Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Прекрасная идея, что журналисты « Газеты» пытаются нанести удар по Лаэте с фланга.

Было кое-что, что сделало бы меня даже счастливее, чем действовать за спиной Лаэты: обмануть Анакрита, главного шпиона. Эта славная надежда казалась возможной. Если в « Дейли Газетт» случилась какая-то заминка, то, как и Лаэте, Анакриту следовало бы об этом рассказать. Его роль заключалась в защите Императора, а « Газетт» существовала и поныне, чтобы прославлять имя Императора.

Анакрит был в отъезде на своей вилле в Неаполитанском заливе. Он рассказал об этом моей матери, у которой он недолго жил, а она передала это мне, чтобы я позавидовал его благополучию. Пусть его благополучие растает. Анакрит расстроил меня одним лишь разговором с мамой, и он это знал. Видимо, он не знал, что писцы, выпускавшие « Газету», обращались за помощью к эксперту.

Он был в отъезде, поэтому они пришли ко мне. Мне это понравилось.

Поначалу курьер просто сказал мне, что у одного из сотрудников проблемы. Тем не менее, любопытство взяло верх; я сказал маленькому рабу, что буду рад помочь и зайду в редакцию «Газетт» в тот же день.

В Риме я работал в офисе в собственном доме на набережной, прямо под обрывом Авентинского холма. В тот период моей карьеры информатора у меня формально были два младших помощника, братья Елены, Авл и Квинт. У каждого были свои заботы, так что расследованием « Газетт» я занимался один . Я чувствовал себя спокойно; всё это походило на милую маленькую авантюру, с которой я мог справиться даже с завязанными глазами.

Итак, в тот прекрасный день две недели назад, после обычного обеда с Хеленой, я совершил приятную прогулку до Форума. Там я выполнил кое-какие предварительные домашние задания. Большинство заказов приходили ко мне без предупреждения; на этот раз было приятно, что не пришлось принимать обычное поспешное решение о принятии работы.

У колонки, где ежедневно вывешивают новости, горстка бездельников несла друг другу полную чушь о гонках на колесницах. Эти тратящие время не могли решить, куда клонятся четыре лошади, не говоря уже о том, чтобы оценить шансы на возвращение «синих» с этим наглым возницей, которого они неразумно купили, и новым квартетом серых с кривыми коленями. Перед колонной стоял одинокий раб и переписывал заголовки, используя крупные буквы для отрывков, чтобы заполнить табличку и выглядеть красиво. Его хозяин, скорее всего, был перекормленным слизняком в паланкине, который вообще никогда ничего не читал. Когда я говорю «читал», я имею в виду «заставил его это прочитать».

Было уже поздновато для просмотра колонки. Те, кто хотел быть в курсе событий, узнали новости несколько часов назад. Модные политики

Им хотелось бы начать перехитрить соперников, прежде чем те проснутся и начнут налаживать связи. Прелюбодеям приходилось придумывать хорошее алиби, прежде чем их супруги проснутся. Даже невинные домовладельцы любили быть в курсе указов: отец Елены Юстины всегда посылал своего секретаря вовремя, чтобы тот успел с головой погрузиться в чтение за завтраком. Я был уверен, что это никак не связано с желанием Децима Камилла избежать разговора со своей благородной женой, пока он, заспанный, поедал свои прекрасные белые утренние булочки.

Я проверил сегодняшний знакомый список. Большинство из них просто вызвали у меня зевок. Кого волнует количество рождений и смертей, зарегистрированных в городе вчера, или деньги, уплаченные в казну, и статистика поставок зерна? Списки избирателей – просто кошмар. Иногда я находил любопытную крупицу информации среди списков магистратов.

Указы, завещания знатных людей и отчёты о судебных процессах – хотя и нечасто. « Acta Diurna» была учреждена для перечисления деяний Сената – нудных указов и льстивых восклицаний; я автоматически пропускал её. Иногда я заглядывал в придворный циркуляр, если мне нужно было увидеть императора и не хотелось тратить время на шатание по Палатину, а потом узнавал, что он уехал на виллу к бабушке на праздник.

Теперь я перешёл к самому популярному разделу, к концу. Здесь были: чудеса и знамения (обычные удары молний и трёхголовые телята); объявление о возведении новых общественных зданий (хм); пожары (все любят хороший огонь в храме); похороны (для старух); жертвоприношения (то же самое); программа любых публичных игр (для всех; самый посещаемый раздел); и частные объявления от снобов, которые хотели, чтобы весь мир узнал о помолвке их дочери с трибуном (скучно! ну, скучно, если только вы хоть раз не флиртовали с дочерью) (или с трибуном). Наконец я добрался до самого лучшего: того, что писцы осторожно называют «любовными похождениями». Скандал – с явно раскрытыми именами сторон, потому что мы – открытый город. Обманутым мужьям нужно рассказывать, что происходит, иначе их обвинят в потворстве этому, что является сутенерством по закону. А остальные из нас любят немного повеселиться.

Я был разочарован. Сплетня должна была быть просто заметкой о том, что Инфамия, обозреватель, в отпуске. Он часто бывал «в отпуске». Все постоянно шутили по этому поводу. Будем откровенны: считалось, что жёны сенаторов, чьи интрижки он раскрывал, иногда подвозили его, чтобы он заткнулся, но сенаторы, узнав об этом, нанимали головорезов, чтобы выследить Инфамию…

И иногда его ловили бандиты. «В отпуске» означало, что наш скандалист снова лежал с ранениями.

Поскольку никаких пикантных историй, способных задержать меня ещё больше, не было, вскоре меня стали интервьюировать довольно суровые журналисты, управляющие новостной службой. Или они так думали. У меня было больше опыта. На самом деле, я сам брал у них интервью.

Их было двое: Холконий и Мутатус. На вид им было лет пятьдесят, они выглядели изможденными годами уныния и уныния современной жизни. Холконий, старший и, по-видимому, старший, был морщинистым, худощавым писарем, который в последний раз улыбнулся, когда услышали историю о том, как императрица Мессалина занималась своим ремеслом в борделе.

Мутатус был ещё более напыщенным. Держу пари, он даже не усмехнулся, когда божественный Клавдий объявил свой указ о легализации пуканья на званых обедах.

«Давайте разберёмся с вашей проблемой», – предложил я, доставая блокнот. Они занервничали, поэтому я положил вощёные страницы на колени, опустив стилус. Они сказали, что «потеряли связь» с одним из своих, которого, как они сказали, звали Диокл. Я кивнул, стараясь сделать вид, что уже слышал подобные загадки и, конечно же, разгадал их. «Как давно он пропал?»

«Он не совсем пропал », – возразил Холкониус. Я бы мог усмехнуться: « Ну и зачем тогда меня вызывать?» Но те, кто работает на Императора, накладывая на события имперский лоск – искажая всё в угоду действительности, – обладают особым даром слова. Холкониус должен был отправлять всё, что писал, на утверждение Палатина, даже если это был простой список базарных дней. Затем он поручил какому-то идиоту переписать каждую блестящую фразу, пока она не потеряла своей силы. Поэтому я позволил ему быть педантичным – на этот раз. «Мы знаем, куда он отправился», – пробормотал он.

«И что это было?»

«К родственнице в Остию. К тёте, сказал он».

«Это он тебе сказал?» Я предположила, что «тётя» – это новое слово для обозначения щегольской женщины, но, по-моему, ничего хуже. «И он так и не вернулся?» Значит, щегольская женщина была вкусной. «Это необычно?»

«Он немного ненадежен».

Поскольку никаких подробностей предоставлено не было, я вышила это сама: «Он ленивый, пьяный, безответственный, он забывает быть там, где ему следует быть, и он всегда подводит людей».

«Почему? Ты его знаешь?» – перебил Мутатус, в его голосе слышалось удивление.

«Нет». Я знал много таких, как он. Особенно писцов. «Значит, моя задача: отправиться в Остию, найти славного Диокла, протрезвить его, если он позволит, а потом вернуть?» Оба писца кивнули. Казалось, они испытали облегчение. Я всё это время смотрел на свой блокнот; теперь я поднял глаза. «Он в беде?»

«Нет», – Холкониус все еще почти не вспотел.

« Есть какие-нибудь проблемы», – тихо повторил я. «На работе, связанные с работой, проблемы с женщинами, финансовые проблемы, проблемы со здоровьем?»

«Насколько нам известно, таких нет».

Я обдумывал варианты. «Он работал над какой-то конкретной историей?»

«Нет, Фалько». Я решил, что Холкониус врёт мне. Ну, он был политическим писакой; Холкониус, как я знал, стенографировал записи в

Сенат, так что ложь была его излюбленным занятием. Мутатус только что составил программу игр на этот месяц. Он мог с лёгкостью и изяществом допускать глупые неточности, но откровенная ложь была ему не по зубам.

«А какой раздел в «Газете» обычно писал Диокл?»

«А это имеет значение?» – быстро спросил Мутатус.

Я решил, что это важно, но любезно ответил: «Вероятно, нет».

«Мы хотим быть полезными», – в его голосе слышалось нежелание.

«Я хотел бы быть полностью информированным». Меня переполняло невинное обаяние.

«Диокл пишет лёгкие заметки», – заявил Холконий. Он выглядел ещё мрачнее прежнего. Как переписчик эдиктов, он осуждал всё лёгкое.

Я понял, что перед моим сегодняшним приездом Холкониус и Мутатус подробно обсудили, насколько мне можно доверять. Я понял, что это значит. «Значит, ваш отсутствующий пишет шокирующие новости для общества ужасов?»

Двое писцов выглядели смирившимися. ««Инфамия» – псевдоним Диокла», – подтвердил Холконий.

Я хотел получить эту работу еще до того, как они это признали.

В

В первую неделю моих расследований в Остии я начал медленно. Я сообщил об отсутствии прогресса Хелене на следующее утро после её приезда.

«Если хозяйка Диокла – его родная тётя, то я – задние ноги сирийского верблюда».

Мы с Хеленой ели свежий хлеб и инжир, сидя на тюке возле парома, который перевозил рабочих туда и обратно между главным городом и новым портом.

Мы встали довольно рано. Нас развлекал поток грузчиков, посредников, таможенников и воришек, направлявшихся в порт на утреннюю работу. Наконец, прибыла толпа только что высадившихся купцов, а также другие иностранцы в разноцветных одеждах, выглядевшие озадаченными. Купцы, воодушевлённые знаниями, бросились прямиком к нанятым мулам. Увидев, что весь транспорт занят, обычные путешественники бесцельно слонялись вокруг; некоторые спрашивали нас, как добраться до Рима, но мы делали вид, что никогда о нём не слышали. Если они были настойчивы, мы указывали дорогу и уверяли их, что они легко смогут дойти пешком.

«Ты ведешь себя как ребенок, Маркус».

«Меня отправляли в пятнадцатимильные походы ужасные местные жители в чужих краях». Меня также намеренно сбивали с пути подметальщики дорог в Риме. «Ты первый до этого додумался».

«Будем надеяться, что мы больше никогда их не увидим».

«Не волнуйся. Я объясню, что ты дочь сенатора, воспитанная в невежестве и роскоши, и не имеешь понятия о расстоянии, направлении и времени».

«А я скажу, что ты свинья!»

«Хрю».

В нашей комнате по соседству не было ни меню завтрака, ни раба, который бы его подавал. В номере было ведро для колодца и пара пустых ламп, но не было даже миски для еды. Одна из причин, по которой мы вышли, заключалась в том, чтобы купить всё необходимое для пикника до приезда Альбии с детьми. Моих маленьких дочерей можно было бы отговорить словами: «Давайте все будем голодать, чтобы повеселиться в этот праздник!», но Альбия была прожорливой девочкой-подростком; она становилась злобной, если её не кормить.

каждые три часа.

По крайней мере, мы находились в коммерческом центре Империи. Это помогало с покупками. Импортные товары громоздились повсюду кучами, и услужливые переговорщики с радостью вытаскивали вещи из тюков и продавали их по дешёвке. Некоторые действительно имели отношение к этому грузу; один-два могли даже переложить цену на владельца. Я уже купил несколько винных кубков час назад и считал свою часть работы выполненной. Не было нужды заказывать амфоры; провизия уже была предоставлена мной. Елена заметила, что всего за неделю самостоятельного проживания я снова стал классическим стукачом. Теперь я считал, что комната полностью меблирована, если в ней есть кровать и напиток, а женщина – по желанию. Еда – это то, чем можно перехватить у уличного каупона во время дежурства.

Пока что мне не за кем было присматривать. Моё дело не продвигалось.

«Но ты же узнал, где живет Диокл?» – спросила Елена, доев свежий хлеб.

Я сорвал оливки с конуса старого свитка папируса. «Снимаемая комната возле Морских ворот».

«Значит, пребывание «у тёти» было фикцией. Он не с семьёй?»

«Нет. Хозяйка коммерческой недвижимости, отвратительного вида».

«И как вы ее обнаружили?»

Писцы знали название улицы. Тогда я постучал в двери. Хозяйка вскоре выскочила из своего убежища, потому что Диокл ушёл, задолжав арендную плату, и она хотела её получить. Её рассказ совпадает с тем, что мне уже рассказали писцы…

Диокл прибыл сюда около двух месяцев назад, намереваясь, казалось, остаться на лето, но исчез без предупреждения примерно через четыре недели, бросив все свои вещи. Это стало известно благодаря тому, что у «Газетт» была договоренность присылать гонца раз в неделю за экземпляром. Гонец не смог найти Диокла.

Елена радостно загудела. «Еженедельный забег? Так что, в Остии много скандалов?»

«Я бы сказал, что Диокл просто сидит на берегу моря и хихикает, выдумывая всякие небылицы. Половина тех, кого он клевещет, сами уехали и ничего об этом не знают, к счастью для него».

Елена облизала пальцы. «Ты заплатил за аренду и забрал его багаж?»

«Ни за что! Я не собираюсь платить за какого-то прогульщика, тем более за комнату, которую он не занимал».

«Женщина не сдала комнату?»

«О, она, конечно, сдала. Я отказался платить и отправил письмо в « Газетт » .

«За эти деньги? Ей не следует платить дважды». Я объяснил Хелене, что портовые хозяйки традиционно берут двойную плату, согласно указу, который датируется

Когда Эней впервые высадился на берег и был помещен за смехотворную цену в гостевой комнате рыбака. Елена всё ещё смотрела на меня с неодобрением, но теперь она осуждала меня.

«Будь благоразумен. Я пытаюсь заинтересоваться твоей работой, Маркус».

Я смотрел на неё. Я очень любил её. Я притянул её к себе, помолчал, осторожно вытер оливковое масло с губ, а затем нежно поцеловал. «Я послал за очень строгим решением, в котором будет сказано, что мне разрешено забрать имущество Диокла, поскольку оно принадлежит государству».

«Хозяйка, должно быть, уже обыскала; она знает, что это грязное нижнее бельё», – пробормотала Хелена. Она всё ещё прижималась к моей груди. Проходившие мимо грузчики свистели.

«Тогда она будет поражена тем, что государство так интересуется нижним бельем этого мужчины».

«Вы думаете, в его багаже может быть что-то более полезное?»

«Меня воспитывали в грубой форме, – сказал я, – и, признаюсь, у меня есть некоторые фетиши, но пока я не опустился так низко, чтобы вынюхивать пятна на старых туниках людей».

«Тебе нужны блокноты». Елена Юстина прижалась к моему плечу и некоторое время молчала, наблюдая за паромом. «Страницы с услужливо исписанными подсказками».

В конце концов, зная, что я этого жду, она пробормотала с вежливым любопытством: «Дорогая моя, какие фетиши?»

VI

Приезд наших детей занял всё оставшееся утро. Мы с Авлом весело болтали о его запланированной поездке в Афины, а Елена и Альбия серьёзно обсуждали, почему собака выглядит не в своей тарелке. Девочки ползали и ковыляли по дому, выискивая, что бы такое разрушить в своём новом доме. Собака по кличке Нукс некоторое время носилась с ними, но, устав от этой суматохи, спряталась под кровать.

Пришлось распаковать много вещей. Все старались не оказаться в числе тех дураков, которые в итоге это сделают. Человек, который разбирает багаж по прибытии, всегда оказывается виноватым во всём, что оставили другие.

Да, конечно, это несправедливо. Жизнь несправедлива. После десяти лет работы осведомителем это была единственная философская истина, в которой я всё ещё был уверен.

Для Авла два часа, проведенные в жаркой повозке с норовистым мулом, в сопровождении моей свиты, исчерпали все его силы. Этот крепкий и коренастый молодой человек, которому, казалось бы, не было конца, вскоре закинул ноги на подоконник и уснул. Перед тем как заснуть, он вручил мне распоряжение писцов, дающее мне право забрать имущество Диокла. Авл отказался от желания вернуть награбленное.

Я бы подумал, что он остался, потому что увлекся Альбией, но она была слишком молода для него, а её прошлое было слишком неопределённым для такого консерватора, как Авл. Она приехала из Британии; её младенцем нашли в канаве во время Восстания. Она могла быть удостоена римского происхождения, но могла и не быть. Никто никогда об этом не узнает, поэтому в обществе она была проклята. Что касается Авла, то он потерял наследницу, когда его бывшая невеста, Клавдия Руфина, вышла замуж за его брата; теперь он был полон решимости обратить свои большие карие глаза только на девственницу с золотыми краями, чья родословная была засолена, а богатыри – достойными подражания.

Альбия, возможно, была бы влюблена в него, если бы не перенесла серьёзного насилия до того, как мы её спасли. Теперь она избегала мужчин. Ну, так я себе и говорила, хотя, насколько мы знали, когда забрали её, её прошлое могло сделать её неразборчивой в связях. Хелена верила в девушку. Мне этого было достаточно.

Раньше домашние тревоги меня не беспокоили. Когда-то у меня не было никаких связей.

Меня волновало только, как платить за квартиру и заметила ли мама мою новую девушку. Став мужем и отцом, я обрёк себя на респектабельность. Одинокие стукачи гордятся своей скандальной репутацией, но я уже настолько стал домоседом, что не мог оставить двух неженатых людей одних, не поразмыслив над ними.

Хелена не испытывала никаких угрызений совести. «Если бы они собирались переспать, они бы сделали это по дороге сюда».

«Какая шокирующая мысль», – я спрятал ухмылку.

«Маркус, ты просто поражен, что я до сих пор помню, что бы мы с тобой сделали».

Я ностальгически предался воспоминаниям. Потом утешил себя: «Ну, Альбия ненавидит мужчин».

«Альбия думает, что ненавидит мужчин».

Я мог предвидеть, что в этом плане возникнут проблемы.

«Он слишком толстый», – прокомментировала сама Альбия, неожиданно войдя. Долго ли она слушала? Она была стройной девушкой-подростком с тёмными волосами, которые могли быть средиземноморскими, и голубыми глазами, которые могли быть кельтскими. Её латынь нуждалась в совершенстве, но у Хелены это было под контролем. Скоро Альбия сойдёт за вольноотпущенницу, и вопросы прекратятся. Если повезёт, мы найдём ей мужа с хорошей профессией, и она, возможно, даже будет счастлива. Что ж, муж, возможно, будет счастлив. Альбия потеряла детство в изоляции и пренебрежении; это всегда будет заметно.

«Кто такой?» – неискренне спросила Елена.

«Твой брат!» – съязвил Альбия.

«У моего брата просто крепкое телосложение».

«Нет», – Альбия вернулась к своей обычной уязвлённой серьёзности. «И он несерьёзно относится к своей жизни. Он плохо кончит».

«Кто же?» – спросил Авл, появляясь в тот же дверной проем.

«Вы это сделаете!» – хором ответили мы все.

Авл обнажил зубы. Он пил слишком много красного вина и пытался избавиться от пятен, соскребая клыки наждачным порошком. Зубы выпадут, но он, несомненно, считал, что они будут очень красиво смотреться в ведре для отбросов дантиста. У него было всё тщеславие светского юнца – и достаточно денег, чтобы каждый раз валять дурака, заходя в аптеку.

В тот момент от него разило кассией. «Плохой конец? Надеюсь», – он с ухмылкой усмехнулся.

– «Если повезет в Греции!»

Когда Авл Камилл удосуживался улыбнуться, его внешность внезапно становилась приятной.

Меня это могло бы беспокоить из-за Альбии. Но мы всё равно оставили их вместе. Для нас с Хеленой возможность присмотреть за детьми, пока мы вместе куда-то идём, была слишком хорошей, чтобы её упускать.

День был жаркий, и прогулка до Морских ворот заняла у нас много времени. Мы держались в тени, обходя Декуманус и петляя по тенистым переулкам, где только можно. Для дореспубликанского города Остия обладала хорошей системой улиц, и мы легко ориентировались в её тихих переулках. Был уже полдень, время сиесты. В нескольких барах, открытых для обеда, всё ещё подавали закуски завсегдатаям, а воробьи украдкой клевали остатки еды от предыдущих клиентов.

Худые собаки спали у порогов, а привязанные мулы стояли, опустив головы, у поилок, безучастно помахивая хвостами, словно притворяясь, что хозяева их бросили. Хозяева, как и большинство людей, были дома. Они наслаждались обычной обеденной жизнью: быстро перекусывали хлебом с колбасой или быстро перекусывали с женой лучшего друга, бесцельно беседовали с приятелем, играли в шашки, просили ещё кредит у ростовщика или навещали пожилого отца.

Мы с Еленой обошли Форум и прилегающие к нему общественные здания, минуя сукновальни и храмы, рынки и гостиницы, направляясь к прохладному бризу и крикам чаек. Я позволил Елене мельком взглянуть на океанский пейзаж, а затем потащил её к хозяйке. Мы знали, что женщина будет спать и злиться, если мы её потревожим, но, по крайней мере, в это время суток ни один раб с бледным лицом не сообщит нам, что хозяйка ушла за покупками, навести красоту или уехала куда-то за много миль, чтобы поругаться со свекровью. Сонный приморский вечер, когда полуденное солнце запекает утреннюю рыбью чешую на пристани до бумажной прозрачности, а бакланы загорают, – самое время найти людей.

Я наблюдала, как Хелена оценивала эту женщину – широкоплечую и румяную, в сливовом платье, чуть длинноватом для сандалий, и не совсем подходящем к нему палантине. Её тяжёлые золотые серьги-кольца, а браслет в виде змеи с мрачными стеклянными глазами. Нарумяненные щёки и подкрашенные веки, краска на которых грубо нанесена в складки, были, очевидно, привычным украшением (для неё, а не для браслета-змеи). Она либо была вдовой, либо ей шло так выглядеть. Она определённо не была из тех беспомощных.

вдовы. Я бы принял её в качестве клиента, хотя такая перспектива меня не воодушевляла.

По предыдущему визиту я знал, что она ведёт себя с приятной деловитостью, но её целью было заработать. Играйте с ней как положено – и платите ей слишком много – и она станет сама любезность. Она не хотела неприятностей, поэтому, когда я показал ей дело, она нахмурилась, но всё же повела нас к Диоклу.

Вещи. Она держала их в старом курятнике. Результаты были предсказуемыми.

«Я вижу, ты за всем следишь». Куры больше не рылись в крошечном огороде, но они оставили после себя обычные памятные вещи.

Есть вещи и похуже перьев и куриного помета, но это хранилище показалось мне примитивным.

«Я не свалка багажа».

«Нет, конечно, нет», – успокаивающе заверила её Елена. Женщина отметила чистоту гласных и согласных в её голосе. Привыкнув оценивать потенциальных арендаторов, она была озадачена. Я был доносчиком; моей девушке следовало бы быть дерзкой девчонкой с громким голосом и подтянутой грудью. После шести лет совместной жизни мы с Еленой больше не объясняли. «Диокл упоминал, что приезжает к родственникам», – пробормотала Елена. «Не знаете ли вы, были ли у него гости, или он связывался с кем-то конкретно?»

«Его комната была в моём соседнем доме». Хозяйка гордилась тем, что владеет парой домов: в одном жила сама, а другой сдавала сезонным гостям. «Он мог свободно приходить и уходить».

«То есть вы никого с ним не видели?»

«Нечасто. Раб из Рима, который сообщил мне о пропаже человека, похоже, был единственным». Это был тот раб, который пришёл забрать экземпляр «Газеты» . «Пока нет проблем, я не сую нос в чужие дела».

«А, ты так же полезен, как коза с тремя печенками для начинающего предсказателя», – заметил я.

Хелена перехватила взгляд женщины. «У него бесконечные возможности, но нет очевидной истории», – объяснила Хелена, после чего обе женщины презрительно усмехнулись моей шутке.

Я занялся багажом. Там были нестиранные туники, как и предсказывала Елена. Бывало и хуже: писцы, работающие в государственных учреждениях, умеют пользоваться банями. Бельё Диокла пролежало месяц, а потом перенесли в птичник. Сладких ароматов бальзама не было ни разу.

«Ты верила, что Диокл приехал в Остию на заработки?» Елена обладала тихой настойчивостью, которую никто не мог оспорить. Хозяйка ненавидела отвечать на столько вопросов, но её это втянуло.

«Он так сказал».

«Он рассказал вам, чем он занимается?»

«Думаю, это своего рода ведение записей».

«Похоже, верно». Я подтвердил полуправду, откопав пачку табличек. Они выглядели почти пустыми. Просто повезло. Диокл был писцом, который всё держал в голове. Свидетели бывают такими эгоистичными.

Я нашёл одно имя. «Здесь есть человек по имени Дамагорас».

Похоже, назначена встреча... Ты знаешь этого Дамагораса?

«Никогда о нём не слышала», – сказала хозяйка. По крайней мере, она была последовательна.

VII

Мы с Еленой медленно пошли обратно. На этот раз мы пошли прямо по Декуманусу. Я нес бельё писца и другие вещи, собранные в его плащ. Помимо запаха, странной смеси мужского пота и старого раствора, наличие у нас узла с одеждой делало нас мишенью для грабителей. Парадная одежда – самый популярный предмет для воров. Половина дел, расследуемых бдителями, состоит из сообщений о краже туник из раздевалок в банях. Держу пари, вы этого не знали.

Неправда! Уверен, вы хотя бы раз становились жертвой.

Бани с хорошей охраной не существуют. Достаточно лишь взглянуть на владельцев. Большинство владельцев одной рукой берут ваши деньги за билет, а другой щупают ворс вашей одежды, ещё до передачи права собственности. У многих есть кузен-валяльщик. Ваша заветная рыжевато-коричневая туника будет окрашена в цвет бычьей крови, что сделает её невозможной для идентификации, пока вы всё ещё смываете выбранное вами масло для тела и жалуетесь, что вода недостаточно горячая. Я беру собаку, чтобы она охраняла мою одежду. Поскольку Nux охраняет одежду, лёжа на ней, недостаток в том, что я моюсь, только чтобы в итоге пахнуть своей собакой. Nux никогда не бывает чистым. Однако, в отличие от одного несчастного, которого мы встретили в Остии, мне никогда не приходилось бежать домой голым, прикрывая своё имущество одолженным черпаком для воды из парилки.

Обратный путь был короче через Декуманус, но там было полно людей.

У нервного обнажённого тоже были проблемы с уклонением от насмешек и хохота. Нам было немногим лучше. Все носильщики с ручными тележками заполонили тенистый тротуар, дорога была забита повозками, а раскалённая сторона улицы раскалена. Имущество Диокла было не тяжёлым, но включало в себя небольшой складной табурет, моечные принадлежности, полупустой винный кувшин и футляр для стилуса; завязанный узлом плащ имел неудобную форму для маневрирования в тесноте главной дороги с послеобеденными пробками. Елена не могла помочь. Она несла таблички и, будучи ненасытной читательницей, уже просматривала их на ходу.

«Его каракули бесполезны. Он просто пишет что-то для запоминания, типа

«Завтра», не говоря уже о чем... Этот Дамагорас, которого ты нашел, – единственное имя...

Всего было около пяти скреплённых комплектов, каждый из которых состоял из четырёх или шести двусторонних деревянных досок, поэтому Елена была занята тем, что держала в руках все эти доски для письма, одновременно пытаясь открыть их по одной. Однажды она уронила пару, но это случилось из-за того, что на неё налетел водонос. Елена наклонилась, чтобы поднять упавшие доски, отпугивая всех «услужливых» прохожих, которые могли бы притвориться, что помогают ей поднять их, при этом сжимая в руке одну из них. Когда она наклонилась, развратный официант из закусочной явно собирался её поддеть, но узелок Диокла оказался хорошей защитой, под прикрытием которой я пнул официанта. Он отшатнулся назад с пустым подносом из-под напитков. Не заметив этого, Елена продолжила читать. «Юнона, этот человек был занудой… вот он составил счёт в баре. В последнем комплекте он набросал что-то похожее на сетку для сольных шашек».

Счёт в баре оказался таким мизерным, что вполне мог состоять только из холодного рагу и стакана на одного. Скандальный писец обедал один. По крайней мере, это избавило нас от разочарования из-за неотслеживаемых встреч с анонимными контактами. Настольная игра, очевидно, могла быть картой для рандеву, но если так, то Диокл пропустил все названия улиц. Это не помогло.

«Может быть, он был из тех жалких ублюдков, что проводят свободное время, рисуя воображаемые города», – мрачно предположил я. Однако ничто из того, что я о нём знал, не указывало на то, что он в свободное время был королём Атлантиды.

«Маркус, судя по тому, что я читал в Daily Gazette, он получил массу удовольствия, применяя свой творческий потенциал к... Флавия Конспикуа, кажется, выросла Брак ей быстро наскучил. Едва её вырвали из материнские руки от подходящего Гая Мундана, чем, по слухам, Флавия (наследница имений Сплендидус и опытная флейтистка-любительница) уже снова видит свою старую любовь Гаудиуса... «Это я выдумала», – заверила меня Елена.

«Звучит хорошо. Твоя Флавия – горячая штучка?»

«Всегда популярен в холостяцкой среде».

"Блондинка?"

«Оберн, я бы сказала. Фигура неважная, но характер прекрасный; она готова на всё ради кого угодно».

«Это можно понимать по-разному...»

«О, конечно!»

«Скажите, а «игра на флейте» – это не слишком распространенное словосочетание в терминах скандальных колонок?» – спросил я.

«Очень», – сказала Елена с той серьёзностью, которую я так любил. «Можно подумать, что весь Рим будет звучать как духовой оркестр, учитывая…

господствующие свободные нравы. О пальце Флавии ходят легенды, её контроль дыхания великолепен, и, говорят, она даже иногда пытается использовать двусторонний берцовый канат.

Чтобы не поощрять грязные мысли моего любимого, я сосредоточился на том, чтобы втиснуть узел с одеждой между портиком храма и тележкой каменщика, припаркованной довольно близко к уличной линии застройки.

Разгоряченные и уставшие, мы остановились у дома, где жили Петроний и Майя, и позволили Майе обмахивать нас веером и угощать мятным чаем.

Нас пришлось представить владельцу, который приехал наблюдать за установкой фонтана. Это была статуя обнажённого молодого Дионисия; в муках своих первых уроков винопития прекрасный бог (который, как мне показалось, был похож на меня в молодости) создал водосточный желоб, пописав. Поскольку владелец дома был строительным подрядчиком, я предполагаю, что это изящное произведение искусства было украдено у какого-то неудачливого клиента. Возможно, при доставке оно слегка повредилось на грозди винограда и стало «возвратом», без видимых признаков возврата средств в конечном счёте.