Текст книги "Скандал берет отпуск"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Благодетеля Петро звали Приватус, и у него была блестящая лысина, над которой он накинул длинные пряди тонких седеющих волос. На макушке они перекрещивались, образуя небрежную копну фальшивых локонов, которые разлетались от малейшего порыва ветра. Строитель был невысокого роста, костлявый и с кривыми коленями. Я встречал людей и покрупнее, но от него веяло светскими амбициями и сознанием собственного успеха. Вы угадали: он мне не понравился.

Петрония не было дома. Майя, пребывая в приподнятом настроении, с большим удовольствием объяснила Привату, что я стукач и приехал в Остию, чтобы найти пропавшего писца.

Я предпочитаю молчать о своей миссии, пока не получу представление о новом знакомом. Майя это знала.

«Итак, каковы, по-вашему, ваши шансы найти этого Диокла?» – спросил Приватус. Вопрос был справедливым. Я постарался не злиться.

«На данный момент маловероятно, что я смогу пойти дальше». Голос мой прозвучал приятнее, чем я себя чувствовал.

«Марк Дидий скромничает, – преданно заявила Елена. – У него богатый опыт раскрытия сложных дел».

Приватус выглядел нервным. Люди всегда так себя ведут. «И что же, по-твоему, произошло, Фалько?»

«На данном этапе сказать невозможно».

«Как информатор – извините, кстати, что спрашиваю так много – как вы собираетесь найти потерявшегося человека, Фалько?»

Людям всегда интересно, что я делаю. Я вздохнул и принялся нести чушь: «Перед тем, как покинуть Рим, я проверил храм Эскулапа, не попал ли он в больницу или не был ли там похоронен. Здесь я попросил Петрония Лонга узнать, не арестовали ли моего человека по какой-то причине – нет – и теперь за ним следят патрули. Они должны заметить его, если он бродит в оцепенении. Если он просто сменил квартиру, потому что не выносил свою хозяйку, моя задача будет гораздо сложнее».

«Похоже, предстоит тяжелая работа!» – воскликнул строитель, явно не убежденный в своих словах.

Я смело улыбнулся. «Вы когда-нибудь слышали в Остии о ком-то по имени Дамагор?»

Приватус позировал, притворяясь, что задумался. «Боюсь, что нет, Фалько».

Надо было спросить Приватуса о его работе. Впрочем, он, наверное, слышал, что стукачи славятся своими дурными манерами. Его жизнь, видимо, была одним долгим и счастливым циклом восстановления доков, когда в прошлый раз через оставленные им дыры начала просачиваться вода.

Мы с Еленой быстро допили мятный чай, а затем я отвёз её домой. Она вспомнила о табличках с записками. Проявив ловкость, я сумел оставить Диокла позади.

грязное белье, которое я оставил на чисто выметенном мраморном полу в атриуме изысканного дома Приватуса.

VIII

На следующий день я снова пошёл к писцу, на этот раз утром. Если повезёт, хозяйки в это время не будет дома, и я смогу попросить её нового жильца показать мне комнату писца.

Я оставила Элену продолжать читать старые выпуски «Газеты» . Она делала это в присутствии наших дочерей. Джулия Джунилла, которой в прошлом месяце исполнилось три года, могла устроить бунт, который требовал подавления со стороны городских жителей, когда чувствовала себя упрямой; сейчас же она изображала из себя милую. Она делала это с таким вкусом, что моё сердце растаяло. Сосия Фавония, мрачная хулиганка всего четырнадцати месяцев, стояла голая в своей кроватке, уже научившись держаться вертикально, даже когда она качалась. Следующий трюк: выпасть и раскроить себе голову.

Тем не менее, Альбия постелила тряпичный коврик возле детской кроватки, чтобы минимизировать ущерб. Чтобы почитать, Елена прибегла к старому способу: она изготовила новую игрушку (все римские мастера кукол, мячей, обручей, свистков и деревянных фигурок животных знали и обожали нас), а затем тихонько отошла, пока дети увлекались. Она была в безопасности со своими свитками, пока не началась очередная ссора с криками.

Я целовал девушек. Они меня игнорировали; они привыкли, что я ухожу из дома.

Иногда они, казалось, думали, что я просто разносчик товаров из овощной лавки.

Нет, он был бы более интересным.

С Нуксом, пронзившим мои лодыжки и пытавшимся сбить меня с ног, я вернулся к Морским воротам. Путь был долгим, но нового арендатора уже не было дома. В подавленном состоянии я пошёл постучаться в дверь хозяйки, и тут Судьба сжалилась надо мной. Её тоже не было дома, так что я наконец встретил её раба по долгу службы, Титуса. Курносого, покрытого шрамами негодяя в свободной тунике на одно плечо, этого Титуса держали подальше от меня во время предыдущих визитов. Он был проницателен как гвоздь; как и всё его племя, он точно знал, чего стоит нуждающемуся. Жалких денег, которые платили мне писцы из «Газеты», не хватило бы на многих, подобных Титусу, но…

По его словам, он был уникальным. Так что всё было в порядке.

На самом деле именно Тит очистил комнату после исчезновения Диокла.

«Отличные новости. А теперь заработай эти звенящие медяки, которые ты только что из меня выжал, Тит. Я знаю, что Диокл якобы оставил после себя – несколько ношеных туник и пустые таблички. А теперь расскажи мне, что там ещё было, и не утаивай».

«Ты хочешь сказать, что я что-то стащил?» – возмущенно спросил Титус.

Накс, всегда готовая поучаствовать в шуме, подошла и обнюхала его. Рабыня с тревогой посмотрела на неё.

«Вы имеете право на льготы, молодой человек».

«Ну, я так и вижу». Он успокоился. Накс потерял интерес. «У него была ещё пара туник – чистых. Поскольку он не собирался возвращаться, я их у него снял».

«Продано на вторичном рынке?»

«Слишком верно».

«Диокл приехал в Остию на лето, – размышлял я. – Он бы не пришёл туда с одним рюкзаком и пачкой клецок с кальмарами, но даже если бы и пришёл…»

«Что ты говоришь, Фалько?»

«Куда делся его рюкзак?»

«У него их было два. Я получил за них хорошую цену».

«Они были пустыми?»

«О да». Это прозвучало правдиво. Я пристально посмотрел на него. «Я их вытряхнул, Фалько».

«Куда же тогда делись его деньги?»

Титус пожал плечами. «Понятия не имею, честно». Не было смысла настаивать. Я заметил, что раб не спросил меня: « Какие деньги?»

«Сколько багажа у него было по прибытии? Как вы думаете, Диокл мог перевезти вещи в какое-то другое место?»

«То, что он принёс с собой, осталось, когда он спал. Табуретка и всё такое…»

«Забудь про табурет!» Я его достал. Складной табурет шатался, и я прищемил палец, когда пытался его поставить. «Там было оружие?» – прорычал я.

«Нет, сэр!»

Вот это было неправильно. В Риме запрещено ходить с оружием (хотя это никого не останавливает), но во время путешествия мы все вооружаемся. Я знал от Холкония и Мутата, что Диокл всегда носил с собой кинжал, а иногда и меч. Другие писцы говорили мне, что это стандартные меры предосторожности на случай, если он столкнётся с оскорблённым мужем или огромным возницей разъярённой жены, размахивающим кнутом. «Я…

Мне они не нужны, и я не буду на тебя доносить, Титус. Мне просто нужно знать.

«Никого не было».

"Верно."

«Ты мне не веришь!»

"Я верю тебе."

Я верил, что ни один раб никогда не признается в краже оружия, которым он мог бы вооружиться, даже если бы он его продал. Рабы и мечи несовместимы.

«И это все?» – спросил Титус с надеждой в глазах.

«Почти. Но поскольку новый жилец уехал, покажите мне комнату, пожалуйста».

Понимая, что его положение в отношении краденного шатко, Титус согласился. Но мы обнаружили, что, пока я разговаривал с Титусом, жилец вернулся. Он был измождённым, скрытным торговцем кукурузой, который теперь сидел на своей узкой кровати и ел холодный пирог. Нукс вбежала в квартиру, словно она была хозяйкой, и он вскочил с виноватым видом; возможно, хозяйка запретила есть в доме. Пока он приходил в себя…

– главным образом стыдясь того, что он был весь в подливке, – я проявила непреклонность. Я обыскала комнату, не спрашивая разрешения. Кукурузный фактор, должно быть, знал, что предыдущий жилец исчез; он терпеливо позволил мне делать всё, что я хотела.

Он и Титус наблюдали, как я обходил все тайные места, где путешественники прячут вещи в съёмных комнатах, от самого очевидного – под матрасом, до более скрытного – на оконной раме. Половицы были крепко прибиты. В стенном шкафу было пусто, если не считать грязи и дохлой осы. Я ничего не нашёл. Я приказал Накс обыскать, но она, как обычно, отказалась, предпочтя сидеть и смотреть на пирожное, выпеченное управляющим. Я поблагодарил его за предоставленные удобства. Он предложил мне кусок пирога, но мама воспитала меня так, чтобы я отказывался от чужой еды.

Я вытащил Нукса и Тита наружу, надел собаку на поводок, чтобы она не вернулась в дом просить еду, а затем допросил раба ещё раз. Мне хотелось узнать привычки Диокла. «Он что, сидел в своей комнате в ожидании землетрясения, как тот тихоня, которому ты сейчас сдаёшь квартиру?»

«Нет, Диокл все время то появлялся, то исчезал».

"Общительный?"

«Он искал работу, сказал он, Фалько. Он постоянно куда-то ходил. Но всё безуспешно».

Будучи рабом, который старался подзаработать при любой возможности, Тит не счёл это странным, учитывая, что Диокл уже работал. «Куда он пошёл?»

«Всякого рода, я думаю. Он, конечно, ходил в доки. Все так делают. Все

Работа там кипит. Пару раз он нанимал мула и рысью отправлялся за город; должно быть, ему захотелось собирать салат. Он хотел неделю работать носильщиком, но не справился, и его выгнали. Блин, кажется, он даже пытался вступить в вигилы!

Это был удар в лицо. «Разве нет?»

«Нет, ты прав, Фалько. Он, должно быть, издевался надо мной. Никто не бывает настолько глупым».

"Что-нибудь еще?"

«Не могу вспомнить».

«Ну, спасибо, Титус. Ты дал мне представление о его передвижениях».

Это была смутная картина, в которой Диокл либо сошёл с ума и пытался сбежать в другую жизнь, либо проложил ложный след, чтобы скрыть сенсационную историю, которую он расследовал под видом Инфамии. Судя по всему, ложных следов было несколько.

Я не совсем исключал первый вариант. Мужчина исчез.

Что бы ни думали другие писцы о безответственности Диокла, и что бы я ни подозревал о его неудачах, он всё равно мог намеренно исчезнуть. Люди ведь сбегают без предупреждения. Без всякой видимой причины некоторые решают начать всё заново, и часто это происходит в новой роли, которая удивляет их друзей. У меня был дядя, который так сбежал – старший брат моей матери. Он был ещё более странным, чем два других её брата, Фабий и Юний. Теперь о нём больше никто не говорил.

IX

Когда я вернулся домой на обед, на лестничной площадке был привязан большой, с безумным взглядом, царапавший лапы и скалящий зубы чёрно-белый пёс. Аид: это был Аякс. Я знал, что это значит. Накс зарычал на него с давней злобой. Я похлопал и успокоил Аякса, который был в отчаянии, но безобиден. Услышав своё имя, я послушно прокрался в дом.

Обед был на столе; Джулия пряталась под ним. Фавония изо всех сил пыталась выбраться из кроватки. Элена выглядела замёрзшей.

Юлия пряталась, потому что к нам пришёл её двоюродный брат, Марк Бебий Юнилл, глухой, довольно возбудимый младенец, склонный к внезапным пронзительным восклицаниям. Фавония с энтузиазмом играла с ним; она обожала всех чудаковатых. Елена же была холодна, потому что маленького Марка (а также пускающего слюни пса Аякса) привела к нам моя сестра Юния, известная своим неприятным характером, своим нелепым мужем, таможенником Гаем Бебием, и тем, что разрушила каупона Флоры, некогда популярное место, которое она унаследовала – так, по мнению Юнии, – после смерти любовницы моего отца.

«Привет, брат».

«Привет, сестра. Ты смотришь на картину».

Юния покосилась на меня, справедливо подозревая, что я имею в виду картину, для которой у меня не найдётся гвоздя. Она одевалась официально – каждая складка была на месте – и укладывала волосы в аккуратные пышные валики. Самодовольная снобка, она всегда воображала, что в своей строгой манере одеваться она похожа на матрон императорской семьи – старомодных, строгих, которые никогда не спят с братьями или начальником полиции, на которых всем плевать. Однако никакие принуждения не смогли бы воспитать избалованного сынишку Юнии императора. Именно поэтому Елена всегда заставляла меня быть вежливой; не имея детей, Юния и Гай охотно усыновили Маркуса, когда его бросили младенцем. Они знали, что он глухой. Они взялись за это дело решительно.

Джуния пользовалась этим актом милосердия каждый раз, когда мы встречались. Она мне никогда не нравилась, и моё терпение было на пределе. Это было ещё до того, как она сказала:

Беззастенчиво: «Мы слышали, что вы отдыхаете в Остии, и вся семья планирует приехать к вам. Я поспешил туда первым».

Гай Бебий работал здесь, в порту. Он работал там годами, и любой другой уже обзавёлся бы квартирой. Вместо этого, по подлости, он ночевал на тюфяке в таможне. Для него отсутствие квартиры, должно быть, имело дополнительное преимущество: Юния не приезжала.

«Я не в отпуске», – коротко ответил я.

Елена поспешила добавить: «К сожалению, мне пришлось сказать, что у нас нет для тебя места, Юния. Альбия и Юлия живут в нашей второй комнате, малышка спит с нами, а бедному Авлусу приходится валяться здесь на полу…»

Поправляя многочисленные нити ожерелья, Джуния отмахнулась от Элены. «О, не волнуйся. Теперь, когда я увидела, как Майя живёт в этом прекрасном доме, мы все остановимся на них».

Я сказала, что Майя будет в восторге. Джуния сердито посмотрела на меня.

«Если ты не отдыхаешь, Маркус, то, полагаю, ты сейчас находишься в одной из своих безумных затеек. Что на этот раз?»

«Пропал человек».

«О, тебе стоит попросить Гая помочь. Он знает абсолютно всех в Остии…» Кто это придумал? Мой зять был совершенно нелюдим; люди бежали от него. Он был занудой, напыщенным, скучным, хвастливым болваном. Он тоже знал, как меня вывести из себя. Он всегда настаивал, чтобы присоединился ко мне, если заставал меня в винной лавке, и всегда позволял мне оплатить счёт. «Есть какие-нибудь зацепки?» Юния гордилась знанием нужного жаргона.

«Спроси Гая, слышал ли он когда-нибудь о ком-то по имени Дамагорас», – сказала ей Елена более резко, чем обычно.

«Он наверняка знает. Ваше дело уже раскрыто».

Если и был человек, который вряд ли мог предоставить мне информацию, так это Гай Бебий.

Её сын был капризным, поэтому нам удалось избавиться от моей сестры. Это было к лучшему, потому что вскоре появился Петроний, которому срочно нужно было выплеснуть свой гнев на Юнию, которая записалась к нему и Майе.

«Нельзя ожидать, что Приватус выставит всю твою чёртову родню, Фалько! Терпеть не могу эту женщину…» Когда он успокоился, я попросил его проверить, есть ли Дамагорас в списках вигилов. «Мы не ведём списки!» – настаивал он.

«Не будь неразумным, Петро. У тебя есть списки проституток, актёров,

Математики, религиозные фанатики, астрологи – и стукачи! » Мы все хором повторили последнюю старую шутку. Не так уж смешно, если подумать, что твоё имя есть в досье. Как и моё, несомненно.

«Итак, Фалько, ты ищешь евангельского астролога, который сдает свое тело в аренду и появляется в трагедиях?»

«Я не знаю, что ищу, и это дерьмовая правда».

«Должно быть легко обнаружено».

«Не волнуйтесь», – мягко успокоила нас Елена, расставляя перед нами миски с обедом. «Юния собирается попросить супер Гая Бебия помочь вам, так что всё будет в порядке». Петроний на мгновение застыл на ней, почти заворожённый.

«Ослиная задница! Не могу дождаться, когда избавлюсь от них». Петроний, может, и живёт и спит с моей младшей сестрой, но об остальных он думает то же, что и я.

Кстати, я всегда думала, что между ним и Викториной произошло что-то забавное. Но когда она была жива, то же самое можно было сказать и о Викторине, и практически о любом мужчине в Риме. Будь она заметной персоной, моя старшая сестра-буянка могла бы месяцами держать Инфамию в грязных историях.

Так, может быть, какая-то сирена заманила писаря в любовное гнездышко на берегу моря и держала его в плену сексуального рабства? Будет интересно расследовать.

Позже Хелена рассказала мне, что, судя по ее исследованиям в Gazette, несколько женщин из весьма знатных родословных были в настоящее время фаворитами для упоминания.

«Пустые светские львицы, похоже, наслаждаются вниманием. Глупые девчонки, забеременевшие от своих возмутительных бойфрендов, чуть ли не становятся объектом судебного разбирательства».

«Что нового, дорогая? Но эти девицы в Риме, а не в Остии».

«Главное, что должно быть, – это то, как Тит Цезарь открыто живёт во дворце с царицей Береникой. Об этом никогда не будут упоминать».

«Во-первых, они влюблены», – сказал я. Елена посмеялась над моей романтичностью. «Ну, Беренис такая красивая, что её почти невозможно скрыть. Все мужчины в Большом цирке считают Титуса счастливчиком, и Титус не возражает, чтобы они знали о его удаче».

«Император не одобряет», – с некоторой грустью ответила Елена.

Веспасиан непременно убедит Тита положить этому конец. Об этом тоже не упомянут, разве что в примечании к дипломатическим событиям, когда бедную женщину отправят домой. «Царица Иудеи завершила свой государственный визит и вернулась на Восток». Сколько искренней душевной боли это оставит невысказанным?

«Царица Иудеи слишком экзотична, чтобы ее принимали в чопорных патрицианских

дома. Её восточное происхождение делает её неприемлемой в качестве супруги наследника принципата. Злые снобы с «традиционными» ценностями победили; прекрасная Береника будет вырвана из объятий возлюбленного и брошена».

«Тем временем», согласился я, «ужасные дочери легатов будут устраивать оргии с возничими на Консуалиях, а избранные сенаторы будут лазить по юбкам жриц в храме Девы Дианы, словно гекконы под камнями».

«В качестве небольшого утешения Infamia сообщит, что слух о том, что пираты снова орудуют у берегов Тирренского моря, ложный».

Я рассмеялся.

«Нет, это было правдой», – сказала Елена. И тоже рассмеялась. Каждый римский школьник знает одно: сто лет назад Помпей Великий очистил моря от пиратов.

Мой старый учитель, Аполлоний, задумчиво добавлял, что мало кто помнит, как сын самого Помпея, Секст Помпей, претендент на высший престол, затем, во время своих ссор с Августом, выманил из мирного уединения тех же пиратов и присоединился к ним, чтобы устроить переворот. Одним из мест, где благородный Секст и его колоритные дружки совершили набег, была Остия. Их пребывание на суше, с её безжалостными изнасилованиями и тщательно организованным грабежом, осталось в ужасающих народных воспоминаниях.

«Не будем слишком горячиться, дорогая. Если Инфамия скажет, что слухи о пиратах – ложь».

«Верно», – Хелена игриво ткнула меня под ребро. «Но есть множество способов сделать намёки в скандальных репортажах».

Теперь мы вернулись к игре на флейте. И это подкидывало мне идеи.

Х

Окружённый семьёй, я нуждался в побеге. Мы, стукачи, – суровые люди. Наша работа мрачна. Когда мы не идём по одиночке, нам нравится находиться в окружении других суровых, суровых людей, которые считают жизнь грязной, но при этом считают, что они её преодолели. Я искал коллег по профессии: я ходил к бдительным.

Уставшая группа людей тащила сифонную машину после пожара прошлой ночью.

Закопченные и всё ещё кашляющие от дыма, они вяло проковыляли через высокие ворота эскадрильи. Двое притащили обугленные циновки из эспарто. Они кажутся грубыми, но в большом количестве они могут задушить небольшое пламя задолго до того, как успеют принести воды. Один коренастый человек со сведёнными бровями, должно быть, находившийся на дежурстве, был нагружен топорами и ломами всех, а все их верёвки были обмотаны вокруг него диагональными кольцами; остальные подталкивали его, когда он бросил свой груз прямо у входа и рухнул. Они с грохотом опустили пустые пожарные вёдра и побрели мыться. Бывшие рабы одного человека, они привыкли к изнеможению, грязи и опасности.

Каждый знал, что если выживет хотя бы шесть лет, то получит диплом гражданина. Многие не выжили. Из тех, кто выжил, некоторые безумцы даже решили остаться. Чувство самосохранения отошло на второй план после бесплатных обедов и товарищества. А может быть, им нравилось издеваться над населением, пока они числятся в списках преступников.

Я последовал за ними внутрь. Никто меня не окликнул. Где-то должен был быть настоящий офицер, вроде Петро, бывшего легионера, который хотел надёжную работу с несколькими острыми моментами и поводом для жалоб. Он был невидим. Я слышал, как солдаты обменивались оскорблениями, убираясь в помещении, но плац был безлюдным. Это усиливало впечатление, что откомандирование в Остию – самый лёгкий и свободный вариант.

Я бродил по портикам в густой тени, отбрасываемой зданиями, похожими на бараки. В одной из комнат горстка заключённых, пойманных во время ночного дежурства, проходила допрос у сморщенного писаря. Он держал их в узде благодаря своей компетентности. Когда я кашлянул, он поднял взгляд.

из его обвинительного заключения; он знал меня, и когда я спросил о кандидатах, он предположил, что я могу найти Рустикуса тремя комнатами ниже.

«Кто он?»

«Вербовщик. Твой счастливый день. Он приходит раз в две недели, Фалько».

Я не напомнил клерку своё имя. «Рустик найдёт для тебя время.

Он никогда не бывает занят».

Рустик занял холодный кабинет, снаружи которого повесил табличку с изображением человечка-палки и стрелы, гласившую: «Входите». Только что приехав из Рима, он соблюдал приличия. Он бодрствовал. Не было никаких видимых признаков того, что он обедал или играл в настольные игры. Он распаковал свиток для принесения клятв верности, хотя очереди к нему не было. Ему нужен был офицер для свидетельской вербовки; я предполагал, что один из них был у него наготове.

Он, как ни странно, сделал вид, что принял меня за кандидата. Он одарил меня широкой улыбкой приветствия, хотя я заметил, что он даже не потрудился взять стилус.

Он прекрасно знал, что у меня есть другое дело. В тридцать шесть я была уже слишком стара, во-первых. У меня было натренированное тело, повидавшее слишком много сражений, чтобы я могла добровольно взяться за большее. Моя выстиранная туника цвета овсянки с черничной косой была сшита на заказ, мои тёмные кудри были укрощены мало-мальски приличным парикмахером, и я побаловала себя профессиональным банным маникюром. Даже если он не заметил моего пристального взгляда и хитрого поведения, стоило мне засунуть большие пальцы за пояс, как он должен был заметить, что это чертовски хороший ремень. На моей левой руке красовалось золотое кольцо с изображением всадника. Я была свободной гражданкой, и Император возвёл меня в средний чин.

«Меня зовут Фалько. Я друг Петрония Лонга».

Петро был в Четвёртой когорте. Рустик, должно быть, из другой, хотя и не обязательно Шестой, которая сейчас здесь дежурила. Он признал:

«Да, Петроний Лонг руководил зачислением вместе со мной».

«Хороший парень».

«Похоже на то. Что тебе нужно, Фалько?»

Я сел на свободный табурет. Он был ниже его, поэтому нервные новобранцы чувствовали себя уязвимыми, умоляя о вступлении. Эта простая уловка меня не смутила. «Я навожу официальные справки о человеке, пропавшем из канцелярии дворца». Хотя слово «официально» и навязывалось, « Дейли газетт» была рупором дворца, и писцы платили мне из государственных средств.

«Удивлён, что они заметили!» Мы с Рустикусом тогда ещё не были друзьями. Я думал, что никогда не будем. Но он проявил интерес.

«Вполне. Рустик, это может быть ложная наводка, но кто-то сказал мне, что мой товарищ недавно пытался вступить в вигилы. Его зовут Диокл. Если он дал ложную наводку, конечно, я в тупике».

Рустик пожал плечами, затем откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Он не двинулся с места, чтобы взглянуть на свиток, в котором официально регистрировались новобранцы; он даже не взглянул на него. «Диокл? Я ему отказал».

Очевидно, никто не спешил в Остию. Я держал это при себе. «Можете припомнить обстоятельства?»

Он поджал губы. Он не мог удержаться от соблазна подшутить над стукачом. «Я помню, потому что, если только у него не одна нога… нет, мы однажды взяли мезийского ампутанта, и он блестяще прыгал, пока не провалился сквозь пол…

– отказ – большая редкость».

«С ним что-то не так?»

Рустик снова не торопился. «Диокл. Худой парень. Незаметный червь. Он прибежал рысью, и у него была вся болтовня. Был рабом, но получил волю. Забыл взять с собой свидетельство, но мог бы его предъявить. Хотел начать новую жизнь, с возможностью гражданства и хлебного пособия.

Даже сказал, что хочет служить Империи. Некоторые считают патриотизм рекомендацией, хотя лично мне кажется более естественным, если они хотят получить бесплатный ужин и развлечься с огнем.

Циник. Я одобрительно улыбнулся. Может, он немного потеплел. Или нет.

Я решил, что он просто неприятный ублюдок.

«Он был слишком стар?»

«Кажется, он сказал тридцать восемь. Не так уж и много, если они такие крутые».

«Так почему же вы его отвергли?»

«Понятия не имею», – Рустик задумался, словно удивляясь самому себе. «Дворцовый секретариат, говоришь? В самый раз. Его латынь была чуть слишком изысканной. Но я подчинился инстинкту. Всегда доверяй инстинкту, Фалько».

Я ничего не сказал. Инстинкт может быть капризным другом. Это важное «чувство»

часто это означает лишь то, что ваш вчерашний ужин испортился, или что у вас герпес.

Сотрудник отдела кадров вдруг наклонился вперёд: «И что это за ублюдок?

Специальный чертов аудит?

Я рассмеялся. Он думал, Диокл расследует дело о вигилах, какое-то коррупционное дело. «Ты недалек от истины. Он – Инфамия». Зря. вигилы никогда не следят за новостями. «Он пишет скандальный раздел в « Дейли» . «Газетт». Я рисковал; Рустик мог теперь сомкнуть ряды и замкнуться.

Но как вербовщик я рассудил, что он был всего лишь полудневным гостем, не связанным с Шестым. «Итак, – сказал я, понизив голос, – можно ли сделать вывод, что кто-то из нынешнего отряда, как считается, нуждается в проверке – в интересах общественности?»

Причин может быть несколько. Кража денег. Общение с извращенцами. Вопиющая неэффективность...

Неверно: неэффективность не создает захватывающих новостей.

«Юбка?» – спросил Рустик, с интересом обдумывая собственные идеи.

«Нет, спать с кем попало разрешено! Не та юбка».

«Возможно», – согласился я. «Я пробыл здесь недолго. Всё выглядит довольно чопорно. Я почти не видел ночных визитов женщин в тогах».

У женщин тога является знаком проститутки.

«Нет, это должно быть что-то крупное», – сказал Рустик. «Офицер в постели с женой городского советника?»

«Или отправлять очень крупные подарки любовнице старшего офицера?»

«Или подлизываться к шлюхе мошенника – даже в этом случае, только если мошенник находился под особым расследованием».

«Как минимум за уклонение от уплаты импортного налога...»

«С подкупами...»

«Выше среднего!»

Мы оба стихли, не найдя себе места, где можно было бы назвать не слишком шокирующие проступки. «Не могу этого представить, Фалько», – вздохнул Рустик. «В Риме это не вызвало бы и фурора».

Я был готов уйти. «Ты прав. Это мелочь. Не знаю, зачем он сюда пришёл, но не думаю, что Диокл интересовался самими вигилами». Во-первых, он занимался другими делами. «Итак, можешь что-нибудь ещё рассказать о моём пропавшем человеке?»

«Он был в порядке, когда ушёл отсюда. Я сказал, что у нас нет мест, но я сохраню его имя в списке. Он воспринял это достаточно спокойно».

Я уже дошёл до двери, как вдруг порыв заставил меня обернуться. «Он дал вам контактный адрес? Комната у Морских ворот?»

Рустик выглядел удивлённым. «Он сказал, что приехал в тот день из другого города; у меня сложилось впечатление, что он остановился где-то на побережье. Боюсь, я не удосужился записать подробности. В конце концов, он меня не интересовал».

Я нашёл дежурного офицера. Когда я уходил, он входил через главные ворота в компании Приватуса, того самого строителя с торчащими волосами, который предоставил Петро жильё. Возможно, он искал контракт на перестройку эскадрильи. Строитель приветливо поприветствовал меня, рассеянно посмотрев на место нашей встречи. Казалось, он здесь как дома. Было бы слишком надеяться, что это связано с его регулярными арестами.

Мне удалось поговорить с офицером лично, и я спросил, есть ли какие-нибудь

«Дамагорас» фигурировал в их специальных списках. Он заявил, что эти списки конфиденциальны.

Он отказался их искать.

Устав от бесполезных болванов, я пошёл домой пообедать. Там меня ждала моя очень умная и обычно отзывчивая девушка. Но даже

Елена Юстина выглядела так, будто вот-вот рассердится.

XI

Альбия играла с детьми, опустив голову и не встречаясь ни с кем взглядом.

На этот раз девочки вели себя очень тихо. Мой зять Авл вёл себя безразлично, словно в случившемся не было его вины; он встретил меня молчаливой гримасой, а затем засунул голову в блокнот.

Я даже не видел Накс. Казалось, все они были благодарны мне за то, что я вернулся домой, чтобы отразить пули и спасти их.

Елена Юстина ещё немного порезала лук-порей на неказистой деревянной доске, доставшейся нам вместе с квартирой. Лук-порей – фирменное блюдо Остии. Мне обещали мой любимый рецепт. Казалось, среди листьев останется песок. Нарочно.

«Елена, дорогая! Мне выйти и войти снова, ещё более сокрушённой?»

«Ты полагаешь, что что-то не так, Фалько?»

«Конечно, нет, фрукт. Я просто хочу ясно дать понять, что я не трогал эту барменшу, что бы она там ни говорила, и если кто-то оставил дохлую крысу в водосточной канаве, то это был не я; это совершенно не похоже на то, что я считаю чем-то смешным».

Хелена глубоко вздохнула и оторвалась от ножа, и взгляд её говорил, что она очень, очень тщательно обдумывает предложение барменши. Возможно, эта шутка была слишком рискованной.

Она всё ещё держала нож. Я не мог придумать ни одной причины чувствовать себя виноватым, поэтому молчал и выглядел кротким. Не слишком кротким. Хелену было легко вывести из себя.

Она всё ещё сдерживала дыхание, но теперь выдохнула, очень медленно. «Никто не должен быть виноват в своей семье», – заявила она.

«А!» Это был один из моих родственников. Ничего удивительного. Я мог бы мысленно перебрать все варианты, но их было слишком много.

«Твоя сестра пришла», – сказала Елена, как будто это не имело никакого отношения к обстановке.

«Майя?» Я даже не стал упоминать Аллию или Галлу. Они были

бесполезные болваны, которые пытались брать вещи в долг, но в Риме они были в безопасности.

«Юния».

Точно. Джуния вернулась. Как это типично. «Что бы она ни сделала или ни сказала, я прошу прощения за неё, дорогая».

«Дело не в том, что она сделала», – прорычала Елена, моя кроткая, терпимая и дипломатичная партнёрша. «Дело не в том, что делает Джуния . Дело в том, какая она, чёрт возьми, настоящая . Дело в том, как она сидит здесь в своём аккуратном наряде, с тщательно подобранными драгоценностями, со своим сыном, который борется за жизнь, в своей чистейшей тунике, и со своей слюнявой собакой, которая лезет куда угодно, и я не могу сказать, что к этому привело, но, возможно, её банальные разговоры и самодовольное поведение просто заставляют меня кричать!»