Текст книги "Судьбе наперекор"

Автор книги: Лилия Лукина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Спасибо большое, Тамара,– сказала я, поднимаясь.

В дверях я повернулась, чтобы попрощаться, и увидела обращенный на меня серьезный, совершенно недетский, даже враждебный взгляд Оли Фомичевой.

– Ну вот и новый фигурант у нас появился! – спокойно сказала я, не собираясь сыпать соль на их раны.

– Да ни при чем здесь этот парень! – отмахнулся от меня Солдатов.

– Ты судишь по тому, что раз Тамара о нем рассказала, то не он убийца? Нет уж! Будем проверять, раз уж на него натолкнулись! – решительно заявила я и попросила Чарова: – Михаил, ты на нее кобелей не спускай, что она этого парня на территорию провела,– я бы за бесплатно тоже выкладываться не стала, тем более что, вопреки вашим прогнозам, держалась она довольно приветливо. А вот Оля Фомичева, в силу возраста, эмоции свои скрывать еще не научилась и смотрела на меня, в отличие от Тамары, как на классового врага, родовую вражду лелея.

– Брось ты, Елена,– махнул рукой Пончик.– Лелька и сердиться-то не умеет. Это же ватрушка, а не девчонка. Ей бы приготовить что-нибудь вкусненькое да пожевать. Когда Фомич свой день рождения на заводе отмечал, она такой стол накрывала, что закачаешься. Оторваться невозможно было.

– А у нее что, родителей нет? – спросила я.

– Почему это нет? – удивился он.– Есть, конечно, только они уже много лет за границей по контракту работают. А она здесь при бабке с дедом выросла. Хорошая девчонка, неиспорченная,– и улыбнулся: – Повезет кому-то!

Около двери в приемную по-прежнему стояли двое парней, и еще двое сидели внутри на диване. Манька-Анжела, должно быть, напропалую экспериментировала со своей внешностью, потому что волосы у нее сегодня были зеленые с несколькими желтыми прядями, а ногти – синие. При виде Чарова она обиженно поджала губы и отвернулась, а сам Михаил скривился, как от зубной боли.

– Один? – спросил Солдатов у нее, кивнув на дверь.

Манька даже ответить не соизволила и, демонстрируя крайнюю степень негодования, только небрежно повела пальчиком в сторону двери – идите, мол.

В кабинете расплывшийся в кресле пьяный Наумов старательно пытался придать себе трезвый вид. Увидев меня, он заулыбался.

– А-а-а, передумала?

– Да,– сказала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.– Но могу передумать еще раз. Хочешь?

Он с трудом оторвал руку от подлокотника и помотал ею, видимо, это должно было означать – нет.

– Сколько? – он имел в виду мой гонорар.

Я не собиралась посвящать Михаила с Семенычем в свои дела, поэтому подошла к столу, написала цифру в долларах на листке бумаги, показала Наумову и сказала:

– Аванс.

Он сосредоточился, разобрал сумму и кивнул. С трудом поднявшись, он ушел в комнату отдыха, повозился там и, вернувшись, протянул мне сложенную вчетверо газету. Я приоткрыла ее и провела ногтем по краю банковской упаковки – вроде все нормально.

– Не доверяешь? – Наумов хотел укоризненно покачать головой и чуть не свалился, но удержался на ногах.– И правильно! – неожиданно заключил он.– Чего тебе еще надо?

– Доверенность на представление интересов завода.– Да... Таких клиентов у меня еще не было.

Наумов, успевший добраться до кресла, снова кивнул и сказал:

– Мишка, подготовь, чего надо.– Чаров пошел к двери, но тут Наумов окликнул его: – Мишка, ты когда Маньку к Власову отвезешь? Она мне уже плешь проела со своими истериками,– и пьяно пожаловался мне: – Бью – не помогает! – и он снова обратился к Чарову.– Ты ему скажи, что я заплачу. А не хочет по-доброму, так мы и по-другому можем.

– Между прочим, Власов – брат Матвея,– небрежно бросила я, глядя на Наумова и делая рукой знак Михаилу, чтобы он шел заниматься делами.– Ты хочешь с Матвеем бодаться? Из-за Маньки?

– Ты что, серьезно? – от такой новости он даже заметно протрезвел.– Не-е-е, обойдется. Что я, дурак, что ли? – и бросил Солдатову: – Позови, кто там из мальчиков в приемной. Пусть зайдут.

В кабинет вошли двое сидевших в приемной охранников.

– О! – тыча в них пальцем, сказал Наумов.– То, что надо. Это Малыш и Карлсон,– объяснил он мне и обратился к ним, тыча пальцем уже в меня.– В ее распоряжение. Будете делать, что скажет, и джип возьмите, чтобы не хуже, чем у других, было.– Те молча кивнули, посмотрели на меня и вышли.

Он что же, Матвею собирается подражать, подумала я, села около стола для заседаний, закурила, стала присматриваться к Наумову, и оказалось, что он не так пьян, как притворяется. Думать мне никто не мешал – Солдатов тихонько сидел на стуле, а Наумов якобы задремал.

А что я знаю о Николае Сергеевиче Наумове? Ведь в папке о нем ничего нет. Судя по тому что Морда держал его при себе, он не дурак – таких у Морды не водилось. Да и сам Мордовин, несмотря на то что действительно был психопат и наркоман, дураком не был, иначе не смог бы подмять под себя все мелкие группировки и контролировать потом половину самого большого в Баратове района. И райотдел такое положение вещей, откровенно говоря, устраивало: лучше иметь двух постоянно конкурирующих между собой авторитетов, каждый из которых не прочь подставить соперника, проще говоря просто сдать при случае, чтобы выторговать себе некоторые временные поблажки, чем одного крупного, который станет настоящим хозяином района. Семеныч сказал, что Гадюка был у Морды на подхвате. А если хорошенько вдуматься в смысл этого слова, то Наумов действительно после смерти Морды подхватил и группировку, и шалаву Лариску с девчонками, а теперь и все, что осталось после богдановской семьи, а директорчик нахапал для своей семейки немало. Не его ли рук это дело? И то побоище в сауне – ведь змеям чувство благодарности неведомо,– и все многочисленные трупы сейчас? Нужно будет о нем все как следует выяснить. Может быть, мы с Михаилом и Пончиком за деревьями леса не видим? С самим Наумовым разговаривать бесполезно... Пан? Но соваться к нему сейчас не следует. Ладно, подожду.

Тут появился с отпечатанной доверенностью Чаров, Наумов подписал ее, шлепнул печать, и мы вернулись в кабинет к Солдатову.

– Уважаемые! Интересные мысли мне в голову пришли. Не желаете выслушать? – и я рассказала им о своих предположениях.

Солдатов крепко задумался, гладя себя по голове, и по его виду было видно, что он размышляет – говорить или не говорить, но потом он решился:

– Насчет Морды и роли Наумова в группировке ты, Елена, права. На подхвате не на подхвате, но последнее время руководил группировкой именно Гадюка, потому что Морда был уже совсем, как теперь говорят, неадекватный.

Делал он это потихоньку, в глаза не лез, не наглел, а когда все ниточки к рукам прибрал, то договорился с Дьяком. Знаешь, кто это? – он посмотрел на меня, и я кивнула головой – это был второй авторитет, контролировавший Пролетарский район.– Пообещал ему, что в легальный бизнес уйдет, а район ему оставит. Дьяк исполнителей из Казани вызвал, они-то Морду с ближним окружением и расстреляли тогда в сауне и в тот же вечер уехали. Но к убийствам Богдановых он, я думаю, да и Михаил, наверное, со мной согласится, непричастен – невыгодно ему это. Ты же слышала, что Петрович на ладан дышал и собирался официально все оформить, чтобы Наумова вместо себя оставить, а Ритка, Лариска и Толька никогда бы в заводские дела вмешиваться не стали, вот и получалось, что заводом командовал бы Николай. А теперь ему нужно полгода ждать, чтобы в права наследования вступить. Да и скандал вокруг завода такой поднялся, что не скоро утихнет и вполне может отпугнуть тех очень-очень солидных людей из Москвы, которые собирались сюда вложиться. И потом, зачем ему тогда было тебя приглашать? Это во-первых. А во-вторых, чего же он тогда сейчас сам от страха трясется?

– Да, прав ты,– согласилась я.– И я сюда как-то не вписываюсь, и мотив не просматривается. Значит, пока у нас есть только Свиридов и Кузнецов и благодаря последнему повод встретиться с Фомичем – парнишка-то с ним то ли разговаривал, то ли нет, а тема для беседы имеется, а там постараюсь и на Иваныча свернуть,– сказала я и посмотрела на часы.

– Давайте пообедаем, что ли? – предложил Семеныч, правильно поняв мой взгляд.– Тут недалеко кафешка приличная есть, готовят неплохо. Поехали!

Когда я вышла на улицу, около моей «девятки» стоял черный джип «Мерседес», а рядом с ним – два парня, которых приставил ко мне Наумов.

– Елена Васильевна,– обратился ко мне тот, что постарше, когда я подошла.– Меня зовут Карлсон, а это,– он показал на молодого здоровущего верзилу,– Малыш. Перепутать сложно, правда? – он улыбнулся.– Вы будете на своей машине ездить, а мы за вами, или в нашей машине? Как вам удобнее?

– Ребята, честно говоря, мне удобнее вообще без вас. Не привыкла я, чтобы около меня посторонние крутились, когда я делом занята. Может быть, так договоримся: я вам позвоню, когда вы мне понадобитесь, и вы подъедете. Как? – попробовала я отбиться от них.

Они дружно замотали головами.

– У нас приказ, поймите правильно,– сказал Карлсон.– А насчет того, что мы крутиться будем, так еще неизвестно, с чем вам столкнуться придется, может, мы вам еще очень даже пригодимся.

– Ладно. Тогда будете ездить за мной. А я постараюсь абстрагироваться...

– Абстра... чего? – спросил Малыш.

– Абстра... того,– ответила я ему и рассмеялась.– Постараюсь представить, что за мной никто не следит.

– Вы ошибаетесь, Елена Васильевна,– опять улыбнулся Карлсон.– Мы вас охранять приставлены, и не более того.

В таких случаях я привыкла иронично смотреть на собеседника поверх очков, но сейчас их на мне не было и вид мой показался им, наверное, донельзя глупым. Что ж, буду переучиваться жить, надо же когда-то начинать, вот пусть сегодняшний день и будет первым.

В кафе действительно готовили неплохо. Мы втроем сидели за одним столиком, а парни – за другим, неподалеку. Обсуждали мы, естественно, объединившее нас дело.

– Михаил, а не попробовать ли тебе через своих бывших коллег выяснить, как там Свиридовы в Израиле живут, а? На тот случай, если вдруг завтра Фомич пошлет меня по широко известному адресу,– предложила я.

Чаров согласно кивнул, а Солдатов подумал и сказал:

– А направлю-ка я людей в тот двор, где Иваныч жил. Может, они с кем-то из соседей переписываются? Да и с женой Фомича тоже поговорить не помешало бы.

– Кстати, а вы заметили, что все убийства совершенно бесшумные: все эти стрелки, удавки, секир-башка? – я посмотрела на мужчин.– Перестрелять-то их было намного проще.

Чаров с Солдатовым переглянулись.

– Вы чего? – удивилась я.

– Да это мы насчет бесшумности,– сказал Семеныч.

– То есть? Я что, не права?

– Понимаешь,—помявшись, сказал Чаров.– Лариску-то как раз очень громко убрали.

– Так что же вы молчали? Рассказывайте! – потребовала я, но они в один голос отказались.

– Тебе обед понравился?

– Да, все было довольно вкусно. Но при чем здесь это?

– А при том,– совершенно серьезно сказал Солдатов,– что пусть он на месте и остается.

– Да что я вам, кисейная барышня, что ли? Семеныч, ты случайно не забыл, что я у тебя же в райотделе восемь лет проработала и крайне сомнительно, что меня теперь чем-то удивить можно. Так что не выдумывайте и говорите! – возмутилась я.

– Лена,– нагнувшись ко мне, тихонько сказал Чаров.– На всякий случай туалет вон там – дверь за колонной видишь? Если будет плохо, то вскакивай и беги туда.

– Да вы что, до мата меня хотите довести? – чуть не заорала я.– Вы будете говорить или нет?

– Что делать, если на тещу напал тигр? – спросил Михаил у Солдатова.

И Семеныч тут же ответил:

– Сам напал, пусть сам и выкручивается! – Он откашлялся и, пригнувшись ко мне, сказал: – В общем, так. Ее сначала оглушили, а потом эргэдешку в нее вогнали и взорвали, она потом еще два часа жила. Но, кто это сделал, она не видела – сзади ударили.

Я представила себе эту картину и... Когда я сине-зеленая вернулась из туалета, они только молча отвели глаза. А я выпила немного минералки, закурила и, почувствовав, что немного успокоилась, сказала:

– Иваныч. Хоть дерись, это он. Больше некому. Не своими руками, конечно, но он – все же с Лариски началось. Если бы она с Мордой не связалась, то жили бы Свиридовы себе в Баратове и горя не мыкали. Видимо, Фомич приехал к ним в гости, рассказал, до чего Богданов завод довел, вот в Иваныче и взыграло ретивое. Как?

– Причастность Свиридова к этим убийствам не есть факт,– покачал головой Михаил.– Случаев, аналогичных Ларискиному, было несколько. В том числе и в нашей области. Приехал один контрактник из Чечни, ну и привез несколько сувениров на память. А как узнал, что его жена здесь погуливала, так и обошелся с ней аналогичным манером. Поэтому насчет Свиридова – вилами по воде писано. Хотя исключать такое тоже нельзя.

– Послушайте, а Лариска от Наумова гуляла? Чем черт не шутит, может быть, мы ищем сложности там, где их нет.

– Что значит «гуляла»! – возмутился Семеныч.– Она по-другому жить вообще не могла! Это при Морде она не рискнула бы мотаться. А Наумов для нее был существо чисто декоративное, вроде оборочки на платье.

– Так, может, это кто-то из ее любовников с ней так за измену расквитался?

– Следы! – почти пропел Михаил.– А точнее, то, что их нет. Совсем и никаких. Как и во всех остальных случаях. Или ты думаешь, что у нее в любовниках какой-нибудь Бэтмен или Человек-паук подвизался, который сумел на территорию их дома сначала незаметно проникнуть, а потом так же исчезнуть? Нет, Лена, во всех этих делах чувствуется рука специалиста экстра-класса, который прошел такую школу, что я даже представить себе не могу, где таких готовят. Вот так-то.

– Кстати,– сказала я, поднимаясь.– Семеныч, а дал бы ты мне для начала протоколы почитать. Вдруг действительно что-нибудь свежим взглядом увижу.

– Без проблем,– он хмыкнул.– Я тебе ксерокопии дам, чтобы ты дома на ночь глядя почитала. Ох и сны тебе потом сниться будут!

Я хотела ему на это достойно ответить, но не успела – зазвонил мой сотовый. Это была Ирочка.

– Елена Васильевна, мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы ко мне в архив приехать? Мне так надо с вами поговорить, посоветоваться. Мне просто больше не с кем... Пожалуйста... – ее голос дрожал от волнения.

Я посмотрела на часы – без двадцати минут час. Что же там такое могло случиться? Если это Матвей что-то натворил, придушу своими руками!

– Еду! – коротко ответила я и повернулась к мужчинам.– Михаил, Семеныч! Судя по всему меня сегодня уже не будет. Завтра я с утра к Фомичу, а потом на завод. Номера мои вы знаете, нужна буду – найдете. Целую, Муся!

Я прыгнула в машину и в зеркале заднего вида увидела, как вслед за мной срывается с места черный джип. Как назло, мы попали в пробку и из-за этого я подъехала к архиву, около ворот которого по-прежнему сидела продававшая орешки женщина, в начале второго. Я вошла и остановилась около вертушки. Видимо, вахтерша хорошо меня запомнила, потому что отвернулась и сделала вид, что меня здесь вообще нет.

– Эй, уважаемая! – окликнула я ее.– Что, ритуальное чаепитие уже началось? Все там?

Она, чувствуя себя в полной безопасности, ведь сейчас ее от меня закрывала стеклянная перегородка, притворилась, что ничего не слышит, и уткнулась в какую-то затрепанную книжонку в мягком переплете с полуобнаженной красоткой на обложке, а я задумалась, как же мне Ирочку вызвать, и посмотрела на дверь бывшего конференц-зала – она была чуть приоткрыта. Может быть, заорать погромче? Все равно она со дня на день отсюда уйдет, так что терять ей нечего. Но тут я услышала, как там какая-то женщина низким хриплым голосом громко издевается над кем-то:

– Что, опять ревела, что твой недоумок по бабам пошел? И правильно делает! Ты на себя посмотри! Корова коровой! Что мордой, что фигурой. Разожралась и еще любви хочешь! Да не рыдай ты! Кому он нужен? Прибежит обратно, как миленький. Где он еще такую дуру найдет, которая его за копейки обслуживать будет? Эх, бабы! Из вас уже песок сыпется, а ума не нажили. Вон с кого пример берите, с Ирки Бодровой.

Как только я услышала Ирочкину фамилию, я тут же достала из сумки диктофон и включила его. Ну, погоди, Пан, думала я, если это теперь называется «не волнуйся, все будет хорошо», то грош цена твоему слову.

– Зачем же с меня пример брать, Инна Ивановна? – раздался Ирочкин голосок.

– Эх, девка, девка! – мечтательно сказала, как я уже поняла, Кострова.– Не было в мое время таких орлов, как Матвей, а то и я бы не хуже тебя устроилась.

– А при чем здесь Павел Андреевич? – удивилась Ирочка.

– Ты дурочку-то из себя не строй! Знаю я, как он тебя в «Русское поле» обедать возил, из «Линкольна» своего на руках выносил. А теперь, говорят, в кино собирается пристроить. Так скоро и сниматься начнешь, звездой станешь. Только, смотри, не продешеви. У него денег немерено. Пусть квартиру хорошую тебе купит, оденет, обует, по миру повозит.

– Инна Ивановна, зачем вы так говорите? Мы с ним просто дружим. И к кино Павел Андреевич никакого отношения не имеет. Это Александр Павлович хочет меня помощником взять,– объяснила Ирочка.

Кострова расхохоталась.

– Дружат они! Это теперь так называется! В ресторане-то, небось, в отдельном кабинете сидели? Ну и как? Там диван был? Или он тебя на столе разложил? Не жестко показалось?

– Инна Ивановна, во-первых, мы сидели в общем зале, а во-вторых, почему вы думаете о нем так плохо? Он очень хороший и порядочный человек,– вопреки моим ожиданиям голос Ирочки не дрожал и не срывался, она говорила очень спокойно и серьезно.– Почему вы всегда в людях только плохое видите?

– Хороший, порядочный! Да что ты о нем знаешь? Уголовник твой Павел Андреевич, вот и все! Все знают, что сидел он, и не абы за что, а за убийство. Ты дурой не будь! Нашла кого защищать! Влюбилась, что ли? Тогда точно дура! Мужиков нельзя любить, ими пользоваться надо! Только тогда чего-нибудь в жизни добьешься. С меня пример бери! Мне бог твоей красоты не отпустил, а я все равно не пропала. Что хотела от жизни получить, то и взяла!

– Инна Ивановна,– раздался вдруг мужской голос.– Давайте мы о чем-нибудь другом поговорим.

Вот! Вот! – торжествующе воскликнула Кострова.– Смотри, что собой мужики представляют. Услышал про Матвея и задрожал, как заячий хвост. У тебя, Тихонов, штаны-то сухие или уже нет? Нашел кого бояться! Да грош цена Матвею без Панфилова, который ему за сладкий кусок, как цепной пес, верно служит. Только он мужик наш, милицейский, в обиду не даст.

– Инна Ивановна,– послышался сладкий до приторности женский голос.– А давайте действительно о чем-нибудь другом. Что мы все о Бодровой да о Бодровой, как будто на ней свет клином сошелся. Ну, не хочет она говорить, стесняется по молодости. А может, и не получилось у них ничего. Как будто вы сами не знаете, как бывает: с виду – мужик, а на деле – пустое место.

– Как же мне вас жалко! – я даже сразу не поняла, что это говорит Ирочка,– столько спокойного, холодного презрения было у нее в голосе.– Несчастные вы люди!

– Это я-то несчастная? – заорала Кострова.

– Конечно. Вы все злые, а счастливые люди злыми не бывают,– Ирочка роняла слова с восхитившей меня небрежностью, словно оказывала им милость, объясняя это.

– Ах ты, барыня какая! – судя по голосу Кострова уже не владела собой.– Ты чего это о себе возомнила, девка детдомовская? Думаешь, что один раз под мужиком растопырилась, так тебе уже все можно? Думаешь, Матвей на тебя как на порядочную смотрит? Как же! Размечталась! Да он для таких, как ты, специально в городе квартиру купил, чтобы в родной дом всякую грязь не тащить! Там после той, что до тебя была, еще постель не остыла, а он ей уже замену ищет. Только та-то девка умная была, все, что можно, от него получила, а ты дура влюбленная! Он на тебя и тратиться-то не станет, а попользуется и выгонит. На вокзале проституткой жизнь закончишь!

В ответ Ирочка только рассмеялась, как королева, наблюдающая за возней шутов у подножия своего трона.

– Да я тебя сейчас своими руками на куски порву! – истерически завопила, услышав этот смех, Кострова.

В зале послышался шум падающих стульев, крики женщин и звуки пощечин.

– Открой немедленно! – рявкнула я на вахтершу. Меня трясло от ярости, и я искренне пожалела, что у меня нет при себе пистолета.

Но она заметалась, не зная, что делать, а я, выбежав на крыльцо, махнула сидящим в джипе парням и снова заскочила внутрь. Малыш и Карлсон почти сразу же влетели вслед за мной. Мои зубы были стиснуты намертво, поэтому я только кивнула им на дверь, из-за которой продолжали раздаваться шум и крики. Они одним махом перескочили через вертушку и бросились туда. Вообще-то дверь открывалась в коридор, но они это проигнорировали и открыли ее внутрь. Вахтерша наконец сообразила, что меня лучше пропустить добровольно, не дожидаясь, когда очередь дойдет до нее, и я тоже ворвалась в зал.

Парни стояли перед Ирочкой, закрывая ее собой от беснующейся Костровой, на которой повисли Курицына и Тихонов, безуспешно пытаясь ее успокоить, а та орала, брызжа слюной, что-то уже совсем неразборчивое. Ирочка стояла совершенно спокойно и смотрела на нее с легкой улыбкой.

– Какая же вы нелепая и смешная женщина! – она пожала плечами.

– А-а-а,– взвыла Кострова, пытаясь вырваться, и Тихонов отпустил ей две звонкие пощечины. Так это он ее и тогда пытался таким образом в чувство привести, поняла я и успокоилась, что Ирочка здесь ни при чем.

А Кострова явно ненормальная, промелькнуло у меня в голове, когда я, выключив диктофон, убирала его в сумку,– вон у нее на губах и пена уже появилась.

– Ирочка,– я осторожно тронула ее за руку.– Ты хотела со мной о чем-то поговорить? Вот и пойдем. Где твоя сумка? Я думаю, что ты сюда уже никогда не вернешься, поэтому забери все свои вещи и пойдем,– я тихонько выводила ее из зала, ласково приговаривая: – Пойдем, Ирочка... Пойдем.– А парни шли за нами.

– Да, Елена Васильевна, да. Пойдемте,– она медленно шла, глядя себе под ноги, говорила медленно и была какая-то заторможенная.

– Где твои вещи, Ирочка?

– Здесь, в зале.

Я глянула на Карлсона, и он тут же повернул обратно.

– Эй! – послышался его нарочито гнусавый и протяжный голос, каким обычно разговаривают блатные, небось, и распальцовку как флаг вывесил, чтобы пострашнее было, подумала я.– Где ее сумка? – наверное, ее ему протянули, потому что он сказал: – Это все? Я спрашиваю, это все?

Должно быть, это было действительно все, потому что он вернулся к нам, неся сумочку, которая была в моде во времена молодости Нины Максимовны.

Вертушка была по-прежнему открыта, но вахтерши в будке видно не было, не иначе, как под стол спряталась, а рядом с будкой стояла продавщица орешков и держалась за сердце. Да и неудивительно: шум стоял – хоть святых выноси.

На улице я усадила Ирочку в машину и повернулась к ребятам.

– Спасибо! Выручили вы меня! Здорово выручили!

– Ну вот,– улыбнулся Карлсон.– А вы нас прогнать хотели. Вы сейчас куда собрались?

– Домой, и вряд ли куда-нибудь еще сегодня отправлюсь. Так что, если хотите, проводите меня и можете быть свободны.

Я действительно собиралась отвезти Ирочку к себе, потому что показывать ее сейчас Нине Максимовне было нельзя. У нее с минуты на минуту могла начаться реакция на такое нервное перенапряжение, и было бы преступлением пугать ее маму этим зрелищем. Тем более что, как я догадывалась, у них, может быть, впервые в жизни наметились какие-то разногласия, и, видимо, из-за Матвея. Я села за руль и аккуратно тронулась с места.

– Вот приедем мы ко мне, Ирочка, чаю попьем и поговорим с тобой, хорошо? Сейчас я около магазина приторможу, куплю чего-нибудь вкусненького,– я разговаривала с ней, как будто маленького ребенка успокаивала, каким она, в общем-то, и была.– Что ты к чаю хочешь? Тортик или пирожные?

Она только кивала мне в ответ головой и говорила: «Да», «Да».

Я быстро выскочила около кондитерской и купила самый большой и красивый торт, какой там был, а вернувшись к машине, застала около нее Малыша и Карлсона, которые ее бдительно охраняли.

– Вы чего? – удивилась я и запоздало поинтересовалась.– Кстати, ребята, а как вы поняли, что защищать нужно именно Ирочку?

Они недоуменно на меня посмотрели.

– Так весь город знает, что это девушка Матвея, а вы их и познакомили.

Да, оторвалась я от жизни, думала я, влезая в машину, и посмотрела на Ирочку, которая сидела, опустив глаза, и о чем-то напряженно думала.

– Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо,– все так же заторможенно ответила она.– Только мне обидно... Мне так обидно... Мне до слез обидно,– сказала она и действительно тихонько заплакала.

Прямо из машины я вызвала на свой адрес «скорую помощь», объяснив, что девушка только что пережила сильное нервное потрясение.

В окне Варвары Тихоновны, как всегда, торчал Васька, а потом и она выглянула на шум подъехавших машин. Увидев меня, плачущую Ирочку и двух здоровых парней, она всплеснула руками. В нашем подъезде, словно нарочно, начали ремонтировать лифт. Но Малыш – а ребята вошли вместе со мной, объяснив, что охранять так охранять,– тут же подхватил Ирочку на руки и через две ступеньки понес ее наверх, и мы с Карлсоном еле поспевали за ним.

Около дверей квартиры я решительно заявила:

– Ну, ребята, теперь окончательно все. Гуляйте.

Не успела я уложить Ирочку на диван и укрыть пледом, как послышался звук открываемой двери и в комнату в обнимку с Васькой вошла запыхавшаяся Варвара Тихоновна.

– Вот, деточка! Вот! – говорила она, протягивая Ирочке кота.– Поиграй с ним, его Васенькой зовут. А я сейчас, я мигом,– и она заторопилась на кухню.– Сейчас я вам блинчиков напеку.

– Ой! – Ирочка прижала к себе Ваську и через силу улыбнулась.– Какой ты красивый! – она начала его гладить, и он довольно замурчал.

– Да не беспокойтесь вы, Варвара Тихоновна, не надо никаких блинчиков, я торт купила,– попробовала я остановить ее.

– Ай! – отмахнулась она от меня.– Знаю я ваше покупное: вид есть, а вкуса нет.

– Ну, как знаете,– сказала я и повернулась к Ирочке.– Сейчас мы с тобой будем пить чай с блинчиками или с тортом. Что ты больше хочешь?

– Блинчики,– смущенно ответила Ирочка, зарываясь лицом в Васькину шерсть.

– Ах, так вы заговор блиноедов против меня устроили?! – притворно возмутилась я, стараясь развеселить ее, и радовалась, что она хоть и с трудом, но улыбается.

Не прошло и пятнадцати минут, как из кухни появилась раскрасневшаяся Варвара Тихоновна и поставила на журнальный столик рядом с диваном тарелку с блинчиками и разные баночки.

– Вот, покушайте горяченьких. Хотите с медком, а хотите с вареньем клубничным. А вот и сметанка есть,– приговаривала она.– А я сейчас чаек принесу.

– А откуда у меня в доме мед с вареньем? – я недоуменно посмотрела на Варвару Тихоновну, но она только отмахнулась.

Да, надо будет почаще в холодильник заглядывать, решила я, оказывается, там можно найти много интересного. Но где же эти чертовы врачи? Наконец они приехали.

– Ну что можно сказать? – прощаясь со мной в коридоре, сказали они.– Стресс, конечно. Но у девочки потрясающе крепкая нервная система и психика. Можно было, откровенно говоря, обойтись и без нас: дать ей прореветься и напоить валерьянкой. Укольчик успокаивающий мы ей сделали, пусть поспит. И на всякий случай желательно, чтобы в ближайшее время не было никаких раздражителей.

Провожая врачей, я открыла дверь и увидела, как по ступенькам взбегают, тяжело дыша, Матвей и Пан. Владимир Иванович тут же уцепился за врачей, а Матвей бросился ко мне.

– Что с Ирочкой?

Но я молчала, боясь расплескать бушевавшую во мне злость, меня переполняло чувство такой неистовой ярости, что я готова была задушить их обоих голыми руками. Тем временем Пан, выслушав все, что говорили ему врачи, подошел к нам – я все так же продолжала стоять в дверях, загораживая вход в квартиру – и похлопал Матвея по плечу: мол, все в порядке.

– Вот и чудненько! – улыбнулась я им улыбкой гиены.– Теперь вы успокоились, знаете, что с ней ничего плохого не произошло, и можете катиться отсюда к чертовой матери! – я источала яд всем своим существом и шипела, как змея, которой прищемили хвост.—Я помню, что замки в моей двери для ваших людей, Владимир Иванович,– я ощерилась в его сторону,– сложности не представляют, но стрелять я еще не разучилась и с предохранителя снять не забуду,– тут я с не меньшей издевкой посмотрела в сторону Матвея.– Все! Целую, Муся!

– Лена! Леночка! – уговаривал меня Матвей.– Я прошу тебя, успокойся. Я готов выслушать все, что ты скажешь, и согласиться с этим. Но только объясни сначала, что там произошло. Володя выдернул меня с круглого стола у губернатора, чего он никогда не стал бы делать по пустякам, но он и сам ничего толком не знает.

– Лена, мне позвонили и сказали, что ты увезла Ирочку из архива почти без сознания,– объяснил Пан.

– Кто доложился? – ехидно поинтересовалась я.

– Ну какая разница? – он смотрел на меня, устало покачивая головой.– Мы понимаем, что тебе пришлось за последнее время пережить очень многое, что нервы у тебя вздернутые... Если тебе станет от этого легче, можешь наорать на нас или даже попробовать побить.– Тут я не выдержала и хмыкнула – интересно, что бы после этого от меня осталось? В лучшем случае – ровное мокрое место.– Но только сначала расскажи, что там случилось.

– А ведь кто-то мне обещал, что «все будет хорошо»,– выпустила я последнюю парфянскую стрелу, на что Пан только вздохнул.– Ладно, пусть с вами, идите на кухню, и чтоб вас не было ни видно, ни слышно – Ирочке волноваться нельзя.

Я пропустила их в квартиру, и они на цыпочках прошли в кухню – презабавное было зрелище, в другой раз я бы обязательно над ними посмеялась. Мывшая посуду Варвара Тихоновна изумленно на них посмотрела, но я быстренько отправила ее домой, пообещав, что домою сама. Я достала диктофон, поставила на стол и включила:

– Наслаждайтесь! – и ушла в комнату к Ирочке.

Она лежала на диване, прижимая к себе Ваську, и хотя еще не успела уснуть, но глаза уже слипались. Я поправила подушку и плед и присела с краю.

– Ну, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, спасибо,– говорила она сонным голосом.– Вы самый добрый человек на свете после моей мамы.

– Спи, малявка,– я начала легонько гладить ее по голове.– Спи.

– Я не малявка, я манявка.

– Хорошо,– я тихонько рассмеялась.– Пусть будет манявка. А еще ты кто?

– Топотуха,– она глубоко, со всхлипом вздохнула и уснула.

Я вернулась на кухню – диктофон был уже выключен.

– Павел,– с искренним восхищением сказал домывший посуду Владимир Иванович, вытирая руки.– Какая это будет графиня Матвеева!

– Ну, помечтайте, помечтайте! – остудила я их пыл.– Насколько я помню, она и раньше замуж не рвалась, а уж после сегодняшнего тем более. А ведь я вас, Пан, предупреждала, говорила, где Ирочка работает. Что ж вы так небрежно к этому отнеслись?