Текст книги "Огненные сердца"
Автор книги: Линда Сэндифер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
У Лили непривычно забилось сердце. Она слишком хорошо помнила, как завораживали ее взгляды Соломона. Неизвестно почему, она радовалась, что Бард еще не вернулся из Томпсон-Фоллс. Лили не хотела, чтобы Бард стал свидетелем этой встречи, хотя услышать о ней ему все равно придется.
– Должно быть, ты слишком жесток к самому себе, Сол, – заботливо проговорила она. – Ты постоянно устраиваешь себе испытания.
Соломон пожал плечами, уплетая пирог.
– Мои дни сочтены, Лили, и потому я не намерен их терять. А теперь скажи, как идут твои дела?
Лили любила поговорить о своем деле, к которому она прилагала столько сил.
– Сейчас у меня нет ни одной свободной комнаты, их занимают рудокопы. У меня есть помощница, только сегодня у нее выходной.
Соломон наслаждался ее воодушевлением. Даже в простом платье и переднике Лили оставалась прекрасной богиней его грез – богиней, на милость которой он вряд ли мог надеяться.
– Я рад слышать, что у тебя все хорошо, Лили, – искренне ответил Соломон. – И я тебе кое-что привез. – Он полез в карман и протянул ей пакетик, обернутый в белую бумагу и перевязанный лентой. Лили смутилась.
– Тебе незачем покупать мне подарки, Сол. Это совсем ни к чему.
– Я редко совершаю никчемные поступки. Я просто делаю то, что доставляет мне удовольствие.
Лили вновь вспомнила о Барде и задумалась, будет ли удобно принять подарок от прежнего поклонника теперь, когда она помолвлена. Но Соломон с нетерпением ждал ее ответа, и Лили поняла, что не решится огорчить его. Пусть Соломон был бессердечным с другими, но к ней всегда относился с любовью и вниманием.
Она развязала ленту, развернула обертку, а затем приподняла крышку коробочки, оказавшейся внутри. Под ней на подушечке из синего бархата лежал золотой медальон в форме сердечка на крученой золотой цепочке. В левом углу сердечко украшали два сапфира и три бриллианта.
Ошеломленная подарком, Лили взяла цепочку с бархатной подушечки и положила медальон на ладонь. На обратной стороне медальона было выгравировано: «Лили от Сола с любовью». У Лили подошел ком к горлу, и на глаза навернулись слезы.
Соломон подошел и взял из ее рук цепочку.
– Позволь помочь тебе.
– Какая прелесть, Сол! Такое украшение надо носить только по праздникам.
Соломон усмехнулся, застегивая цепочку у нее на шее.
– Носи его всегда, Лили. Незачем хранить его, чтобы надеть всего несколько раз в жизни. Я хочу, чтобы ты радовалась подарку.
– И помнила?
Ее лицо стало задумчивым. Соломон застегнул цепочку и с трудом поборол желание прижаться губами к изящному изгибу ее шеи. Он не замечал, что пряди черных волос Лили выбились из узла, что ее передник запачкан мукой и вишневым соком. Соломон был готов схватить ее в объятия немедленно, но что-то подсказывало ему, что невозможно так легко избавиться от долгих лет мучительных воспоминаний и вернуться к кратким, краденным минутам их любви. Пусть такая возможность больше никогда ему не представится, спешить сейчас не следовало. В спешке можно натворить немало ошибок, которые потом не поправишь.
Лили подняла медальон на ладони, а Соломон взял ее за другую руку.
– Я дарю тебе этот медальон, чтобы ты помнила меня, Лили. И еще потому, что прежде от меня тебе доставались одни горести. Это мое сердце. Оно принадлежит тебе, как принадлежало с нашей первой встречи, и будет твоим до самой моей смерти.
Соломон галантным жестом поднес руку Лили к губам, нехотя выпустил ее и взял со стола шляпу.
– А теперь мне пора.
Лили проводила его до двери. На пороге он обернулся – его глаза светились любовью. Подняв лицо Лили за подбородок мягкой, но немало повидавшей на своем веку рукой, Соломон поцеловал ее в щеку.
– Еще увидимся, Лили.
Лили смотрела ему вслед, желая окликнуть и в то же время понимая, что это ни к чему. Когда Соломон скрылся в двери гостиницы «Галена», Лили крепко сжала в ладони золотое сердечко. Она не знала, по кому плачет – по Дьюку или по Солу. Нельзя возродить прошлое, сохранив от него только хорошее и отбросив плохое. Прошлое можно только помнить.
И ей придется помнить об этом.
ГЛАВА 6
На пути в Кердален Ченс и Дженна почти не разговаривали. Дженна радовалась присутствию рядом охранников – это помогало смягчить напряжение между ней и Ченсом. Она удивлялась, как могут люди, еще вчера бывшие любовниками, сегодня стать совершенно чужими друг для друга.
Когда пароход причалил к пристани, солнце уже спускалось за горы.
– Встретимся завтра ровно в девять часов возле банка, – сообщил Ченс охранникам. – И держитесь сегодня подальше от салунов – завтра утром вы должны быть в полном порядке.
Пока он распоряжался, Дженна воспользовалась возможностью и улизнула. Она отправилась прямо в гостиницу, где снимал номера ее дедушка. Оказавшись в номере, Дженна попросила принести ей горячей воды.
Она едва успела погрузиться в ванну, когда в коридоре послышались шаги – даже по ковру они звучали слишком знакомо, и сердце Дженны стремительно забилось. Вскоре в дверь постучали, послышался приглушенный голос Ченса:
– Нам надо поговорить, Дженна. Можно войти?
Несколько секунд Дженна терялась в сомнениях: она и хотела, и не хотела его видеть.
– Сейчас я не могу, – ответила она, надеясь, что ее голос прозвучал твердо. – Я купаюсь.
– И собираешься купаться всю ночь? – насмешливо осведомился Ченс.
– Может быть.
За дверью послышался скрип досок пола. Дженна представила себе, как Ченс нетерпеливо переминается с ноги на ногу, как на его лице прорезаются морщины. После долгой паузы он отошел прочь. Дженна испытала легкое разочарование – он сдался слишком быстро. Но чего она ожидала? Что Ченс станет ломать дверь?
Вымывшись, Дженна положила голову на высокий край ванны и прикрыла глаза, решив полежать, пока вода не остынет. Мимо двери кто-то проходил, но тишину в комнате нарушало только приглушенное тиканье часов, и этот негромкий, размеренный звук убаюкивал Дженну.
– Вы великолепно выглядите, Дженна Ли.
Она в испуге открыла глаза, схватила со стула полотенце и попыталась прикрыть им грудь, погружаясь поглубже в воду.
– Как ты сюда попал? – спросила она.
Ченс небрежно прислонился к косяку двери, отделяющей комнату Дженны от комнат ее деда. Он поигрывал ключом, расплывшись в мальчишеской усмешке.
– Просто сообщил, что мне надо кое-что взять из комнаты Соломона. Всем известно, что я его партнер. Клерк ни о чем не стал спрашивать.
– Ты должен был постучаться!
– Дверь была открыта. А ты выглядела так, что я решил помедлить с докладом.
Эта лесть смягчила Дженну, как и знакомый огонек в зеленых глазах Ченса.
– Терпеть не могу, когда за мной шпионят, – сказала она. – Но что тебе надо в комнате Соломона?
Ченс шагнул в комнату, по пути положив ключ на столик.
– Забыл. Только помню, что я хотел поговорить с тобой и ты меня не впустила.
Он прошелся по комнате и встал за спиной Дженны. Она напряглась и задрожала, когда сильные руки прикоснулись к ее плечам. Ченс склонился и покрыл страстными поцелуями изгиб ее шеи.
Дженна хотела что-то сказать, остановить его, но руки Ченса скользнули вниз, в воду, осторожно прошлись по ее груди, и Дженне расхотелось сопротивляться. В его руках она моментально становилась податливой.
– Убирайся, – неуверенно приказала она, пока прикосновения Ченса воспламеняли в ней страсть, о которой Дженна старалась забыть. – Я не желаю слышать, как ты оскорбляешь дедушку.
– Я не хочу больше говорить о нем, – проговорил Ченс в краткий промежуток между поцелуями, а затем прошептал, касаясь губами ее щеки: – Я соскучился по тебе, Дженна. Почему ты избегаешь меня?
В душе Дженны началась яростная борьба. Она знала, что не должна поддаваться своему желанию, что это не принесет ей ничего, кроме боли. Но, в конце концов, первый шаг в их связи сделала она сама, а Ченс всеми силами сопротивлялся ей. Дженна вспомнила собственные слова: «Не тревожься о завтрашнем дне». Какая глупость! Однако она говорила так в надежде, что любовь Ченса к ней окажется сильнее, чем ненависть к ее дедушке. Втайне ей хотелось, чтобы любовь лишила Ченса рассудка, несмотря на то, что это казалось почти невозможным.
– Я не собираюсь отрекаться от дедушки ради тебя, – заявила Дженна.
– А я и не прошу об этом.
Ченс отстранился. Без его тепла Дженна сразу ощутила озноб, странную пустоту в душе. Она оглянулась через плечо, опасаясь, что он уйдет. Но Ченс только снял жилет и теперь расстегивал влажную рубашку. Через минуту он снова вернулся к ней и погрузил в воду руку с зажатым куском ароматного мыла.
– Убирайся отсюда, Ченс Кайлин! Я не нуждаюсь в твоей помощи! – Дженна попыталась встать, но Ченс удержал ее.
– Успокойся, Дженна, я просто потру тебе спину. Ты ведь знаешь, грязи на ней собирается не меньше, чем в других местах, а дотянуться туда трудно.
– Нельзя иметь все сразу, Ченс.
Последовала долгая пауза, во время которой мыльная рука Ченса скользила по ее спине.
– Ты права, Дженна, – тихо подтвердил он. – Так что же выберешь ты?
– Нам не на что надеяться, Ченс, ты не желаешь забывать о прошлом. А я не могу продолжать… я хочу сказать, что будет лучше, если мы… или нет, нам лучше не…
– Что «не»? Не заниматься любовью?
Дженна кивнула, пытаясь справиться с комом в горле – расстаться навсегда с Ченсом ей хотелось меньше всего на свете. Но нельзя было продолжать связь без каких-либо надежд на будущее или хотя бы признания в любви. Дженна пыталась добиться этого, надеялась на лучшее, но с каждым днем все больше чувствовала себя словно вещь, которой пользуются, не спрашивая ее согласия.
– Хорошо, – согласился Ченс. – Пожалуй, это верное решение. А теперь помолчи и не мешай мне.
– Я могу сама потереть себе спину! Я уже вымылась! Отдай мыло! – Разозленная быстрым согласием Ченса, она схватила его за руку, но Ченс высвободился.
– Будь послушной девочкой хотя бы раз в жизни.
Что-то во взгляде Ченса подсказало ей: у него нет ни малейшего намерения прекращать их связь. Напротив, он решил тут же попытаться вновь соблазнить ее.
Дженна повернулась к нему спиной, чувствуя нарастающий гнев. Похоже, над этим человеком ей никогда не одержать верх. Выйдя из ванной, она наверняка окажется более уязвимой, чем сейчас.
С упрямой решимостью Дженна скрестила руки на груди и решила, что не будет обращать ни малейшего внимания на его прикосновения – этому ей следовало научиться еще раньше. Если Ченс считает, что он способен вновь завлечь ее в постель и заставить обо всем забыть, то он ошибается.
Он намыливал ее спину и плечи размеренными движениями, которые успокаивали Дженну, заставляя ее расслабиться. Вскоре она прикрыла глаза и отдалась его ласкам. Воспоминания о спорах исчезли, словно их и не было. Дженна немедленно забыла о своем решении.
Руки Ченса скользнули вниз по ее груди и животу. Дженна забыла обо всем на свете, словно его ласки и поцелуи были колдовством. Время тянулось, как во сне, пока Ченс не поставил ее на ноги. Ошеломленная, покорная, Дженна позволила вытереть ее. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ченс взял ее на руки, заставляя задуматься, сможет ли она когда-нибудь устоять перед ним. Рядом с Ченсом Дженна впервые чувствовала себя женщиной.
Позабыв о своих обещаниях, она обвила длинными, стройными ногами его сильные бедра, приподнимаясь навстречу ему. Она вся отдалась ему, как и он ей – не только телом, но и душой. Сейчас между ними существовало только неукротимое желание. Помимо его ничего не изменилось, но этого было достаточно. Желание говорило в них, когда слов оказывалось недостаточно. Оно выстроило мост над бурными водами. И когда желание вновь сломало преграду, разделяющую их, они затихли в объятиях – в этот момент им хватало просто прикосновений друг к другу.
Некоторое время спустя Дженна прислушивалась к ровному, спокойному дыханию Ченса и поняла, что он заснул. Она закрыла глаза и стала думать только о его близости, о тепле и силе его тела, одновременно вспоминая прежние встречи и впитывая каждое ощущение так, чтобы никогда не забыть его. Только время могло сказать, к чему приведет их обоюдная страсть, а пока бороться с нею было бесполезно. Так девушка не может расстаться с любимым платьем до тех пор, пока на нем не поползут нитки и надеть его будет уже невозможно.
«Там не за что было удержаться, я едва стоял на ногах, чувствуя, как руки и ноги замерзают все сильнее. Хотел бы я знать, как это удается ему! Он прохаживался с невозмутимым видом, словно в жаркий июльский день. Откуда в нем эта сила?»
«Сынок, этой работе научиться легко, если, конечно, ты хочешь выжить и закончить учебу. Большинство аварий происходят при сцеплении грузовых вагонов. Ночная работа на станции особенно опасна».
«Я сцеплю этот буфер, папа. Дай мне попробовать самому – я хочу научиться…»
«Нет, в другой раз, Ченс. Здесь скользко и темно, как в преисподней. Я справлюсь с этим сам. Стой рядом и будь готов подать сигнал машинисту».
«Черт, какой холод! Ледяной дождь пробирается под куртку, морозит плечи… Лучше бы мама не дожидалась Рождества, чтобы подарить мне тот вязаный свитер. А папа работает так, словно не замечает холода, – хотел бы я быть таким, как он!
Что? Что такое?!
Папа, тормоза ослабли! Выходи оттуда! Папа!»
Ченс проснулся: только что он с поразительной ясностью увидел, как его отца раздавило между двумя грузовыми вагонами – увидел выступающее сломанное ребро, кровь, последний проблеск жизни в его глазах. Он вновь пережил ужас, увидев умирающего отца, – так, словно все случилось только что.
Медленно, как из паутины, он выбрался из сна и обнаружил, что находится в темной комнате.
Дженна села рядом с ним и положила руку на его плечо, сонно спросив:
– Ченс, что случилось?
– Ничего… просто сон.
Ченс чувствовал смертельную усталость, как всегда бывало после этого сна-воспоминания. Отстранившись от Дженны, он зажег лампу. Тусклый желтый свет не смог прогнать кошмарное видение, но слегка приглушил его.
Дженна встала рядом, обнимая Ченса.
– Ты не хочешь рассказать мне о нем?
Ченс чувствовал себя так же, как ребенок, которому приснились чудовища, но в голосе Дженны звучали сочувствие и понимание. Казалось, Дженна готова принять на себя его боль. Ченс обнял ее, чувствуя, как крепнет между ними связь. Они легли, не разжимая объятий.
– Мне снилась ночь, когда погиб мой отец. Кажется, в последнее время я слишком часто вспоминал о нем.
Дженна положила голову ему на грудь, перебирая жесткие черные волосы.
– Расскажи мне о нем, Ченс, – шепотом попросила она. – Вы с ним были похожи?
Ченс устремил взгляд в потолок.
– Мне говорили, что я очень похож на него, но самому мне судить трудно. Если хочешь, спроси у моей матери.
– Где она?
– Здесь, в Кердалене. Содержит пансион в Байярде.
Дженна еле заметно вздрогнула и напряглась.
– В Байярде?
– Да.
Долгое время тишину в комнате нарушало только тиканье часов.
– Теперь понятно, зачем дедушка отправился туда. И ты знал об этом.
– Он надеялся найти то, что когда-то потерял. Мне не захотелось говорить тебе об этом.
– Но что все это значит? – спросила Дженна. – Они любили друг друга? Расскажи мне обо всем, Ченс. Я знаю, как погиб твой отец, но что было с тобой? Почему ты оказался рядом?
Ченс никогда не доверял подробности смерти отца никому, кроме матери и Делани, главным образом потому, что эти подробности были слишком страшными. Но теперь все случившееся настолько живо воскресло в его памяти, что он чувствовал необходимость поделиться с Дженной, и наконец поддался ее уговорам и рассказал, что произошло на станции той трагической ночью… как он работал на путях вместе с отцом и как в одну секунду изменилась вся жизнь их семьи.
– Я всегда считал себя виновным в смерти отца, – тихо закончил Ченс. – Может, если бы я был повнимательнее, я заметил бы, что вагон отцепился…
– По-моему, тебе не в чем винить себя. Но Ченс, почему ты обвиняешь в этом дедушку? Ведь его там не было!
– Да, но отцу пришлось работать на станции из-за твоего деда. Может, надо было рассказать обо всем с самого начала…
– Видишь ли, вскоре после свадьбы мои родители покинули Ирландию, – начал он рассказ. – Как многих других людей, их гнали оттуда угнетение и голод, а Америка манила возможностью начать жизнь заново. Отец был независимым человеком, обладал твердыми жизненными принципами. Его мечтой было стать хозяином самому себе и обеспечить достаток в семье. Он начал работать на железных дорогах и благодаря нескольким полезным изобретениям наконец собрал достаточно средств, чтобы основать собственную железнодорожную компанию. В нее входила всего пара коротких дорог, но они приносили неплохую прибыль.
Помню наш первый собственный дом – конечно, это был далеко не дворец, но нам он казался роскошным.
– Значит, твой отец познакомился с дедушкой еще в то время?
Ченс кивнул.
– У Соломона никогда не было никаких дел с отцом, но когда мои родители начали посещать общественные собрания, догадываюсь, что внимание Соломона привлекла моя мать. Помню один из вечеров, куда были приглашены родители. Мама прекрасно шила, и потому наряд приготовила себе сама. Это было самое красивое платье, какое мы когда-либо видели, – из блестящего зеленого атласа, низко вырезанное на груди. Когда мама надела его, мы просто застыли от изумления. – Ченс грустно улыбнулся, припоминая. – Мы смотрели на нее во все глаза. Отец тоже выглядел красавцем в черном фраке – он казался очень высоким и стройным. Мы любовались родителями, гордились ими и не могли поверить, что это наши мама и папа разодеты в атлас, кружево и тонкую шерсть. Мама опасалась, что будет выглядеть слишком жалко среди нарядной толпы, но папе это было все равно. Правда, он чувствовал себя неловко затянутым во фрак – не могу себе представить, как он ухитрился провести в нем весь вечер… – Ченс помолчал, с грустью вспоминая счастливые моменты прошлого, затем продолжал: – Несколько лет компания отца процветала. Отец подарил маме украшения, о которых она давно мечтала, а мне купил лошадь – старую, которой уже было пора на бойню, но мне казалось, что ни у кого в мире нет такой великолепной лошади.
А затем в один страшный день мы разорились. Внезапно. Все, что я понял – что какой-то богач провел удачную махинацию с акциями на бирже. И отцу вновь пришлось вернуться к работе тормозного кондуктора, для которой он был уже слишком стар. Это опасная работа, даже для молодых и проворных парней. Мало-помалу мы распродали все, что имели, – надо было платить за жилье, покупать еду и одежду…
Нищета была нам привычна, думаю, мы так и не смогли забыть о прежних временах… – Ченс взглянул на Дженну, и его лицо внезапно прояснилось, а глаза блеснули: – За свою жизнь я съел уйму картофеля: мама готовила его всевозможными способами – жарила, пекла, варила, тушила. Когда надо приготовить картофель, с ней не сравнится ни один шеф-повар!
Ченс и Дженна засмеялись, но смех быстро затих, сменившись грустью. Дженна решила, что воспоминания стали слишком тягостными для Ченса, но после нескольких минут молчания он заговорил вновь:
– Все это случилось за пару лет до того, как я подрос и начал работать на станции. Мне досталось место ученика тормозного кондуктора – их всегда не хватает, каждую неделю кто-нибудь да погибает… Отец боялся за меня, но я настоял на своем желании работать с ним. «Если ты это умеешь, то и я смогу», – заявил ему я. Отец не стал спорить: в то время я был уже достаточно взрослым, мне исполнилось шестнадцать лет. Семье нужны были деньги.
Отцу хотелось снова открыть собственное дело, и я мечтал помочь ему – после разорения отец совсем пал духом. Казалось, вместе с компанией он потерял все свои мечты и надежды. Я догадывался, что больше всего он стыдится перед матерью. Он сильно изменился, а мне хотелось, чтобы он стал таким, как прежде. Я так надеялся когда-нибудь увидеть, что они с мамой счастливы! Но теперь я знаю, что дело тут было не только в разорении…
Ченс неожиданно замолчал и потушил лампу. В комнате вновь стало темно.
Дженну подмывало спросить: «Неужели твоя мать любила моего дедушку?», – но она сдерживалась, чувствуя, как в душе Ченса вновь закипает гнев. Ченс выпустил ее из объятий – Дженна ждала этого, поскольку рассказ подходил к концу, к неизбежному упоминанию о Соломоне.
Теперь она понимала, что почувствовал Ченс, увидев, как его отца разорили и погубили, оставив мать с детьми и без какой-либо надежной опоры в жизни. Ченс считал, что он сам виноват в смерти отца, и потому попытался заменить его. Ему пришлось быстро привыкать к самостоятельности. При этом он не мог не ожесточиться, и избавиться от этого ожесточения ему будет нелегко.
Дженна поняла, что, возможно, вызвала своим присутствием гнев Ченса, стала невольным напоминанием о прошлом. Она задумалась о возвращении в Нью-Йорк, возможно, это будет наилучший выход. Но завтра она должна поставить свою подпись в банке, и потом нельзя забывать о контракте – Ченс согласился работать с ней, а не с ее дедушкой. Если она уедет, Ченс перестанет доверять ей. Это только укрепит его во мнении, что ни Соломон Ли, ни кто-либо из его родственников не заслуживают доверия.
Его горечь и боль пустили корни слишком глубоко – только сейчас Дженна поняла это. Ей нечего надеяться на продолжение их отношений. Но разве сможет она винить Ченса за то, что он не желает связываться с семьей, которая была причиной трагедии всей его жизни?
Дженна взглянула на Ченса – он закрыл глаза, но явно не спал. Дженна задумалась над тем, чем он не желает делиться с ней.
Внезапно из ее глаз беззвучно и неудержимо хлынули слезы. Неужели она настолько эгоистична, что способна удерживать его? Не лучше ли будет оставить его в покое? Но разве они смогут расстаться? После двенадцати лет пустоты Ченс вошел в ее жизнь. Пожертвовать им Дженна не могла.
«Дедушка, ну зачем тебе понадобилось то, что тебе не принадлежало? Я не виню тебя – ты хотел любви, но за твою любовь поплатилась я…»
Делани вошел в гостиную пансиона. Очередная поездка в Томпсон-Фоллс завершилась, он вернулся домой. Лили хлопотала на кухне, и по запаху, наполняющему дом, Делани понял, что она готовит его любимое имбирное печенье. Несомненно, она хотела преподнести ему сюрприз.
У Делани вошло в привычку каждый раз, возвращаясь с работы, снимать пробу со стряпни Лили. Иногда Лили сердилась, но Делани быстро добивался ее прощения объятиями и поцелуями, а затем спешил к себе в комнату – мыться и переодеваться к ужину.
Теперь ему стоило огромных усилий проскользнуть мимо кухни, где ждало двойное искушение. Легко поднявшись по лестнице в свою комнату, он вытащил из ящика шкафа пакет и достал оттуда французские духи в затейливой коробке.
Делани не знал, что означает их название, но надеялся, что Лили будет довольна, не говоря уже о нем самом, – у духов был легкий, чарующий запах, подобный запаху кожи Лили.
В комнате Лили он уже собрался положить коробку на видное место, когда его внимание привлек блеск маленькой вещицы – медальона-сердечка с камешками. Этого медальона Делани еще не видел, но, видимо, Лили надевала его совсем недавно, а затем впопыхах положила на стол.
Должно быть, в этот миг Делани завладел дьявол. Он знал, что не следует рыться в вещах Лили, ненавидел себя за это, но все же не удержался и взял медальон. Бриллианты искрились, переливаясь радужными цветами, и по сравнению с ними подарок самого Делани выглядел жалким и дешевым. Он повернул медальон и увидел какую-то надпись. Подойдя поближе к окну, Делани прочел: «Лили от Сола с любовью».
Будь он послабее, он бы лишился чувств от боли. Он уронил медальон на прежнее место так, словно он был раскаленным, и тут же спрятал коробку с духами в карман.
Делани вышел из комнаты, вернулся к себе, сел на кровать и сжал коробку в кулаке.
Что означает этот медальон? Неужели она встречалась с Соломоном Ли?
«Боже мой, Лили, ведь ты для меня – все…»
Конечно, ведь если он потеряет Лили, ему незачем жить. Делани не представлял своей жизни без нее.
Он закрыл лицо ладонями.
– Соломон Ли, ты сам дьявол. Клянусь всеми святыми, ты умрешь, если похитишь мою Лили!
Ченс повернулся на бок и потянулся к Дженне, но обнаружил, что рядом пусто. В тревоге он открыл глаза, думая, что прошлая ночь ему приснилась. Но этого не могло быть: запах духов Дженны витал над постелью. Откинувшись на спину, Ченс внезапно почувствовал себя совершенно одиноким.
За окном было совсем светло, значит, он проспал дольше, чем рассчитывал. Снаружи доносились крики возницы дилижанса – он поторапливал ранних пассажиров, выезжающих из Кердалена в Рэтдрам.
Ченс заставил себя встать и одеться, решив, что Дженна проснулась пораньше и пошла в соседнюю комнату выпить кофе или почитать. К его радости, Дженна и в самом деле стояла в другой комнате у окна. В это утро она показалась Ченсу особенно прелестной и желанной в своем дорожном платье из голубовато-серой ткани. Как жаль, что она не сможет вернуться с ним в лагерь…
– Вот ты где! – произнес Ченс. – Напрасно ты не разбудила меня.
Он обнял Дженну, но она легко высвободилась из его рук и подошла к зеркалу, поправляя шляпку. Ченс встревожился, видя, что она настроена холодно и отчужденно.
– Что-нибудь случилось, Дженна?
Она отвела взгляд.
– Нет. Просто я беспокоилась, сумеешь ли ты довезти в лагерь деньги.
– Все будет хорошо, – попытался заверить ее Ченс.
– Надеюсь, – отозвалась Дженна. – Давай позавтракаем и пойдем в банк.
К десяти часам утра охранники вынесли из задней двери банка дорожный сейф и погрузили его в фургон. Один из охранников правил фургоном, остальные должны были ехать за ним верхом.
Ченс и Дженна вышли на улицу. В ясном утреннем свете все вокруг казалось мирным, но даже если кто-нибудь знал о грузе, то опасности следовало ожидать только где-нибудь по дороге на Муллан.
Ченс отвязал своего жеребца. Дженна наблюдала, как он садится в седло. В глазах Дженны мелькала тревога, и Ченс решил, что она опасается за груз.
Он склонился к ней с седла и прикоснулся к щеке кончиками пальцев.
– Не тревожься. Компания не потеряет эти деньги. Пообещай мне только, что ты вернешься в лагерь послезавтра.
– Меньше всего я беспокоюсь о деньгах компании, Ченс. Позаботься о себе, а теперь поезжай – тебя ждут.
Дженна повернулась и поспешила прочь, быстро смешавшись с толпой на улице. Она исчезла за углом, и Ченс нехотя направил жеребца к фургону. По-видимому, Дженна беспокоилась за него, но сегодня утром в ее поведении было нечто странное. Ченс не мог понять, что именно, но с беспокойством чувствовал, что теперь их разделяет не только расстояние.
