Текст книги "Миф о Юпитере"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

–Он очень умный мальчик.

– Да нет, правда. У нас и так работы много.

Он потянул табуретку и подошёл ближе, волоча её вбок на двух ногах. Пиявка, нашедшая новую жертву.

«Британские собаки – просто чудо», – гордо заявил этот отвратительный паразит. Был ли он действительно британцем или просто преданным своему товару? В отличие от других покупателей, я подумал, что он может быть искренен. К какому жалкому племени он принадлежал? Был ли он каким-то ненужным ветераном, которого тринованты вышвырнули из этого места, или…

Развратник, которого требовательные Дубони вытащили из укреплённой деревни? В любой культуре он был бы тем жутким типом, который давно исчез со сцены, тем, кого все боятся.

На Сатурналии или на его племенном эквиваленте они, несомненно, говорили бы о нем и содрогались бы, бросая быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что он хромает по тропинке, посасывая травинки, которые могли бы пронзить огромную щель между его отвратительными зубами... – Я продаю все, что могу достать, по хорошей цене.

Чудеса. Если бы вы, утонченная дама, купили одну из них… – Рука, похожая на коготь, поднялась к воротнику туники, которую она носила под всем остальным, и начала медленно чесаться. У её ног собака, старая и истощенная саркоптозом, подражала ей. На задних лапах почти не осталось шерсти; все ребра были видны. В обоих случаях чесание было бессознательным и непрерывным – гарантирую, вы могли бы получить за него в четыре-пять раз больше, чем заплатили бы, если бы перепродали его в Риме или другом крупном городе.

– Отлично. В любом случае, нет, спасибо.

Он помолчал. Затем он снова попытался с энтузиазмом.

–Было бы идеально, если бы ваш муж отправился на охоту.

– Нет, боюсь, он не охотник.

Ты уверен? – Она была уверена. И я тоже, чёрт возьми. Я был городским парнем, и мне гораздо больше нравилось ходить на скачки.

Грязный торговец украдкой кивнул мне. Он обвинял меня в сопротивлении Елены.

–Он немного скупой, не правда ли?

Елена улыбнулась мне, размышляя над этим. Я улыбнулся в ответ.

Затем он сказал своему новому другу:

«Может быть. Но я его люблю. Он думает, что он просто обычный человек, не отнимайте у него этого».

«Иллюзии!» – прощебетал ловец собак. «Нам всем нужны иллюзии, не так ли?» Другие посетители поглядывали в нашу сторону, жалея нас за то, что мы попались в ловушку и уткнулись носами в стаканы. «Держитесь за свои иллюзии, господин, пока тёмные боги не утащили вас в Аид в отчаянии!»

Он был сумасшедшим. С другой стороны, он был способен оперировать абстрактными понятиями и многосложными определениями. Я хмыкнул. Мы что, смотрели на

Типичный образ некогда богатого, умного и образованного человека, переживающего нелегкие времена? Неужели его и его поэтическую душу так осквернили неблагополучный характер, финансовые неудачи… или алкоголь?

Нет, он был низкого происхождения; ему нравилось только продавать собак. Он думал, что наживёт состояние, сбывая своих хромых, гнилостных псов глупым римлянам. Он даже надеялся продать одну нам с Еленой. Не повезло тебе, умник!

Вошли двое мужчин. Первый был невысоким и коренастым; другой, похудевший, всё время оглядывался. Это были знакомые владельцев. Они исчезли вместе с пожилым официантом за занавеской, спрятанной где-то внутри. Я услышал повышенные голоса. Вскоре двое мужчин появились снова и быстро ушли с мрачными лицами. Официант вышел. Он что-то коротко проворчал своему спутнику. Оба выглядели раздражёнными и недовольными.

Большинство клиентов ничего не заметили. Всё было очень незаметно.

Елена видела, что он наблюдает за ними.

– Что, по-вашему, произошло?

–Огородники, продающие петрушку.

«Шантажисты? Ростовщики?» – Хелена подумала то же, что и я. – «Как думаешь, владелец им заплатил?»

– Трудно сказать.

–Если он это сделал, то не намеренно… и он дал им знать, что думал.

–Если ты заплатила, дорогая, то сборщикам налогов будет все равно, как ты к ним отнеслась.

–А если он этого не сделал?

– Я думаю, они вернутся… чтобы убедиться, что он передумает.

Мы говорили шепотом, не обращая внимания на ловца собак. У него хватило ума оставить нас наедине с нашей личной беседой. Может, он слышал, о чём мы говорили. Мне было всё равно. Если на владельцев магазина нападали бандиты, чем раньше они поймут, что за ними следят, тем лучше.

Официанты ходили от столика к столику, не теряя времени даром.

Они автоматически обслужили продавца собак и ещё нескольких человек, так что, должно быть, они были постоянными посетителями. Нам показалось, что это место поможет нам окунуться в местную атмосферу, поэтому мы задержались на какое-то время. Я согласился.

Ещё один бокал и закуска. Хелена поплелась вперёд со своим пивом; она не собиралась признавать ошибку, хотя, как мне показалось, её это не волновало. Официант предполагал, что она оставит половину кружки, но она собиралась допить её. А потом очень вежливо поблагодарила его, уходя.

Елена Юстина, может, и была дочерью сенатора, но она была в моём вкусе. Я улыбнулся и подмигнул ей. Она скромно рыгнула.

Я откинулся назад и схватил горсть оливок из чаши на столе позади меня. Возможно, эти деликатесы предназначались для всех; я сделал вид, что так и предполагаю, и завязал разговор с двумя мужчинами, сидевшими там. Они были торговцами, которые продавали припасы армии на севере, а затем отправляли меха на юг. Первое, по их словам, было прибыльным; меха служили лишь балластом и наполняли их корабли мухами. Они подумывали о торговле и перевозке рабов, но это было слишком сложно. Я пошутил, что им стоит объединиться с торговцем собаками, и на этом разговор сошёл на нет.

Хелена наблюдала за фигурой, которую мы видели ранее, роющейся в объедках. Это худое, бледное существо вернулось и проскользнуло внутрь; на этот раз официанты оставили её в покое. Каждый раз, когда посетители уходили, она, словно сильфида, подкрадывалась к их столику и пожирала оставшуюся еду. Выпивка редко оставалась. Мужчина наклонился к ней и о чём-то спросил; она отрицательно покачала головой. Это могло быть предложение сексуального характера, а могло быть, он просто спросил, идёт ли на улице дождь.

Казалось, больше ничего не происходило, поэтому, когда наши кувшины снова опустели, я расплатился, и мы ушли. На улице становилось всё темнее. Температура была мягкой и приятной, хотя и далеко не такой жаркой, как в Риме августовской ночью. Уличной жизни не было, только комары, от которых приходилось отмахиваться. Они научились пробираться в город с болот в сумерках, чтобы устроить кровавый пир. Что-то больно укусило меня в лодыжку, и Елена не могла перестать представлять, как эти насекомые танцуют у неё в волосах.

Хелена взяла меня за руку, чтобы мы оба не потеряли равновесие. Нам потребовалось некоторое время, чтобы найти другой бар.

К которому мы могли бы подползти. В Риме каждые несколько метров по улице встречались бы стойки таверн, а возможно, и крытые бары в каждом квартале. И не приходилось бы останавливаться, чтобы вытряхнуть из обуви песок размером с горошину. В Лондиниуме были мощёные улицы, но земля в большинстве его переулков была усеяна выбоинами. Город был построен из гравия и кирпичной пыли. Было много печей для обжига плитки и кирпича, а старые хижины из глинобитного кирпича и тростника заменялись домами из дерева и черепицы. Но мне не терпелось пройтись по огромным тёплым плитам травертина.

Мне также хотелось помочиться.

Поскольку мы не смогли найти место, предлагающее санитарные удобства, вопрос был решен способом, о котором нет необходимости упоминать.

«А как же я?» – заныла Елена. Вечная жалоба женщины, приехавшей в отпуск в незнакомый город. А он был главой семьи. Мой долг был найти его где-нибудь. Как и большинство мужей в отпуске, я уже разобрался со своими делами и потерял всякий интерес. Мне указали на этот аспект ситуации.

«Ты в отчаянии?» «Они всегда в отчаянии. Тем не менее, нам удалось всё уладить, когда она была достаточно отчаянна. Мы нашли тёмное место, и я стоял на страже».

«Это настоящая любовь», – сказала она мне в знак благодарности.

Когда мы наконец зашли в нечто, похожее на таверну, это оказался бордель. Снаружи стояли стол и пара стульев – одновременно приманка и камуфляж, но мы поняли это сразу, как только вошли внутрь. Мы не заметили никаких признаков активности, но дела, похоже, шли хорошо.

Как только я заметил пятнадцатилетних проституток, ожидающих нас, с побледневшими лицами, в платьях с глубоким вырезом и браслетах на щиколотках, расшитых хрустальными бусинами, мы вышли обратно с вежливыми улыбками на губах.

Мадам действительно выглядела как британка. Во всём мире это первое, что возникает, когда цивилизация наконец доходит до этих отсталых варваров.

Вдовы быстро набирают популярность. Вдовы и одинокие женщины, которым приходится называть себя вдовами. Она демонстрировала открытость и усталый, профессиональный взгляд. Вероятно, она служила солдатам у римских крепостей задолго до того, как обосноваться в городе.

Возможно, дом любви подсказал нам какие-то идеи. Вскоре после этого мы с Хеленой остановились на перекрёстке, подошли друг к другу и поцеловались. Это был долгий, нежный поцелуй, лишённый страсти, но полный наслаждения.

Мы всё ещё лежали в тёплых объятиях, когда почувствовали странный запах. Я понял, что всего несколько мгновений назад меня беспокоил шлейф дыма в воздухе.

Мы разделились, поспешили дальше и обнаружили, что в Лондиниуме все-таки есть ночная жизнь: пекарня была охвачена пламенем.

XI

В Риме собралась бы толпа. Однако в Лондиниуме лишь несколько любопытных теней мелькали по тёмным краям улицы. Редкие отблески пламени на мгновение освещали их лица. Над нашими головами скрипнуло окно, и женский голос, смеясь, произнес:

«Кто-то попал в аварию! Эту свалку собираются привести в порядок…»

Я раздумывал, что делать. Не было ни сторожей, готовых свистеть, чтобы вызвать коллег и выстроить цепь из вёдер, ни циновок из травы эспарто, ни сифона с баком, полным воды, чтобы вылить её в огонь.

Здание было охвачено пламенем. Это была явно пекарня, поскольку входные двери были открыты; внутри, за светящейся красной стойкой, две печи достигали потолка, их пасти были раскрыты, словно древние горгульи. Однако пламя исходило не от печей, а перекидывалось на стены. Возможно, причиной возгорания стала искра в топливном баке.

Я остановил зрителя.

–Там кто-нибудь есть?

«Нет, пусто», – равнодушно ответил он. Он развернулся и пошёл к товарищу, стоявшему примерно в десяти шагах от него. Они оглянулись в сторону пекарни, а затем один из них похлопал другого по плечу; оба ухмылялись, уходя. И тут я узнал их: это были те самые двое головорезов, которые…

Они разозлили официантов во втором баре, где мы были. Сейчас было не самое подходящее время, чтобы их преследовать. Но я бы их узнал.

Словно ожидая, пока эти двое уйдут, люди начали собираться и тушить пожар. Это было совсем не просто.

Я помог, разлив несколько вёдер с водой. Кто-то, должно быть, доставал их из колодца – может быть, ещё одну переделанную винную бочку? Пока мы работали, одна из складных дверей сорвалась с петель и рухнула, высыпав искры. Этого не должно было случиться; должно быть, её повредили. Намеренно? Она упала рядом со стаей перепуганных собак, каждая из которых была привязана верёвкой к столбу. Они устроили настоящий шум, отчаянно пытаясь спастись. Дверь продолжала гореть, так что подобраться к собакам было невозможно. Я пытался, но они были слишком напуганы и рычали с агрессивной яростью.

У одной из гончих, которая вздрогнула, уже загорелась шерсть. Она начала яростно дергать головой, пытаясь освободиться. Остальные ещё больше встревожились, когда она начала прыгать на них.

–Марко, сделай что-нибудь!

–Клянусь Аидом! Что?

Кто-то пробежал мимо меня и вырвал кинжал из ножен на поясе. Маленькая фигурка метнулась, словно стрела, в гущу собак, не обращая внимания на их зубы, и полоснула по одной из главных верёвок, привязывавших их к колонне.

Они мгновенно выскочили. Спасшего их человека, всё ещё цеплявшегося за главный узел, жестоко тащило по ухабистой земле. Стая собак с лаем пронеслась мимо другой колонны в двух разных направлениях, крепко запутавшись, и тут их поймал человек, в котором я узнал грязного торговца собаками.

Он взял поводья и взял управление в свои руки. Не могу сказать, что его присутствие успокоило животных, но он был достаточно силён, чтобы удерживать их, пока наклонялся, чтобы проверить, не ранены ли они. Их лай перешёл в скуление.

Хелена подошла к спасителю. Это было ещё одно знакомое лицо: жалкое существо, роющееся в мусоре. Собаколов не проявил к ней никакой благодарности. Он бил и пинал своих гончих, чтобы…

Он усмирил их и создал впечатление, что вот-вот ударит и пнет и девочку. Лохмотья не спасали её от серьёзных царапин, и она плакала. Не желая показываться на людях, он тут же скрылся в темноте, ворча и откидываясь назад, чтобы противостоять силе, которая тащила его, среди своры собак, пытавшихся вырваться.

Я поднял кинжал, упавший во время погони, и вернулся, чтобы помочь потушить пожар. Оказалось, что нам помогли профессионалы: прибыли солдаты.

«Пекарню уже не спасти... просто защитите лавки по обе стороны!» Они быстро и эффективно справились с проблемой, по-видимому, ничуть не смутившись пожаром. Что ж, пожары в городах – обычное дело. Я уже заметил, как легко стало достать масло. Лампы и печи всегда представляют опасность.

«Нам повезло, что вы появились», – сказал я командиру в качестве комплимента.

«Да, верно?» – ответил он. Тогда у меня возникло чувство, что его появление не было случайностью.

Сильвано не командовал этим отрядом; возможно, у него всё ещё болела голова после нашей попойки, да и в любом случае это был ночной патруль. Они знали местность и, несомненно, ожидали неприятностей. Отрядам было приказано патрулировать улицы с интервалами. В любой момент на какое-нибудь заведение могли напасть. Вмешательства в ситуацию, направленные на помощь населению, стали обычным делом.

Было ли обычным делом сидеть сложа руки и смотреть, как горит здание, и при этом демонстративно защищать близлежащие предприятия? Неужели военные закрывали глаза на мошенников? Они бы сделали это только за солидную взятку.

Конечно, никто не собирался признаваться в том, что происходит.

«Проскочила искра, – решил офицер. – Дома не было никого, кто мог бы поднять тревогу».

Почему никого не было в заведении, где также были и жилые помещения? Я мог бы объяснить. Где-то в этом городе жил пекарь, который в порыве страсти боролся за свою независимость, а теперь знал, что его заработок разрушен.

Должно быть, он сделал какой-то вызывающий жест… а затем благоразумно убежал.

Как правило, мафиозные схемы действуют в определённых районах. Бары – это одно, а вот угрозы в адрес пекарни – большая редкость. Если бы каждый магазин на каждой улице стал целью, это было бы определённо плохо.

Солдаты делали вид, что записывают имена и адреса свидетелей.

Конечно же, они попадали в списки секретной службы. Любой, кто слишком часто (скажем, дважды) упоминался в военных списках, считался нарушителем спокойствия. Похоже, британцы это усвоили: зеваки исчезали с улиц.

Остались мы с Хеленой. Мне пришлось сказать людям в красном, кто мы. Они очень вежливо предложили без проблем отвезти нас обратно в резиденцию прокурора; нас же выгоняли.

В другую эпоху я бы запротестовал. Ну, в другую эпоху я бы назвался чужим именем, пнул бы офицера в пах и сбежал. Возможно, я бы даже сделал это той ночью для практики, если бы со мной не было Хелены. Она не видела смысла бежать. Дочерей сенаторов воспитывают в доверии к солдатам, хотя их редко ловят на уличном допросе. Когда же это случается, они всегда сразу раскрывают личность отца и ожидают, что их сопроводят куда угодно. И они его получают. Особенно хорошенькие. Дочери сенатора с губами как у кролика и обвисшей грудью просто сказали бы уйти, но даже тогда её могли бы назвать мадам, и уж точно не рискнули бы ущипнуть за зад.

–Я бы сказал, что сегодня у нас было слишком много эмоций.

Елена Юстина, эти добрые господа будут сопровождать нас домой.

Чем скорее, тем лучше: Елена хотела позаботиться об окровавленном и плачущем сборщике мусора.

–Эта рана. Мы не можем её здесь оставить.

Солдаты собрались и наблюдали за моей реакцией. Они знали, что это сгорбленное, жалкое существо – бездомная женщина.

Они знали, что если Елена примет ее, она заразит нас болезнями и блохами, будет лгать нам, предавать нас при любой возможности, а затем, когда это

Если эта тощая, слабая женщина решит уйти, она нас ограбит. Они знали, что я всё это предвидел. Они сдержали насмешливые улыбки.

Елена стояла на коленях рядом с несчастной женщиной. Она взглянула на солдат, затем на меня.

«Я знаю, что делаю!» – заявил он. «Не смотри на меня так, Фалько».

«Вы знаете эту девушку?» – шёпотом спросил я офицера.

– Она всегда здесь. Люди верят, что она выжила после Восстания.

– Она выглядит как подросток; тогда она, должно быть, была ещё младенцем.

«Ну, ну... Она – живая трагедия». Я понял, что она имела в виду.

Я старалась никого не пугать. Девушка всё равно вздрогнула.

Елена заговорила с ней тихим голосом, но девушка только дрожала. Судя по всему, она не говорила по-латыни. Я ни разу не слышал, чтобы она говорила на каком-либо языке. Возможно, она была немой. Ещё одна проблема.

Офицер, который также подошел ко мне сзади, любезно сказал:

– Кажется, ее зовут Альбия.

«Альбия!» – попыталась твёрдо сказать Елена. Девушка отказалась слушать имя.

Я вздохнул.

«У неё римское имя. Хороший трюк. Одна из нас... сирота».

Это был всего лишь скелет с аморфными чертами лица. У него были голубые глаза. Возможно, это была британская черта. Но голубые глаза были по всей Империи. Например, у Нерона. Даже у Клеопатры. Рим не нес никакой ответственности за неё.

«Она бедная римская сирота», – сочувственно сказал офицер, толкнув меня локтем в ребра.

«Ей, кажется, подходит возраст». У Флавио Илариса и Элии Камилы родилась дочь примерно во время Восстания: Камила Флавия, которой исполнилось четырнадцать лет, полная смеха и любопытства. Молодые трибуны, приезжавшие в провинцию, наверняка влюбились бы в неё, но она была скромной и, как я знал, за ней очень хорошо следили. Эта бездомная девушка была совсем не похожа на Камилу Флавию; её печальная жизнь, должно быть, была совсем другой.

«На самом деле неважно, римского он происхождения или нет», – прорычала мне Елена. Сквозь стиснутые зубы он проговорил: «Не имеет значения даже, что я остался нищим из-за катастрофы, которая никогда бы не произошла, если бы не было Рима».

«Нет, любовь моя», – мой голос был ровным. «Главное, что ты её заметил».

«Они нашли её новорождённой, плачущей на пепелище после резни», – выпалил офицер. Этот ублюдок всё выдумал. Хелена уставилась на нас. Она была умна и сообразительна, но в ней жил неиссякаемый источник сострадания. Она приняла решение.

«Люди всегда усыновляют детей, переживших катастрофы». Теперь пришла моя очередь говорить. У меня тоже был острый язык.

Презрительный взгляд Хелены заставил меня почувствовать себя грязным, но я всё равно сказал: «Плачущий новорождённый, спасённый из-под завалов, обрёл надёжный дом. Он олицетворяет надежду. Новую жизнь, нетронутую и невинную; утешение для других, страдающих в опустошённой местности. К сожалению, позже ребёнок становится ещё одним голодным ртом среди людей, которые едва могут прокормить друг друга. Что происходит дальше, понятно. Начинается цикл: отказ приводит к жестокости, затем к насилию и, наконец, к самому отвратительному сексуальному насилию».

Голова девушки покоилась на её грязных коленях. Елена застыла. Я присел и погладил её по голове тыльной стороной костяшек пальцев.

«Приведи её, если хочешь». Она не двинулась с места. «Конечно, приведу! Приведи её, Елена».

Офицер цокнул языком в молчаливом упреке в мой адрес.

– Ты негодяй!

Я слегка улыбнулся.

«Он принимает заблудших. У него сердце, огромное, как весь мир. Мне не на что жаловаться. Однажды он принял меня».

То же самое началось и в Британии.

XII

Казалось, нас не было уже несколько часов. Когда мы с Еленой вернулись, резиденция прокурора была освещена лампами. В доме царила атмосфера послебанкетного собрания.

Хотя Хиларис и его жена вели хозяйство тихо и незаметно, пока губернатор жил у них, они охотно разделяли с ним все тяготы дипломатической работы за рубежом. Например, в тот вечер они устроили развлечение для нескольких бизнесменов.

Хелена позаботилась о том, чтобы её новый подопечный был в безопасном месте, предварительно нанеся бальзам на её раны. Я накинул добротную тунику и отправился на поиски пропитания. Поскольку мне хотелось поговорить с Иларисом и Фронтином о местной ситуации, я собрался и присоединился к группе, задержавшейся за столом. Там всё ещё стояли подносы с инжиром и другими деликатесами, оставшимися от пропущенной нами трапезы. Я кинулся к ним. Инжир, должно быть, выращивали в этих краях: он почти созрел, но на вкус был совершенно безвкусным. Случайно проходивший мимо раб пообещал найти мне что-нибудь повкуснее, но так и не дошёл до этого.

Тяжёлый день, проведённый в барах Лондиниума, меня утомил.

Я старался не привлекать к себе внимания. Меня представили как родственника прокуратора, что показалось другим гостям совершенно неинтересным. Ни губернатор, ни Хиларис не раскрыли мою личность как имперского агента и не упомянули, что мне поручено расследование смерти Вероволько. Они не собирались упоминать об этом, пока тема не возникнет, даже если это будет самая захватывающая местная новость.

В это время посетители сидели на своих мягких диванах и менялись местами, чтобы познакомиться с новыми людьми, пока убирали переносные столы, что давало нам больше места.

Когда я пришел, они все еще продолжали свои разговоры, ожидая, что я поучаствую в них по мере возможности или буду смиренно сидеть и молчать.

Не могу сказать, что меня привлекала идея стать подручным. Я никогда не был бы довольным клиентом ни для одного работодателя. Мне хотелось иметь собственное социальное положение, даже если на меня смотрели свысока. Будучи информатором, я был сам себе хозяином, и так было уже долгое время.

Слишком много времени ушло на то, чтобы измениться. Благодарность заслужить было нелегко. Он никому ничего не был должен и не проявлял никакого общественного почтения.

Гости принадлежали к той категории людей, которые мне не очень нравятся: купцы, стремящиеся расширить свои рынки. Они были новичками, или относительно новичками, в Британии. Целью их визита к наместнику было добиться, чтобы он расчистил им путь. Конечно, для Фронтина содействие торговле было частью его обязанностей. Но в тот вечер он не переставал говорить о своих планах: идти на запад с армией.

Он был приятен, но его энтузиазм был основан на военном строительстве и стратегии. Он дал понять, что часть того года посвятил созданию новой крупной базы на другом берегу эстуария Сабрины и что его мысли только и думали, что вернуться туда, чтобы руководить наступлением на непокоренные племена; так что мы все могли считать себя очень удачливыми, встретив его во время краткого возвращения в столицу. Обычно он бывал там только зимой.

Я задавался вопросом, не способствовали ли частые отсутствия губернатора во время кампании коррупции и плохому управлению.

Когда я пошёл выводить Сильвана из его казарм, у меня сложилось впечатление, что там находился всего лишь обычный отряд вексиллариев, входящий в состав определённой когорты или, возможно, в небольшие отряды от каждого легиона. Официально они составляли эскорт наместника, эквивалент преторианской гвардии, нянчившейся с императором. Но эта ситуация не была связана с какой-либо вероятностью покушения. Солдаты личной гвардии были частью атрибутов власти. Всякий раз, когда Юлий Фронтин выезжал верхом на место сражения, большая часть этих солдат должна была следовать за ним. Лишь остатки его гвардии оставались для обеспечения повседневного наблюдения.

Я бы поднял этот вопрос перед Фронтином. Он не был ни глупцом, ни хвастуном. Ему не нужно было, чтобы каждый свободный легионер цеплялся за него ради повышения в звании. Армия была не единственным его интересом. Он бы хладнокровно занимался гражданскими проектами, обеспечивая безопасность Лондиниума. Если бы нам там понадобились люди, я бы наверняка смог убедить его предоставить их.

У него было четыре легиона в Британии; это был период малоактивности. Юг и восток были консолидированы и частично романизированы несколькими годами ранее.

назад. Определение запада составило Проблема, которая доминировала в новостях того времени. К сожалению, север также стал проблемой. Бриганты, важное племя, дружественное Риму, когда-то создали обширную оборонительную зону, но ко времени предшественника Фронтина ситуация существенно и памятно изменилась. Это была история скандала, секса и ревности: королева Картимандуя, грозная женщина средних лет, безумно влюбилась в мужчину, который носил копья ее мужа и был намного моложе его. Влюбленные пытались захватить власть. Разгневанный муж был этим совсем не доволен. Разногласия в лояльности ввергли некогда стабильных бригантов в гражданскую войну. Безумия сильных мира сего забавны, но не тогда, когда возникающие в результате конфликты приводят к потере Римом ценного союзника.

Картимандуя была захвачена, несомненно, под шумные насмешки легионеров, но наш союз с бригантами распался.

Фронтину или тому, кто придёт ему на смену, придётся это исправить: усилить военное присутствие, создать новые форты, проложить дороги и, возможно, начать масштабную кампанию по установлению римского контроля над дикими северными холмами. Возможно, не в этом году или в следующем, но скоро.

Несмотря на сложившуюся ситуацию, благоразумие потребовало проведения нового исследования того, как управлялись колонизированные регионы, включая Лондиниум.

Войска должны обеспечивать законность и порядок, а некоторым парням следует воздержаться от бить варваров по голове. Не было смысла в том, чтобы армия продвигалась вперёд во всех направлениях, если позади неё бушевал хаос. Это было очень опасно. Боудикка уже со всей ясностью продемонстрировала опасность недовольства в тылу.

– Ты очень тихий, Фалько!

Фронтино попросил меня подойти поближе. Он беседовал с двумя интереснейшими гостями: стеклодувом, приехавшим с сирийского побережья, и торговцем-неспециалистом, тоже с востока, из Пальмиры.

«Клянусь Юпитером, вы двое просто бесстрашные!.. Вы не могли бы отправиться в более отдалённое место во всей Империи!» Я умел быть изысканным, когда утруждал себя этим. Фронтин сбежал, оставив меня одного. Должно быть, я уже слышал его рассказы. Стеклодув обнаружил, что конкуренция со стороны знаменитых сирийских мастерских слишком сильна для него;

Он намеревался обосноваться в Лондиниуме, обучить нескольких рабочих выдувать стекло через трубки и разделять разноцветные стержни, а также организовать производство в Великобритании. Поскольку стекло очень хрупкое, это казалось более выгодной перспективой, чем импортировать его издалека. Из Тира, несомненно, продолжали бы поставлять высококачественные изделия, но, похоже, этот человек выбрал провинцию, подходящую для новой гильдии.

Этот импортёр-неспециалист любил путешествовать, рассказал он мне. Несколько намёков навели меня на мысль, что, возможно, у него остались какие-то судебные иски. Или, может быть, личная трагедия заставила его жаждать нового начала; скажем так, он был достаточно стар, чтобы потерять любимую жену. Британия казалась ему экзотической и незнакомой страной, и он был готов торговаться за любой товар, на который был спрос.

Он даже нашел девушку, англичанку; они планировали осесть… Так что моя теория оказалась верна, он был романтиком, который выбрал второй раз для нового счастья в другой обстановке.

В другое время меня бы завораживали эти путешественники из дальних мест, особенно тот парень из Пальмиры, где мне довелось побывать. Но ни один из них, казалось, не был...

Они «пользовались» этой провинцией, как описывал Сильвано в своих жалобах. Они нашли новые пути для исследования, но это говорило в их пользу. Они не представляли никакой угрозы. Они зарабатывали на жизнь, поставляли востребованные товары и предоставляли местному населению желанные возможности.

Суть в том, что на мои вопросы не будет ответов.

Это были не те люди... слишком уж законные. Как обычно, мне пришлось копаться в самых грязных слоях общества. Я не собирался находить своих преступников, пытающихся выслужиться перед губернатором. Мафиози никогда открыто не признают своего присутствия.

Возможно, он всё равно зря терял время. Какой бы ужасной ни была сцена, разворачивавшаяся за доками Лондиниума, она могла не иметь никакого отношения к убийству Вероволько. Он даже не знал, нарвался ли Вероволько на шантажиста. Это была всего лишь догадка.

Элия Камила собиралась покинуть встречу. Она просто дала понять мужу о своём намерении уйти. Они с Гаем были приверженцами традиций; несомненно, они делили спальню. Позже

Они обменивались мнениями о прошедшем ужине и говорили о своих гостях. Возможно, они комментировали моё позднее прибытие и строили предположения о том, где я пропадал весь день.

Элия Камила, теперь уже её племянник, встретил меня несколькими словами и поцеловал в щёку на прощание. Я вкратце упомянул о том, что Хелена роется в мусоре (счёл это благоразумным, так как на следующий день девочка могла разгромить весь дом).

Элия Камила нахмурилась. Но она не жаловалась; она была предана Елене.

– Я уверен, мы справимся.

–Пожалуйста, не вините меня за это.

– Ну что ж, Марко, тебе нужна новая няня.

–Но я бы предпочел оставить своих дочерей на попечение человека, который познал счастливую жизнь.

«Эта девушка может себе это позволить», – не согласилась тетя Елены, – «если она понравится Елене Юстине».

Я вздохнул.

–Вы имеете в виду, что Елена его отремонтирует?

– Ты так не думаешь?

«Она постарается изо всех сил... Елена всегда так делает. Она преобразила меня».

Затем Элия Камила одарила меня невероятно милой улыбкой, которая, к моему удивлению, показалась искренней.

– Чушь! Маркус Дидий Фалько, она никогда не считала, что в тебе есть что-то, что нужно изменить.

Мне все это стало невыносимо: я тоже пошла спать.

XIII

На следующий день «дикая девочка» Хелены сразу же стала центром внимания детей в доме. Мои были слишком малы, чтобы проявлять к ней особый интерес, хотя и видели, как Джулия, пошатываясь, встала, чтобы посмотреть. У неё это получалось очень хорошо. Иногда она подходила и смотрела на меня с выражением глубокого изумления, которое я предпочитал не интерпретировать.