Текст книги "Огненные сердца"
Автор книги: Линда Сэндифер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 4
Ченс повертел в руке высокий стакан, наполненный виски, и уставился в заснеженное окно вагона «Полумесяц». Подобно любому весеннему бурану, этот должен был закончиться к утру, словно его и не было. Точно так же, как буран в ночь смерти его отца, семнадцать лет назад.
Эту страшную ночь он не вспоминал много лет, но стоило ему увидеть Соломона Ли, и прошлое, которое Ченс хотел бы забыть навсегда, вновь ожило.
Он поднес стакан к губам и выпил его содержимое залпом. Жгучая жидкость согрела его. Ченс уже переоделся в сухую одежду, предложенную Генри Патерсоном. В вагоне было тепло. Но чувство облегчения и удобства не могло избавить его от беспорядочных мыслей, которые, казалось, только и ждали удобного момента, чтобы превратиться в вихрь.
Всемогущий Боже! Он спас Соломона Ли! Эта мысль была невыносимой. Ченс думал, что с удовольствием позволил бы старому ублюдку утонуть, если бы только знал, кто он такой. Вместе с Делани он вымок насквозь в реке, и ради чего? Ради жизни вора, убийцы, мерзавца, который вогнал в могилу Дьюка Кайлина.
И вдобавок оказалось, что красавица, которую он видел сегодня, – не кто иная, как внучка Ли. Если в мире и существует справедливость, Ченс убедился сам: ее подают только на серебряных блюдах. Он действительно мечтал увидеться с этой женщиной еще раз, но теперь не желал иметь ничего общего с отродьем Соломона Ли.
Невольно Ченс вспомнил давно минувшую ночь в Нью-Йорке. Он сопоставил прошлое и настоящее и безошибочно угадал, что девочка в экипаже, стоящем холодной ночью перед домом, где он жил, и женщина, увиденная сегодня, – одно и то же лицо. Печальные глаза девочки, представляющие странный контраст с окружающей ее роскошью, так и не изгладились из памяти Ченса. Это видение лишь слегка потускнело, чтобы сегодня вновь стать отчетливым.
Его насторожил звук шуршащего шелка. Ченс обернулся с усмешкой. Женщина стояла позади него, почти на том же месте, где он увидел ее сегодня в первый раз. Она казалась усталой и встревоженной, слишком беспомощной без своего дерринджера с перламутровой рукояткой. При свете газового рожка Ченс разглядел темные круги под ее огромными глазами. Если бы он не знал, кто она такая, то мог бы, пожалуй, утешить ее.
Но ненависть Ченса к Соломону Ли непостижимым образом распространилась и на его внучку, словно она тоже была повинна в том, что случилось семнадцать лет назад. Ченс считал ее виновной из-за родства с Соломоном Ли и чувствовал, что не прав. Однако он не мог выдавить из себя даже простое приветствие, поблагодарить за теплый вагон и сухую одежду. У Ченса словно пропал дар речи.
Дженна Ли поприветствовала его кивком, а затем попыталась завязать беспечную беседу, хотя в ее голосе слышалась тревога.
– Страшный буран, верно? Надеюсь, к утру мы выберемся отсюда. Дедушке нужен врач.
Ченс налил себе еще виски, глупо надеясь избавиться от неукротимого вихря чувств. Почему эта женщина кажется ему такой привлекательной?
– Пустяки, – холодно отозвался он. – На хребте Биттеррут такие бураны – не редкость.
Дженна надеялась, что разговор с этим человеком будет легким. Он держался свободно, был явно добродушен, когда в первый раз оказался в поезде, пытался даже заигрывать с ней. Но теперь его глаза пренебрежительно поблескивали, и Дженна задумалась, не связана ли смена его настроения с отсутствием друга. Она начала беспокоиться.
– С вашим другом все в порядке?
– Разумеется. Он пошел в вагон-ресторан перекусить.
Дженна облегченно вздохнула.
– Здесь его нет, и я испугалась, что с ним что-то случилось. Как я благодарна вам обоим!
– Я слышал, что ваш дедушка ранен, – с оттенком презрения спросил Ченс. – Он жив?
– Да, – терпеливо ответила Дженна. – Сейчас он отдыхает, кажется, опасность уже миновала. Его осмотрел бывший военный врач.
Почему-то Дженне казалось, что она вот-вот заплачет от одной мысли, что могла бы потерять деда. Однако она сдерживалась перед этим человеком, который так хладнокровно и равнодушно отнесся к ее горю. За какие-нибудь пару часов спаситель ее деда полностью переменился.
Наступило тягостное, неловкое молчание. Незнакомец стоял и пристально смотрел на Дженну, по-видимому, желая, чтобы она побыстрее ушла. Почти двенадцать лет после развода с Филиппом Дженну не беспокоило мнение о ней других мужчин, однако сейчас ей было досадно видеть пренебрежение незнакомца и мучительно думать, что это чувство вызывает она. Но ее муки не объясняли причин внезапной грубости этого человека.
Предвкушение приятной беседы не оправдалось, как и слабая надежда на то, что они могут встретиться вновь при более приятных обстоятельствах. Ненависть в глазах незнакомца не позволяла Дженне знакомиться с ним.
– Ну, мне пора к дедушке. Просто не могу высказать, как я благодарна вам и вашему другу! Конечно, слова едва ли могут служить платой за спасение жизни, и если я чем-нибудь смогу вам помочь сейчас или в будущем, прошу вас, обращайтесь ко мне без стеснения.
Лицо Ченса исказилось при воспоминании о смерти отца.
– Вы правы, мэм, – печально ответил он. – Слов слишком мало, когда речь идет о жизни человека.
На несколько секунд их взгляды встретились. Понимая, что ей больше нечего сказать, Дженна пожелала незнакомцу всего хорошего и вышла из вагона.
Несмотря на ее горделивую осанку и уверенную походку, Ченс понял, что она сбежала от него и его грубости. Отважная незнакомка с дерринджером исчезла. Однако ее бегство не принесло Ченсу удовлетворения – напротив, он ощутил еще более сильную досаду и гнев. Он мог бы окликнуть ее и извиниться, но лучше было промолчать.
На краткий миг его взору мысленно представились печальные глаза девочки из экипажа. Она тревожилась той холодной ночью, ожидая Соломона Ли, и Ченс догадался, что ее любовь к деду не изменилась и не угасла.
Долгие годы он слышал об этих двоих. На страницах газет в разделе светской хроники часто описывалась их жизнь и связи, но Ченсу было неприятно читать об этом. Он не хотел ничего знать о Ли – кроме новости о его смерти. Разумеется, он слышал о разводе внучки Ли. Ее бывший муж был охотником за богатством – это обстоятельство не удивило Ченса. Любому человеку было бы трудно отделить эту женщину от ее денег – конечно, если ему нужны только деньги. Но как ее зовут? Почему имя ускользнуло из его памяти?
Больше всего Ченса удивляло то, что эта женщина, по-видимому, была честной, искренней, порядочной – так что она нашла в столь безнравственном человеке, как Соломон Ли? А ведь она любила его. Эта любовь ясно читалась в ее глазах, когда женщина положила себе на колени голову только что спасенного Соломона.
Подняв глаза, Ченс посмотрел на свое отражение в темном окне вагона. Но видел он не себя и не буран за окном, а ту зимнюю ночь в Нью-Йорке, когда его отца раздавило между двумя грузовыми вагонами, а сам Ченс беспомощно наблюдал этот кошмар, не в силах помочь отцу.
Долгие годы он упрекал себя в смерти отца так же, как упрекал Соломона Ли. Но ничто, даже самобичевание, не могло избавить его от ненависти к этому дельцу с Уолл-стрит. Ченс уже не в первый раз подумал о том, что судьба Дьюка Кайлина находилась в руках человека, который задумал уничтожить его с самого начала… и осуществил свой план.
Длинные лиловые предзакатные тени бежали по снегу, когда на следующий день поезд приближался к Рэтдраму. По занесенному берегу реки Кларк-Форк и мимо озера Пен-Орейль состав двигался медленно, затем пришлось ждать, пока бригада проходчиков впереди расчистит рельсы, а стоянки в Томпсон-Фоллс и Сэндпойнте были неизбежными.
Из окна вагона Дженна наблюдала, как зеленоглазый незнакомец и его коротышка-приятель наняли в городской конюшне лошадей и отправились прочь. Они удалялись по заснеженной равнине, которая простиралась на юг до гор Кердален, зубчатой стеной вздымающихся на горизонте.
Значит, оба они промышляли в Кердалене. Вряд ли когда-нибудь пути Дженны и ее деда пересекутся с путями этих двоих. Несмотря ни на что, внучку Соломона Ли притягивал этот зеленоглазый незнакомец. Она уважала его уже за одно то, что этот человек не стал бросаться перед ней на колени, как делал всякий мужчина в явной и неуклюжей попытке завладеть состоянием Ли. Интуиция подсказывала Дженне, что этот человек сделан совсем из другого теста. Всего в жизни он добивается сам. В отличие от всех прочих он никогда не станет марионеткой в руках Соломона Ли.
Дженна вернулась в купе деда и обнаружила, что он ведет борьбу с Малколмом – эта борьба могла бы показаться комичной, если бы не рана Соломона.
– Ложитесь, сэр, прошу вас, – умолял камердинер, пытаясь уложить своего хозяина на подушки. – Вам пока нельзя садиться и смотреть в окно.
– Я сам буду судить о своем состоянии!
– Дедушка!
Это восклицание положило конец спорам. Малколм посторонился, когда Дженна прошла в узкое купе, где едва хватало места, чтобы повернуться. Соломон откинулся на подушки, тяжело дыша.
Дженна поправила одеяло и заметила, что повязка Соломона пропиталась свежей кровью.
– Посмотри, что ты наделал! Рана снова открылась. Неужели ты хочешь убить себя? – строго спросила Дженна.
– Дорогая, если бы я этого хотел, я сдался бы без борьбы и позволил чертовой реке утащить меня в преисподнюю. Я должен приступать к строительству дороги немедленно, а мы просидели в том проклятом месте так долго, что оно намозолило мне глаза. А где же Генри? Чем он занимается?
– Он наблюдает за тем, как наши вагоны отводят на боковую ветку. А теперь ложись поудобнее, дедушка.
– Сегодня же мы отправимся в Кердален.
– Но нам придется проехать не менее тринадцати миль, – с горечью возразила Дженна. – Такая поездка будет слишком тяжелой для тебя. Тебя должен осмотреть врач.
Соломон фыркнул.
– Врач! Не желаю сидеть здесь, дожидаясь, пока какой-нибудь глупый лекаришка сообщит мне, что в меня стреляли! Об этом мне и так известно! – Он обвел купе таким взглядом, каким окидывал бы тюремную камеру. – Пуля не задела органов, без которых я не смог бы жить, Дженна, а с дырой в боку ничего не удастся сделать ни одному врачу. Она просто заживет сама. И потом Айвс и Лиман уже ждут меня в Кердалене.
– Они могут приехать сюда.
Соломон нетерпеливо махнул рукой, глядя в занесенное снегом окно – через него можно было рассмотреть улицу крохотного городишки, выросшего из лагеря золотоискателей, с недавних пор ринувшихся в Кердален.
– Я не могу руководить постройкой отсюда! Я успокоюсь, только когда буду в Кердалене.
– У тебя начинается лихорадка. – Дженна приложила ладонь к нахмуренному лбу деда, надеясь, что ее слова прозвучали убедительно. – Да, лоб становится все горячее.
– Вуд навещал меня, прежде чем покинуть станцию. Он предупредил меня о лихорадке и сказал, что это обычное явление. – Соломон мягко, но решительно убрал со лба руку Дженны и снисходительно улыбнулся. – Знаю, ты боишься за меня, но это совершенно напрасно. У меня слишком много дел, чтобы умирать. Вероятно, Айвс и Лиман уже в Кердалене. Генри распорядился грузить фургон? Мы привяжем оседланных лошадей сзади и выедем завтра утром, едва рассветет. Ну как, ты согласна?
– Нет, но ты так чертовски упрям, что отговорить тебя я и не надеюсь.
Внезапно глаза Соломона озорно блеснули.
– С каких это пор ты начала упрямиться, дорогая?
– Сию же минуту, только не упрекай меня – я могу быть такой же упрямой, как ты.
– Отлично. Упрямство тебе еще пригодится, прежде чем мы построим дорогу.
Внезапно на лице Соломона появилось болезненное выражение. Испытывая чувство вины от собственной грубости, Дженна произнесла мягче:
– Сегодня тебе надо как следует выспаться, дедушка. Завтра мы выезжаем.
Соломон вздохнул, понимая, что рана отняла у него немало сил. Он никогда еще не проводил в постели более нескольких дней подряд и терпеть не мог такую бесполезную трату времени. Он должен работать, чтобы выжить. Стоит ему облениться – и он погиб. У него столько врагов, что неудивительно желание кого-то из них прикончить его, однако Соломон поклялся, что вернется в Нью-Йорк только на собственные похороны. Несмотря на внешнее спокойствие, он тревожился, но не за свою жизнь, а за тех людей, кто работал вместе с ним, и особенно за Дженну. Ему следовало привезти к месту работ вооруженный отряд и велеть людям быть настороже.
Возможно, Дженна была права. Он ощущал легкую слабость. Соломон медленно вытянулся в постели, стараясь не обращать внимание на боль в боку. Он сомкнул веки и внезапно увидел перед собой горящие ненавистью зеленые глаза. Неужели это ему привиделось? Разумеется, он знал, что Ченс Кайлин уже давно работает в Кердалене, но встретиться с ним в одном поезде – такое совпадение казалось невероятным. Когда Соломона тащили из реки, он едва пришел в себя. Уже не в первый раз его преследовали лица из прошлого.
Чаще всего перед ним представало лицо Лили – он очень отчетливо видел ее. Длинные волосы Лили в его руках казались черным шелком, зеленые, как у Ченса, глаза выражали удивление и невинность, кожа была белоснежной, как фарфор, а губы напоминали розовые лепестки.
Она тоже была здесь, в Кердалене, – его фея из волшебной сказки. Недосягаемое божество, которое появлялось лишь на краткие мгновения и тут же исчезало. Соломон не раз пытался завладеть ею, хотел купить ее любовь. Но кто упрекнул бы Соломона в желании обладать ею тогда? И кто мог укорить за желание сделать Лили своей сейчас?
ГЛАВА 5
Огромные причудливые облака казались нарисованными по лазури неба. По озеру Кердален, шумя колесами, плыли пароходы, доставляя руду и другие грузы из поселка Кердален к горным каньонам через реки Сент-Джой и Саут-Форк.
Из окна на втором этаже гостиницы Дженна смотрела на вытянутое озеро, сжатое горами, заросшими лесом. Сам поселок, или «город», как предпочитали называть его местные жители, расположился у изогнутого берега озера, разрастаясь быстро и беспорядочно, как обычно бывало с поселками старателей. Однако несмотря на это, в городке царила тишина, позволяя с легкостью забыть о тысячах рудокопов, рассеянных по каньонам, переворачивающих тонны породы в поисках удачи и богатства, – вскоре им предстояло поделиться этим богатством с владельцами железной дороги, уже явившимися за своей долей.
– Приступим к делу. – Дженна услышала голос деда из соседней комнаты. Дверь между комнатами была распахнута, и краем глаза Дженна видела, как вокруг постели ее деда собрались люди. – Хватит о моем здоровье, – раздраженно продолжал Соломон. – Я еще жив. Солнце припекает, весна не за горами. Земля уже прогрелась, Айвс?
Дженна делала вид, что этот разговор ее не интересует, но прислушивалась к шороху бумаг, слышала, как заскрипела кровать, когда Соломон садился на ней, привалившись к спинке. От слуха Дженны не ускользнул легкий кашель, который Соломон попытался подавить. Все это время Дженна с нетерпением ждала ответа Оуэна Айвса, который почему-то медлил.
– Не совсем так, Соломон, – наконец произнес Айвс. – Перевалы и северные склоны еще завалены снегом.
Дженна чувствовала, как досадует Соломон на эту задержку. Он вновь закашлялся, на этот раз долго и мучительно. Приступ кашля был сильнее, чем утром. Проведенные в постели семь дней помогли затянуться ране, но простуда не проходила. Соломон еще боролся с лихорадкой и нуждался в покое. Дженна желала, чтобы его посетители побыстрее ушли.
Когда Соломон откашлялся, первым заговорил Генри.
– У нас плохие новости, Соломон. Прошлой ночью наш старший инженер был обнаружен мертвым в своей палатке.
– Что?!
Яростное восклицание повлекло новый приступ кашля. Это заставило Дженну вскочить. Она бросилась в комнату, подбежала к кровати и схватила флакон с микстурой с ночного столика. У Соломона побагровело лицо. Приступ был так силен, что ему не хватало воздуха. Дженна поспешно открыла флакон и протянула его деду. Тот без возражения принял лекарство и глотнул прямо из горлышка, скривившись, едва жидкость попала ему в рот. Передернувшись от отвращения, он вернул флакон Дженне.
– Отчего же он умер? – наконец спросил Соломон Ли слабым после кашля голосом. В его слезящихся глазах выражался нескрываемый гнев. По-видимому, Соломон намеревался обвинить Генри в смерти самого незаменимого специалиста на строительстве.
– Он был ранен в голову, – бесстрастно ответил Айвс. – Никто не слышал выстрела, по-видимому, это случилось во время взрывов.
Соломон отвел взгляд, молча обдумывая слова служащего. Оуэн Айвс был грузным черноглазым мужчиной, отличающимся крутым нравом. Он был первоклассным мастером, под его надзором взрывы проводились по всем правилам, помогая проложить трассу для железной дороги. Помимо всего прочего он был строгим надсмотрщиком, высокомерным и суровым, но знал свое дело, а его авторитет редко подвергался сомнению среди рабочих. Те из них, кто был поумнее, предпочитали не ссориться с Оуэном Айвсом.
Полной противоположностью ему был Джон Лиман, агент по закупкам на всех железных дорогах, построенных Соломоном за последние двадцать лет. Лиман знал, где раздобыть самые лучшие материалы. Когда речь заходила о сделке, он забывал о своей робости. Лиман был сутулым и таким худым, что казалось, его способен сбить с ног легкий ветер. Соломон часто размышлял, не тянет ли Лимана к земле его длинная белая борода. По-видимому, Лиман был честным человеком – за долгие годы своей службы у Соломона он ничем не скомпрометировал себя.
Золотую середину между грубостью Айвса и деликатностью Лимана представлял собой Генри. Это был крепкий от постоянного пребывания на воздухе и физической работы мужчина, манеры которого, однако, отличались мягкостью и изяществом. Своей вежливостью он завоевывал уважение окружающих. Он был скрытным, даже чересчур скрытным – Соломон знал его тридцать лет, но ему часто казалось, что он совсем не знает этого человека.
Несмотря на помощь этих троих, Соломон жалел о потере Уэстбрука, старшего инженера. Уэстбрук знал толк в работе, мог с одинаковой легкостью составить и план местности, и бухгалтерский отчет. Он осуществлял общий надзор над строительством. Особенно ловко он рассчитывал крутые повороты и подъемы дороги. Нанять более опытного человека было невыполнимой задачей.
– Есть ли какие-нибудь вести от Дерфи? – спросил Соломон, по-прежнему обдумывая, кем заменить Уэстбрука.
– Он не принял предложение, – ответил Генри.
Соломон не ожидал иного ответа и потому воспринял его спокойно.
– Мы можем продолжать строительство без Уэстбрука, – произнес Айвс, возвращая всех к теме, которую он считал гораздо более важной. – Я знаю, где он задумал проложить трассу. Мы обсуждали, как поступить на опасных участках и что предпринять. Нет причин искать ему замену. Нам известно, что Дерфи опередит нас, стоит нам помедлить. Хотим мы этого или нет, нам предстоит состязание, Соломон, и победителя этого состязания ждет успех: он получит монополию на все перевозки и торговлю в Кердалене.
– В первое время – вполне возможно, – ответил Соломон. – Но вскоре владельцы рудников начнут обращаться к той компании, которая предложит перевозить руду за самую низкую плату. А что касается пассажиров, они предпочтут самый дешевый и удобный поезд. Я могу позволить себе это в отличие от Дерфи. К черту эту гонку, Айвс. Я хочу, чтобы железная дорога была построена по всем правилам, чтобы она приносила прибыль, а не требовала ремонта каждый год.
Генри зашагал по комнате.
– Не согласен с тобой, Соломон. Новый топограф был убит несколько недель назад, тебя самого пытались пристрелить – причем дважды, теперь мертв наш старший инженер, а ты ведешь себя так, словно ничего не происходит. Неужели ты не думаешь о последствиях своего решения, неужели считаешь, что жалкий отрезок дороги в этих забытых Богом горах стоит жизни?
– Я думал об этом, – признался Соломон.
– Знаешь, Генри, временами ты бываешь надоедливым, как муха, что вьется над головой. Я уже начал строительство дороги. Можешь оставаться со мной или уезжать – как угодно. Для меня это неважно. Всегда найдутся желающие занять твое место.
Генри схватил свою шляпу и вышел из комнаты, успев сказать на прощание:
– Ты упрямый старый глупец, Соломон Ли, Ручаюсь, вскоре убийцы доберутся и до тебя.
Соломон раздраженно отмахнулся от него.
– Ерунда! Его тревожит не моя смерть, а то, что в таком случае он останется без работы. Оуэн, надо раздать рабочим оружие. Приставь кого-нибудь следить за Дерфи, отправь в его лагерь шпионов. Делай что угодно, но ты должен знать каждый его шаг. Если в убийствах и в самом деле виноват он, мы его остановим любым способом.
Айвс всегда был не прочь применить силу. Он согласно кивнул. Понимая, что разговор закончен, Айвс и Лиман ушли.
Внезапно на Соломона навалилась настоящая усталость. Острая боль в груди становилась все сильнее, мешая дышать.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь, дедушка? – спросила Дженна, все еще сидя на краю кровати.
Соломон пытался казаться веселым, хотя сил у него едва хватало, чтобы держать голову. У него резало горло, начинался жар. Соломону было некогда болеть, но болезнь не отступала. Останься он в одиночестве, он поддался бы унынию, но присутствие Дженны помогало ему держать себя в руках.
– Сейчас – ничем, дорогая. – Он нежно сжал ее ладонь и с трудом улыбнулся. – Я только хочу знать твое мнение. Как по-твоему, Генри прав? Ты тоже считаешь, что мне надо бросить эту затею?
Как бы ни хотелось Дженне ответить: «Да, да, уедем отсюда, пока еще не поздно!» – она не могла этого сделать, потому что знала: дед не согласится с ней. Его постигнет разочарование, если все вокруг станут убеждать его бросить задуманное дело.
– Знаешь, пока я стояла и смотрела в окно, – произнесла она, – мне пришла в голову мысль: как жаль, что эту тишину будет нарушать шум поездов. Это место – сущий земной рай.
Соломон усмехнулся, глядя на мечтательное лицо внучки. Обычно она не проявляла такой сентиментальности, но Соломон понимал, что иногда даже тридцатилетние женщины видят в розовом свете окружающий мир и жизнь. Иногда даже ему, семидесятилетнему мужчине, грезилось то, чего не существовало на самом деле. Но прагматизм был его девизом столько лет подряд, что Соломон Ли не мог забыть о нем дольше, чем на пару минут.
Он решил пошутить:
– Только не позволяй себе поддаваться чувствам, Дженна. В этом раю можно делать деньги.
– Мне казалось, что их у тебя хватает, – рассмеялась Дженна.
Соломон затеял это строительство не ради денег, и Дженна знала об этом. Теперь он был миллионером, но детство провел в ужасающей нищете. Вероятно, после этого Соломоном овладело неудержимое стремление разбогатеть. В зрелости он добился своего. Теперь, в старости, им двигало только желание осуществлять почти невыполнимые проекты. Эти горы, неприступные и отдаленные, бросали Соломону последний, самый важный вызов.
– Мечтами мир не завоюешь, дорогая.
– Значит, это еще один мир, который ты должен завоевать?
– Конечно, ты же знаешь.
– Тогда мне незачем давать тебе советы. Я соглашусь с любым твоим решением.
Только Дженна проявляла полную снисходительность к причудам Соломона.
– Я так и думал, что ты согласишься со мной, но от этого мне не легче. Я беспокоюсь о тебе, Дженна. Не хочу, чтобы ты подвергалась опасности, даже если для меня это неизбежно. Возможно, эта дорога будет для меня последней. Я не в силах бросить строительство, даже если придется пожертвовать жизнью. Ты понимаешь?
Дженна с радостью поняла, что Соломон еще не разучился мечтать. Она обняла его, ощутив крепкое старческое тело.
– Да, конечно. Я понимаю.
Соломон устало положил руку ей на плечо и притянул Дженну к себе, словно она была еще ребенком. Она склонила голову деду на грудь, но тут же вздрогнула, обеспокоенная хрипами в его легких.
– По-моему, тебе пора избавляться от простуды. – Дженна надеялась, что ее беспокойство о здоровье Соломона не встревожит его. Она подошла к столу, где стояли бутылки всех размеров и всех оттенков янтаря и бордо. Без колебаний Дженна выбрала бутылку виски и бодро произнесла: – Горячий пунш сразу поставит тебя на ноги. Я велю согреть воды.
– Дженна…
Тон, каким было произнесено ее имя, заставил Дженну застыть с бутылкой в руке. Соломон вновь был настроен совершенно серьезно, в его глазах читалась усталость.
– Дженна, я хочу, чтобы ты выполнила пару моих поручений. Поставь бутылку и сядь рядом. – Он тяжело дышал. – Мне необходима твоя помощь до тех пор, пока я вновь не встану на ноги. Оуэн считает, что вместе с Генри он сможет выстроить дорогу, но там предстоит больше дел, чем кажется. Мне нужно найти замену Уэстбруку – энергичного, знающего свое дело человека.
Дженна подождала, пока он переведет дыхание, с болью понимая, что ее дедушка во многом уязвим, что он, подобно другим, простой смертный, и эта истина испугала ее, как никогда прежде.
Соломон снова заговорил:
– Человек, который мне нужен, находится здесь, в Кердалене, Дженна. Он будет упрямиться, так как покончил со строительством железных дорог несколько лет назад, но ты должна сделать все возможное, лишь бы он оказался здесь. Заплати ему, сколько он попросит. Не знаю, где именно он сейчас, но найди его. Его зовут Ченс Кайлин. Никому не говори об этом, – произнес старик спустя несколько секунд. – Тебя будут отговаривать, а я сейчас не желаю заводить споры.
– Да, понимаю.
– Дженна, – серьезно, даже печально произнес Соломон, – эта дорога понадобится тебе в будущем – чтобы доказать себе и другим, что ты сумеешь справляться с моими делами… без меня.
Дженна запротестовала, но взгляд Соломона заставил ее замолчать.
– Закончи дорогу, что бы со мной ни случилось. Пообещай, что ты сделаешь это. Дай мне клятву, Дженна.
Дедушка больно стиснул ее руку. В его глазах появилось отчаяние.
– Я никогда не смогу ни в чем отказать тебе, дедушка, – убедительно произнесла Дженна. – Не тревожься. Я сделаю это ради тебя.
– Нет, ради себя, Дженна.
Она кивнула, встревоженная разговором, в котором дед недвусмысленно намекнул, что в самом близком будущем ей предстоит остаться одной.
– Теперь принеси мне пунш. – Он прикрыл глаза и упал на подушки. – А потом пошли за врачом. Кажется, у меня пневмония.
Положив ноги в сапогах на угол стола, Ченс сидел, держа на коленях бутылку виски и расходную книгу в черной обложке. Размышляя над финансовым положением рудника Вапити, он то и дело прикладывал бутылку к губам. Вдруг дверь распахнулась и в комнату ворвался Делани.
– Кили, выйди взгляни на наших новых мулов. Ручаюсь, они будут не хуже прежних.
Делани не удалось заразить своим энтузиазмом Ченса.
– Хорошо, Делани. А украденных так и не удалось найти?
– Боюсь, и не удастся. – Взгляд Делани упал на расходную книгу и бутылку виски. – Хорошенькая у тебя компания, Кили. Неудивительно, что мы никак не можем выбраться из этой пропасти, как ты ее называешь. Ты думаешь, что если с помощью виски неправильно сложишь числа, то нам будет легче?
Ченс протянул бутылку Делани, который с готовностью поднес ее к окруженному бородой и усами рту и отпил изрядный глоток из горлышка. Скривившись, ирландец вытер губы волосатой рукой.
– Это же отрава, Кили. Или ты желаешь стать самоубийцей?
Ченс смотрел в книгу, но, как в прежние несколько дней, думал только о Соломоне Ли и его внучке.
– Знаешь, Делани, глоток-другой очень помогает делу. Иначе становится слишком страшно. А что касается виски, лучшего здесь не достать.
Делани заглянул через плечо Ченса.
– Значит, наши дела плохи, дружище?
– У нас добыто три тысячи тонн руды, готовых к вывозу. Нанимать перевозчиков будет слишком дорого, а нам с тобой на наших двух фургонах не вывезти всего этого и за несколько лет – если только мы не закроем на это время рудник. Но и это обойдется нам недешево, возможно, мы даже потеряем рабочих. Нас все еще пытаются прогнать из Вапити, и, пожалуй, кража мулов и фургонов была недурной выдумкой. Банк дал нам отсрочку по последней ссуде, но президент, этот сукин сын Таккер, усомнился, что мы сможем вернуть долг. Он будет уговаривать нас продать рудник.
– В том, что ты не любишь приукрашивать истину, я никогда не сомневался, Кили. – Делани нахмурился. – Частенько я говорил сам себе: «Делани, почему бы тебе не найти золото и не разбогатеть?» А затем мы с тобой нашли его. Только горные духи сыграли с нами шутку и превратили золото в серебро – металл, который, к моему глубочайшему сожалению, жмется к горам, как перепуганный ребенок к матери. Почему бы серебру не последовать примеру золотых самородков, которые можно просто подбирать с земли и класть в карман?
Ченс строго взглянул на разболтавшегося друга, на которого, как он подозревал, виски уже оказало свое воздействие.
– Ну и что ты хочешь этим сказать, Делани?
Делани с преувеличенной досадой вздохнул.
– Разве ты так и не понял, Кили? Ладно, скажу прямо: нам недостает терпения. Конечно, глупо отказываться от подарка духов, даже если они пытаются нас надуть. Только было бы недурно построить здесь собственную железную дорогу. Клянусь всеми святыми, не могу видеть, как наш старый приятель Соломон Ли загребает денежки, вырученные за руду. По-моему, все владельцы рудников здесь, в Байярде, охотно позволят нам возить свою руду по дороге за хорошую плату!
– Я покончил с железными дорогами, Делани, и ты это знаешь.
– Не спорю, только тогда человек, который погубил твоего отца, будет вечно держать нас в кулаке.
Ченс выглянул в окно, прислушиваясь к звукам пианолы, доносящимся с противоположной стороны улицы. Вскоре в салуне Видоумейкера начнут собираться посетители.
– Мы могли бы поправить денежное положение, но я не уверен, что вновь хочу связываться с этим делом. Мне надо подумать.
Делани отлично знал, почему Ченс больше не строил железных дорог. Несмотря на все знания и опыт, эта работа постоянно вызывала у Ченса воспоминания о смерти отца. Горе и одиночество, читавшиеся в его глазах сейчас, заставили Делани задуматься, не вернулись ли воспоминания вновь.
Обдумывая сказанное, Делани направился к плите, на которой стоял кофейник. Он наполнил две чашки, надеясь, что Ченс на время забудет о виски.
– Дерфи что-то болтал о ветке вокруг озера и через каньон Четвертого Июля, – заявил он. – Пожалуй, владельцы пароходов этому не обрадуются.
Ченс кивнул.
– Да, я слышал. Если он достроит ветку, владельцы пароходов останутся не у дел. На самом деле гораздо полезнее была бы ветка от Кердалена до Рэтдрама или ветка через Дозорный перевал до Миссулы. Но так или иначе, владельцы судов на озере и реках останутся в проигрыше.
– Должно быть, это они пытаются выгнать отсюда старого Соломона. Недурно придумано: и ему и Дерфи приходится работать с оглядкой, чтобы остаться в живых.
