Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Теперь ей стало лучше.

Я села, сочувственно кивнув. Елена вернулась к рубке. Для девушки, воспитанной в том, что кухня – это место, куда ей следует заходить только для того, чтобы отдавать распоряжения о рецептах для патрицианских пиров, она теперь умело владела острыми ножами. Я нашла удобный тряпичный платок, который останавливал кровь, и осторожно наблюдала. Я учила её стараться не отрубать себе пальцы, но, похоже, лучше было не отвлекать её, пока она не закончит. У Елены были длинные, красивые руки.

Через некоторое время она бросила лук-порей в миску с водой, потряхивала им, чтобы очистить, вытерла нож, грохнула кастрюлю на импровизированный кухонный стол, рассеянно поискала оливковое масло и позволила мне найти его. Я взялся за ручку кастрюли. Она выхватила её у меня. Я вежливо отошёл в сторону. Она локтем вернула меня на место и позволила мне заняться готовкой. Авл, проявив неслыханную хозяйственную смекалку, развернулся и налил себе кубок красного вина, который торжественно вложил в руку сестры.

Елена прислонилась к столу, потягивая вино. Её хмурое выражение лица расслабилось. Вскоре она мрачно сообщила мне, что утром приходил Петроний; он просмотрел списки нежелательных лиц, которые вели бдительные, и не нашёл упоминаний о Дамагоре.

Затем мы добрались до сути: Елена добавила, что Юния позвонила, чтобы позлорадствовать, узнав, что Гай Бебий действительно располагает какой-то информацией об этом имени. Будучи Юнией, она не стала бы рассказывать Елене, что именно. Что ж, именно поэтому Елена и разозлилась.

Мне нужно было увидеть Гая Бебия. Теперь я тоже был раздражён.

Тем не менее, лук-порей был хорош. Я покрошила его козьим сыром и чёрными оливками без косточек, сбрызнула со всех сторон небольшим количеством солёного рыбного маринада, разложила по тарелкам и сбрызнула маслом. Мы съели всё это со вчерашним хлебом. Хелена была слишком зла, чтобы идти в булочную за свежим.

XII

Я сел на паром до Порта, где Гай Бебий работал таможенником – или, как он педантично добавлял, надзирателем. Жизненно важная работа по вымогательству налогов у импортеров велась в главном порту, новом большом порту, спроектированном императором Клавдием и достроенном Нероном. Порт, призванный заменить забитые сооружения Остии, не справлялся с этой задачей с самого дня своего открытия. Я знал, что Гай снова и снова будет объяснять мне это, независимо от того, влияло ли это на моё расследование или нет, и несмотря на мои напоминания о том, что он уже жаловался на это раньше.

Я обещал Хелене, что воспользуюсь поездкой на пароме, чтобы успокоиться. Но вместо этого, сидя в лодке, которую медленно гребли, я почувствовал, как меня охватил стресс.

Портус Августи был построен примерно в двух милях к северу от Остии. Я попытался сосредоточиться на географии.

Остия была единственной настоящей гаванью на западном побережье Италии на многие мили в обоих направлениях, иначе никто бы сюда не высадился. Чтобы найти приличный причал на севере, вероятно, приходилось подниматься до самой Козы, в то время как на юге корабли с зерном, приходившие из Африки и Сицилии, по-прежнему часто разгружались в Путеолах в Неаполитанском заливе, после чего зерно перевозили по суше, чтобы избежать трудностей. Нерон даже хотел построить канал от Путеол, как более «простое» решение, чем пытаться улучшить морские ворота Остии.

Рим был основан выше по течению, на возвышенности, в самом раннем месте на Тибре, где можно было построить мост, но это предполагало, что наша река была пригодной для использования.

Ромул был пастухом. Откуда ему знать? По сравнению с грандиозными водными артериями большинства крупных провинциальных столиц, старый отец Тибр был просто месивом крысиной мочи. Даже в Остии мутное устье реки было не больше сотни шагов в ширину; мы с Еленой получили массу удовольствия.

Как-то утром я наблюдал, как большие корабли пытались пройти мимо друг друга под крики тревоги и лязг вёсл. И река была недружелюбной. Пловцов регулярно вытаскивало из воды, и они тонули. Дети не плескались на краю Тибра.

Небольшой, извилистый Тибр был слишком заилен, его течение было непредсказуемым, и он петлял по всей сельской местности. Тем не менее, хотя он часто разливался и страдал от засух, он редко бывал непроходимым. Суда могли пройти вглубь страны, чтобы пришвартоваться прямо у Эмпория в Риме, и некоторые до сих пор так и делали. Однако, гребя вверх по течению, они столкнулись с быстрым течением. Парусный спорт был исключен из-за изгибов реки; корабли с прямыми парусами теряли ветер на каждом повороте. Поэтому их буксировали. Некоторые суда тащили тягловые животные, но большинство тащили вверх или вниз по двадцатимильному расстоянию отряды унылых рабов.

Это налагало ограничение по весу. Именно поэтому Остия, теперь вместе с Портусом, была так важна. Многим кораблям приходилось швартоваться и разгружаться по прибытии к побережью; затем им приходилось стоять на якоре, ожидая отплывающие грузы и пассажиров. Таким образом, Остия всегда служила причалом для Рима. К сожалению, её выбрали и основали рабочие с соляных промыслов, а не моряки. Устье Тибра идеально подходило для промышленности, требующей мелководья, но здесь никогда не было глубоких причалов. Хуже того, это была небезопасная точка высадки. Крупнейшие торговые суда, включая огромные императорские зерновозы,

…приходилось выгружать хотя бы часть груза на тендеры в открытом море. Это было опасно и было возможно только летом. Два течения встречались там, где река устремлялась в набегающий прилив. Приходилось бороться с коварными западными ветрами. Добавьте к этому прибрежные отмели и песчаную отмель в устье реки, и торговые суда, прибывающие из-за рубежа, имели высокий риск затонуть.

Между тем, для более управляемых судов, которые направлялись прямо к берегу, всё ещё существовали проблемы. Когда Тибр наконец достиг берега, он разделился на два протока, оба из которых в настоящее время слишком забиты илом для судов любого размера.

Портус был создан для решения этой проблемы, и в какой-то степени ему это удалось.

В бассейне Портуса теперь стояло множество торговых судов. Мутные каналы Тибра всё ещё были заняты движением, особенно четыре разных паромных переправы, которыми управляли суровые, беззубые люди из семей, живших ещё до Ромула, которые взимали разную плату за проезд с местных жителей и приезжих и могли подменить вас сдачей во всех известных иностранных валютах.

Я отважился на паром, а затем на повозке с овощами отправился на другой конец острова – равнинную местность с садами и плодородной почвой, по которой теперь проходила оживленная дорога.

За эти годы я бывал здесь несколько раз, обычно используя Портус в качестве отправной точки для своих заграничных миссий. Каждый раз я находил всё больше и больше

строительные работы, поскольку склады расширялись, и люди предпочитали строить новые дома там, где они работали.

Новая гавань представляла собой величественное сооружение, воплощающее имперское великолепие. Вокруг огромного бассейна возвышались стены, образуя два выступающих в море мола. На их дальних концах стояли храмы и статуи, а между ними находился искусственный остров.

Этот знаменитый обелиск был образован затонувшим кораблем, который когда-то привез из Египта тот огромный обелиск, что теперь украшал центральный водораздел цирка Нерона в Риме. Перевозящее судно затонуло на большой глубине, будучи нагруженным балластом, и на этом основании был установлен четырёхэтажный маяк, увенчанный колоссальной статуей обнажённой монументальной фигуры; мне она показалась похожей на императора, лишь слегка прикрытого для скромности. Под ним корабли входили через северный проход и выходили через южный, а моряки и пассажиры смотрели на императорские «забияки» и думали: «О, какое драматичное зрелище!»

Гигантские фигуры Юлиев-Клавдиев выглядели еще более эффектно, когда их освещали ночью фонари.

Сама гавань была битком набита судами всех видов, вплоть до летних гостей из Мизенского флота. В один из знаменательных случаев сюда зашёл флагман, яркая гексерис под названием « Опера». Сегодня я видел шеренгу из трёх заброшенных трирем, явно военных, среди океанских торговцев. Буксиры, каждый с набором пухлых вёсел и крепкой буксирной мачтой, медленно обходили большие суда, пока нужно было переставить швартовы. Бамбоуты скользили по воде, словно блохи, под крики ругани и приветствия. Ялики бесцельно болтались в руках тех неизбежных старых портовых зануд, которые слоняются без дела в морских фуражках и пытаются выпросить выпивку у таких, как я.

Время от времени большие суда бесшумно входили в гавань или выходили из неё под тенью маяка, и тогда среди кранов и контор на молах начинался шквал интереса. Я не мог сосчитать лес мачт и возвышающихся носов, но, должно быть, в гавани стояло на якоре около шестидесяти или семидесяти крупных судов, плюс несколько заблудившихся судов, стоявших на якоре у берега, и множество судов, курсирующих вверх и вниз по морю.

Я объездил весь мир, но нигде не видел ничего подобного. Остия была центром самого обширного торгового рынка, когда-либо существовавшего. Республика была эпохой скромного процветания, завершившейся гражданской войной и лишениями; императоры, опиравшиеся на поддержку легендарных финансистов и богатые добычей, вскоре научили нас роскошным тратам. Рим теперь объедался продуктами. Мрамор и ценные породы дерева скупались в бесконечном количестве со всех уголков Империи.

Произведения искусства и стеклянная посуда, слоновая кость, минералы, драгоценности и восточный жемчуг хлынули в наш город. Изумительные специи, коренья и бальзамы привозили на кораблях. Смельчаки вывозили живых устриц из северных вод.

в бочках с мутной солёной водой. Амфоры, нагруженные солёной рыбой, соленьями и оливками, теснились среди тысяч и тысяч других амфор, доверху наполненных оливковым маслом. Смуглые торговцы уговаривали слонов спуститься по трапам среди клеток с разъярёнными львами и пантерами. Целые библиотеки свитков доставлялись для знатных людей, которые были слишком заняты, чтобы их читать, вместе с изысканными библиотекарями и мастерами по ремонту папируса. Прибывали ткани и дорогие красители. Работорговцы привозили свою рабскую продукцию.

Некоторые из этих товаров реэкспортировались для просвещения отдалённых провинций. Товары, созданные в Риме, отправлялись за границу ловкими предпринимателями.

Итальянские вина и соусы отправлялись в армию, заморским администраторам, провинциалам, нуждавшимся в обучении тому, что ценили римляне.

Инструменты, предметы домашнего обихода, репа, мясо, горшечные растения, кошки и кролики отправлялись смешанными грузами вместе с юристами и легионерами в места, где когда-то их не хватало, в места, которые однажды будут экспортировать их местные версии обратно к нам.

Когда они приходили, их ждало угощение. Гай Бебий был здесь. Они находили его сидящим за таможенным столом, с мягкой улыбкой и своим раздражающим видом, готовым подарить им первый долгий, медленный и невыносимый опыт общения с римским писарем.

Только если им очень, очень повезет, я смогу появиться и оттащить его.

«Пойдем выпьем, Гай».

«Спокойно, Маркус. Мне нужно быть на посту...»

«Вы – руководитель. Дайте своим сотрудникам возможность совершать ошибки.

Как же иначе их починить? Это же для их же блага…» Подчинённые смотрели на меня со смешанными чувствами. Небольшая очередь торговцев иронично закричала.

О, Аид! Юния заставила Гая взять Аякса на весь день. Когда я вытащил его из-за скрижалей и шкатулок с деньгами, ужасный пёс тоже прибежал. Неудержимый хвост опрокинул две чернильницы, а Гай оторвал свой широкий зад и неохотно встал со стула.

Огромный мокрый язык цеплялся за мои колени, пока эта петляющая тварь неуклюже плелась за нами. Каждый раз, когда мы проходили мимо носильщика с тележкой, Аяксу приходилось лаять.

«Выходить из-за стола – плохая привычка, Маркус...»

«Передыхайся. Отрывайся по полной, как и все остальные».

«Аякс! Бросай! Хороший мальчик...»

Портус был раем для возбудимой собаки. Прогулочные дорожки в гавани были

Набитые столбиками, на которые можно было пописать, мешками, на которые можно было прыгать, амфорами, которые можно было облизывать, и журавлями, которых можно было привязывать. Повсюду шныряли невысокие мужчины подозрительного вида, рыча и скаля зубы, словно напрашиваясь на издевательства. В воздухе витали дикие запахи, раздавались внезапные громкие звуки, а в тёмных углах шныряли невидимые паразиты.

В конце концов собака нашла кусок рваной веревки и успокоилась.

«Ему нужна дисциплина, Гай. Мой Нукс сейчас бы спокойно шёл рядом со мной».

Гай Бебий был раздражающим, но не глупым. «Если это правда, то, должно быть, с тех пор, как мы виделись в последний раз, Фалько, у тебя уже появилась новая собака».

Он отвлёкся, размышляя о том, когда же была наша последняя встреча: на Сатурналии, кажется. Джулия сломала одну из игрушек своего глухого кузена, а Фавония заразила милого мальчика сильной простудой. Ну, это же дети, – бессердечно сказал я, волоча зятя к прилавку уличной закусочной.

Я сделал заказ. Я не стал расстраиваться, ожидая, пока Гай Бебий выступит в роли ведущего; в итоге нас бы попросили отойти от стойки, чтобы освободить место для платящих клиентов.

Я заказал небольшую тарелку орехов и пряное вино.

Гай Бебий долго спорил, чего ему больше: чечевичной каши или чего-то, что они называли «пульсом дня» и что, на мой взгляд, напоминало куски свинины. Гай, не убедившись, долго выражал свою неуверенность, не сумев никого заинтересовать своей дилеммой. Я и раньше пытался решать за него проблемы. Мне не хотелось снова пускать слюни в бреду, поэтому я просто ел свои орехи. Мясное рагу в заведениях быстрого питания было запрещено, на случай, если вкусная еда побудит людей расслабиться и выразить неодобрение правительству. Ни один торговец едой не собирался признаться Гаю Бебию в нарушении указа; каждое слово Гая производило впечатление инспектора, посланного каким-то неприятным эдилом проверить нарушения императорских правил, касающихся тушеных блюд.

В конце концов он остановился на миске с орехами. Хозяин бросил на нас обоих презрительный взгляд и с грохотом опрокинул её, оставив лишь наполовину полной, на что Гай некоторое время упрямо возражал. Тёмные планы его убийства закрались в мою голову.

Один из посетителей отшатнулся от нас, отказался от добавки и сбежал. Другой, раздраженный, отошел в сторону и, облокотившись на тумбу, принялся уплетать потаж, выкрикивая оскорбления в адрес чаек. Аякс присоединился к нам, лая так громко, что из соседних офисов посредников по зерну и специям высовывались головы, а вышибала пансиона «Дэмсон Флауэр» (который выглядел как бордель) выскочил на улицу, чтобы поглазеть. Аякс проникся суровыми моральными принципами моей сестры. Он ненавидел вышибалу из борделя; перейдя в атаку, он тянул поводок так туго, что тот натянулся так, что у него пошла пена, и он чуть не задохнулся.

Не обращая на меня внимания, Гай Бебий пристально посмотрел на меня, грозя пальцем. «Ну, пойдём,

Маркус, перестань затягивать. Ты хочешь спросить меня об этом парне по имени Дамагорас? Так почему бы тебе не продолжить?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы перестать давиться вином, затем еще несколько мгновений на размышления о том, почему было бы неразумно душить Гая Бебия. (Юния бы меня выдала.) Затем я торжественно задал главный вопрос, и Гай Бебий серьезно рассказал мне то, что знал.

Я думал, он мне всё рассказал. Позже я понял, что это не так.

Мой зять упоминал о большой приморской вилле где-то за городом. Дома отдыха, принадлежавшие богатым вельможам и императорской семье, издавна занимали участок побережья близ Остии. Здесь было привлекательное сочетание лесов, полных дичи, на которую можно было охотиться, и панорамы океана; отпуск мог обеспечить физические упражнения и отдых, а когда им наскучило, Рим был всего в нескольких часах езды. Этот любитель недвижимости, Август, владел поместьем, которое перешло к Клавдию, содержавшему на территории слонов. Любопытный турист Гай Бебий однажды отправился поглазеть на эти места, которые сейчас в основном безлюдны; местный житель указал на один большой дом, который действительно был жил, где жил человек по имени Дамагор. «Я помню это, Марк, из-за довольно необычного названия; оно, казалось, имело иностранное звучание…»

«Тогда дай мне дорогу к вилле приезжего, Гай».

«Ты никогда его не найдёшь. Мне придётся тебя туда отвезти».

«Я бы и слышать об этом не хотел».

«О, это не проблема», – заявил Гай (подразумевая, что это огромная проблема, чтобы вызвать у меня чувство вины). «Как ты мудро заметил, Маркус, моя работа может подождать. Они очень рассчитывают на меня, но мне следует иногда брать отпуск».

Я застрял. Мой непутёвый родственник теперь предвкушал неторопливый день на берегу моря. Выбора не было. Других зацепок о местонахождении Диокла у меня не было. Таинственный Дамагор был моей единственной зацепкой.

XIII

Как только я вытащил его из-за стола, Гай решил воспользоваться моментом. Он предложил нам взять с собой семьи, надеть шляпы от солнца и устроить пикник. Я сказал, что это будет выглядеть непрофессионально. Уважая концепцию работы, он согласился, хотя всегда считал, что моя сфера деятельности не уступает по блеску огромной куче конского навоза перед Большим цирком. Мне удалось убедить его, что у нас ещё достаточно светло, чтобы нанять ослов, посетить виллу и вернуться к ужину. Купание можно устроить в другой день...

Время было на нашей стороне, когда мы отправились в путь. Мы выехали через Лаврентийские ворота, быстро проезжая мимо огромного некрополя, раскинувшегося за городом. Равнину покрывали фермы и сады, а когда мы выехали на Виа Северина, главную дорогу в Лаврентий, то через каждые полмили попадались шикарные виллы. После того, как Гай несколько раз сбился с пути, мы тянули время. В крошечной прибрежной деревушке, когда он свернул с главной дороги, на нас глазели рыбаки, которые были свободны от работы. Возвращаясь к ней, мы проехали мили по редколесью.

Гай отверг многочисленные виллы, построенные для людей с недостатком свободного времени и избытком денег. Лаврентийское побережье к югу от Остии представляет собой непрерывную ленту охраняемых домов, расположенных среди элегантных игровых площадок, и мы проехали мимо многих из них. Солнце уже смягчилось, и тени стали длинными, когда мы свернули с главной дороги на последнюю ухабистую тропу, мрачно направились к морю и оказались в нужном месте: на большом огороженном участке, у ворот которого, по случайности, никого не оказалось.

Ворота были закрыты. Мы привязали ослов, спрятав их от посторонних глаз, и забрались на них.

Я хотел отправиться на разведку в одиночку, но никто не ходил в одиночные вылазки, когда их сопровождал Гай Бебий. Он понятия не имел о дипломатии и не собирался прикрывать тыл.

Мы прошли по подъездной дорожке, держа ухо востро. Если хозяин этого дома – обычный богатый энтузиаст с вольно разгуливающим зверинцем, то мы – лёгкая мишень. Наши ботинки увязали в тёплой песчаной почве мягкой тропы, где прибрежный воздух был напоён ароматом хвои. Цикады стрекотали.

Вокруг нас были огромные деревья. В остальном царила тишина, если не считать далёкого шёпота волн, разбивающихся длинными низкими гребнями о пока ещё скрытый берег.

Вилла, куда мы приехали, была построена так близко к морю, что, должно быть, часто было неудобно открывать панорамные двери в её столовые, опасаясь, что вид на море окажется слишком близко, и брызги воды попадут на сервировочные столы, запятнав богатое содержимое серебряных блюд и потускнеют их тяжёлый декор. Морской бриз разбудит спящих в роскошных гостевых спальнях.

Солёный воздух уже сушил кожу. Должно быть, это создавало проблемы в садоводстве на огородах рядом с баней, у решётчатых беседок, увитых жёсткими лианами и декоративными растениями, и в широком, чётко высаженном цветнике, где мы оказались. Там дорожки были посыпаны гравием, но их постоянно заносило песком, а самшитовые бордюры пострадали от слишком сурового климата. Тем не менее, упорный садовник создал зелёный уголок, где дал волю своему воображению в плане фигурной стрижки. В поместье действительно обитали дикие звери – слон вполовину поднятый хобот (который, правда, держали на проволоке) и пара львов, выстриженных из кустов. Топиатор так гордился своей искусной работой, что расписался на самшитах.

Его звали Лабо. Или Либо. Или Любо.

Л БО

Аккуратно стояли в конце сада. Но топиаристу не повезло. Владелец виллы хотел увидеть своё имя на самшитах. Недостающую гласную только что вырубил в пенёк разъярённый мужчина, который схватил топиариста за волосы. Когда мы с Гаем подошли, он собирался отсечь голову кричащему Лбо своими секаторами.

XIV

Нас никто не видел. Мы всё ещё могли отскочить.

«Прошу прощения!» Гай рванулся вперёд, как праведный клерк, с упрямо поднятым подбородком. Он вмешивался в мои дела, и мне следовало его бросить.

Возможно, ножницы не были достаточно острыми, чтобы обезглавить садовника, но они всё же пролили кровь. Разъярённый мужчина сжимал лезвия одной рукой, вонзаясь ими в шею топиариста, словно справляясь с толстой веткой. Он был силён и ловок.

Напыщенный и упитанный, Гай Бебий погрозил пальцем, словно тщедушный школьный учитель. «Теперь предлагаю вам остановиться». Судя по разъярённому выражению лица, следующими, кому отрезали ветви, были мы. Гай спокойно продолжил: «Я полностью за наказание заблудших рабов, но всему есть пределы…»

Мужчина с ножницами швырнул садовника на землю, и тот лежал, хрипя и схватившись за горло. Убийство раба законно, хотя, если только вы не застанете его за сексом с вашей женой, это обычно осуждается.

Нападавший наступил на топиариста и двинулся к нам. Он не был римлянином. Его одежда была богатой и красочной, под слоем небрежной грязи; гладкие волосы спадали на плечи; золото блестело на шее.

Большинство костяшек пальцев на руке, сжимавшей ножницы с длинным лезвием, были украшены кольцами из драгоценных камней. У него была смуглая кожа, обветренная работой на открытом воздухе; судя по его манерам, он достиг вершин карьеры, топча подчинённых и дубася соперников. Что бы ни подразумевала эта карьера, я не думаю, что он зарабатывал на жизнь изящной вышивкой шёлком.

Я попытался разрядить обстановку: «Похоже, вашему товарищу нужна помощь», – крикнул я, всё ещё держась на расстоянии и желая оставаться рядом. «Он, возможно, больше никогда не сможет срезать спираль…»

Жаль. Его работа – отличный стандарт...»

Можно было поспорить, понимал ли этот человек латынь, но он явно не согласился. Я ожидал неприятностей, но не тех, что произошли. Он бросил

ножницы прямо на меня.

Инструмент пролетел на уровне шеи. Если бы он целился в Гая, Гай был бы уже мёртв. Когда я резко свернул в сторону, мой зять закричал: «Эй, это Дидий Фалько! С ним лучше не связываться!»

Это был вызов, который я бы сам не бросил. Я боялся, что у нашего нападавшего в каждой складке его богато сшитых туник и кушаков спрятаны очень острые ножи, но он всё равно мог бы убить врага голыми руками. Теперь он собирался убить меня.

Имея опыт в конфликтах, я быстро принял решение: «Гай, беги как сумасшедший! »

Мы оба бросились бежать. Разъярённый мужчина взревел. Он погнался за нами. Садовник тоже, шатаясь, поднялся на ноги, чтобы присоединиться к нам. Когда мы добрались до конца изгороди, появилось ещё несколько мужчин.

Мы пробежали мимо отдельно стоящего шезлонга и гостевого номера. Мы достигли границы территории. Мы вышли на пляж. Песок был сухой, как порошок, бежать было бесполезно. Гай Бебий нес слишком большой вес и барахтался; я схватил его за руку, чтобы потянуть быстрее, и, взглянув на его раскрасневшееся лицо, понял, что это самое волнующее, что случалось с моим степенным зятем с тех пор, как Юния сломала палец на ноге о пустую амфору. Мне это показалось катастрофой. Мы были безоружными, вдали от цивилизации, где действуют свои правила в отношении чужаков, далеко от наших ослов и двигались в неверном направлении. Наши преследователи догнали нас в пяти ярдах от берега.

Сначала нас одолели какие-то рабы. Я приказал Гаю не драться. Я быстро признался в незаконном проникновении на виллу и воззвал к здравому смыслу. Я едва успел представиться, как разъярённый человек подошёл, сверля меня взглядом. С его стороны вежливость была минимальной. Меня ударили. Гай Бебий постигла участь глупца: его ударили, повалили на землю и пинали. Затем он совершил ошибку, отругав топиатора за неблагодарность…

и получил ещё несколько ударов. На этот раз от топиариста.

Нас оттащили обратно в главную виллу и куда-то потащили, куда глаза гнали. Когда наши глаза привыкли к тусклому свету, проникающему через вентиляционное отверстие над дверью, мы поняли, что заперты в маленькой пустой кладовке.

Какое-то время мне не хотелось разговаривать. Гай Бебий замкнулся в себе; он тоже какое-то время молчал. Я знал, что ему будет больно, он будет голоден и напуган. Меня ждала куча жалоб, но ни одна из них не поможет.

Я думал, что если бы они хотели нас убить, они бы это сделали. Но было ещё много других ужасных вещей, которые могли произойти.

Хотя Елена Юстина смутно знала, куда мы направляемся, прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что мы в беде. Тогда нам пришлось бы ждать, пока она предупредит Петрония Лонга, и он сам нас найдёт. Скоро стемнеет, и он не сможет искать. Учитывая жестокость нашего похитителя, ночёвка в качестве пленника нас не прельщала.

Я подумал, не то же ли случилось с Диоклом. Если да, то он, возможно, всё ещё здесь. Но почему-то мне казалось, что писец, скорее всего, уже давно ушёл.

«Маркус…»

«Отдохни немного, Гай».

«Но разве мы не попытаемся сбежать?»

«Нет». Я поискал варианты. Но ничего не увидел.

«Ладно. Значит, мы нападём на них, когда кто-нибудь в следующий раз зайдёт?»

Я думал об этом, но не стал предупреждать Гая, чтобы он не напортачил. «Мы ничего не можем сделать; постарайся поберечь силы».

Мы лежали в сгущающейся темноте, пытаясь по смутному, тревожному запаху понять, что хранилось в этом хранилище до нас. Гай Бебий застонал, наконец осознав наше безнадёжное положение. Затем совесть заставила нелепого мужа моей сестры признаться в чём-то. Он утаил от себя один очень важный факт об этой вилле и её владельце.

«Мне рассказали кое-что любопытное о Дамагорасе... Сейчас самое время рассказать об этом?»

«Гай, время информации было давно. До того, как мы перелезли через его ворота, я бы сказал. Что ты знаешь об этом человеке?»

«Мне сказали, что он отставной пират», – сказал Гай Бебий. У него хватило ума сделать это простым заявлением, а потом больше не дразнить меня.

XV

Факелы возвестили о новом прибытии. Это был не какой-нибудь пират в театральной мантии, дико скалящий зубы в мерцающем свете. Вместо этого дверь распахнулась, и появился высокий, пузатый пожилой мужчина в чистой белой тунике римского покроя, в сопровождении двух аккуратных рабов. Я бы принял его за отставного банкира. От него веяло деньгами, и я имею в виду не только то, что он жил в небольшом дворце с видом на залив. Он был уверен в себе и был совершенно уверен, что презирает нас.

Мы лежали на земле, Гай прислонился ко мне, ища утешения.

Не сумев вовремя переместить его, чтобы перепрыгнуть к новым людям, я остался на месте. Крайне подавленный и подавленный этим моментом, Гай последовал моему примеру.

«Кто вы?» – резко спросил здоровяк, глядя на нас сверху вниз. У него был сильный акцент, который я не мог определить, но он говорил на латыни так, словно привык к ней. Он мог бы стать торговцем – и причём успешным.

«Меня зовут Дидиус Фалько. Я частный информатор». Скрывать причину нашего приезда не имело смысла: «Я ищу кое-кого».

Я заметил, что Гай не пытался упоминать о своей профессии. Как таможенник, он был хорош в своём деле и даже сообразителен. Пиратство и сбор налогов – вещи несовместимые. Ну, если только вы не считаете, что Казначейство – это сборище пиратов.

«А ваш коллега?» Человек с сомнительной родословной ничего не упустил.

«Его зовут Гай Бебий». Гай напрягся. «Мой зять».

Это было принято, но я чувствовал, что Гай остается напряженным.

Мы ждали, когда нас представят друг другу, но так и не дождались. Мужчина мотнул головой, приглашая нас встать и следовать за ним. Я проигнорировал это. Он повернулся и грубо бросил: «Оставайтесь здесь и сгнийте, если хотите».

Я встал, морщась от боли. «К кому мы обращаемся?»

«Дамагорас».

Так кто же был тем вспыльчивым маньяком, который нас захватил? Не Дамагорас.

Затем он исчез. Рабы с факелами последовали за ним, поэтому я поднял Гая на ноги, и мы, с трудом передвигаясь, двинулись вслед за ними.

Дамагорас вернулся в недавно занятый солярий. Я не мог сказать, был ли он здесь раньше один, хотя и сомневался в этом. Теперь разъярённого напарника не было видно; я предположил, что они обсуждали стратегию борьбы с нами. Дамагорас выглядел довольно непринуждённым. Это могла быть уловка.

Вилла была обставлена высококачественной мебелью и изысканными предметами. Мой отец, аукционист и торговец произведениями искусства, пришёл бы в восторг от этого хаотичного нагромождения мраморных сидений, серебряных ламп и позолоченных статуэток. Всё это закупалось во многих странах, и все они относились к верхнему ценовому диапазону.

Папа был бы рад продать его.

Повсюду были рабы; они с деловым видом занимались своими делами, пока их хозяин растерянно бродил мимо, не замечая их присутствия. Он привёл нас в комнату, отапливаемую жаровнями от ночной прохлады, хотя раздвижные двери были полуоткрыты, впуская запах и журчание моря. Бережливости здесь не было места. Свет струился от множества ламп: одни представляли собой неизбежные порнографические фаллосы, другие – высокие и изящные канделябры, а также несколько обычных масляных ламп в форме сапог или двойных ракушек. Подушки с богатыми покрывалами и бахромой почти до отказа заполнили диваны. Ковры неаккуратно лежали на геометричном мраморном полу.

Дорогие вещи были повсюду, но не выставлены напоказ, чтобы вызывать зависть, как во многих богатых домах; как и у моего отца, эти вещи были частью жизни, которой всегда жил их владелец. Они давали ему чувство защищенности. Они были страховкой от необходимости брать кредиты у финансовых акул. Недвижимость в качестве залога вместо земли; мобильность; мода; быстрая прибыль при необходимости.