Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

«О, Вестина была здесь постоянной клиенткой, пока не стала совсем скрипучей. Тогда она посылала свою горничную, если к ней не приходили гости. Он помогал ей здесь сам».

«Её племянник? Диокл?»

Из тесного жилого помещения в глубине дома вышла женщина. Пожилая и любопытная, она была представлена мне как мать торговца. Ничего удивительного. У них были похожие приплюснутые носы. «Это была ужасная ночь», – сказала она, явно имея в виду пожар.

«Можете рассказать мне об этом? Я слышал, что были проблемы с получением помощи».

«Конечно, были. Мы все ненавидим пожары».

«Виджилы слишком далеко, чтобы их принести?»

«О, это слишком. Местные жители никогда бы к ним не поехали», – сказал сын, выдавая подозрения остийцев к римлянам.

«К кому вы обратитесь? В гильдию строителей?»

Он покачал головой. «Нет, если только мы не в отчаянном положении».

Когда я вопросительно поднял брови, мать поспешила высказать своё недовольство гильдией. «Противные ребята. Они сами о себе заботятся, понимаешь?»

«Как это?»

Сын бросил на мать предостерегающий взгляд, и она стихла. Я выдержал, теперь глядя в ведро с раками, словно раздумывая над тем, что приготовить на ужин.

«Не хотела бы сказать ничего плохого», – пробормотала мать, помогая мне складывать хорошие образцы в мешковину. Затем она продолжила: «Пожарные заходят в дома и выходят с полными рюкзаками».

«Они присваивают себе ценные вещи?»

«Знамениты этим», – сказал сын, теперь готовый их очернить. «И даже хуже».

"Худший?"

«Ну, доказать ничего нельзя, но некоторые говорят, что когда строители тушат пожар, они не очень-то стараются». Я сделал вид, что ничего не понимаю, и он объяснил: «Если недвижимость полностью уничтожена, можно неплохо заработать, построив новое здание. Им выгоднее получить контракт, чем спасать дом или бизнес».

«Я заметил много пустых участков по другую сторону перекрёстка. Это что, строители строят план реконструкции?»

«Возможно. Никаких признаков чего-то особенного. Думаю, пройдут годы, прежде чем они начнут».

«Есть ли во всём этом намёк на нечестную игру? Неужели строители когда-либо намеренно способствуют возникновению пожаров?» И мать, и сын клялись, что никогда не слышали подобных предположений.

У них было менее циничное отношение, чем у меня. «Так кто же пришёл тушить пожар в ночь смерти Вестины?»

«Местные», – сказал торговец рыбой. «Нам приходилось ходить за водой из бань, а они были закрыты, так что это занимало время».

«Разве здесь не было караульного помещения?»

«Ох, они!»

«А разве они не выйдут?»

«Нет, – спросил их Диокл».

Сын был немногословен; мать пояснила: «Они просто посмеялись над ним.

Он умолял напрасно.

«Сначала большинство из нас узнали, что он бегал с места на место, крича о помощи...»

«Ну, ты же знаешь, почему он так расстроился», – сказала его мать. Я повернулась к ней, и она без обиняков ответила: «Это всё его вина. Он всегда был таким безответственным, как и некоторые мужчины, знаешь ли. Он устроил пожар».

«Несчастный случай?» – спросил я ее, все еще думая, что Петроний Лонг задался бы вопросом, не поджигатель ли писец.

«О да. Он уронил лампу с полки, он сам признался. Бедняга был в истерике. Его тётя была такой славной женщиной – весьма образованной, знаете ли; в молодости она работала у императрицы. Кажется, Вестина и Диокл были единственными родственниками друг друга – освобождённые рабы, но вполне респектабельные, с королевскими связями. Он остался совсем один, когда потерял её. И как ужасно ей пришлось…»

«Вы его когда-нибудь видели? Он вообще был в этом году?»

«О нет. Не думаю, что он когда-нибудь снова сюда придёт», – сказала мать торговца рыбой. «Он ведь не захочет вспоминать, что случилось, правда?»

Я задумчиво перебрал ещё раков. Некоторые оказались просто крупными креветками, но всё равно вкусными. Теперь, когда я представлял себе всю картину целиком, моя тревога за Диокла снова усилилась. Какие бы рабочие мотивы ни привели его сюда, он напрашивался на душевные страдания. Или же у него были личные мотивы?

«Я беспокоюсь о нём, – сказал я им. – Этим летом он жил в квартире у Морских ворот. А потом внезапно исчез».

«Он будет лежать мёртвым в канаве», – сказала мать торговца рыбой. «Он больше не мог выносить этот кошмар, если хотите знать моё мнение. Он, должно быть, покончил с собой. Я как сейчас вижу его, его мучения были ужасны. Слёзы текли по его лицу, всё почерневшее от огня, где он пытался вернуться в дом. Людям пришлось его оттаскивать. Он ничего не мог сделать, жара стала слишком сильной. И он сидел на улице, хныча себе под нос, снова и снова.

«Ублюдки, ублюдки!» – Он имел в виду тех, кто смеялся над ним, тех, кто сидел в караульном помещении. Он имел в виду, что они могли бы прийти на помощь, когда он их умолял, но просто позволили Вестине умереть.

XXXIII

Успокоившись, я купила рыбу и медленно пошла домой.

Толпы, толкающиеся на главной улице, казались безвкусными и грубыми. В этом многокультурном порту всё выглядело живым и процветающим, но коррупция разъедала само сердце местного уклада, воняя, словно гниющие водоросли. Во многих городах в переулках витал смрад. Здесь он был едва уловимым, но всеобщим. Громилы из гильдии строителей грабили своих же; бдительные бросили их на произвол судьбы. Пришельцы из бесплодных провинций паразитировали на других иностранцах. Жизнь молодой девушки была разрушена. Она не осознавала своей утраты и того, как она погубит её отца. Пожилой калека умер, потому что никто не хотел ей помочь. Исчез писец. Все эти суетливые люди на улицах толкались и пихались, все эти тяжело нагруженные транспортные средства грохотали и подпрыгивали по залитым солнцем улицам во имя торговли, не обращая внимания на загрязняющие приливы, которые плескались туда-сюда в темноте под теплыми набережными Остии и Портуса.

Я прошёл половину Декумануса Максимуса, один, безмолвный, среди суеты. Я думал о ком-то другом, кто прошёл по этой улице в одиночестве. Я задавался вопросом, была ли утрата единственной силой, действующей на чувства Диокла, или же он тоже пылал гневом на этот город. Если он знал о зловонии, интересно было, что он с ним сделал. Я не мог сказать, приблизился ли я хоть на шаг к его нахождению, но, думая о Диокле в тот вечер, я понимал, что то, что когда-то казалось мне лёгкой и беззаботной задачей, приобрело для меня более мрачный оттенок.

Я надеялся, что он здесь. Я надеялся, что он где-то рядом. Я хотел найти его, просто сентиментального и тонущего в горе за одним из своих одиноких ужинов в баре. Но я всё больше боялся за него.

Как же хорошо, что я набросился на дополнительные морепродукты. У нас был полный дом

Посетители. Потеряв мою мать, мы внезапно приобрели маму Елены.

– не говоря уже об отце и младшем брате. Все они приехали проводить Элиана, чей корабль отплывал в Грецию на следующий день. К счастью, мне не пришлось брать с собой лишних людей. Сенаторские семьи всегда останавливаются на вилле какого-нибудь знатного друга, когда путешествуют; они умеют найти такую, где друга нет дома, чтобы беспокоить их. В отличие от моей семьи, сегодняшние родственники отправились в соседнее поместье, чтобы отдать дань традиционным патрицианским обычаям: покритиковать постельное бельё друга и его любимых рабов, а затем оставить короткую благодарственную записку и горы немытых мисок. Рабы заранее подготовили постели и нагрели воду в бане. Сегодня путешественники остались ужинать у нас. Децим Камилл и Юлия Юста хотели увидеть своих внучек.

В квартире не было возможности готовить, поэтому мы развели открытый огонь во дворе, на котором я по очереди готовил рыбу: она была сочной и ароматной с травами. Мужская работа; мне пришлось отстаивать свою позицию против сенатора и его сыновей. Они понятия не имели, как поддерживать огонь в камине, и я скептически относился к их способу нанизывать еду на вертел. Неважно, откуда взялись наши дрова, хотя я слышал, что у местного пекаря на следующий день возникли проблемы с растопкой печи.

Мы заняли всю открытую площадку на первом этаже; другие жильцы многоквартирного дома могли только завистливо глазеть и ворчать, что мы перекрываем доступ к колодцу. Елена с матерью вышли за продуктами; прямо за Воротами Удачи был небольшой рынок. Жёны сенаторов обычно не ходят за покупками лично, но Юлия Юста была наметанным глазом на пучок укропа. Они были невероятно веселы, когда вернулись с грузом; наверное, это был первый раз за много лет, когда они вместе отправились в поход.

На самом деле, хихиканье было таким громким, что я подумала, не зашли ли они вдвоём в «Аквариус» выпить по бокалу пряного вина-тодди. Я и не думала, что моя тёща пахнет корицей или чем-то покрепче. Для всадника, наверное, предательство – предположить, что жена сенатора пила в общественном месте. Я бы точно могла получить пощёчину – и я знала, что женщины, выпив, теряют всякое представление о том, насколько сильно они бьют. Я вспомнила, как Майя в детстве приходила домой в истерике после шумной ночи веселья в похоронном клубе ткачей.

Когда я рассказала об этом Елене и Юлии Джаста, это вызвало столько веселья, что я была совершенно уверена в успехе горячего пунша.

Вечер был очень тёплым. В Риме Камилли могли показаться застенчивыми по сравнению со своими величественными коллегами, но, как только их выпускали из городского дома на гулянку, они умели с головой окунуться в деревенский пир. Мы словно присутствовали на сборе оливок. Мы шумели, мы ели…

Мы от души смеялись и болтали, пока не стемнело настолько, что пришлось зажечь масляные лампы и начать отбиваться от насекомых. Дети сновали туда-сюда. Нукс обнюхивала и шмыгала носами у ног людей. Альбия, поначалу нервничавшая, но потом ставшая счастливее, чем я её видел, раздала миски и ложки. Авл принес воды из колодца; Квинт открыл амфору, которая каким-то образом оказалась пристегнутой в багажном ящике кареты сенатора, а Юлия Юста так и не поняла, почему там так мало места для её вещей.

Сенатор сидел в центре всего этого, и выглядел он так, словно мечтал уйти на покой, в виноградник на солнце.

«Классика», – сказал я, передавая ему блюдо с креветками, чтобы он разделал их для Джулии и Фавонии. Он был заботливым дедушкой. Как и многие, он, вероятно, получал больше удовольствия от общения с молодым поколением, чем от общения с собственными детьми. «Ты – римлянин, посвятивший себя городской политике как долгу, но тоскующий по простой жизни, когда наши предки были крепкими земледельцами».

«А если бы они остались фермерами, Маркус, мы все были бы арендаторами под каблуком у какой-нибудь сабинской элиты!»

«Работаем сутками, чтобы платить аренду нашим бессердечным хозяевам».

«Я думал, ты республиканец, парень».

Интересно, кто ему это сказал? «Легко быть республиканцем, когда живёшь в процветающей империи», – признался я. «Не уверен, что мне действительно нравятся суровые старые времена пахоты и каши».

Децимус отправил очищенную креветку в рот маленькой Фавонии, пока она сидела на каменной скамье рядом с ним, терпеливо высматривая следующий кусочек.

«Размяк!» – сказал он, ухмыляясь. «Когда я тебя познакомил, ты был таким же циничным, как Диоген, угрюмым одиночкой с чёрной душой».

«Теперь я уравновешена? Смягчающее влияние вашей дочери». На другой стороне двора Елена и её благородная мать, распаковывающие овощи, казалось, бросали друг в друга редисом в приступах смеха.

Мы с сенатором решили проигнорировать это. Мужчинам не нравится слишком нетипичное поведение. Женщинам следует придерживаться правил, которым мы научились.

«Теперь ты довольно благоразумен, – сказал Децим. – Ты по-прежнему делаешь добро в обществе, но не держишь на себя зла. В такую ночь, Марк Дидий, мне кажется, тебе удаётся быть довольным жизнью».

«Верно. Как я уже сказал, благодаря Елене». Я всегда отдавал ему должное за то, как он её воспитал. Он был справедливым человеком, но втайне Елена была его любимицей. Ему нравилась её готовность к бунту; возможно, он ею гордился. «Я бы больше не давал Фавонии моллюсков, пока мы не приучим её к простому хлебу…»

Фавония увидела, что игра окончена. Не оглядываясь назад, она благодарна

Она сползла со скамьи, словно дедушка. Она подошла прямо к Авлу, опираясь на его колено липкими пальцами; она заметила, что он чистит очень крупных раков. Фавония любила только самое лучшее. Авл, всегда считавший себя чопорным дядюшкой, полностью зависел от этих больших умоляющих глаз. Нукс, видя, как они роются, прижалась к Фавонии, молчаливо надавливая на неё.

Сенатор дал Джулии ещё одну креветку, и та прижалась к нему, притворяясь, что ведёт себя гораздо лучше, чем её младшая сестра. «Я знаю, ты не хочешь говорить о работе сегодня вечером, но обязательно поговори с Квинтусом как-нибудь. К нему приходил какой-то мужчина. Квинтус тебе всё расскажет».

Это могло подождать. Но пришлось бы. Внезапно вспыхнул костер.

У меня случился кризис с рыбками.

Позже, когда звёзды освещали наше прощание, мне удалось урвать момент с Юстином. Сенатор вместе с кучером наблюдал за сборами вещей.

Елена успокаивала сонного, капризного ребёнка. Авлу пришлось успокоить мать, которая явно выпила слишком много красного вина и расплакалась, предвкушая его завтрашнюю потерю.

«Квинт! Я слышал, ты хочешь мне что-то рассказать».

Камилл Юстин был стройнее и стройнее своего старшего брата, внешне тихим и уравновешенным молодым человеком, хотя я знал, что у него есть и другая сторона. Он жил дома с родителями, серьёзной женой и новорождённым сыном, но за плечами у него были приключения за границей. Слишком много, на мой взгляд.

Он оперся мне на плечо; чтобы не таскать пустые бутылки, он помог опорожнить амфору. «Спокойной ночи! Чудесные проводы для Авла».

Уф! – Он надул щеки, быстро протрезвев. – Надо было Клаудию взять.

«Ты никогда не приводишь Клаудию. Ты очень несправедлив к ней».

«Ну что ж… Конечно, она могла бы приехать. Она решила остаться с малышом». Я знала, почему. Дело было не в том, чтобы кормить ребёнка или соблюдать его распорядок дня. Клавдия когда-то была помолвлена с Авлом. Он научился не грубить, когда её бросали, но ей эта ситуация казалась неловкой. Возможно, теперь она думала, что, выйдя замуж за Квинта, выбрала не того брата. К сожалению, в самые тяжёлые моменты эта приятная, серьёзная молодая женщина, вероятно, считала, что ей не следовало выходить замуж ни за одного из них.

«Как дела, Квинт?» – осторожно спросил я.

«Все хорошо, Маркус».

«Я рад это слышать».

«Всё просто замечательно». Люди никогда не имеют этого в виду.

Квинт оправился от кратковременного приступа меланхолии и рассказал мне новости: его посетил Посидоний. (Я сам сказал Посидонию, что он может связаться с нами.) После того, как он сообщил стражникам, что Родопа сбежала со своим возлюбленным, он почувствовал неудовлетворенность и решил обратиться к нам за дальнейшей помощью.

«Ситуация удручающая», – сказал мой молодой партнёр, теперь уже в эффективном профессиональном режиме. «Он понимает, что мало что может сделать. Феопомп уже потребовал денег на свадьбу, а также ещё денег на обустройство совместного жилья».

«Поэтому давление усиливается: «Ты же не хочешь, чтобы твоя маленькая девочка была несчастна, Посидоний?» Взывает к его любви, подкреплённой невысказанными угрозами.

Феопомп утверждает, что обожает ее, но при этом дает понять отцу, что он может сделать ее по-настоящему несчастной.

«Именно, Марк. Бедняга. Посидония уже умоляют о приданом и ужине, и он знает, что в будущем счета будут расти. Стражники едва ли могли предложить ему хоть какое-то утешение…»

«Мы удивлены?» – с горечью спросил я.

«В любом случае, девушка думает, что все её мечты сбылись, но отец знает, что это не так. Но он не сдастся просто так. Он намерен приехать в Остию на поиски Родопы; он приведёт с собой знакомых из Рима. В Эмпории собирается группа…» Квинт помолчал, не зная, как я это восприму. «Думаю, твой отец присоединится».

«Да помогут нам небеса!»

«В любом случае, я сказал Посидонию, где тебя найти». Теперь и Па будет знать.

«Я могу остаться, если хочешь, Маркус, но я бы предпочёл вернуться и возглавить римский офис». Он выразился весьма замысловато. Наш римский офис был просто моим домом, и каждый, кто стучался в дверь, приносил свои проблемы. «Клавдия была бы счастливее», – признался Квинтус.

Я сказал: всё, что радует Клаудию, радует и меня. Пока один из коллег сматывается в Грецию, мне нужно поддерживать хорошие отношения с другим. Иначе мне придётся снова денно и нощно рыться в одиночку, работая следователем.

Сенатор был прав: теперь мне нравится наслаждаться жизнью.

Пока Авл помогал матери сесть в экипаж, что она сделала не так ловко, как обычно, я пробормотал Квинту: «Когда твоя мать завтра приедет в Порт, предупреди ее, чтобы она оставила свои драгоценности здесь».

Юлия Юста всегда отличалась элегантностью и сдержанностью. Она подбирала туники в тон или контраст с верхними накидками; сегодня она была в двух оттенках фиолетового. Даже для путешествия и неформального рыбного ужина на свежем воздухе она надевала ожерелье из двух рядов золотых веретен, крупные серьги с крупными жемчужинами в центре и жемчужными каплями, браслеты на обеих руках и разнообразные кольца. Если она посещала общественные бани, её расшитый пояс становился магнитом для воришек, как и её расшитые бисером туфли.

«Ты же не думаешь, что моя мать станет жертвой похищения!» – расхохотался Квинтус.

«Они получат больше, чем ожидали. В итоге им придётся платить нам выкуп и умолять вернуть маму!»

«Дело в том, – предположил я, – что она выглядит богатой, а поскольку твой отец, покидая Рим, с радостью сбрасывает свою пурпурную тогу, никто не догадается, что она жена сенатора. Не пугай её, но убеди её быть благоразумной».

Сам Децим уже забрался в экипаж вслед за своей дамой и радостно махал ей через маленькое занавешенное окно. Изначально их брак, должно быть, был фиктивным. Я знал, что Юлия Юста принесла деньги, хотя и меньше, чем действительно требовалось бедному Камиллу.

Тем не менее, они заключили брак, основанный на любви и стабильности.

«Она в безопасности, если они знают ее звание?» – Квинтус собирался присоединиться к ним.

«Эта банда хитра. Они не нарываются на неприятности. Они выбирают торговцев из-за рубежа, чтобы ограничить поддержку, на которую их жертвы могут рассчитывать здесь, в Италии. Затем они так их пугают, что им хочется бежать домой. Это работает. Выбирая чужаков, они до сих пор избегали возмущения».

«Диокл собирался выставить их напоказ?»

«Возможно, он просто непреднамеренно создал такое впечатление».

Квинтус подождал, пока Елена наклонилась к карете, чтобы поцеловать родителей.

«Так что же случилось с Диоклом, Марк?»

«Возможно, какой-нибудь откровенный киликийский мореплаватель объяснил, что он хотел бы, чтобы Диокл молчал».

«И унесли его?»

Может быть, но у меня все еще было ощущение, что Диокл недалеко ушел от Остии.

После того, как мы попрощались с гостями и на улице воцарилось спокойствие, остальные поднялись наверх. Я постояла несколько минут одна, вдыхая ночной воздух. Елена

А Альбия будет дома, моет детей и укладывает их спать. Скоро мне придётся укладывать детей спать.

Я стоял в темноте и испытывал щемящее сочувствие к Посидонию, потерявшему свою единственную дочь из-за авантюриста.

XXXIV

На следующее утро мы все вместе с Элианом отправились в Портус и увидели, как он взошел на борт « Спеса». В последний раз братья Камилл отправлялись за границу вместе с нами в Британию. Мы с Еленой, всегда любившие путешествовать, испытывали общую боль, готовясь увидеть, как один из её братьев отправляется за границу без нас.

«Попробуй найти загадку для Марка!» – съязвила Елена. Мать покачала головой, а отец вздохнул, словно ему тоже не терпелось пойти. Квинт смотрел с особой тоской, представляя своего брата, гуляющего среди вина, женщин и культурных богатств Греции. По крайней мере, я знала, что первые две мысли были у него на уме.

Если что-то и можно сказать наверняка, когда вам дают время отплытия, так это то, что лодка никогда не выйдет в то время, когда вы ожидаете. Если она не выйдет из гавани без вас, как только вы появитесь на пристани, она простоит на якоре еще несколько часов. Или дней, может быть. У «Спеса» был второй помощник, в обязанности которого входило управление пассажирами. Это означало, что он приказывал им прибывать пораньше и размещал их на своих местах, пока ничего другого не происходило; в море его роль заключалась в том, чтобы выслушивать их жалобы и сохранять спокойствие во время шторма. Он внимательно осмотрел их багаж, когда они впервые поднялись на борт, потому что в сильный шторм, пока моряки изо всех сил пытались контролировать бурные движения корабля, именно ему предстояло решить, что выбросить за борт, чтобы облегчить его. Существуют правила, ненавистные, но справедливые, о том, как разделить убытки между владельцами, если в чрезвычайной ситуации фактический груз был сброшен, но у случайных пассажиров мало прав. Я видел, что Авл был чрезвычайно популярен среди второго помощника. Авл был парнем; Его «необходимый» багаж был невероятно тяжёлым. Если бы разразилась буря, он был в списке тех, кто первым должен был отдать все свои сокровища.

Мы посадили Авла на корабль. Потом пришлось ждать так долго, что он забеспокоился и снова сошел. Мы с ним бродили по порту. Он хотел напугать родителей, что он опоздает на корабль, а я нашла предлог, чтобы найти выпивку для детей.

Да, мы взяли детей. Джулия и Фавония обожали бегать как можно быстрее к краю причала над переполненной гаванью, полной глубокой воды.

Нукс действительно была в гавани. Вода звала Нукс, словно Цирцея в её самом песновенном песнопении. Прежде чем я успел её остановить, Нукс спрыгнула со стены и бешено загребла, пока не поняла, что выхода нет. В этот момент я подумал, что, пожалуй, мне придётся самому прыгнуть, чтобы спасти её; дети визжали при мысли о потере собачки, и даже Елена была взволнована предстоящим утоплением. Поскольку я не умел плавать, я испытал облегчение, когда матрос вытащил Нукс в свою шлюпку и вернул нам этот грязный комок – в обмен на обычную взятку, или, как это нелепо называют, на выпивку. Ни одна выпивка никогда не стоила так дорого.

«Теперь я весь мокрый от этой проклятой собаки. Эта свинья, лодочник, нарочно её заманила... Возможно, нам придётся тебя бросить, Авл».

«Я никого не приглашал», – проворчал Авл. Это было правдой, но, конечно, он был расстроен мыслью, что мы можем его бросить. Теперь он чувствовал себя одиноким – а ведь он даже не покинул страну.

«О, Джулия, Джаста, мы останемся. Твоя мать всё ещё любит тебя».

«Ну, спасибо, Фалько».

Я был удивлен, обнаружив, что за таможенной стойкой на причале прибытия стоит Гай Бебий.

«Что случилось с постоянным больничным после твоего избиения?»

Все клерки, которыми он руководил, с любопытством смотрели на него. Гай выглядел уклончивым. «Я всё ещё в агонии, Маркус. Иногда я едва могу двигаться от боли…»

«Пропусти это, Гай».

«Ты не представляешь, каковы мои страдания...» Я могу представить себе, какую гневную тираду он выплеснет, если начнет.

Я сказал, что если Гай действительно хочет подать жалобу, он может найти Кратидаса в «Аквариусе», хотя и предупредил его не ходить одному. Услышав мой короткий и язвительный рассказ о ножах и поднятых скамьях, Гай подумал, что лучше нанять адвоката и подать в суд на возмещение ущерба. Хороший ход, подумал я. Было бы очень забавно, если бы банда злобных грабителей, требующих выкуп, распалась из-за того, что их главарю пришлось бежать от судебного преследования симулирующего чиновника.

«А как поживает дорогая Джуния?»

«Дома, в Риме. Я не знал, что ты так её любишь, Маркус».

Я тоже. Я совершил ошибку, даже упомянув ее.

На набережной ничего особенного не происходило.

Первый помощник поднялся на борт. Мы сочли это хорошим знаком.

Прибыл первый помощник с несколькими матросами. Это были типичные моряки.

Я видела, как Джулия Юста напряглась, заметив их деревенский акцент, отсутствие глаз и хромоту, грубые туники и босые ноги. Она хотела, чтобы её мальчик был в безопасности под надзором элегантных моряков в сапогах, плащах и фригийских колпаках. Только Ясон и все его аргонавты были бы достаточно хороши, чтобы грести на Элиане. Мы успокоили её. Джулия Юста знала, что мы неискренни.

Капитан Антемон прибыл. Он появился на причале вместе с корабельной охраной, бережно сопровождая своих хозяев, Банно и Алину. Выкупленная жена юркнула на борт, всё ещё с пепельным лицом. Муж остался на краю трапа и на мгновение с негодованием посмотрел на иллюминатор.

Я подошёл к нему. «Мне жаль, что ваша поездка закончилась так неудачно. Теперь, когда вы благополучно отбываете, не расскажете ли вы мне что-нибудь о том, что случилось с вашей женой?» Антемон на палубе с тревогой наблюдал за нами.

На этот раз Банно рассказал историю скорее в ярости, чем в страхе. Большинство рассказов совпадало с показаниями других свидетелей. Алину схватили здесь, в Портусе, почти сразу после их высадки. Вскоре Банно передали письмо, в котором была назначена встреча в баре. Ему пришлось идти одному и просить Иллирийца.

«Можете ли вы его описать?» Банно выглядел растерянным. «Что вы помните о его росте, телосложении, цвете кожи? Были ли у него волосы или он был лысым?

Зубы? Уши? Шрамы? Одежда? Что он носил?

Я ничего не понял. Либо свидетель был недальновиден, либо слишком запуган. Он всё же рассказал мне одно: где находился бар. Он находился на набережной Остии, совсем рядом с «Аквариусом». Ему пришлось отнести выкуп в соседний бар.

«Алина что-нибудь помнит?» Она была уверена, что её накачали наркотиками и оставили лежать на кровати в маленькой комнате, где, как ей казалось, находилась женщина с детьми. «Или, может быть, это был один мальчик, Банно?»

Банно не мог ответить на этот вопрос. Он не хотел спрашивать всё ещё травмированную Алин, да и времени не было. Он резко бросил меня, почти не договорив. « Спес» наконец-то отплыл.

Мы все стояли на набережной с тем скорбным чувством, которое охватывает людей, наблюдающих, как кто-то другой покидает страну. Мы видели, как убирают трап и отдают швартовы. Нукс громко лаял. Корабль, маневрируя буксирами и собственными веслами, постепенно вытащили из тесного причала, а затем медленно отбуксировали в центр огромной гавани. Матросы лихорадочно пытались поправить прямой парус. Судно с трудом развернулось в нужном направлении. Элиан, одетый в тёмно-красную тунику, у поручня вскоре превратился в размытую точку; мы все давно перестали ему махать.

Мы оставались там до тех пор, пока «Спес» не начал двигаться самостоятельно. Буксиры с тяжёлыми буксирными мачтами отошли от него. Он выскользнул и направился к выходу из гавани, плавно пройдя через проход с южной стороны маяка.

«Его больше нет!»

У Авла были свои достоинства. Даже мне его будет не хватать.

XXXV

Сенатор приказал своему вознице ждать у нас. Если бы Камиллы сразу же поехали обратно в Рим, они бы попали под запрет на колёсные повозки и были бы остановлены у городских ворот, поэтому мы задержали их поездку, очень поздно пообедав. Елена пошла за Альбией, которая отказалась ехать с нами в Порт. Она не была рабыней; у неё было право на свободное время, и, видимо, Авл её не слишком привлекал. Елена сама любила проводить время в одиночестве, поэтому всегда позволяла юной девушке побыть наедине с собой.

Я разместил всех остальных в одном из двориков «Аквариуса». Нигде больше не было такого удобного места, и меня не остановил бы какой-нибудь асоциальный киликийский житель.

Место было достаточно просторным, чтобы справиться с большим наплывом посетителей, и в нём царила приятная, респектабельная атмосфера. Если не обращать внимания на то, что там иногда собирались вооружённые пираты, это был идеальный семейный ресторан.

Так или иначе, никаких следов Кратидаса не было видно.

Мы хорошо, хотя и не слишком сладко, поужинали, и, учитывая довольно медленное обслуживание, ужин занял большую часть дня. Как бы мы ни уверяли себя, что Авл поступает правильно, что его корабль в порядке и хорошо управляется, морское путешествие всегда опасно. Прошло несколько недель, прежде чем он смог высадиться и отправить письмо с подтверждением благополучного прибытия, а затем ещё несколько недель, прежде чем письмо дошло до Рима. Если Авл не забудет написать. Его мать сказала, что у него плохая репутация в этой сфере.

Когда мы закончили, мы с сенатором поспорили из-за счёта, но в конце концов он его оплатил. У меня были дела, но вернуться в квартиру для прощания было вежливо.

«Не волнуйся, мамочка, дорогая…» – Хелена озорничала. – «В Daily Gazette пишут, что слухи о пиратах снова в деле – ложь…» Пока Джулия Джаста в ужасе смотрела на меня, я быстро подал знак водителю трогаться.

Проводив взглядом скрывшуюся карету, мы почувствовали разочарование. Пока дети разбегались в поисках игрушек, оставленных накануне вечером, мы с Эленой и Альбией медленно вернулись во двор. После нашего большого семейного банкета он казался заброшенным.

Елена вытерла слезу. Я обнял её. «С Авлом всё будет хорошо».

«Конечно», – она оживилась. «Теперь, когда мы одни, нам с Альбией нужно кое-что тебе показать. Пока она была здесь сегодня утром, к нам пришёл гость».

«Развлекаешь поклонницу?» – поддразнила я Альбию. Она выглядела горячо.

«Не надо», – предупредила Елена. «Хорошо, что я вернулась домой за ней; Альбия нашла его в ловушке».

Теперь я был разъярённым главой семьи. «Я с ним разберусь! Кто этот ублюдок?»

«Раб по имени Тит».

Тит? Тот жизнерадостный экстраверт, который работал у хозяйки съёмной квартиры у Морских ворот – раб, убиравший комнату Диокла. Представляю, как этот назойливый мальчишка будет слишком уж кокетничать с Альбией, если застанет её одну. Во-первых, он примет её за рабыню или вольноотпущенницу.

Я взглянул на Альбию, которая отбивалась. Елена прервала нежелательные ухаживания; всё обошлось. «Он принёс тебе кое-что, Марк Дидий». Альбия уже поняла, что мне нужны точные отчёты: «Во-первых, он оправдывался тем, что Диокл оставил в прачечной две хорошие туники. Они «всплыли неожиданно», как говорит Тит».

«Это ему не по размеру!» – усмехнулся я.

«Я сказал, что этого недостаточно, чтобы заработать ему чаевые».

«Отлично. Последняя девушка, которую я держал в офисе для приёма сообщений, была очень мягкой».

«Ложь», – пробормотала Елена, о которой я говорил. «Расскажи ему остальное, Альбия».

«Тетради».

«Тетради! Я думала, у нас есть такие – почти пустые».