Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Елена невозмутимо ответила: «Ты хочешь сказать, что Фульвий был последователем культа Кибелы?»

«Ну, у Фульвия была немного запутанная личность…» Перед Еленой мой отец теперь странно смущался. Она сверлила его взглядом, пока он не рассказал ей то, что всегда ходили слухи о моём дяде. «Елена, это может тебя шокировать – мы к этому привыкли, – но какое-то время бедный старый Фульвий считал, что хочет стать женщиной».

«Поскольку он один из моих дядей», – мягко сказал я, – «ему пришлось пройти весь этот безумный путь».

Па закончил рассказ: «Он вышел из дома, чтобы пойти к экспертам в святилище Кибелы по поводу удаления определенной части тела...»

«Кастрация?» – холодно спросила Елена.

Папа моргнул. «Кажется, он вместо этого пошёл на флот».

«Это вряд ли решение его проблемы!»

«Ты не знаешь моряков, дорогая».

«Нет? А что случилось с легендой о том, что у моряков есть жёны в каждом порту?»

«Они скучают по своим женам, когда находятся в море».

Елена покачала головой, глядя на папу, с укоризной. «Так Фульвий теперь счастлив?»

«Счастлив?» Мы с папой переглянулись. «Фульвий никогда не будет счастлив», – сказал я Елене. «Если бы ему удалось добраться до Пессинунта и отрезать себе орудие, для него это было бы лишь ещё одной проблемой».

«Он бы провел остаток жизни, жалея о том, что сломал палку», – согласился со мной Па.

Елена спокойно обернула край плаща вокруг ребенка, которого держала на руках, и позволила разговору прекратиться.

Мы с Хеленой вернулись в нашу квартиру. Внешняя стена дома Приватуса

Рядом с домом всё ещё лежали мои верёвки и чистящие средства с тех времён, когда я был на дежурстве. В Риме такого бы никогда не случилось. Я достал своё ведро.

У старых городских ворот в верхней комнате не горел свет. Я забыл спросить Петрония, была ли женщина, охранявшая похищенных во время их мучений, Пуллия, захвачена вместе со своим возлюбленным Лигоном. И если да, то что случилось с семилетним мальчиком, которого мы встретили в тот день, юнцом Зеноном?

Мы прибыли как раз вовремя, чтобы это выяснить: Фускул и двое его людей спустились на улицу. Ранее они уже задержали Пуллию и только что закончили обыск у ворот.

«Мы нашли кучу наркотиков», – сказал Фускулус, указывая на корзину со стеклянными флаконами, которую как раз выносили. «Полагаю, опиумный мак».

«Значит, завтра мы можем ожидать увидеть бдительных стражей, шатающихся по улицам в блаженном коматозном состоянии?»

Фускулус радостно улыбнулся. «Хочешь вызваться добровольцем для тестирования экстрактов?»

«Нет, не знает», – сказала Елена. «Но если ни одна из жертв похищения не даст показаний, не забывайте, что Марк и Луций Петроний однажды видели, как Пуллия потеряла сознание после того, как она выпила снотворное».

«Похоже, женщина – единственная, кого мы можем поймать с помощью улик»,

Фускулус рассказал нам: «Краснуха думает, что ему, возможно, придётся выпустить самцов…»

Елена была в ярости. «Целая банда мужчин терроризирует жертв, насилует подростков, занимается вымогательством и убивает, но вы задержите только их помощницу!»

Когда она, рыча, бросилась прочь, один из стражников издал крик из сторожки. Из неё выскочила маленькая фигурка, юркнула за Фускула и побежала по дороге. Это был Зенон. Никто не пытался его поймать, и он скрылся из виду.

XLII

Когда генералам позволяют управлять полем боя, возникают различные проблемы: главная из них заключается в том, что они уделяют слишком много внимания своим бюджетам.

Марк Рубелла, трибун Четвёртой когорты вигилей, был полон решимости раскрыть дело о похищениях в Остии раньше, чем это сделают вражеские войска. Однако ему уже пришлось разрешить лёгкий ужин и ночной вынос нечистот для тридцати неожиданно взятых пленников. Когда он понял, что теперь ему придётся выбирать между завтраком для них и традиционными напитками Сатурналий для своих людей в декабре следующего года, спорить было не о чем. Мысль о том, что к вечеру пираты будут ужинать за счёт нового канделябра в его римском кабинете, окончательно убедила его. Он твёрдо решил улучшить освещение и присмотрел поддельную бронзовую четырёхрожковую модель с ионическим верхом, которая, по его мнению, подошла бы как нельзя лучше. Поэтому Рубелла внимательно изучил свои скудные записи допроса; он понял, что шансов на предъявление обвинений нет никаких; и отпустил киликийцев.

Тем не менее, Рубелла не был глуп. И, возможно, не был коррумпированным.

По словам Петрония Лонга, его мозг работал по иным принципам, чем у обычных людей, но под этим коротко стриженным, низкопрофильным черепом находился мозг. Более того, Петро регулярно пытался убедить Скифакса, врача вигилов, что мозг Марка Рубеллы нуждается в лечении, в частности, в просверливании отверстия в черепе для осмотра.

Трепанация была бы хорошей идеей для обычно предписанных целей: снятия давления. Краснуха любил поразмышлять. Это было хорошо известно. Он проводил долгие часы в своём кабинете на Авентине, казалось бы, ничего не делая, но в редкие моменты, когда он делился с людьми, он утверждал, что его метод как командира когорты заключался в том, чтобы думать то, что другие предпочитали не делать.

По его словам (а Петроний в какой-то момент на одной из легендарных вечеринок Сатурналий когорты был подробно ознакомлен с этой теорией), этот метод руководства позволял Рубелле предвидеть проблемы, предвидеть преступные наклонности и планировать хитрые засады, которые другие когорты не могли себе позволить.

командиры с их менее интеллектуальными методами никогда бы этого не достигли.

Итак, следующим солнечным утром, когда многие из вигилов были в отчаянии из-за глупого поступка своего предводителя, нам сообщили, что, отпустив киликийцев, Марк Рубелла придумал хитрый план. Этот план был составлен в результате исследований, которые он провёл за несколько дней между моим визитом в Рим и тем, как он привёл своих людей в Остию. Чтобы достичь вершины своей профессии в деле перехитрить пиратов, или пиратских…

Потомки или бывшие пираты, мыслящий человек посетил библиотеку и взял несколько свитков. Трибун когорты теперь был знатоком киликийских обычаев и образа мышления.

«Заткнись, их привычки!» – пробормотал Луций Петроний, не любивший литературных исследований, когда речь шла о людях, душивших своих сообщников на одиноких солончаках. «Хочу увидеть, как этих мерзавцев повесят на крестах, где они больше не смогут причинить вреда».

«Я тоже», – сказал Рубелла (у которого, помимо работающего мозга под короткой стрижкой, было два больших уха, по одному с каждой стороны головы, как обычно, и оба острые, как у летучей мыши). «Перестань орать на Фалько, как школьник на заднем ряду. И вообще, что этот чёртов Фалько делает здесь, на моём утреннем брифинге?»

Все смотрели на меня. Наблюдатели были в крайней депрессии, поэтому насмешки над мной стали лёгким облегчением. Обычно они были дружелюбны, но сейчас каждый из них с радостью увидел бы меня слегка поджаренным в булочке с пикантным соусом из маринованных рыбных огурцов.

Я объяснил, с кроткой манерой моего информатора, что зашёл в патрульную, чтобы узнать, есть ли какой-либо прогресс в раскрытии похищений или убийства Теопомпа. Краснуха велела уйти.

Этого я и ожидал; у него был ограниченный репертуар. Я начал медленно отходить, но, когда он снова заговорил, остался на месте. У стукачей тоже есть свои традиции. Торчать на брифингах, где нас не ждут, – это одна из наших привычек.

«Вы, возможно, думаете, что я сошёл с ума…» Люди Рубеллы послушно смотрели, словно думая: «О нет, сэр». Я же думал о том, как рад, что не один из его людей. «Поверьте мне. Я всё сделал правильно. Что вы должны понять о киликийцах, так это то, что они с большим уважением относятся к старейшинам. У них есть ключевые лидеры, которых называют тираниками – это греческое понятие, просто означающее местного царя; мы, римляне, рассматриваем тиранов в несколько ином свете, конечно…» К этому времени мы все решили, что Рубелла окончательно сошёл с ума. «Теперь, будь они на борту корабля, где они выбирают своего капитана, или на суше, где их вожди более территориальны, они больше всего почитают самых старых тиранов. Мы как раз держим одного, которому примерно столько же лет…

Ты сможешь. Так что, хотя, кажется, я совершил ошибку, отпустив остальных на свободу, не сомневайся. Я задержал того, кто важен. Мы всё ещё удерживаем Дамагораса.

Кто-то зааплодировал. Краснуха распознал насмешку; он сердито посмотрел на меня. Он посмотрел на меня из принципа, хотя я и не был виновником.

Петроний был резок: «Дамагор утверждает, что он ушел в отставку».

«А все остальные утверждают, что невиновны!» – возразила Рубелла. «Я тоже им не верю, Луций Петроний».

Петро фыркнул, но вынужден был признать правоту.

«Мне нравится, как всё аккуратно сделано», – поздравил себя Рубелла. «Люди, берущие заложников, сами имеют дело с заложниками. Дамагораса держат в заложниках вопреки их хорошему поведению. Один промах – и их уважаемый вождь понесёт наказание».

Краснуха одарила нас доброй улыбкой. «И чтобы мы могли их снова найти, я велел им всем не покидать город».

Ну что ж, это обнадеживает.

Конечно, если киликийцы действительно покинут город, Краснуха в каком-то смысле будет оправдана. Похищения прекратятся. Тогда трибун сможет заявить, что пресек вымогательство, используя минимум рабочей силы и практически не нанося ущерба бюджету. В любом случае, Дамагора содержать не стоило; теперь, когда у него есть люди на воле, они ежедневно присылали ему провизию. Главарь пиратов будет жить в роскоши, жалуясь лишь на то, что ему приходится сидеть в своей камере. Впрочем, это и так была прекрасно обставленная камера.

К несчастью для Рубеллы, почти сразу же появились доказательства того, что вымогательство продолжится. Пока мы ещё были на совещании, Елена Юстина поспешила ко мне с ошеломляющей новостью. Холконий и Мутат, два писца, которые меня наняли, только что прибыли в Остию из Рима, желая моего совета. « Дейли Газетт» получила письмо, в котором говорилось, что похитители схватили Диокла и увезли его на Сардинию. Теперь похитители вернули его в Остию и потребовали большой выкуп. Писцам было приказано никому не рассказывать о требовании выкупа и не привлекать к этому вигилов.

«И все же, судя по всему, ты это сделал», – усмехнулась Рубелла.

«Мне показалось крайне важным сообщить вам об этом», – сказала Хелена, едва сдерживая гнев. «Это шанс затаиться и поймать главарей, пока выплачивается выкуп».

Засада! Маркус Рубелла, думающий командир, теперь был счастливым трибуном.

XLIII

Краснуха, возможно, была весёлой. Я был раздражён.

«Елена Юстина, не могли бы вы объяснить мне, почему вы это сделали?»

Хелена расправила плечи. Мы шли домой. Когда мы ссорились на улице, всегда существовала опасность, что кто-то из нас уйдёт навсегда. (По крайней мере, пока мы не думали, что другой человек сочтёт это всего лишь достаточным, чтобы устроить сцену примирения.) Мы оба были упрямы. Двое детей, приёмный сирота и собака дома немного осложняли ситуацию. Прежде чем уйти с излишней надменностью, кто-то должен был оглянуться и убедиться, что другой позаботится о семье.

Сегодня я был слишком взрослым для этого. Мне хотелось остаться и дать ощутить своё присутствие.

«Ты знаешь, почему я это сделал, Фалько». Если бы я был Фалько, это означало бы, что она решила не поддаваться напыщенности главы семейства. Маркусу позволили больше расслабиться.

«Прошу прощения, я сегодня оставил своего личного священника дома. Почитайте мне предсказания!»

«Перестань кричать».

«Когда я закричу, поверьте мне, леди, вы все об этом узнаете».

Люди обернулись и посмотрели на нас. Я, конечно же, не повышал голос больше, чем того требовала ситуация. Елена продолжала идти. Какой-то назойливый идиот остановился, чтобы спросить почтенную матрону, завернутую в епитрахиль, не беспокоит ли её этот неприятный мужчина. Елена ответила утвердительно. «Не волнуйтесь, он мой муж».

«Ой, извините! Вы не думали о разводе?»

«Часто», – сказала Хелена.

Мы пошли дальше. Я кусал большой палец. Вскоре мы оказались у входа во двор нашей квартиры. Мы остановились.

«Объясни сейчас же. Мы не спорим при детях».

«Неправильно, Фалько. В любом случае, – сказала Елена напряжённым голосом, – думаю, будет лучше, если я решу, что делать с детьми. Им нужно полагаться на меня, чтобы я присматривала за ними… Я расскажу тебе, почему я пошла к бдителям.

На самом деле, две причины. Во-первых, я искренне считаю, что Мутатус и Холкониус неправы, не привлекая власти. И потом, что бы случилось, если бы я просто позволил тебе пойти и встретиться с ними наедине, Маркус? Ты же знаешь это так же хорошо, как и я.

– вы бы взялись за решение этой проблемы и сделали бы ее в одиночку.

Авл отплыл, Квинт нянчится со своим ребёнком, ты не захотел бы рассказать Петронию, что задумал, и поэтому тебе пришлось бы урегулировать вопрос о выкупе. Я прав?

Я промолчал. Я попытался придумать альтернативные варианты действий, которые я мог бы сделать, выбрав свой собственный путь. Ничего не приходило в голову.

«Поэтому, Фалько, мне снова пришлось бы жить со страхом, что ты отправишься навстречу опасности, в одиночку, игнорируя здравый смысл...»

«Я никогда не игнорирую смысл».

«Теперь ты это игнорируешь».

«Нет, я приспосабливаюсь. У меня сегодня просто шок. Я думал, мы с тобой партнёры. Мы консультировались по важным вопросам…»

«Тебя здесь не было. Только один раз я сделал то, что хотел . И я решил спасти тебя».

«Я правда не думал, что должен это говорить, Хелена: не мешай мне работать!» Это ранило её. Мне самому было противно, как это прозвучало. Теперь мы действительно ссорились. Я пытался смягчить ситуацию. «Будь благоразумна. Я всё время, что ты меня знаешь, ходила одна на дела…»

«Семь», – мрачно сказала она.

"Что?"

«Семь лет. Столько я тебя знаю. Ты можешь погибнуть через семь минут, если сделаешь неправильный выбор, окажешься не в том месте, и никто тебя не поддержит…»

«Не заставляй меня чувствовать себя слишком старой, чтобы справиться».

«Ты ещё не стар. Но ты уже не одинокий информатор, отдающий душу делу. Ты – семьянин с полноценной жизнью, и тебе нужно перестроиться».

Мы злобно переглянулись. Легкого выхода не было. «Это и есть основание для развода, Хелена?»

«Нет. Я всё ещё думаю над парком. Он будет гораздо красочнее; я хочу, чтобы в « Газетт » был большой всплеск ».

«Даже не пытайся. Я в доме глава. Развод – моя забота, юридическими тонкостями занимаюсь я».

«Делай с этими мелочами что хочешь», – небрежно бросила Елена. «Не забывай, что я занимаюсь бухгалтерией».

«О, вы можете это сделать, но не ждите дорогостоящего урегулирования!»

Мы всё ещё сверкали. Я убедил себя, что в сиянии есть разница.

«Ну и что. Ты собираешься купить моё прощение, сказав, где они остановились?» Она никак не отреагировала, и я подтолкнул её: «Холкониус и Мутатус».

«Откуда ты знаешь, что я знаю, где они?»

«Элена Юстина, ты – лучшая партнёрша, которую я мог бы иметь. Ты расторопна, дальновидна и, хотя ты это отрицаешь, властна. Ты не сказала об этом Рубелле, но я знаю, Елена, ты наверняка спросила их адрес».

Она знала адрес и сказала мне. Потом она отрицала, что была властной.

Я серьёзно поблагодарила её. «Успокойся, дорогая. Это только первый этап; я просто изучаю ситуацию. Всё будет совершенно безопасно. Я пойду».

Можно мне поцелуй? Елена покачала головой, и я поцеловал её, очень крепко. Мы посмотрели друг на друга, и я ушёл.

Я вернулся к Хелене. Она всё ещё стояла там, где я её оставил, в тени арки двора. Она выглядела потрясённой. Я посочувствовал ей; я сам чувствовал то же самое.

"Пойдем со мной."

«Я вам для этого не нужен».

«Нет. Но всё равно приходи».

«Это очень благородно с вашей стороны, что вы это допускаете».

«Верно», – сказал я. Я взял её руку в свою и не отпускал. «Я старею, и меня легко перехитрить; даже так я всё равно смогу поговорить с парой писак из «Газеты» . Но так, если мне будет грозить опасность, я смогу использовать тебя как щит».

XLIV

Холконий и Мутатус угрюмо сидели в своей арендованной комнате. Между ними, разложенный на аккуратно разложенном плаще, лежал нераспакованный обед, похожий на еду, привезенную из Рима. Они аккуратно разделили его на две порции, но, казалось, были слишком подавлены, чтобы приступить к делу.

Я представил Елену, словно забыл, что она встречалась с ними утром. Мы оба задумчиво их оценивали: два худощавых вольноотпущенника средних лет с прекрасным латинским акцентом и грамотностью, которые, должно быть, так же хорошо владели греческим.

Двое утонченных, образованных мужчин, которые, казалось, чувствовали себя не в своей тарелке вне своей естественной среды.

«Маркус слышал, что вы оба в отпуске», – сказала Хелена, устраиваясь поудобнее.

Пока она расправляла юбки и поправляла браслеты, Мутатус покачал головой.

Это был быстрый и нервный жест.

«Благодаря нашим обязанностям мы всегда готовы прийти на помощь в чрезвычайных ситуациях».

Я подумал, не превратился ли Диокл в такого же лысого, растерянного неудачника. Почему-то мне показалось, что нет. Пропавший регулярно освещал мирские события; он путешествовал; он мог предложить себя для работы в разных профессиях. Диокл был безответственным и пил. У него был меч. Этот человек мог бы быть информатором, если бы сумел выбрать приличное оружие.

Холкониус и Мутатус не походили на людей, носящих мечи. Я сомневался, что у кого-то из них есть меч. И представить себе кого-то с родственными связями мне было сложно. У обоих был узкий, одержимый вид экспертов. Холостяки или мужчины с невзрачными жёнами, от которых ожидалось восхищение культурой и интеллектом мужей, исходя из их окружения. Холкониус, старший, был в белой тунике с кремовым подтоном; Мутатус был в белой тунике с сероватым оттенком.

В остальном они совпадали, как и пара торцов стола.

«Хочешь увидеть записку с требованием выкупа, Фалько?» – потребовал Холкониус.

«Всё в своё время. Верно, что в Остии действовала банда похитителей, и Диокл, возможно, на неё наткнулся. Но мой первый…

При предъявлении требования о выкупе в таком виде необходимо учитывать его подлинность».

«Подлинно?» Они выглядели озадаченными. Холкониус усмехнулся: «Почему вы должны сомневаться?»

«Прошло слишком много времени с тех пор, как ваш человек исчез».

Даже Елена с любопытством наблюдала за мной. Это был наш первый шанс оценить происходящее.

Я думал об этом, пока мы с Хеленой шли сюда. «Это не вписывается в общую картину, Холкониус. В известных нам случаях похищения действуют строгие правила: они похищают женщин, а не мужчин; обычно выставляют требования о выкупе в тот же день; быстро заключают сделку; выбирают иностранцев, которые покинут страну в случае угрозы. В общем, стараются не привлекать внимания властей».

Холкониус кивнул. Его обязанностью в «Газетт» было делать заметки в Сенате. Должно быть, было приятно услышать стоящую аргументацию, убедительно изложенную.

«Какой у нас выбор?» – спросил Мутатус. «Никакого. Гонка подстроена.

Кто-то заполучил Диокла; исход предрешён». Мутатус освещал игры. Будучи спортивным комментатором, он быстро оценивал ситуацию, а потом, возможно, обдумывал её, пока другие вопили, что он полный идиот.

«Похитители работают, пользуясь неопытностью своих жертв», – сказал я ему.

«Они хотят, чтобы вы так боялись за Диокла, чтобы вы в точности следовали их указаниям. Вы оба никогда раньше не оказывались в подобной ситуации, и это вас ужасает. Но я обдумываю это. Во-первых, они утверждают, что Диокл у них с тех пор, как он исчез, и что они перевезли его на Сардинию. Можно ли этому верить?»

«Похоже на попытку сокрытия информации», – подкрепила мои доводы Елена. «Какой-то авантюрист воспользовался тем, что люди ищут Диокла, и надеется на этом нажиться».

Я согласился. «Кто-то только что услышал, что на Сардинии полно бандитов, и решил, что это звучит заманчиво. Когда люди пропадают, особенно когда их судьба вызывает всеобщее беспокойство, творится такая чушь».

«Чудаки, маньяки и мошенники тянутся к трагедии»,

Елена сказала писарям: «Семьи, потерявшие близких при необъяснимых обстоятельствах, могут подвергаться ужасной эксплуатации».

«Вот почему я должен посоветовать вам, стоит ли воспринимать это требование всерьез»,

Я сказал: «Честно говоря, я сомневаюсь».

«Ты не хочешь, чтобы мы платили деньги?» – спросил Мутатус.

"Я не."

«Но мы привезли деньги с собой!» Подобное нелогичное рассуждение порадовало бы банду, требующую выкупа, или любого эксплуататора.

Я понял, что деньги, должно быть, лежат в большом сундуке под плащом, на котором два писца разложили свой обед. Возможно, они думали, что грабители не заглянут им под скатерть. Скорее всего, эта глупая парочка совершенно не подумала о безопасности.

Я велел им отнести свою добычу на хранение в хранилища одного из храмов Форума. «Для верности скажите им, что вы вносите туда императорские деньги». Я помолчал. «Император обо всём этом знает?»

Они выглядели подозрительно. В конце концов, Холкониус признался, высокомерно махнув рукой: «В связи с обстоятельствами и необходимостью соблюдения секретности, кассир в кабинете главного шпиона выделил нам деньги».

Я резко вздохнул. «Полагаю, Анакрит всё ещё на своей вилле?»

Оба удивились, с какой фамильярностью я о нём говорил. «Он будет в ярости, когда узнает, что вы двое присвоили его мелкие сбережения».

«Это больше, чем мелочь…» Холкониус покраснел. «Мы сказали им, что вы дали на это разрешение».

«Тогда ты им солгал», – тихо ответил я, сдерживая гнев. Елена в отчаянии закрыла глаза рукой. Анакрит всегда представлял для меня угрозу, которая её пугала. А теперь напрашивался на новые неприятности. «Ты должен признаться Главному Шпионажу, а мне – извиниться. Твой поступок серьёзно повредит моим отношениям с Анакритом…» Ничто не могло их испортить. У нас не было никаких отношений. Мы с ним постоянно грызлись друг с другом. Эти два простофили только что дали ему преимущество.

«Покажите мне записку с требованием выкупа, пожалуйста».

«Мы оставили его в Риме». Расстроенный моим отношением, Мутатус попытался блефовать.

«Холкониус предложил мне это. Давайте будем благоразумны, хорошо?»

Они предъявили документ. Я прочитал его и вернул им. Они, казалось, были удивлены моим поступком. В этом и заключалась разница между писцами и доносчиками. Писцы хотели сохранить всё для своих архивов. Я привык узнавать ключевые части переписки, а затем уничтожать улики. (Или возвращать документ в том же виде, в каком я его нашёл в ларце владельца из слоновой кости, чтобы он или она никогда не узнали, что я его прочитал…)

Это была вощёная табличка с латинским письмом, читаемым, но не предъявленным секретарём. На ней было написано всё как обычно: он у нас, вы хотите его вернуть; отдайте нам деньги, иначе Диокл умрёт. Договорённости были в письме. Ни о каком иллирийце не упоминалось. Писцы должны были оставить деньги в месте сдачи. Это было в Портусе Августи, в заведении под названием «Цветок тернослива». Мне удалось сообщить им, что их заведение находится неподалёку от бара «Дельфин», и что, по моему мнению, это, вероятно, бордель.

Хелена, похоже, была впечатлена моими знаниями местности. Писцы же выглядели просто шокированными.

«Это обман, – заверил я их. – Если вы отдадите им деньги, то потеряете их и никогда не увидите Диокла».

«Они убьют его, даже если мы заплатим?»

«Они его не убьют, потому что его у них нет». Мы уже обсуждали это, но Холкониус и Мутатус просто не услышали меня. «Послушайте, хотел бы я сказать, что моё расследование приведёт к тому, что я найду его пьющим с жалким лицом в каком-нибудь портовом баре. Всё, что я узнал до сих пор, заставляет меня страшиться его судьбы, хотя, по моему мнению, его не похитили».

«Ты думаешь, он уже мертв?» – резко ответил Холкониус.

«Возможно, это возможно. Возможно, он покончил с собой, покончив жизнь самоубийством по личным причинам после перенесённой депрессии. Но есть и другие варианты, некоторые из которых связаны с людьми и историями, о которых он, возможно, хотел написать в « Газете ». Я уже спрашивал об этом, но спрошу ещё раз: был ли какой-то конкретный скандал, о котором Диокл, по его словам, собирался рассказать?»

Писцы покачали головами.

Я снова предупредил их не платить выкуп. Они поблагодарили меня за этот разумный совет. Но они и не думали ему следовать.

Они забыли, что у меня и раньше было много клиентов. Я знал эти признаки.

XLV

Когда мы с Еленой выходили, мы встретили входивших Рубеллу и Петрония.

Мы все остановились посовещаться на пороге дома, где мы остановились.

«Это мошенничество, – заявил я двум дозорным. – Ничего в этом не соответствует методам киликийской банды. Я посоветовал Холконию и Мутату не отдавать деньги. Они обещали, но, конечно же, проигнорируют меня. Я буду ждать у места высадки».

«Увидимся там!» – пробормотала Рубелла в веселом настроении.

«Ты знаешь, где это?»

«Фалько, если ты смог добиться этого от пары писцов, то и мы, черт возьми, тоже сможем».

Рубелла помолчала и стала менее шутливой. «Так что насчёт пропавшего мужчины?

Может быть, его похитили?

«Это возможно».

«Кто возьмёт пленного и будет держать его два-три месяца без связи?» – спросил Петро. «Эта история нелогична. Что ты думаешь?» – спросил он меня.

«Первое: Диокл мог покончить с собой, находясь в состоянии душевного кризиса из-за смерти тёти, своей единственной родственницы. Второе: он расстроил Дамагора, вероятного подозреваемого. Или третье: случилось что-то плохое, потому что Диокл затаил обиду на некоторых членов гильдии строителей – ещё более подозрительных мерзавцев».

В три часа Петро и Рубелла приободрились, обрадовавшись, что их соперники-пожарные оказались втянуты в это дело.

«Каковы ставки?» – потребовала Рубелла.

«Честно говоря, я не знаю».

«Типичный стукач!»

Елена приняла оборонительный вид, а затем спросила Рубеллу: «Откуда ты знаешь, что писцы живут здесь?»

«О, у нас уши повсюду, юная леди!»

Петроний был более откровенен: «Они прибыли в Остию в большой карете, явно везя сундук с золотом, и у Римских ворот остановились, чтобы спросить дорогу

в хороший гостевой дом».

Я простонал. «Значит, вся Остия знает, что они что-то украли?

Копилка находится в их комнате; возьмите ее сами, пока это не сделал кто-то другой.

. . Я посоветовал им спрятать деньги в храме Капитолийской триады.

«Мы порекомендуем Храм Рима и Августа», – усмехнулась Рубелла.

«Это должно здорово сбить с толку тех, кто толкает стилус».

Двое полицейских поднимались наверх, несомненно, чтобы повторить наш с Хеленой разговор. Мы расстались в приподнятом настроении. Все были воодушевлены, ведь наконец-то удалось добиться прогресса. Поймали ли мы настоящую банду похитителей или каких-то других авантюристов, по крайней мере, теперь появилась возможность действовать.

«А, кстати, – крикнула мне Рубелла. – Эта глупая девчонка, Посидония…

Дочь пришла просить о похоронах. Я позволил ей забрать тело». Я был поражён его благосклонностью к Родопе, но знал почему: это избавило вигилов от необходимости самим избавляться от Феопомпа. «Я сказал, что ей нужно устроить достойные римские похороны в тихом местном некрополе, а не какой-нибудь чёртов пиратский пир на берегу, и она должна сообщить мне заранее, где и когда состоится церемония».

Я слегка отдал ему честь. «Тогда увидимся там!»

Рубелла снова замерла. Двумя ступеньками выше него, на лестнице, Петроний наблюдал за нами. Петро знал, что сейчас произойдёт. «И ещё кое-что, Фалько…

Она обмолвилась любопытным фактом: Феопомп не был киликийцем. Он был иллирийцем.

Я подняла брови. «Это не тот, кто выступает в роли посредника; его описание совсем другое… Итак, Краснуха, что это значит?»

«Понятия не имею», – признался трибун. «Но если иллирийцы и киликийцы работали сообща, возможно, нам удастся как-то посеять между ними раздор».

«Играйте в политику!» – восхищенно воскликнула Елена. Краснуха посмотрел на него с подозрением, но не смог понять, насмехается ли она над ним.

Когда мы добрались до квартиры, Джулия и Фавония громко ссорились. Альбия издала последний, но не добилась никакого эффекта, а затем выбежала посидеть в одиночестве во дворе. Мы с Эленой сели по обе стороны от неё, держа её за руки в знак утешения, и слушали пронзительный вулканический шум наверху.

«Просто чтобы ты знала», – сказал я Хелене через голову Альбии, – «когда мы разведемся, я обеспечу тебе все необходимое без протестов, и я

отказываюсь от всех своих отцовских прав в пользу детей».

«О, они, должно быть, живут с тобой, Фалько. Я – сторонница традиций», – солгала Елена.

«Нет, я абсолютно настаиваю на этом. Маленькие дети должны быть со своими любящими матерями. Я великодушный человек. Я заставлю себя принести эту жертву».

Хелена пристально посмотрела на меня. «Мы могли бы обе сбежать», – предложила она с некоторой тоской. «У них две бабушки, которые будут бороться за право усыновления».

«Готово!» – воскликнул я. «Давай сбежим вместе! Звучит весело».

Другие арендаторы начали выглядывать, чтобы узнать, что за шум. Какой-то остряк спросил нас, не хотим ли мы, чтобы он вызвал армию для подавления племенного бунта. Оставив Альбию в покое, мы с Хеленой послушно пошли разнимать наших отпрысков. Пока их было двое, мы могли справиться с каждым по одному. Обычно синяки проходили примерно через пять дней.

Если два писца выполняли инструкции, им нужно было отнести деньги в пункт выдачи следующим утром. Встав ещё затемно, я приготовился к действию.

Я забил выпавшие гвоздики обратно в свои лучшие ботинки. На ногах лежал Накс.

Альбия вышла из другой комнаты и наблюдала за ритуалом.

«У меня в Остии нет сапожника».

«В Риме вы не станете пользоваться услугами сапожника, Марк Дидий», – мы оба говорили приглушенными голосами.

«Верно». При свете масляной лампы я методично проверил шнурки.

«Починка бесполезна». Я вытер масло с меча, предварительно достав его из укрытия, к удивлению Альбии. Поднеся его к свету, я проверил лезвие и заточил его полировочной машинкой из акульей кожи. Затем, просто чтобы чем-то занять себя, я обработал кинжал пемзой. «Скажи мне, серьёзная девчонка с дикого севера, почему ты так зациклена на том, что я делаю?»

«Авл Камилл сказал: если предстоит какое-то действие, я должен наблюдать, как ты готовишься».

«Авл, да?» – подмигнул я ей. Люди склонны считать Альбию бледной душой, но она умела терпеть поддразнивания. «За чем именно следить?»

«Он сказал, что его всегда поражало видеть, как ты превращаешься из клоуна в солдата».