Текст книги "Узоры на коже (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
29. Полина
– Уматываем отсюда, пока я не передумала, не вернулась и рожу ему не разбила окончательно.
Ася стремительно идёт через двор к выходу, а я выбегаю следом. До сих пор трясёт при воспоминаниях, какую ерунду городил Саша. То есть это я сбиваю его благоверную с праведного пути, заставляю пить в барах и кутить периодически? Сумасшедший дом на выезде, честное слово.
– Ася, подожди, Брэйн в доме остался.
– Не маленький, выход найдёт! – злится Ася, а я торможу и возвращаюсь обратно. Это не первая ссора в этом доме с хлопаньем дверьми, лучше подумать о том, что Брэйн остался наедине с Сашей, и мало ли что произойти можно.
Вбегаю в кухню как раз в тот момент, когда Паша хватает Сашу за грудки и слегка встряхивает. Вроде не сильно, только светловолосая голова качается из стороны в сторону, точно Брэйн куклу треплет.
– Паша, Пашенька, отпусти его! – кричу и, подскочив к Брэйну вплотную, повисаю на его руке, чтобы глупостей не делал.
– Падла извиняться не хочет, – шипит Брэйн, а лицо бледное, и глаза горят почти безумно. – Ты, гадёныш, ответишь за свой гундёж. Я с тебя кожу сниму и на стельки пущу, говна ты кусок.
– Ну и чёрт с ним, пусть делает, что хочет, наплевать. Паша, отпусти его!
На что угодно готова, чтобы остановить драку. Саша то ли вырубился от тряски, то ли решил мимикрировать под покойника, и от этого перед глазами мелькают картинки, в которых Пашу сажают в тюрьму за убийство этого недоноска. Ну уж нет, этого я точно не переживу – мне Брэйн рядом нужен, живой, здоровый и весь мой.
– Брэйн, да брось ты его! – ору чуть не во всё горло, и Санёк дёргается, приходя в себя. Ну, хоть живой, и то уже неплохо. Даже целый, кажется, что почти радует. – Ну его, пойдём отсюда.
– Проваливайте! – визжит, точно таракана увидел, когда Брэйн отпихивает его в сторону. – Полина, ты сама виновата: Настя, если с тобой видится, обязательно напивается или ещё что-то безумное вытворяет.
– Да пошёл ты! Нашёл крайнюю! Брэйн, пошли отсюда. Сам идиот, а все вокруг виноваты.
Беру Пашу за руку и буквально волоку на выход. Со стороны мы, наверное, смешно смотримся, и я бы посмеялась, если бы тошнота не подкатывала к горлу.
Всё вокруг плывёт, будто в тумане. Мне обидно, больно и противно. В голове мелькают воспоминания, сколько раз вытаскивала Асю из разного рода неприятностей, сколько прикрывала её, грудью на защиту кидалась, пытаясь углы сгладить, а в итоге, оказалось, что именно я толкала её в бездну порока. Тьфу, гадость какая-то, точно не со мной всё это происходит.
В сумке вибрирует телефон, но мне сейчас точно не до разговоров. Брэйн рядом, Саша, может и не цел, но вполне себе жив, а Ася стоит, прислонившись лбом к тому самому дереву, и плечи её вздрагивают часто-часто. Кто бы там сейчас не домогался моей персоны, есть дела поважнее.
– Ася, не плачь. – Подхожу близко, кладу руку на плечо.
– Оно само, я не специально, – выдавливает из себя, всхлипывая, и яростным движением вытирает слёзы. – Какое ничтожество, ужас. И на него я столько лет потратила? Какая же я дура, мама дорогая.
– Ты не дура, ты просто любила его.
– Самое противное, что и сейчас люблю. Но пусть живёт как хочет, жопы начальству лижет, по головам идёт. Мне мерзко так, что не выразить, понимаешь?
Впрочем, если так подумать, оставив в стороне обиды, Саша для их семьи старался – вон, повышение заслужил, отпуск заработал. И пусть его лизоблюдство мне всю жизнь перепоганило, понимаю его, потому что люди перед моим отцом и не на таких цирлах стояли, пытаясь услужить. Сколько раз, с самого раннего детства слышала и видела, на что были способны некоторые, чтобы урвать себе местечко под солнцем рядом с Юрием Обуховским.
– Но я всё равно это так просто не оставлю, – шепчет мне на ухо Ася, завидев, что Брэйн в нашу сторону направляется. – Он ещё хлебнёт, или это не я буду.
От её решимости даже немного не по себе. Но молчу, потому что никаким словам она сейчас не внемлет, а попусту тратить нервы не хочу.
– Так, дамы, нужно выдвигаться отсюда. – Брэйн совсем рядом, но зону Аськиного комфорта не нарушает, меня на её глазах не тискает – в общем, ведёт себя почти как джентльмен.
– Всё верно! – Ася головой встряхивает, последние слёзы утирает. – Надо выпить, очень срочно нужно забыться.
Тяжело вздыхаю, понимая, на какие поступки она сейчас способна, стоит поднести рюмку ко рту. В таком состоянии одни проблемы найти можно, но и оставлять её одну не хочется, потому что никогда не бросала, зачем начинать? И пусть в глазах её мужа так и останусь той, кто спаивает и толкает в пучину порока почти святую Анастасию – плевать.
– Сейчас Роджера наберу, подъедет и заберёт даму, – усмехается Брэйн, а Ася решительно кивает. – Поедем, отдохнём, чтобы грусть изгнать.
– Кто этот Роджер? – шипит Аська, когда Брэйн отходит в сторону, разговаривая по телефону.
– Это Пашин друг, хороший мужик, весёлый.
– Вот весёлый мне и нужен! – заявляет, будто решившись на что-то. Надеюсь, Роджер не из тех, кто спит с дамами в беде и расстроенных чувствах, потому что секс с первым встречным не всегда заканчивается хорошо. Хотя она девочка взрослая, почти свободная, пусть делает, что хочет. Хуже, наверное, уже не станет.
– Только давайте подальше отойдём, видеть этот дом не хочу, – говорит Ася и почти бегом несётся вперёд. У неё истерика, понимаю это, но извечная привычка убегать порядком достала.
Отходим втроём метров на пятьсот, и минут через пять, что проводим в полной тишине, вдалеке слышится шум мотора, и одинокая фара рассекает тьму. Вскоре большой чёрный мотоцикл – наверное, самый большой, который видеть доводилось в жизни – тормозит рядом. Роджер снимает с головы шлем и окидывает нас внимательным взглядом.
– Не пыльной дороги, товарищи, – разносится густой баритон в ночной тиши. – Незнакомым дамам – моё почтение и восхищение.
Ася издаёт смущённый смешок, когда Роджер слезает с мотоцикла и галантно кланяется.
– Роджер, – представляется и протягивает руку.
– Ася, – отвечает подруга, и её щеки алеют маковым полем, когда Роджер подносит её тонкую кисть к губам.
От наблюдения за этой парочкой отвлекает жужжание телефона в сумке. Достаю мобильник с чётким желанием отключить, чтобы никто не мешал, но взгляд падает на имя абонента. Не хочу с ним разговаривать, но любовь к нему, внутри сидящая, в кости впитавшаяся, сильнее обиды. Может, случилось что-то?
– Полина? – будто не верит, что это я, что трубку сняла.
Молчу, борясь с желанием сбросить звонок.
– Полина, ты собираешься домой возвращаться?
– Мне, по-моему, чётко объяснили, что к чему. Зачем эти вопросы?
– Ладно тебе, поигрались и хватит, – вздыхает тяжело, точно устал объяснять нерадивому дитяти элементарные вещи. – Что он тебе дать может?
А папа зря время терять не намерен, как посмотрю.
– Ты бы хоть спросил для приличия, что мне нужно в жизни, а там бы, может, и сам ответ нашёл.
– По нелегальным гонкам мотаться тебе нужно? В барах занюханых спиртным накачиваться? Татуировки набивать? Поля, я же навёл о нём справки: он с такими отбросами якшается, что волосы дыбом, приводы в полицию имеются за хулиганку. А баб у него сколько было? Не сосчитать. Дочь, я же не с потолка это всё беру, пойми меня.
Мне кажется, что мне о ком-то другом говорят, не о моём Паше. Отец засыпает меня фактами биографии Брэйна, но я не слушаю. Лишь вижу чуть вдалеке смеющегося мужчину, которого выбрало моё сердце, а всё остальное пусть покоится в прошлом. Отключаю звонок на фразе: "Да он тебя ради первой юбки бросит" и иду к Брэйну.
* * *
– Ах, какой мужчина, – вздыхает Ася, провожая взглядом удаляющегося к барной стойке Роджера. – Жаль, не в моём вкусе.
Мы остались за столиком вдвоём, а вокруг снуют и мигрируют посетители "Бразерса". Многие двигаются ближе к сцене, где молодые парни в рваных джинсах и растянутых майках-алкоголичках настраивают музыкальные инструменты. Солист шипит в микрофон, проверяя качество звука, а гитарист – щуплый парнишка лет восемнадцати с длинной чёрной чёлкой – перебирает струны с самый серьёзным выражением лица. Потешные какие.
У меня такое настроение, когда попеременно хочется то плакать, то смеяться. Напиться бы, но алкоголь в горло не лезет, как и еда, хотя стол и ломится от закусок. Мужчины любят покушать, а Брэйн голоден, кажется, всегда.
Из головы не выходит разговор с отцом. Факты биографии Брэйна, которыми торопился забросахть меня, надеясь таким способом вернуть домой – должны были, наверное, повергнуть в шок, вызвать отвращение, возмутить даже. Но я взрослая девочка и умею отделять зёрна от плевел. Давно уже в курсе, что за холёным, приличным фасадом не всегда скрывается хороший человек. Часто самые большие и добрые сердца бьются в груди тех, кто далёк от условностей и не вяжет на шее галстук. В конце концов, галстук всегда можно надеть, и туфли начистить – не проблема ведь, а жестокость и злобу никакой белой рубашкой не прикроешь. Какой толк, что Саша носит идеально пошитые костюмы, а в кармашке торчит платочек в тон галстуку, если он гнида полная?
– Поля, ты меня извинишь? – спрашивает Ася, отводя взгляд. – Это я виновата, что Саша так много узнал. Должна была держать язык за зубами.
– Да не парься ты. Гад он и сволочь, не хочу больше о нём говорить.
Ася вздыхает и мнёт в пальцах кусочек хлеба.
– Дядя Юра сильно ругался?
– Ася, я же не двойку по физкультуре получила. Ругался… Это даже слабо сказано, он в ярости был.
– Ужас какой. Расскажешь?
Киваю и пересказываю всё, что произошло в доме и в кафе. По мере того, как выкладываю всё новые подробности, глаза подруги всё сильнее округляются.
– Надо было ему сильнее врезать, – заявляет и бьёт рукой по столу. Когда-нибудь она точно разломает чью-то мебель. – Нет уж, я так это не оставлю. Он у меня ещё попляшет.
– Ася, держи себя в руках, – прошу, обнимая её за плечи. – Не руби с плеча, хорошо?
– Не переживай, – отмахивается, бросая на меня быстрый взгляд, – я теперь умная. Найду себе нормального мужика, пусть Саша подавится.
– А как тебе Роджер?
– Ну… Роджер, – задумывается, делая глоток неразбавленного мартини. – Неплохой такой… интересный, но не ёкает. Но я найду того, от которого всё внутри трепетать будет. Найду!
Смеюсь, настолько решимость Аськина веселит. Глаза горят, коса распустилась, и светлые волосы водопадом струятся по плечам. Высокая грудь вздымается в такт дыханию, и от этого зрелища вокруг нашего столика скоро, наверное, смертоубийство начнётся за возможность лицезреть Аськину дивную красоту.
– Слушай, а что это а мыша серая к Брэйну твоему жмётся? – восклицает Ася и указывает рукой куда-то вглубь зала.
Прищуриваюсь, ища глазами Брэйна, а когда нахожу, под ложечкой моментально разрастается и пухнет липкий комок ревности.
30. Брэйн
– Что-то сегодня многолюдно, – говорит Роджер, пока протискиваемся сквозь толпу к барной стойке. – И молодёжь сплошь, девушек стаи.
Светло-карий глаз горит интересом, когда Роджер рассматривает смеющихся барышень, заполонивших зал.
– Может, Викинг решил бабский вечер устроить. Ну, вроде как: один коктейль купишь, три бесплатно.
– Да ну, Викингу-то это зачем? И так посетителей всегда дохера. Но, к слову, моя холостятская душа прямо в восторге от открывающихся перспектив, – Роджер смеётся и подхватывает на руки зазевавшуюся красотку, невовремя под руку подвернувшуюся. Девушка взвизгивает, брыкается, но из хватки одноглазого хрен вырвешься.
– Эх, была бы постарше… – Роджер опускает перепуганную девушку на пол, смачно целует в щёку и отпускает наконец. Девица сбегает, на ходу оправляя чуть задравшуюся юбку. – Красивая, но молодая.
– Ну так и чем плохо?
– Да бросай, – машет рукой и опирается на барную стойку, до которой всё-таки добрались. – Посмотри на меня внимательно: на кой хрен я молодой сдался? Им таких как вы подавай: молодых, красивых и здоровых.
Впервые вижу Роджера таким: беззащитным, открытым, протравленным тоской до самого нутра.
– Ничего, брат, всё всегда бывает только так, как должно быть, – хлопаю его по плечу, а Роджер слабо улыбается. – Найдёшь свою Ассоль, наверняка она где-то ждёт тебя. А вместо алых парусов твоя борода сгодится – горит на солнце не хуже.
– Ага, главное, чтобы меня маразм к тому времени не разбил, и член хоть раз в неделю вставал.
Мы хохочем, сгибаясь чуть не пополам, а облепившие барную стойку девушки косятся в нашу сторону, сто процентов полными придурками считая.
– Слон, – обращается Роджер к бармену, – повтори наш заказ.
Слон кивает и отворачивается, чтобы взять из бара бутылку мартини. Как девушки могут пить эту приторную гадость, ещё и соком разбавлять? Тошнотворное пойло, без вариантов.
– Брат, глянь во-он туда. – Жест куда-то за спину заставляет обернуться. – Та малышка прямо намерилась тебе в затылке дырку проделать. Знакомая, что ли?
Обернувшись, не сразу понимаю, кого именно Роджер имеет в виду, но улыбка на бледных губах одной из девушек кажется смутно знакомой. Где же видел её? Юбка ниже колен, кофточка с глухим воротом, несмотря на душный вечер, зачёсанные назад волосы и полное отсутствие макияжа… Точно! Это же Маша!
Киваю, улыбнувшись, салютую стаканом, наполненным золостистым виски, и отворачиваюсь. Всё-таки "Бразерс" – удивительное место. Кого здесь только не встретишь.
– Какие у тебя подружки оригинальные, – задумчиво замечает Роджер. – Скромницы, вроде, не твой типаж?
– Отстань, придурок, это просто случайная знакомая, ничего больше.
– Ну, бывает, только она, кажется, сюда идёт.
Роджер издаёт смешок и делает большой глоток из стакана. Вдруг кто-то дотрагивается до моего плеча, дёргаюсь инстинктивно, разворачиваюсь и встречаюсь лицом к лицу с улыбающейся Машей.
– Здравствуйте, Павел.
– Маша? Каким ветром? – Обвожу рукой забитый людьми до отказа зал. Совсем рядом, на сцене настраивают инструменты и технику очередные юные дарования, которых хрен пойми где откопал Викинг.
– Мы с одногруппниками пришли в соседний клуб, а там так скучно. Вот сюда решили заглянуть.
Маша краснеет и смущается, будто каждое слово усилием воли наружу выталкивает. Здесь, в "Бразерсе" её бледность, невыразительная фигура смотрятся чужеродно, но в клубе всем рады.
– Приятного вам вечера, – говорю, намереваясь встать. Хочу вернуться скорее к Полине, но Маша дотрагивается до моего плеча. – Что?
– Я подумала… Можно у вас картину купить? Тётя Зина показывала ваши работы, хочу себе одну.
Вот это номер.
– Брэйн картины продаёт только тем, кто духом крепок, – принимается городить чушь Роджер. – Так что для начала нужно татуировку себе набить.
– Я согласна, – заявляет Маша, а на лице решимость и отвага. – Когда приехать можно?
Теряю дар речи, потому что всё это больше смахивает на какой-то долбаный сюр. Маша, тем временем, дотрагивается до моего плеча и заглядывает в глаза.
– Мне очень нравятся ваши картины, – произносит, наклонившись к уху. – Очень.
– Я признателен за такой интерес, но советую хорошенько подумать, потому что татуировка останется с вами на всю жизнь. Да и родные могут остаться не в восторге.
– Я приду, – кивает. – Я решилась.
Мне надоел этот цирк. Шутка, начатая Роджером, явно затянулась.
– Так, Маша, мой друг немного не в себе, потому вы его не слушайте. – Сбрасываю её руку со своего плеча, потому что неприятны навязчивые касания. – Я вам так просто, от чистого сердца картину подарю, хорошо? Ещё и автограф оставлю. Но сейчас я немного занят, до свидания, Маша.
Одно желание: смыться отсюда и поскорее.
– Уже уходите? – В голосе странная грусть, от которой не по себе немного. – А к вам можно присоединиться?
Роджер крякает, смешок пытаясь задавить, от чего краснеет и осушает стакан с виски.
Только открываю рот, чтобы отшить приставучую Машу помягче, как вдруг рядом возникает Полина.
– Вечер добрый, – улыбается Поля и сжимает мой локоть. – Беседуете?
Она улыбается, кажется приветливой, но по тому как вцепилась в мою руку понимаю: она на взводе. Вот только женских драк не хватало.
– А мы уже обратно собирались, – говорит Роджер и, обойдя нас по длинной дуге, отрезает от Маши.
– Полька, пошли обратно. – Ася кидает на меня взгляд, полный скрытой ярости, от чего почти смешно.
– Это же она? – спрашивает Поля, когда увожу её в боковой коридор, где на удивление пустынно.
Полина опирается на стену спиной и скрещивает руки, закрываясь. Она ревнует – видно невооружённым глазом, и это бесит безмерно. До такой степени, что кулаки сами собой сжимаются. Чёртова Маша! Надо было ей здесь оказаться именно сегодня, когда и так проблем выше крыши.
– Ну, определённо она женского пола, хоть я и не проверял.
Стою напротив, и нас разделяет лишь узкое пространство коридора. Протяни я руку, смело смогу дотянуться, но не тороплюсь – пусть попыхтит, выговорится, если всё накопленное внутри закипело и наружу просится.
– Ты же говорил, что она случайная знакомая и ничего вас не связывает. – Смотрит на меня, распахнув глаза, а я будто тону в синих омутах и единственное чего хочу – впиться в карамельные губы, оттащить в дальний кабинет и доказать, что никого, кроме неё мне не нужно. – Соврал?
– Нет, не соврал. Я её сегодня второй раз в жизни видел.
– Так какого хрена она за руку тебя хватала? – пылит, слова выплёвывает, обнимая себя за плечи. А потом вскидывает на меня взгляд больной лани, и, всхлипнув, говорит: – Я еле содержалась, понимаешь? Убить её хотела…
От этого у меня башню напрочь срывает. Делаю шаг, подбородок её приподнимаю, а телом к стене прижимаю. Поля в моей власти, сейчас ей не деться никуда.
– Ты снова ревнуешь, – говорю, а спазм горло сжимает. – Я люблю тебя, моя Поля. Я весь твой – бери. Но не ревнуй, пожалуйста.
– Извини, Паша, я не знаю… Что нашло на меня? Увидела её рядом, не выдержала. Я такая дура.
Прижимаю её к себе, почти рёбра ломаю, а внутри такой пожар бушует, потому что только сейчас окончательно понял: любит. Пусть говорила уже, и сделала многое, пусть и невольно, чтобы доказать, но почему-то именно в этот момент осознание шарахает по башке молотом Тора.
– Твою Асю Роджер пока развлечёт, – говорю, покрывая её лицо лихорадочными поцелуями. Пусть для этого почти дугой выгнуться приходится, но начхать. – Ты нужна мне вот прямо сейчас, остальное на хрен.
Полина смеётся, когда тащу её вдоль коридора, к дальнему кабинету. Распахиваю чёрную дверь, вталкиваю Полю комнату и запираю изнутри, потому что убить способен, помешай нам кто-то сейчас.
– Сумасшедший, – выдыхает, когда замок щёлкает, а я делаю шаг к ней. Всего один, но этого достаточно, чтобы лицом в грудь мне упёрлась.
Зарываюсь пальцами в волосы, массирую затылок, продляя муку, хотя это почти невозможно. Но не хочу набрасываться как дикарь. Нет, сегодня хочу, чтобы каждое прикосновение, каждый поцелуй мой почувствовала.
– Вообще-то я вменяемым был, пока с тобой не познакомился.
Поля отвечает тихим смехом, когда провожу пальцами вдоль линии скул, подбородка, ниже спускаюсь, достигнув ворота футболки. Ещё чуть ниже, и Поля всхлипывает, когда свозь ткань чувствую как грудь напряглась. Сжимаю ладонью податливую плоть, а дыхание сбивается. Уже и сам почти не дышу, когда футболка на пол летит, а сквозь ажурное нежно-розовое кружево вижу, как напряглись тёмно-вишнёвые соски. Чёрт возьми, сейчас точно инсульт разобьёт.
– Ты лучшее, что могло со мной случиться.
– Паша…
Не даю сказать ещё что-то, накрываю губы своими, и языки сплетаются в причудливом танце, и будто искры вокруг летят, и кислород заканчивается. Но, когда целую её, когда так отзывчива любому прикосновению кажется, что дышать-то мне и незачем.
Не прерывая поцелуя, потому что оторваться невозможно подталкиваю к подоконнику – высокому, широкому – и помогаю сесть. Так она выше, так удобнее – ей, мне. Но в этот момент существуют только мы, когда воздух один на двоих, и кровь, кажется, бежит по единому кровотоку. Сердце гулко стучит, в груди ему тесно, оно рвётся наружу, готовое выпрыгнуть из горла.
Моя футболка летит на пол, сверху приземляются мои и её брюки, а сверху пикирует раздражающее до одури нижнее бельё – кружевное, почти невесомое.
– Зачем ты его носишь? – спрашиваю, оглаживая высокую грудь, целуя в шею, оставляя красные метки, которые каждому покажут: моя. Тонкие пальцы проводят по моей шее, спускаются ниже, оставляя глубокие борозды, и движения эти отдаются сладкой болью.
– Привыкла. – Дышит в шею жарко, влажно целует, всхлипывает, когда мочку уха прикусываю, языком вдоль шеи спускаюсь, зализывая следы недавних поцелуев.
– Придётся отвыкать. – Мой шёпот больше похож на шипение змея, а Поля выгибает спину, крепче грудью прижимается. И кожа к коже – так сладко, томительно, до боли под рёбрами и бешеной пульсации внизу живота.
Резким движением раздвигаю стройные ноги шире, чтобы ни одной преграды между нами не осталось, чтобы войти резко, одним движением до упора, но не тороплюсь. Касаюсь, дрожащими от рвущих на части эмоций, пальцами нежной кожи внутренней стороны бёдер, и Полина вздрагивает. Подаётся ближе, прижаться пытается, в плен горячей сладости поймать хочет.
– Нетерпеливая какая…
Нет, это выше моих сил, терпение – не главное моё достоинство. Вхожу резко, ловя распухшими от поцелуев, саднящими губами вскрик. Толчок, движения – с каждой секундой всё интенсивнее, лихорадочнее. Ногти царапают спину, мои пальцы сжимают округлые ягодицы, наслаждаясь ощущением бархатистой кожи. Мне мало её, так отчаянно мало, когда так крепко ноги обвивают талию, а высокая грудь трётся о мою. Пот течёт по спине, стекает по пояснице, но плевать. Даже если испарюсь сейчас, умру от обезвоживания – не остановлюсь.
Когда освобождение приходит, и оргазм мощной волной обрушивается сверху яростной волной, оглушает, я прижимаю Полю к себе, чувствуя биение её сердца, и почти глохну от шумящей в ушах крови.
Опираюсь лбом на её хрупкое плечо, а воздух со свистом покидает лёгкие. Кажется, меня всё-таки разбил инсульт, но похер.
– Ого, – выдыхает, и смеётся, поглаживая мою спину. – Надо почаще тебя ревновать.
– Твоя ревность меня только что чуть в могилу не свела.
– В могилу не надо, живой ты куда прекраснее. Да и вообще… Как жить-то, если тебя не будет?
– Как раньше жила, так и будешь.
– Так уже не выйдет…
– Я люблю тебя, Поля. Просто запомни и только попробуй забыть.
