Текст книги "Красными нитями (СИ)"

Автор книги: Лина Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

И эта девчонка оказалась столь слабой, что сдалась даже подкидышу. А вот на спасение Рейна ей силенок, видимо, хватало. Нет уж.

Рейн должен умереть, и понимание этого было сильнее желания спасти свою шкуру. Его смерть могла стать шагом к тому, чтобы развалить Совет.

Ригард запустил руку во внутренний карман куртки и достал сонного лакку. Эти твари всю жизнь тратили только на еду и сон – никакие драки и падения оказались не в силах разбудить зверька. Ригард щёлкнул его по носу, и тот недовольно зашевелил коричневой мордочкой. Тогда он взял животное за шкирку и встряхнул. Лакка уже активнее забарахтался в воздухе.

Ригард поднёс к его носу кинжал, на котором ещё оставалась кровь Рейна, и скомандовал:

– Драш.

«Хватай», как говорили в Нангри.

Зверёк сразу оживился и замотал мордочкой, принюхиваясь. Ригард бросил его на землю, и лакка, быстро перебирая лапками, побежал к Рейну.

Теперь он сделал всё, что мог, и пора было подумать о себе.

Ригард подпрыгнул, ухватился за изгородь, перемахнул на другую сторону и торопливо пошёл по улицам Сины, на ходу стаскивая окровавленную куртку.

Кай сделал несколько шагов к ним – ближе боялся, не хотел видеть лицо Рейна сейчас, в такой миг, которой этот проклятый брат смог допустить. Ну прятался же так долго, вот и ещё бы не приходил, не сегодня!

– Всё, – злобно выкрикнула Олвия. – Если ему помогут в ближайшие два часа, выживет.

Эль снова ткнула её в спину, отгоняя от Рейна. Девушка вдруг извернулась, сжала пальцы, и Эль схватилась за сердце. Кай кинулся к ним.

Под кустом угадывалось шевеление. Остановившись, парень увидел, что, прижимаясь к земле, по траве бежал юркий зверёк.

Кай знал, кто это. Ещё в детстве, когда ему было семь, мальчишка из инквизиторского рода угрожал, что натравит лакку, если Кай не признает, что инквизиторы лучше церковников. Вернувшись домой, он спросил Рейна, кто это. Брат не знал, но перелистал книги отца и нашёл ответ. Вместе они прочитали всё об этих тварях, потом начали искать, кто сможет справиться с лаккой.

Никто. Хищник умирал всегда.

Зверёк принюхался и побежал по траве. Киро мог бы сжечь лакку. Анрейк – застрелить. Но между ним и Рейном оставалось всего…

Метнувшись, Кай упал прямо на брата, и в эту же секунду лакка вцепился ему в плечо, прикрывшее грудь Рейна. Мелкие острые зубки сжимали, подобно капкану. Кай зашарил руками по земле, выискивая оружие, ухватился за тощее тельце, но оно держало стальной хваткой. Лакка разжал челюсти и упал, прикрыв глазки и слабо дёргая лапками.

Кай повалился рядом с Рейном и взглянул на небо густого тёмно-синего цвета. Боль потихоньку начала отступать, но это говорило не о хорошем – о том, что отсчёт пошёл.

Итак, шесть часов. Но важны только первые два, чтобы спасти Рейна и Адайн, и последний, чтобы попрощаться.

Глава 22. Шесть часов

Кай встал сначала на четвереньки, затем выпрямился во весь рост.

Инквизиторы были мертвы или сбежали. Эль, откашливаясь и ещё держась за сердце, ползла по траве к Рейну. Ката склонилась над Адайн. Коли помогал Киро.

– Иди! – настойчиво крикнул Кирион, но за этим криком Кай отчетливо слышал мольбу.

Шесть часов. И больше всего хотелось остаться, но нужно было идти.

Он сделал в сторону шаг, другой и кинулся к башне. Одно плечо было липким от крови – там, где порезал инквизитор. Второе кололо после цепких зубов лакки. На спине выступил пот.

Кай взбежал наверх, в свою комнату. На полу стоял тазик с водой, оставшейся от утреннего умывания, с мыльными разводами.

Он стянул с себя всю одежду, кое-как умылся, замотал раненое плечо тряпкой и оделся, то и дело плотно сжимая губы, чтобы подавить стон. Не сдержался, снова расстегнул рубашку и оглядел вторую руку. В месте укуса появилась чёрная точка, похожая на обычную родинку. От неё потянутся темные нити, и когда они дойдут до сердца, он умрёт – в той книге, что они читали с Рейном, даже был наглядный рисунок.

– Иди! – настойчиво повторил Кирион.

Кай застегнул рубашку, затем – жилет, схватил пальто, деньги, часы и тот клочок бумаги с «Чертов братец». Он выскочил из башни, продрался через заросли и что было сил побежал по улицам, а когда оказался на оживленном проспекте поймал экипаж и назвал адрес в Мысе.

Сев, Кай вытащил из кармана хронометр на длинной цепочке. Маленькая стрелка – на девятке, большая – на шестёрке. Итого, ещё пять с половиной часов.

Он вдруг заметил светловолосую девчонку, бодро вышагивающую вдоль дороги и чему-то улыбающуюся. Кай приник к краю и уставился на неё, но незнакомка быстро исчезла.

Так похожа на Адайн. Как же хотелось, чтобы все эти шесть часов она провела рядом, бок о бок! И она бы пошла с ним. В любом состоянии: раненой, переломанной, едва живой – такой уж у неё характер. Всё или ничего. Если бы Адайн сидела сейчас рядом! Но она бы пошла – знать это уже было хорошо.

– Что ты раньше не поговорил, ты, мешок дерьма? – сердито спросил Кирион и скрестил руки.

Кай только улыбнулся ему. Не хотел. Не считал нужным. А потом явился чертов братец, что-то сломал в нём, и все пошло не так – но вдруг стало верным.

– Приехали, кир, – послышался голос.

Кай кинул несколько монет и спустился. Экипаж остановился перед небольшим домиком, выкрашенным светло-зелёной краской. Гость поднялся и покрутил ручку звонка. С той стороны раздался звон, а через минуту открыла служанка в ярком белом чепце. Женщина не успела сказать ни слова, как Кай шагнул внутрь, оттесняя девушку от входа, и быстро произнёс:

– Мне срочно нужен кир Ц-Рам.

То ли служанка привыкла к странным посетителям хозяина, то ли настойчивое выражение лица убедило её – шумя юбками, она пошла по коридору и дала знак идти следом.

За помощью к Садрасу Ц-Раму Кай обращался всего раза два или три. Пять лет назад на врача завели дело по подозрению в связях с Детьми Аша и проведению запретных экспериментов. Достаточно доказательств на него не собрали, а сам врач никому не мешал, чтобы их «искали» тщательнее, и Ц-Рама отпустили. Однако гильдия учёных посчитала позорным оставить его и исключила, с работы – уволили. Садрас не пропал – он начал «помогать» тем, кто не хотел обращаться в больницу. Его услуги стоили недёшево, но все знали, что Ц-Рам – мастер, он и с той стороны человека вытащит.

Если кто и мог помочь Рейну и Адайн, то только он.

Кай вышел из дома Садраса вместе с ним и его помощницей и взглянул на часы. Ещё четыре часа сорок пять минут.

– Торопитесь? – спросил Ц-Рам, приглаживая бородку. – Мы сами доберёмся до места. Я уже лечил вашу подругу, если она меня узнает, проблем не возникнет. Насчет входа не переживайте – мне открывают даже там, где дверей нет вовсе, – Садрас улыбнулся.

Кай снова посмотрел на часы.

– Нет, кир Ц-Рам, у меня достаточно времени.

Оставив Садраса с помощницей в башне, пока все суетились, Кай снова выскользнул на улицы города. Быстрый взгляд на часы – маленькая стрелка уже коснулась одиннадцати.

Он остановился и запрокинул голову к небу. Воздух приятно холодил легкие. Ветер шумел листьями. Кай любил осень. В детстве ему казалось, это из-за того, что в конце сезона у него день рождения, но затем он понял: потому что осень ему ближе всего.

Обычно на его праздник выпадал снег, и Кая это злило. Сейчас он бы согласился и на метель, и на зной, а осени пусть хоть никогда не будет – лишь бы этот самый день рождения настал. Не настанет. До двадцати почти два месяца, а у него всего шесть часов.

– Хватит ныть! – крикнул Кирион. – Иди!

Фыркнув, Кай пошёл на улице. Видимо, эту вечную ухмылку с лица демона сотрёт только смерть. Ладно.

Кай как мог отодвинул ворот рубашки. Черная ниточка протянулась к ключицам и пыталась добраться до шеи, другая спускалась вниз, к животу.

– Что, жалеть себя собрался? Хотел поиграть в спасателя – так давай до конца.

– Да иди ты к черту, – ответил Кай, но на лице появилась широкая довольная улыбка. Пусть ухмылка у Кириона не сходит до конца. Это ведь его собственная ухмылка, обращенная всему миру.

Кай крепко сжал часы в кармане, но не достал. Просто нужно идти. Кто же знал, что он так долго будет лелеять мысль о том, как перебьёт всех этих чертовых инквизиторов и церковников, а под конец поймёт, что по-настоящему делать что-то он готов только ради двоих человек. И оставалось у него всего два повода, чтобы идти.

Высокое каменное здание с чёрно-белыми башнями было ярко освещено, и рядом с серыми низкими конторами Тома оно выделялось несуразным пятном. Восточная церковь стояла у реки. Ветер гнал воды Эсты, по ту сторону поблескивали огни фабрик и заводов, валил дым.

Кай задержался перед входом, обернувшись на набережную. Сколько же раз он тайком выскальзывал из церкви, пока шло служение, гулял вдоль берега, а потом возвращался под шумок. А теперь вот пришёл сам, по своей воле.

Кай осторожно скользнул внутрь. Шла ночная служба. Рабочие – всего человек сто – на коленях стояли перед церковником, который с важным видом зачитывал отрывок из Книги Братьев. По краям зала горели триста три белые свечи – как прежде, когда Кай ходил на службу вместе с семьей, – и играли причудливыми тенями. Успокаивающе пахло мятой и, вроде, ромашкой. Каменные Яр и Арейн, казалось, взирали на присутствующих недовольно, даже с презрением.

Сразу у входа высилась кафедра, за которой стоял отец. На ней лежал деревянный ящик, куда каждый после службы должен был внести церковный налог.

– Кай? – удивился отец.

Лицо осталось спокойным, но руки дрогнули.

– Здравствуй, отец, – сказал Кай как можно мягче.

– Ты пришёл исповедаться или рассказать, что происходит у вас с Рейном? Или тебе опять нужна моя помощь?

– А у тебя разве есть время нам помогать? – от мягкости в голосе уже не было ни следа. Опять этот холодный взгляд!

– А чего ты хотел? – прошипел Кирион. – Ты пришёл, попросил помощи и исчез. Он растерян. Он боится за вас. Хочешь нормального отца – стань нормальным сыном.

Кай тяжело вздохнул. Оставалось меньше двух часов. Надо попробовать это, хоть раз.

– Когда закончится служба? – как можно мягче спросил Кай и мотнул головой на рабочих.

– Ещё минут десять.

Кай кивнул. Ну да. Вечерних рабочих сгоняли в Церковь после смены. Они упирались, хотели домой, к ужину, к семье, но чертова традиция велела каждому хоть раз в месяц ходить на службу. Не то чтобы за этим следили, но особо яростные силой заставляли своих работников идти или лишали жалования.

– Если тебе что-то нужно, говори сейчас. После службы мне надо убраться.

Кай скривился. Убраться. А когда-то отец в красивой чёрно-белой мантии сам стоял у аналоя, громким звучным голосом читал Книгу Братьев, да не перед рабочими – только перед знатью.

Положив руки на кафедру, Кай внимательно посмотрел на усталое лицо отца. С каждой их встречей в тёмных волосах и бороде у того появлялось все больше серебряных нитей, а плечи опускались ниже. А он ведь был не так стар. Сколько ему, сорок пять вроде?

– Отец, да, я пришёл не просто так. У меня нет времени рассказывать о том, что происходит, но ты мне нужен, – Кай сделал паузу и поджал губы. Прозвучало жалобно, по-детски. – Есть один мальчик. Его зовут Малан. Его родителей убили. Он сейчас у няньки, я заплатил, но Малан не может там остаться навсегда. И в приют я не могу его сдать.

– Потому что..? – спросил отец.

Кай знал, к чему он клонит. Он посмотрел на мужчину прямым честным взглядом и признался:

– Отец Малана умер из-за меня. Это я всё затеял. Помоги ему. Тебе пришлют билеты, уезжай с ним в Эрнодамм, к маме и Агни. Воспитайте его вместе.

– Кай, что ты говоришь! Если мы уедем, это будет похищение. Согласно закону…

– Отец! – сердито воскликнул Кай. – Какой закон? Когда в этом чертовом Лице что-то делали по закону? Помоги Малану, пожалуйста. Я не могу его просто бросить, я обещал. Воспитай мальчика. Ты ведь уже знаешь, какие ошибки не надо допускать. Воспитай лучше, чем меня, хорошо?

Последние слова Кай сказал быстро, с запалом. Отец уставился на него, а он – на отца. Парень сам не знал, что это было: то ли просьба о прощении, то ли раскаяние, то ли надежда.

– Кай, – в голосе отца послышалась боль. – Почему ты так говоришь? Словно прощаешься. Что вы задумали с Рейном?

С поджатыми губами Кай опустил голову. А что ему ответить?

Отец, у твоего старшего сына убили демона?

Отец, твой младший сын умрёт меньше, чем через два часа?

Отец, этого всего бы не было, послушай ты не Церковь, а свою семью?

Но это уже бессмысленно. Что случилось, то случилось. И если осталось два часа, надо идти и делать, и говорить, а не теребить старые раны.

Кай посмотрел на Кириона, ища поддержки. Демон уже начал привычно кривиться, а затем выдавил улыбку и кивнул. Да, надо.

– Я не могу сейчас сказать всего, осталось мало времени. Просто забери Мала и воспитай, пожалуйста. И прости меня. Я знаю, ты прав: «это», – он дотронулся до лопатки, где было большое родимое пятно, которое отец называл знаком Аша, – всегда сидело во мне. Я пытался победить, да не смог. Это всё, – подняв руки, он обвёл взглядом церковный зал. – то, чего мы лишились, из-за меня тоже. Прости, папа.

Лицо отца исказилось. Впервые, наверное, на нём появились настоящие эмоции: сразу и страх, и отчаяние, и ярость.

– Замолчи, Кай! – грубо сказал отец. – Я не хочу слышать такой тон. Ты сейчас же расскажешь мне, что вы задумали, и я помогу вам, ясно?

Кай достал часы из кармана. Маленькая стрелка подползла к двойке. Совсем чуть-чуть. Надо идти. Он уже было открыл рот, чтобы ответить, как церковник замолчал, а рабочие зашевелились. Они поднялись с колен и гуськом пошли к кафедре отца.

Тот сразу подвинул ящик к краю. Первый рабочий с неприязнью посмотрел на него и процедил:

– Король отменил церковный налог. Мы знаем.

Отец выпрямился и строго ответил:

– Он только внёс предложение, но Совет отклонил его. После службы необходимо оплатить налог.

Одной рукой он снова подтолкнул ящик, а другой указал Каю, чтобы тот отошёл в сторону.

– Эй, мужик, зарплату опять задержали. Ну нечем нам заплатить! – послышался голос из толпы.

Другой его поддержал:

– И вообще мы не просили этой вашей службы!

– Обязанность каждого вносить церковный налог закреплена Советом, – строго отчеканил отец.

Кай снова посмотрел на часы – ещё шестьдесят минут. Хотелось в башню, к Адайн, к Рейну, попрощаться, но уйти отсюда он тоже не мог. Не в такой момент.

– Эй, – послышался голос церковника, проводящего службу. – Что происходит?

Вышло ещё несколько служителей – все в одинаковых черно-белых костюмах.

– Сам скажи! – разъярился другой рабочий. – Король отменил налог!

Кай сделал шаг к отцу. Рабочие были сильнее, в большем количестве, они могли бы уйти, и никто их не остановил. Но они не уходили. Искали повод. И сейчас этот повод они видели в ответе его отца, этого проклятого упрямца.

– Указа не было. Уплатите налог и ступайте домой!

Отец поддержал церковника:

– Всего десять киринов. Таков порядок.

– Да нечем нам платить, зарплату не дали!

– Король отменил налог!

– Мы не хотели идти сюда!

Рабочие обступили отца тесным кольцом, а некоторые прошли дальше, к проводящему службу. Тот вернулся за аналой и встал с надменным видом.

Кай переглянулся с Кирионом, посмотрел на часы. Надо идти. Или говорить. И именно слова сейчас могли стать тем шансом, который он когда-то обещал дать своему Крысиному совету. Может, революцию ему уже не повести за собой, но начать он должен.

– Эй! – грубо крикнул Кай. Взгляды рабочих, отца и церковников уставились на него.

Слова никак не вязались. А что, черт возьми, сказать? Кем он себя возомнил? Нашёлся герой!

– Да, черт возьми, – ухмыльнулся Кирион, отвечая в тон мыслям. – Может, с задержкой, но нашёлся.

Кай сделал глубокий вдох. Прежде он тоже умел говорить, говорить легко, не сдерживаясь. Затем кто-то поставил невидимый заслон, но тот ведь почти сломался. Кай вспомнил, как это может быть. Да, у него так и не нашлось таких красивых и складных слов, как у Рейна, или решительных, как у Эль. Даже как у Адайн, настойчивых и колких, тоже не было. Зато нашлись свои: заученные ещё в Ре-Эсте, но с которых Канава содрала всю шелуху.

Надо идти. И говорить.

– Вы что, думаете, они решают, кому платить налог, а кому нет? – Кай махнул рукой на отца. Он пробирался через рабочих к аналою, не переставая говорить: – Они делают, что им скажут – что скажет Совет. Что, не знаете, это он стоит над королём! Пусть тот хоть золотом всех обсыпать пообещает, да кто ему позволит? Если что Совет и готов вам дать, так это кучу дерьма, зато на красивом блюдечке.

Кай подскочил к аналою. Церковник протестующе взмахнул руками, густые брови недовольно сошлись на переносице, а губы презрительно скривились. Кай уставился на это противное красное лицо, на жирное тело, на блеск камня в золотом перстне. Вот такой и была вся эта чертова Церковь.

Кай с силой толкнул мужчину, и тот, нелепо взмахнув руками, упал с возвышения вниз, на спину. Одни рабочие позволили себе только робкую улыбку, другие – настоящую усмешку, а третьи загоготали.

Церковник поднялся, громко дыша, и выкрикнул:

– Я это так не оставлю, отступники!

Он бросился сквозь толпу к выходу.

Кай снова повернулся к рабочим.

– Так вы это хотите, такое блюдечко? – крикнул Кай. Он положил руки на резной, позолоченный аналой. На нём ещё лежала толстая Книга Братьев в переплете из белой кожи. Кай не сдержал дрожи: это чужое место, место отца, не его – мальчишки, который всегда норовил сбежать со службы.

Но это он сейчас стоял перед толпой и вызвался говорить, и сказать надо было также громко, уверенно, с горящим взором, как это делали церковники – и даже ещё громче, увереннее и ярче.

– Эй, что ты предлагаешь?

– Ты вообще кто?

Толпа отозвалась криками. Кай по глазам, по яростным лицам видел – вот они, измученные отчаявшиеся люди, которые уже так устали терпеть, что были готовы поднять головы. Надо лишь показать им, как это сделать.

Только действительно, как?

– Как-нибудь! Жги! – крикнул Кирион и ухмыльнулся. Уже без недовольства, без злобы – с задором.

– Кто я? – воскликнул Кай. – Да хрен какой-то, которого вы можете не слушать.

Толпа отозвалась смешками. Да, слова всё-таки находились. Подобранные в Канаве, услышанные от нищих и работяг – знакомые большинству лицийцев. Близкие даже ему. Но были и другие слова. Высокомерные, громкие – что аж до тошноты. Но он знал их тоже, ведь и Ре-Эст был его частью.

– Но если послушаете, я не скажу, я покажу, что делает Совет.

Кай скинул пальто и быстро расстегнул жилет.

– Ээ… – послышалось в толпе.

Ухмыляясь, он снял рубашку и остался в одних штанах. Обе руки, живот, грудь покрывал чёрный узор, похожий на сеточку вен. Он обошёл сердце стороной, но ненадолго. До конца оставался всего пятьдесят минут, но пока он не кончился, надо было идти или говорить.

– Знаете, что это? Я умру меньше, чем через час, – Кай посмотрел на отца. Краска у того мгновенно ушла с лица, руки затряслись. – Инквизиторы натравили на меня лакку – ту тварь, которой у нас пугают детей. Точнее не на меня. На моего брата. Я прикрыл его, и укусили меня, мне теперь умирать. Почему? Да черт возьми, мой брат – Рейн Л-Арджан, король Кирии. И если вы думаете, что его похитили Дети Аша, то вы клюнули на брехню Совета. Он сбежал, чтобы не играть в игры шестёрки, и за это его решили убить.

Толпа взорвалась криками. Рабочие подходили все ближе, ближе, а их голоса сливались в один. Они махали руками, орали, яростно кривили лица.

Но Кай знал, что этого мало. Люди не посочувствуют другому, даже если это их король. Люди посочувствуют только себе.

– Ну так что дальше, а? – крикнул Кай. – Король Рис хотела донести вам правду – его убили. Теперь король Рейн сбежал, чтобы не обманывать вас – его попытались убить. Может, подумаем, а что это за правда и что за ложь? – последние слова прозвучали ещё громче, с ещё большим вызовом. – Ни черта мы не нужны Совету! Налоги не отменят, а поднимут да придумают новых. Думаете, профсоюз защитит ваши права? Почему тогда зарплаты задерживают каждый месяц? Ничего не изменится, пока мы сами не скажем, что нам нужно!

Среди буйствующих голосов Кай выхватил один вопрос:

– Летом уже подавили бунт, мало что ли?

– Бунт? – прокричал он. – А что даст этот бунт? Бросите работу, помашите плакатами с написанными требованиями, а получив кивок головы от Совета, вернётесь назад, ждать, когда сделают лучше? Да не сделают же ни черта! Надо стоять, пока не дадут желаемое, и ждать его не от Совета, а от тех, кто такой же, кто знает настоящую жизнь!

Крики становились все громче, и Кай уже не справлялся: горло саднило, в голосе появилась хрипотца, но он знал, надо говорить, говорить до конца, даже если до последней минуты.

– Ну так что? Вы так и будете верить в молчаливого бога? – Кай ткнул рукой в статую Яра. – Или выберете веру в себя? Вы, у которых вся жизнь ещё есть, что вы хотите: дальше кормиться с того блюдечка с дерьмом, поданного Советом, или побороться за себя, за семью? А? Может, слова того, кто умрёт через час немного стоят, но я вам скажу: да здравствует революция!

Слова потонули в крике беснующейся толпы, а затем в церковь ворвалась гвардия. Кай увидел, как рабочий схватил с кафедры отца ящик для уплаты налога и швырнул в голову гвардейца. Замелькали кулаки и шпаги, грязные рабочие куртки перемешались с сине-серебряной формой, проклятья перебивались грозными криками.

Кай отскочил в сторону, хватая одежду, и вытянул из кармана пальто часы. Сорок минут. Два его повода, чтобы решиться сказать всё это, уже не услышат, какие ещё у него слова были – те, что он припас только для них.

Сорок минут до конца. Хотелось верить, что это начало революции. Что в последний час он одолел то, что «сидело в нём», и дал всем обещанный шанс.