Текст книги "Увидеть Дельфы и умереть"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

В оливковых рощах оставляют подношения. Клятвы даются. Тренировка, мужество,

и мастерство приветствуются. Проводники превозносят этот дух перед путешественниками... Мой голос стал жестче. Мне нужно было передать сообщение местным властям. «И тут – давай представим это, Барзанес – кто-то в этом святом месте проявляет свою варварскую натуру. Молодую невесту, которая всего два месяца как вышла замуж, убивают и бросают. Скажи мне, Барзанес, разве такие вещи можно понять? Разве они обычны? Принимают ли боги Олимпии такое жестокое поведение – или они возмущены?»

Барзанес пожал неровными плечами. Он молчал, но он всё же решил поговорить со мной, и, должно быть, была в этом какая-то цель. Возможно, жрецы решили наконец прояснить этот вопрос.

Я знала, что на это не стоит надеяться.

«Группу, о которой идет речь, привезла компания Seven Sights Travel.

Постоянные участники. Их возглавляет парень по имени Финеус.

Наконец Барзанес кивнул и заговорил: «Все знают Финея». Я пристально посмотрел на него, но не смог понять его мнения об этом человеке.

«Им, должно быть, показали место», – сказал я. Это было частью их сделки, потому что в этом году они точно не были здесь на Играх. Финеус, должно быть, заказал местного гида. Это был ты, Барзанес?

Барзанес придумал слабое оправдание, которое я слышал столько раз: «Гида, который проводил эту экскурсию, больше нет».

Я усмехнулся. «Убежать?»

Барзанес выглядел шокированным. «Он закончил сезон и вернулся в свою деревню».

«Полагаю, это будет очень отдалённая деревня, за много миль отсюда... Так говорил ли он об этой группе в конце дня, когда вы, гиды, сидели вместе и сплетничали? Если нет, то высказывался ли он о них после смерти девушки?»

Барзанес мягко улыбнулся.

Елена Иустина вышла из храма со свитком в руках. Быстро взглянув на происходящее, она встала в пределах слышимости, притворяясь, что погружена в чтение письма.

Я не сдавался. «Расскажи мне, что случилось, Барзанес».

«Паломники приезжают сюда постоянно. Упражнения, жертвоприношения, молитвы, консультации с оракулами – даже вне сезона мы проводим выступления ораторов и поэтов. Поэтому экскурсии по Альтису проводятся регулярно».

«Но любой гид помнит экскурсию, где одного из участников впоследствии зверски убили. Сколько человек было в группе «Семь достопримечательностей»?»

Барзанес решил сотрудничать. «От десяти до пятнадцати человек. Там был обычный состав. В основном люди определенного возраста, и несколько молодых людей – подростков, которые постоянно куда-то уходили. Одна женщина постоянно задавала глупые вопросы, и один из мужчин в группе давал ей неправильные ответы».

«Звучит типично!» – улыбнулся я.

Барзанес это признал. «К сожалению, это так. Впоследствии гид даже не смог вспомнить невесту и её мужа. Они не произвели никакого впечатления».

«Поэтому они просто молча слушали, подавленные непривычностью путешествия.

«...Или они истощили себя на супружеском ложе?» – усмехнулся я.

Барзанес посмотрел на тропинку.

«Они спали в палатках, Маркус!» – вмешалась Элен. – Барзанес, разве группа, подобная «Семи Видениям», не остановилась бы в Леомдеоне?

«Если бы не было высокопоставленных лиц, это было бы разрешено. Но только если бы они заплатили. В противном случае организатор привёз бы палатки или арендовал их. Гораздо дешевле. Финей знал бы, как это сделать. Если же он намерен посетить много фестивалей, он повезёт своё снаряжение в обозе».

Мне было интересно, понимали ли молодожены это ограничение, когда регистрировались. Я могу представить себе беззубого агента в Риме, Полистрата,

забыв упомянуть, что туристы будут разбивать лагерь. Барзанес, эти хорошие люди хотели быть очарованными

Ваш особый сайт. Олимпия должна отдать им должное за их трагедию. Так что же с ними случилось?

Гид переступил с ноги на ногу. «Среди сотен людей, путешествующих по Греции, всегда найдутся погибшие, Фалько».

«Мы не говорим о сердечных приступах, вызванных солнечным ударом или перееданием на пирах».

«Валерию забили до смерти, Марк». Голос Елены был холоден. Авл, должно быть, сообщил эту информацию; она не соответствовала тем скучным подробностям, которые мы слышали от свекрови в Риме. «Юнона, Авл говорит, что её убили тяжестью».

«Вес?

«Вес руки прыгуна в длину». Молодому Главку ещё предстоит рассказать нам об этих орудиях.

«Ей размозжили голову». Барзанес прекрасно это знал.

Я почесал подбородок, размышляя. То, что случилось с Валеной Вентидиа – жестокое нападение неподалёку от её товарищей, тело которого было оставлено на виду, – мало напоминало то, что, по всей видимости, случилось с Марцеллой Цезией тремя годами ранее – необъяснимое исчезновение, а затем обнаружение лишь гораздо позже, в отдалённом месте. Основанием для нашего визита послужила связь между смертями этих двух женщин. Впрочем, расхождения не помешали бы мне расследовать обе.

«Барзанес, нам сказали, что тело девушки было обнаружено «возле дома, где они жили». Но если группа разбила лагерь, это не вяжется. Я не могу поверить, что её забили до смерти на публике, в нескольких шагах от её товарищей. Они наверняка услышали шум».

Не привыкший рассуждать о преступлениях, гид выглядел расплывчатым.

«Её убили не возле палатки. Её обнаружил муж, Маркус».

Елена всё ещё бегло просматривала письмо. Он нашёл её мёртвой в палестре, а затем отнёс тело обратно в лагерь. Свидетели видели, как по его лицу текли слёзы. Он был в истерике и не хотел отходить от неё. Его пришлось чуть ли не силой отрывать от тела. Но главным вопросом расследования было то, был ли Статиан похож на обезумевшего мужа или на убийцу, сошедшего с ума.

«Судья освободил его», – напомнил я ей. «Хотя освобождение не всегда означает оправдание».

История приобретала мрачный оттенок. Я начал понимать, почему Авл был заинтригован, встретив эту группу. И мне стало интересно, не Туллия ли Лонгина,

Свекровь в Риме рассказала нам правду, какой она её знала, или смягчила её. Никто, знавший эти подробности, не мог назвать смерть Валерии…

«Авария». Туллия Лонгина преуменьшала ли

Ужас, чтобы казаться более почтенным, или Статиан солгал в письме к матери? Я не обязательно осуждал его за это. Любому мальчику время от времени приходится лгать матери.

«Большинство людей решили, что доказательств нет, но муж должен быть виновен»,

Барзанес прокомментировал.

«Простой вариант». Мой голос дрогнул. «Лучше бы иностранцы привезли своего убийцу, а потом увезли его с собой. Истеблишмент может забыть об этом».

«Ты грубишь», – мягко упрекнула меня Элен.

«Это святотатство!» – возмутился Барзанес. Это ясно дало нам понять, как к этому относились жрецы святилища и почему они хотели скрыть правду.

К сожалению, нас тут же прервали. Наши дети выбежали из храмового крыльца следом за нами. Их лица сияли, они всё ещё были заворожены статуей Зевса.

«Мы видели лицо бога совсем близко!» – воскликнул Гай. Статуя сделана из огромных листов золота и слоновой кости.

он полый, с массивной опорой из деревянных балок внутри.

«Полно крыс и мышей!» – завизжала Альбия. «Мы видели мышей, бегающих в тени!»

«Нерон пытался украсть статую. Гай, естественный лидер этой небольшой группы, нашёл другого проводника и допросил его». Но бог разразился громким хриплым смехом, и рабочие разбежались! Как и я, Гай избегал духовных объяснений. Он тактично понизил голос. «Возможно, это опоры сдвинулись после того, как рабочие их потревожили».

Я огляделся. В суматохе их прибытия гид Барзанес успел скрыться. Я подумал, что если попытаюсь найти его в другой день, он, скорее всего, исчезнет.

Корнелиус был близок к чудесам. Итак, дядя Маркус! Здесь такое великолепное место – куда ты нас поведёшь дальше?

XI

Я все больше восхищаюсь своим братом! Вернувшись в общежитие, Элен более внимательно изучила его письмо.

«В хороших римских домах, – заметил я Альбии, – никто не читает корреспонденцию, сидя за обеденным столом. Елена Юстина была воспитана в сенаторском стиле. Она знает, что вечерняя трапеза предназначена для изысканных бесед».

Элен нас игнорировала. Её отец читал «Дейли газетт» за завтраком; в остальное время в доме Камиллов трапезы были поводом для семейных ссор.

Так было и в моей семье. Мы, однако, никогда не читали, сидя на диване, потому что не могли себе позволить диваны; да и свитков у нас не было. Единственное письмо, которое нам прислали, было от Пятнадцатого легиона, в котором говорилось, что мой брат погиб в Иудее.

«Авл изменился, – сказала Елена. – Теперь, когда он стал учёным, его письма внезапно стали полны мельчайших подробностей».

«Он уехал в Афины, как хороший мальчик?» Не обращайте внимания на мелкие детали. Мне хотелось выяснить, не навредил ли я его матери.

«Боюсь, что нет, дорогая. Он присоединился к обзорной экскурсии».

«О, злобный Авл!» – Ма Нукс подняла глаза, узнав рычание, которым я её отчитывал. Как обычно, она завиляла хвостом.

«Он дал нам список людей в группе со своими комментариями о них, – продолжала Элен. – Карту расположения их палатки и её расположение относительно палестры. И заголовок для заметок по делу, но никаких заметок».

"Дразняще!'ма

«Он говорит: извините, нет времени, да и вообще никаких чертовых идей! Нацарапал потом, используя другое перо».

«Вот он, старый Авл. Небрежный и бесцеремонный». И всё же мне хотелось бы видеть его здесь, оскорбить его в лицо. Мы были далеко от дома. Вечера, при звёздном свете, – это тоска по привычному.

Места, вещи и люди. Даже довольно резкий зять.

«Кажется, он вооружился очень хорошим дорожным письменным набором»,

Элен размышляла, рассматривая почерк. «Как полезно для его учебы – если

он когда-нибудь начинает».

«Если его чернильницы не будут надежно запечатаны, чернила высохнут во время путешествия. А если ему совсем не повезет, они протекут по всем его белым туникам».

Вот-вот мы с Элен могли перейти от тоски по Авлу к тоске по нашим детям. Чтобы отвлечься, Элен показала мне список участников группы, которую составил для нас Авл.

Финеус. Организатор; блестящий или ужасный, смотря кого спросить. Индус. Кажется, опозорен (Преступления? Финансы? Политика?).

Маринус. Вдовец, ищет нового партнёра; любезная дама. Гельвия. Вдова, благонамеренная = довольно глупая.

Клеоним и Клеонима. приходят к деньгам (вольноотпущенники?) (ужасно!)

Турцианус Опимус. «Последний шанс увидеть мир перед смертью».

Ти Серторий Нигер и его робкая жена. Ужасные родители; он очень грубый.

Тиберий и Тиберия. Ужасные дети, которых тащили родители Амарант и Минуция. Пара; бегство? (прелюбодеяние?) (весёлый народ)

Вольказий. Отсутствие личности = никто не хочет сидеть с ним Статиан и Валерия Молодожёны (один изящный и мёртвый/один немой и ошеломлённый)

«Грубо, но ясно!» – усмехнулся я.

Мы все согласились, что это звучит ужасно, хотя совесть Элен подсказывала ей, что Волкасиус, с которым никто не хотел садиться, возможно, просто застенчив. Остальные хохотали. Я представлял себе этого Волкасиуса. Костлявые ноги, всегда в огромной шляпе; человек, который игнорирует местные обычаи, оскорбляет гидов и владельцев отелей, не чувствует опасности, когда валуны падают с залитых дождём горных склонов, всегда последним собирается, когда группа движется дальше, но, к сожалению, никогда не отстаёт.

«Вонючий», – добавил Гай; вероятно, он был прав.

«Ты как, Гай!» – пробормотал Корнелиус.

В каждой группе людей, случайно оказавшихся вместе, есть один мерзавец; мы все с ними встречались. Я отметил, как повезло моим спутникам, что я собрал нашу группу по научному принципу, исключив из неё асоциальных одиночек в больших шляпах. Они снова расхохотались.

«Такой человек мог быть убийцей», – сказала Элен.

Я не согласился». Скорее всего, его самого убьет кто-то, кого он свел с ума своим странным поведением.

Аккуратно расставляя наши миски с едой, Элен спросила: «Интересно, куда они все побежали? Об этом Авл умалчивает».

«Спарта». Я знал это из маршрута тура «Пути и храмы», который стащил у Полистрата. Я пошёл за ним в рюкзак, чтобы ещё раз всё проверить. Одно было ясно: моя личная группа не поедет в Спарту. У нас с Элен был договор. Она ненавидела спартанское отношение к женщинам. Я же ненавидел их обращение с низшими, илотами. Их покоряли, порабощали, подвергали жестокому обращению и преследовали по ночам, как забавы ради, воинственные спартанские юноши.

Среди моих блокнотов были и другие списки. Один из них был перечнем участников путешествия Марцеллы Цезии три года назад, имена, которые дал мне в Риме её отец. Я сопоставил его исследования с нашим новым списком, но, кроме Фиеуса, совпадений не нашлось.

«Итак, тайна раскрыта. Мы хотим Финея!» – провозгласила Альбия.

Информаторы стали осторожнее; большинство из нас ошибались, слишком поспешно называя подозреваемых. Я объяснил, что Финеус был бы безумцем, если бы говорил так откровенно, что теперь, похоже, судьбы двух погибших женщин были разными, вероятно, от рук разных убийц, и что обвинить Финеуса было бы слишком просто.

«Простота – это хорошо!» – возразила Альбия. Она взмахнула руками и изящно наклонила голову, словно демонстрировала римские моды под руководством Элен.

«Если вы необоснованно обвиняете предпринимателя, это очень простой иск о клевете».

«Тогда ты мог бы защитить нас в суде, Марк Дидий».

«Я гонюсь только за достижимой компенсацией; я не обанкротлюсь! Я мог бы так же легко испортить себе жизнь, став артистом трапеции. Опасность, острые ощущения и...»

«Достигаю успеха в жизни», – заключил Гай.

«Увидеть больше мира, – присоединился Корнелиус, – быстро схватывая все на лету.

«Со всеми его взлётами и падениями!» – съязвил я. Элен бросила на нас взгляд, подразумевавший, что никто из нас ещё не достиг формальной зрелости.

Когда мы перестали смеяться, я объяснил, что нам нужно найти веские доказательства, используя обычные методы расследования. Все молодые люди потеряли интерес.

Вот так можно было бы организовать образовательный развлекательный тур с нежелающими участвовать подростками, ненавидящими культуру. Скучающие молодые люди могли бы начать замышлять пакости, хотя, как мне показалось, и не настоящее убийство.

Альбия была раздражена тем, что я отверг её теорию, но поддержала меня на следующее утро, когда я отправился на разведку места, где разбил лагерь тур «Семь достопримечательностей». Элен хотела пойти со мной, но ей стало плохо: греческая еда свалила её с ног. После завтрака мы с Альбией быстро пошли на юг от Леомдейона вдоль набережной, образованной большой подпорной стеной реки Кладеос. Кладеос был нерешительным ручьём, струящимся среди камышей, хотя, несомненно, в разливы он становился всё более бурным.

У наших ног суетились прыгающие блохи. Воздух был полон злобных насекомых.

«Это пустяки, Альбия. Представь себе это место во время Игр, когда сотню быков режут за один присест. Даже не пытайся подсчитать количество пролитой крови. Плюс шкуры, кости, рога, внутренности, куски сырого или несъеденного мяса. Пока дым возносится к богам на Олимпе, здесь, внизу, мухи чувствуют себя на своём раю».

Альбия осторожно пробиралась по дороге. «Понимаю, почему те двое немцев, которых мы встретили, сказали, что всегда молились, чтобы не было дождя. Земля становилась очень грязной».

«Грязь и хуже!»

Мы нашли место, где раньше был лагерь. Авл нарисовал чёткий план. Он был сильным, грубым рисовальщиком, использовал толстые, короткие линии, но смысл его был достаточно ясен. Мы едва различали бледную траву, размером примерно с две десятиместные армейские палатки. Мы даже нашли ямки от колышков и вытоптанные углубления там, где раньше была пара дверных проёмов. На обширной территории вокруг берег реки был изуродован трёхлетним мусором, оставленным зрителями последних Игр. Но там, где разбили лагерь люди из Семи Достопримечательностей, не было абсолютно никакого мусора.

«В туристической компании такие аккуратные люди, Фалько! Ма Альбия научилась доносить иронию». Они так тщательно убрали все следы.

Я расположился там, где должен был быть внешний подход к палатке «Семи взглядов», расставив ноги и засунув большие пальцы рук за ремень. Это был мой любимый ремень, и такая поза была удобной для размышлений. Ремень растянулся в двух местах, чтобы вместить мои большие пальцы. «Сомневаюсь, что было много подсказок, Альбия. И я не считаю, что группа «Семи взглядов» была безупречной в плане ведения домашнего хозяйства».

«Тогда кто это сделал?»

Барзанес сказал, что девочку убили в другом месте, а труп просто перенесли сюда. С точки зрения криминалистики, место преступления можно осмотреть. Но здесь такая тщательная уборка ничего не даёт.

«С судебной точки зрения», – повторила Альбия, узнав новое слово. «Почему же тогда, Марк Дидий?»

«Это место считалось осквернённым. Убийство портит доброе имя святилища и, возможно, приносит неудачу. Поэтому они уничтожили все следы тех, кто останавливался здесь с Валерией».

«Священники?» – Серые глаза Альбии расширились. – «Ты думаешь, Валерию убили священники?» – В голосе моей приёмной дочери слышалась сильная насмешка. На улицах Лондиниума она научилась не доверять властям. Не могу сказать, что мы с Элен как-то препятствовали такому отношению.

«Альбия, я верю всему, что говорят священники!

Мы стояли молча, наслаждаясь солнечным светом и слушая пение птиц. Под нашими ногами трава, лишенная питания под палатками, цвела.

Уже зеленея, стебли снова величаво встали. Нас окружали покрытые листвой холмы, густо покрытые оливами, платанами, лиственницами и даже пальмами, над густыми зарослями винограда и цветущих кустарников. Конический холм Кроноса возвышался над нами, ожидая, когда я разгадаю новые тайны.

С его ярким небом, бурлящими реками, священными рощами и древними обрядами, это отдалённое место гудело плодородием и фольклором. Я ждал, что вот-вот нас окликнет какой-нибудь изящный бог и спросит, не знаем ли мы девственниц, которые согласились бы на совращение в интересах мифологии.

«Альбия, Валерия Вентидия была ненамного старше тебя. Если бы ты была с той группой, когда они посещали Олимпию, как бы ты к этому отнеслась?»

«Я старше, чем мы думаем!» – ма Альбия никогда не упускала возможности напомнить себе, как мало она знала о своём происхождении. У неё не было дня рождения. Мы не могли точно сказать, пятнадцать ей, шестнадцать или семнадцать лет.

Авл заставил народ говорить гадости. Мне бы это не понравилось.

«Допустим, вы Валерия и чувствуете то же самое. Вы бы отказались от участия в каком-либо организованном мероприятии?»

«Что она могла сделать? Оставаться в палатке одной – плохая идея. Если бы кто-то знал, что Валерия там одна...»

«Верно. Пока мужчины-туристы изучали спортивные дисциплины, Валерию и других женщин из группы иногда брали с собой».

«Возможно, ей не нравились эти женщины».

«Когда путешествуешь в сопровождении группы, приходится жить со своими попутчиками, Альбия, кем бы они ни были. Чем, по-твоему, занимались женщины? Можно послушать поэтов и музыкантов».

Альбия скорчила рожицу. «Можно было бы оглядеться вокруг, как мы все вчера делали».

Валена могла бы выйти одна, но это может вызвать беспокойство.

«Мужчины могли бы делать личные предложения?»

«Ты же знаешь, Марк Дидий, что они подойдут».

Опять же верно. Молодая женщина сразу же станет целью. Мужчины, бродящие в одиночестве по святилищу, по определению были бы странными типами. Группы могли бы…

Ещё более пугающе. Мы не знали, была ли Валерия Вентидия красивой, но ей было девятнадцать. Обручальное кольцо не помогло бы.

«Если бы её заметили одну, можно было бы подумать, что она ждёт мужского внимания. Конечно, – лукаво пробормотала Альбия, – Валерии это могло бы понравиться».

«Альбия, я в шоке! Валена была невестой».

«Она вышла замуж, потому что ей так сказали».

«А Авл говорит, что её муж был тупым болваном!» – хихикнула Альбия. «Зачем хранить целомудрие ради такого человека?»

Возможно, потому, что в таком святилище слухи быстро распространятся, если этого не сделать.

XII

Чувствуя себя более ответственным, чем обычно, я благополучно проводил Альбию обратно в Леомдейон, где велел ей проведать Елену. Я договорился встретиться с молодым Главком. Там стоял роскошный новый римский клуб, подаренный императором Нероном после его визита десять лет назад, но со времени смерти Нерона он оставался недостроенным. Поэтому я направился к старой палестре, в которую Главк пробрался вчера. Когда я шел, справа находились мастерская Фидия и святилище Неизвестного героя; слева стояли бани и огромный открытый бассейн. Привратник не пустил меня в спортивные сооружения, поэтому я подождал, пока кто-нибудь другой его отвлечет, и проскользнул мимо. Клавдий Лаэта и Палатинские аудиторы ни за что не стали бы платить взнос, чтобы вступить в этот элитный спортивный клуб. Мои официальные расходы едва покрывали булочку хлеба в день.

Крытые спортивные сооружения в Олимпии были такими грандиозными, как и ожидалось. Вчера мы провели большую часть времени, любуясь гимнастическим залом; это роскошное сооружение имело мощные тройные арочные ворота, ведущие в обширное внутреннее пространство, где можно было практиковать бег на полноразмерной двойной дорожке, защищенной от дождя или чрезмерной жары. Он был настолько большим, что в его центральной части можно было тренироваться в метании диска и копья, даже когда по периметру проходили соревнования.

К спортзалу примыкала палестра – более уютная, но не менее впечатляющая.

Он состоял из четырёх величественных колоннад, в каждой из которых располагались помещения для специализированных функций, расположенные вокруг огромного центрального тренировочного зала под открытым небом. В одном из подготовительных залов спортсмены натирались маслом сами или их натирали тренеры.

или их бойфрендов. В другом помещении находились бункеры с мелкой пылью, которой их обмазывали сверху на масло. Она была разных цветов. После тренировки пыль, масло и пот соскребались. Поскольку в других местах комплекса были великолепные полноценные ванны, здесь условия для мытья были самыми простыми: клиническая комната для мытья и брызг и гулкая холодная ванна.

Главный двор использовался для контактных видов спорта. Во время Игр эта площадка была переполнена, но вне сезона здесь было тише. Борьба в стойке проводилась на ровной, посыпанной песком площадке, называемой скамтна, которую также иногда использовали прыгуны в длину, что могло привести к спорам. Борьба в партере, где участники молотили по полу, проходила в грубой грязевой ванне, где песок был разведён до консистенции липкого пчелиного воска – верная приманка для эксгибиционистов. Оба вида борьбы считались изысканными по сравнению с боксом, где – с помощью злобных нарукавников с большими жёсткими кожаными накладками на костяшки пальцев – противники могли получить такие сильные удары по лицу, что никто из друзей их не узнавал. Именно в боксе, древнем виде спорта прекрасного златовласого Аполлона, произошла жестокая драка, в которой мужчина, упавший после сильного удара по голове, каким-то образом ответил на это таким сильным ударом, что голыми пальцами разорвал ему внутренности.

Даже бокс мерк по сравнению с жестоким, бескомпромиссным греческим видом спорта, который они называли панкратионом. Бойцы панкратиона использовали смесь бокса и борьбы, а также любые удары по своему вкусу. Запрещались только укусы и выдавливание глаз. Однако нарушение правил вызывало всеобщее восхищение. Также не упускали случая сломать лодыжки, руки, пятки, пальцы и всё, что могло сломаться.

Палестра, населённая дикарями, прославившимися в этих жёстких видах спорта, обладала своей особой атмосферой, которая мне не нравилась. У неё был и свой запах, как и у всех спортивных залов. Вчера мы с Главком договорились не приводить сюда Элен, Альбию и моих юных племянников, даже если бы это было возможно. Сегодня я смотрел на обитателей, но эта дыра была определённо не для меня. Дома, спортзал Главка-старшего позади храма Кастора был таким же элитным, но всё же в нём чувствовалась цивилизация – не говоря уже о тихой библиотеке и продавце на ступенях горячей выпечки. Никто не приходил сюда читать. Это была просто бойцовская яма для хулиганов. Главку каким-то образом удалось уговорить себя туда.

в силу его размеров и видимой доблести, но в официальный год Игр ни Молодой Главк, ни я не смогли бы даже близко подобраться к внутренней части.

Я гадал, удавалось ли Финею когда-либо проникать в ряды своих людей во время своих поездок. Держу пари, что ему это удавалось. Держу пари, именно поэтому все считали его хорошим. Двигаясь по открытому двору, мне приходилось обходить нескольких разгильдяев, ища повода для ссоры. На мне было написано, что я чужак. Я только надеялся, что моё имя и миссия не стали известны этим громилам, как вчера их передали проводникам в святилище.

Главкусу нравились прыжки в длину. Он рассказал мне, где его можно найти сегодня на тренировке – в длинном зале у южной колоннады, где были скамейки для зрителей по бокам, хотя можно было заглянуть и из коридора. Музыкант играл на двух свирелях, которые он привязал ко лбу повязками необычным традиционным способом. Он должен был помогать атлетам сосредоточиться и чувствовать ритм. Звуки флейты странно контрастировали с агрессивным настроением, царящим в других местах. Я почти ожидал обнаружить комнату, полную танцующих девушек.

Ни за что. Я не могла представить, чтобы то, что я считала нормальным сексом, когда-либо происходило здесь. Два века римского правления не изменили атмосферу ни в одной греческой палестре. Эротический заряд был автоматическим. Палестра – это место, где собирались молодые люди, а мужчины постарше открыто приходили поглазеть на их красоту и силу, надеясь на большее. Даже меня оценивали. В тридцать пять лет, изуродованная и презрительная, я была в безопасности от старых козлов, желающих попросить у отца разрешения спонсировать, соблазнять и целовать меня. Тем лучше. Папа, наверное, взвыл бы от смеха, выпросил бы крупную взятку и тут же сдал бы меня.

Я испытал облегчение, пробравшись в отшлифованную комнату для репетиций.

«Фалько! Ты в порядке?» Главк выглядел нервным. Он должен был быть моим телохранителем. Я видел, как он жалеет, что просто сказал мне явиться.

«Не волнуйся, я справлюсь с этими идиотами». Он верил в это. Его отец меня тренировал. «Будь осторожен, Главк!» – Главк невозмутимо пожал плечами. Он был достаточно красив, чтобы стать мишенью, но, казалось, совершенно этого не осознавал.

Прежде чем присоединиться ко мне на зрительской скамье, он завершил свой следующий прыжок. Никакого разбега; мастерство заключается в старте с места. Я наблюдал, как он готовится к отталкиванию. Музыкант задал сильный ритмичный ритм. Главк сосредоточился на прыжке. В каждой руке он держал по гантели. Он взмахнул ими назад, затем выбросил руки вперёд, используя гантели для отталкивания. Он был молодец. Он пролетел по песку, выпрямил ноги и согнулся, чисто приземлившись. Я зааплодировал. То же сделали и несколько стройных молодых прохожих, привлеченных этим красивым темнокожим незнакомцем. Я отмахнулся от них. Мне было всё равно, примут ли они нас с Главком за любовников, лишь бы они улизнули и оставили нас поговорить наедине.

На стенах висели гири – свинцовые и железные, парами, в основном в форме лодок внизу, с ручками сверху. Мне они были знакомы. Мой отец продавал популярный ассортимент поддельных греческих ваз и амфор, которые, как он утверждал, были призами на Панафинейских играх; его метатели диска и копья пользовались наибольшей популярностью, но была одна версия, изображавшая соревнование по прыжкам в длину. Художник отца был весьма искусен в изображении греков в краснофигурном стиле: бородатых, с острыми носами, слегка сгорбленными плечами и вытянутыми ногами.

Завершённые броски или прыжки. Многие излишне самоуверенные ценители были обмануты и вынуждены покупать.

Главк увидел, как я осматриваю выставленные гири, и покачал головой.

Раскрыв левую ладонь, он показал мне тот, которым пользовался. Он был другой конструкции. Этот был сделан из камня, представлял собой простой двусторонний цилиндр, похожий на небольшую гантель, с вырезанными на корпусе пальцами для захвата.

Вот чем мы, современные, пользуемся, Фалько! Эти старые вещи просто вешаются как историческая реликвия. Он передал мне современную гирю; моя рука опустилась.

Должно быть, он весил пять или шесть римских фунтов. Примерно вдвое больше, чем старый. А можно найти и потяжелее.

«Это твоё собственное?»

«О да. Я пользуюсь теми, к которым привык».

«Я знаю, что прыгать трудно, но разве они не делают жизнь еще сложнее?»

Главк улыбнулся. «Практикуйся, Фалько!»

«Действительно ли они помогают вам двигаться дальше?»

«О да. Они добавляют несколько дополнительных футов к прыжку».

«Они наверняка превратят тебя в песчаную блоху!» – поаплодировал я ему, ухмыляясь.

А потом я стал серьёзным. «Интересно, какой тип использовали на Валерии?»

Главк опередил меня. Он подал знак музыканту, и тот перестал играть. Он был бледным, изможденным и ничтожным, импровизировавшим, пока мы разговаривали; его немелодичная чушь говорила нам, что он не в сезон. «Фалько, познакомься с Майроном». Музыкант начал поклон, но тут же потерял уверенность. «Майрон, расскажи Фалько то, что ты мне сказал».

«О женщине, которая была убита?»

«Валерия Вентидия, гостья из Рима. Её знали здесь, в тренировочных залах? Она тусовалась со спортсменами?» – спросил я.

«Нет. Это запрещено».

«Было ли в палестре многолюдно в то время?»

«В этом году очень тихо. Только несколько отставших и тех, кто приехал по спецзаказу».

Расскажите мне об убийстве. Вы слышали, как это произошло? Принадлежал ли груз, использованный при убийстве, кому-то конкретному?

«Нет, его сняли со стены. Потом его нашли на крыльце, покрытое кровью и прядями волос девочки».

«Расскажи ему о весе, Мирон», – настаивал Главк.

«Он был очень старый, исторический, очень необычный. Он имел форму дикого кабана».

«Есть ли шанс увидеть его?» Мне бы хотелось осмотреть его, даже спустя столько времени, но Майрон сказал, что окровавленное грузило и его напарника увезли.

«Где нашли молодую женщину? На крыльце тоже?»

«Рабы, пришедшие на рассвете, чтобы убраться и разгрести песок, нашли ее лежащей в скамме».

«Она была убита внутри палестры?»

«Похоже, что так».

«Были ли какие-нибудь улики на месте преступления? Если бы её избили, была бы кровь.

Главк и флейтист рассмеялись. «Фалько, скамма – это площадка для тренировок по боксу и панкратиону!» – Главк покачал головой, услышав мою оплошность.