Текст книги "Узоры на коже (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
37. Полина
Выхожу из душа, а за окном уже совсем темно. Аська сидит на том же месте за кухонным столом, ест сардельку и смотрит в экран своего телефона. Она уже явно выпила больше чем нужно, но сегодня можно. Сегодня всем всё можно.
Пока мылась, позволяя упругим струям воды стекать по коже, мне всё время казалось, что это руки Брэйна, его губы касаются меня, и от этого становилось ещё больнее. Больно, что не могла избавиться от воспоминаний о нём. Никакая вода – хоть водопроводная, хоть огненная – не в силах была помочь. Разве что утопиться. Я плакала, и слёзы смешивались с водой, стекали в водопровод, и с каждой секундой всё чётче осознавала, что, несмотря ни на что, не смогу ненавидеть Брэйна.
Мне хотелось остудить голову, подумать, как быть дальше, и для этого стояла в душе, пока от наполнившего ванну пара не стало глухо колотиться сердце в груди, а дыхание не начало со свистом покидать лёгкие.
Подхожу к Аське, а та фокусирует на мне мутных взгляд и заявляет, дирижируя покусанной сарделькой:
– Твой звонил.
Она макает сардельку в горчицу и, многозначительно глядя на меня, засовывает её в рот. Смысл слов доходит не сразу, а когда понимаю, о чём Ася вещает, сердце припускает сбесившейся лошадью. И радость… Которую не могу ничем заглушить, истребить не получается – она накрывает с головой, обезоруживает.
– Куда звонил? Кто? – Мне всё ещё кажется, что показалось, послышалось.
– Ты дурочка? – хмыкает Ася. – Твой кобелина, Павлу-уша.
И снова замолкает, а я хватаю её за плечи и встряхиваю. Мне нужно, чтобы она сказала толком, зачем он звонил, а самое главное: что она ему ответила?
– Эй, Полька! – вскрикивает Ася, а светловолосая голова смешно дёргается. – Сдурела, что ли?! Ты чего?
– Отвечай, пьяная женщина: что ты ему сказала?
Отпускаю Асю, наливаю стакан воды, потому что в горле пересохло так, что глотать больно.
– Мне позвонили с незнакомого номера, – вздохнув, начинает Ася, – оказалось, что твой Павлик…
– Не называй его так! Он этого не любит.
И вдруг меня пронзает догадка, от которой сердце делает кувырок и застревает где-то в горле. Догадка – робкая, бледная, но назойливая настолько, что уже не отмахнуться. Эта девка по телефону ведь сказала мне: "Павлик в душе". Павлик, мать её! Я чётко это помню. Умирать буду – забыть не получится.
Улыбка помимо воли расползается на лице, а я сжимаю пальцами виски, потому что голова, кажется, на куски разорвётся. Нет, я должна подумать, нужно всё решить, на места расставить, но, чёрт возьми, не хочу. Увидеть его хочу. Прямо сейчас, и пусть всё катится к жерло вулкана.
– Подумаешь, какой он у тебя нежный… – Ася складывает руки на груди и, насупившись, смотрит на меня. – Но ты не волнуйся, я послала его.
– Что ты сделала? – спрашиваю, но голоса своего не узнаю. – Послала?
Господи, но почему каждый лезет в мою жизнь? Решает, что лучше для меня, как правильно?
– Да, – медленно кивает, а в голубых глазах удивление. – Ты ж рыдала из-за него, еле успокоилась. Я и подумала, что так правильнее будет.
Ася растирает руками лицо, сжимает пальцами переносицу, даже по щекам себя слегка хлопает, чтобы в норму прийти. Открываю окно, впуская в комнату свежий воздух.
– Чего улыбаешься? Ты там, часом, кукушкой не тронулась? – сидит, ворчит, плечо потирает. – Полина, ты пугаешь меня. Может, ранний маразм на фоне любовных переживаний?
– Телефон дай! – Протягиваю руку, а моё выражение лица, наверное, наталкивает Асю на мысль, что лучше не спорить.
Лихорадочно листаю список входящих звонков, но там пусто.
– Я почистила, – пищит Ася и жалобно улыбается. – Прости…
От этого "прости" хочется биться головой об стену. Я же не помню номера Брэйна, а свой телефон разбила, ума хватило.
Следующие минут пять перетряхиваем, точно две придурочные, мусор в пакете, выискивая мою симкарту. Паша не мог не звонить мне. Раз нашёл – как, кстати? – номер Аси, то, значит, до меня дозвониться не смог. Логично же?
Когда искомое в моих руках, вставляю пластиковый прямоугольник в Аськин мобильник, включаю и жду, а в ушах шумит кровь.
– Ого, – восклицает Ася, когда открываю СМС, оповещающее о пропущенных звонках, – а он настойчивый.
Сто восемь раз он набирал мой номер. Сто. Восемь. Раз.
– Да уж, дорогая моя, – улыбается Ася, – можешь думать, что хочешь, но я не верю, что он так настойчиво трезвонил для того, чтобы на свою свадьбу тебя пригласить.
– Протрезвела? – усмехаюсь, а у самой руки дрожат, когда на кнопку вызова нажимаю.
Внутри такая буря, что в любой момент затопить может. В последнее время жизнь так стремительно кружит меня в хороводе, заставляет раз за разом делать выбор, принимать решения, взбивая лапками молоко, что впору с ума сойти. Всегда считала себя сильной, уверенной в себе взрослой женщиной, но на поверку оказалась слабой и вздорной. Я ведь даже шанса объясниться не дала, предпочтя голову в песок спрятать.
Гудок, второй, третий, а в ответ – тишина. Потом щелчок, какое-то шипение, приглушённые голоса и сирены. Страх липкой холодной змеёй ползёт по позвоночнику, и я пытаюсь докричаться, но меня будто не слышат. Но вдруг наполненное шумом безвестие прорывает встревоженный голос – слава богу, мужской, – что кажется смутно знакомым.
– Полина? – Киваю, точно собеседник увидеть меня может. – Брэйн на мотоцикле разбился.
Когда услышала по телефону слова Фила, показалось, что мне в грудь выстрелили. Вмиг так больно стало, как будто сердце в огонь бросили. Потом быстро собралась, схватила сумку, бутылку воды и кошелёк. Ася, понявшая всё без слов, молча последовала за мной. Я знала, что она чувствовала свою вину, и мне страшно представить, что бы с ней стало, погибни Паша. Но все разговоры потом, в тот момент главным было попасть в больницу как можно быстрее и поговорить с врачами, обо всём остальном предпочла думать в другой ситуации.
Поймали частника и всё в той же гробовой (какая ирония) тишине добрались до больницы. Я не могла выдавить ни единого слова, потому что боялась разрыдаться. Точно молчание удерживало меня на краю пропасти. Внутри всё болело, а руки дрожали лихорадочно. Пила воду, разглядывала город в окне автомобиля, молчала, сгорая изнутри.
Знала, что должна быть сильной. Ради себя, ради Паши. Насколько серьёзно он ранен понятия не имела, но если дела совсем плохи – я нужна ему.
Неожиданно, уже перед самими дверями клиники внутри взбунтовались отголоски недавней обиды. А что если та девушка тоже здесь? Что если сидит у его кровати, целует, плачет? Что тогда делать? Но отмахнулась от подозрений, как от назойливых насекомых. Буду ориентироваться по ситуации, но должна увидеть его – одного или с девушкой, наплевать.
Одна дверь, маленький душный коридорчик, стены которого обклеены объявлениями с важной информацией, красочными призывами сдавать кровь для страждущих; ещё одна дверь – тяжёлая, с большой пружиной, из-за которой открыть получается не с первого раза. Возможно, всему виной нервная дрожь в руках и слабеющие от волнения ноги.
– Поля, ты бледная… – Ася обнимает меня за плечи и в лицо заглядывает, а сама стены белее. – Я виновата, извини меня.
– Ась, давай не сейчас. – Она кивает, а я оглядываюсь по сторонам, но в длинном коридоре никого нет. – Да где ж все?
– Люди, ау! – вопит Ася. – Есть кто?
Вдруг дверь одного из кабинетов открывается, и выходит молоденькая медсестра в коротком халате. Симпатичная, улыбка на круглом лице, светлые короткие волосы и большие глаза – куколка.
– Вам сегодня мотоциклиста после аварии привезли, – начинает Ася, потому что я готова в подвал провалиться, чтобы не знать страшной правды, которой боюсь больше всего на свете. – Мы проведать пришли.
Хорошо, что Ася – смелая.
– Да, привезли, – кивает девушка и слабо улыбается. Когда она подходит ближе, замечаю, насколько усталый у неё вид, а под глазами залегли тени. – Но к нему пока нельзя. Часы посещения закончились…
– Мы не собираемся шуметь или пляски в его палате устраивать, – заявляет Ася, достаёт из сумки кошелёк и вытягивает пятитысячную купюру. – Вот, возьмите, это вам на нужности и полезности.
Медсестра смотрит на деньги, переводит взгляд на Асю, потом на меня, и отрицательно машет головой:
– Ладно, проходите на второй этаж. Там всё равно его друзья сидят, не выгнать. Устроили переполох, спорить с ними бесполезно оказалось.
Я немного знакома с этими парнями и понимаю, о чём она толкует. С ними и правда, лучше не связываться.
– Он живой? – вырывается из сдавленного паническим спазмом горла.
Медсестра смотрит на меня бесконечную секунду, а мне хочется схватить её за плечи и трясти, трясти…
– Конечно, живой, – улыбается, а у меня с сердца многотонная плита падает. – Крепким парнем оказался.
Готова захлебнуться от накрывшей с головой радости, и я улыбаюсь до боли в лицевых мышцах. Благодарю медсестру, поворачиваюсь и почти бегом несусь к широкой лестнице. Нужно скорее увидеть Брэйна, своими глазами увидеть, что он жив и с ним всё в порядке. Пока лично не удостоверюсь, не успокоюсь.
– Девушки? – окликает медсестра, и мы с Асей поворачиваемся на голос. – А кто из вас Полина?
Вскидываю руку, а девушка улыбается и кивает:
– Я так и думала. Он звал вас, когда в сознание приходил. Даже связать пришлось, чтобы палату не разгромил.
– Ого, – выдыхает Ася и, взяв меня за руку, тащит к лестнице. – Ты слышала? Слышала? Вот это да!
Так под её восклицания и причитания поднимаемся на второй этаж, а у меня уже в глазах мутится от всех событий этих дней. Вот, если вырублюсь прямо здесь от нервного истощения, так мне и нужно.
Снова дверь, на этот раз стеклянная, а за ней вижу знакомые силуэты. Роджер и Арчи сидят на лавочке у единственной двери в боксе. Прохожу внутрь, Ася за мной, а парни вздрагивают, услышав шум.
– О, девушки, – улыбается Роджер и направляется к нам с зажатым в широкой ладони бумажным стаканчиком. Кофейный аромат достигает обоняния, и я понимаю, что мне и самой не мешает выпить чашечку, пока не отрубилась. – Как всегда, красавицы нереальные! Я восхищён до сердечного приступа.
Улыбаюсь, глядя на его, в общем-то, красивое лицо, хоть и обезображеное повязкой. Но к ней привыкаешь почти мгновенно, и остаётся только поражаться, сколько в этом рыжем здоровяке внутреннего света.
– Льстец, – смеётся Ася.
– Вот сейчас обидно было, до слёз, – ухмыляется Роджер.
– Так, рыжий мужчина, нечего комплиментами засыпать, сейчас Брэйн очнётся и бошку тебе отвертит, что к Полине пристаёшь.
Арчи возникает из-за спины Роджера и улыбается, но в зелёных глазах усталость и тревога. Этот взгляд говорит красноречивее любых слов, а вся эта бравада – показная, фальшивая. Из-за этого страх снова всплывает на поверхность, и горячая боль обжигает.
– Как он? – спрашиваю, ни на кого не глядя. Меня волнует белая дверь, за которой, знаю это, лежит Брэйн. Может быть, до сих пор связанный! – Только не врите!
– Врач сказал, что обошлось без серьёзных травм, но Брэйн психически нестабилен. – Арчи нервными движениями потирает предплечье, пока Роджер отошёл в сторону, уводя за собой Асю. – Как очнётся, норовит расхреначить палату, убить кого-то из медперсонала и вообще… А ещё тебя всё время зовёт.
От этих слов готова до потолка подпрыгнуть, но сдерживаюсь, потому что всем и без моей придури проблем хватает.
– Правда?
– Мне нет смысла тебе врать.
Смотрит на меня, сама серьёзность, и я верю. Потому что слишком устала прятаться от правды, искать подвох там, где его нет и делать неправильные выводы. Я люблю его, и отныне только это имеет значение.
Но остался ещё один вопрос, который мучает и боль причиняет.
– Арчи, скажи мне правду, пожалуйста. У Брэйна есть невеста? Ну или девушка постоянная?
Арчи моргает раз, потом второй и вдруг начинает смеяться, громко и от души.
– Полина, ты очень смешная, правда. Нет у него никого, и не было никогда.
– Правда?
Прикладывает руку к сердцу и произносит:
– Клянусь "Ржавой банкой" и мотоциклом Филина!
И я снова верю. И больше уж ничего не боюсь.
38. Брэйн
Когда мотоцикл нёс меня по ночной трассе, а скорость на спидометре зашкаливала, я ничему не придавал значения, будто весь мир вокруг – искажённая проекция, обволакивающая мутной пеленой. Просто ехал вперёд, как в каком-то коконе, ведомый лишь клокочущей внутри яростью и страхом не успеть. Не знал, где сейчас Полина, кто рядом с ней, о чём думает. Перед глазами то и дело мелькали картинки, на которых она весёлая, довольная жизнью, смеётся не моим шуткам, позволяет себя целовать кому-то другом. От того, что она может быть счастлива с кем-то другим, челюсть сводило и перед глазами всё плыло. Не знал, в какой момент в наших отношениях всё пошло наперекосяк, но должен был исправить. Или хотя бы попробовать.
Мне ничего не было нужно, лишь поговорить с Полиной и узнать, что, в конце концов, происходит. О какой долбаной невесте говорила Ася? Почему Поля видеть меня не хочет? Миллионы вопросов, ответы на которые планировал вытрясти пусть даже и силой.
Я мчался вперёд, сжимая до боли в суставах руль, а Фил с Роджером ехали следом, потому что слишком хорошо знали, что в таком состоянии меня нельзя оставлять одного. Я не из тех, кто ломает черепа прохожим направо и налево, но практика показала, каким дурным могу быть, когда дело касается Полины. Только она одна в состоянии вызывать во мне настолько сильные эмоции. Как будто без неё я лишь тень, пустая оболочка, барахтающаяся в проруби щепка.
В мозгу церковным набатом звучали слова Аси, били наотмашь, наизнанку выворачивали. Не хотел верить, отказывался понимать и принимать, что Полина оказалась способна на такое. Обман? Да ну на хрен! Быть этого не может, моя девочка с огромными синими глазами не из таких. Кто угодно, только не она. Ожившая фарфоровая статуэтка из моего детства не может оказаться предательницей.
Поворот, прогон, ещё поворот, а адреналин в крови несётся бурной рекой. Вокруг плотная тьма, и лишь моторы ревут, разрывая хрупкую тишину майской ночи.
Последней мыслью перед тем, как мой мотоцикл смачно и от души поцеловал столб, а я полетел, наплевав на гравитацию, куда-то в кусты, оказалась «Я так и не набил морду тому, кто её кроме меня любить посмел». Странная мысль перед возможной смертью, но да, именно об этом и подумал. Правда, не сдох, что казалось удивительным, потому что пока летел, точно в голливудском фильме, был уверен, что живым до земли не долечу.
Тьма медленно, но уверенно поглощала сознание, но вырубиться окончательно мешали чьи-то руки на моём теле, смутно знакомые голоса совсем рядом, вспышки света сквозь закрытые веки. Усилием воли пытался «включиться», только хер мне – из этой темноты так просто не выбраться.
– Мать его, где скорая?
– Успокойся, вызвал уже.
– Он в себя не приходит, я не могу понять, что с ним.
– Роджер, посмотри на меня! Ты сильный, самый сильный из нас всех, без тебя мы никто – мешки с дерьмом. Держи себя в руках, потому что если раскиснешь ты, остальным не справиться.
– Я понял, понял, отпусти.
– Точно всё в порядке?
– Фил, да! В порядке!
Я пытался разлепить глаза, подняться, но ничего не получалось – точно по ногам и рукам связал кто-то. Мать твою, когда это кончится?
Вой сирены и рёв мотора чьего-то мотоцикла донеслись до слуха почти одновременно с облегчённым выкриком «Твою мать, едут!» Не знаю, сколько времени прошло, но чьи-то руки подняли в воздух, положили на носилки и поволокли куда-то. Больно, мать его, как же больно.
– Брэйн, ты слышишь меня? Всё будет хорошо, обязательно будет!
Голос Роджера – последнее, что услышал, после сознание зашипело и выключилось, как поломанный телевизор, и я погрузился во тьму.
* * *
Резкий свет бьёт по глазам, и я пытаюсь сесть, но чьи-то руки удерживают, утягивают вниз, заставляют лежать. Кто-то наваливается сверху, орёт на ухо, фиксирует. Дышать трудно, говорить ещё сложнее, но я упорный.
– Пустите, суки, – хриплю, задыхаясь, но в ответ лишь неразборчивое бормотание, чей-то крик, маты. – Мне нужно встать, пустите.
Проваливаюсь на дно самого глубокого колодца, парю во тьме – плотной, липкой. Вверху есть свет – знаю точно, и я стремлюсь к нему, барахтаюсь, силюст выбраться. Когда снова выныриваю на поверхность, делаю попытку подняться, но мешают какие-то провода, иголки, воткнутые в кожу. Вырываю чёртовы трубки, потому что нет времени лежать. Нужно что-то делать, некогда валяться на койке. Но вдруг кто-то снова наваливается на меня сверху, надёжно фиксируя. Постепенно зрение проясняется, а сознание становится чётче. Я в больнице – это факт, и я даже могу вспомнить, как здесь оказался.
– Отпусти, – вырывается симплый крик, царапает горло.
– Если обещаешь не дёргаться, отпущу.
– Обещаю.
– Угораздило же тебя очухаться, когда я рядом был. Думал, ты меня в космос запустишь.
Дышать становится легче, и я поворачиваю голову и вижу улыбающуюся физиономию Арчи.
– Они меня пускать не хотели, – подмигивает и смеётся. – Только не учли, что я умею уговаривать.
Пытаюсь рассмеяться, но выходит лишь закашляться.
– Так, не делай резких движений, – Арчи вмиг становится серьёзным и поднимается. – Пойду, врача позову. И, Брэйн, пожалуйста… Ражи всего святого, не разнеси палату, полежи спокойно.
– Стой! Полина нашлась?
Это волнует меня больше всего в этом грёбаном мире. Сильнее всего, что только можно себе представить.
Арчи потирает шею и смотрит на меня, пытаясь быть серьёзным, но уголки губ предательски подрагивают.
– Врачи говорили, тебе нельзя волноваться.
– Отвечай, мать твою!
– Нашлась твоя Полина, не переживай. А сейчас полежи спокойно, не усугубляй, а то тебя к буйным психам увезут, допрыгаешься.
И выходит, а я прикрываю глаза, понимая, что в этот момент мне абсолютно на всё плевать: на боль, возможные последствия, прошлое и настоящее. Главное, что она нашлась.
Дальше всё как в тумане. Меня осматривают долбаным консилиумом, колят какую-то дрянь, даже, кажется, к кровати привязывают. Пытаюсь бороться, кого-то даже отпихиваю, но лекарство и санитары оказываются сильнее. Перед глазами мелькают расплывчатые образы, встревоженные взгляды прожигают насквозь. Я то вырубаюсь, то снова прихожу в себя, пока снова не получаю дозу забвения под кожу.
Снова какой-то шум, от которого хочется отгородиться, закрыть уши, заорать, чтобы сдыхать не мешали.
– Мне надо, впустите! – женский голос децибелами пронзает мозг, жилы скручивает в тугой узел.
Узнавание накрывает с головой. Да! Это она! Моя девочка…
– Не положено!
– Я уже трое суток под дверью торчу. Вы мне его увидеть не даёте, пустите.
Убью тварей, если не пустят её сейчас. Вот в себя приду и вырву им гланды.
– Только аккуратно, хорошо? Он спокойнее уже, но всё равно очень нестабильный.
– Разберусь, спасибо.
Хлопок двери, быстрые шаги и тёплая ладошка накрывает мою. Тихий вдох, всхлип, а пальцы дрожат.
– Па-аша, – полувздох, полушёпот. – Я убью тебя. Как только очнёшься, сразу убью.
– Не надо, – пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит, кожа на лице словно окаменела.
Она снова всхлипывает, на этот раз громче и дотрагивается пальцами до моей щёки. Робко, несмело, будто рассыпаться могу от любого неосторожного движения.
– Поцелуй меня, может, полегчает?
– Ты у нас спящая красавица? – смеётся, а голос дрожит, срывается. – Если я тебя поцелую, хуже не сделаю? Меня тогда грозная медсестра проклянёт.
Да клал я на весь мир.
– Я сдохну, если не поцелуешь. Выбирай сама.
Глаза удаётся всё-таки разлепить, даже голову повернуть получается, и я смотрю на Полину – такую маленькую, хрупкую, с огромными синими глазищами, в которых утонуть готов.
– Не бойся, детка, я не хрустальный.
Она рядом, а в жилах кровь вскипает. Я толком не знаю, что со мной, насколько сильно пострадал, но смотрю на Полину и горы свернуть хочется. Жаль, что желания и возможности вряд ли совпадут.
Она наклоняется ко мне, и прикасается лбом к моему. Наши глаза так близко, а воздух один на двоих, наэлектризован и искрит.
– Я так испугалась… – тихо, на выдохе. – Думала, с ума сойду, пока сюда ехала.
– Я бы не гонял, но…
– Молчи, не напрягайся. – Щеки мои гладит, лоб, глаза целует, а слёзы на кожу падают. – Я так виновата перед тобой, прости меня.
Прижимаю её к себе одной рукой (откуда только силы взялись?), а второй за подбородок беру и фиксирую, чтоб дёргаться не вздумала. Мне нужны её губы, чувствовать её нужно, потому что сердце разорвётся от прилива нежности.
Разговаривать будем потом. Сейчас она рядом, так близко, и тепло смуглой кожи обжигает. А пока мне больше ничего и не нужно.
