Текст книги "Подарок на память"
Автор книги: Линда Барлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава 16
– Мне сказали, что, поскольку нет доказательств, я невиновна, мистер Блэкторн.
– Да, знаю. Вас отпустили. Вы поэтому и не беспокоились о проверке вашего досье? Вы полагали, что оправданные исчезают так просто, без следов?
Словно обессилев, Эйприл опустилась на небольшой холмик, покрытый травой, в нескольких шагах от дуба. Блэкторн последовал ее примеру.
– Не будем впадать в шоковое состояние, договорились? Ведь можно было бы предположить, что я весь выложусь, но докопаюсь до вашего дела. Хотя мне и самому не верится, что полиция Анахейма и федералы не сделали этого до меня, в самом начале расследования. Должен признаться, что копать пришлось довольно глубоко. Но мой компьютерщик большой дока в своем деле. – Блэкторн помолчал. – Не хотите рассказать?
– А у меня есть выбор? – подняла голову Эйприл.
– Нет.
Услышав это короткое и четкое «нет», Эйприл вдруг поняла, что ей уже не страшно рассказывать о случившемся много лет назад. Стало легче не надо было больше бояться.
Эйприл твердо взглянула в глаза Блэкторна:
– Да, я заколола его ножом для разрезания бумаги. Знаете почему?
– Кажется, знаю, – медленно произнес Блэкторн.
– Нет, не знаете. – Эйприл крепко сцепила руки. – Мой адвокат, очень хороший адвокат, построил свою защиту на том, что этот человек, его звали Мигель, пытался меня изнасиловать. Это была не моя интерпретация – адвоката. Я же говорила о том, что Мигель пытался меня убить. Так я думала тогда, так я думаю и сейчас.
– Рассказывайте.
Эйприл живо вспомнила комнатушку на чердаке многоэтажного дома с видом на монумент Вашингтону. Она любила сидеть у раскрытого окна, подставляя прохладному утреннему ветерку свои распущенные волосы и представляя себя на самой верхушке монумента, взирающей на всех и вся с высоты птичьего полета. Эйприл не раз бывала на верхней смотровой площадке монумента и потому знала, насколько далеко оттуда виден мир. Тот мир, в котором она может стать кем захочет. В ее мечтах не было ничего невозможного.
– В шестнадцать лет я убежала из монашеского пансиона в Коннектикуте, куда меня определила мать. Наша настоятельница была суровой женщиной, считавшей, что Господь послал ее в этот мир с миссией избивать всех своенравных девочек до полусмерти. Я ее ненавидела.
Отдавая меня туда, мать обещала, разумеется, вскоре приехать и забрать меня с собой в Париж. Но прошел год, за ним другой, а Рина не приезжала.
Думаю, что сошла бы с ума, если бы не книги из нашей школьной библиотеки. Я читала запоем все, что попадалось мне в руки. В библиотеке было множество любовных романов девятнадцатого века, кое-какая приключенческая литература, потом собрания сочинений Александра Дюма, Шарлотты Бронте и Чарлза Диккенса…
На мысль о побеге меня натолкнул Диккенс. Его герои, казалось, жили в мире еще более жестоком и ужасном, чем тот, что окружал меня. Но все же им хватало ума выжить. Если Давид Копперфильд смог не покориться обстоятельствам, то почему не могу и я?
Мне исполнилось шестнадцать лет. Для этого возраста я была высокой девочкой. Однажды, ранним утром, я сбежала из пансиона, перекрасив в аптеке свои каштановые волосы в черный цвет – трюк, который проделывала Рина, когда нам нужно было улизнуть от кредиторов.
Итак, я покинула тот город.
Это было в 1969 году. Америка кишела тогда бездомными, бродягами и наркоманами. Автостопом я добралась до Вашингтона. Не знаю, почему мне захотелось именно в Вашингтон. Вполне возможно потому, что там жил президент Соединенных Штатов, а Джон Кеннеди был когда-то, хоть и недолго, любовником Рины.
Я обитала в среде хиппи и студентов, выступавших против войны во Вьетнаме. Я рисовала плакаты и выстаивала с ними в пикетах, готовила бобы и рис для длинноволосых парней, самопровозглашавших себя лидерами движения, и участвовала в маршах протеста. Признаюсь, сама я ко всему этому была довольно равнодушна: меня грела не вера в торжество справедливости, мне важно было ощущение сопричастности…
Блэкторн слегка коснулся руки Эйприл. Как бы стряхнув с себя задумчивость, она покачала головою и внимательно посмотрела ему в глаза. От того вечно иронизирующего, порою даже циничного Блэкторна не осталось и следа: он слушал ее как-то по-особенному – не столько сочувствуя, сколько сопереживая.
– …Но жизнь была непростой. Я жила на квартире с еще четырьмя девушками. Одежда моя износилась, ботинки просили каши, впрочем, как и брюхо, – временами я не могла наскрести даже на еду. Но в конце лета 1969-го все это не принималось мною в расчет: я любила. – Эйприл криво усмехнулась. – А любовь, как известно, заставляет тебя порхать мотыльком.
Стоял жаркий, душный августовский день. Я была одна в квартире и ждала своего парня. Мы встретились две недели назад на антивоенной демонстрации. Ему на днях исполнилось двадцать, а я соврала, что мне восемнадцать. Парня звали Мигель. Мне нравилась его манера говорить, смотреть, улыбаться… Сам он был из Мехико и плохо владел английским, но это, конечно же, не имело никакого значения.
У Мигеля были очень карие и очень задушевные глаза. Иногда их взгляд становился тяжелым; в такие минуты мне хотелось заглянуть в его, должно быть, тяжелое, непростое прошлое.
О себе Мигель никогда ничего не рассказывал, говорил только, что беден, но честен.
В тот день мы собирались пойти с ним в игровой центр. Ему хотелось посмотреть авиатренажер. Он мечтал научиться когда-нибудь летать…
Эйприл нервно поежилась. Рассказывая эту историю, она уже представила себе несколько ярких и неприятных сцен, о которых еще предстояло поведать. Ей не хотелось продолжать, но она знала, что будет рассказывать дальше. И дело было не в Робе Блэкторне, а в том, что все с ней случившееся – часть ее прошлого, и от него никуда не денешься.
– Наконец-таки Мигель позвонил в дверь. Я впустила его и предложила стакан коки… Он безумно мне нравился! Сильно загорелая кожа, черные длинные вьющиеся волосы, телосложение героев Эллады. Все в нем приводило меня в восторг; даже поношенные джинсы и выцветшая футболка казались чем-то восхитительным и неземным.
Я показала Мигелю квартиру и, помню, очень ее стыдилась. Меня смущало то, что мы одни. Между нами еще ничего не было: целовались однажды – и только. Я тогда вообще была девственницей.
В свою спальню я его не повела, а лишь показала с порога. Мигель взглянул на две узкие кровати в тесной комнатушке и отхлебнул глоток коки.
Мне надо было зайти в душ, и я оставила Мигеля в холле. Когда я вышла, он схватил меня и стал бешено целовать.
Дальше, помню, он подхватил меня на руки и понес в спальню. Я знала, что должна бы сопротивляться, но все было так возбуждающе и так романтично…
Блэкторн сжал руку Эйприл, но она этого даже не заметила.
– Мигель перепутал мою кровать с кроватью Джулии, моей соседки, но я не подумала его поправить. Положив меня на кровать, он лег сверху. Я почувствовала всю тяжесть, всю силу его тела и попыталась приподняться, чтобы занять более удобную позицию. Я не смогла…
Не помню точно, в какой момент мое возбуждение вдруг начало перерастать в страх. Вероятно, это произошло потому, что за все время Мигель не произнес ни слова. Он расстегнул на мне блузку и, отшвырнув ее в сторону, стал ласкать мою грудь, но в его прикосновениях не было страсти, не было желания. Мигель продолжал целовать меня, но это уже мало походило на поцелуй; казалось, он старается отвлечь мое внимание, старается удержать меня в этом положении.
В какое-то мгновение я почувствовала, как его руки вцепились мне в горло. «Быть может, он просто дурачится?» – подумала я. Но не тут-то было: хватка его была железной. Почувствовав, что задыхаюсь, я попыталась вырваться, но Мигель придавил мою грудь коленями, и, взглянув в его глаза, я увидела в них такое, от чего внутри у меня все оборвалось. Это уже не был умный, ласковый, загадочный Мигель. Это был убийца.
Я пыталась сбросить его, вырваться. Царапаясь, словно кошка, я вцепилась ему в волосы. В ушах у меня бешено стучала кровь, легким не хватало воздуха. А Мигель все больнее и больнее сжимал мне горло, голова у меня закружилась, я уже не могла ни соображать, ни дышать. Я почувствовала, что умираю…
– Господи, Эйприл! – неожиданно с чувством воскликнул Блэкторн. Он обнял ее, и Эйприл прильнула к его плечу, словно это была единственная точка опоры, способная удержать ее на нашей грешной земле. Эйприл не сопротивлялась, но и не смотрела на Роба. Она смотрела в свое прошлое…
…Свободной рукой Эйприл дотянулась до прикроватной тумбочки, на которой стоял стакан, лежали книги, письма от приятеля Джулии из Нью-Йорка и… что-то острое. Меркнущим сознанием она вспомнила, что Джулия всегда пользовалась серебряным ножиком для разрезания конвертов. Этот ножик Джулии подарила ее бабушка, сказав, что «леди никогда не рвут бумагу».
Теряя последние силы, Эйприл нащупала ножик, схватила его и, размахнувшись, всадила в спину Мигеля. Он застонал и мгновенно разжал пальцы. Эйприл ударила сто по лицу. Мигель скатился с нее и упал на пол.
Рыдая, Эйприл вскочила с кровати и, не глядя на распростертого на полу неподвижного Мигеля, выбежала из комнаты.
– Первым моим порывом было позвать кого-нибудь на помощь. Я помню, как постучала в Двери привратницы нашего дома и, вся дрожа, ждала в подъезде, когда женщина откроет мне дверь. И тут я вдруг ясно представила себе, как приезжает полиция, как, арестовав меня, они выясняют, кто я, откуда, и снова отправляют в эту ужасную школу в Коннектикуте. А что еще страшнее, они наверняка найдут мою мать и расскажут ей о том, как ее дочь привела в свою спальню мужчину, который пытался ее изнасиловать и убить.
Такой поворот событий казался просто невыносимым для шестнадцатилетней девочки. Нервы мои не выдержали и я, совершенно потеряв самообладание, выскочила на улицу. К людям, в толпу, казавшуюся мне в то мгновение единственным спасением.
Три недели я кочевала от одного ненадежного убежища к другому, зарабатывая по нескольку монет в день, попрошайничая на углах. Я постоянно испытывала чувство ужаса, которое по ночам выливалось в кошмары с участием Мигеля, моей матери, Арманда и полиции. Я никак не могла понять, как это получилось и, самое главное, почему? Я не знала, остался ли жив Мигель. Мысль о том, что я убила его, мучила меня невыносимо. Но еще страшнее было думать о том, что он жив и разыскивает меня по всему городу.
В конце концов однажды вечером, голодная, холодная и окончательно сломленная, я нашла приют у доброго старого священника, помогавшего хиппи. Я поведала ему свою историю, он меня успокоил, и мы вместе пошли в полицию.
Там я узнала, что Мигель скончался в больнице. Но причиной его смерти была не нанесенная мной рана, а какая-то инфекция. Однако для суда это значения не имело. Я нанесла рану и, значит, была виновна.
Перед смертью Мигель обвинил меня в том, что я ударила его ножом в порыве ревности к своей соседке по комнате.
К тому времени синяки у меня уже прошли, и мне нечем было подтвердить свою версию происшедшего.
Полиция арестовала меня по обвинению в непредумышленном убийстве.
Эйприл, вся дрожа, крепко обхватила плечи руками.
– Может, прервемся? – предложил Блэкторн. – Я вижу, как вам трудно об этом рассказывать.
Хотя Блэкторн не сказал ничего утешающего, в его глазах светилось сочувствие, и Эйприл, печально улыбнувшись, с облегчением вздохнула – судя по всему, Роб понимал ее. Понимал, как никто и никогда до этого дня.
– Ничего, все в порядке. Рано или поздно мне пришлось бы рассказать о своем прошлом, пришлось бы вернуться к нему. Жить в вечном страхе, в вечной обиде просто невыносимо. Именно поэтому я пришла на встречу со своей матерью в Анахейме и именно поэтому я решила попытаться продолжить ее дело. Просто… – Голос Эйприл сорвался, она пристально посмотрела на Блэкторна. – Вам приходилось убивать людей?
– Да.
– Этого нельзя забыть. Даже если ты вынужден защищаться. Это не проходит.
– Не проходит, – согласился Блэкторн. – И не должно проходить. Если пройдет, значит, с вами что-то не так.
Эйприл понимающе кивнула.
– Я так и не знаю, почему Мигель хотел убить меня. На суде выяснилось, что он был нелегалом. Въехал в Штаты без визы. Полиция вычислила его, нашла деревню, откуда он родом и откуда уехал еще шесть лет назад. Никто не знал, где Мигель жил и чем занимался все эти шесть лет. Думаю, что он был чем-то вроде блуждающего социопата. Вполне вероятно, что до истории со мной ему все-таки удалось кого-нибудь убить… Хотя в полиции за ним ничего не числилось.
– Вероятно, он был так называемым серийным убийцей, – предположил Блэкторн. – Они иногда кочуют из штата в штат, пытаясь сбить полицию со следа. Надо сказать, это им удается – так нам труднее свести аналогичные улики в одно уголовное дело.
– Главной моей ошибкой было то, что я скрылась с места преступления. Увидев изуродованную синяками шею, судьи быстрее бы поверили в мою невиновность. И меня бы отпустили, не заводя досье. Во время следствия меня держали в тюрьме. Я ждала, что объявится Рина. Но не дождалась. А ведь они с Армандом уже приезжали в Америку. По крайней мере раз в году, и не на неделю.
– Неудивительно, что вы были злы на нее, – заметил Блэкторн.
– После освобождения я ко многому стала относиться совсем иначе. Я наконец-то смирилась с тем, что Рина бросила меня и что, возможно, я никогда больше ее не увижу. Как ни странно, тогда это меня устраивало. Я больше не желала ее видеть… Я также поняла, что моя прежняя жизнь была бессмысленной и пустой. Наступил переломный момент. Можно сказать, что я повзрослела.
Отец Джекобс, тот самый, к которому я пришла после своих мытарств, нашел мне место в приютском центре для трудных подростков. Я подрабатывала продавщицей в небольшом магазинчике и заканчивала среднюю школу. После успешных выпускных экзаменов нашла работу в одной конторе и поступила на вечернее отделение в колледж. Через шесть лет такой вот жизни я получила диплом.
Блэкторн снова кивнул, давая понять, что благодаря чудесам современной компьютерной техники, от которой «ни убежать, ни скрыться», об этом он тоже уже знает.
– Я рассталась со своим прошлым. Со всем, что в нем было: мать, монахини, контркультура, Мигель. Чтобы выжить, мне пришлось обо всем этом забыть. С прошлым, с моим прошлым, невозможно вынести настоящее, невозможно смотреть в будущее.
– Тем, кто живет только своим прошлым, гораздо хуже, – Блэкторн тяжело вздохнул.
«Почти признание», – с любопытством глядя на сыщика, подумала Эйприл. Подумала, но промолчала.
Блэкторн тоже молчал.
– А почему вы так изменили свои взгляды? – после слегка затянувшейся паузы спросил он.
Эйприл пожала плечами:
– За эти годы я много чего добилась, но… Но в главном мне по-прежнему не везет. И знаете почему? Я не умею быть счастливой. О моем замужестве вам, разумеется, тоже уже известно?
– Да. Хэррингтон, как я понимаю, фамилия вашего бывшего мужа.
– Совершенно верно. Джонатан был хорошим человеком. Но для семейной жизни этого недостаточно. Я никогда не могла… – Эйприл горько усмехнулась. – Не знаю даже, как это выразить… расслабиться, что ли. Я думала, что он уйдет от меня, но в конце концов ушла сама.
– Так это вы подали на развод, а не он?
– Что-то в этом роде. То же самое у меня было и в отношениях с другими мужчинами. И наконец я пришла к выводу, что никогда не смогу быть счастливой, если не узнаю, почему моя мать бросила меня.
– То есть вы решили встретиться с ней?
– И во время встречи она была кем-то убита. – Голос Эйприл неожиданно дрогнул.
Блэкторн снова протянул к ней руку.
– Да, невеселая история.
– Вы мне верите? – с надеждой в голосе спросила Эйприл.
Роб пожал плечами. И нежно, даже слишком нежно, погладил кончиками пальцев ее ладонь.
– Я рассказала вам правду.
– А почему вы не рассказали мне ее раньше?
– Я ведь была оправдана. И потом, мне казалось, что глупо хранить дела людей, которых признали невиновными. Но даже если их все-таки хранят, то подростковое дело вряд ли оставят открытым для доступа. Мне не хотелось возвращаться к этой истории. Слишком уж велико было мое потрясение тогда, слишком уж тяжелы мои воспоминания теперь…
Блэкторн молчал.
– Клянусь вам, я просто боялась, что кто-нибудь раскопает это дело. – Эйприл на какое-то время задумалась. – Не понимаю, почему вы не хотите мне поверить?
– Поверить? Но для этого надо узнать вас поближе, – медленно произнес Блэкторн.
Эйприл удивленно подняла брови. Роб все еще держал ее за руку, и в этом прикосновении чувствовалась небольшая, приятная дрожь.
Блэкторн придвинулся ближе, и она с изумлением почувствовала возбуждение. Свое? Блэкторна?
Эйприл не знала.
– Я не понимаю, что происходит, – почти прошептала она. – Я рассказываю вам горькую историю о сексуальном насилии, а вы в ответ на секс же и намекаете?
– Все мужики – кобели, – в тон ей ответил Блэкторн.
Неожиданно для самой себя Эйприл рассмеялась. Роб сидел совсем близко от нее, но ощущение угрозы, исходившее от него прежде, исчезло. Осталась лишь чувственная притягательность.
Неожиданно для себя самой Эйприл вдруг поняла, что Блэкторн ей нравится.
Нравятся его глаза, нравится его улыбка, нравится трепетность его ладоней…
– Меня удивило, что Рина в своем завещании оставила вам картину в память о вашей жене. Когда она умерла?
Блэкторн, по-видимому, был удивлен столь неожиданным переходом. И Эйприл решила, что он не ответит. Но, немного помолчав, Роб произнес:
– Два года назад. У нее был рак.
– Сочувствую вам.
– Я сам себе сочувствую, – с болью в голосе сказал Блэкторн.
– Это, должно быть, очень тяжело… Я хочу сказать, что есть множество способов порвать отношения, но смерть, и смерть в относительно молодом возрасте, самый неестественный из них.
– Да уж, это не развод. И вы правы: очень трудно, когда вместе прожито не так уж и много. Даже группы поддержки овдовевших в основном состоят из людей пожилых, шедших по жизни вместе… – Осекшись на полуслове, Роб с трудом перевел дыхание.
– Одна моя хорошая подруга года два назад потеряла в автомобильной катастрофе мужа. Мэгги, она была со мной на конференции в Анахейме. Для нее эта трагедия оказалась к тому же и трудным испытанием – двое маленьких детей, которых ей теперь придется ставить на ноги, полагаясь только на собственные силы.
– Мы с Джесси не имели детей. Я часто жалел об этом. Но вы правы. Мне было бы еще труднее справиться, если бы у нас были дети. Последнее время и за собой-то трудно следить…
Несколько секунд Роб отрешенно смотрел в пустоту. Эйприл видела, как печален и жалок этот взгляд. Ей вдруг захотелось дотронуться до него и ласками отогнать его боль.
– Но вы, кажется, ловко увели меня в сторону от предмета нашей беседы. – В голосе Блэкторна вновь послышалась холодная ирония.
Исповедь закончилась.
Эйприл знала, что настоящие мужчины очень редко бывают откровенны. Очень редко и очень недолго.
– Вопрос в том, – продолжал Блэкторн, – что из рассказанного сейчас вами может иметь отношение к нашему расследованию?
– Вы на самом деле полагаете, что моя история может быть как-то связана со смертью Рины?
– Нет. Кажется, нет.
– Тогда давайте оставим ее в покое.
– То есть снимем вас с крючка?
– Да.
Эйприл показалось, что Блэкторн вновь приблизился к ней. Ну конечно, приблизился. Его голубые глаза были теперь совсем рядом. Эйприл поняла, что от поцелуя их отделяет всего лишь мгновение.
– Вопрос влечения мужчины и женщины друг к другу, – медленно произнес Блэкторн, – пока что никак не затрагивался в нашем разговоре.
– Нет, – прошептала Эйприл.
– Могу я спросить?
– Спрашивайте.
– То, что произошло у вас с Мигелем, оттолкнуло вас от мужчин?
– Да. На долгое время. Но не навсегда. – Эйприл помолчала, задумавшись. – А смерть вашей жены оттолкнула вас от женщин?
– Да. Со смерти Джесси я не интересовался женщинами.
– Но вы, кажется, интересуетесь мной, – несколько неуверенно заметила Эйприл.
– Не как женщиной. Я интересуюсь вами как подозреваемой.
– Я вам не верю.
– А я бы посоветовал верить. – Сказав это, Роб запустил руку в волосы Эйприл и притянул ее голову к себе. – Я не интересуюсь вами как женщиной. И не мечтаю обладать вами.
– Тогда почему…
– Открой рот.
– Я…
– Вот так – С этими словами Роб поцеловал Эйприл.
Глава 17
Поцелуй был долгим, и Блэкторн чувствовал, как едва заметное, почти рефлекторное, сопротивление Эйприл слабело под напором его страсти, с каждым мгновением становившейся все сильнее и сильнее.
Запах ее волос, запах ее тела сводили Роба с ума. Он крепко прижал к себе Эйприл, и она чуть слышно застонала.
Боже, какое же это блаженство! Роб был опьянен ею. Он вдруг вновь ощутил себя мужчиной. Мужчиной, а не страдающим вдовцом.
Господи! Как ему не хватало ее! А Эйприл? Ее было не узнать. Один поцелуй – и на свет явилась женщина. Красивая, чувственная, страстная. Господи! Как ей не хватало его! Блэкторн дотронулся до груди Эйприл. Тело к телу – вот она, единственная в этот миг реальность. Как долго ее не было. Слишком долго.
Стоит только расстегнуть ее шелковую блузку, и дивное, прекрасное женское тело в его власти…
Но, как только Роб дотронулся до верхней пуговки, Эйприл вскочила. Нервно поправив воротничок, она снова села, обхватив руками колени, как бы пытаясь спрятаться, подобно улитке.
– Эйприл?
Она опустила глаза.
– Не сердись на меня. – Он постарался говорить как можно непринужденнее, но прерывистое дыхание выдавало его волнение. – Я не собирался этого делать.
Эйприл молча встала и заходила взад-вперед под развесистым дубом.
– Ну хорошо, хорошо. Признаюсь, я собирался это сделать. Ведь я не перестаю думать о тебе с того самого момента, когда впервые увидел тебя в Анахейме. И всю эту неделю я мечтал только об одном – обнять тебя… Ну и вот… Да прекрати ты расхаживать как неприкаянная.
Эйприл резко остановилась и с вызовом вскинула голову, уперев руки в бока. Вид у нее был воинственный. Губы распухли.
«Неплохая работа», – самодовольно заметил про себя Роб.
Глаза Эйприл сверкали гневом.
«Просто амазонка», – восхитился он, представив ее в черном кожаном корсете, с плетью в руке где-нибудь в клубе типа «Шато». А еще лучше, стоящей перед ним на коленях, закованной в кандалы рабыней из римской истории, в коротенькой тунике, которую так и хотелось разорвать.
– Я не хочу иметь ничего общего ни с одним из вас!
– Из нас?
– Да из вас! Из тех, кто хоть как-то связан с семьей Севиньи!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я просто чувствую, всем нутром своим чувствую, что все вы пытаетесь меня окрутить. Вы все такие сильные, такие благополучные! Такие все обаятельные! Каждый по-своему, конечно, но вы привыкли переступать через людей!
– Минуточку! Не причисляй меня к семейству Севиньи. Я просто нанят ими на работу.
– Черт возьми, здесь что-то происходит. Я сама не понимаю. Я чувствую какой-то подвох. Во всем этом есть что-то… – Эйприл запнулась. – Что-то дьявольское.
– Что-то дьявольское есть в убийстве, с этим я согласен.
– Люди не такие, какими представляются. Идет игра в кошки-мышки, и я не знаю, кто ее ведет. Я не верю своим впечатлениям о человеке. И длится все это годами. Я верила Рине, а она бросила меня. Я верила Мигелю, а он пытался меня убить. Я не могу доверять людям, которые мне нравятся. А люди, которые мне не нравятся…
– Я тебе не нравлюсь, но тебе нравится целоваться со мной. Ты на это намекаешь?
Эйприл взмахнула руками, как бы оправдываясь.
– Ты нравишься мне все больше, – немного помолчав, призналась она.
– И что?
– Но это всего лишь гормоны. И потом… Я больше не хочу никаких разочарований, Роб.
В первый раз она назвала его Роб. Блэкторну это было приятно.
– Чтобы несколько успокоить тебя, у меня есть оправдание. «Руководство для следователей по делам убийств» не рекомендует испытывать гормональные чувства по отношению к подозреваемому.
– Послушай, уже поздно. Я иду домой.
– Но только не одна. Видишь, какая темень. Я тебя провожу.
– Но к себе я не могу тебя пригласить. – Взгляд Эйприл был спокоен.
– Я знаю, – мысленно чертыхнувшись, сказал Блэкторн.
– И не потому, что мне этого не хочется, – это Эйприл произнесла уже с улыбкой.
Роб нежно погладил ее по щеке.
– Порою самое благоразумное – жить и действовать, не считаясь со своими ощущениями. Рискни. Поживи немного в опасности.
– А я чем занимаюсь? – натянуто рассмеялась Эйприл.
«Осади, – приказал себе Роб. – Чрезмерная настойчивость не самый верный путь. А кроме того…» Он знал, что пожалеет об этом, когда они уйдут из парка, когда он простится с Эйприл и вновь останется один на один с собой. Но, слишком настаивая сейчас, можно перегнуть палку, можно причинить боль им обоим: чрезмерная настойчивость порою приводит в никуда.
Он не хотел страдать из-за Эйприл Хэррингтон.
И не хотел, чтобы она страдала из-за него.
Остаток пути через парк не представлял никакой опасности, но Эйприл была рада, что рядом с нею Блэкторн: в темноте очень просто представить себе, как за каждым деревом или камнем прячется по злодею.
Они вышли через Западный вход и прошли два квартала до дома Эйприл на Шестьдесят второй улице. Зайти в дом Блэкторн и не пытался, но удивил Эйприл неожиданным предложением:
– Меня пригласили на вечеринку в пятницу. Ты не хотела бы пойти со мной?
– В качестве твоей подружки? – готовясь рассвирепеть, поинтересовалась Эйприл.
– Не совсем, – уклончиво ответил Блэкторн. – Вообще-то я рассчитываю, что для нас это будет хорошая возможность кое-что разузнать.
Для нас? Похоже, он уже не считает ее врагом…
– Ты имеешь в виду расследование?
– Вечеринку устраивает Изабель со своим парнем. Кстати, это будет ее день рождения.
– А кто ее парень?
– Ты его знаешь – Чарли Рипли.
Эйприл аж присвистнула от неожиданности.
– Изабель и Чарли? – изумилась она. – Они встречаются?
– Похоже, ты удивлена.
– Они ведь совсем разные. Чарли такой… такой обходительный, общительный и всегда готов помочь, а Изабель…
– Да, знаю, она доставляет тебе немало неприятностей.
Это было еще мягко сказано.
– У нас не сложились отношения, Роб. Не думаю, что Изабель обрадуется моей персоне. Боюсь, я испорчу ей вечеринку.
– Как бы там ни было, она пригласила меня и предложила прийти с подругой. Уверен, ей хватит ума и воспитания изобразить из себя гостеприимную хозяйку. И вообще я беспокоюсь не об этом.
– Позволь тогда узнать, о чем?
– Думаю, тебе эта вечеринка покажется несколько необычной. Вероятнее всего приглашенные будут в экстравагантных нарядах. Скажи, тебя легко шокировать?
Эйприл склонила голову набок, как бы изучая Блэкторна.
– А ты как думаешь?
– Я не совсем ясно выразился. Признайся, у тебя никогда не возникало желания поучаствовать в эротических фантазиях?
Эйприл зарделась от смущения. Ей вдруг захотелось сказать: «С тобой – разумеется». На губах все еще оставался вкус поцелуя Роба. И в теле все еще томилось желание. Давно уже Эйприл не испытывала ничего подобного.
– Убийство шокирует меня гораздо больше, чем секс, – скорее себе, чем ему, напомнила она.
– Понятно. Значит, идем на день рождения. Если тебе станет неприятно, то мы тут же уйдем. Я заеду за тобой около восьми.
– Погоди. А что мне надеть на эту мистическую вечеринку?
Блэкторн озорно усмехнулся.
– Черная кожа будет в самый раз, если ты поняла мой намек.
Какое-то время Эйприл молчала, пытаясь сообразить.
– Ты меня разыгрываешь!
– Ничуть.
– Изабель?!
– Чарльз?! – подхватил Роб с той же интонацией.
Эйприл расхохоталась:
– Ты прав. Изабель действительно странноватая, но Чарли… он кажется таким добропорядочным.
– Ты там увидишь немало таких «добропорядочных».
– Блэкторн, а сам ты что собираешься надеть?
В ответ Роб лишь демонически рассмеялся.
Стоя под душем, Дейзи Тулейн наслаждалась теплыми струями воды, скользившими по спине.
После долгого перелета из Далласа было так приятно освежиться!
Расслабившись, она выбросила из головы все эти собрания, приемы, пресс-конференции и совещания. Сейчас она здесь, в доме своего красивого, молодого любовника, и может пусть на время, но позабыть обо всем. Суета еще ждет Дейзи по возвращении в Техас, до тех же пор она забудет о делах.
Принцип «спустить повседневные проблемы в унитаз» был одним из дюжины приемов аутотренинга, пропагандируемых «Горизонтами власти», и Дейзи до сих пор пользовалась им ежедневно. Она помнила каждое сказанное ею слово на той знаменитой презентации, которую ей удалось устроить для Рины и ее команды.
Методы Рины по-прежнему работали. Но для того чтобы так продолжалось и впредь, нельзя забывать о дисциплине. Дейзи со вздохом подумала о том, что у Рины это получалось гораздо лучше. И вообще у нее многое получалось лучше.
Дейзи вышла из душа, вытерлась одним из огромных махровых полотенец Кристиана и, умело манипулируя серебряной расческой и феном, занялась своей прической. Закончив эту процедуру, она, обнаженная, встала перед зеркалом и осмотрела себя. «Неплохо, – с самодовольной улыбкой подумала Дейзи, – пока ничего лишнего…» Благодаря многочасовым, изнуряющим занятиям на тренажерах в спортзале тело ее выглядело молодо и свежо. Диета не была для нее проблемой: она никогда не страдала излишним аппетитом и большей частью спокойно относилась ко всевозможным «вкусностям». Совсем нетрудно оставаться стройной, когда нет никаких гастрономических соблазнов.
Но, впрочем, Бог с ним, с аппетитом. Дейзи достала новую, весьма соблазнительную ночную рубашку, купленную ею в «Виктори Сикрет» на розничной распродаже. Это было как раз то, что, как ей казалось, обожал Кристиан. Такие вот вещицы умеют сделать тебя женственной, чувственной и страстной. А страстность – чувство, которое неплохо лишний раз продемонстрировать.
Слегка подновив макияж, Дейзи собралась на поиски Кристиана. Он, должно быть, еще внизу. Взглянув напоследок в зеркало, она поправила челку, изобразила на лице улыбку кандидата в сенат и вышла в холл.
Когда Дейзи проходила мимо комнаты Кейт, дверь распахнулась, и девочка в пижаме с милой потрепанной плюшевой игрушкой в руках появилась на пороге.
Дейзи несколько сконфузилась, искренне пожалев о своем халате, оставленном в ванной. Но ей и в голову не приходило, что в столь поздний час – было уже за полночь – девочка может еще не спать.
– Мне приснился кошмар, – прошептала Кейт. Она вся дрожала и, казалось, готова вот-вот расплакаться.
Дейзи хотела было обнять девочку, но та отскочила от нее, словно от привидения.
– Не прикасайтесь ко мне!
– Это всего лишь дурной сон, солнышко, – пытаясь успокоить ее, как можно мягче сказала Дейзи. – Некоторые из них бывают просто ужасны. Я по себе знаю. Как насчет чашечки горячего какао? Мне оно всегда помогает.
