Текст книги "Огненные сердца"
Автор книги: Линда Сэндифер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 7
– Напрасно ты это сделал, Дерфи. – Генри спешился. – Опасно встречаться так близко от лагеря.
Вдалеке слышался перестук молотков, пару раз прогремели взрывы, доносился грохот повозок с землей и щебнем.
Дерфи снял шляпу, обнажив безобразный длинный шрам на виске.
– Кто-то пробрался ко мне в палатку вчера ночью и рылся в моих бумагах. Я проснулся, но он успел чем-то ударить меня по голове. Ручаюсь, это был Кайлин. Похоже, он с самого начала знал, что все дело во мне.
Остальные обменялись взглядами, размышляя, прав ли Дерфи. Кайлин побывал и в палатке Лимана – хотя в оправдание он сказал, что отнес туда счет, но Лиман заметил беспорядок в вещах.
– Может, кто-нибудь следит за тобой, – заметил Айвс, небрежно прислонившись к дереву.
– Ты ведешь книги так, как научил тебя Лиман? – спросил Генри. Происходящее совсем не радовало его. Если в их цепи и было слабое звено, то это звено – Дерфи.
– Все равно никто ничего не докажет, даже насчет ограбления фургона.
Трое мужчин промолчали, но Дерфи заметил, какое сомнение отразилось на их лицах. В гневе и страхе он повысил голос:
– Говорю вам, кто-то следит за нами! Меня чуть не убили. По-моему, все ваши планы ни к черту не годятся.
Генри не нравилось, когда кто-нибудь выражал сомнение в надежности его планов, а тем более – этот болван Дерфи, которому была отведена роль козла отпущения. Как только Дерфи окажется бесполезным, они избавятся от него, как от Барлоу, но пока дорога не достроена, Дерфи нужен им живым.
Дерфи продолжал:
– Может, напрасно мы взорвали все эти мосты? Одного бы вполне хватило. Теперь во всем обвиняют меня. Надо было взорвать и один из моих мостов.
Айвс усмехнулся.
– Зачем тогда мы вообще выкачиваем у Соломона деньги? Дерфи, почему бы тебе не замолкнуть и не приложить все силы к постройке дороги?
Лиман, который удобно расположился на плоском камне, откашлялся.
– Возможно, пора избавиться от Кайлина и покончить со всеми затруднениями, – заметил он полушепотом. – Если это он начинает что-то разнюхивать, медлить опасно. Сейчас почти вся работа сделана, осталось проложить рельсы. Может, Соломон не захочет искать другого инженера вместо Кайлина.
Айвс подобрал поводья своего коня и небрежно вскочил в седло.
– Если это и вправду был Кайлин, он начинает нам мешать. Дождемся первого же удобного случая и покончим с ним.
– Только осторожно, – предупредил Дерфи, пока остальные садились на лошадей. – Не хочу, чтобы меня обвинили в очередном убийстве.
Дерфи направился к ущелью, а Генри с остальными – в противоположную сторону. Генри тревожило то, какой оборот принимало все дело. Кайлин не только представлял угрозу для их общих планов, но и для планов Генри, связанных с Дженной.
Кайлину удалось сбить с толку даже Соломона. Как только Генри заговорил с Соломоном о Кайлине, старик железными пальцами схватил его за запястье.
– Кайлину кажется, что ты охотишься за Дженной ради моих денег, – сообщил Соломон. – Послушай внимательно, Генри: моей компании тебе не видать, как своих ушей.
– Кайлин несет чепуху, – ответил Генри. – Он сам охотится за твоими деньгами – я видел, как он смотрит на Дженну.
– Кайлина я хорошо знаю, Генри. Не стану ручаться, что он равнодушен к Дженне, но уверен: мое состояние ему нужно не больше, чем пуля в голове. И еще я знаю, что ты уже много лет назад задумал завладеть моей компанией – ты считаешь, что я разорил тебя. Но у тебя ничего не выйдет, потому что ты жаден и глуп, Генри. Вспомни, я вытащил тебя с самого дна… и не забывай, что очутиться снова в грязи ты можешь в любой момент. Если у тебя хоть раз возникала мысль о женитьбе на Дженне ради моих денег, лучше навсегда забудь о ней.
Слова Соломона оказались слишком близки к истине, и это не понравилось Генри. Ему было легче сваливать свои неудачи на махинации Соломона. Соломон действительно вытащил Генри со дна, но Генри был уверен, что больше никогда там не окажется.
Генри ясно сознавал, что между Дженной и Кайлином что-то есть. Медлить с предложением нельзя. Он уже рискнул ее дружбой, и это было все равно, что рисковать навсегда лишиться компании – если он вообще ее получит, поскольку после смерти Соломона ему не на что надеяться. Если же Дженна станет его женой, компания неизбежно достанется Генри.
Кайлин представлял собой самое значительное затруднение, и Генри намеревался устранить его как можно скорее.
Три недели спустя в лагерь прибыл первый груз шпал, вызвав общее ликование. Вместе с ними на пароходе привезли стальные рельсы, костыли и молоты. На следующий день в лагерь прибыли несколько сотен опытных укладчиков, готовых к работе.
Их не ждали ни зрители, ни аплодисменты – кроме одобрения рабочих, которые возводили насыпи и мосты. Этап начала укладки рельсов Биттеррутская компания проиграла: Дерфи проложил первую милю еще неделю назад, и на церемонию первого стыка рельсов к его дороге собралось множество любопытных. Там установили флаги, звучала музыка, приехали важные гости, произносились речи, было много угощения, приготовленного местным дамским комитетом, фотографы запечатлевали торжественный момент. Дерфи восхваляли как строителя первой железкой дороги в Кердалене, которая достигла Силвер-Бенд; предполагалось, что вскоре в его руках будут контракты на перевозку тысяч тонн руды из каждого рудника от самого Банкер-Хилла.
Когда Генри поинтересовался у Соломона, будет ли он устраивать подобное празднество, Соломон только фыркнул и заметил:
– Займись делами, Генри, и если мы когда-нибудь доберемся до Силвер-Бенд, это будет самым лучшим праздником.
И укладка рельсов началась в будничной, рабочей обстановке. Пароход доставил платформы, которые по вновь уложенным рельсам должны были тащить лошади. На платформах перевозили шпалы, черные от креозота, рельсы, костыли и множество других материалов.
На каждые двадцать восемь футов рельсов приходилось по пять шпал. Вскоре рабочие втянулись в ритм. Пятеро разгружали стальные рельсы, по команде укладывали их в нужном порядке – четыре фута в длину, с расстоянием в несколько дюймов и на ширину стандартной колеи. Затем за дело принимались укладчики, уверенными ударами загоняя костыли.
Вид блестящих рельсов наполнял рабочих гордостью. От тяжелой физической работы пот струился по их мускулистым телам под горячим солнцем. Они размеренными движениями поднимали и опускали молоты: по три удара на каждый костыль, десять костылей на рельс, четыреста рельсов на милю.
Рабочие тяжело дышали, аккомпанируя стуку молотков. Ближе к концу работы они начали петь, словно пение помогало им отвлечься от работы и позволяло поднимать тяжелые молоты до самого конца рабочего дня. Вдоль всей реки слышалась знакомая песня:
«Вагон за вагоном по рельсам бегут,
Грохочут колеса, меня прочь везут —
К моей синеглазой малышке…»
На закате работа была закончена, и тогда выяснилось, что за первый день сделано немало. К концу недели укладчики Соломона нагнали укладчиков Дерфи. Чем меньше миль оставалось до реки, тем быстрее они работали, решив между собой, что перегонят соперников, несмотря на то, что приступили к работе позже их. По всему Кердалену разнеслась весть о начале настоящего состязания.
Прошло совсем немного времени, прежде чем Дерфи узнал об успехах Биттеррутской компании. В конце третьей недели укладочных работ оказалось, что у старого миссионерского поселения рельсы взорваны.
Ченс отправился на место происшествия в сопровождении Соломона. Дженна отказалась поехать с ними, как часто делала в последние две недели. С тех пор как в лагере появился ее дедушка, она предпочла удалиться на второй план и у лагерных костров появлялась только по вечерам, да и то в обществе Соломона. Когда она оставалась наедине с Ченсом, то держалась отчужденно, как в Кердалене, и Ченс не мог понять, что случилось в ту последнюю ночь, что заставило Дженну так измениться.
Несмотря на то что она не нарушила соглашения работать с Ченсом, она вынуждала его постоянно обращаться к Соломону. Ченс размышлял, не делает ли она это намеренно, заставляя его изменить свое отношение к старику. Действительно, Соломон оказался совсем не таким, каким Ченс считал его прежде, но это не помогало Ченсу забыть или простить.
Вместе с Соломоном они достигли того места, где рельсы были повреждены. Охранники были найдены связанными, с кляпами во рту и повязками на глазах. Они охотно рассказывали о случившемся, но не успели заметить никого из виновных в происшествии.
Ченс и Соломон направились к лагерю. Ченс хмуро заметил:
– Меня так и тянет отправить рабочих на другую сторону реки, чтобы отплатить Дерфи мерой за меру. Не могу доказать, что это дело его рук, но готов заложить Вапити, что так оно и есть.
– Да, – кивнул Соломон, – но если окажется, что мы ошиблись, в тюрьму попадем мы, а не он. Лучше дождись, когда Ритчи найдет надежные улики. Последний раз во время нашей встречи ему было нечего сказать.
– Эта дорога обошлась тебе недешево, – заметил Ченс. – Неужели ты считаешь, что она стоит таких затрат?
Соломон пожал плечами.
– Это мое последнее дело. – Он устремил взгляд на тропу, вьющуюся впереди, словно видя на ней, за деревьями, конец собственной жизни. – И потом, от моего состояния все равно не откажется ни один ловец удачи. После разговора с Генри я готов с тобой согласиться: он действительно хочет жениться на Дженне. Я надеюсь только, что он не станет мстить ей за меня. Знаю, Дженна ему нравится, но как можно предвидеть, на что он способен?
Ченс не был уверен в порядочности Генри – слишком многое в этом человеке ему не нравилось. Ему не по душе были и Айвс и Лиман, но подозрения о последнем Ченс предпочитал держать при себе: Соломон был очень высокого мнения об этом человеке. Ченсу было необходимо подкрепить свои подозрения доказательствами – он надеялся, что Ритчи их найдет.
– Мне все равно, получит Патерсон твои деньги или нет, – отозвался Ченс. – Хотя, конечно, будет неплохо, если до конца жизни он взвалит на себя такую обузу.
Соломон усмехнулся.
– Это для тебя мое состояние – только обуза. Ну, поезжай вперед – я знаю, ты торопишься. Я поеду следом, только помедленнее.
Ченс не стал спорить и ударил своего жеребца хлыстом. Он был не прочь увидеться с Дженной, пока старик не приехал в лагерь.
В лагере было тихо – только Муди гремел посудой, готовя ужин. От запаха еды Дженну выворачивало наизнанку. Решив, что ей поможет свежий воздух, она вышла из палатки и устроилась в тени под огромным деревом.
Подтянув колени к груди, она обняла их руками, но почти сразу же вытянула ноги, опасаясь, что такая поза повредит ребенку.
Дженна положила ладонь на свой плоский живот. Внешне она осталась прежней, но обычное женское недомогание не началось в срок, а недавно ее стала мучать тошнота. Дженна повидала достаточно беременных женщин, чтобы распознать эти признаки.
Она представила себе, как берет на руки завернутого в одеяльце ребенка. Дженна будет заботиться о нем, кто бы ни родился – девочка или мальчик. Должно быть, он унаследует смуглоту Ченса, его черные волосы и зеленые блестящие глаза.
Но что теперь делать ей самой? Дженна долгие годы мечтала о ребенке, но не меньше мечтала о любви и браке, о муже, который будет хотеть ребенка так же, как она сама. Она надеялась, что прежде всего муж будет любить ее, и сомневалась, что такого можно ожидать от Ченса. Его нельзя заставить жениться, он никогда не простит Дженну, если она силой вынудит его войти в ненавистную семью. Дженна хотела его, но только в том случае, если ее желание не будет безответным.
Раньше или позже ей придется обо всем рассказать дедушке. Дедушка уже давно возвел ее на пьедестал – свою малышку, которая не имеет права ошибаться. Он не считал ее ошибкой даже Филиппа, только винил себя в том, что не смог вовремя раскусить этого человека. Но что Соломон подумает о ней сейчас?
Вероятно, лучше всего будет спасти Соломона от позора, уехать в Европу или в Калифорнию, или еще куда-нибудь – подальше от Нью-Йорка. Родить там ребенка, вырастить его и начать новую жизнь под вымышленным именем. Если Дженне не суждено быть любимой, по крайней мере у нее будет ребенок.
Стук копыт со стороны тропы отвлек ее от раздумий. В приближающемся всаднике Дженна узнала Генри и тут же испытала разочарование. Несмотря на то что она опасалась оставаться наедине с Ченсом, ей по-прежнему хотелось быть с ним рядом, видеть его по вечерам, после рабочего дня, ужинать с ним и с дедушкой. Дженна еще надеялась, что Ченс решит забыть о прошлом и встретит будущее… вместе с ней.
Генри увидел ее и потянул поводья. Скрестив руки на луке седла, он улыбнулся.
– Как прекрасно ты выглядишь!
Дженна ответила ему улыбкой.
– Благодарю за комплимент. Как идет работа?
Генри спешился и сел рядом с ней, не отпуская поводья. Его жеребец принялся пощипывать траву.
– Работа становится приятной, если я знаю, что, вернувшись в лагерь, увижу твою улыбку. – Он галантно поцеловал Дженне руку.
– Сегодня ты решил льстить напропалую?
Генри неловко опустил глаза и уставился на носок своего сапога. Его улыбка сменилась серьезностью.
– Это не лесть, Дженна. Я действительно отношусь к тебе по-особому. Откровенно говоря… я люблю тебя.
Дженна дружески положила руку ему на плечо.
– И я люблю тебя, Генри. Но к чему такая мрачность?
На мгновение в его глазах промелькнула боль. Генри пытался заговорить, но, по-видимому, не мог подобрать слова. Держа Дженну за руку, он наконец продолжил:
– Да, Дженна, ты меня любишь как друга. Боже мой, разве можно терпеть это дольше! Это настоящая мука…
– Генри, о чем ты говоришь?
– О любви, Дженна, – он заглянул ей в глаза. – Не о дружбе, а о настоящей любви мужчины к женщине. Я хочу жениться на тебе, Дженна, уже несколько лет, только прежде я боялся, что ты отвергнешь меня. Но теперь я решил, что хватит быть трусом, решил открыть тебе душу. Правда, я не думал, что все произойдет именно так, но…
Судя по выражению лица Генри, нельзя было и предположить, что он шутит. Должно быть, он почувствовал, что Дженна хочет отстраниться, и крепче сжал ей руку.
– Выслушай меня, Дженна. Скажи честно, что мешает нашей дружбе перейти в любовь?
Прежде всего Дженна вспомнила о Ченсе – она любила его так, как не любила и не могла любить Генри. Вместе с Ченсом она испытала страсть, которую вряд ли могла ощутить с другим человеком.
Дженна поймала себя на мысли, что с трудом, почти со смущением смотрит в глаза Генри. Должно быть, она ослепла, если не замечала его любви. Даже Ченс это заметил. Неужели Ченс и все остальные знали, что чувствует Генри? Но что ответить ему сейчас, как признаться, что она носит ребенка Ченса?
Внезапно к ее горлу вновь подкатила тошнота – в последнее время это случалось нередко.
– Все это так неожиданно, Генри…
– Для тебя, но не для меня. Подумай как следует, Дженна. Может, ты изменишь отношение ко мне. Я буду ждать, сколько понадобится, пока ты не забудешь о Кайлине – да, я знаю, что ты привязана к нему. Но оба мы хорошо знаем, что он уедет, едва дорога будет построена, и тебе не на что рассчитывать.
Его слова были слишком близки к истине. Дженна могла бы согласиться с Генри, могла бы поверить ему, но единственной мыслью, оставшейся сейчас у нее в голове, была мысль о том, что, может быть, Ченс изменится.
Генри положил ладонь ей на щеку.
– Тебе придется забыть о нем так, как о Дрездене, иначе ты испытаешь мучительную боль.
– Ченс… ты же его совсем не знаешь, Генри. Он не такой, как Филипп. Он порядочный человек.
Но в эту минуту у Дженны мелькнула мысль: если она примет предложение Генри, это спасет от позора и ее и дедушку. Однако Генри должен узнать всю правду, и Дженна сомневалась, что даже в этом случае его чувства не изменятся. Генри ненавидел Ченса – она видела, как эта ненависть горит у него в глазах, – и вряд ли он захочет иметь какое-либо отношение к ребенку Ченса, а тем более усыновлять его.
– Генри, я хочу уйти. Мне надо подумать.
Генри поднялся вместе с ней, и прежде, чем Дженна успела отвернуться, схватил ее в объятия. Смущенная и растерянная, она не смогла вырваться.
– Подумай о моих словах, Дженна. Поверь, Кайлин – всего лишь краткий миг твоей жизни, а я останусь с тобой навсегда.
Он приподнял ее за подбородок и поцеловал в губы – нежно, так, как прежде целовал ее в щеку или в лоб. Но Дженна восприняла этот поцелуй совсем иначе – теперь она знала, что чувствует Генри. Однако в ней самой так и не вспыхнуло желание. О, если бы услышать эти слова любви от Ченса!
Дженна услышала, как по дороге к ним приближается всадник, и попыталась вырваться, но Генри сжал ее крепче. Наконец высвободившись, она обнаружила, что смотрит прямо в ненавидящие глаза Ченса, который с трудом сдерживает резвого жеребца.
Дженне хотелось объяснить ему, в чем дело, но прежде, чем она успела открыть рот, Ченс помчался прочь по лагерю, обдав их пылью. Что-то подсказывало Дженне: если между ними и были какие-то чувства, теперь они навсегда исчезли. Она может попытаться объяснить Ченсу, почему оказалась в объятиях Генри, но Ченс ей никогда не поверит.
Дженна пошла прочь от Генри, мысленно благодаря его за то, что он не последовал за ней.
ГЛАВА 8
По дороге мчались двое всадников на мулах. Ремни, волочащиеся за ними по пыли, свидетельствовали о том, что мулов в спешке выпрягли из фургона. Разглядев тревогу на лицах всадников, Ченс насторожился.
– Мистер Кайлин! – закричал один из них. – Шаня завалило в туннеле! Там был сильный взрыв! Едем скорее!
Услышав неожиданную новость, укладчики приостановили работу. Соломон Ли был неподалеку в своей повозке, с ним верхом на Десперадо ехала Дженна.
Ченс крикнул управляющему:
– Продолжайте работу, О’Каллэхэн!
Повернувшись к Соломону, Ченс увидел, что тот уже подхватил поводья.
– Поезжайте с Дженной вперед! – приказал Соломон. – Я догоню вас.
Двадцать минут спустя Ченс и Дженна достигли туннеля. Ченс спрыгнул с седла на ходу и бросился к Генри, который стоял у туннеля, сунув руки в карманы.
– Что случилось, Патерсон? Шань мертв?
– Да. Единственное, что могло случиться – он пробурил отверстие не в том месте и неправильно заложил заряд.
К ним присоединился Айвс.
– Там, в потолке туннеля, есть ненадежное место, примерно в двухстах футах от входа. При последнем взрыве оттуда вывалилась глыба и превратила Шаня в лепешку. Что прикажете теперь с ним делать?
Ченс мысленно выругался. Шань был отличным работником. Он посылал деньги своей семье, в Китай.
– Все, что нам остается, – попрощаться с ним и отправить труп в Китай.
Прибыл Соломон, и все собрались вокруг фургона, которому предстояло увезти в Кердален останки погибшего. В этот сентябрьский полдень солнце пекло, как летом, воздух казался еще удушливее от дыма далеких пожарищ.
Дженна вновь ощутила приступ тошноты. Она избегала смотреть на Ченса, но видела, что он неотступно следит за ней.
В тот день, когда Ченс застал ее вдвоем с Генри, он поджидал ее в палатке.
– Значит, вот чем ты занималась в последнее время, – насмешливо заметил он. – А я еще удивлялся, почему ты больше не выезжаешь со мной к дороге!
– Это совсем не то, что ты думаешь, Ченс.
– Может, ты еще станешь утверждать, что не занималась с ним любовью?
Дженна дала ему пощечину – такую сильную, что на щеке Ченса остался красный отпечаток ее ладони.
– Думай как хочешь, Ченс Кайлин! Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою жизнь. Ты ясно дал мне понять, что твоя ненависть перевешивает всю любовь ко мне.
С тех пор прошла неделя, и все это время они не перемолвились ни словом. Они работали как ни в чем не бывало, словно забыли, что когда-то проводили ночи в объятиях.
Все вокруг Дженны запели, но она слышала только голос Ченса: «Пройдя через долину смерти, я перестану ведать страх».
Когда псалом был закончен, все пробормотали «аминь» и отошли, перешептываясь между собой.
Дженна направилась туда, где оставила своего Десперадо, но почувствовала, как кто-то взял ее за локоть. Рядом с ней шел Ченс. Не желая скандалить на глазах у всех, Дженна приняла его помощь, и Ченс подсадил ее в седло. Казалось, он хотел что-то сказать, но люди были слишком близко, а вскоре к Дженне приблизились Соломон и Генри. Соломон забрался в повозку, а Генри прислонился к ее колесу.
– Ну, Кайлин, – произнес он, – где же ты будешь искать замену китайцу? В этой бригаде у нас нет взрывников, которые умели бы закладывать динамит, не подрываясь при этом сами. А брать взрывников из других бригад не стоит.
Ченса встревожила гибель Шаня и затруднение, которое вызывала эта гибель, но ему было трудно отвлечься от мыслей о Дженне. А Патерсон обращался с ним так, словно в случившемся был повинен только Ченс.
– Мы попробуем кого-нибудь найти, – ответил он. – Даже если это займет несколько дней.
– Это наш последний туннель, – продолжал Патерсон, – а укладчики работают быстро. Вскоре они придут сюда. Но на поиски опытного взрывника понадобится немало времени.
– У нас нет выбора.
– Ты же работал на руднике, – с вызовом заметил Генри. – Почему бы тебе самому не поработать в туннеле?
– Потому, что я не взрывник, Патерсон. Я только помогал моему напарнику бурить отверстия и закладывать динамит, но делал это под его надзором.
– Этот напарник – твой друг-ирландец, вместе с которым вы вытащили меня из реки? – спросил Соломон и после утвердительного кивка Ченса добавил: – Разве он не согласится поработать здесь?
– Не знаю, сможет ли он оставить рудник.
Соломон подобрал поводья.
– Предложи ему хорошую плату, Ченс, и что-нибудь вроде премии. – Он слегка стегнул лошадь вожжами и направился к главному лагерю.
Дженне пришлось пришпорить Десперадо, чтобы догнать дедушку. Ченс был бы рад, если бы Дженна отправилась с ним в Байярд – может, они сумели бы выяснить недоразумение по дороге, а Дженна заодно познакомилась бы с его матерью. Ченсу давно этого хотелось.
Он проводил глазами удаляющуюся фигуру Дженны и повернулся к ждущим рабочим, читая на их лицах надежду. Им хотелось быстрее покончить с опасным туннелем – так же, как и ему.
– Продолжайте расчищать завал, ребята. Я привезу Делани.
Дневная жара спала, едва вечерние тени легли над Байярдом. Отблески заката представляли собой мещанину золотистых, аметистовых и оранжевых тонов, они веером распускались над вершинами гор и отбрасывали свет на облака, плывущие в небе, подобно полосам радуги.
Ченс спешился перед пансионом матери. Не услышав из столовой звона посуды и голосов, он понял, что на ужин не успел.
Привязав жеребца к коновязи, он вошел в дом. И в гостиной, и в кухне было пусто. Вероятно, жильцы пансиона уже разбрелись по салунам и борделям. Ченс решил поискать мать в саду.
Она действительно пропалывала там клумбы и обернулась, услышав стук каблуков Ченса по садовой дорожке.
– Ченс! – На ее лице вспыхнула улыбка. – А я уже думала, что ты заедешь домой только после того, как достроишь дорогу!
Они обнялись, и Ченс поцеловал мать в щеку.
– Прости, мама. Сейчас нам приходится тяжело, так что мне некогда даже как следует напиться или пофлиртовать с какой-нибудь красоткой.
Лили рассмеялась и вновь наклонилась рядом с клумбой.
– Что касается выпивки, то ты до нее не охотник, верно? А с девушками, должно быть, ты не ограничиваешься флиртом.
Если бы много лет назад его мать не связалась с Соломоном, сейчас он мог бы жениться на Дженне. Но Ченс считал, что он не вправе судить мать. Бог свидетель, теперь он знал, что такое страсть. Как знать, может, его страсть чем-нибудь повредит его будущему ребенку?
– Тебе лучше знать, мама, – усмехнулся он. – Ты флиртуешь с каждым рудокопом в городе, не оставляя им никаких надежд.
– Нет, что ты! – со смехом возразила Лили.
– Да, и можешь прибрать к рукам любого, стоит тебе только захотеть. Папа наверняка не надеялся, что ты надолго останешься вдовой!
Лили стащила перчатки. Ее улыбка погасла, несмотря на все усилия. Теперь ей было незачем рассказывать Ченсу, что они с Бардом решили пожениться. Лили уже потеряла всякую надежду. В последнее время Бард почти не появлялся у нее и разговаривал с ней нехотя и скованно.
– Кстати, о мужчинах, мама, – улыбнулся Ченс, – зачем сюда приезжал Соломон?
Ченс вновь почувствовал боль предательства, но терпеливо ждал ответа, которого не смог бы добиться у Соломона.
– Он просто навещал меня, чтобы узнать, как я живу.
– Ты хочешь, чтобы я простил его, не так ли, мама? Наверное, это помогло бы вам начать все заново. – Ченс тут же пожалел, что слова его прозвучали слишком колко.
– О чем ты? – удивленно спросила Лили.
В намерения Ченса не входило поссориться с матерью, едва успев переступить порог, но ходить вокруг да около было бесполезно.
– Послушай, я знаю, что вы с Соломоном были любовниками, – почти виновато объяснил он, – и не осуждаю тебя. Но я не понимаю, как ты смогла простить его за то, что он сделал с нами, и как могла отправиться к нему в Кердален, похоже, ты по-прежнему любишь его.
Лили вздохнула и провела ладонью по лбу.
– Пожалуй, пришло время объясниться – мне следовало сделать это много лет назад. Прежде всего, Ченс, я хочу, чтобы ты знал: я любила твоего отца. Но почти каждому в жизни встречаются люди, в которых есть нечто особенное… они притягивают, как пламя притягивает мотылька. Не могу избавиться от ощущения, что к Соломону меня тянет, как магнитом. Но это не умаляло моих чувств к твоему отцу – я просто поняла, как сильно люблю его. Вероятно, ты даже не понимаешь, как много времени твой отец уделял работе, – задумчиво продолжала Лили. – Соломон подарил мне внимание, в котором я нуждалась, – то внимание, которое отец отдавал своему делу. Но если тебе непременно надо кого-нибудь обвинить, обвиняй не Соломона, не отца, а меня. За годы одиночества я о многом успела передумать…
– Но зачем ты снова отправилась к Соломону в Кердален?
– Потому что я боялась. Он мог умереть, а я хотела перед смертью повидаться с ним. Ладно, скажу тебе: я боялась, что он поступит с тобой так, как с Дьюком. Я не могла этого допустить.
Если Ченс надеялся, что этот разговор только распалит его гнев, он глубоко ошибался.
– Мама, прости. Я понятия не имел, что ты сделала это ради меня. Но что в нем такое, почему его любят женщины и ненавидят мужчины?
Лили пожала плечами.
– Полагаю, каждой женщине хочется видеть рядом сильного мужчину. А мужчины опасаются и завидуют тем людям, которые всего добились своим трудом. Соломон никогда не поступится своими принципами, неважно, каковы они. Он добивается всего, чего хочет, даже в тех случаях, где остальные предпочитают отступать. Кому же захочется восхищаться его упорством, когда гораздо проще презирать и ненавидеть его за жадность?
Лили повернулась и пошла к дому. Ченс нагнал ее у двери.
– Спасибо тебе, мама. Я хотел узнать, должен ли я помнить о том, что теперь не имеет никакого значения. Ты помогла мне найти ответ.
Он поцеловал Лили в щеку и направился к коновязи.
– Я рада хоть чем-нибудь помочь тебе, – сказала ему на прощание Лили. – Но ты ведь почти не побыл дома… Куда ты уезжаешь?
Ченс оглянулся с почти мальчишеской усмешкой, надеясь, что шутка прогонит напряжение, возникшее между ними.
– Напиваться и флиртовать. Куда же еще?
Лили помахала ему вслед с понимающей улыбкой.
– Ладно, поезжай и отдохни.
Ченс отправился в салун Видоумейкера. К собственному удивлению, он обнаружил там Делани, сидящего в полном одиночестве за угловым столиком, – ирландец выглядел помятым, как рубаха, в которой недели две проработали на руднике. Держа в одной руке бутылку, а в другой – стакан, он наливал себе виски и пил, и вновь наливал и пил. Он приканчивал бутылку, и Ченс удивился, как его друг еще держится на стуле.
Делани даже не поднял голову, когда Ченс остановился у стола. Глядя в ноги Ченсу, он пробормотал заплетающимся языком:
– Убирайся к черту, ублюдок. Сегодня я ни с кем не делюсь выпивкой.
Ченс отодвинул стул и сел. Делани поднял голову, но сразу же бессильно опустил ее. Ирландец сжал бутылку в кулаке, его лицо исказила гримаса. Наконец-то он узнал лицо Ченса в дыму – таком густом, что в нем можно было вешать топор.
– А, это ты, дружище Кили… – Делани нетвердой рукой налил себе еще один стакан. – Каким ветром тебя сюда занесло? Ты ведь должен быть у дороги…
Ченс выхватил у Делани бутылку.
– Я приехал проверить, как идут дела на руднике. – Он глотнул прямо из бутылки.
Делани потянулся за ней, но Ченс сделал еще глоток, и ирландец качнулся на стуле.
– Рудник? С ним все в порядке. Только с ним я еще справляюсь…
– Делани, что с тобой стряслось? Может, мул лягнул в голову? Ты ведь никогда не пил.
Делани взглянул на него мутными глазами.
– Я приехал в эту страну, чтобы отыскать золото – мне говорили, что тут его полным-полно. Вот так-то. Никогда еще не встречал ирландца, который не мечтал бы найти золото. Но удача подвела меня, Кили. А жаль…
– Не понимаю, что ты несешь, Делани. Мы с тобой нашли Вапити, добываем серебро – это ничуть не хуже, чем золото.
– Еще бы, но я всю жизнь мечтал о золоте, а надо было мечтать о любви. – Делани схватил стакан и откинул голову, допивая из него последние капли янтарной жидкости. – Это было чертовски здорово, словно меня задел крылом эльф, Кили. Но кто способен соперничать с дьяволом? Может, ты знаешь?
Ченс не знал, что ответить на болтовню Делани, но уже понимал, что завтра ирландец будет не в состоянии проводить взрывы в туннеле.
– Старый грешник, вот кто он, – продолжал Делани.
– Кто, Делани? О ком ты говоришь?
Делани поднял голову и прищурился.
– Об этом мерзавце Соломоне, конечно. Он ухлестывает за твоей матерью, Кили. Говорю тебе, во всем виноват он. Клянусь семисвечником, если он обидит Лили, я его в порошок сотру!
Ченс понял, что Делани был влюблен в его мать и знал, что Соломон – его соперник.
Ченс схватил упирающегося ирландца за воротник и поволок его прочь из салуна. У дверей он отвязал коня, взял Делани за руку и направился к пансиону. Увидев, куда они идут, Делани начал вырываться, но сил у него едва хватало, чтобы не упасть. Его ноги подгибались. Делани чуть не падал.
– Сейчас будем отпаивать тебя кофе, Делани.
– Ты предатель, Кили, не даешь другу даже напиться.
– Ты уже напился. Теперь пора протрезветь.
– Боже упаси! Ты что, хочешь моей смерти?
Ченс усмехнулся и потащил Делани вверх по крыльцу, досадуя на внушительный вес друга. По пути до кухни они несколько раз спотыкались и падали. Лили, видимо, уже ушла к себе. Отдышавшись, Ченс разжег плиту и приготовил кофе.
Когда он обернулся к Делани, оказалось, что ирландец лежит на столе, обхватив ладонями голову. Через пару секунд кухню огласил звучный храп. Ченс снял с плиты кофейник и поставил рядом с Делани на стол.
