Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Котис перегнулся через перила надо мной и закричал. В одной руке я мельком увидел крупные золотые монеты. В другой – камешки, которыми он в меня швырнул. Я пригнулся. Один или два камня меня ужалили. Матросы толпились у перил; в тот день в команде было, наверное, больше сорока человек, и большинство из них покинули свои посты, чтобы отчитать меня.

«Ты это сделал! Ты меня обманул…»

«Я не имею к этому никакого отношения...»

Бесполезно. Котис хотел найти виновного. «Анакрит!» – крикнул я Котису. Это было типично для главного шпиона и его сотрудников: даже когда он отсутствовал, Анакрит…

Кассиры автоматически схитрили. Сознательно или нет, Холкониус и Мутатус стали участниками классической аферы. Сундук с выкупом должен был иметь монеты в верхнем слое, чтобы выглядеть хорошо, но на самом деле он был в основном набит камнями.

Эта афера обычно проваливалась: преступники знают, что нужно тщательно проверять взятки. Но если одна группа пиратов спешит ограбить другую, они могут пренебречь этой мерой предосторожности.

«Котис, деньги выдало управление главного разведчика. Он всегда играет грязно…»

Котис ничего не знал об Анакрите. «Ты сделал это!» – крикнул он. «Тебе конец, Фалько!»

Вся команда выкрикивала оскорбления. Кто-то начал трясти багром, хотя я был слишком низко, чтобы до него дотянуться. Котис снова исчез на мгновение, а затем вернулся с топором. Он был так зол, что готов был пожертвовать приличной лестницей, лишь бы прикончить меня. Он рубанул по лестнице. Как и все моряки, он знал, как перерубить канат в критической ситуации. Один конец подломился. Когда я размахнулся и ударился о корпус, я крикнул ему, чтобы он остановился. Он перепилил другой канат. Я упал.

У меня было время только надеяться, что какой-нибудь проплывающий мимо дельфин, любивший играть с римскими мальчиками, подплывет и спасет мне жизнь.

Затем я сделал последний вздох, бешено забарабанил руками по перепутанным ступенькам лестницы и погрузился в глубокие, холодные волны.

ЛИИ

Не падайте в воду. . .

Елена знала почти с самого нашего знакомства, что я не умею плавать. Однажды она спасла меня от падения в реку Роданус, после чего её личной миссией стало не дать мне утонуть. Она пыталась научить меня держаться на плаву. Задержи дыхание и просто ляг на спину – и ты поплывёшь. На воде. Верь, Маркус...

Я нырнул. Вынырнул. Затаил дыхание и посмотрел на небо. Вода хлынула мне в лицо, и я снова погрузился под воду.

Я запутался в перекладинах лестницы. Их тяжесть тянула меня под воду. Глупо, но я всё ещё держался. Я отпустил хватку и попытался освободиться. Ужас почти охватил меня.

Я вырвался. Внезапно мне стало легче, я понял, что свободен. Не паникуй, просто продолжай. все еще . . .

Я вынырнул и ударился о поверхность. Теплое солнце осветило мое лицо. Кашляя, я чуть не утонул снова. Лежи на спине, Маркус, ты в полной безопасности... Я не двигался. Я сделал дышал и не тонул.

Хорошо. Спасибо, леди.

Иллирийский корабль быстро плыл от меня по северному побережью. Течение. Береговая линия была так далеко, что её практически не было видно. Я был избитый и измученный, а затем брошенный в океан. Я плыл, но когда я... Я попытался пошевелиться, но запутался. Я наглотался морской воды. Я знал, что мне будет холодно. и слишком быстро выдохся. Мне стало плохо. Судороги были уже через несколько минут. Никаких дружелюбных дельфинов, желающих меня спасти, хотя я знал, что они будут. акулы. Нептун и Амфитрита могли бы пригласить меня на ужин, но они должно быть, убежали со своими гиппокампами в другое место в их соленой домен.

Никто не знал, что я покинул Портус. И вот я здесь, совсем один в посреди Тирренского моря.

В отчаянии я изо всех сил пытался найти дорогу к берегу. И тут я увидел рыбака.

хлопать.

Небольшая лодка стояла неподвижно со свернутым парусом, недалеко от Я. Никого не было видно. Я пытался позвать на помощь, но безрезультатно. Постепенно я попытался гребли и наконец, после многих лет усилий, я с трудом добрался до берега Покачивающаяся лодка. Было слишком рано начинать гордиться собой. Было слишком рано. утешения. Когда я позвал и дал о себе знать, кто-то наконец отреагировал.

Он был очень недоволен, увидев меня. Более того, когда я попытался схватить верёвку и позвать его, чтобы позвать на помощь, он резко встал надо мной. В ужасе я видел, как он поднял весло, собираясь обрушить его мне на голову с твердым намерением убить меня.

Я оттолкнулся от его проклятой лодки. Я бы проклял его, но... Не успел, и я снова нырнул под воду. Человек, которого я видел, был широким, Крепкий, лет шестидесяти, с густыми седыми кудрями. Хотя я только мельком увидел Размытые очертания сквозь воду в моих глазах, я узнал его. Я попытался крикнуть его имя, но вместо этого выпил пинту морской воды.

Было слишком поздно. Я тонул.

Затем я наткнулся на что-то, что чуть не оторвало мне ухо, и услышал крик «Хватай чертово весло!», после чего этот знакомый голос сказал с обычное раздражение: «Я родила идиота...»

Поэтому я схватил весло и выдохнул с моим обычным сыновним почтением: «Заткнись и вытащи меня отсюда, пока я здесь не умер, па!»

ЛИИ

Маркус, мило с твоей стороны заглянуть. Что ты тут делаешь, один, полумертвый?

Полумертвый, это правда. Я лежал босиком на дне его лодки, совершенно без сил. Я даже не мог поблагодарить Гемина за приём.

Кто-то ударил меня между лопаток. Меня вырвало морской водой.

«Боги, с этим мальчиком ничего не меняется – он был таким же в три месяца – ой, опять! Давайте в следующий раз попробуем столкнуть его за борт…»

В лодке был еще кто-то.

Сосредоточившись, пока другие пытались меня поднять, я умудрился извиться и перелезть через борт, как и было велено, чтобы меня укачало. Аплодисменты встретили этот подвиг силы воли. Я лежал лицом на борту, неудержимо дрожа. «Отвези меня домой, па».

«Мы так и сделаем, сынок».

Ничего не произошло. Рыболовная лодка продолжала тихонько покачиваться на месте.

Я понимал, что Геминус отдыхает, ни о чем не беспокоясь.

Наконец мне удалось прищуриться и разглядеть его спутника: Горнию, помощника Па на складе. Рядом с ним мой ремень был обмотан вокруг рангоута, а сапоги стояли на уключинах, чтобы с них стекала вода. И Па, и Горния были в шляпах. Они накинули на меня небольшой кусок мешковины, чтобы укрыть меня от солнца. Августовское солнце сверкало на поверхности океана, его свет был неумолим и ослепителен.

Я не мог ответить на главный вопрос: почему мой отец просто дрейфовал по Тирренскому морю. Поэтому я погрузился в размышления о том, почему Горния, которому следовало бы заведовать складом в Саепте Юлии в Риме, вместо этого сидел с моим отцом в одной нелепой лодке. Ответ был мне недоступен. Горния, маленький старичок, проведший много лет с моим отцом, просто сидел и ухмылялся мне почти беззубыми дёснами. Я не стал тратить усилий на то, чтобы обратиться к нему. Он всегда позволял папе взять инициативу в свои руки.

В разговоре Па мастерски скрывал важные факты. Горния мог бы работать в каком-нибудь приличном заведении, где зарплата была бы такой же мизерной, а рабочий день таким же длинным, но у него было странное впечатление, что ему нравятся острые ощущения в пещере тайн Геминус.

«Отвези меня домой, пожалуйста, папа!»

«Всему свое время, мальчик».

Ничего не изменилось. Мне словно снова стало пять лет, я переутомилась и объелась сладких фиников, и я оказалась на какой-нибудь затянутой аукционной вечеринке, куда папе велели отвести меня, чтобы хоть на несколько часов вырваться из-под ног матери.

Имея двоих маленьких детей, я прекрасно знала, как реагировать:

«Я хочу сейчас же домой ! »

«Еще нет, сынок».

Я сдался. Может, я действительно утонул, и это был кошмар в Аиде.

«Папа, это слишком наглая просьба? Что именно ты здесь делаешь?»

«Просто тихая рыбалка, Маркус».

«Акулы?» – прорычал я, вспомнив дядю Фульвия. Я видел пару лесок, свисающих за борт, хотя ни Па, ни Горния не обращали на них внимания. Я не помнил, чтобы отец когда-либо ходил на рыбалку. Он был любителем жареной свинины. Или, как мы шутили, жареного павлина, если бы ему когда-нибудь удавалось навязаться на званый ужин, где хозяин угощал таких нахлебников. Поскольку ничего не происходило, пока мой надоедливый родитель не решал, что он готов, я немного встрепенулся и с трудом выбрался из мокрой туники.

Горния, любезно расстелила его для просушки.

Па дал мне флягу воды. Сделав осторожный глоток, я достаточно оправился и спросил, знает ли он, где именно Фульвий провёл изгнание после того, как опоздал на корабль в Пессинунт.

Папа выглядел удивленным, но ответил: «В какой-то дыре под названием Салоны».

«Где это?» – пожал плечами папа. Я спросил: «Это в Иллирии?»

«Ну…» Он знал это с самого начала. «Я думаю, это севернее».

Я ему не поверил. «Не Диррахиум?»

«Я же тебе говорил, Салоне».

«Что там делал Фульвий?»

«Немного того, немного того».

«Не ёрзай. Это может быть серьёзно». Я выпил ещё воды. «Немного чего, па?»

«Серьёзно, как?»

«Дядю Фульвия вскоре могут арестовать...»

«За что?» – Папа выглядел встревоженным.

«Пиратство».

«Ты шутишь, сынок!»

«Нет. А что он делал в Иллирии, ты знаешь?»

«Просто покупал и продавал». Это сделало бы Фульвия привлекательным для папы; любой, кто занимался торговлей за рубежом, был потенциальным контактом. Прежде чем я успел спросить, чем именно торговал, мой отец выпалил: «Он был поставщиком Равеннского флота.

Переговорщик».

«Переговорщик охватывает весь спектр бизнеса – как законного, так и незаконных».

«Похоже, ты снова заболел, парень», – серьезно сказал Па.

«Не отвлекай меня. Со мной всё будет в порядке, если ты когда-нибудь отвезёшь меня обратно на берег. Я мокрый, замёрзший, и у меня был неприятный опыт. Если бы ты не появился, я бы утонул. Я благодарен, поверь, я очень благодарен, но почему мы не можем пойти? Ради всего святого, я куплю тебе чёртову рыбу. Я достану тебе целую меч-рыбу, и ты скажешь, что сам её поймал, па…»

Папа позволил мне выговориться. Когда я остановился, он миролюбиво сказал: «Мы пока не можем идти».

Я посмотрел на Горнию. Исхудавший носильщик лишь ухмыльнулся. И он, и мой отец, казалось, чувствовали себя здесь как дома.

«Чья это лодка?» – с подозрением спросил я.

«Моя», – сказал папа. Вот это новость. Это была старая лодка. Как давно у моего отца была лодка?

«Где ты его хранишь и для чего он нужен?» – Папа лишь улыбнулся мне. Я попробовал ещё раз: «Ты часто заплываешь так далеко и просто сидишь, насвистывая под открытым небом?»

«Очень полезно для здоровья».

«Очень сомнительно, па». Горния счёл это настолько остроумным, что усмехнулся. Что ж, это было впервые. Он тоже, казалось, был вполне доволен тем, что остался здесь навсегда и ничего не делал. Я встал, сумел не упасть в обморок и схватил длинное весло. Теоретически я мог управляться с небольшими лодками, хотя и не так искусен, как Петроний. «Если ты не скажешь мне, чего мы ждём, я сам вытащу нас на берег, па».

Отец не стал вставать и хвататься за весло; он знал, что трёх ударов будет достаточно, чтобы меня прикончить. «Мы ждём, что кто-нибудь подцепит, Маркус. Пока что укушен только ты сам – приятный сюрприз, не пойми меня неправильно, – но Хелена не поблагодарит меня, если я поджарю тебя на ужин… Сядь и перестань капризничать. Если голоден, можешь съесть мой обед».

«Похоже, его снова стошнит», – наконец-то Горния смягчился и прокомментировал. Он боялся, что если я пойду в папу, то съем его порцию. Впрочем, корзина выглядела огромной.

Я всё понял. Они уже делали это раньше. Больше раз, чем мне хотелось бы знать. Конечно, они не рыбачили; у них была встреча. Я мог догадаться, зачем. Отец ожидал, что какой-нибудь международный торговец сбросит товар.

Ему за борт. Он тайно вывезет добычу на берег, не заплатив импортную пошлину. Мне было трудно жаловаться, ведь он меня спас, но теперь я понимал, почему он был готов избить любого, кто пытался подняться на борт.

Я был в ярости. Мой отец занимался контрабандой произведений искусства, и если бы его сегодня задержали стражники или таможня, меня бы тоже арестовали. Я объяснил, как это неудобно для человека моего высокого положения в всадническом обществе, а Па сказал мне, куда спрятать моё золотое кольцо. «Поймают, Па».

«Не понимаю, почему», – заверил меня отец ровным тоном. «Я никогда раньше этого не делал».

«Как долго вы этим занимаетесь?»

«Около тридцати лет».

«Это того не стоит...»

«Это чертовски так!»

«Сколько стоит импортная пошлина – два, два с половиной процента? Хорошо, значит, нужно добавить один процент аукционного налога, но вы заставляете своих клиентов платить эту сумму…»

«Налог на некоторые предметы роскоши составляет двадцать пять процентов», – пропел Па, и дал мне возможность понять, почему такой колоссальный налог делал пребывание в этой лодке оправданным.

«Мне становится приятно», – наконец усмехнулся мой отец, – «каждый раз, когда твоя сестра Джуния навязывает мне своего мужа-пердуна!»

«О, если мы обманываем Гая Бебия, то молодец!» Я плюхнулся в лодку и приготовился к новому наказанию.

В течение следующих нескольких часов я дрожал от холода, страдал от морской болезни и получил сильные солнечные ожоги, пока не пожалел, что не дождался более терпеливого случая, чтобы меня подвез на берег дельфин.

Наконец, ожидаемое судно приблизилось, флаг был приспущен, Па и Горния вскочили на ноги, бодро помахали, и когда судно легло в дрейф, они принялись за дело, опуская в верёвочные люльки различные странной формы тяжёлые грузы. Я остался на месте, притворившись без сознания. Двое моих спутников ловко подхватили тюки и, работая на скорую руку, заполнили этим рыболовным стакселем и маленькой шлюпкой, которую он буксировал. Горния, который когда-то казался настоящим городским жителем, с неожиданной ловкостью пробирался между лодками. Даже Па, начав настраивать парус, выглядел как старый улит, всю жизнь проживший в рыбацкой деревне. Горния греб веслом с ловкостью паромщика.

Торговое судно снова отплыло, и мы наконец-то двинулись к берегу. Я снова натянул через голову свою затвердевшую от соли тунику.

«Где ты приземлишься, па? Я не выдержу долгого пути обратно в Остию».

«Не нужно, сынок. Скоро всё будет кончено – тебя уложат в уютную постель и подадут горячего вина со специями, чтобы ты заснул… Мы о тебе позаботимся». Я посмотрел на него.

Новая тайна вот-вот должна была раскрыться. Какое-то ужасное откровение, которое я чувствовал бы себя обязанным любой ценой скрыть от матери. «У меня есть собственная вилла», – кротко сообщил мне Па.

Ну конечно, он бы это сделал. Там полно художественных галерей, полных греческих статуй.

Оплачено контрабандой. «Тебе стоит позволить ему показать тебе свою коллекцию, Маркус», – с энтузиазмом подтвердил Горния. Па посмотрел на него с подозрением.

Меня осенила мысль, пока я смотрел на него. «Фульвий закупает для тебя вещи – он долгое время был твоим поставщиком?»

«Не говори матери». Мама задушит Фульвия.

«Как проницательно! Вы двое уже много лет общаетесь?»

Папа кивнул. Это означало, что если дядя Фульвий был в сговоре с современными пиратами, то и папа тоже. Я закрыл глаза в отчаянии.

«Почти приехали», – успокоил меня отец. «Для меня это был чудесный подарок. Море и солнце. Счастливый день на рыбацкой лодке с моим сыном…»

Когда мы прибыли на его виллу, уже стемнело. Она оказалась такой же роскошной, как я и ожидал. Я старался не смотреть.

Недостатка в рабах не было. К Елене отправили гонца.

«Ты мог бы посоветоваться со мной. Что ты сказал, па?»

«Не о чем беспокоиться, дорогая, уехал на рыбалку с Джемином». О, здорово.

Я попытался думать о чём-то другом. «Разве эта вилла не находится рядом с Дамагорасом?»

«Он где-то на побережье. Правда, что он ранен?» – уговаривал папа.

«Заключен в камеру для бдения».

«Разве это хороший способ обращения с пожилым человеком?»

«Нет, но бдительные бессердечны, так что будьте бдительны! Что вы знаете о Дамагорасе?»

«Мы не общаемся», – пробормотал Па. «Я провожу вечера у себя в Риме; здесь я держусь особняком. Много непрошеных гостей – никогда не знаешь, с кем можешь столкнуться».

Я сказал, что прекрасно понимаю, что контрабандист не захочет связываться с главарем пиратов, и на этом я пошел спать.

Кровать оказалась такой же удобной, как и было обещано, и я спал так же крепко, как и любой человек, которого пытали и бросили в море, чтобы он утонул, прежде чем он вынес ужасные семейные откровения и выпил много вина, чтобы стереть из памяти ужасный день.

Ночь, чтобы восстановиться, была мне как раз нужна. Мне не терпелось отправиться в путь. Я проспал дольше, чем рассчитывал, но всё же успел позавтракать (ещё одним рабом) до появления Па. Горния, человек беспокойный, уже встал и упаковывал вещи в аккуратно крытую повозку. Он отвёз меня в Остию.

Он высадил меня недалеко от моей квартиры и поехал в сторону Рима. Я быстро пошёл домой и обнаружил записку, написанную на обороте той, что Па вчера отправил Елене. « Дорогой Скивер, если вернёшься, я был на похоронах».

Некрополь у Римских ворот. Надеюсь, ты поймал большую рыбу. HJ

Я умылась холодной водой, переоделась в новую одежду и надела свои второсортные ботинки, безуспешно пыталась расчесать свои просоленные кудри, а затем на секунду задержалась у кроватки Фавонии. Моя семья отсутствовала, но это помогло мне восстановить связь с ними.

Я проехал мимо дома Привата. Мои дети были там, под присмотром; я не стал их беспокоить. Юные Марий и Клелия были в саду перистиля; они научились возиться с водопроводными системами статуи Диониса. Бог вина издал громкий, выгнутый звук, от которого они покатились по полу в приступах смеха. Затем они подняли головы, увидели меня и с восторгом бросились на меня. Аргос, пес Нукса и Мариуса, спавший в тени, поднял глаза, лениво вильнул хвостами и снова заснул.

«Дядя Маркус! Все тебя искали».

«Тогда у меня проблемы».

«Ну, если тебя убьют на похоронах, – утешала меня Клелия, – это будет удобно. Какие розы ты хочешь видеть на своём гробу – красные или белые?»

«Ты выбираешь за меня».

«Двойные – мои любимые».

«Я потерял меч», – сказал я Мариусу. «У Петрония есть запасной?» Мой племянник не должен был знать, но он знал и сразу же принёс его мне. Это было простое оружие в простых ножнах, но удобно сидевшее в руке и идеально заточенное. Пристегнув его, в привычном высоком боевом положении под правой мышкой, я сразу почувствовал себя лучше. «Спасибо, Мариус. Поцелуй девочек за меня».

«Мы будем их стражами», – заверила меня Клелия своим торжественным тоном, – «если мать и тётя Елена заставят тебя упасть на меч». Пока Мариус нёс меч, она тоже убежала, чтобы вернуться с второй лучшей тойгой Петро, чтобы на похоронах я могла быть одета как положено, с головой, скрытой её объёмными складками.

Милые дети. Я решил не упоминать, что их двоюродный дед был сообщником пирата, а их дед занимался контрабандой произведений искусства.

ЛИВ

Марк Рубелла, возможно, пытался помешать похоронам Феопомпа превратиться в шумную вечеринку на пляже; в действительности же он устроил шумную вечеринку на некрополе. Поскольку Родопа решила проводить своего возлюбленного у Римских ворот, это было настолько публично, насколько это было возможно. Когда я прибыл, празднество было в самом разгаре с самого рассвета, и пыл не собирался утихать.

Все, кто проезжал по главной дороге в Остию и обратно, наверняка знали об этом. Рубелла выглядел мрачным, наблюдая за группой бдительных стражников, пытавшихся разогнать толпу.

"Въезд запрещен!"

«Скажи им, сынок».

Радостно помахав трибуне, я проехал мимо его регулировщиков.

Направляясь на шум, я пробрался между рядами колумбариев. Некрополь был похож на небольшой городок из миниатюрных домиков для мёртвых.

Они были построены из прочного кирпича, многие с двускатными крышами. В некоторых двери были распахнуты; в большинстве имелось главное помещение с нишами по стенам на двух уровнях для размещения урн. Параллельно главной дороге из Рима шла широкая, вымощенная травертином улица; она была полна людей, направлявшихся на проводы Феопомпа.

«Стой!» – кулак ударил меня в грудь. «Это моя тога?»

«Ох, чёрт. Я думал, что спрятал ту каплю соуса, которую ты стащил, когда надел его в прошлый раз».

Петроний Лонг был проницательным мерзавцем – и он рычал. «Тога была чистой, когда ты её стащил, Фалькон. Вижу, она моя, а не та лохматая штука, о которую ты обычно спотыкаешься». Моя тога, оставленная мной в Риме, досталась мне по наследству от брата Феста, который предпочитал роскошный ворс и чрезвычайно длинный подол. Я её ещё ни разу не перешивал, потому что терпеть не мог её носить.

Этот тоже был слишком длинным для меня: Петроний Лонг на полголовы выше. Я накинула складку одолженной одежды на свои взъерошенные локоны. Это

Создал печальную пародию на благочестивого человека, идущего на жертвоприношение, но я сделал кислое лицо и жеманно пошёл для пущего эффекта. Петро кокетливо свистнул. «Перестань кричать, как каменщик на эшафоте, Петро, мне нужно замаскироваться».

«Прятался от Елены? Где же ты, чёрт возьми, пропадал? Мне вчера пришлось весь порт обыскать ради тебя, а тут какое-то безумное сообщение пришло».

«Папа в хорошей форме…» Я не выдал его. «Как Хелена?»

«Кроме ярости?»

«Я невиновен. Если бы начальник порта выполнил свою работу, он бы увидел, как меня похищает банда головорезов-иллирийцев».

«Те, кто здесь сегодня?» – Петроний оживился и прижался ко мне. «Вот это да! Они рассердятся, что ты сбежал? Я приду и посмотрю».

Он ткнул меня в тогу, пощупал меч, а затем показал мне рукоять того, что носил под плащом. Я признался, что взял его запасной.

«Моя на дне моря. Жаль, что я потратил силы на её полировку».

«Повезло, что ты не упал».

Я слабо усмехнулся.

Похороны проходили посреди широкой улицы, которая к тому моменту была запружена людьми. Церемония уже начиналась, но казалось, что ничего особенного не происходило уже несколько часов. Знакомые друг с другом скорбящие сидели группами, пытаясь вспомнить имя того толстяка, который сильно напился в прошлый раз, когда они были на похоронах.

Люди, которые никого не знали, разминали затекшие конечности и выглядели скучающими.

Отца убитой горем девушки нигде не было видно, но его деньги были налицо. Этот бедняга Посидоний, должно быть, оплатил всё, начиная с огромного костра, за которым ухаживала половина похоронных бюро Остии, с полной римской свитой – оркестром, многочисленными рядами наёмных плакальщиков и священнослужителей. Родопы были одеты в лучшие белые траурные одежды, плюс был устроен грандиозный пир для всех желающих. Прихлебатели, никогда не видевшие Феопомпа, жадно уплетали еду.

Процессия остановилась; у Посидония, по-видимому, не было гробницы в Остии, поэтому кремация проходила посреди дороги. Урна с прахом, в виде греческой чернофигурной урны, которую привез мой отец, была готова на подставке. Отец знал Посидония; я подумал, не вчера ли это древнее произведение искусства спустили с корабля у побережья Лаврентии. Тело всё ещё лежало на своём украшенном цветами погребальном одре. Оно выглядело немного перекошенным; одна нога…

Служители осторожно выравнивали катафалк, подкладывая под него камни. Флористы и мастера гирлянд прекрасно провели время, но парфюмеры, как всегда, ушли, прихватив с собой венки. Аромат экзотических масел чувствовался за тридцать шагов.

Феопомпа, которого в последний раз видели полуголым и босым, теперь разодели, словно короля варваров. Ему бы очень понравился этот наряд. Синяки тоже были искусно замаскированы. Мне показалось, что грим на лице был немного чересчур ярким, и Петроний раскритиковал его парикмахера. Петро был приверженцем классической прямой челки. Гробовщики сделали Феопомпу пышную прическу и украсили его сияющим венком из локонов. «Очень по-гречески!» – воскликнул Петроний. Под этим он подразумевал… то, что римляне подразумевают под «очень по-гречески».

Мы все еще любовались искусством бальзамировщика, когда нас нашли женщины.

Рядом с Еленой стояли Майя и Альбия; они приближались ко мне, словно трио Фурий, страдающих от предменструальных головных болей и имеющих неоплаченные счета.

«Хочешь что-нибудь сказать?» – спросила Майя, с нетерпением ожидая увидеть, как я ёрзаю. Елена Юстина, туго закутанная в тяжёлую палантин, промолчала. Альбия выглядела смертельно напуганной.

«Это была не моя вина».

«Этого никогда не бывает, брат!»

Я прошёл мимо сестры и обнял Елену. Она увидела мои растрёпанные волосы под официальной вуалью и почувствовала, как я вздрогнул от боли, вызванной солнечным ожогом. Она знала, что случилось что-то плохое. Я просто обнял её. Она уткнулась лицом в складки тоги Петро, дрожа. Я бы и сам чуть не согнулся и не заплакал, но люди могли бы подумать, что я расстроен из-за Феопомпа.

Майя наблюдала за нами, склонив голову набок. Она на мгновение обняла нас обеих, откинула с меня вуаль и поцеловала в щеку. В жизни у неё были трудности; вид других людей с натянутыми чувствами делал её ворчливой. Она повела Альбию посмотреть, как зажигают факелы для сожжения гроба.

Петроний остался с нами, его взгляд всматривался в гостей похорон, выискивая знакомые лица. Чтобы подбодриться, я начал быстро рассказывать ему всё, что произошло вчера после того, как он оставил меня в Портусе. Елена слушала, положив голову мне на плечо. Я дошёл до того, что меня захватили на корабле, стараясь не говорить о том, что я утонул. «Потом выяснилось, что сундук с писцами был у Котиса…»

выкуп; это, должно быть, иллирийцы совершили набег на паром...

«Я бы арестовал этого Котиса, если он появится», – проворчал Петро. «Чёртова Краснуха приказала нам избегать столкновений, если только это не станет неизбежностью».

«Разве мы не можем сделать это неизбежным? Краснуха – это следствие религиозных убеждений или политической дипломатии?»

«Их просто чертовски много, Фалько. У нас тут иллирийцы…

Плюс киликийцы тоже». Я поднял бровь. Он лаконично объяснил: «Мы полагаем, что они вместе занимались похищениями – это был союз».

«Братья по крови? Так кто же, – спросил я, слегка понизив голос, – сейчас является фаворитом в деле убийства Теопомпа?»

«Ставки пятьдесят на пятьдесят».

«А как насчёт попытки получения выкупа? Должно быть, было много свидетелей, когда паром ограбили».

Петроний нахмурился. «Да, и всё, что скажут, – это то, что налётчики были одеты весьма экзотично».

«Котис и иллирийцы».

«Да, но они отправили требование о выкупе? Или, – сказал Петро, – они просто знают, кто настоящие похитители?»

«Если предположить, что Диокла действительно похитили».

Я вытер мокрое лицо Елены краем тоги. Под строгим взглядом Петро я нервно проверил, не смылась ли краска с его драгоценного одеяния, но на ней не было ни капли косметики. Когда палантин упал, я также заметил, что её волосы распущены; на ней не было ни серёг, ни ожерелий. На похоронах было уместно пренебречь внешним видом. И всё же я снова почувствовал ком в горле.

«Я должен признаться, дорогая, что я был в море».

«Маркус, я же говорил тебе, не падай в воду».

«Я не упала; меня сбросило с корабля иллирийцев. Но я следовала твоим указаниям: лечь, подняв носки кверху, и смотреть в небо». Я обняла её крепче. «Спасибо, дорогая».

«Ты, должно быть, лучший ученик, чем я думала…» Я оказалась лучшим учеником, чем думала . «Как, – многозначительно спросила Елена, – твой отец оказался в этом?»

Петроний тоже смотрел на меня скептически. Всё, что связано с Гемином, обязательно подразумевает мошенничество; тем не менее, расследование в отношении моего дорогого отца принесёт больше проблем, чем пользы.

«Папа был на рыбалке».

«Поймали что-нибудь?» – мрачно спросил Петро.

"Только я."

«Я удивлен, что старый негодяй не вышвырнул тебя обратно».

Я подавил внезапное видение Гемина с веслом, поднятым вверх, чтобы обрушить его на мою голову.

Майя вернулась с Альбией. Моя сестра сказала, что с неё хватит, и...

Возвращение домой. Она ненавидела похороны. Возможно, это как-то связано с потерей мужа, когда он был за границей, и её чувством вины за то, что она не смогла присутствовать на его проводах. Мне никогда не нравилось подчёркивать, как мало от Фамии осталось для прощания; лев, который его прикончил, не был привередлив в еде.

Елена получила личное приглашение от Родопы, хотя до сих пор ей не удалось поговорить с девушкой. Мы отправились туда и нашли её, в сверкающем белом траурном платье и вуали (и нескольких золотых ожерельях), восседающую на троне на низком постаменте среди большой группы смуглых, худых женщин, предположительно иллирийок. Они соорудили беседку, увенчанную скромными занавесками, и поместили туда девушку одну. Это создавало впечатление, что Родопу считают ценным членом их клана, но при этом все они разговаривали друг с другом, пока она сидела одна, в полном отчаянии. Она выглядела жалкой вдовой, подозрительно похожей на пленницу.

Елена уверенно пробиралась между женщинами, которые в основном сидели на земле, скрестив ноги. Они выглядели враждебно, но всякий раз, когда она наступала кому-то на руку или мяла юбку, она одаривала жертву милой патрицианской улыбкой.

Елена Юстина, дочь сенатора до мозга костей, выражала соболезнования и оказывала покровительство, не спрашивая, рады ли ей. Похоже, у неё была наследственная склонность к попранию провинциалов.

Я знала, что она сердится за опечаленную девочку. Как бы ни нуждалась девчонка в поддержке, Елена намеревалась оказать её сейчас. «Родопа! Тебе будет тяжело, но какая замечательная явка! Должно быть, он был невероятно популярен. Надеюсь, это хоть как-то тебя утешит».

Бледная девушка выглядела подозрительно. Только Родопа не отрывала своих больших печальных глаз от гроба. Все остальные использовали похороны как повод для празднества. С бесплатной едой и музыкой никто из них не подумал о Посидонии, которого снова ограбили, и, похоже, мало кто беспокоился о том, как бы он ни провожал Феопомпа в загробный мир.

Это было раздельное мероприятие. Женщины оставались вместе, мужчины тоже. Различные группы мужчин держались отдельно друг от друга. Римские гробовщики занимались своими делами, оставаясь более или менее незамеченными, в то время как среди групп моряков иностранные музыканты играли на экзотических инструментах, не обращая внимания на траурные римские флейты, которые должны были возвещать о важных моментах церемонии. От частных костров, где готовили еду, ароматы жареного мяса и рыбы смешивались с благовониями. В целом, царила полная неорганизованность. Кроме того, создавалось впечатление, что вечеринка продлится три дня.