержать слова, которые вырвались. У них была своя повестка дня. Я быстро сожалею о них, как только они проходят через мои губы.
– Почему тебя, бл*ть, это вообще волнует, папа? – кричу я ему в лицо.
Его лицо приобретает неестественный кроваво-красный цвет. Красная пелена заволакивает его взгляд. Я бросаю взгляд туда, где моя мама все еще стоит у плиты, и вижу, что она держит ложку с глазами размером с блюдца. Она не хуже меня знает, что сейчас произойдет.
Я снова поворачиваюсь к отцу. Он наносит первый удар, за которым быстро следует второй. Нет никаких шансов увернуться от его кулаков. Мой правый глаз начинает опухать через несколько секунд после первого удара. Вот в чем проблема отца. Сегодня он так же силен, как и двадцать лет назад. Я чувствую, как струйка крови стекает с моего лица. Должно быть, я упал на пол и пытаясь встать, чтобы сориентироваться, чувствую его руки на своих плечах, толкающие меня обратно на кухонный остров. Для пущей убедительности он еще раз бьет меня по лицу. Кафельная плитка холодна, когда я падаю на нее. Возникает искушение положить лицо на плитку, чтобы облегчить боль. Я знаю, что если сделаю это, то окажусь в его распоряжении.
– Джон, прекрати! Немедленно! – кричит мама в мою защиту.
Отец перешагивает через меня, чтобы добраться до нее. Пока пытаюсь отдышаться, слышу громкий хлопок. Поворачиваю голову и вижу, как моя маленькая мама падает, держась за щеку. Я знаю, что он пьянее, чем обычно, потому что не старается избегать синяков на ее лице. Поскольку отец уже выплеснул свой гнев на нее раньше, какой смысл избегать его сейчас? Этот последний удар оставит неизгладимый след на ее красивом лице.
Как только он поворачивается спиной к выходу из кухни, я встаю с пола и подбегаю к маме, которая лежит на полу, прижавшись к плитке пола. Я вижу слезы, которые всегда разбивают мне сердце.
– Мам, ты в порядке? – мягко спрашиваю я. Она смотрит вверх, задыхаясь от того, что, мое лицо в таком состоянии. – Я в порядке, но ты в порядке?
– Я в порядке, – говорит она одними губами. Я позволяю себе поверить, что это так, потому что больше не хочу находиться в этом доме. Я не могу здесь оставаться. В глубине души понимаю, что не должен оставлять ее здесь одну. – Я ухожу! Вернусь завтра.
– Куда ты идешь? – спрашивает мама, прежде чем я выхожу из кухни и направляюсь к двери гаража.
– Не говори папе. Я переночую у Кеннеди. Я не могу здесь оставаться. Прости, мам!
И с этими словами я снова выхожу из родительского дома после разборок с моим пьяным отцом. У меня нет времени останавливаться, чтобы посмотреть в зеркало и оценить нанесенный отцом ущерб. Я знаю, что все плохо по тому, как пульсирует от стреляющей боли мое лицо каждый раз, когда морщусь.
Кеннеди не обрадуется, когда увидит меня. Вот о чем она говорила раньше. Она боится за мое благополучие, и это вполне заслуженная забота. Это не первый раз, когда я появляюсь в ее доме с каким-то синяком или порезом. Кеннеди слишком наблюдательна. Конечно, она заметит, когда мне будет больно, и мне не придется объяснять ей это. Она просто была достаточно добра, чтобы игнорировать это до сих пор.
Глава 45
Кеннеди
– Как у вас с Грэмом дела? – спрашивает мама.
Должно быть, она в настроении поболтать, потому что очень редко заходила в мою комнату и садилась на кровать. Она устраивается поудобнее. Уже двадцать минут двенадцатого. Папа, должно быть, уже спит, а это значит, что ей либо скучно, либо она пришла сюда с какой-то целью.
– Отлично, – быстро отвечаю я. Я не уверена, к чему ведет этот разговор.
– Значит у вас, ребята все серьезно?
– Давай уже скажи это, мама. Я знаю, что ты пытаешься что-то выяснить. – Я сажусь немного прямее, чтобы подготовиться к тому, что будет.
– Ты любишь его? – спрашивает она с улыбкой. Я вижу тревогу и надежду в ее глазах, когда слова слетают с ее тонких губ.
– Да. Он не такой, как о нем думают другие люди. Да у него есть репутация, которая следует за ним повсюду. К сожалению, большинство из слухов – правда. Просто... когда смотрю в его глаза, я знаю, что в нем есть что-то еще. Он умный и сострадательный. Никто больше не знает эту его сторону. Это звучит безумно, да? – честно объясняю, удивленная тем, что говорю маме.
– Вовсе нет. Он тоже тебя любит. Это очевидно. – Она похлопывает меня по ноге, пытаясь поддержать.
Мы сидим на моей кровати в течение нескольких минут, просто разговаривая ни о чем и обо всем, когда слышим стук в окно. Это заставляет нас обеих подпрыгнуть, а потом рассмеяться над самими собой. Я знаю, не глядя, кто это.
Я отчаянно пытаюсь придумать объяснение для моей матери, которая встает, чтобы проверить окно, где ждет Грэм. Во-первых, почему он здесь? Хватаю телефон, чтобы убедиться, что не пропустила сообщение от него. Ничего.
Мама открывает окно и смотрит на Грэма. Слишком темно, чтобы разглядеть его полностью. У меня предчувствие. Что-то не так. Я вскакиваю с кровати и делаю несколько шагов, чтобы встать перед окном, чуть не сбив маму с пути. Мне нужно его увидеть.
– Простите, миссис Конрад! Я уверен, что это выглядит очень плохо, но я должен увидеть Кеннеди, – говорит Грэм медленным тихим голосом. Что-то определенно не так. В его голосе слышится страх.
– Мама, пожалуйста, впусти его, – говорю я почти в панике.
– Что, черт возьми, происходит? Я чувствую, что упускаю кусочек головоломки, —спрашивает моя мать нас обоих, ее взгляд мечется между тем, где я стою в своей комнате, и где Грэм прячется в тени за моим окном.
– Мам, пожалуйста! – Я умоляю ее позволить ему войти. Мне нужно убедиться, что он в порядке, хотя итак знаю, что это не так.
– Грэм, поднимайся сюда, мне нужны объяснения! – Мама отходит от окна и проходится по моей комнате.
– Да, мэм, – стыдливо шепчет Грэм.
Он влезает в мое окно, когда я отступаю, чтобы дать ему место. Когда он встает, мы с мамой вдыхаем воздух в легкие, когда видим его. Это трудно не заметить. Не было способа скрыть это, в отличие от многих других.
– Грэм. Дорогой, что случилось? – мама подходит посмотреть получше. Кажется, ему неловко под ее пристальным взглядом. Теперь кто-то другой узнает его секрет. Я знаю, что он еще не готов ко всему, что повлечет за собой его тайна.
– Иди, сядь, детка! – я хватаю его за руку и веду к своей кровати. Моя мама смотрит на нас с восхищением в глазах. Она такая же наблюдательная, как и я. Она уже чувствует, что что-то происходит, и теперь знает, что я все знаю об этом.
– Если проник в окно моей дочери посреди ночи, тогда, пожалуйста, объясни мне, кто это сделал, – ее голос полон сочувствия.
– Мам, если он тебе скажет... – умоляю я. Грэм пытается протестовать против моего предложения. Я отмахиваюсь от него. – Если он расскажет тебе, это останется между нами. Это должно остаться между нами.
