Текст книги "Красными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 32. Последний день

Каждое окно в доме светилось. Шумно хлопали двери. По лестницам громко сбегали и поднимались. Голоса слышались отовсюду, то испуганные и нервные, то радостные и возбужденные.

Это был последний вечер перед настоящим делом. Все ниточки вдруг сошлись на одном дне, и стало ясно: пятница, самая середина осени, станет решающей.

Всю среду Совет просидел за переговорами. Один за другим вышли приказы о введении комендантского часа, о наделении гвардейцев и инквизиторов правом судить на месте и о запрете сборищ численностью более тридцати человек. Я-Эльмон выступил перед народом и поклялся, что требования будут услышаны, однако пока волнения продолжаются, в Кирии сохраняется и укрепляется военное положение.

Но Дети Аша не прекращали работать. Слова, сказанные королём, пронеслись по городу ураганом и подбили последние подпорки Совета. А новость о том, что пятерка призвала в Лиц отряд, который сдерживал ирийцев от постоянной борьбы за свободу и был известен особой жестокостью – настоящая новость, а не слух, – стала ещё одной искрой.

Город ответил возведением баррикад и новыми боями. И здесь-то и наступал тот момент, когда следовало взять дело в свои руки и довести его до конца: пустив кровь, согласившись на жертвы и кинув всё это к ногам Совета.

Запыхавшаяся Антония рассказывала:

– Советники Е-Мик, И-Ильман и О-Ренек укрылись в Доме Совета. Говорят, ирийский отряд прибудет уже в субботу и возьмёт город. В-Бреймон прячется в Чёрном доме, готовит инквизиторов, чтобы те убили зачинщиков. Я-Эльмон – в Северной Церкви, созывает церковные отряды, наделенные правом носить оружие. Он воззвал к великим и благородным родам, и те начали собирать верных им людей. Я не знаю, они все так защищены, что даже я не смогла подобраться ближе. Но завтра состоится настоящая бойня, это понятно всем.

Рейн ухмыльнулся. Скоро Совета не будет. А если Народное Собрание откажется самораспуститься, то захлебнется в собственной крови. Впрочем, это не так важно – главное, что ждало пятёрку советников.

– Отлично, – бросил Рейн, взбежал на второй этаж и нос к носу столкнулся с Киро и Коли, которых искал. – Что с порохом? – спросил он, не теряя времени.

– Тридцать бочек чёрного пороха готовы. Этого хватит, чтобы взорвать Дом Совета, повредить дворец и ещё в радиусе шестисот метров выбить окна, – Рейн довольно улыбнулся, но Киро покачал головой. – Но самое ближайшее, где мы смогли их заложить, это в подвале одной конторы, где сдавали помещение. Слишком много гвардейцев, полицейских и обычных людей, нам было не подобраться ближе.

– На какой улице?

– На Дымной.

Рейн потер подбородок. Дымную от Дома Совета отделяло метров пятьсот. Слишком большое расстояние, пороха не хватит, чтобы разрушить нужное здание, но пострадают другие. Ещё и Совет разбрёлся по разным углам и окружил себя охраной, да так, что даже крыса не могла прошмыгнуть.

Черт возьми! Времени не оставалось, а план рушился по кусочкам. Если завтра искры не превратятся в костер, то заново зажечь поленья уже не получится – они станут трухой.

– Киро, твоей магии хватит, чтобы спалить Дом Совета? Что для этого нужно?

Парень провёл рукой по волосам и присвистнул:

– Если бы внутри было несколько бочек пороха. Или много дерева. Даже камень сдаётся огню, но требуется топливо и время.

– А Чёрный дом? Мне казалось, тебе легко это далось?

Киро качнул головой:

– Ты просил поджечь только левую часть здания. Она окружена деревьями – горели скорее они.

Коли сделал шаг вперёд.

– Я бы мог занести бочку пороха внутрь. Если в этот самый момент поджечь её…

– Нет! – воскликнул Киро. – Дом Совета окружен гвардейцами. Тебя расстреляют быстрее, чем ты приблизишься. Да ещё и с бочкой, не смеши!

– Опять вам нужна помощь? – крикнула из другого конца коридора Адайн, вышедшая из комнаты. – Ладно, мне есть что предложить. Рейн, спустимся вниз?

Девушка улыбалась привычной лукавой улыбкой, смотрела твёрдо и решительно, но как будто в ней что-то изменилось. Рейн ещё не понимал что, но знал, эта перемена ему не нравится.

– Хорошо, – кивнул он.

В гостиной Адайн уселась на скамейку и стала водить пальцем по узору покрывала, перекинутого через сиденье. Рейн опустился в кресло у окна, затем снова встал и открыл раму. Ветер пронёсся по комнате, вздымая разбросанные листы бумаги: планы домов, вырезки из Основного Закона, газетные статьи.

– Ты что-то узнала от Детей Аша?

– Только то, что они – трусливые куски дерьма, но ты сам это знаешь.

Рейн усмехнулся. Да уж. Дети отлично знали, как агитировать, но дальше слов у них дело не заходило, строили громоздкие планы, которые не могли быть осуществлены, делились и без того известными «секретами». От них было пользы не больше, чем от уличного бродяжки, готового подхватить любую идею, если за неё пообещают кирин.

– Нам нужно убить пятерку, так? И ещё уничтожить Дом Совета? Трое – уже там. Если твоя часть сработает, до Чёрного дома ты доберёшься сам. Остаётся лишь Я-Эльмон. Я смогу привести отца в Дом Совета, и мы убьём и его, и остальных.

– Как ты это сделаешь? И как ты предлагаешь уничтожить Дом, если порох далеко, а сил Киро недостаточно?

– Киро сможет, я знаю. Ему просто требуется время и топливо, ты сам слышал. Это всё я. Растениями можно удерживать, а ещё они хорошо горят. Мы поговорили с Олвией о магии, – на лице Адайн появилась кривая ухмылка, совсем как у Кая. – Она оказалась права, я могла стать сильнее, но не хотела этого – не видела нужды. Однако подруга открыла мне глаза. Тогда, сразу после Кая, я ни одного дня не позволила себе сидеть. Я кое-чему научилась, и я это сделаю, даже если ты не согласишься.

– Адайн, – медленно начал Рейн. Ему казалось, что девушка не в себе. Она с яростью продолжила:

– Олвия была права, мне не хватало знаний. Когда растёшь в Канаве, но до чтения умных книжек. У нас был один девиз – выживай! Но я ведь упрямая. Я лоб расшибу, а найду или сделаю. И я нашла, а теперь буду делать.

Рейн закрыл окно и сел на скамейку рядом с Адайн. Он ведь когда-то подумал, что все они – этот Крысиный Совет – стали кирпичиками его дома под крышей из красной черепицы. И вот кто-то посмел обрушить часть фундамента, и он с такой силой устремился в погоню, что забыл, что оставшуюся часть нужно подлатать.

Решил, что ему пришлось хуже всех, но другие могли посоревноваться с ним. Адайн столкнулась с предательством, узнала пытки Чёрного дома, потеряла любимого, нашла родителей, которые оказались чудовищами – и ни к кому не пришла даже за самым крошечным словом поддержки. Всё также прямо держала спину, улыбалась, но сейчас – по глазам, по голосу Рейн увидел, как отчаянно она искала, чем бы заткнуть дыру в сердце.

– Давай всё обдумаем, – начал он как можно более мягким голосом. – Расскажи, что ты придумала?

После быстрого сбивчивого объяснения Адайн он тяжело выдохнул и провёл рукой по лицу. Сумасшедшая! Да, план хороший, даже больше того – единственный, который они могли осуществить. И в нём не было лишних жертв – только Совет. Но всё равно это был такой неправильный, безумно неправильный план.

– Нет, – твёрдо сказал Рейн. – А если ты не успеешь? Что тогда?

– А ты не решай за меня, ноториэс!

Адайн воскликнула это с прежней интонацией, с сердитым видом, как раньше, когда они спорили в «Трёх желудях». Будто не было всех этих планов и революций, а обсуждали они на самом дел поход в «Певчую птицу». Но вот девушка вздохнула и сделалась непривычно спокойной и тихой.

– Я знаю, что могу не успеть, но… Я просто не вижу своего будущего, понимаешь? А у других оно есть, и я готова постараться, чтобы дать шанс на него.

– Это из-за Кая? – тихо спросил Рейн.

Девушка развернулась и, неожиданно обхватив его лицо ладонями, приблизилась, словно для поцелуя.

– Ты знаешь, кто я? И кем мне быть? У меня нет этих ответов. Вернуться в Канаву? Зажить как дочь из рода Я? От первого уже устала, а второе никогда не станет моим. Мы ведь начинали, потому что хотели побороться за себя, помнишь? Только я ничего не хотела себе, но мне было важно, чтобы другие не повторяли мою судьбу. И вот он – этот самый шанс. Без моих родителей и Совета миру станет легче. Это не точно, но я верю. А там ты подхватишь, не дашь Кирии вернуться к тому, что было. Поэтому мой риск стоит того.

Адайн отпустила лицо Рейна и улыбнулась.

– Я ведь дочь своих родителей. Фанатизма во мне с лихвой хватает, чему ты удивляешься?

– Я не могу позволить тебе так рисковать, – Адайн ответила насмешливым взглядом. – Да когда я буду на той стороне, Кай мне голову свернёт, если я отпущу тебя!

– А не отпустишь, сверну я! Знаешь, Кай напоследок просил меня беречь себя. Только он забыл, что я этого не умею, совсем не умею. И я не прошу твоего разрешения. Мне не важно, король ты или хоть сам бог. Я знаю, как надо, и я это сделаю.

– Дура ты, – сказал Рейн, но без злости. – Ты делаешь ошибку.

После сегодняшних слов Адайн он впервые увидел, что у них есть немало схожего. И он бы также пошёл на всё, чтобы осуществить свой план – безумную мечту, сотканную из желания мстить и желания сделать лучше. Но ведь в этом и дело! Он был готов на многое, на любую жертву, сделал бы всё сам, и не надо другим рисковать собой!

«Ты не один», – ехидный голосок как будто принадлежал кому-то другому, точно это говорил Аст, по-прежнему стоявший плечом к плечу.

– Ноториэс чертов! – с чувством воскликнула Адайн.

– Бродяжка сумасшедшая!

– Лучше комплимента я от тебя не слышала.

– А ты никогда не была так прозорлива.

Рейн и Адайн улыбнулись друг другу – наверное, впервые настолько теплой улыбкой.

– Я буду думать, как нам выманить Я-Эльмона и уничтожить пятерку без такого риска, ясно?

– Ясно, ясно, – фыркнула Адайн. – Ничего ты не придумаешь лучше.

– Я не могу позволить тебе так рисковать.

– А себе позволяешь! У нас не меньше поводов для этой революции. Мы задумали её раньше, чем ты.

Адайн поднялась.

– Так что помолчи, ноториэс чертов. Делай своё дело – а я сделаю своё. Это ты береги себя, тебе костры тушить.

– Нет уж, – буркнул Рейн, чувствуя злобу на всё и сразу.

Не хотел он отпускать Адайн. Она предложила неправильный, чертовски неправильный план, а ведь это ему суждено расквитаться с Советом. Это он должен рисковать. Не другие.

А «костры тушить» он не хотел. Ему был нужен хаос, чтобы свергнуть Совет и распустить Народное Собрание. А там пусть другие делают шаг вперёд, те умники, которые громко кричат о свободе и равенстве – вот и пора им подумать, как их достичь.

Рейн встал и аккуратно, словно боялся Адайн, приобнял её. Девушка шумно вздохнула. Пока они так стояли, она произнесла:

– Помнишь, ещё летом, когда мы шли среди полей, я сказала, что в тебе есть огонь, если ты захочешь, сам зажжёшь многих? Так сделай это. И мне не мешай. Только вот кому-то гореть, а кому-то светить.

Рейн держал Адайн в руках, и она казалась до того живой, что становилось страшно – будто мотылёк нарочно подлетал к огню, не боясь опалить крылья. Он чувствовал, что не сможет её уберечь, она просто не позволит удержать себя, и от этого становилось физически больно. Он не мог потерять ещё одного человека.

Отстранившись, девушка бросила:

– Поговори с Эль, – и решительным шагом вышла из комнаты.

Рейн, провожая её тяжёлым взглядом, вспомнил ту бешеную девчонку с яростными глазами, которая выскочила на него из шкафа. Такой она и осталась. Разве что сейчас у этой девчонки волосы были покороче да спину она держала ещё более прямо.

Рейн простоял так с минуту, пялясь в коридор, и с тяжёлым сердцем пошёл по дому, выискивая Эль. Поговорить с ней, значит. Ещё одна безумная, которая что-то задумала – то, что ему явно не понравится.

В последнее время Эль всё реже приходила сюда. То ли боялась, что кто-то увидит её, то ли просто не хотела.

Голосок девушки доносился из приоткрытой двери:

– Они не должны были так говорить! – уверенно воскликнула она.

Анрейк ответил ей:

– Как родители – да, не должны. Но всегда они в первую очередь были инквизиторами.

Щеночек подрос и уже превратился в молодого пса. Он вернулся к семье, как велел Рейн, и, словно опытный интриган, начал рассказывать о том, как инквизиторы бросили его раненого после отказа убить короля. Семья осталась не в восторге от его выбора стороны, но честь велела им выступить против В-Бреймона. Хрупкий мир был достигнут после согласия повысить парня до главного инквизитора. Этот маленький спектакль оказался довольно простым и быстрым, но важным для задуманного на завтра.

Рейн, не касаясь двери, боком протиснулся в комнату и замер напротив Эль и Анрейка, сидящих на подоконнике. Парень воскликнул:

– Рейн, я хотел поговорить с тобой!

– Позже. Иди пока.

Эль явно напряглась. Анрейк помедлил, кивнул и вышел.

Рейн сел на его место на подоконнике – в пустой комнате с обшарпанными стенами совсем не было мебели.

– Что-то ещё случилось? – беспокойно спросила Эль.

– Да, бунт превращается в революцию, если ты не заметила.

Эль ответила сердитым взглядом и упрямо задрала подбородок, как всегда делала перед тем, как он слышал что-то не нравящееся ему.

– Об этом я и хотела поговорить! – девушка закачала ногой вперёд-назад. – Рейн, ты ведь знаешь, что недостаточно убить членов Совета и распустить Народное Собрание. Оставшиеся не дадут прийти новой власти.

– Ну, – поторопил Рейн.

– В Ре-Эсте зреет заговор. Несколько великих и благородных родов объединились, чтобы свергнуть Совет, пока тот слаб.

Черт возьми! Хотелось грязно выругаться. Не стоило ждать, что эта кучка киров собиралась прийти к власти, чтобы сделать Кирию лучше – очередные ублюдки, которые буду врать и отбирать. А значит, новые враги, ещё больше жертв.

Эль добавила тихо, совсем шепотом:

– И я должна убить их.

– Что ты должна?

Рейн выпучил глаза. Наверное, ему послышалось.

– Убить их, – так же тихо ответила девушка, затем заговорила уже увереннее. – Ты ведь понимаешь, что народу не передадут власть. Это будет ещё одна версия Совета.

– Подожди, откуда ты знаешь?

– Мы участвуем в заговоре.

– Чего? – Рейн отшатнулся от Эль

Девушка начала торопливо оправдываться:

– Мы влились в общество, как ты и просил, только некоторые всё равно знали, кто мы на самом деле. Что Дар – сын У-Дрисана и хочет мстить, что я тоже настрадалась от отца. А оба они – в Совете. Этот заговор зрел с самых первых дней волнений. К нам с визитом пришёл кир Е-Мон, из судей, начал расспрашивать о прошлом, о замыслах, потом осторожно поделился «слухами», которые ходят в обществе. Весь этот визит казался таким странным, и было видно, Е-Мон что-то замышляет. Мы сделали вид, что эти слухи нам нравятся, и тогда он рассказал, что происходит. Мне ничего не оставалось, кроме как поддержать его, ведь это угроза для нас.

– Почему ты раньше не сказала?!

– Нас не сразу посвятили в детали. Я ждала, когда узнаю больше. И, – девушка скромно отвела взгляд. – я размышляла, как мне остановить заговор. Я смогу это сделать!

Рейн провёл рукой по лицу и резко выдохнул. Во имя Яра! Почему сегодня все сошли с ума? Или они всегда были такими? Убьёт она. Ага. Этот милый котёнок решил вспомнить про коготки, да забыл, что ещё даже мяукать толком не научился.

– Ну давай, – Рейн ухмыльнулся. – расскажи мне, что ты там задумала.

Девушка повернулась к нему лицом, и на секунду они коснулись друг друга коленками. Эль сразу отодвинулась к стене, помолчала, а затем, яростно, с нажимом, рассказала. И это был ещё один неправильный, чертовски неправильный план.

– Ты сдурела? – Рейн уже не сдерживал ярости. – Просто убить толпу народу, серьёзно? Как ты до этого додумалась?

Он ожидал, что Эль вот-вот опустит глаза, что руки у неё дрогнут, но она выдержала его взгляд и ответила неожиданно спокойным голосом

– А скольких убил ты, Рейн? И разве не продолжаешь убивать? Ты говорил, что не будешь жалеть приспешников Совета, но что изменилось сейчас? Или ты жалеешь меня?

– Эль, ты слышишь себя?

– А ты меня, Рейн? Когда ты слушал других по-настоящему? Не делая своих выводов, а пытаясь встать на место говорящего? Я почти двадцать лет считала себя дочерью главы Церкви, и я знаю высшее общество лучше, гораздо лучше тебя. Там люди продаются, как товар, а за наживу каждый готов перегрызть глотку другому. И если это самое общество замыслило заговор, я пойду на всё, чтобы остановить его!

Рейн представил клеймо ноториэса на милом личике Эль, как волнистые линии переплетаются подобно змеям и тянутся от скулы до подбородка. Нет, она не пойдёт на это. Заговорщиков нужно остановить, но не ей.

Эль всё не сдавалась:

– Рейн! Мне всегда рисовали мир чёрно-белым. Яр – хороший, Аш – плохой. Слушать демона – однозначный грех, терпеть – всегда добродетель. В Таре – только плохие люди, в Ре-Эсте – хорошие. Церковь – права, все остальные – нет. Но ведь мир не такой. Вспомни, как выглядит палитра, когда что-то рисуешь. Чистых оттенков сложно добиться, всегда получаются полутона.

Рейн молчал. Конечно, Эль была права, он знал это и не собирался спорить. Мир на самом деле серый, такой же как сам Рейн: то ли о лучшем будущем мечтает, то ли о мести, то ли защищает, то ли убивает – чёрное мешалось с белым и проявлялось по-разному, в зависимости от смотрящего.

Но так хотелось, чтобы хоть кто-то был не таким. Ни чёрным, ни серым, а белым и чистым. Если бы. Та милая добрая девчонка не могла, да и не хотела быть такой для всех. И он ведь сам добавил чёрных красок в её жизнь.

– Я так долго боялась даже слово лишнее сказать. Мне было страшно. Но потом ты начал учить меня, и слов как-то становилось всё больше и больше, пока они не вырвались наружу. Только мне всё равно страшно. Уже от другого: неужели я так искала себя, чтобы найти внутри убийцу? И я им и буду, если делить мир на чёрное и белое. Но как же оттенки? Я не хочу оставаться в стороне, и я готова действовать. Как все вы.

«Дура!» – Рейн со злостью вынес вердикт. Выдумала тут, наговорила! Она не знает, как это – убивать. Начиталась своих книжек, где великий герой уничтожал злодея и становился ещё большим молодцом, но в жизни это так не работало. Есть только ты, труп под ногами да кровь на руках. И сколько их не мой, уже не отмыться.

– Так что же, Рейн, ты боишься ещё нескольких жертв? Даже если это самые гнилые люди на свете? Они замыслили заговор, и я могу его остановить. Я больше не боюсь показаться грубой или жестокой. Ты знаешь, что я хочу сделать, и мне важно, что ты обо мне будешь думать, поэтому я делюсь, но это решённый вопрос. У нас всё готово.

– У нас, – процедил Рейн.

Если бы это касалось Дара и Эль, он бы ударил мужчину, не раздумывая. Но речь шла ещё и про Адайн.

– Да! Кай хотел, чтобы место в высших кругах осталось за мной, и я удержала его. Для чего, как ты думаешь? Следить за отцом? Нет! Он бы поддержал это план!

– Не говори про Кая, – ледяным голосом ответил Рейн. – Ты не знаешь его.

– Знаю. И тебя знаю – ты опять решаешь за других, готовый взвалить на себя целую гору ответственности. А меня больше не надо защищать. Я также уверена, как и ты, и теперь знаю, что раз уж меня подкинули в Ре-Эст, и я увидела его истинное лицо, мне в это лицо и посмотреть последней.

Эль тяжело вздохнула и вдруг положила голову ему на плечо.

– Ну же, Рейн. Почему я не могу стать частью плана? Если посмотреть с чёрно-белой стороны, мы неправы. А если с полутонов, то мы – те, кто верит, что делает как лучше. Я ведь знаю, что у всех нас есть не только обиды на родителей, на судьбу, жажда мести – вера тоже. Та, самая наивная и глупая даже, пожалуй, но я горжусь этой верой. Я больше не боюсь рискнуть, чтобы попробовать сделать что-то стоящее.

– А стоящее ли? – тихо спросил Рейн.

Эль подняла голову и улыбнулась ему.

– Конечно. Оно будет стоящим, если мы дойдём до конца.

До конца, да… И это он-то – инквизиторский пёс, ноториэс – решил поиграть в бога и выбрать, кому жить, а кому умирать, и какой дорогой идти Кирии. И втянул так многих в этот хаос. Рейн провёл рукой по волосам и ухмыльнулся сам себе: «Да, и что?»

– Ладно, – решительно ответил он. – Мы обсудим это через пару часов. Мне надо обдумать план, он слишком рискован для тебя.

Эль, задрав подбородок, сердито начала:

– Я…

Но Рейн уже спрыгнул с подоконника и вышел из комнаты. Так и хотелось по-детски воскликнуть: «Нет я!» Но он вдруг почувствовал, что план никак не собирается воедино – слишком уж в нём много кусочков для него одного.

Рейн прошёл по коридору. За дверью слышались яростные голоса Адайн и Антонии, спорящих, как выманить Я-Эльмона. Внизу громко хлопнула дверь, затем донеслась ругань Киро.

Рейн вернулся в гостиную, на голос Анрейка.

– А вот теперь поговорим, – сказал, тяжело вздыхая.

Рядом с инквизитором сидела Ката. За десять дней Рейн видел её всего пару раз. Девушка словно начала прятаться ото всех, а про случившееся коротко сказала: «Вир мёртв». Рейн догадывался, насколько тяжело ей это далось, попытался расспросить, но она просто ускользнула. И вышла Ката, только когда появился Анрейк.

– Если это подождёт, сначала я бы хотела поговорить с тобой, Рейн, – голос южанки был непривычно тихим, а сама она, сидя на подоконнике, прижималась к стене, точно пыталась слиться – так она вела себя, когда они сидели в «Трёх желудях», и рядом появлялся кто-то посторонний.

Рейн вздохнул. Лишь бы не ещё одна, вдруг решившая изобразить из себя воина!

– Да, давай поговорим, – он опустился в кресло у окна и развернул его к девушке.

– Анрейк, пожалуйста, – попросила Ката.

Парень послушно встал и улыбнулся напоследок:

– В понедельник, в полдень.

– Спасибо, – Ката улыбнулась в ответ.

Анрейк вышел, прикрыв за собой дверь – такую хлипкую, что голоса всё равно были слышны по ту сторону.

– Что в понедельник, в полдень? – насторожился Рейн.

– Корабль.

– Корабль?

– Я уплываю, Рейн. Из-за военного положения гавань закрыли, но многие ждут, что в понедельник его снимут, и уже начали продавать билеты.

Рейн потёр клеймо. Ждут. Военное положение будет снято, если завтра он избавится от Совета, а в субботу распустит Народное Собрание. Люди ещё не знали, изменится что-то или нет, но уже лелеяли надежду.

– Анрейк достал для меня билет.

– Почему сейчас? Ты же столько лет жила в Лице!

Ката передвинулась на край подоконника и наклонилась к Рейну.

– А разве это жизнь была? Ты не знаешь, сколько всего мне пришлось пережить в Эрнодамме, Орно и Лице. Я хочу уехать из Кирии совсем.

Рейн кивнул. Он понимал желание Каты, но принять оказалось куда сложнее, чем понять. Она была частью их странной «семьи», и начинали они тоже вместе.

– Хорошо, – Рейн снова кивнул. – Если тебе нужна моя помощь, скажи.

– Уже хватило, спасибо! – с горечью откликнулась девушка, снова прижимаясь к стене.

– Ката, что случилось?

Она вздохнула, покачивая головой:

– Ничего. Я сама сказала, что Вир мне поверит. Это «спасибо» только себе.

– А он…

Рейн сделал паузу, не зная, стоит ли пытаться разговорить девушку, или она хочет промолчать. Потом он вспомнил, как Ката заволновалась, когда они пришли в «Лес», а Кай начал расспрашивать о её прошлом. Тогда она объяснила ему: «Скажи – и прогонишь любой кошмар». Теперь его черед рассеять страх.

– Он не поверил тебе?

– Поверил сначала. Там был В-Бреймон, Вир даже перед ним защитил меня. Пока я не попробовала убить. Не вышло, и тогда стало не до доверия.

Ката потёрла запястье, и Рейн, приглядевшись, увидел синяки, вившиеся вокруг него подобно браслету. Они уже совсем посветлели, но было ясно: хватали за руки, много и с силой.

Рейн сжал зубы. Вот что происходило, когда начинали рисковать те, кто не должен.

– Да, стало не до доверия, – повторила Ката. – Вир мне напомнил, кто я. Даже киринов отсыпал.

Сначала Рейн не понял.

А затем понял. И отвернулся, ещё сильнее сжимая челюсти.

Ката издала смешок:

– Рейн, ты говоришь, что знаешь настоящую жизнь, ту, что вне дворцов и особняков, но почему тебе так неприятно слышать о ней?

Рейн заставил себя снова посмотреть на Кату. Это из-за него. Это он думал только о чертовом Совете и позволил другому пойти за Виром. И вот результат, и казался он хуже всех трупов, скопившихся на его счету.

– Прости меня. Ты не должна была туда идти. Я знаю, что это я…

– Не надо, Рейн! – тихонько воскликнула Ката. – Я должна была туда пойти и встретиться с Виром. Просто… Скажи мне, зачем это было?

– Вир же предатель!

Ката тяжело вздохнула.

– Я о другом. Тогда скажи, почему, как ты думаешь, Вир предал нас, а меня… – она не договорила.

Рейн растерялся, чувствуя себя глупым мальчишкой, которого учитель оставил после урока, чтобы отчитать.

– Он был помешан на идее мести.

– Он оправдывался, что у него нет демона, который подскажет, как правильно. Скажи мне честно, ты также говорил себе?

– Да, – признался он.

– А теперь ответь, что будет дальше? Ты уничтожишь Совет, распустишь Народное Собрание – месть готова. Начнётся хаос, про который говорил Вир ещё тогда, и кто-то новый возьмёт свой шанс, кто окажется сильнее и хитрее. И что же получается? Как и было задумано, человек без демона совершит свою месть, пустив хаос.

Рейн вздрогнул. Он ведь не был как Вир!

Ответ нашёлся сам: «Пока не был».

– Я…

Ката перебила его:

– Рейн, я не сравниваю вас. Я верю в тебя, правда. Я знаю, что на самом деле ты хочешь лучшего и стараешься бороться за всех нас.

Девушка спустилась с подоконника и дотронулась до его предплечья.

– Несмотря на всё жертвы. Только я слышала, что ты говоришь. И если завтра ты сделаешь всё, что задумал, но закончишь на этом свою борьбу – это будет не борьбой, а поражением. Ты ничего не получишь, кроме десятков трупов. Подумай, что дальше, прошу. Я ведь шла к Виру не для того, чтобы помочь тебе отомстить за демона и за Кая, а чтобы сделать шаг к тому, к чему мы стремились в начале.

Ката отступила в сторону.

– Я поступила, как должна была, но больше не хочу бороться. Это не моя борьба.

– Во имя Яра, Ката… – начал Рейн и не закончил.

Он и правда чувствовал себя мальчишкой перед строгим учителем. Нет, даже не так. Перед матерью, которая увидела сбитые в кровь кулаки и начала объяснить, что хорошо, а что плохо. И обычно родители оказывались правы – это до детей истина доходила лишь спустя годы.

Он не хотел быть таким непонимающим ребёнком, но не мог согласиться: да, ему начинать и ему же заканчивать, тушить костры, строить мир – как бы это не называлось. Нет. Не ноториэсу.

«Да, и что?» – опять вспомнился тот вызов, который он так часто бросал окружающим. Раньше пытался доказать, что такой же, что не хуже, что тоже всего достоин. А как это «достоинство» понадобилось для чего-то хорошего, сразу согласился на прозвище ноториэса.

Рейн залился краской, скрестил руки на груди и впервые не опустил, поддавшись опасному жесту.

А может правда, всё это – тоже ему?

И, может, оправдываться отсутствием Аста тоже хватит? Тот сказал, что всегда будет внутри. А Рейн и сам ведь знал, что демоны были не другим человеком, а своим же сердцем, душой, сознанием, но в обличье и с голосом. И что бы не сделал Совет, это ведь не могло лишить его души по-настоящему.

Рейну показалось, что чья-то рука коснулась его плеча, он быстро обернулся, но рядом никого не было

– Я слышала, что задумали Адайн и Эль. Ты согласен с ними?

– Я уже не знаю, – признался Рейн. – Ты же видишь, к чему приводит риск! И для них это может стоить жизни. Ведь есть я, чтобы рисковать. Я умею, это всегда было моей работой. Я не хочу подставлять других. Но и один не справлюсь – просто не успею всё и сразу. Ты права, как же ты права! – с чувством воскликнул Рейн и провёл рукой по лицу, тяжело выдыхая. – Если я не закончу, – по-настоящему не закончу – немногого мои начинания будут стоить. Новая Кирия – вот главная месть Совету и всем лицемерным ублюдкам и лжецам. Один я не смогу этого.

– … Но так боишься за них, – Ката закончила вместо него. – Или просто не умеешь доверять по-настоящему? Рейн, в Кирии часто говорят, что люди и демоны привязаны чёрными нитями. А у нас дома чаще вспоминают другие – красные, которые тянутся от человека к человеку и ведут их друг к другу. Всё произошедшее стало красными нитями, связавшими нас. Не надо их разрывать.

Рейн сжал ладонь Каты и улыбнулся. Он вспомнил, как сказал: «Революция – это я». Но это было не так. Революцией стали все они. Девушка, верящая до последнего. Отчаянная бродяжка с Восьмой. Девчонка, что искала своё имя. Упрямый мальчишка, который не бежал, а бил. И ноториэс, живущий местью и наивной мечтой.

Это были такие неровные кирпичики, разного размера, цвета, но вместе они стали самым крепким фундаментом дома под крышей из красной черепицы. И даже если сегодня последний день, когда этот дом существует, пусть так – главное, что когда-то он был построен.