Текст книги "Подарок на память"
Автор книги: Линда Барлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Каждому, но не Эйприл. Сегодня ее не интересовали знаменитости. Вместо того чтобы глазеть на них, она тащила за собой Мэгги в большой зал семинаров, зарезервированный издательством «Крествуд Локи Марс, Инк».
В зале перед небольшой сценой стояли ряды мягких кресел. На сцене красовался рекламный плакат с фотографией в натуральную величину, тут же были установлены подиум и большой видеоэкран. Из динамиков зазывно грохотала веселая музыка, и возбужденные участники конференции толпами валили в зал, заполняя ряды кресел.
Мэгги отпрянула назад.
– Мама миа! Эйприл, не собираешься же ты подвергнуть меня одному из этих безумных экспериментов над скрытыми возможностями человеческой личности? Я слышала, что в такие вот джазовые мелодии закладываются посылки в подсознание, что-то вроде: «Заплатите денежки! Присоединяйтесь к нам!», и ты идешь и подписываешь заявку на участие в недельном семинаре на Гавайях или Каймановых островах.
– Не волнуйся, – улыбнулась Эйприл. – Как только подсознание направит тебя к сцене, чтобы поставить подпись, я тут же помогу тебе вернуться в реальность.
Они нашли два свободных кресла в задних рядах и сели. Эйприл заняла место у прохода, чтобы в случае необходимости быстро выйти.
Огромный лозунг над сценой, гласил: «Горизонты власти» – ключ к внутренней силе и внешнему успеху!» За подиумом с потолка свешивалась огромная ярко-желтая суперобложка, с очень выразительным фотопортретом автора и несколькими цитатами, превозносящими книгу как «бесподобное, жизнеутверждающее произведение».
– Думаю, в этом году, в силу экономического кризиса, мало кто преуспел. Так что выглядит все это довольно нелепо, – скептически заметила Мэгги.
Эйприл ее не слышала. Она внимательно всматривалась в фотографию на суперобложке. Мать спустя тридцать лет по-прежнему оставалась привлекательной женщиной. И даже больше. Черты лица каким-то образом смягчились. Нет, невозможно. Это всего лишь великолепная работа фотографа. В жизни в Рине не было никакой мягкости. Напрочь не было.
Неожиданно шум в зале стих. Мысленно Эйприл перенеслась в начало 1965 года.
Нью-йоркский порт. Она стоит под сводчатым навесом на пароходной пристани, крепко прижавшись к материнской руке. Ей вдруг вспомнился тот день, все до мельчайших подробностей: серо-черный цвет морских волн, оглушительные гудки пароходов, холодный, с примесью дыма, ветер в лицо. Рина, нарядная и стильная, в красном меховом пальто с щегольским лисьим воротником, в коричневых перчатках и крошечной шляпке, приколотой к вьющимся золотым волосам. Рядом с ней стоит хорошо одетый учтивый француз. Тот самый, что увозит ее – Арманд. Вдовец с двумя детьми. Ему нужна новая жена, а детям – новая мать.
Эйприл ненавидит Арманда. Она ненавидит и его детей, оставшихся без матери. Но больше всех Эйприл ненавидит Рину, которая уезжает от нее.
Пароход ждет. Он огромный. Он стоит прямо у причала, и черный борт его вздымается ввысь, словно гора. Люди по трапу поднимаются на борт, а потом начинают прощально махать своим родственникам и друзьям, оставшимся на берегу.
– Это совсем ненадолго, – говорит Рина. – Я пришлю за тобой, как только мы поженимся и приведем в порядок все документы. Понимаешь, мы должны получить на тебя визу. А для этого нужно выполнить кое-какие формальности.
Эйприл знает, что Рина лжет. Она знает, что больше никогда не увидит свою мать. Но девочка изо всех сил старается не показать виду, старается поверить словам Рины.
– Пора прощаться, ма шер, – фальшиво беспокоится Арманд. – Мы должны подняться на борт, а то уплывут без нас.
– Сестра будет хорошо о тебе заботиться, пока я не пришлю за тобой. Все будет хорошо…
Рина кивает в сторону суровой грузной монахини из женской школы «Святых сердец» при монастыре, куда определили Эйприл. Но девочка не собирается оставаться в этом вонючем старом монастыре. Она убежит. Она удерет за границу на каком-нибудь пароходе и даже не заглянет к матери, когда приедет в Париж. О нет! Она найдет себе мать получше. Она найдет кого-нибудь, кто бы действительно ее любил. И у нее будет своя семья. Настоящая семья.
– Ну, поцелуй меня. – Рина наклоняется к дочери, и маленькая лисья головка с воротника касается щеки Эйприл. Девочка резко отбрасывает эту ненавистную голову. – Будь умницей, – шепчет Рина. – Я люблю тебя. Мы скоро увидимся.
«Вранье, вранье, вранье! – кричит про себя Эйприл. – Не оставляй меня, мамочка! О, мамочка, пожалуйста, не уезжай!»
Пока Рина и Арманд поднимаются по трапу, сестра-монахиня крепко держит ее безвольную руку. Рина оборачивается в последний раз и весело машет рукой. Хвост рыжей лисы треплет морской ветер.
Громадный пароход поглощает Рину.
За Эйприл так и не прислали, даже тогда, когда Рина и ее новая семья вернулись в Нью-Йорк.
Эйприл не видела свою мать с 1965 года. Брошенная еще ребенком, она изведала немало ужасного, немало того, что с трудом укладывается в голове. Кошмарного и, как говорится, не подлежащего огласке. И виновата в этом была ее мать…
– Ты в порядке? – слегка коснувшись руки Эйприл, с беспокойством спросила Мэгги.
Эйприл кивнула. Под ложечкой у нее сосало, ладони от волнения стали мокрыми. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, но…
У входа в зал публика несколько оживилась. Эйприл обернулась вместе со всеми и увидела новую, только что вошедшую группу людей. По мере приближения вновь прибывших к сцене музыка играла все громче.
Первым, кого увидела Эйприл, был Арманд. Для своих лет он выглядел неплохо: ладная стройная фигура, среднего роста, более моложавый, чем можно ожидать от семидесятилетнего старца. Седовласый, кожа загорелая и гладкая, не считая легких морщинок вокруг глаз. Его крепкое телосложение подчеркивалось еще и тысячедолларовым костюмом «от кутюр».
За годы, прошедшие с тех пор, как Рина уплыла с Армандом на пароходе, Эйприл узнала о нем все. Французский промышленник из знатной семьи, мотающийся между своими резиденциями в Париже и на Манхэттене. В ту пору, когда Арманд встретил Рину, он изучал политику и дипломатию, пробуя свои силы на посту сотрудника консульского отдела посольства Франции в Вашингтоне. По возвращении в Париж, после свадьбы, Арманд с головой ушел в развитие и расширение промышленных и финансовых предприятий своего семейства, самым крупным из которых были международные морские перевозки с центром в Нью-Йорке.
Кроме Арманда, Эйприл знала как минимум еще двоих из мамашиной команды – мужчину и женщину. Эйприл достаточно внимательно изучила уйму брошюр, издаваемых «Горизонтами власти», чтобы узнать их. Стройная черноволосая женщина – Изабель де Севиньи, одна из двух детей Арманда от первого брака, заботу о которых он поручил Рине. Рядом с Изабель – Чарльз Рипли, личный секретарь Рины, румянощекий молодой блондин с широкой открытой улыбкой, не уступающей своей искренностью и очарованием улыбке самого Мэджика Джонсона. Поднимаясь по ступенькам на сцену, Чарльз едва коснулся руки Изабель.
«Любовники?» – заинтересовалась Эйприл.
Брат Изабель, Кристиан, в представлении не участвовал. Он был официальным наследником Арманда, но ходили слухи, что его отношения с отцом сердечностью никогда не отличались.
Арманд, Изабель и Чарльз стояли на сцепе, взявшись за руки, улыбаясь и кивая публике. Нельзя не отметить, что это трио выглядело исключительно привлекательно – симпатичны, грациозны, прекрасно одеты, с модными прическами. Глядя на них, не приходилось сомневаться: кто-кто, а уж они-то явно преуспели в поисках «внутренней силы».
Грохот музыки достиг апогея. Из скрытой двери слева от сцены появилась главная звезда шоу. В сопровождении высокой, великолепно сложенной девушки на подиум поднялась элегантная блондинка, которую со своего места Эйприл не сразу узнала.
– Это она. – Эйприл поразилась бесстрастности собственного голоса. – Эффектное появление, а?
– Что? Кто?
– «Сабрина де Севиньи, мастер доверительных отношений, вдохновенный оратор и автор бестселлеров, трижды отмеченный «Нью-Йорк таймс», – вслух прочла Эйприл аннотацию на обложке брошюры, врученной ей при входе в зал. – Недурно сохранилась, правда? И через тридцать лет можно поверить, что эта женщина привлекала самого Джона Кеннеди.
– Господи, Эйприл! Так Рина де Севиньи – твоя мать?
Он ловко прошел сквозь толпу и, не привлекая всеобщего внимания, отыскал себе местечко сзади. Попасть в здание конференц-центра было нетрудно. Как и планировалось, его заранее зарегистрировали под именем Джеральда Морроу, мелкого книготорговца из Индианаполиса. Необходимые взносы, опять-таки как планировалось, за него уже оплатили, оставалось только расписаться. Охрана была никакая. Никто никого не обыскивал. А стало быть, его пистолет, полуавтоматический кольт «Вудсмен» двадцать второго калибра, остался незамеченным.
Восемь патронов в обойме и еще одна обойма в кармане. Больше вряд ли понадобится. Относительно бесшумный, мощный, хорошо пристрелянный, простой в обращении. В момент выстрела его можно будет спрятать в сложенной газете. Местная охрана даже и глазом не успеет моргнуть.
Кучка любителей. Работенка – проще простого. Никто ни о чем не спрашивал. А Морроу любил, когда его спрашивали. При выполнении подобных заданий он любил блеснуть всеми своими способностями, и умственными, и физическими, блеснуть своим профессионализмом.
Прежде чем прийти на презентацию «Горизонтов власти», Морроу побродил по залам центра, собирая рекламные материалы, мило улыбался, кивая направо и налево. Убивал время, прежде чем убить.
На Цель он вышел без труда, изучив программу ее выступлений по пути сюда, в зал семинаров. Цель была пунктуальна, и Морроу это понравилось. Он тоже строго придерживался графика, исполняя все точно в срок.
Клиент описал Цель очень хорошо. Блондинка. Элегантная. Состоятельная. В летах, но хорошо сохранилась.
Морроу мог бы покончить с нею еще раньше, после раздачи автографов, но ожидалось еще выступление на конференции, и он решил позволить ей выполнить намеченную программу полностью. Кто знает, может, она научит и его чему доброму. Морроу любил читать и любил учиться, веря в необходимость самосовершенствования. Возможно, впереди у него долгая и интересная жизнь. Не как у нее, его Цели.
Жить ей оставалось меньше часа. Выстрелить он решил во время выхода из зала семинаров. Самый подходящий расклад – густая толпа, боковые проходы забиты суетящимися людьми. Прикрытие что надо. Внешность Морроу была самой обычной, трудно поддающейся описанию: средний рост, средний вес, плюс в высшей степени распространенный цвет волос – шатен. Никаких особых примет или отметин. Приятное лицо, так по крайней мере говорили ему женщины. Лицо, вызывающее у людей доверие. Он потянулся, устраиваясь поудобнее на дешевом складном стульчике в боковом проходе, и приготовился слушать и учиться.
Убить время, прежде чем убить.
Глава 2
Из-за пробок на шоссе Блэкторн добирался до конференц-центра гораздо дольше, чем рассчитывал. Несмотря на полуденное время, движение было как в Нью-Йорке в час пик. Роб ненавидел Южную Калифорнию – скучную, неестественную и бесплодную в культурном отношении. К тому же и дорожное движение черт знает какое. В общем, место – дрянь.
Приехав в конференц-центр, Блэкторн сразу увидел, что проблемы у Карлы и впрямь нешуточные. В главном павильоне творился просто кошмар – броуновское движение в огромной массе людей на очень ограниченной площади.
В зал пропускали по именным карточкам, настолько примитивным, что их ничего не стоило подделать. Люди сновали туда-сюда мимо безразличных, невнимательных контролеров, ни один из которых не занимался проверкой по-настоящему. У Блэкторна был пропуск, но он не стал его доставать, а предъявил фальшивое журналистское удостоверение, и его пропустили.
Просто жуть. Попасть сюда мог любой желающий. А уж профессионалу и бумажка никакая не понадобилась бы.
Заглянув в программку, Блэкторн посмотрел на часы. Как раз сейчас Рина проводила свою презентацию.
«На месте киллера, – стал размышлять Блэкторн, – я бы дал ей закончить, потом, когда она направится к выходу, подобрался бы поближе и в переполненном проходе между рядами с близкого расстояния выстрелил из бесшумного пистолета. Пистолет можно тут же бросить на пол и раствориться в толпе».
По карте Роб определил, где находится зал семинаров. Интуиция подсказывала ему, что надо спешить.
Как только умолкла музыка и стихли аплодисменты, Рина взяла микрофон и шагнула с подиума к самому краю сцены. Она широко развела руки в стороны, словно желая обнять всех присутствующих в зале, и, выдержав небольшую паузу, заговорила:
– Добро пожаловать, дорогие друзья, и спасибо вам всем. – На лице Рины засияла знаменитая на всю Америку улыбка. – Я счастлива видеть здесь сегодня так много хороших людей. Возможно, именно с этого момента жизнь ваша начнет меняться к лучшему.
Эйприл сидела на самом краешке своего кресла. Мать была почти такой же красавицей, какой она помнила ее с детства. Конечно, без инструкторов по аэробике и пластического хирурга ей вряд ли удалось бы так сохраниться; лицо практически без морщин, гладкий подбородок, тонкая изящная шея, волосы мастерски подстрижены и покрашены. В Рине ключом били жизнерадостность и энергия, всегда помогавшие ей пробить себе дорогу в этом сложном и жестоком мире.
– Среди вас немного тех, кто не был бы задет нынешним всеобщим экономическим упадком, – вещала Рина. – Почти все вы, я знаю, пострадали в эти трудные годы. И все же, даже теперь, во время спада экономики, я здесь, чтобы сказать вам: ваше богатство – в ваших руках. Все, друзья мои, абсолютно все будет хорошо, если иметь волю и мужество не только желать и мечтать, но и заставлять себя активно добиваться своих целей!
«Абсолютно ли? – мысленно Эйприл горько усмехнулась. – Все, чего я хотела, так это иметь семью. Но благодаря тебя, мама, у меня никогда не было ни семьи, ни дома».
Эйприл мимоходом вспомнила о Джонатане Хэррингтоне. Три года длился их брак, но в конце концов и эта связь, подобно всем предыдущим, закончилась ничем.
Но неудачный брак – всего лишь одна из причин, из-за которых Эйприл оказалась сегодня здесь. В профессиональном плане жизнь ее складывалась успешно, а вот на личном фронте поражение следовало за поражением. У нее были поклонники, много поклонников. Но полностью Эйприл отдавала себя лишь работе, лишь своим обожаемым книгам; ей представлялось, что она не в состоянии довериться мужчине целиком и взвалить на себя какие-то обязательства по отношению к нему.
Время шло, приближалась середина жизни, и, если Эйприл действительно собиралась обзаводиться семьей, следовало поторопиться.
– В каждом из нас заключен источник неиссякаемой энергии, – продолжала Рина. – Глубоко внутри все мы творческие, динамичные и решительные люди. Фокус в том, чтобы научиться найти в себе эти внутренние ресурсы и реализовать их!
Рина вошла в раж Она говорила быстро, энергично, слегка повышая интонацию в конце каждого предложения. Теплая очаровательная улыбка не сходила с ее губ.
Но Эйприл подозревала, что все выступление было заранее подготовлено во всех мельчайших подробностях и нюансах. Она вспомнила, как в свое время ее мать часами простаивала перед зеркалом, отрабатывая мимику, жесты и интонацию голоса. Рина даже любила поинтересоваться мнением дочери о той или иной позе. Она постоянно донимала ее вопросами на эту тему.
– Выгляжу я искренней? Хорошее у меня произношение? Как ты думаешь, я мила?
Нет больше зеркала в старом коттедже, давно нет. Теперь к услугам Рины видеозаписи, профессиональные имиджмейкеры, новейшие компьютерные программы. Тридцать лет шла она к своему звездному часу, и ничего удивительного, что великолепный спектакль ей удался. Окружение Рины с восторгом ловило каждое ее слово, что, по мнению Эйприл, тоже было отрепетировано заранее.
Эйприл успокоилась. Она почувствовала себя вновь десятилетней девочкой. Кому как не ей знать истинное лицо своей матери? Кому как не ей догадаться, что все представляемое лишь умная игра?
Эйприл стало грустно. Когда она слушала записи речей Рины о самопомощи, ей иногда казалось, что в этих обращениях что-то меняется. Эйприл хотелось верить, что Рина уже не та эгоистичная женщина, предавшая много лет назад своего ребенка. Дочь жаждала увидеть свою мать в самом деле изменившейся к лучшему.
Раздался короткий взрыв аплодисментов, на который Рина ответила благодарной улыбкой.
– Что нас больше всего угнетает? Давайте поговорим об этом. Я хочу услышать ваше мнение. Да, мнение каждого из вас. Что не дает вам развернуться в жизни?
– Недоверие, – сказала женщина средних лет в третьем ряду. В руках она держала две книги, изданные «Горизонтами власти», и кассеты с записями выступлений Рины. – В детстве со мной плохо обошелся отчим, и с тех пор я никому не верю. Я не в состоянии наладить нормальные отношения с людьми.
Эйприл почувствовала озноб. Недоверие для нее всегда было глобальной проблемой.
– У вас не может быть нормальных отношений с людьми только в том случае, если вы сами не верите в возможность таковых. Свое недоверие вы внушили себе сами. – Рина смотрела женщине прямо в глаза. – Я тоже испытала то, что чувствуете вы.
«Только не это», – подумала Эйприл.
– Многие годы у меня тоже не складывались отношения с людьми, но я сумела с этим справиться. Поэтому я совершенно убеждена в том, что вы, как и любое человеческое существо, способны верить людям. На самом деле все мы постоянно, ежедневно демонстрируем свое доверие к ближним. Это неотъемлемое условие нашего существования в современном цивилизованном обществе.
– Я не понимаю, как…
Рина прервала женщину быстрым нетерпеливым движением руки. Голос ее звучал серьезно и твердо:
– Скажите, вы могли бы доверить свою жизнь незнакомому человеку?
– Нет, конечно же, нет.
– Или сесть в машину водителя, которого вы не знаете?
– Никогда.
– Тогда скажите мне, вы приехали на эту конференцию из другого города?
Женщина кивнула.
– А на чем вы добирались из аэропорта до конференц-центра?
– Я взяла такси, – ответила женщина после некоторой паузы.
– А до этого вы когда-нибудь видели таксиста, который вас вез?
– Простите, я не совсем понимаю…
– А вам пришел в голову вопрос, как давно этот таксист водит машину? Не попадал ли он в аварии? Нет ли у него привычки выпить пивка перед работой? Или, возможно, нюхнуть кокаинчику? Вы знали, когда его машина в последний раз проходила техосмотр?
– Нет. Ничего такого я не знала.
– И все же вы доверили таксисту свою безопасность по пути сюда?
Женщина молчала.
– Вы доверились ему так же, как доверились людям, нанявшим этого таксиста, механикам, обслуживающим это такси. Вы также верили в водительские способности всех, кто ехал по дороге в одно время с вами. Я уже не говорю о пилоте самолета, на котором вы прилетели. И об авиадиспетчерах. И о конструкторах самолета. Всем им вы доверяли.
Люди в зале закивали головами, очевидно, вспоминая примеры из собственной жизни.
– Правда в том, – Рина чуть наклонилась вперед, – что все мы ежедневно доверяемся множеству людей. И не важно, что случилось с вами в детстве. Не совершайте ошибку, убеждая себя в том, что никому не верите. Этим вы сами порождаете свое неверие. Все мы находимся во власти собственных предубеждений.
– Никогда об этом не задумывалась, – призналась женщина.
– Вы убедили себя, что лишены важных человеческих качеств. Я же утверждаю, что у вас они есть. У каждого из нас они есть. Если вы хотите улучшить свои отношения с людьми, вы должны взять контроль над собственными внутренними силами. Вы должны познать собственные уникальные возможности. И прежде всего вы должны избавиться от негативных самооценок. Это они ввергают вас в пучину уныния. Понимаете?
– Да, да! Понимаю! Спасибо вам!
Женщина выглядела совершенно потрясенной. Рина протянула к своей собеседнице руки, как бы желая обнять ее:
– Благословляю вас!
Она по-театральному выдержала паузу.
– Поверьте мне, – голос Рины звучал низко, но сильно, – я знаю, что значит испытывать недоверие к миру. Что значит ощущать собственную никчемность. Потерять сердце. Знать, что, как бы сильно ты ни старалась, ничего не вернется. О да, мои дорогие друзья! Мне хорошо известно состояние потерянности, бессилия и полного отсутствия самоуважения.
Сейчас, глядя на меня, вы видите энергичную, преуспевающую женщину, которая любит жизнь и встает каждое утро полная энтузиазма. Вы бы поверили, что десять лет назад я весила на пятьдесят фунтов больше, чем сейчас? Что я растратила все свои деньги и ходила в долгах как в шелках? А ведь так оно и было, друзья мои. Отчаяние мое не знало границ. Мне хотелось только одного – как можно побыстрее и безболезненнее покончить со своей ничтожной жизнью.
Публика, замерев, ловила каждое слово Рины, а Эйприл хотелось встать, расхохотаться над их восторженностью и крикнуть на весь зал:
– И вы верите во всю эту чепуху?!
– Но я решила не умирать, – продолжала тем временем Рина. – Я предпочла мобилизовать энергетический потенциал своих внутренних сил и изменить себя. Измениться, друзья мои. Это слово, которого многие из нас боятся. Но измениться – это единственная возможность для человека спастись, то есть приспособиться к вечно меняющемуся вокруг нас миру. Я спаслась. То же самое можете сделать и вы. – Рина вновь немного помолчала. – Но в отличие от меня вам не придется делать это в одиночку. Вам не надо блуждать в пустыне. Все, что вам нужно, – она протянула руки к восторженно внимавшей аудитории, – так это принять мою помощь.
Эйприл вскочила. Потеряв контроль над собой, она неожиданно сделала то, что никак не планировала.
– Все ваши речи – лицемерие и обман, Рина Флэхерти, – громко произнесла Эйприл. – Вы – эгоцентричный, самовлюбленный, одержимый собою монстр, который не затруднит себя даже тем, чтобы протянуть руку собственному ребенку!
Все в зале обернулись к Эйприл. Она услышала, как рядом охнула Мэгги. Заметно побледнев, Рина словно окаменела.
– Да помните ли вы вообще, что у вас есть дочь? Нетрудно было забыть за тридцать лет, не так ли? Но я все помню очень хорошо, мамочка! – не в силах совладать с собой, почти закричала Эйприл. – И помню слишком хорошо то, как протягивала к тебе руки, а ты просто отвернулась от меня!
– Эйприл?! – Из голоса Рины пропал весь пафос, он стал слабым и дрожащим. Она вдруг на глазах постарела.
– Удивляюсь, что ты еще помнишь мое имя. Ты предала меня! Ты разбила мою жизнь!
Эйприл выскочила в узкий проход между рядами. Она вся дрожала. Еще немного и ей не сдержать своих слез.
Надо было бежать отсюда.
– Эйприл, подожди! – закричала Рина и рванулась вперед.
Замершая в молчании аудитория вдруг вновь ожила. Люди зашумели, повскакивали с мест. В зале воцарился хаос. Эйприл, окруженная толпой, пыталась пробраться к выходу, но тщетно: шаг за шагом ее теснили к сцене.
Еще больше людей окружили Рину, пытающуюся пробиться сквозь толпу. Во всеобщей суматохе Эйприл расслышала срывающийся женский голос:
– Ради Бога, уберите ее отсюда, мы не можем этого позволить!
Борясь с толпой, Эйприл со стыдом почувствовала, что плачет: слезы как в детстве чуть ли не ручьем катились по щекам. В отчаянии она полезла в сумочку за платком. И вытащила его вместе с тюбиком губной помады.
Внезапно раздался хлопок, словно открыли бутылку шампанского.
Кто-то вскрикнул.
– Черт! – выругался Блэкторн и рванулся к стройной женщине с яркими каштановыми волосами.
Она была ошеломительно хороша – рыжеватые, в цвет червленого золота волосы, огромные голубые глаза и бесподобные ноги – и… смертельно опасна.
– В нее стреляли! Господи, ее застрелили! – закричал кто-то в толпе, как бы не желая верить самому себе. – Помогите ей! В нее стреляли!
– Проклятие! – Блэкторн мощным телом стал пробивать себе дорогу в охваченной паникой толпе, но во всеобщей толчее ничего нельзя было разобрать.
Рину Блэкторн теперь не видел. Он предположил, что она упала. Теперь главное – не упустить так называемую «брошенную дочь». В данный момент она куда важнее. Роб впервые слышал об оставленном много лет назад ребенке.
Эта особа сейчас силилась пробиться к выходу. Стоп, леди! Резким движением Блэкторн обхватил ее за шею и дернул, лишая равновесия. Она привалилась к нему. От нее исходил едва уловимый запах хороших духов. Прижав женщину к себе, Блэкторн заломил ее левую руку вверх и услышал, как она вскрикнула от боли.
– Бросьте! – прошептал он ей на ухо. Свободной рукой он отыскал и вывернул правую руку женщины.
На мгновение новоявленная дочь ослабела, приникнув к Блэкторну, но потом вся как-то собралась, пытаясь вырваться. Однако тщетно: Блэкторн крепко держал свою жертву. Едва слышно женщина застонала и скорчилась от боли. Тело ее было мягким, гибким и сильным одновременно.
– Блэкторн! – закричал кто-то, похоже, Карла. – Блэкторн, черт возьми, мы теряем ее! Пульс не прощупывается…
Звучал целый хор возбужденных голосов:
– Кто-нибудь, вызовите скорую! Нужна скорая помощь, быстрее!
– Господи Иисусе, ее застрелили!
– Всем на пол! Всем лечь на пол! В этом зале убийца!
– Дайте пройти, прошу вас! Боже мой, пожалуйста, это моя жена!
Кровь стучала в висках Блэкторна. Он сильнее завернул руку своей пленницы и почувствовал, как она дернулась.
– Знаете, где в Калифорнии заканчивают свои дни убийцы? – снова прошептал он женщине. – В уютной маленькой комнатке, именуемой газовой камерой. Я сказал вам бросить пистолет!
Рука, которую выкручивал Блэкторн, ослабела. Выпавший из нее на пол предмет издал слабый металлический звук.
Блэкторн и женщина посмотрели вниз. Тюбик губной помады.
Другая рука женщины была пуста. Она вздрогнула.
– Уберите свои лапищи! – Голос у нее был глухой, но чистый.
Но Блэкторн по-прежнему не отпускал незнакомку. Все вокруг смотрели на них.
– Где пистолет?
Женщина тяжело дышала. Роб чувствовал, как дрожит ее тело.
– Пистолет? – прошептала она.
– Выстрел прозвучал с этой стороны, черт вас возьми! Я видел, как вы полезли в сумочку и достали из нее какой-то металлический предмет. Несколько секунд спустя раздался выстрел, и Рина упала.
Женщина опять попыталась было вырваться. Блэкторн прижимал к себе ее так плотно, что ощущал теплоту ее груди и бедер.
– Рина? Не понимаю. Мне был нужен платок. Что? Что случилось? Кто вы? Рина мертва?
Блэкторн начал понимать, что ошибся. Она вовсе не походила на хладнокровного киллера. Тем временем его люди лихорадочно обшаривали зал в поисках подозрительных лиц.
Все произошло с дьявольской быстротой. Акустика зала исказила звук пистолетного выстрела, введя всех в заблуждение относительно угла, с которого он был произведен.
И все же Блэкторн не торопился отпускать свою жертву. Он развернул ее к себе лицом. Схватив за волосы, откинул ей голову назад. Боже, да она просто красотка. Большие голубые глаза, полные смущения, испуга и… гнева.
– Кем вы приходитесь Сабрине де Севиньи?
– Я ее дочь. – Она подняла подбородок. – Я не убивала Рину. Она – моя мать.
– Вы лжете. Я, слава Богу, знаком с этой семьей.
Женщина вновь попыталась вырваться. Лицо ее пылало, вид был растерянный.
Наконец разжав руку, Блэкторн отступил на шаг. «Дочь» тряхнула головой, пытаясь откинуть со лба выбившуюся из прически рыжеватую прядь волос. Она судорожно обхватила плечи руками.
– Где она? Я должна ее видеть. Отведите меня к ней, прошу вас!
Роб колебался лишь мгновение. Может, ее реакция поможет что-нибудь выяснить?..
– Хорошо. Пойдемте.
Крепко взяв незнакомку за руку, он приготовился тащить ее через зал, но, удивительно, она совсем не сопротивлялась. И даже наоборот. Ее пальцы судорожно сжали его ладонь. Блэкторн понял: бедняжка смертельно напугана. Возможно даже, она в состоянии шока.
– Служба безопасности. – Блэкторн стал пробираться сквозь плотную толпу. – Пропустите. Служба безопасности. Дайте нам пройти!
Притихшая небольшая группа людей окружала лежавшее на полу тело. Блэкторн увидел Арманда, жестикулировавшего в своей галльской манере, по щекам его бежали слезы. И Изабель, прекрасная Изабель, с лицом белым, словно лист бумаги, опустившись на колени, поддерживала ладонями голову своей мачехи, в то время как Карла отчаянно пыталась сделать Рине искусственное дыхание.
Пуля попала в голову. По характеру небольшой сине-черной дырочки над переносицей она была 22-го или 25-го калибра – в этом Блэкторн мог поклясться. Как и в том, что выходное отверстие вряд ли удастся найти. Попадая в черепную коробку, пули этого калибра теряют скорость и наносят массу смертельных поражений в мягкой ткани головного мозга.
Обмякший рот и расширившиеся зрачки не оставляли сомнений – Рина де Севиньи мертва.
Новоявленная дочь издала сдавленный стон и стала медленно оседать. Блэкторн тут же подхватил ее за талию, не дав упасть на пол. Очевидно, позабыв о грубости, с которой с ней только что обошлись, она, вся дрожа, приникла к его груди.
Не без удивления Блэкторн услышал едва произносимый шепот: «Не оставляй меня, мамочка! О, мамочка, пожалуйста, не уезжай!»
