Текст книги "Увидеть Дельфы и умереть"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Я сказал, что в большинстве случаев не одобряю подчинение жён, но согласился, что это спасло бы жизнь Валерии. Я задавался вопросом: если бы Валерия осталась в палатке в ту ночь, убийца нашёл бы себе другую женщину, на которую можно было бы напасть? Было ли это простым совпадением?

Он убил одного из тех, кто путешествовал с Seven Sights? «Кстати, были ли другие группы, посещавшие Олимпию вне сезона?»

«Ты шутишь!» – усмехнулся Амарантус. «Все здравомыслящие люди поедут в следующем году». В его голосе слышалась тоска, и Минуция злобно посмотрела на него.

«То есть на тот момент люди в этой группе были недовольны вашим маршрутом?»

«Я ужасно недоволен, Фалько», – сказал мне Клеоним. «Большинство из нас ожидали Игр, судя по рекомендациям «Семи Взглядов», – и мы были в ярости».

Амарант присоединился к нему: «Финей всё бормочет обещания на следующий год, но он скряга. Он повёз нас в Олимпию сейчас, когда там было тихо, чтобы сэкономить».

«Точно!» – рявкнул Клеоним. «Он мог бы поселить нас в главном гостевом доме или на вилле Нерона – очень мило! Но дорогой Финей предпочёл запихнуть нас в палатки, потому что получил их даром. Всё это время одно и то же. Еда отвратительная, ослы паршивые, погонщики – отвратительные, если он вообще их предоставляет, – и вот мы застряли здесь, всего на один класс ниже, чем в тюрьме по сфабрикованному обвинению».

«И все равно некоторые считают Финея замечательным?» – сухо спросил я.

«Мы пленники, – простонал Амарант. – Люди боятся, что никогда не вернутся в Италию, если будут жаловаться».

Обе пары, похоже, чувствовали, что сказали лишнее. После нескольких нейтральных комментариев они забеспокоились, и я отпустил их. Они ушли, мужчины отправились на поиски хорошего продавца сувениров, о котором им рассказывал Финей; они шутили, что надеются, что он окажется лучше того ужасного оратора, которого порекомендовал их гид в Олимпии. Женщины же поспешили на поиски общественного места, которое не затопило бы.

Остались мы с Хеленой и терпеливо ожидавшая троица. Хельвия и двое её спутников-мужчин. Мы подошли к ним, заняли места и, хотя все смеялись, потому что это уже было нелишним, представились.

XXVI

Пока мы устраивались на новых позициях, я заметил, что мальчишка Серторий прячется за колонной, словно притворяясь, что преследует нас. Затем я заметил и девочку, которая старалась быть незаметной. Сама она бы сбежала. Хельвия взяла на себя задачу прогнать их. Инд, парень пониже ростом, сказал, что эти мальчишки представляли угрозу с самого первого дня.

Однажды он застал мальчика, роющегося в его вещах. Выражение лица Индуса, когда он вспоминал этот случай, казалось, подтверждало, что он был беглецом, боящимся обнаружения.

Нас было пятеро, и мы естественным образом разделились на две подгруппы. Хелена привязалась к вдове и вскоре уже обсуждала путешествие Хельвии.

Мы знали, что для путешествия за море ей нужны средства, пусть и не такие щедрые, как у Клеонима и Клеонима. Её сопровождала порядочная подруга, женщина её возраста, говорившая на нескольких языках, но после неудачного опыта на базаре в Александрии всё это закончилось. Теперь Хельвия взяла с собой маленькую рабыню, которая всегда первой в любой компании страдала от чужеземной еды и теряла багаж Хельвии каждый раз, когда они заходили в новый порт.

Хельвия решила путешествовать с «Семью достопримечательностями», потому что хотела познакомиться с новыми мужчинами. Она прямо об этом и заявила. Хелена подумала, не станут ли проблемой женатые или те, кто путешествует в одиночку, но женат, но не упоминает об этом? Хельвия, казалось, была удивлена этим предложением. Когда она с тревогой взглянула на Инда и Маринуса, они были очень удивлены. Я догадался, что уже в этой поездке каждый из них ясно дал Хельвии понять, что она ему неинтересна (или кажется, что интересует). Выяснив это, они убедили себя, что дружить с вдовой безопасно. Я бы не чувствовал себя так уверенно.

Маринус вообразил себе, что у него есть шанс стать рассказчиком. Это было настоящей неприятностью. Мы пытались вытянуть сухие факты из людей, не привыкших к вопросам, а моя болтовня была направлена на то, чтобы помешать им лгать. Мне было труднее прерывать этот поток анекдотов о заблудившихся участниках (встали поздно, опоздали на караван мулов, опоздали на корабль, просто заблудились), местных жителях, дающих неверную информацию, невежественных, оскорбительных, слишком навязчивых проводниках или тех, кто отступал и бросал несчастных путников одних посреди пустынь, землетрясений, гражданских войн или просто…

в самом сердце Аркадии, которая, несмотря на свою репутацию богатой храмами и пасторальной атмосферой, по-видимому, не содержит ничего интересного.

Мы уже усвоили массу информации и пообедали морепродуктами; я был бессилен. Вскоре Маринус даже сам отвлекся, рассказав длинную, шокирующую историю о том, как невинную семью, никогда раньше не бывавшую за границей, похитил психопат (естественно, тёмной ночью на удалённом горном перевале). Когда он завёл разговор о крокодиле, к нему присоединился даже Инд. Это был сгорбленный человек с длинными, гладкими волосами и тёмными ранами на коже. До этого момента он молчал, возможно, из-за клеветы, которую на него набросил Авл. Если он скрывался из-за какого-то мошенничества или политического позора, он вряд ли хотел привлекать моё внимание. Но теперь и он погрузился в воспоминания.

Хуже всего, что я видел, – это кормление в Крокодилополисе. Бедный главный крокодил там считается богом. Ему приносят корзины с едой – хлеб, лепёшки и вино, чтобы запить всё это. Он выходит, ковыляя, весь в духах и украшениях, хотя, на мой взгляд, выглядит напуганным. Смотрители раздвигают ему челюсти и силой навязывают лакомства – и иногда он едва успевает проглотить одну порцию, как прибывают новые и приносят ему ещё. Когда я его увидел, он был таким толстым, что едва мог двигаться.

«Не могу сказать, что священники были особенно стройными!»

«Конечно, у них вырваны зубы», – заявил Маринус.

«Ты имеешь в виду священников?» – Хелена, сидевшая рядом с Хельвией, взглянула на неё и, обретя дар речи, прервала поток историй этой невозмутимой шуткой.

«Марк, были ли у Инда и Марина какие-либо интимные беседы со Статианом? Удалось ли им что-либо из него вытянуть?»

«К сожалению, соблазнить особо нечем», – извинился Маринус, сдаваясь и возвращаясь к нашей главной теме. «Хороший мальчик, но когда в этой семье раздавали ум и дух, они, должно быть, прошли мимо него».

«Грустно из-за Валерии?» – спросила Елена Хельвию.

«Нет, на мой взгляд, они были прекрасной парой. Валерия была милой девочкой, но капризной».

«Немного не хватает рассудительности?»

«Вот именно. Она только что из детского сада, Хелена. Не думаю, что её мать когда-либо могла взять её с собой хотя бы на утреннюю прогулку, чтобы встретиться с подругой и выпить мятного чая».

«Её родители умерли. У неё была опекунша, Хельвия, но вы же знаете, как это бывает – зачастую это просто формальность. Подозреваю, её воспитывали исключительно рабыни и, возможно, вольноотпущенницы».

Хельвия вздохнула. «Оглядываясь назад, я чувствую себя ужасно, что так и не взяла её под своё крыло». Более резко она добавила: «Ну, она бы меня не хотела. В её глазах она была замужней женщиной, путешествующей с мужем; она ничего не знала, но думала, что знает всё».

«Она была груба с тобой? Не оказала тебе должного уважения, как вдове?»

«Немного пренебрежительно.

«Она была груба с тобой, Хельвия!» – разъяснил Индус. «Она бывала груба, время от времени, с большинством людей».

«Но, вероятно, она и не подозревала об этом», – защищал Валерию Маринус. Эта легкомысленная девчонка, должно быть, была в его вкусе, подумал я. Имело ли это значение? «Она была откровенна даже с мужем. У неё был острый язык. Если бы убийца приставал к ней, она бы тут же дала отпор».

«Может быть, это помогло ему сойти с ума?» – предположил я.

«Она могла бы стать превосходной маленькой мадам», – согласился Индус. «Кем она была?

Девятнадцать, без прошлого и без настоящих денег. Ни у одного из них не было никакого влияния. Будучи молодожёнами, они привлекали к себе много внимания; мы суетились вокруг них. Они могли бы расслабиться и наслаждаться жизнью, и отлично провести время.

Вместо этого они вели себя неподобающе: оскорбляли гидов, раздражали нас и ссорились друг с другом. Ничего особенного, но именно этого и не хочется, когда находишься в дороге в некомфортных условиях.

«Итак, – сказал я, – они отдалили людей друг от друга. Когда девушка впервые пропала, Статиану пришлось искать её самому; а потом, когда его обвинили в её убийстве...?»

«Вот тогда мы и сплотились. Он не виноват. Этому идиоту-судье нужно было дать пинка под зад».

«Так вы знаете, куда сейчас делся Статиан?» – спросила Елена, всё ещё надеясь получить известия и о своём брате. Но все они покачали головами.

Похоже, мы выудили из них всё, что могли, поэтому расспросили их самих. Маринус сразу признался, что он вдовец и ищет новую жену. Мы пошутили, что, раз уж Хельвия в таком же положении, многие сочтут это изящным решением.

«О Маринусе и речи быть не может. Он слишком много говорит!» Несмотря на свои растрёпанные волосы и непослушную драпировку, Хельвия была совершенно прямолинейна.

«Да, – без злобы признался Маринус. – И я надеюсь на девушку, которой принадлежит половина Кампании!» Хельвия опустила глаза, словно побеждённая.

«А ты, Индус?» – вставила Хелена. «Ты что, богатую жену ищешь или через плечо оглядываешься на какого-нибудь назойливого аудитора?» Она с юмором это сказала. Индус, видимо, так и воспринял.

«О, мне нравится быть загадочным человеком, дорогая леди».

«Мы все думаем, что он беглый двоеженец!» – хихикнула Хельвия. Так что слухи об Индусе ходили открыто – и он любил позволять этим слухам витать в воздухе.

«Знаете старую истину: никогда не признавайся – и никогда не пожалеешь».

«Отрицай – получишь синяк под глазом!» – ответил я.

После нескольких мгновений молчания Елена слегка выпрямилась. «Статиан и Элиан пропали; пропал и кто-то ещё», – сказала она. «Нам сказали, что у вас есть третий человек, путешествующий в одиночку, о котором никто не упоминал».

Разве в вашей группе не было Турциануса Опимуса? По нашим данным, он говорит, что это «его последний шанс увидеть мир».

Тишина длилась.

«Тебе никто не сказал?» – Хельвия выглядела неуверенной.

Двое мужчин переглянулись. Это было довольно зловеще. Индус надул щеки, неловко выдохнул и промолчал. Хельвия к этому времени уже теребила в руках прозрачный палантин, явно расстроенная. Мы

посмотрел на Марина, которому всегда было что сказать, и выдавил из него роковые слова. Турцианус умер.

XXVII

Елена выпрямилась, затем медленно выдохнула. «Надеюсь, – тихо сказала она, – вы не собираетесь сказать нам, что в его смерти было что-то неестественное?»

«О нет», – заверила её Хельвия, слегка ошеломлённая. «Мы просто… ну, я понимаю, что эта новость была бы для вас шоком, учитывая, что вы приехали сюда, чтобы разузнать о Валерии. Просто для всех нас… ну, конечно, мы почти не знали этого человека».

«Он был болен», – заявил я.

Хельвия успокоилась. «Ну да, он был. Очень серьёзно, как оказалось. Но никто из нас этого не заметил».

Елена всё ещё была настороже, думая, что это может обернуться очередной нелепой смертью. «Тогда это была правда, когда он говорил, что путешествует, пока может, – он знал, что у него осталось совсем мало времени?»

«Похоже, так», – ответил Маринус. «Без цинизма…» – каким, как мы поняли, он всегда был. «Сомневаюсь, что Финей принял бы Опимуса в путешествие, если бы знал истинное положение дел».

«Столько хлопот...» – ответила Хелена. «Приходится возвращать прах на родину.

«Это было бы так плохо для его репутации – отправлять клиентов домой в погребальных урнах».

«С такими темпами идет этот тур», – съязвил Маринус, – «Финеусу придется забрать больше урн, чем людей!»

«О Марин!» – упрекнула его Гельвия. Она повернулась к Елене и поведала ей историю. «Опим казался таким славным человеком. Но, как мы узнали, он был очень болен и очень хотел отправиться в Эпидавр – где, знаете ли, находится храм Эскулапа».

«Я не знал, что Эпидавр есть в вашем маршруте», – сказал я.

«Нет, изначально не было. Но мы же всё-таки занимаемся «Пути и храмы», а в Эпидавре есть очень известный храм с захватывающей историей. Там даже есть стадион».

«А хороший театр?»

«Потрясающее зрелище. Когда мы узнали, как страдает Опимус, мы все проголосовали. Большинство из нас были рады отправиться в медицинский центр и дать ему шанс на исцеление».

«Как Финей воспринял это решение об объезде?» – спросил я. Маринус и Инд от души рассмеялись. «Понятно! Всё же вы – клиенты, так что вы его убедили».

«Это не было потерей для чёртового Финея!» – резко сказал Маринус. «Мы заплатим за это, если нам нужен новый маршрут».

«И это было после Олимпии?»

«Да», – сказала Хельвия. «Мы все были потрясены смертью Валерии и, возможно, стали немного добрее к нашим собратьям. Когда Опимус рассказал, насколько он болен, мы все глубоко это пережили. Знаете, я думаю, шок от случившегося с Валерией способствовал его упадку; пока мы были в Олимпии, его состояние стремительно ухудшалось».

«Вы были с ним в хороших отношениях?»

Хельвия скромно покраснела. Я представила себе её разочарование, если бы она рассматривала Опимуса как потенциального мужа, а потом потеряла его, потратив столько усилий на то, чтобы завести друзей.

Елена обратилась к своему обычному запасу знаний. Может быть, в Эпидавре люди спят в келье возле храма и надеются увидеть ночью сон, который принесёт исцеление?

«Да. Это чудесное место», – сказала Хельвия. «Оно расположено в чудесной роще, очень просторное, со множеством удобств, некоторые из которых медицинские, а другие – где люди получают помощь для души и тела исключительно через отдых и расслабление. Для больных в центре находится храм Эскулапа, а неподалёку – огромное здание, называемое дортуаром. Там можно провести ночь среди ручных змей и собак, священных для Эскулапа. Они бродят вокруг, и некоторым людям снится, что эти существа их облизывают, что приводит к исцелению».

Тогда священные псы, должно быть, пахнут сильнее, чем Нукс. (Нукс в тот день оставили у Альбии.) «И что же случилось?» – спросил я.

«У одного или двух из нас были небольшие недомогания, которые мы не прочь были бы облегчить, поэтому мы поехали с Опимусом и переночевали в общей спальне». Хельвия посмотрела на него с лёгким неодобрением – классическое лицо туристки, которая знает, что её обманули, но заплатила хорошие деньги за этот опыт и всё ещё хочет верить. «Это не помогло моему ревматизму. Боюсь, никому из нас с тех пор не стало лучше…»

«Кто-то должен выздороветь. Повсюду развешаны таблички, восхваляющие исцеление во сне», – скептически сказал нам Марин. «Лепиду приснилось, что змея лизнула его зад, и с помощью бога он проснулся полностью исцеленным от геморроя... Конечно, они не говорят, что Лепид действительно отправился туда с зобом на шее! Тогда люди делают керамические подношения в виде конечности или органа, который вылечил Эскулап, – множество маленьких маток и...»

«Ноги?» – ловко спросила Елена.

«Ноги, руки и уши», – с улыбкой заверил ее Индус.

Маринус наклонился вперёд. «Мне очень повезло. Мне оказали особую честь. Меня укусила священная собака!» Он оттянул повязку на ноге, которую ранее наложил на сиденье, чтобы облегчить боль. Мы осмотрели место укуса.

«Наверняка они сказали тебе, что он просто проявил дружелюбие, и ничего подобного в приюте раньше не случалось?» Маринус подозрительно посмотрел на меня, словно подумал, что я владелец собаки. «Кажется, поправляется, Маринус». Я усмехнулся.

«Да, я говорю себе, что потом, должно быть, пришла дружелюбная змея и вылизала его лучше».

«Тебе приснился сон?» – спросила Елена с притворной серьезностью.

«Ничего. Я никогда этого не делаю. Что касается Турциана Опимуса, то, что бы ему ни снилось, обернулось для него кошмаром, бедняга».

«Ну?» – спросила Елена. Маринус покачал головой, помрачнев, а Индус вздохнул и погрузился в себя.

Вдова была крепка как скала. Ей и пришлось рассказать нам. Он мирно скончался ночью. «О, не волнуйтесь!» – быстро успокоила нас Хельвия. «Ему оказали лучшую медицинскую помощь в мире. В конце концов,

Целители Эпидавра напрямую связаны с учением Эскулапа, основоположника медицины. Единственное, в чём можно быть уверенным, – это то, что Турциан Опимус умер бы, где бы он ни был. Это было неизбежно и совершенно естественно.

Да ну? Двенадцать лет работы подорвали мою способность доверять.

Простые заявления о «неизбежных» событиях теперь звучали ненадежно.

Любое упоминание о «естественной» смерти сразу же вызывало подозрения.

XXVIII

Хелена выглядела готовой к дальнейшим вопросам, но я уже начал терять терпение. Поскольку мы уже разобрались со всеми, кто приходил во двор на обед, мы собрались и вернулись в свои апартаменты.

С рекомендацией квестора можно было бы предположить, что этот приют для путешественников будет считаться одним из лучших в Коринфе. Любой знатный гость, прибывающий в провинциальную столицу, сразу же отправляется во дворец наместника в надежде получить там роскошные номера. Простым смертным, скорее всего, скажут, что только что неожиданно прибыл большой кортеж бывших консулов, хотя в таком случае их следовало бы разместить в гостиницах, где хотя бы клопы побывали в школе очарования, а хозяин говорит на латыни.

Ну, это идеал. Молодому квестору приходится разбивать жильё; он живёт в резиденции, поэтому никогда не ночевал ни в одном из этих захудалых приютов, куда посылает людей. Он знает о них только потому, что их льстивые хозяева одаривали его подарками, вероятно, чем-то в амфорах; он настолько неопытен, что даже не может определить, хорошее ли это бесплатное вино. Квестору всего двадцать пять, он на своей первой должности и до этого путешествовал только с отцом, властным сенатором, который всё организовывал. Он ничего не смыслит в бронировании комнат.

Наш гостевой дом назывался «Слон». Могло быть и хуже. Могло быть и гораздо лучше. В нём было больше номеров, чем в «Кэмеле» на той же улице, и, по словам управляющего, меньше комаров, чем в «Бэй Маре». Никто не сдавал кабинки шлюхам почасово, но это было главным образом потому, что большинство номеров ремонтировали нерадивые строители. Кровати были сложены во дворе, поэтому фонтан там был выключен, и завтракать приходилось в «Бэй Маре», где мы, незваные гости из «Слона»,

Их подавали в последнюю очередь, после того, как закончился мёд. В нашем шатком общежитии повсюду висела пелена пыли. Гай уже упал на кучу плитки и порезал ногу. К счастью, ему нравилось выглядеть израненным и окровавленным. Сзади строили огромную пристройку с номерами премиум-класса, но она ещё не была достроена. Я бы смирился с комнатами без дверей, но чувствовал, что нам нужна крыша.

Послеполуденное солнце всё ещё светило приятно. Строители, как это обычно и бывает, разошлись по домам. Мы знали по опыту, что они вернутся около полуночи, чтобы доставить тяжёлые материалы, пока на улицах тихо.

Мы с Хеленой смахнули пыль с каменной скамьи и осторожно присели. Нукс спала в лучах солнца, расслабленным комочком разноцветной шерсти, свернувшись калачиком так плотно, что я не мог разобрать, где у неё голова. Альбия устроилась на козлах штукатура, наблюдая, как Главк тренируется с отягощениями.

Если не считать одной из самых маленьких набедренных повязок, которые я когда-либо видела, он был голым.

Альбия указала на него жестом и воскликнула: «Какой прекрасный юноша!» Эту фразу она подхватила у педерастов в Олимпии, которые рисовали её на вазах, даря молодым влюблённым. Как приятно видеть, что путешествие оказало воспитательное воздействие. И как же тревожно было смотреть на него, как Альбия…

Главк проигнорировал комплимент. Вскоре он перестал тренироваться и сел, сгорбившись, у кучи разобранных ставней. Когда крупный и сильный мужчина становится несчастным, это вызывает беспокойство.

«Что случилось, чемпион?» Я боялся, что внимание Альбии было для него слишком обременительным. Девочки-подростки всегда донимают застенчивых юношей (ну, девушки, которых я знал на Авентине, донимали меня), и Альбия не забыла, что выросла в Британии, где решительные рыжеволосые королевы-воительницы были готовы соблазнить красавцев-копьеносцев, едва их мужья отводили взгляд. Однако дело было не в этом. (Ну, пока.)

«Фалько, я беспокоюсь о том, что я сделал с Майло», – признался Главк, нахмурившись.

«Контактные виды спорта – это всегда риск. Твой отец наверняка тебе говорил.

Зрители надеются на кровь и смерть». Мои заверения не учитывали тот факт, что метание диска не считается контактным видом спорта.

«Я никогда никому не причинял вреда, Фалько».

Елена вмешалась: «Главк, не беспокойся об этом. Мы подозреваем, что Милона из Додоны опоили наркотиками и затем задушили, чтобы заставить его замолчать».

«На случай, если он скажет что-то неприятное?»

«На данном этапе мы не знаем», – сказал я. «Но ты просто задел его диском. Через несколько часов он должен был проснуться и начать ворчать. Совесть – это хорошо, парень, но не трать её попусту».

Главк оценил мои слова. «Ты когда-нибудь убивал человека, занимаясь этим делом, Фалько? Мой отец создаёт впечатление, что ты мог это сделать».

«То, что мы здесь делаем, не опасно. Мы с Хеленой только что познакомились с людьми, которые этим занимаются, – и они кажутся кроткими, как ягнята».

Главк пристально посмотрел на меня. «Неважно, кто в этом замешан! Я думал о тебе», – сказал он.

Я не мог обижаться; иногда я задавался вопросом о себе.

Может быть, было поздно. Может быть, мы слишком много выпили за обедом. Я тоже был погружен в себя. Мы с Хеленой только что провели день, разговаривая с людьми, которых я обычно избегаю. Я бы никогда не выдержал долгих недель или месяцев путешествия с группой «Семь достопримечательностей». Возможно, кто-то из них чувствовал то же самое. Возможно, они убивали друг друга.

Я ещё немного поразмыслил над тем, что Гельвия и двое мужчин сказали о Турциане Опимусе. Чем больше они убеждали меня в неизбежности его смерти, тем больше я сомневался. Казалось бы, нелепо думать, что человек, страдающий тяжёлой болезнью, умер неестественной смертью. Однако, не отправившись в Эпидавр, я никак не мог это проверить. Даже если бы я поехал, врачи, констатировавшие его смерть, сослались бы на его болезнь.

Врачи должны выглядеть так, будто знают своё дело, хотя любой, кто хоть раз болел, быстро понимает ценность этого. В Эпидавре я бы столкнулся с ещё одним враждебным греческим храмом, где служители хотели лишь сохранить своё доброе имя.

Предположим, его убили. Какая кому-то выгода от убийства инвалида?

Только если бы у Опимуса были улики, мог быть мотив. Никто не предполагал, что Опимус когда-либо утверждал, что у него есть такие улики.

Информация. Но если бы он что-то знал, я бы уже не смог его спросить, так что убийца был в безопасности.

Я подумал об остальных. Был ли кто-то из встреченных мной до сих пор вероятным убийцей? Воинственный, глупый Серторий, неудачник Вольказий, хромой Марин с укусом собаки, Инд с затравленным видом? Ни один из них не походил на сексуального хищника – все они были худощавыми мужчинами, которым не хватало грубой силы того, кто победил Валерию с помощью прыжкового веса.

Клеоним и Амарант были крепкими парнями. Тем не менее, с обоими были женщины – не то чтобы брак или его эквивалент исключали возможность стать безудержным убийцей. Я знал убийц, которые избивали женщин, но у которых были преданные жены. Некоторые из этих жён всю жизнь были в домашнем аду, но даже при этом, когда их арестовывали, они…

Отказалась верить фактам и не стала давать показания против своих безумных мужей. Ни Клеонима, ни Минуция, конечно же, не попадали в эту категорию.

Они были общительными, умными женщинами, которые сразу бы вычислили виновного мужчину, если бы разделили с ним постель. Однако я знала, что если бы это действительно произошло, даже эти суровые женщины могли бы найти способ скрыть правду.

Ну, может, и не Минуция, чьё обострённое чувство справедливости побудило её пойти к квестору. Вряд ли она рискнула бы оговорить своего любовника, и я бы, пожалуй, подумал, что Клеонима остановила бы Минуцию, если бы виновником был её муж.

Я подумывал, что убийцей был Турциан Опимус, и что чувство вины подорвало его здоровье. Но, должно быть, он был слишком слаб, чтобы ухаживать за Валерией, не говоря уже о том, чтобы одолеть молодую женщину, если она его отвергнет.

Если убийца Валерии принадлежал к этой группе, то оставался либо проводник Финей, который и раньше вёл себя подозрительно, внезапно вернувшись в Рим после исчезновения Марцеллы Цезии, либо, как тогда полагал Аквилий, её муж, Статиан. Не встретившись ни с тем, ни с другим, я воздержался от суждений.

Альтернативой было то, что Валерию убил посторонний, незнакомец. Это делало более вероятным, что её и Марцеллу Цезию постигла схожая судьба, с разницей в три года, но от руки одного и того же человека. Мои шансы опознать его были равны нулю. Никаких записей о том, кто приходил и уходил, никогда не велось.

в Олимпию. Поскольку не было никаких свидетельств о том, что Цезию видели поднимающейся на холм Кроноса, или Валерию с её жестоким спутником, я оказался в тупике. Единственной известной мне возможностью был Милон из Додоны; однако его поведение на следующий день после смерти Валерии убедило трезвомыслящих свидетелей, что он не подозревал о преступлении. Как бы то ни было, он использовал спортивную пыль не того цвета. Он мог изменить свой обычный цвет, но это говорило о преднамеренности. Яростные нападения, которым подверглась Валерия, обычно бывают незапланированными.

В его пользу сыграло и другое: люди хотели, чтобы я думал, что это был Майло. Поэтому я решил сразу его устранить.

Я не уклоняюсь от проблем. Затем я задумался о заведении в Олимпии. Если бы кто-то вроде этого бесполезного жреца Лахеса наживался на женщинах, это объяснило бы, почему меня так быстро выставили после того, как я задал слишком много вопросов. Я не особо подозревал Лахеса, но он меня раздражал и поэтому был лёгкой мишенью для моих подозрений. Если это был Лахес или любой другой служитель этого древнего святилища, то ни один римский следователь не смог бы предъявить обвинение. Моя единственная надежда была на то, что, устроив беспорядки, я, возможно, заставил бы местных жителей разобраться с их собственными проблемами.

Не было никаких шансов, что они что-то сделают с Мегистой и её снотворным. Милону из Додоны повезёт даже похоронить...

хотя я и задавался вопросом, получит ли он теперь в конце концов свою статую.

Иногда коррумпированные власти искупают свои плохие поступки публичным жестом.

Елена вывела меня из задумчивости. Вечер уже наступал. Она беспокоилась о Гае и Корнелии. Всё ещё размышляя над своими проблемами, я свистнул Нуксу, который лениво приоткрыл и тут же закрыл один глаз. Елена послушнее вскочила, словно откликнувшись на мой зов. Вместе мы отправились искать юношей.

Центр Коринфа было непростым местом для поисков. Мы остановились у городских ворот по дороге из Лехаона, западного порта. Прямая дорога шириной почти тридцать футов привела нас к главной площади, куда вела огромная арка рядом с фонтаном Пирены. Среди городских фонтанов это богато украшенное драматическое сооружение поражало воображение. Форум за ним был изобиловал базиликами, лавками, алтарями и храмами. По моим подсчётам, там было по меньшей мере три базилики, так что население, должно быть, было жадным и склонным к судебным тяжбам. Необычная центральная деталь, похожая на хребет гоночного цирка, содержала дополнительные…

коммерческие здания и возвышенное место для ораторов; это помешало нам увидеть противоположную сторону форума во время поиска.

В отличие от многих провинциальных городов, главная площадь была лишь началом общественных пространств Коринфа. На других богато украшенных площадях располагались другие храмы, некоторые из которых представляли собой выдающиеся памятники. Были и другие рынки. Здесь была зона отдыха с огромным театром, эффектно высеченным в чаше холма, с потрясающим видом на море. Велось строительство второго зрительного зала.

Казалось, у каждого бога и богини на Олимпе было своё великолепное святилище. Как мы вскоре выяснили, в Коринфе были и другие, более странные боги.

Когда мы уже почти потеряли надежду, мы наконец заметили мальчишек. Они выглядели смущёнными и усталыми, пытаясь вспомнить дорогу домой, к «Слону». Они держались друг за друга, потому что привлекли внимание небольшой группы уличных дельцов и теперь были окружены, словно нищими, против чьих уловок мы, как обычно, тренировали Гая. Доверьтесь этому рассеянному мальчишке, он забудет.

Елена подошла, растолкала надоедливых толп и повторила совет: «Не смотри на них, не останавливайся, не слушай их болтовню – она отвлекает тебя, Гай! А если они попытаются схватить тебя, оттолкни их как можно сильнее».

Они не были нищими, ну, не в обычном смысле. Они были христианами, которым нужны были не только деньги моих племянников, но и их души.

«Кыш!» – воскликнула Елена Юстина с той же яростью, с какой она отвергла Волкасия, когда мы обедали. Она громко хлопала в ладоши и размахивала руками, словно отгоняя голубей от фонтана в нашем саду. Дома она заставляла меня стрелять камешками из рогатки, но до этого дело не дошло. Христиане видели, что их бьют, и потому улизнули. «Ладно, ладно, Корнелий, не плачь; они бы тебя не тронули.

Им просто нравится улыбаться и говорить, что они нашли ответ».

«Ответ на что?» – Корнелиус был легко озадачен.

«К вопросу», – уклончиво ответил я. Мы с Еленой схватили по одному из парней и пошли домой, к себе в квартиру. «Ну, где же вы, чёрт возьми, пропадали все эти часы, доводя нас до белого каления?»

Они поднялись на акрополь в поисках храма Афродиты. Они два часа поднимались по массивному гранитному отрогу и совершили ещё один…

Два часа назад. Они обнаружили, что храм действительно существует, стоит на самой высокой скале, и что в нём действительно живут проститутки, которые ведут себя деловито, крайне некрасиво и нисколько не интересуются двумя римскими юношами, поскольку у них почти не было денег.

«Мы ничего не хотели делать, – заверил меня Гай. – Нам просто было любопытно».

«Значит, у тебя была здоровая прогулка!» Елена волновалась, но знала, как этого не показывать. У неё было достаточно практики со мной. «Держу пари, оттуда открывается чудесный вид». Гай и Корнелий подтвердили это. «Так приятно, что прислужницы храма любовались великолепным пейзажем, ожидая новых клиентов…»