Текст книги "Красными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Глава 35. Революция

Острый и звонкий – таким стал Лиц. Повсюду высились баррикады, наваленные из мебели, бочек, ящиков, строительного мусора, частей машин, техники. Жители вооружились ружьями и револьверами, молотами и топорами, саблями, шпагами, копьями, палками, стеклянными бутылками с отломанным горлом. Они прятали динамит и самодельные бомбы, и отовсюду слышались взрывы. Город наполнился стонами, криками, руганью, проклятиями и безумными молитвами.

Рейн с самого утра вышел на улицы Лица. Он выжидал, как охотничий пёс, взявший след дичи, когда настанет момент – момент воззвать, напасть, ударить. Это не было настоящим планом – скорее, Рейн впервые вышел на дело, не зная, к чему должен прийти, как, какой ценой, но всё сводилось к короткому «сегодня».

– Уже четыре – шепнул на ухо Нелан. Коли вряд ли услышал сказанное, но всё равно поддакнул. – Пора брать дело в свои руки.

Пряча лица, втроём они следовали за горожанами – смотрели, слушали и ждали.

Рейн яростно кивнул. Да, пора. В это время Адайн должна явиться в Дом Совета, а Эль – собрать заговорщиков.

Противный мелкий снег, идущий с утра, становился всё сильнее, задувал холодный северный ветер, но это не испугало лицийцев. Они шаг за шагом двигались вперёд, к центру Прина, сражаясь с гвардейцами и полицией и отвоёвывая себе всё больше улиц.

Резкий порыв ветра принёс запах копоти и едкого дыма. На куртке оседали снежинки, но прежде белые точки яркими пятнышками выделялись на чёрной материи, а сейчас слились с ней – хлопья потемнели. Рейн несколько секунд смотрел на рукав, затем закричал во всю силу лёгких:

– Назад, назад! Бронемашины!

Но его не слышали. Толпа, обрадованная тем, что исчезли гвардейцы и полицейские, с диким криком бросилась вперёд, каждый метр принимая за личную победу.

Он побежал, обгоняя и расталкивая мужчин, женщин, стариков и даже детей и калек – борьбу выбрали все. Воздух стал нестерпимо едким, с боковых улиц слышались лязг и рокот. Рейн обогнал толпу, замер, вытянув руки, и снова закричал:

– Назад!

Справа и слева приближались огромные бронемашины – настоящие корабли на колёсах, закованные в сталь и железо. Трубы на крышах выбрасывали клубы вонючего дыма, который окрашивал воздух и снег в тёмный. Через узкие щели окон нельзя было ни разглядеть лиц водителей, ни выстрелом попасть в них.

Толпа заголосила и бросилась назад.

Каждая бронемашина ехала, выставив перед собой стальную пластину, которая могла смести любое ограждение и подмять человека, превратив его в кашу – Рейн уже видел такое. Низ окрасится кровью, на пластине повиснут ошмётки мозгов и мяса, но машина не остановится ни на секунду – продолжит ход, повинуясь рычагам, которые давил и нажимал неуязвимый водитель.

И если Совет пустил в ход бронемашины, ясно одно – на людей уже плевать. Ему хотелось вернуть власть, а какой ценой – не важно.

Рейн отходил назад вместе с толпой, как вдруг замер.

Наверное, пора и ему стать безумцем, фанатиком и авантюристом.

– Рейн, уходи! – закричал Нелан, но тот уже бросился вперёд.

Пора и ему…

Он крепко упёрся ногами в землю, встав левым боком, сдёрнул капюшон с головы и закричал:

– Я – Рейн Л-Арджан, король Кирии, и я буду стоять здесь!

Это была просто надежда – глупая и безумная, что крик прорвётся через сталь и железо, что его имя станет сильнее лжи Совета и, думая двигаться или остановиться, невидимый человек, сидящий за стеклом, выберет его, а не приказ.

Коли встал рядом, плечом к плечу – холодный, спокойный и до безумия уверенный. Через секунду с другой стороны замер Нелан: волосы растрёпаны, веснушки горят, словно огонь, а взгляд – яростный, каким ещё никогда не был у него.

– Я буду стоять здесь! – снова прокричал Рейн – уже больше для своей уверенности.

До безумия хотелось опустить плечи, согнуть спину, юркнуть в сторону. Но этого уже было достаточно в прошлом, а сейчас хватит.

Шею опалило чужое разгорячённое дыхание, к спине прижались руки – они не давили, не толкали, а просто поддерживали. Вся та толпа, что секундой ранее бежала назад, теперь встала за спиной Рейна.

На разный лад зазвучали те же слова:

– Я буду стоять здесь!

И бронемашины, замедлив ход, остановились – не в метре, не в полуметре, а всего в десятке сантиметров. Рейн не оборачивался, но чувствовал, как люди дрожат, как взволнованно вздыхают. И пусть машины остановились, крик всё не стихал, повторяясь вновь и вновь то тише, то громче, то более глухо, то более звонко:

– Я буду стоять здесь!

Рейн уставился через узкую полоску стекла на мужчину, сидящего по ту сторону. Тёмная форма, каска, суровый взгляд – и всё равно это был взгляд не Совета, а простого парня, который оказался на этом месте не по своей воле. Как все они когда-то.

– Рейн, пора, – Нелан положил руку ему на плечо.

Да. Пора безумцу, фанатику и авантюристу, как ни назови, выйти на волю.

Рейн повернулся к толпе, поднял руки, на та, осмелев, уже смотрела не на него – на бронемашины, с ненавистью и дикой злобой, словно только и мечтала растерзать водителей – пусть лишь выйдут.

– Ладно, – сам себе буркнул Рейн, подпрыгнул, зацепившись за верхний край стальной пластины бронемашины, и забрался наверх, становясь выше толпы метра на два.

На улице собралось сотни три людей, но с высоты Рейн видел, что сбоку в переулках, на крышах, дальше за заграждениями пряталось ещё большее количество. Лиц точно ожил, зашевелился и ощетинился, вспомнив, что он – хищник, а не домашний крольчонок.

Рейн почувствовал страх. Впервые слова не шли. Это были не те мальчишки и девчонки, которым надо рассказать сказку про Яра и Аша, не то стадо из Народного Собрания, которое он мог запугать или заговорить ему зубы. Нет, теперь перед ним находилась огромная сила, способная разрушить целый мир. И принадлежала ли эта сила ему?

Вдохнув поглубже, Рейн крикнул:

– Рассказать, что меня пугает? – слишком тихо, глупо, незвучно. Во всю силу он заорал: – Эй, здесь есть те, кто не боятся? Я – не один из них! Рассказать? Сначала я боялся отца-церковника, который поколачивал меня, уча послушанию и смирению. Затем – инквизиторов, бьющих, жгущих и колющих, чтобы перевоспитать. А потом – их же, ведь я стал одним из них и увидел вещи похуже! Нам расставляли капканы, и мы услужливо подносили к ним руки и ноги, ну и сколько ещё это будет длиться? Совет пользуется нашим страхом! Кого мы боимся? Что мы должны сделать со своим страхом?

Толпа взорвалась криками – она уже не требовала указать направление, она задавала вопросы, и сама на них отвечала.

– Ирийский отряд идёт!

– Нужно оружие!

– Арсенал Чёрного дома!

– Остановим Совет!

– Освободим тех, кого упрятали!

– Замучаем мучителей!

– На Чёрный дом!

Рейн подхватил последний возглас и, указав на северо-восток, в сторону окраины Прина, закричал вместе со всеми:

– На Чёрный дом!

И толпа, подобно мощной волне, двинулась вперёд, потрясая кулаками, размахивая оружием и крича во всё горло. Она выламывала двери, срывала вывески, а между тем к ней присоединялось новые и новые людей. Это уже были не просто рабочие и крестьяне – весь Лиц: по одеждам угадывались торговцы, врачи, учителя, судьи, гвардейцы и даже сама Церковь. Нищие шли бок о бок с богатыми, превратившись в единый организм: злой, яростный и готовый на всё.

За несколько улиц до Чёрного дома Рейн, Коли и Нелан отделились от толпы.

Судя по письму от Анрейка, В-Бреймон и другие инквизиторы изо дня в день ждали всплеска и готовились к нему. Стоит толпе подойти, здание превратится в военную крепость с солдатами, вооружёнными ружьями, револьверами, бомбами. И чтобы этот символ народного страха пал, одной лишь силы толпы недостаточно.

В безлюдном переулке, между двумя домами, повернувшимися друг к другу глухими стенами, был люк – простой железный круг. Нелан присел перед ним и стал ощупывать края, затем нажал на едва заметную петлю, и крышка открылась.

– Парень – молодец, – сказал он и первым нырнул в темноту. Ботинки застучали по перекладинам лестницы.

Рейн, улыбаясь, полез следом. А щенок правда вырос и научился лаять.

Инквизиторы не могли забыть про тайный вход – они должны были закрыть его изнутри, но Анрейк пообещал взять на себя эту часть. То ли парень сумел послушать демона, то ли, наконец, разглядел гниль в Инквизиции – не важно. Он перерос своё слепое благородство и взялся за настоящее дело.

Наверху висели светильники, которые едва разгоняли мрак, но в руках Нелана оказалась масляная лампа, дающая яркий чистый свет. Даже сейчас мальчик-отличник не просто выполнял домашнее задание, а перевыполнял!

Лампа высветила разноцветные потёки на потолке, каменистый пол и поблескивавшую воду, похожую на тёмное масляное море. Пахло внизу, как на болоте.

Спустился Коли, и втроем они побежали по коридору. Шаги отзывались гулким эхом.

Перед глухой каменной стеной мелом была заботливо нарисована стрелка, указывающая в воду. Анрейк такой Анрейк! Рейн снова улыбнулся, чувствуя радость, как в те моменты, когда Кай хвастался своими успехами.

– Опять я это делаю, – на лице Нелана появилась невесёлая улыбка.

Рейн переглянулся с ним, с Коли, снял ботинки и нырнул в воду.

Выбравшись на той стороне, он увидел ряд тяжёлых железных дверей. Минус четвёртый, известный немногим. Камеры, выдолбленные в скале, прятали тех, о ком знать не стоило. Там, в самом начале, сидел и он во время «тридцати дней смирения».

От соблазна подойти к двери, заглянуть внутрь остановили вынырнувшие Нелан и Коли. Э-Стерм огляделся, затем подошёл к кромке воды и запустил руку за груду камней, наваленных на берегу. Он протянул Рейну и Коли по паре одинаковых черных брюк, курток и ботинок.

Переодевшись в сухое, они взяли из переданных кожаных чехлов револьверы. Рейн прицепил свой к поясу привычным жестом, достал из кармана чёрную маску, закрывшую нижнюю часть лица, и не сдержал ухмылки. Да, он был прав: для практика дело никогда не бывает последним. Это не профессия – это образ жизни.

– Рейн, тебе надо найти Ригарда, – напомнил Нелан. – Он не станет прятаться, а встанет вместе с инквизиторами, будь осторожен. Мы попытаемся открыть двери. Если Антонии удалось проникнуть, она нам поможет.

– Я помню, – буркнул Рейн.

Всё это обсуждалось уже не раз. Им надо было привести людей к Чёрному дому, ставшему символом страха и всей эпохи, и весь план строился вокруг того, что это удалось.

Они добрались до минус третьего, затем разошлись: Рейн побежал наверх по ближайшей лестнице, Нелан и Коли – по дальней, в конце коридора.

Подземелья были тихими и безлюдными, но стоило подняться, как со всех сторон оглушили крики – нет, даже настоящий рёв. Люди выбили окна, и на полу валялись булыжники, осколки стекла, остатки самодельных бомб. Инквизиторы отстреливались, но толпа уже не боялась – она всё плотнее сжималась вокруг Чёрного дома и только поджидала момент, когда сможет ворваться внутрь.

Рейн вставал к инквизиторам, стрелял в воздух, бежал всё дальше и дальше, выискивая В-Бреймона. Коридор пах гарью и сажей, отовсюду слышались выстрелы, приказы, крики, звон. Здание превратилось в поле битвы, и привычная строгость Чёрного дома уступила место хаосу.

Люди где-то взяли лестницы и попытались взобраться на крышу. Инквизиторы отстреливали их, как опытные охотники – мелкую дичь. Пролившаяся кровь заводила толпу всё больше, и в криках уже не было страха, лишь животная ярость.

Рейн пробежал первый этаж, второй, третий и ворвался на крышу. Волосы мигом растрепал ветер, хлопья снега оседали на куртке и уже не таяли. В-Бреймон с отрядом из пятерых человек, среди которых был бледный Анрейк, прицельно стрелял в народ.

Тот, кто хотел уничтожить Совет, сам стал достойнейшим из его представителей.

Рейн перекатился за миг до выстрела и наставил револьвер на В-Бреймон, а тот одновременно поднял ружьё. Следом – пятеро инквизиторов и спустя секунду – дрожащий Анрейк.

На лице Ригарда появилась противная ухмылка.

– Ну, что будем делать? Досчитаем до трёх и откроем огонь?

– Мы можем его убить, – подал голос один из инквизиторов.

– Дело говорят, Рейн, – Ригард ухмыльнулся.

Да, это было правдой. В-Бреймон не был трусом, и он бы не спрятался – в этом не сомневался никто. И не появилось ни одного плана, в котором Рейну удавалось подобраться к нему незамеченным и выстрелить, задушить или зарезать. Ладно. Инквизиция научила многому – пора отплатить ей за преподанные уроки.

– Я пришёл кое-что предложить.

Болтовня ради лишней секунды времени – опасная болтовня ради самой спасительной секунды.

Рейн, продолжая сжимать револьвер, отставил мизинец. Инквизиторы всегда пользовались на заданиях языком жестов. А это тоже задание – только язык пришлось выдумать свой, всего для двоих.

Анрейк резко взмахнул рукой, послышался взрыв, яркая вспышка ослепила глаза. Рейн выстрелил, падая на крышу, в ответ раздались ружейные залпы.

Низко пригибая голову и спину, он на ощупь пополз к лестнице, рухнул в проём и кулем полетел по ступеням. Со стоном, с кряхтением поднявшись, Рейн стянул маску и бросил её под ноги. Он не видел, но чувствовал на себе взгляды, голоса сквозь звон в ушах пробивались неясным шепотом.

Выстрелы утихли – то ли инквизиторы победили, то ли наставили оружие ему на грудь. Но Рейн знал, что с ними, как с дикими псами. Без вожака ничего не сделают. Оскалятся, зарычат, а не бросятся первыми. Он ведь сам столько лет принадлежал этой стае.

Кто-то орал, но Рейн так и не мог разобрать ни звука.

Прильнув к стене, он с трудом разлепил глаза и выглянул в окно. Толпа подхватила Ригарда и разрывала его, как хищник – добычу, и каждый стремился оторвать по кусочку. В-Бреймон ставил себя напротив Совета, говорил, что ближе к народу, чем к кирам. Вот он и вернулся к этому народу.

Но вот тёмные клочья одежды, куски светлой кожи были выпущены – толпа рванулась внутрь через открывшуюся дверь.

– Бегите! Инквизиции больше нет! – заорал Рейн, но не понимал, насколько громким был голос.

Бежать – лишь это могло спасти инквизиторов. Не дожидаясь справедливого суда – да и не было его в Кирии, – люди вынесли приговор, каждому, даже тем, кто покорно выполнял приказы, как те сами делали недавно.

Рейн сквозь слёзы и резь видел, что кто-то побросал ружья, револьверы, бросился в сторону, а кто-то по-прежнему крепко сжимал оружие и стрелял раз за разом. Держась одной рукой за стену, а другой потирая глаза, он тоже побежал по коридору.

Люди с воем и криком срывали двери с петель, переворачивали мебель, хватали инквизиторов, и стены, пол, потолок покрывались кровавыми пятнами.

Рейн не знал, как это остановить – перед ним был не народ Кирии, вышедший на борьбу за свободу, а звери, почувствовавшие голод и готовые утолить его любыми жертвами. И у него самого уже не осталось веры, что это правильно – только страх. И ещё ненависть – к себе, давшему искру такому пламени. Как он мог поверить, что правильно – так?

Рейн выбрался наружу, прячась и отстреливаясь от преследователей, как до этого делали инквизиторы. Он стоял, глядя, как Чёрный дом рушится кирпичик за кирпичиком, а затем разгорается огнём, и бессильно сжимал и разжимал кулаки.

Это – не те, за кого он вышел бороться. Это – не то, ради чего он хотел сражаться. Но он сделал людей и события такими.

Толпа покинула Чёрный дом, как послышались новые громкие крики:

– Откажемся от Церкви!

– Свиней – на убой!

– Лгунам – смерть!

– На восток!

Ближе всего была Восточная Церковь. Та, которую прежде возглавлял отец. Которую он знал лучше собственного дома, где провёл столько часов. Которую сам хотел разрушить. Раньше, не сейчас.

Рейн дрожал и всё молчал, не в силах что-то сказать – слова не вязались, разом забывшись, точно он не умел говорить вовсе.

– На Церковь!

И толпа снова сжала кулаки, высоко подняла оружие, закричала и двинулась дальше на восток. Рейн стоял, смотря вслед, и не знал, как остановить эту мощную грубую силу. Он хотел хаоса, и он получил его. А как теперь получить мир Рейн не знал.

«Аст», – Рейн вспоминал своего демона, пока, найдя друзей, бежал вместе с ними к Восточной Церкви. Тот бы знал, как успокоить людей – да с ним бы и не произошло всего этого! Но недавняя мысль звучала в голове в сотню раз сильнее имени Аста.

Нельзя оправдываться демоном ни за плохие, ни за хорошие поступки. Есть только человек, и вся его судьба – в его же руках. Быть дерьмом или быть сильным – решает он сам, а не голосок в голове или даже громкий возглас общества, а может – власти. А ещё человек сам решает исправлять ли ему ошибки или, пожав плечами, шепнуть «Так вышло, я не хотел».

На бегу Рейн прислушивался к крикам, рыку и визгу, издаваемыми толпой, которая шла по параллельной улице и всё с большей силой взывала к крови. Вот оно – его «так вышло».

И Рейн знал, что он хотел хаоса, ещё как хотел – того, с большой буквы. Таким громким словом обозначал месть за все свои накопившиеся обиды, боли и минуты отчаяния. Не думал, что будет значить этот Хаос по-настоящему. Крепко держался за слова «Революция – это я», шёл на многое, чтобы оправдать их, но теперь их стоило заменить новыми, более правильными.

Рейн первым выскочил из переулка и бросился через пустую площадь к Восточной Церкви. Забежал внутрь, Нелан, Анрейк и Коли – следом.

На возвышении стоял церковник, держа в руках Книгу Братьев. Перед ним пять женщин и трое детей, на коленях, в молитвенном жесте сложили руки и повторяли слова за говорящим. Просили, чтобы революционеры ушли? Или чтобы Совет утихомирил их? Или просто молились о возвращении домой мужей, сыновей, отцов?

Недосказанное предложение застыло в воздухе. Служба резко прервалась, и все уставились на вошедших. Рейн растерянно посмотрел в ответ. Он ведь не знал, совсем не знал, как утихомирить толпу. И ценой этого незнания могли стать вот эти обычные женщины и дети, которые просто пришли помолиться. Люди уже были не способны видеть и слышать – они требовали в жертву всех, кто не присоединялся.

– Закрываем! – скомандовал Рейн и потянулся к тяжёлым дверям.

На краю площади уже показалась толпа. Первые ряды, увидев, как перед ними закрываются двери, рванулись вперёд, не успели и яростно замолотили по дереву.

Рейн махнул рукой, и сначала вчетвером, затем вместе с тремя церковниками они стали баррикадировать дверь хлипкой мебелью.

На пару минут хватит, а потом?

– Здесь есть второй выход? – крикнул Нелан, подходя к женщинам и детям, сбившимся в кучу. Мальчишка лет семи захныкал и прижался к матери, но та сама побледнела и задрожала.

– Нет, – одновременно ответили Рейн и один из церковников – совсем молодой парень, наверное, недавно начавший службу.

Выход действительно был только один – через главный вход, в руки разъярённой толпы.

– Они не успокоятся! – крикнул парень, нервно одёргивая чёрно-белую форму.

– Великий Яр защитит нас, – другой церковник рухнул на колени, прижал пальцы ко лбу и зашептал молитву.

Третий холодно посмотрел на него. Губы растянулись в плотоядной ухмылке:

– Им нужна жертва. Они не уйдут.

«Это будешь ты!» – с яростью подумал Рейн.

– Я готов, – быстро откликнулся Коли.

– Молчи! – рявкнул на него Рейн. – Тащите к дверям всё, что найдёте, – скомандовал он Коли и Нелану. – За мной, наверх, – Рейн обратился к женщинам как можно спокойнее и увереннее. – И ты, – перевёл взгляд на Анрейка.

– А вы… – робко начала одна из прихожанок.

– Наверх! – повторил Рейн, подталкивая к лестнице, ведущей в башню, ближайшую женщину.

Послышался звон, на землю полетели кусочки разноцветного стекла, следом на середину зала упал мощный булыжник.

– Быстрее!

Рейн погнал прихожан наверх. Дети, хватаясь за длинные юбки матерей, неуклюже бежали, спотыкаясь и оступаясь. Те стали тащить их на себе, но постоянно озирались назад, напуганные градом камней, разбивающих окна, и мощными толчками в дверь, и Рейн и Анрейк потащили и тех, и других – до самого верха башни.

Они забежали в маленький зал, где хранились реликвии Восточной Церкви – тогда, мальчишкой, Рейн проводил тут часы, натирая золото и серебро. Тяжёлая дверь запиралась на засов – если прятаться, то только здесь.

– Анрейк, – начал Рейн.

Парень понимающе кивнул и крутанул в руке револьвер, выбирая удобную позицию напротив лестницы.

– Никто не подойдёт, – пообещал он.

Слова Анрейка звучали решительно, да и сам он приосанился, и пусть побледнел, но держался твёрдо – никогда Рейн не видел в нём столько уверенности. Этот инквизитор будто почувствовал себя на своём месте – пусть и в Церкви, но за защитой людей, как хотел когда-то.

Рейн на секунду положил руку ему на плечо, затем быстро сбежал вниз. Окна были выбиты, весь пол усыпан камнями, между дверями уже появилась щель.

Он знал, что у него всего два варианта: или стрелять в людей, или отдать церковников и прихожан на смерть, а Церковь своего отца – на растерзание.

– Я готов, – послышался сбоку голос Коли.

Рейн повернул голову и резко отшатнулся. Парень надел чёрно-белую форму церковника. Готов… Рейн с силой вцепился в его плечо.

– Назад! – зарычал он.

– Рейн! – крикнул Нелан.

Он сжимал ружьё, подобранное в Чёрном доме. Двери снова содрогнулись от мощного удара. Крики нарастали, а в щель уже тянулись жадные руки со скрюченными пальцами.

Коли посмотрел на каменного Яра с грустной улыбкой.

– Он слишком долго молчал, как и я. Пора уступить место другому богу. Я готов.

Он с силой толкнул Рейна в грудь, и тот отлетел к стене, сразу потянулся вперёд, чтобы схватить этого чертового глупца, но сжал лишь воздух.

Коли побежал, дверь распахнулась. Первый человек, не раздумывая, жадно вцепился в «церковника». Толпа наседала, и за секунду светлые волосы и чёрно-белый наряд оказались скрыты сотней рук, спин, ног. Яростные крики становились всё громче, толпа ликовала, дёргая, царапая свою жертву, выдирая волосы и куски кожи.

Рейн схватил револьвер и выстрелил в статую Яра. Пуля угодила в руку, посыпалась пыль, повалился камень, кусочек за кусочком. Не камень это был вовсе – фальшивая статуя фальшивого бога.

Люди с криками отскочили в разные стороны. Рейн снова выстрелил – уже в потолок, и они пригнулись, прижимая руки к ушам.

Эти люди, что секунду назад, как звери накинулись на человека, сейчас разбежались, поджав хвосты и испуганно устремив на него взгляды.

Рейн не сдержал дрожи.

– Мы его просто растерзали, да, мы – народ Лица? – крикнул он, заскочив на возвышение. – Кем мы стали? Разве так мы хотели, выходя на улицы? Борьбы с людьми или борьбы за свободу?

Когда-то здесь стоял отец, громко и уверенно говорил, и люди склонялись под его огненным взглядом, и верили всем историям, заповедям и легендам. Затем на этом месте встал Кай – всего на несколько минут, своих последних минут, но сумел сказать за них самое главное. А теперь и его черёд.

Толпа зароптала, но уже не двигалась. Люди отошли от исцарапанного тела в разорванной одежде, точно не признавали, что это их рук дело.

Рейн ещё раз вздрогнул. Он уставился сначала на Коли, затем на груду камней. Оба «Яра» умерли. Один бог ушёл, тот, что молчал и услужливо давал силу каждому, кто просил. Остался другой, более громкий и яростный, который не даст, проси-не проси – только за поступки, а не за слова.

– Отмена церковного налога! – раздался в толпе крик.

Его сразу подхватили:

– Долой Совет! Долой Народное Собрание!

– Нам не нужна Церковь!

– Равные обязанности – равные права!

– Нас больше не заткнут!

Нелан встал рядом, положив ружьё, и крикнул:

– Так и будет! Король Рейн распустит Народное Собрание…

– Ну и что потом? – сразу перебили его десятки криков. Вверх снова взметнулись сжатые кулаки.

Нелан сделал шаг и уверенно заговорил:

– Власть перейдёт Революционному Комитету. Вместе с вами, – он вытянул руки, указывая на толпу. Та ответила недоверчивыми взглядами и кривыми усмешками. – мы выберем власть из каждого сословия. Настала новая эпоха, и теперь мы все будем равны и свободны.

– Давно пора! Революционный Комитет! – послышался голос сбоку от кого-то из учёной гильдии. Стоящие рядом с ним поддержали его криками, но их быстро перебили возгласы остальных.

– Обманщик! – послышалось. – Мы знаем, из какого ты рода! Убирайся к чертовому Совету!

В Нелан полетел камень. Он пошатнулся, по лицу потекла кровь, но Э-Стерм только ближе подошёл к народу.

– Я не скрываю, из какого я рода. Мы все не выбирали, кем нам родиться. Ре-Эст – такая же клетка. И я вместе с вами говорю: к чёрту Совет! Я отказываюсь от своего рода и имени. Мне не нужна такая жизнь. Но нужна та, в который мы все сражаемся бок о бок за свою свободу, за свои права! И теперь власть переходит в руки Революционного Комитета, до тех пор, пока не будут проведены всеобщие выборы!

Рейн дотронулся кончиками пальцев до клейма и ударом ноги сшиб аналой.

Он ведь знал, что ни черта толпа не хотела слушать про все эти комитеты, собрания, советы. Это были обычные люди, которые не умели делать мир, но безумно хотели жить в нём. Так безумно, что даже забыли, кто они, и превратились в зверей, на миг поверив, что обрести свободу и права можно, только отобрав их у других. Он и сам когда-то успел в это поверить.

– Ладно, чего вы хотите? – крикнул Рейн. – Дальше всё крушить и убить всех? А разве это даст свободу слова, равные права? Отменит церковный налог или снизит количество рабочих часов? Разве это революция? Нет, бойня!

По толпе прокатился рокот. Задние ряды напирали на передние, те вплотную подобрались к возвышению. Рейн чётко видел их взгляды – то ли с ненавистью, то ли с жадностью.

– Я сказал однажды: «Революция – это я», и я верил в эти слова. Но когда увидел, что произошло в Чёрном доме, сразу отказался от них. Мне было страшно, я не хотел верить, что могу быть причастен к тому, как растерзали инквизиторов.

Толпа зароптала, точно и она была ни при чём – услышала о чужом поступке, открестилась от него и осудила.

Рейн заговорил громче:

– Но я был причастен, ещё как. А ведь начинал я с веры, как и вы – думал, делаю что-то для себя, своей семьи, друзей. Даже для королевства! Да, я правда в это верил. Но меня попытались сломать, а вместе с этим сломали всю веру. Осталась только жажда мести. И, прикрываясь словами «Мне же нечего терять», я действительно шёл на многое. И вы тоже. Но я понял, что встал ровно напротив Совета – вроде бы не на одной стороне с ним, а всё равно с такими же ужасными поступками, словами и мыслями. Разве это могло быть правильным? Нет, и теперь я хочу отказаться от слов «Революция – это я». И если вы говорите себе то же, поддержите меня. Пусть теперь будет новое: «Мир – это мы».

Рейн знал, что слова могли прозвучать наивно, а ещё – глупо. Зато искренне, не как у Совета, а искренности обычно прощали многое. Слова были его единственным оружием – единственным, с которым он мог выйти против разъярённой толпы, не боясь снова сделать шаг к хаосу.

С задних рядов послышались крики:

– Пожар!

– Дворец горит!

– Нет, Дом Совета!

Рейн повернул голову к поломанным окнам. Над домами полыхало яркое зарево, поднимаясь всё выше и выше. Горел самый центр Лица, а вместе с ним..?

Вытянутая карта могла указывать и на победу, и на поражение – Рейн не знал, но ему оставалось только разыграть её.

– Совета больше нет. Инквизиция пала. Церковь повержена. И я – Рейн Л-Арджан, король Кирии, обещаю вам: завтра я распущу Народное Собрание, а после сниму с себя корону. Больше не будет ни государей, ни советников. Теперь будем мы.

И толпа вновь взорвалась криками, она наседала, подбираясь всё ближе, высоко тянула руки – уже не с яростью, но ещё с решимостью и требовательностью.

Рейн потёр клеймо и бросил револьвер на пол. Он больше не хотел говорить, только смотрел на людей – на каждого поочерёдно: на измученных рабочих, испуганных торгашей, жмущихся друг к другу учителей, врачей, судей, не верящих самим себе гвардейцев, инквизиторов и церковников, на усталых женщин, детей и стариков. И все они – израненная Кирия.

Ружья, револьверы, шпаги, топоры, палки со стуком падали, а голоса стихали. Люди тесно прижимались друг к другу, взгляды были опущены, на лицах блуждали взволнованные улыбки.

Хотелось снова повторить те глупые, наивные слова: «Мир – это мы». Но Рейн не сказал их. Он просто смотрел на народ – его народ?