Текст книги "Судьбе наперекор"

Автор книги: Лилия Лукина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Поймите, на любую работу существуют свои расценки. Их не печатают на первых полосах газет, но те, кому надо, их знают. Так вот, цену за свою работу вы будете назначать сами. Простите за грубость, но вы этого стоите. Что скажете?

– Я подумаю,– Иван поднялся.

– А я и не ждал, что вы сразу же согласитесь,– Петр Петрович тоже встал со стула и достал визитную карточку.– Вот, возьмите. Звоните или приходите в любое время. По этому телефону можно говорить совершенно свободно.

Иван мельком глянул на визитку и сказал:

– Я запомнил,– он взял со стола недопитую бутылку минералки, не прощаясь, повернулся и спокойно пошел дальше по улице, как будто и не было никакого разговора.

Стас подошел к Петру Петровичу, который смотрел в спину неторопливо удаляющегося Ивана, и тот, почувствовав его рядом, спросил:

– Как ты думаешь, он согласится?

– Не знаю,– негромко сказал Стас.

– Согласится,—уверенно сказал Петр Петрович.– Что-то у него случилось... Он держится на нервах и ненависти... Я это кожей чувствую.

– А я -нет,– удивился Стас.

– А вот для этого, спаситель ты мой, другую жизнь надо было прожить. Ладно,– Петр Петрович обнял Стаса за плечи.– Как рука?

– Нормально.

– Это хорошо, но ты с ней все равно поаккуратнее, не перетруждай. Однако, и пообедать бы не мешало,– он направился к машине.– Как думаешь, когда он позвонит? – Стас только пожал плечами.– А давай поспорим?

– Ну уж нет. С вами спорить, шеф,—себе дороже выходит.

– Жаль,– искренне вздохнул Петр Петрович и попросил: – Ну хоть на щелбан?

– Ни ва вто! – подражая артисту Яковлеву из известной комедии, решительно заявил Стас, и они оба рассмеялись.

А вот Ивану, когда он, убедившись, что за ним не следят, сел на низенькую лавочку под грибком на какой-то детской площадке в проходном дворе, было не до смеха. Ему предстояло решить – соглашаться на это предложение или нет. С одной стороны, были бы решены все проблемы: и с операцией для Ромки, и с оплатой обучения в институтах для остальных детей. А с другой , уж очень не хотелось ему возвращаться в прошлое, которое многие годы преследовало его в. кошмарных снах, когда, как в калейдоскопе, перед ним мелькали лица людей, единственная вина которых состояла в том, что они не хотели жить по правилам, навязанным им «старшим братом».

«А есть ли у меня другой выход? – думал он, поднимаясь и снова отправляясь бродить по Москве.– А нет у меня другого выхода! Ну что ж, будем зарвавшихся беспредельщиков мочить. Это все-таки лучше, чем инкассаторов грабить. К тому же Петр Петрович может помочь с документами. Нормальными документами, а не теми, которые я когда-то украл у пьяного мужичка и по которым можно жить только в такой патриархальной глуши, где я и прозябаю сейчас. Надо соглашаться! – наконец решил он.– Но, черт побери, как же не хочется! Но надо!».

Его размышления были прерваны выскочившей прямо у него под носом из телефонной будки девушкой с монеткой в руке, которая весело сообщила ожидавшей ее подружке:

– А он без денег работает!

Девушки засмеялись и пошли дальше по своим делам, не обратив внимания на совершенно неприметного мужчину, для которого оказались настоящими вестницами судьбы, потому что Иван счел бесплатный телефонный звонок добрым знаком. Он вошел в будку, набрал номер Петра Петровича и, когда тот ответил, кратко сказал:

– Я согласен. Это будет стоить пятнадцать тысяч долларов.

На другом конце провода возникло секундное замешательство, и Петр Петрович, откашлявшись, ответил:

– Ванюша... Ты не обижайся, что я так тебя называю, но ведь по возрасту ты мне в сыновья годишься. Видишь ли, я очень надеюсь, что, если бог даст мне здоровье, наша работа продлится не один месяц и даже не один год, поэтому я не хочу начинать ее с обмана. Дело в том, что то, о чем я хочу тебя попросить, стоит никак не меньше ста тысяч, а пятьдесят ты получишь в качестве аванса, помимо денег на расходы. Когда ты сможешь ко мне подойти?

Услышав эту цифру' Иван на секунду онемел, но тут же взял себя в руки и совершенно спокойно пообещал:

– Днями зайду.

– Адрес не забыл? – спросил Петр Петрович.

– Я никогда ничего не забываю,– по-прежнему спокойно обронил Иван и, повесив трубку, мысленно добавил: «К сожалению».

Он не собирался откладывать этот визит, решив зайти тем же вечером. Судя по адресу на визитке, Петр Петрович жил в отдельном доме, так что никаких сложностей возникнуть не должно было. А пока, устроившись поудобнее на скамейке в тени какого-то пыльного дерева, он, прихлебывая теплую, чуть солоноватую минералку уже без газа, решил позволить себе маленькую, совсем крошечную слабость – помечтать о будущем детей. Операция Ромке – это, конечно же, первое, а потом его в медицинский – он так хочет быть врачом. Юрке – компьютер, пусть уже сейчас, проныра, учится. Иван старательно делал вид, что не знает, откуда брались деньги, когда им всем приходилось совсем туго,– это Юрка придумал воровать подсолнухи, шелушить, жарить и оптом продавать бабушкам, которые потом в райцентре ими торговали,– так что ему прямая дорога в экономический. Шурке, самому младшему, которому только недавно исполнилось четырнадцать,– гитару хорошую, пусть поет на здоровье, а там и до консерватории рукой подать. Колька, обстоятельный и немногословный паренек, который в свои семнадцать лет взвалил на себя их, пусть и небольшое, хозяйство, обязательно на какого-нибудь менеджера должен учиться. А Славка непременно художником станет – пятнадцать лет всего мальчишке, а рисует так, что Юрка, который его маленькие пейзажики барыгам на Старый Арбат отвозит, говорит, что их чуть ли не с руками отрывают. Лешка... Интересно, а где-нибудь на Самоделкиных учат? Золотые у парня руки! Может починить даже то, что в принципе невозможно починить. Эх, Лешка, Лешка... Тебе же восемнадцать уже... Нет, решил для себя Иван, костьми лягу, но в армию ты у меня не пойдешь. За этими неспешными, почти стариковскими мечтаниями Иван не заметил, как подкрался вечер. Он поднялся и неторопливо отправился искать дом Петра Петровича.

А тот тем временем, устроившись в кабинете на своем любимом месте – в кресле напротив не зажженного из-за установившейся в городе жары камина, сквозь легкую полудрему думал, что ему несказанно повезло, что с таким человеком, как Иван, если найти к нему правильный подход, можно великие дела делать. Под эти мысли Петр Петрович и уснул. Разбудило его негромкое покашливание, и он недовольно поморщился – все в доме знали, что беспокоить его в такие минуты можно только в случае каких-то очень важных вестей.

– Ну что там еще стряслось? – не открывая глаз, спросил он, но ответа не услышал. Тогда он выпрямился в кресле и посмотрел туда, откуда шел звук,– в соседнем кресле, по другую сторону небольшого столика, сидел Иван и вертел в руках крошечный Вальтер, с которым Петр Петрович никогда не расставался и которому сейчас полагалось мирно лежать в кармане его брюк. Петр Петрович хлопнул себя по карману – тот был пуст.– Ну силен ты, парень! – с искренним восхищением сказал он и предложил, показывая на столик: – Выпьешь что-нибудь? Выбирай! А может, поужинать хочешь?

– Дома поем,—спокойно отозвался Иван.—Давайте ближе к делу.

– Хорошо,– согласился Петр Петрович.– Тебе нужно будет вылететь в Приморье...

– Не получится,– прервал его Иван.– Не те у меня документы, чтобы самолетом летать.

– Пусть это будет твоя самая большая печаль, Ванюша,– отмахнулся Петр Петрович.– Сделай два комплекта фотографий для обычного и загранпаспорта, отдай мне и скажи, на какие имена тебе документы нужны, остальное уже не твоя забота – будут готовы самое позднее на второй день. Одни тебе будут для жизни, а вторые – для работы. Так вот, давай к делу. Есть в Приморье такой вконец оборзевший авторитет, погоняло его Шип...

Спокойно выслушав все, что ему рассказал Петр Петрович, Иван задал несколько уточняющих вопросов:

– Сроки?

– Не горит, но и тянуть с этим тоже не хотелось бы.

– В течение двух недель устроит?

– Более чем.

– Хорошо,—Иван кивнул.—А как убрать? В этом смысле какие-то пожелания есть?

Вот тут Петр Петрович задумался: с одной стороны, очень лестно было бы, чтобы все понимали – пошел против него, так получи что-то особенное, что ни с чем другим не спутаешь, чтобы знали – это он наказывает за непослушание. А с другой стороны – врагов и так немерено, к чему их число увеличивать? Но победило тщеславие.

– А у тебя есть какой-нибудь фирменный стиль? – спросил Петр Петрович и получил в ответ взгляд, которым шеф-повар дорогого ресторана смотрит на клиента, поинтересовавшегося, а сможет ли тот приготовить яичницу-глазунью.– Да... – хмыкнул он.– Кажется, я что-то не то спросил...

– Да нет, Петр Петрович,– спокойно сказал Иван.– Просто вы, видимо, еще не решили для себя, что для вас важнее: быть или казаться. Но у вас еще есть время – документов-то у меня пока нет. Поэтому подумайте и заказывайте, что вы конкретно хотите.

– А ты что, действительно, как говорил Стас, все сможешь? – с некоторым недоверием спросил Петр Петрович, но, взглянув в совершенно пустые, холодные глаза Ивана, осекся.—Извини, Ванюша. Старею... Говорю не то... Прости... Давай так договоримся: ты привези мне фотографии, а, пока паспорта будут делать, я и подумаю. А сейчас возьми деньги и... Ты ведь, наверное, не один живешь? Вот я и хочу твоим гостинцы передать.– Иван хотел возразить, но Петр Петрович остановил его: – Не обижай старика – от души предлагаю. Ты думаешь, я не понял, что не для себя тебе деньги нужны? Понял. Беда у тебя, вот поэтому ты и согласился мне помочь. Ради себя самого ты бы на это не пошел. Я ведь всех, кто хоть что-то в этом деле умеет, знаю, так что не остался бы ты незамеченным, даже если бы хоть раз засветился. Прости, если о чем-то неприятном напомнил, только не хочу я, чтобы между нами недомолвки были. Не обиделся?

– Нет,– задумчиво сказал Иван.– И спасибо.

– Вот и хорошо,– Петр Петрович улыбнулся.– Пошли на кухню, сейчас Настена твоим гостинцы соберет. То-то мои орлы удивятся, нас вдвоем увидев! Как же ты все-таки сюда проскользнул, а? – Иван только чуть улыбнулся.– Ну, не хочешь – не говори.

Увидев хозяина, выходящего из кабинета вместе с Иваном, который по-прежнему держал в руках Вальтер, сидящий около дверей мужчина чуть сознание не потерял.

– Шеф ! – ошеломленно вскрикнул он.– Да как же?..

– Все нормально,—успокоил тот охранника, забирая назад свой пистолет и опуская его в карман.– Выше головы не прыгнешь! Вам с ним не тягаться! И не старайтесь!

На кухне хозяйничала крупная, уж немолодая женщина самого грозного вида, которая некогда была настоящей красавицей, не растерявшая с годами свою привлекательность.

– Настасья! – позвал ее Петр Петрович.– Собери-ка для хороших людей чего повкуснее! Да побольше! Побольше!

Женщина оглянулась и на мгновение встретилась глазами с Иваном. В ее лице ничего не изменилось, но она тут же поставила на стол блюдо с пирожками и, кивнув на него Ивану, приказным тоном сказала:

– Пока не съешь, никуда не пойдешь! – и, повернувшись к Петру Петровичу, бесстрашно заявила: – И ты хорош – гостей голодом моришь! И чаю ему налей!

– Я не голоден,– попытался отказаться Иван, но она в ответ только хмыкнула:

– Ага! Уже вижу! Это так заметно, что прямо в глаза бросается! Сядь и ешь!

– Садись, Ванюша! – рассмеялся Петр Петрович.– Спорить с ней бесполезно!

– И опасно! – добавила она, доставая из шкафа большую сумку и направляясь с ней к огромному холодильнику.

Что-то дрогнуло в лице Ивана, и он, покорно сев к столу, стал пить чай с пирожками вместе с присоединившимся к нему хозяином дома. Когда сумка была набита доверху, Петр Петрович, застегивая на ней молнию, сказал:

– Ну, на первое время хватит. Значит, жду тебя с фотографиями. Только... – тут он не выдержал и расхохотался.—Очень тебя прошу, входи в следующий раз в двери, не развивай в моих людях комплекс неполноценности.

– А заодно оставить свою фотографию на память всем тем, кто за этим домом наблюдает? – спокойно поинтересовался Иван.– Или вы думаете, что вас без присмотра оставили?

– Какой же ты умница, Ванюша! – сразу став серьезным, сказал Петр Петрович.—Ты прав! Тебе это ни к чему! Входи и выходи так, как тебе удобно, а там мы что-нибудь придумаем. Только сейчас-то ты как выйдешь? С такой тяжестью? – он кивнул на сумку.

– А давайте я его отвезу? – предложил стоящий в дверях кухни Стас.– Он в гараже на заднее сиденье машины ляжет, там его никто и не заметит.

– Хорошо,– кивнул головой Иван.

В гараже он поставил сумку, действительно тяжести почти неподъемной, на заднее сиденье и там же прилег сам. Машина выехала из ворот и начала петлять по переулкам. Когда она остановилась, Стас сказал:

– Все, можно перебираться вперед,—и Иван, не выходя из машины, ужом проскользнул на переднее сиденье.– Куда ехать?

– Долго ехать придется,– предупредил его Иван.

– Так и ночь впереди не короткая.

– Ну, тогда двигай по Ярославке.

– По Ярославке, так по Ярославке,– согласился Стас.

Километры Ярославского шоссе наматывались на колеса машины, а сидящие в ней мужчины изредка перебрасывались короткими фразами.

– Слушай, Стас,– неожиданно спросил Иван,– а тебя кошмары никогда не мучили? Никогда не вспоминалось все это?

– Знаешь, Тень... Не просто так я запил... Не только из-за бывшей жены-стервы и того, что стране своей, да и вообще никому, ненужным оказался... Но... Давай не будем это дерьмо ворошить, а?

– Хорошо,– согласился Иван:

– Но ты так и не сказал, где ты, что ты, чего ты? – спросил Стас.

– Я? – переспросил Иван.– Я работаю в детском доме, в Батьково – есть такой маленький поселок почти на границе с Ярославской областью. Зимой в котельной, снег убираю, лед колю... Летом подметаю, крашу, ремонтирую... В общем, мастер на все руки.

– А что у тебя случилось-то? Для чего деньги понадобились?

– Да парнишку одного хорошего, очень хорошего, из Чечни инвалидом привезли. Операцию ему надо срочно делать, а она бешеных денег стоит. Ладно, теперь это вопрос решенный. Слушай, ты меня там Иваном называй, хорошо?

– Договорились. А откуда мы друг друга знаем? – спросил Стас, который, следуя указаниям Тени, осторожно ехал по разбитой грунтовой дороге по направлению к видневшимся вдалеке огонькам небольшого поселка.

– А в армии вместе служили. Пойдет?

– Запросто. Полностью меня зовут Станислав Никифорович Приходько.

– А меня Иван Иванович Кузнецов,– представился Тень.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Ну вот и познакомились!

Заждавшиеся Ивана ребята сидели вокруг Ромкиной раскладушки и, как могли, старались развеселить его, а он, чтобы подыграть им, старательно улыбался, да вот только глаза у него были тоскливые. Услышав звук открываемой двери, мальчишки подскочили и бросились навстречу Ивану.

– Папа, ты чего как поздно?.. Мы волновались... Мы думали, ты сегодня уже не приедешь... Последняя электричка давно уже прошла... Все уже остыло... – говорили они, не заметив еще, что он не один.

– Тихо, тихо,– успокоил их Иван.– Вот познакомьтесь, мой армейский друг Стас,– и, подходя к Ромке, сказал:– Ну все, лежебока, завтра в больницу поедем. Чинить тебя будем.

У Ромки задрожали губы, глаза налились слезами, он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, он прошептал:

– Правда, папа?.. Это правда?..

– А почему ты удивляешься? Ты что, забыл наш разговор? Я же сказал тебе, что достану деньги на операцию. Ты что же, мне тогда так и не поверил? – укоризненно глядя на Романа, спросил Иван.

– Папа! Папа! Папа! – рыдал Роман, закрыв лицо руками, но внезапно замолчал и, с тревогой глядя на Ивана, спросил: – А вдруг операция окажется неудачной и деньги пропадут зря?

– Стас, иди сюда,– позвал Иван и, когда тот подошел, попросил: – Слушай, расскажи вот этому недоверчивому, как тебе тот же хирург, что его будет оперировать, руку спас:

– А чего рассказывать? Я лучше покажу,—тот закатал рукав, обнажая исполосованную шрамами руку.– Вот, Роман, смотри,– и начал сгибать и разгибать ее в локте.– А ведь на ниточке висела.

И у Романа в глазах появилась такая отчаянная, такая безумная надежда, что Стас, не выдержав, присел рядом с ним на корточки и, похлопав по плечу, сказал:

– Не бойся, парень. У вас есть такой человек, как Иван. А с ним ничего не страшно, поверь,– выпрямившись, он оглядел притихших ребят и жалобно заскулил: – Есть хочу! Я с самого обеда ничего не ел! А вы гостей голодом морите! Хозяин, у тебя совесть есть или нет?

Ребята сначала заулыбались, но, спохватившись, что угощать-то нечем, начали смущенно переглядываться. А Иван, видя это, направился к двери, бросив на ходу:

– Совесть есть! Но она в твоей машине.

Когда из большой сумки на стол, как из рога изобилия, посыпались продукты, о которых ребята даже не слышали, не говоря о том, чтобы попробовать, они были потрясены и только периодически спрашивали: «А это что?», а услышав от Стаса название, которое им все равно ничего не говорило, кивали головой, чтобы с новым интересом уставиться на очередную яркую коробочку. Один только Юрка, чья коммерсантская душа не могла вынести столь бездарного разбазаривания денег на разные деликатесы вместо того, чтобы купить нормального мяса, запасти картошки, лука, отложить денег на черный день, а часть, наоборот, пустить в дело, не выдержал и, подойдя к Ивану, спросил:

– Папа, за сколько же ты договорился продать меч, если хватило и Ромке на операцию, и на эти продукты?

– А я его не собираюсь продавать,– спокойно ответил Иван.—.Я в Москве старого друга встретил, посидели, поговорили... Вот он мне в долг и дал. А это,– он кивнул на стол,– вообще от него подарок.

– Это вы папе в долг дали? – Юрка повернулся к Стасу.– А когда нужно возвращать?

– Юра! – изумленно сказал тот, мгновенно почувствовав, как из армейского друга их папы он превращается в кредитора, а этих людей никто, нигде и никогда не любит, и как от ребят словно холодом повеяло.– Я похож на человека, у которого есть такие деньги?! Ты мне льстишь!

– Стас здесь совершенно ни при чем,– успокоил ребят Иван.– Мне их дал совсем другой человек, а отдавать можно не торопиться.

Степенный и хозяйственный Колька, быстро разобравшись во всей наваленной на стол снеди, тут же распределил, что нужно съесть в первую очередь, а что может полежать, и с помощью Славки и Шурки накрыл на стол, который ради такого случая перетащили к Ромкиной раскладушке.

Стас смотрел на счастливые лица ребят, на их горящие глаза, на спокойный умиротворенный взгляд Тени, которым он окидывал своих детей, и понимал, что перед ним настоящая семья, хоть все они друг другу по крови и чужие. Он видел, как каждый кусок чего бы то ни было делится ровно на восемь частей по количеству человек за столом, с какой любовью и заботой все относятся друг к другу, и чувствовал, что на душе становится теплее, что тает тот лед, который сковывал ее все последние годы.

Выйдя после ужина во двор, Стас спросил у Тени:

– Так ты к Смирнову Ромку повезешь?

– К нему самому. Хоть и противно мне его рожу самодовольную видеть, но, говорят, он лучший.

– А это действительно так – Петр плохих не держит. Да-да,– покивал головой Стас удивленному Ивану.– Смирнов у него на окладе, он всех наших чинит, если что. Поэтому если Ромку завтра я к нему привезу, то тебе эта операция может гораздо дешевле обойтись. Сколько он с тебя запросил?

– Пятнадцать тысяч.

– Ну а мне он скостит штуки три, не меньше. И платить будешь не до операции, а после.

– Спасибо, Стас, но не надо. Не хочу я детей сюда впутывать. Пусть ничего не знают. Пусть нормальной жизнью живут. Чувствую я, что шеф твой меня без работы не оставит, так что нищета нам не грозит. Только.... Стас, если со мной что... Ты за ребятами пригляди.

– Типун тебе на язык, во-первых, а во-вторых, мог бы и не говорить,– Стас помолчал, а потом задумчиво сказал: – Тень... А ведь они со временем все равно узнают... Как ты им объяснишь, откуда деньги берутся? Опять кто-то дал в долг, который возвращать не надо? Но я уверен, что они правильно все поймут. А вот вранье могут и не простить. И еще. Съезжать вам отсюда надо. Подозрительно твоим соседям покажется, что у вас вдруг невесть откуда деньги появились, разговоры ненужные пойдут. Если ты в саму Москву переезжать не хочешь, так можно будет где-нибудь в области, совсем в другом районе, хороший дом присмотреть, туда и переберетесь... – и, резко меняя тему разговора, категорично заявил:

– Так что я завтра Ромку сам отвезу. Сиденье разложим, и доедет он, как барин. Знаешь,– Стас улыбнулся,– завидую я тебе, такие парни у тебя замечательные... Надо же, шесть человек...

– Ну вообще-то их гораздо больше,– Иван кивнул на виднеющееся неподалеку большое старое здание.– Просто получилось так, что эти стали для меня самыми близкими и родными, ты же сам слышал, как они меня папой зовут, остальные-то – дядей Ваней,– он немного помолчал и задумчиво сказал: – Вот ты говоришь перебираться куда-нибудь... А как я их оставлю? Тех,– он снова кивнул на детдом.– Да и дети этот переезд вряд ли поймут – они же все вместе столько всего пережили! – и решительно заявил: – Нет! Мы тут останемся. Тем более что детдом грозятся скоро расформировать – здание-то аварийным признали, и раскидают ребятишек тогда кого куда. Нет! – еще раз решительно заявил он.– Пусть уж они, сколько получится, все вместе побудут, а с деньгами я что-нибудь придумаю.

Они могли бы еще многое друг другу сказать, но тут подошел Колька и озадаченно спросил у Ивана:

– Папа, а где мы дядю Стаса положим? – и он повернулся к гостю.– Вы извините, но со спальными местами у нас не очень-то...

– Не волнуйся, Коля,—успокоил его Стас.—Я в машине лягу.

– Так вам же там неудобно будет... С вашим-то ростом... – удивился тот.

Стас с Тенью переглянулись – они почти одновременно вспомнили все те совершенно нечеловеческие условия, в которых им приходилось и жить сутками, и ночевать, и сидеть в засадах. Сначала они улыбнулись, а потом, не выдержав, расхохотались, выпуская копившееся годами нервное напряжение. Они смеялись и никак не могли остановиться, чувствуя, что из их жизни уходит холодное тоскливое одиночество, когда не с кем откровенно поговорить по душам, что теперь все наладится, что их стало двое, а это значило, что отныне им обоим будет намного легче жить.

– Вы чего? – Колька переводил недоуменный взгляд с одного на другого, понимая, что, смеются они не над ним.

Выскочившие из дома на шум другие ребята изумленно смотрели на смеющегося Ивана и были счастливы, что ему весело – им практически никогда не доводилось видеть его таким: радостным и неожиданно помолодевшим. И они готовы были всем сердцем полюбить этого пока малознакомого им дядю Стаса только за то, что папе рядом с ним так хорошо.

На следующий день Стас сдал Ромку с рук на руки Смирнову, который, узнав его, действительно без звука скинул три тысячи, пообещав, что уход за ним будет ничуть не хуже, чем в свое время за самим Стасом. Иван же, которого они высадили по дороге, тем временем успел сфотографироваться и даже получить снимки. Он положил их в конверт вместе с листком бумаги, на котором были его имена: старое, которое хоть и было для него чужим, но к которому он успел привыкнуть за эти годы и решил оставить для работы, и новое, а точнее, родное.

– Возьми и передай своему шефу, Стас,– сказал. Иван, протягивая ему конверт.– И еще скажи, что я предлагаю держать связь через тебя – не надо мне там лишний раз появляться. Вот только тебе придется в такую даль мотаться.

– Тебе виднее, Тень,– сказал тот, пряча конверт во внутренний карман ветровки.—А насчет того, что мотаться... Так для бешеной собаки сто верст не крюк, зато мальчишек лишний раз повидаю. Запали они мне в сердце... – и, по-доброму усмехнувшись, с нежностью в голосе добавил: – Чертенята...

Больше Иван сам в Москву не ездил, зато мальчишки наведывались к Ромке каждый день. Когда же они сказали, что того успешно прооперировали и окончательное выздоровление теперь —дело времени, Тень взял свои новые документы для работы на имя Кузнецова, которые Стас немногим ранее привез ему в запечатанном конверте вместе с краткой запиской от Петра Петровича, где было всего три слова: «На твое усмотрение», собрал детей и, вручив поделенные пополам оставшиеся деньги Юрке и Кольке, сказал:

– Мне нужно будет на несколько дней уехать. Это деньги на всяческие расходы. Тратьте с умом. Дядя Стас будет вас навещать. Если что-нибудь случится... Ну, в общем... Разное в жизни бывает... Прислушивайтесь к нему, он очень хороший человек и плохого не посоветует. Ну, я пошел.

Он взял заранее собранную сумку и собрался уходить, когда его остановил звенящий от волнения Лешкин голос:

– Папа, а ты можешь не ехать?

– Нет, Алексей, не могу. Должен.

В дверях он обернулся, но лучше бы он этого не делал, его дети стояли, плотно сжав губы, но если у старших—Лешки, Юрки и Николая– глаза были сухие, только боль в них стояла невыносимая, то младшие, Славка с Шуркой, молча глотали слезы, которые, как они ни крепились, так и не смогли сдержать. Такими они и стояли у него перед глазами, пока он ехал в электричке в Москву, а потом в аэропорт.

«Как же просто было когда-то уходить,– думал он,– когда я отвечал только за самого себя... А сейчас есть дети, которые любят, ждут и беспредельно мне верят. И ради них я сделаю все! И дай-то бог, чтобы они меня поняли... Правильно поняли!».

Когда через неделю он вернулся домой, первым, кого он увидел, был лежащий в саду в гипсовом корсете на раскладушке обложенный книжками Ромка.

– Ты что, сбежал из больницы? – удивленно спросил Иван.– Там было так плохо?

– Папа! – радостно заорал Ромка.– Папа приехал!

На этот крик выскочили остальные дети и бросились к нему. Они облепили его, хотя подобные нежности у них были не в ходу, и в обращенных на него глазах снова были, слезы, на этот раз слезы радости. Иван почувствовал, что у него самого защипало глаза, а в горле появился комок, которого никогда раньше за все тридцать четыре года его жизни, даже в самые тяжелые, невыносимо тяжелые минуты, не было. Он с трудом взял себя в руки и как можно спокойнее сказал:

– Не понял? Я что, с войны вернулся? И почему Ромка здесь, а не в больнице?

– А мне там надоело,– отводя глаза, пробормотал тот, поднявшись с помощью Лешки и Кольки с раскладушки.—Скучно там. Мы все лекарства взяли, я их и здесь могу пить, и уколы я сам себе научился делать. А дядя Стас, между прочим, который меня сюда привез, согласился с тем, что здесь я быстрее поправлюсь. А ты, как говорят, сам предупреждал, что он плохого не посоветует.

– Ох и разберусь я с этим самым дядей Стасом! – пригрозил Иван.– Пусть только появится! Кстати, а кормить меня собираются? – спросил он.

– А как же, папа! – возмутился Николай.– Мы тебя каждый день ждали. А тебя все нет и нет... Мы здесь уже чего только не передумали...

Сидя за столом, за которым собралась вся семья, Иван удивленно посмотрел на их обычный нехитрый обед, немного приукрашенный консервами из той самой сумки, и удивленно спросил:

– Вы что же, умудрились уже все деньги потратить?

– Нет, папа,– солидно ответил Колька.– Просто мы так рассудили, что чего их попусту транжирить? Их же возвращать надо,– и он повернулся к Юрке.

– Понимаешь, папа,– смущенно начал тот.– У меня тут одна мыслишка появилась, как их крутануть, чтобы заработать немного... Тогда и ты долг сможешь вернуть, и нам еще останется. Ты не против?

«Вот и наступил тот момент, когда нужно им все как-то объяснить,– тоскливо подумал Тень.– Но как?! Как?!»

– Дети,—медленно начал он, понимая, что рискует сейчас абсолютно всем: их любовью, их доверием.– Дело в том, что эти деньги не нужно возвращать... Я их заработал... И, если так можно сказать, заработал честно...– Тень смотрел прямо в лицо своим детям. Он не имел права опустить перед ними глаза, он должен был сразу ясно и четко понять, как они ко всему этому отнесутся.– И это еще не все деньги. Теперь мы все сможем нормально жить, вы все сможете учиться там, где захотите, сможете заниматься тем, чем захотите. Это наши деньги.

Ребята, мгновенно став серьезными, переглянулись, но никто из них не отвел глаза, встретив его выжидающий взгляд, никто не отвернулся, не встал из-за стола, не ушел.

– Папа,—Лешка смотрел ему прямо в глаза.-Ну мы, в общем-то, что-то в этом роде и подумали, когда дядя Стас никак не мог ответить, куда и зачем ты поехал.

– Папа,– спросил Ромка дрогнувшим голосом.– Ты сделал это из-за меня?

– Нет! – твердо заявил Тень, который не мог допустить, чтобы Роман хоть на секунду почувствовал себя виноватым в том, что произошло.– Вы все – это единственное дорогое, что у меня есть в жизни, и это я сделал ради вас всех!

Дети снова переглянулись.

– Папа,– взволнованно сказал обычно флегматичный и уравновешенный Колька, и в его голосе слышались слезы – Папа! Мы самые счастливые люди на Земле, потому что у нас есть ты, наш папа! И мы хотим, чтобы ты знал: мы с тобой! Мы все с тобой! До конца! Каким бы он ни был! Поверь нам, папа! Самое дорогое, что у нас есть на свете,– это наша семья, которой без тебя никогда бы не было, да и вообще у нас ничего бы не было! Мы хотим быть с тобой! Мы не хотим, чтобы ты нес этот груз один! Мы разделим его с тобой, папа!

– Нет! – покачал головой Тень, снова чувствуя в горле этот неизвестный ему раньше комок.– Я не хочу, чтобы это вас коснулось. Я не хочу для вас этой жизни. Я не для того взял на себя когда-то ответственность за вас, чтобы вы окунулись в эту грязь. И, пока я жив, я этого не допущу! Нет, этой судьбы я для вас не хочу!

– Ты не прав, папа! – серьезно сказал как-то разом повзрослевший Шурка.– Эту судьбу мы выбрали для себя сами! И Колька правильно сказал: мы с тобой! До конца с тобой!

– Папа,—тихонько попросил Лешка, кивая на его левое предплечье, где они не раз видели татуировку осы.– А расскажи нам про ваш отряд,– и, увидев, как внезапно сузились глаза Ивана, смущенно сказал: – Ты не сердись на дядю Стаса, у него случайно вырвалось, что ты был в нем самым лучшим.

– Папа, а действительно расскажи, а? – поддержал Лешку Роман, да и остальные дети смотрели на Ивана с жадным любопытством, ведь он никогда ничего не говорил им о своем прошлом.

– Хорошо,—немного подумав, согласился тот. «А что? Скрывать мне больше уже нечего,—думал Иван.—Тем более что теперь это никому не повредит: В живых остался только я один. А когда-то нас было восемь человек»,– и перед его мысленным взором одно за другим стали появляться лица его боевых друзей, которых он уже никогда больше не увидит.