Текст книги "Красными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 11. Будь что будет

Центральная церковь стояла на холме и виднелась из любой части города. Чёрно-белые башни и купол из разноцветного стекла были выше, чем у других, но за исключением этого Центральная выглядела беднее.

В ней не было ярких мозаик и росписей на стенах, как в Северной, куда ходили богачи Ре-Эста. Или древних статуй Яра и Арейна, сделанных ещё при их жизни, как в Восточной. Обителей и огромных садов, как у Западной и Южной.

Наверное, это была та церковь, как её задумывали Яр и Арейн: настоящий аскетизм, где главное – не убранство, а атмосфера. Странно, что Я-Эльмон не извратил её на свой любимый вычурно-богатый лад.

В Центральной благородные киры в скромных белых и черных одеждах заняли все скамьи, но они молчали, лишь изредка позволяя себе благоговейный шепот или молитву. Воздух пропитывали благовония: что-то похожее на ладан и мирт, и ещё мята. Рейн входил с гордо поднятой головой, плотно сжатыми губами, но стоило оказаться внутри, даже он успокоился и перестал оглядываться волком.

После окончания речи Я-Эльмон закрыл Книгу Братьев, лежавшую перед ним на аналое, и отошёл в восточную часть церкви – открытую взглядам белую башню. Сделанная в форме полукруга, она состояла из нескольких секторов. В каждом было высокое, почти до потолка, узкое окно, и свет восходящего солнца яркими оранжевыми пятнами ложился на полу.

Я-Эльмон опустился в простое деревянное кресло. На сиденье услужливо положили стеганое белое покрывало – конечно, вдруг старик занозит свою чертову задницу.

Рейн поднялся со скамьи в первом ряду и прошёл к Я-Эльмону. Он чувствовал на себе десятки взглядов прихожан Центральной Церкви.

В них уже было меньше злости или пренебрежения – не как в первые дни, когда Лиц узнал, кто станет королём, но по-прежнему сквозило неприкрытое любопытство. Рейн все больше ощущал себя цирковой собачкой – хотя это было недалеко от правды.

Он опустился на колени перед главой Церкви. Я-Эльмон протянул ему ладонь с массивными золотыми перстнями. Рейн с неприязнью посмотрел на неё: это была холеная рука человека, который не держал ничего тяжелее пера, светлая, сильная, как у молодого.

Сдерживая тошноту, Рейн быстро поцеловал ладонь, почувствовав прикосновение холодного металла к щеке. Я-Эльмон пошевелил кистью, будто давал разрешение начинать. Это не требовалось, и Рейн понял: Нол напоминал, кто есть кто.

«Ну увидим, кто есть кто», – он держал голову склоненной, и глава не разглядел ухмылки на лице правителя.

– Меня зовут Рейн Л-Арджан, – начал, как требовало покаяние. – Я – сын церковного рода, бывший инквизитор, король Кирии.

Позади послышался слабый шепоток, но Рейн не разобрал, о чём зашепталась толпа.

Он немного приподнял взгляд и заскользил глазами по узорам на белых стенах – это были переплетенные линии, которые закручивались в причудливый узор и издалека напоминали змей.

– Я готов открыть своё сердце здесь, в сводах церкви, перед ликом Великого Яра и попросить прощения перед ним, перед миром, перед Кирией, – Рейн сложил кончики пальцев и прижал ко лбу. Он не помнил, когда последний раз складывал руки в молитвенном жесте по своей воле, но хотел, чтобы этот срок только увеличивался.

Я-Эльмон переменил позу и благосклонно кивнул.

– Рейн Л-Арджан, так будь же честен, и да услышит тебя Великий Яр, и да отпустит твои грехи.

Рейн едва не зарычал от злости. Чертов лицемер со своей продажной Церковью! Озвучить, какой налог должен был оплатить король за отпущение грехов?

А ведь правда, почему бы не озвучить? Рейн бросил быстрый взгляд в сторону – туда, где мог бы стоять Аст и одобрительно кивнуть или хмуро покачать головой.

– На службе Инквизиции я всегда старался ради блага Кирии и короля, – начал он.

Слова для покаяния ему не заготовили – видимо, не хватило лицемерия для этого, – но два дня подряд Алкерн, как бы невзначай, вспоминал церковные традиции и рассказывал, что обычно говорил король Рис.

«Зря», – Рейн снова показал быструю ухмылку – даже скорее оскал. Голос зазвучал негромко, размеренно:

– Но перед ликом Яра я заявляю, что на этой службе мне не раз пришлось творить чёрные дела. Я признаю, что нарушал заповеди. Признаю, что потакал своим желаниям и слушал демона. И я склоняю голову, и нижайше прошу Великого Яра о милости прощения. И перед его ликом вот моё обещание: всеми силами я буду бороться с тьмой внутри, а если дрогну – искуплю свою вину не словом, а делом.

Рейн, продолжая стоять на коленях, развернулся боком – одной стороной к Я-Эльмону, другой – к толпе.

– Перед Яром, перед вами я признаю: моя служба Кирии началась с крови, и в этом моя же вина. И я буду не только просить Яра об искуплении, но и сразу делом докажу решимость своих намерений.

Слова лились сами собой. Рейн знал, что каждое из них звучало так, как было принято говорить королю: приторно и чинно. Та самая цирковая собачка лаяла, как научили. Да только вместо лакомства ответили кнутом, вот она и сбилась.

Рейн снова бросил взгляд в сторону. Аст бы одобрил. Пора начать игру с Советом, и будь что будет.

– Я – Рейн Л-Арджан, король Кирии, заявляю, что буду бороться с тьмой, поселившейся в государстве, – он выразительно посмотрел на Я-Эльмона. Тот сохранил невозмутимый вид, но рука с перстнями дрогнула, металл тихонько звякнул о металл.

– Я не остановлюсь ни перед Детьми Аша, ни перед самим Ашем, ни перед другой силой и встану на защиту Кирии, как было завещано Яром. И я нижайше прошу кира Я-Эльмона о возможности направить сумму налога, который король платит в казну Церкви, семьям погибших и раненых во время коронации.

Голоса: удивленные, поддерживающие, осуждающие – зазвучали громче. Я-Эльмон прищурился – это был хитрый змеиный взгляд – и сквозь зубы ответил:

– Я благодарен Великому Яру, что в столь трудный час он привел к нам сильного и мудрого короля, и благодарен Арейну, что в его роду воспитан столь справедливый сын. Церковь почтёт за честь помочь каждой семье, попавшей в беду. В свою очередь она обещает выделить дополнительные средства нуждающимся, а также словом и делом помочь королю в его борьбе с тёмными силами Детей Аша.

Рейн не скрывал довольной улыбки. Я-Эльмон не мог на глазах у всех отказаться от помощи, предложенной королём, и уж тем более не мог предложить меньше него.

А теперь пора повышать ставки. Терять нечего.

Рейн, опустив голову, продолжил – уже громче, увереннее:

– Признаю я также то, что только начинаю путь и ещё совершаю ошибки. Я склоняю голову перед Яром, перед народом Кирии и заявляю, что мои помыслы – чисты, а дела идут от сердца. Во всём верная моя опора – Совет, но я посмею без согласия большинства просить вас, кир Я-Эльмон, об отмене церковного налога сроком на год.

Рейн быстро поднялся и свысока глянул на главу Церкви. Рука мужчины медленно потянулась к трости, точно он хотел пустить её в дело. Рейн знал: не дотронется при всех, не посмеет. Прижав руки к груди, он сделал шаг к толпе, пристально глядевшей то на него, то на Нола.

– Кир Я-Эльмон, вы верно сказали, что для Кирии настал трудный час. Мы многое пережили, и все: от простых рабочих до благородных киров нуждаются в поддержке Церкви – верного оплота в борьбе с демонами и Детьми Аша. И пусть Совет или вы, кир Я-Эльмон, поправите меня, если я неправ. Но я – Рейн Л-Арджан, король Кирии вижу, как все мы нуждаемся не только в силе слов, но и в силе дела. И я не приказываю, но перед Яром и жителями Лица прошу вас об отмене на год, и да начнёт же Церковь творить своё светлое дело без пошлин, налогов и сборов, как завещали Яр и Арейн.

Я-Эльмон так крепко сжал трость, что пальцы побелели. Он медленно поднялся. В голубых глазах виднелась неприкрытая ярость, но голос остался спокойным. Глава встал рядом с Рейном и ответил, глядя на толпу:

– Жители Лица, мы многие десятилетия жили по одним законам, но, видимо, настала пора выбрать новую дорогу. Король Рейн показывает нам достойный пример, и да поддержит же Церковь его слова. Я обещаю, что его слова будут вынесены на обсуждение Совета, и вместе мы примем правильное решение.

Рейн плотно сжал губы. Примут они правильное решение, как же! Я-Эльмон обвинит В-Бреймона, а может У-Дрисана, или ещё кого, а те – других и ни черта не изменится.

Но это ничего. Это только пока. Он заставит их понервничать, да не просто понервничать – извиваться, как на раскаленной сковороде, и искать лазейку. Но её не будет.

Когда мимо Я-Эльмона прошла вереница людей с признаниями, а первый День Покаяния закончился, снова стемнело. Чертова традиция велела королю безвылазно сидеть в церкви, слушая своих подданных.

По окончанию Рейн торопливо влез в экипаж. Алкерн сел напротив. Кучер и второй слуга забрались на козлы. Стоило лошадям тронуться, камердинер достал из нагрудного кармана небольшую записную книжку в кожаной обложке и ручку и стал что-то отмечать, сверяясь с часами. Он часто так делал, и Рейн подозревал: тот тщательно, в деталях описывал все проступки короля.

Центральную построили немногим южнее площади Яра, где высились дворец и Дом Совета. Между ними было всего минут десять спокойным шагом лошади по прямой улице.

Рейна прижало к стене – карета свернула с широкого проспекта Воинов. Они двигались на юго-запад, к границе Прина и маленького Мыса, который считался «учёным» районом, но его активно занимали торговцы.

– Куда мы? – быстро спросил Рейн, стараясь сохранить лёд в голосе, каким всегда говорил с Алкерном.

– После покаяния вы должны посетить гильдию учёных. Вас пригласили на демонстрацию, – камердинер сделал паузу. – Они называют это телеграф. Кир Л-Арджан, я предупреждал вас ещё в понедельник.

Рейн, кивнув, отвернулся к окну. Лучше бы Алкерн промолчал. Он мог поклясться, что позавчера такого разговора не было. И если от него решили скрыть правду, ничего хорошего ждать не стоило.

Копыта двух лошадок мирно стучали по мостовой. Обычно этот звук успокаивал, но сегодня Рейн чувствовал всё большее возбуждение.

Наверное, это расплата за проступок в Церкви. А может, её задумали даже раньше. И что там будет: опять кнуты, железо или только проповеди? Или приватная беседа с кем-то из Совета? И там – это где? Верить в ложь об учёной гильдии не стоило – дорога в Мыс только что осталась за поворотом.

Видимо, он нащупал предел дозволенного. И если за восемь дней не получилось ничего, кроме как начать правление с трупов и крови, то что изменится? Кто-то во дворце вдруг станет союзником? Или один из Совета захочет поддержать?

Едва ли, но и этого было бы слишком мало. Значит, пора найти другой путь.

– Я должен вам кое-что передать, – начал Алкерн и, отложив записную книжку, потянулся в нагрудный карман.

Рейн оценивающим взглядом посмотрел на камердинера. Вот уж кто явно знал многое. Аккуратный костюм, идеально выбритое лицо, строгий взгляд – всё вызывало ненависть, словно перед ним сидели сами советники.

Рейн быстрым движением схватил записную книжку. Страницы были разделены на две части. Слева – стройные ряды часов и минут, справа – безукоризненно ровные записи, где в это время находился правитель. Следил. И, конечно, доносил Совету.

– Король Рейн! – воскликнул Алкерн. – Что…

Рейн вскочил. Карета качнулась. Он схватил Алкерна за волосы и ударил головой о стенку, затем взял обмякшего мужчину за галстук, перекрутил через шею и потянул на себя, одной ногой уперевшись о скамью.

Рейн холодно смотрел в зелёные глаза, на кривившиеся губы, на судорожные движения рук и чувствовал удовольствие. Да, черт возьми, это будет с каждым из Совета. На лице медленно проступила ухмылка. Сами лишили того, кто мог указать верный путь.

Рейн выпустил Алкерна, и тот мешком повалился на бок. Карета снова качнулась.

Он рывком открыл дверь и выпрыгнул, сгруппировавшись. Мостовая встретила твёрдым ударом. Рейн перекувыркнулся и, оттолкнувшись от земли, бросился по улицам.

Перед глазами замельтешили чёрные точки, а внутри появилось неприятное чувство тошноты. Но сзади слышались крики, лошадиное ржание, и он всё бежал и бежал – на восток, снова в Канаву, и будь что будет.

Глава 12. Замок

На Первой улице совсем не было деревьев, только низкие каменные дома, однообразные до ужаса, с грязными окнами и хлипкими – вот-вот обвалятся – железными балкончиками, где неопрятной грудой лежали сваленные вещи. Точнее, в конце, рядом с дорогой – разбитой колеей, по которой повозки и паромобили проезжали с трудом, – торчал покосившийся, почерневший мёртвый ствол, но это даже деревом нельзя было назвать.

Прячась по закоулкам, Рейн прождал до темноты, затем пошёл на Первую. В окнах горел свет, но улица была пуста. Работяги потихоньку вернулись домой, а остальные вечером не выходили: мало ли кто забредёт из Канавы.

Рейн зябко ежился и постоянно обхватывал себя за плечи, пытаясь согреться, но быстро вспоминал: опасный жест, руки лучше держать наготове. Пальто осталось в карете, а от простой тонкой рубашки тепла шло немного. Он стащил грубую рабочую куртку, но та была так затёрта, что совсем не грела.

Рейн присел перед трухлявым деревом и сунул пальцы в дыру в стволе. Вытянул ключ, быстро поднялся и, оглядываясь, пошёл к своему дому. Он не знал, как сложится, но попросил Кая оплатить комнату и оставить ключ. Ну, хоть на такую просьбу этот мелкий ублюдок откликнулся.

Дом, как всегда, встретил запахами сырости и грязи. Паутина в углу не исчезла, только больше стала. Двери одной квартиры стояли нараспашку – наверное, жильцы съехали.

Рейн шёл медленно, стараясь наступать на те половицы, которые не скрипели. Из-за дверей ещё слышались усталые голоса, а кое-где – смех и даже слёзы. На втором этаже сыростью пахло меньше, вместо этого появились ароматы еды: кислая капуста, картофель и совсем слабо – мясо.

Дверь открылась со скрипом. Воздух внутри стоял тяжёлый, спертый, и Рейн сразу распахнул окно. Комната, кухня, коридор остались такими же, как в день отъезда. Он плюхнулся на кровать, и от покрывала поднялся столбик пыли. Снял ботинки, чулки, вытянул ноги и сразу почувствовал себя лучше.

Посидев так минут пять, Рейн подошёл к столу. На углу лежал тканевый мешочек, перевязанный шёлковой верёвкой. Он развязал его: внутри по-прежнему были три кисти и краски – подарок Эль, который прежде он даже трогать боялся. Казалось, что это – ненастоящее, ну не могут ему что-то подарить, да ещё кто!

Ну и кто – одна из тех, кто так просто закрыл глаза на его просьбу о помощи, из-за кого Аста убили?

Рейн схватился за верёвку и с размаху кинул мешок об стену. Тот упал с глухим звуком. Рейн бросил быстрый взгляд в сторону, где стоял бы Аст. Вещь ведь не виновата, что за ним никто не пришёл. Он протяжно вздохнул и побрёл на кухню.

А может, они все-таки пытались, просто у них не получилось? Рейн снова посмотрел в пустоту. Тогда бы Адайн не пришла на его коронацию.

Он нашёл несколько сухарей и торопливо разжевал, затем, вернувшись в комнату, свернулся на кровати. Опасно здесь оставаться, но за час с ним ничего не случится. Рейн пообещал себе, что проспит ровно столько, затем вернётся в Канаву и найдёт надёжное убежище.

Из дома Рейн вышел часа в четыре или в пять, одетый в чёрные одежды практика. В кармане лежала маска – днём она выручит. В этом виде он чувствовал себя сильнее и быстрее – больше на своём месте, чем когда носил шёлк и ночевал в огромных покоях.

– Вот ты дворняга, всё-таки, – сам себе сказал Рейн, подражая голосу Аста, и взъерошил волосы.

Он быстрым уверенным шагом прошёл Первую, Вторую и свернул на Третью. Она вела на север и шла параллельно Мысу, затем – Рин-Рину, отделённая от них несколькими улицами.

У Совета всего один настоящий противник – Дети Аша. И как говорят инквизиторы: «Лучший союзник – враг твоего врага». Рейн не знал, кто лидер отступников и как к нему подобраться, но решил начать с малого и обойти тех, кто принадлежал Детям, и те дома, где они прятались. Что-то он слышал, ещё будучи практиком, что-то – узнал от Вира или Адайн.

– Ну раз лучше плана нет… – ворчливо протянул Рейн, как сказал бы Аст.

– Нормальный план, – буркнул он себе в ответ. – Мне есть что предложить Детям Аша.

– Ага, и Совет скажет, что ты продался им, как король Рис, и никто уже тебя не послушает.

Рейн помотал головой. Он словно взглянул на себя со стороны и увидел, как выглядит: уставший парень с синяками под глазами, разговаривающий сам с собой. Так он распугает всех, да ещё накличет стражу, которая решит, что он сбежал из дома призрения.

Сжав руки в кулаки, Рейн засунул их в карманы. «Хватит», – решил он. Аста тут нет и не будет. И все эти разговоры с собой – глупость. Он один, и никто уже не подскажет, не укажет, и надеяться надо только на себя.

Между серых домов показалась девушка. Она высоко подняла руки, показывая, что безоружна, и громко крикнула:

– Эй!

Рейн замер. Сбежать от неё или убить не составит труда. Но ночные встречи в Лице не бывали случайны. На того, кого Совет мог нанять для его поисков, она явно не тянула: тощая, нескладная – так кто тогда?

Рейн молчал. Девчонка сделала несколько шагов к нему, и он разглядел её лицо: бледная кожа с миллионом веснушек, обкусанные губы, красные веки – такой было место только на улицах Канавы.

– Я знаю, кто ты, – звонко проговорила девушка.

– Да надо же? – Рейн нахмурился, достал руки из карманов, а правую положил ближе к поясу. Всё оружие он сдал в арсенал Инквизиции, кроме единственного ножа, который купил сам и припрятал в комнате перед уходом, на всякий случай.

– Меня зовут Эйли. Я за тобой.

Или всё-таки она от Совета? Рейн отставил одну ногу назад и немного согнул колени, готовый бежать или бить.

– Тебе помогут в Замке.

«Черт возьми…»

На западе, после «приличных» Рин-Рина и Мыса начиналась первая часть Тары: самая старая, но спокойная – почти не отличишь от обычных жилых районов. За ней шла другая: от Третьей до Двенадцатой улицы – более грязная, смердящая и опасная.

А после следовала та часть, которую даже жители Канавы сторонились. Где пропадали полицейские, гвардейцы и инквизиторы. Бельмо на глазу Совета, от которого он всё хотел избавиться, да не мог. Улицы за Двенадцатой пытались расселить, застроить новыми домами, даже дали пособие живущим там. Но точно по воле магии все попытки оказывались тщетными, и самая отборная грязь Лица собиралась там вновь и вновь.

Центром всего этого был Замок. Он стоял рядом с кладбищем Неприкаянных, и в Канаве болтали, что там бродят призраки, но и полиция, и инквизиторы знали: это настоящий притон, убежище попрошаек, воров и убийц, их царство, где они всегда оказываются сильнее закона.

– Ну и кто я?

– Рейн. Наш король.

– В Замке? – переспросил он, проведя рукой по лицу.

Девчонка в своих лохмотьях выглядела так убого, что он ей верил – она из Замка. Но, черт возьми, кому и зачем он мог там понадобиться?

И если эта Эйли действительно пришла за ним, то как выследила?

– Ты нужен королеве.

Рейн испустил протяжный вздох. Ещё лучше. Не таких союзников он хотел найти!

Главаря нищих прозвали «королём». То ли бродяги – из настоящего уважения, то ли мирные – с презрением. Рейн слышал, что Замком правила какая-то женщина: то ли уже десять, то ли пятнадцать лет – слишком большой срок для той стороны. Про неё болтали многое: и что она принадлежала великому роду, да сбежала, и что это самая красивая женщина во всем Лице, и что на самом деле это переодетый мужчина. А ещё народ приписывал ей все громкие преступления, не раскрытые ни полицией, ни Инквизицией.

– Зачем? – коротко спросил Рейн.

Он снова почувствовал себя псом, который напал на след. Замок – самое грязное и опасное место, это верно, но за ним – огромная сила. И в отличие от Детей Аша, эта сила ещё не перешла ему дорогу. Может, стоило попробовать?

– Поговорить. Ты ей нужен.

Простые короткие ответы вызывали нетерпение, но в то же время нравились Рейну. Это не затейливые лицемерные фразочки, принятые во дворце или у Совета! Лучше так, как в Канаве: грубо, с ругательствами, зато прямо и доходчиво.

Рейн поторопил девушку:

– Рассказывай-ка побыстрее. Я никуда не пойду, пока не скажешь, что там у вас за королева и что ей от меня надо.

– Её зовут Адара, – в голосе послышалось почтение. – Тебя видели на улицах и доложили ей. Она хочет поговорить. Она может помочь, – Эйли помолчала и добавила: – Адара из благородных, но сбежала к нам. Она велела передать, что знает, что с тобой сделали и что тебе нужно.

Рейн встрепенулся. А могла ли она знать? И правда ли была из благородных, или про побег – просто красивая ложь для нищих?

– А почему она послала именно тебя?

– Потому что ты меня знаешь. Ты столкнул меня в канаву, чтобы другой инквизитор не изнасиловал меня, когда вы пришли за моим отцом. Я слышала, что он хотел это.

Сначала Рейн растерялся, потом почувствовал стыд – такой стыд он не испытывал уже давно. И это для Эйли, королевы, всех нищих было благородным поступком – не отдать другому, но самому толкнуть в грязь? Он даже не помнил ни этой девчонки, ни уж тем более её отца! Ну да, сколько их было, таких дел?

– Когда это произошло? – тихо спросил Рейн.

– Четыре года назад.

– А твой отец…?

– На рудниках. Ты пойдёшь со мной? Адара велела привести тебя. Я не могу прийти одна.

Рейн с жалостью посмотрел на Эйли. Сколько ей, лет шестнадцать? Когда отца забрали, она, наверное, осталась одна, а потом угодила в Замок. И чем занималась там? Воровала, просила подаяние, изображая калеку, а может торговала собой?

И всё это – из-за него и чертовой работы в Инквизиции, которую он выбрал сам.

– Пойдём.

Девушка ответила благодарной улыбкой. Начало светать, и он разглядел, что глаза у неё – светло-голубые, почти прозрачные, настоящие льдинки. А ведь её бы отмыть, откормить, приодеть и причесать – стала бы симпатичной девчонкой. Но из-за него и прошлого задания этого уже никогда не произойдёт.

«Произойдёт, если поступишь верно», – Рейн взъерошил волосы. Да знать бы только, как верно.

– А ты правда король? – спросила Эйли с благоговением.

– Да, – Рейн смутился.

Девушка уверенно шла вглубь Канавы. На востоке уже показался краешек солнца, но из-за покосившихся домов, грязи и смрада будто становилось только темнее.

– Если практик стал королём, то я тоже что-то смогу? – голос Эйли зазвучал ещё более звонко.

«Замолчи ты!» – хотелось воскликнуть. После каждого слова девушки Рейн всё сильнее пытался вспомнить то задание, её отца, но никак не мог. И сколько ещё таких, как она?

– Да. Я в тебя верю.

Эйли замерла, уставившись на него. Ну как котёнок с жалобными глазками, который отчаянно просил, чтобы его подобрали.

«Засунь свою веру…» – такой грубостью отреагировал бы Аст. Ну да, этому котёнку не вера его нужна, а настоящие поступки. Только если поступки и были – один, давно и неправильный.

Девушка смутилась и снова пошла вперёд.

– Мне мама говорила: «Если захотеть, можно даже до небес взлететь».

Он не ответил ей.

Канава превратилась в запутанный клубок из переулков, перекрёстков и тупиков. Рейн пытался уследить, как шла Эйли, но даже он, хорошо знающий район, уже запутался и сбился. Казалось, у этих улиц нет никакой системы – дома точно не строились по порядку, а были вставлены в случайное место. Но девушка хорошо различала улицы. Она шла всё быстрее и без раздумий выбирала верное направление.

Чем дальше в Канаву, тем чаще Рейн ловил на себе взгляды. Из щелей и дыр, из-под стен незаметно вылезали безногие, безрукие, хромые, косые, покрытые воняющими язвами или безобразными шрамами. Лохмотья болтались на тощих телах, грязные космы свисали неопрятными паклями.

Рейн повыше поднял воротник куртки, но это не могло укрыть от их зорких, цепких взглядов. Хотелось развернуться, побежать назад, но он знал, что не сделает так: из-за призрачных возможностей, из-за бессилия, из-за Эйли.

Улица закончилась большой площадью с неровной каменной кладкой, состоящей из выбоин и бугров. Ночной туман ещё не ушёл, его разгоняли слабые огоньки, но уже стало понятно: это не просто площадь – руины замка, наверное, большого зала, а камни – остатки стен.

Чуть дальше горел ряд костров, за ними стояли ветхие лачуги. Вокруг грелись люди, а также разговаривали, смеялись и хныкали. Они помогали друг другу: наматывали старые бинты, прилаживали костыли, рисовали уродливые кровавые раны. Три женщины дёргали в разные стороны ребёнка в пелёнках и спорили, кто пойдёт собирать милостыню вместе с ним.

Рейн почувствовал дурноту от стоящего смрада, в котором смешивались пот, кровь, грязь, резкие духи, горелая трава, еда, кислое вино. От всего увиденного хотелось спрятаться, скорее уйти и бежать как можно дальше – да хоть во дворец, только не оставаться здесь!

Заставляя себя не отводить взгляд, Рейн ещё раз осмотрелся. Вот тот самый Замок, который порядочные семьи вспоминали только как страшную присказку для детей, чтобы предостеречь тех от поздних игр. Язва, струп, уродливое пятно на Лице.

Рейн заметил, что к ним приближается женщина. На вид лет тридцати пяти, в молодости она явно была красавицей, хотя и сейчас могла посоперничать со многими.

Высокая и стройная, в длинной юбке с рваными краями и простой тёмной блузе. Светлые волосы свободно ниспадали на плечи. Черты лица – правильные, улыбка – спокойная, взгляд тёмно-зелёных глаз – уверенный. Несмотря на простую одежду и окружение, она держалась легко и с явным достоинством. Такая могла получить титул «королевы».

– Рейн Л-Арджан, я ждала тебя, – сказала женщина. – Меня зовут Адара, и мне есть о чем поговорить с тобой. Прошу, пройдём в мой дом, погода ещё не располагает к уличным разговорам, – она улыбнулась.

Внешность, приятный мягкий голос, правильная речь – всё указывала на то, что слух о побеге Адары из семьи великого или благородного рода был правдой. Рейн перестал обращать внимание на нищих, на смрад и уставился на женщину. Видимо с ней действительно есть о чем поговорить.

– Да, – просто ответил он.

Рейн смутился: а как обращаться к этой женщине, как вести себя с ней? Может, он стал королём, но по-настоящему никогда не был на том месте. Замок не располагал к учтивым разговорам, но в то же время Адара так держалась, что грубить ей или опускаться до речи Канавы просто не хотелось.

Женщина завела его в дом – единственное каменное строение, которое было видно в округе. Он напоминал один из тех, что стояли на Первой: простой, тёмный, но внутри оказался светлее, чище, да и пахло здесь не сыростью, а крепким чаем и сладостью.

Адара провела Рейна до комнаты, освещённой газовыми рожками. Это была простая гостиная: невысокий столик в центре, за ним – несколько кресел под потертыми накидками. Наверное, комната служила одновременно кабинетом: в углу стоял письменный стол со стопкой книг и чернильницей.

Королева прошла по старому выцветшему ковру и, опустившись в кресло, сделала Рейну приглашающий жест, затем скомандовала Эйли, идущей следом:

– Завари нам чай и принеси свежего хлеба с сыром. Устроим ранний завтрак. Справишься?

В голосе слышалась мягкая настойчивость – в семьях великих и благородных именно так старались обращаться со слугами. Рейн чувствовал всё большее любопытство. Он сел напротив женщины, снял куртку и снова внимательно изучил её лицо, стараясь отыскать сходство с кем-то из тех киров, кого он знал.

Адара сначала нахмурила тонкие аккуратные брови, заметив это разглядывание, но затем улыбнулась и с той же мягкой настойчивостью проговорила:

– Итак, Рейн Л-Арджан, король Кирии. Раз Канава манит тебя сильнее дворца, давай поговорим.