Текст книги "Судьбе наперекор"

Автор книги: Лилия Лукина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Что за совет в Филях? – подойдя, спросила я.– Прикидываете, как круговую оборону организовать?

– Вы не смейтесь, Елена Васильевна,– серьезно сказал Вячеслав.– Я в Чечне сначала срочную отслужил, а потом по контракту. А что живой и невредимый вернулся, так это потому, что у меня чутье на опасность крысиное. Поэтому предлагаю – ездить вы теперь будете только на джипе. Я в частном доме живу и машину на ночь во дворе ставлю, а там к ней никто не подойдет.

– Слава, не обольщайся, кому надо – подойдут,– попробовала я остудить его пыл.

– Ну, если жизнь недорога, то могут попробовать. У меня «кавказец» во дворе, а это не зверь, это оружие. Сережка у меня в соседнем доме живет,– продолжал он,– и вашу «девятку» мы у него во дворе поставим. Телефоны у обоих есть, так что в любое время дня и ночи отвезем, куда надо. И не возражайте! – решительно закончил он.

– Слава, мне нравится твой подход к делу, но давай не будем забывать, что директор все-таки я. Поэтому забудь о том, что все бабы – дуры, и объясни мне толком, чего конкретно ты опасаешься, а уж я, недалекая, постараюсь понять.

– Вы себя к дурам не причисляйте, не надо!– огрызнулся он.– Только к собственной безопасности вы относитесь небрежно. А мне почему-то хочется с нормальными людьми да с нормальным начальником поработать подольше. Вот такая блажь на меня накатила! Вы, что, думаете, я не знаю, как Тольку с отцом угрохали? Прекрасно знаю! А я не мальчик нецелованный! Я на войне был и очень хорошо представляю, как этот киллер гребаный подготовлен. Вы из этого дела, как я понял, выйти не хотите, будете и дальше копать и, что думаете, эти сволочи вас в покое оставят? Позволят безнаказанно им мешать? А что они могут предпринять одному богу известно, у них, я смотрю, на все случаи жизни какая-нибудь гадость подготовлена. Поэтому конкретно я вам ничего сказать не могу, просто нужно жить и оглядываться, причем постоянно. Ясно, госпожа директор? – яростно сверкая глазами, спросил он.

– Успокойся, Слава,– я похлопала его по руке.– Ты можешь себе представить сумму в «зеленых» со многими-многими нулями, которую такие ребята берут за свою работу? Сомнительно, чтобы я таких денег стоила.

– Сами по себе не стоите! – злясь на мою непонятливость, согласился он.– Но вы стоите у них на пути, а они ни перед чем не останавливаются – сметут вас и не заметят. Одним больше, одним меньше – им уже без разницы.

– Ясно, Вячеслав,– устало сказала я.– Прав ты, конечно. Извини, что я погорячилась. Только от снайпера или еще чего-нибудь подобного вы меня все равно не спасете, а вот голову свою вполне можете подставить. Значит, лучше всего вам держаться от меня подальше.

– Ничего не получится,– неожиданно подал голос Сергей.– У нас приказ Наумова вас охранять, а мы пока работаем у него, он нам зарплату платит. Так что придется вам нас терпеть.

В ответ я только вздохнула и отдала ему ключи от своей машины, а воодушевленный его поддержкой и своей маленькой победой Слава тут же стал развивать свою мысль дальше.

– Правильно, Елена Васильевна. Чего попусту рисковать? Ведь, если вдуматься, то не так уж это и сложно: дома шторы на окнах не раздвигать, чужим дверь не открывать, одной нигде не появляться.

– Погоди, Слава. Ты что, забыл, что у меня домработница есть, баба Варя. Ее ты тоже собираешься проинструктировать, кому дверь открывать, а кому нет. Как ты себе все это представляешь?

– Не волнуйтесь, Елена Васильевна, ничего я не забыл. Нас с Сергеем двое и с вашей «девяткой» у нас две машины. Пока я буду вас около архива караулить, Сережка – вы только на него доверенность оформите – с Варварой Тихоновной куда надо съездит и обратно ее привезет.

– А... – начала было я, но Вячеслав ожег меня взглядом так, что я осеклась, и растерянно спросила: – Ты чего?

– Елена Васильевна, вы, вообще-то, понимаете, что вам в вашем положении такой легкомысленной быть просто нельзя? – от гнева он сцепил зубы так, что у него даже желваки заходили..

– В каком положении? – я постаралась выглядеть естественно удивленной.

– В том самом. Я же говорил, что из детского возраста давно вышел и знаю, почему и когда женщину вот так, как вас выворачивает,– глядя в сторону, сказал он.

– Я очень надеюсь, что ты и Сергей еще ни с кем не успели поделиться этой новостью? – как можно спокойнее спросила я.

– Да не говорили мы никому и ничего,– он все еще не глядел в мою сторону.– Только поберечься вам не мешало бы... Уж, если не ради себя, то хотя бы ради ребеночка. Вряд ли ему на пользу ваши приключения пойдут.

У меня мгновенно так ослабели колени, что я прислонилась к джипу, щеки заполыхали от стыда и я горько заплакала. Господи, какая же я дура! Какие к черту Наумовы, Лоринги, заводы, турки! Вот оно, то единственное, о чем мне сейчас думать надо! И напоминает мне об этом совершенно посторонний человек. Нет, Ленка, ты не женщина, вынуждена была я признаться самой себе, ты действительно мужик. Другая бы на твоем месте только о ребенке и думала, а у тебя в голове исключительно умозаключения и логические построения.

– Да будет вам, Елена Васильевна,– тихонько сказал Слава.– В один день себя не переделаешь. Трудно вам, конечно, перестраиваться, жизнь свою менять... Но уж, если решили, то старайтесь, а иначе и затеваться с этим не стоило...

Мое лицо горело так, как будто он этими несколькими словами надавал мне звонких пощечин, причем совершенно заслуженных. Я вытерла глаза и покаянно сказала:

– Спасибо, Славик. Ты прав, ты во всем прав. Я только сейчас благодаря тебе до конца поняла, что больше не имею права на риск, что сама себе я уже не принадлежу. Ты уж останавливай меня, если я заиграюсь. Хорошо?

– Хорошо, Елена Васильевна. Только и вы не обижайтесь на меня, если я вам что-нибудь резкое скажу. У меня характер... – он замялся,– не очень легкий. А может быть,– он прямо глянул мне в глаза,– вам все-таки отказаться от этого дела?

И у меня в голове мгновенно сама собой выстроилась цепочка: если после сегодняшнего разговора я отказываюсь от дела, то Матвей, естественно, спрашивает: «Почему?» – я говорю, что беременна, потому что врать ему нельзя, иначе он никогда в жизни больше мне ни в чем не поверит – затем, выяснить срок и, соответственно, отца, для него дело нескольких минут – узнав, что это Батя, они сообщают об этом ему. А вот, что тот предпримет в ответ на это, совершенно непонятно: может согласиться с этим, может – нет. Но, если он согласится, то тут начнется прессинг по всему полю, чтобы мы зарегистрировали брак. Нет, решила я, права Боровская, все нужно делать вовремя. Одно дело выходить замуж, когда тебя зовут из любви к тебе, и совсем другое, когда по обязанности. Мне по обязанности не надо – вот это я знаю совершенно точно. Поэтому, если уж они все и должны узнать, что у меня будет ребенок, пусть это произойдет, как можно позже.

– Нет, Слава,– твердо сказала я.– От этого дела я не откажусь, но обещаю, что буду вести себя очень осторожно и прислушиваться к твоим советам. Но я очень прошу вас обоих никому не говорить о том, что у меня будет ребенок. Это мое и только мое. Договорились?

– Вам виднее, Елена Васильевна,– ребята переглянулись.– Раз надо, будем молчать.

ГЛАВА 10

Как ни странно, но баба Варя отнеслась к новым условиям нашего существования гораздо спокойнее, чем я предполагала. Она внимательнейшим образом выслушала Вячеслава и со всем согласилась – раз так надо, то пусть так и будет, и даже обрадовалась, что будет теперь кому ей сумки таскать. Вячеслав же взялся охранять меня. Правда, на следующий же день выяснилось, что охраняет меня не только он.

– Пасут нас, Елена Васильевна. Причем внаглую,– сказал Слава, взглянув в зеркало заднего вида.– Вон та белая «Нива» за нами, как приклеенная, держится. Я сначала думал, что они просто тем же маршрутом едут, а потом решил проверить и начал петлять, а они прилипли к нам так, что легко их с хвоста не сбросишь. Надо Сергея вызывать!

– Слава! Не надо сюда ребенка впутывать. Я сейчас Панфилову позвоню,– я перепугалась насмерть и начала дрожащими пальцами набирать на сотовом его номер, но все время ошибалась.

– Ребенка? – воскликнул тем временем Вячеслав.– Вы не смотрите, что он с виду такой безобидный. Серега кандидат в мастера спорта по пятиборью и я бы очень сильно не советовал кому-нибудь его злить. Если бы вы тогда в Москве разрешили ему с тем мужиком разобраться, то от того, поверьте, мало бы что осталось.

– Не все так просто, Слава! – отрезвила я его.– Все очень-очень непросто! – и, услышав, наконец, в трубке голос Панфилова, почти заорала: – Владимир Иванович! За мной следят!

– Белая «Нива»? – тут же спросил он.

– Да... – растерялась я.

– Это охрана, Лена! У «Нивы» задача ездить за тобой, не таясь особо, но есть еще и вторая машина, которую ты можешь даже не пытаться искать – не найдешь. Неужели ты думаешь, что мы стали бы рисковать твоей жизнью?

– А предупредить меня заранее можно было? – я взвизгнула так, как сама от себя не ожидала.– Или вы считаете, что у меня нервы железные?

– Лена! Леночка! Упокойся! – начал оправдываться Пан.– Ну замотался я! Не успел! Кто же думал, что ты их засечешь?

– Это не я, а Вячеслав,– уже спокойнее заявила я.

– Вячеслав? Толковый парень! – одобрительно заметил Панфилов и попросил: – Ну, извини старика! Не сердись!

– Ладно! – буркнула я, отключив телефон, и объяснила Славе, как обстоят дела.

Он тут же воодушевился и решительно заявил:

– Ха! Пусть не надеются, что я эту вторую машину не определю! Вычислю, как миленьких! – Но у него это так и не получилось – видимо, специалисты там сидели классные.

Подъехав к областному архиву, я собралась было купить у сидевшей там всегда старушки жареный арахис, чтобы погрызть за работой, но ее не было – наверное, более прибыльное место себе нашла, подумала я и решила впредь запасаться чем-нибудь подобным заранее – скучно же целый день сидеть и в бумагах ковыряться. Работники архива относились ко мне почти как к, если не национальной, то уж героине местного масштаба точно, считая освободительницей от ненавистной всем Костровой и ее компании – на мой взгляд совершенно незаслуженно, но все равно приятно. Директор архива оказался милейшим и интеллигентнейшим человеком, который так настоятельно просил обращаться к нему в случае малейших затруднений, что я поняла – с ним обо мне разговаривали. Мне выделили персональный стол, халат и я с головой влезла в историю появления в нашем Заволжье первых немецких колонистов.

Во время торжеств в «Сосенках» по случаю помолвки, куда я вынуждена была поехать и где, несмотря на все искренние заверения в любви, дружбе и благодарности, чувствовала себя очень неуютно (еще более неуютно чувствовала себя, наверное, только Нина Максимовна), Пан передал мне справку о фирме «HFL». Просмотрев ее уже дома, я ни на шаг не приблизилась к разгадке этой истории.

Ну и что, что Гуго фон Лоринг родился в Баратове в 1899-м году, что он выпускник Берлинского университета, что закончил войну в чине капитана инженерных войск на Западном фронте, что американцы, в чью оккупационную зону он попал, не сочли его военным преступником и он смог уехать сначала в Аргентину, потом в Колумбию, где женился на Дорис Визель и умер в 1981-ом году. В наркоторговле, которая всегда ассоциируется с Колумбией, ни он, ни его сын Готтфрид, ни единственный ребенок последнего, дочь Марлен, не замечены – обычные законопослушные граждане, честные, причем очень богатые, налогоплательщики. Ну и зачем Готтфриду завод, спрашивается, думала я, рассматривая фотографии Лорингов – ничего особенного, обычные, ничем не примечательные люди: светло-рыжие волосы, зеленоватые водянистые глаза, вялые, безвольные подбородки – было в их лицах что-то очень неприятное, непонятно что, но было. Да-а-а... Вырождается немецкая аристократия!

Директор архива отрабатывал свое возвращение на прежнюю должность, которое произошло, как я подозреваю, не без участия Матвея, на совесть – меня завалили документами. Причем, поняв, что одной мне не справиться, он дал мне в помощь Ирочку, для которой копаться в старых бумагах было истинным наслаждением.

Валя настоятельно порекомендовала мне как можно больше гулять и каждый вечер я в сопровождении ребят, которые шли по бокам от меня, внимательно посматривая по сторонам, отправлялась на Набережную подышать свежим воздухом, а заодно обдумать то, что мне удавалось узнать за день – иногда много, иногда совсем чуть-чуть. Но информация о том, кто из Лорингов когда родился, женился, умер, приобрел какую-то недвижимость и так далее, никак не проясняла столь пристальный и настойчивый интерес Готтфрида к заводу. Матвей меня не торопил – ведь он со слов Ирочки знал, как обстоят дела, зато Наумов проявлял все большее и большее нетерпение. И его легко было понять – от этого зависела его жизнь, его будущее. Да еще и Солдатов, правильно понявший мой намек и позвонивший мне тем же вечером, заметно нервничал – уж очень ему не терпелось вернуться к привычной работе, пусть даже в качестве моего заместителя.

Баба Варя все так же крутилась по дому, стремясь повкуснее накормить меня, Васька толстел и становился все более и более ленивым. Валя, которой я, несмотря на все ее возражения, все равно доплачивала сверх официально оговоренных расценок, самым внимательным образом следила за нашим с малышом здоровьем, не находя, слава богу, ничего настораживающего, а я прятала свой подрастающий животик под просторным кардиганом, так что ни Ирочка, ни Юлия, которая иногда забегала ко мне в гости, ничего не заметили.

В последнюю пятницу ноября, когда в архиве не осталось уже ни одного не просмотренного клочка бумаги, на котором могло быть хотя бы косвенное упоминание имени Лорингов, я приехала на завод и, войдя в кабинет Наумова, могла сказать только одно слово:

– Ничего. В архиве, Николай Сергеевич, нет абсолютно ничего, что могло бы пролить свет на эту историю. Хотите – верьте, хотите – нет.

– Я знаю,– хмуро обронил он и, в ответ на мой недоуменный взгляд, объяснил: – Мне уже доложили. За деньги, Елена Васильевна, и черти пляшут, а уж работники архива с их нищенской зарплатой – тем более. Надеюсь, вы не будете в обиде, что я вас некоторым образом контролировал. Когда на карту поставлены такие серьезные вещи, глупая доверчивость или вера в чужую порядочность, если вам так больше нравится, становятся непозволительной роскошью.

– Дело житейское,– немного обиженно сказала я и спросила: – И что же вы теперь собираетесь делать?

– Не знаю,– все так же хмуро сказал он, глядя в окно.– Еще не решил.

За то время, что я его не видела, Наумов здорово сдал – не было в нем уже того лоска и самоуверенности, что во время нашей предыдущей встречи.

– Но вы выполнили свою работу,– сказал он, переводя на меня взгляд.– И выполнили добросовестно. Я полагаю, вас удовлетворит окончательный расчет в той же сумме, что и аванс? – сказал он, протягивая мне конверт.

– Вполне, Николай Сергеевич,– я взяла конверт и попрощалась, а он только молча кивнул мне в ответ и снова отвернулся к окну.

Зайдя к Солдатову, я очень обрадовалась, застав его одного.

– Ну, с заводом все и теперь я могу вплотную заняться агентством. Ты не передумал?

– Не шути святыми вещами, Елена! – закричал он.– Жду не дождусь.

– А как у тебя со ссудой? Что-нибудь прояснилось?

– Ничего,—скривившись, покачал головой Солдатов.– Наумов скоро в права наследования вступит, тогда и пойду к нему разговаривать. Как ты думаешь, продаст он акции? – я только пожала плечами.– Ведь если он их продавать будет, то ему нет никакого смысла нас с Михаилом топить – может и простить ссуду. А вот если он все-таки решит здесь хозяином остаться, то тогда другое дело, тогда нам худо придется. Михаил сейчас покупателя на свой дом ищет. Может, найдет... Хотя таким делом лучше по весне заниматься, не сезон сейчас, как мне кажется...

– Ладно, Семеныч. Не грусти и держи меня в курсе, может, посоветую что-нибудь. Михаилу привет. Целую, Муся!

На улице около моей «девятки» стояли ребята.

– Все, Елена Васильевна,– сказал, улыбаясь, Слава.– Ключи от джипа сдали, в трудовых книжках печати поставили и теперь свободны, как ветер.

– Вот и хорошо,– улыбнулась я ему в ответ.– Отдыхайте, а в понедельник дружно начнем новую жизнь.

– А вы чем заниматься будете? – спросил Сергей.

– На выходные к родителям в деревню съезжу – у папы день рожденья недавно был, но я из-за работы поехать не смогла, вот и...

Вячеслав не дал мне закончить:

– А где это?

– Пятьдесят километров на север от Калашова,– пояснила я.

– И вы что же это, сами собрались за руль сесть? – подозрительно спросил он.

– Да. А что? – удивилась я.

– Да вы что себе думаете? – гневно воскликнул он.

– Подожди,– попыталась я остановить его.– С заводом я разобралась, значит опасности для меня уже никакой нет и охранять меня не надо.

– Да вас, Елена Васильевна, от самой себя охранять надо, чтобы вы глупостей не наделали! – не выдержал Слава.

– По-моему, ты забываешься! – я невольно повысила голос.

– А вы уже забылись! – рявкнул он.– По такой-то дороге, да в вашем положении! Сколько часов туда ехать?

– Летом я за четыре часа доезжаю,– сказала я, отводя взгляд.

– А сейчас не меньше шести понадобится! – немного тише, но все еще раздраженно заявил он.– Вы за рулем столько высидите?

– Ребята, но вы и так все эти месяцы из-за меня без выходных работали. Совесть-то у меня все-таки есть или нет? – попробовала оправдаться я.

– Значит, по отношению к нам у вас совесть есть, а по отношению к собственному ребеночку – нет! Я вас правильно понял? – Вячеслав сверлил меня взглядом.

– Сдаюсь,– я вздохнула.– Что ты предлагаешь?

– Поехать туда всем вместе. Не бойтесь, ваших родителей мы не объедим, свое что-нибудь возьмем. Туда отправимся завтра утром, а обратно – в воскресенье пораньше, чтобы в понедельник нам на работе быть,– предложил он.

– Хорошо,– согласилась я.– Только очень прошу – ничего с собой не берите, а то папа такое устроит, что мало не покажется.

Когда я в субботу вылезала из машины во дворе дома моих родителей, то не могла не признаться Вячеславу с покаянным видом:

– Ты был прав. Я бы сама не доехала.

Он на это только пожал плечами и вытащил из багажника сумки, а Сергей подхватил их и понес в дом.

– Что-то я не понял, Елена? – заявил появившийся на крыльце папа.– Ты в голодный край приехала? Или к чужим? Ты чего с узлами? И кто это с тобой?

– Это Вячеслав и Сергей. Они у меня работать будут. Я ведь, папа, со следующей недели директор детективного агентства.

– Ленка! – заорал папа.– Ленка! Я всегда знал, что ты у меня молодец! Я горжусь тобой, Ленка! – и он обхватил меня и, как в детстве, поднял в воздух.

– Папа, папа, осторожно,– взмолилась я, потому что он надавил мне на живот.

– Ты чего? – удивился он.

– Ноги отсидела и поясница отваливается,– отговорилась я – не объясняться же прямо во дворе.

– Сейчас баню сочиним,– тут же заявил он, но я его остановила:

– А кормить нас, что, не будут?

– Тьфу на тебя! Да, пока баня истопится, быка зажарить можно,– и он отправился к стоящей в углу двора бане.

– Ты здорова ли, доченька? – спросила мама, тревожно вглядываясь мне в лицо.

– Потом, мама. Все потом.– Я успела только снять дубленки и сапоги, достать подарки и большой пирог, который я поставила в центр стола, как вернулся папа и мы все сели за стол.

– Это тебе, папа, баба Варя испекла к дню рождения. А это,– я показала на две лежащие в кресле цигейковые душегрейки,– тебе мой подарок, а маме – за компанию.

Мама вовсю угощала ребят:

– Кушайте, кушайте, в городе вы такого не попробуете.

Встав из-за стола, я пересела в кресло и положила ноги на стул – они у меня ужасно отекали. Папа, увидев это, не сдержался:

– Может, ты еще на стол ноги положишь?

Я не успела ничего сказать, потому что мама подхватила меня и стала уводить из комнаты, приговаривая: «Пойдем, доченька, пойдем. Ты действительно плохо выглядишь. Приляжешь, отдохнешь». Папа недовольно хмыкнул, но тут Слава, не выдержав, сказал:

– Зря вы так, Василий Трофимович... В положении Елена Васильевна... Понимать же надо.

Обернувшись через плечо, я увидела застывшее лицо папы, его обалделый взгляд, полуоткрытый от удивления рот и замершую руку с наклоненной бутылкой, водка из которой уже давно перелилась через край рюмки и заливала скатерть.

Уложив меня, мама села рядом и тихонько поглаживая по руке, стала выспрашивать:

– Что врачи говорят, кто будет-то? Девочка или мальчик?

– Сын,—невольно улыбаясь, сказала я.—Если все будет хорошо, то в марте.

– А папа-то кто? Хороший человек?

– Хороший, мама. Очень хороший. Надеюсь, сынуля в него пойдет.

– Женатый?

– Нет, мама. Он не женат.

– Леночка,– осторожно спросила она.– А, если он узнает, что маленький будет, то, может, женится на тебе?

– Он меня, мама, и без этого замуж звал. Только... Не хочу я замуж.

– Леночка, мальчику-то отец нужен... Как же он без мужской руки-то вырастет?

– Не нужен! – С этим криком в комнату влетел папа – не иначе, как под дверью подслушивал.– Никакой зять нам не нужен! Еще чего? «Без мужской руки он не вырастет» – передразнил он маму.– Да Ленка у нас двух мужиков стоит!

От этих слов у меня дыхание перехватило и в глазах потемнело. Опять!

– Папа, я не мужик! – стараясь говорить как можно спокойнее, хотя меня начало трясти от злости, сказала я.– Понимаешь, папа? Я не мужик!

– Конечно, не мужик! – удивился он, так ничего и не поняв.– Мужики рожать не могут. А вот другого мужика нам в доме не надо! Сами справимся! Я еще и сам в силах внука поднять. Луков будет! – папа радостно улыбался.– Васька Луков!

– Игорь Луков,– поправила я его.– Моего сына будут звать Игорь.

Папа недовольно хмыкнул, повел шеей и сказал:

– Ладно, пусть будет Игорь Васильевич.

– Владиславович,– снова поправила я папу, который, услышав такое, побагровел и с трудом держал себя в руках.

– Хорошо,– немного успокоившись, процедил он сквозь зубы.– Там решим. Не завтра крестить,– наверное, он надеялся, что сумеет переубедить меня.– Значит, говоришь, в марте,– папа уселся, по своему обыкновению, упираясь ладонями в колени.– Так. У нас тут армяне на стройке работают. Хорошо работают. На совесть. Переговорю-ка я завтра с их старшим, с Арамом. Пристраиваться, бабка, надо,– он посмотрел на маму, на что она только воскликнула:

– Да какая же я бабка! Погоди! Сглазишь же, отец!

– Нет, бабка! – решительно заявил он.– Ленка нашей породы, луковской! У нее хватка, как у всех нас, мертвая – своего не упустит,– при этих словах мама только тяжело вздохнула и опустила пониже голову, но папа этого не заметил и продолжал рассуждать вслух: – А внуку своя комната нужна, а то и две. Оглянуться не успеем, как вырастет. А там друзья-приятели пойдут, мальчишки-девчонки... Нечего парню по чужим домам ошиваться, когда свой есть. Пусть уж здесь собираются...

Да что же он, в конце концов, издевается надо мной, что ли? Я еле удержалась, чтобы не разреветься. Сначала заявил, что я двух мужиков стою, а теперь, что у меня хватка мертвая. Нет! Пусть он мне жизнь исковеркал – тут уж ничего не поделаешь, но сына своего я ему не отдам. Не дождется! И я прекрасно зная, что за этим последует, все равно, твердо глядя на папу, решительно заявила:

– Мой сын Игорь не будет жить в деревне.

Несколько минут стояла мертвая тишина. Папа сидел молча, закрыв глаза и только желваки у него ходили, да ноздри подрагивали, потом он несколько раз глубоко вздохнул и, наконец, спросил:

– Ну и где же будет жить мой внук Игорь? – и, чуть сощурившись, зло поглядел на меня.

– Мой сын Игорь будет жить в Баратове,– спокойно ответила я, не отведя глаз – уж если я взгляд Филина выдержать смогла, то его тем более.

– Где именно? Могу я, как дед, поинтересоваться? – как ни старался он сдерживаться, но голос все равно отдавал металлом.– Где именно будет жить мой внук? В твоем курятнике однокомнатном? И где же ты ему там кроватку поставишь? На кухне? На балконе? В коридоре?

– Кроватка Игоря будет стоять в моей комнате, а к тому времени, когда он подрастет, я уж постараюсь на большую квартиру заработать.

– Так! – папа стукнул кулаком по колену.– Значит, у меня взять деньги на большую квартиру ты не могла?! Сама решила зарабатывать! Ну-ну! А как же ты собираешься это делать, если с дитем сидеть будешь?! А?! Или нянькам отдашь?! В чужие руки?! Вместо того, чтобы родной матери его доверить?! Ты бы подумала своей дурной башкой, что ребенку воздух свежий нужен и продукты свои, а не базарные, черте где выращенные. А здесь,– он развел в сторону руки,– все свое, чистенькое... Мы этих кабанчиков сдадим и больше брать не будем, а корову заведем и кур, чтобы ребенок здоровым рос. Тут тебе и молочко с творожком, и яички. Да и огородом своим с садом надо будет заняться, что бы по соседям не бегать.

– Я уже все сказала! – решительно заявила я и мой голос тоже не напоминал воркование голубки.– Мой сын в деревне жить не будет!

– Да я!..– взревел было папа, но его перебил Сергей – ребята стояли в дверях и что-то жевали.

– Бросьте, Василий Трофимович. Вы Елену Васильевну все равно не переспорите. Уж мы-то ее характер знаем! Я вот тут подумал, может вам посмотреть дом двухэтажный, что у нас в пригороде продается. Чаровский,– пояснил он мне,– а при нем участок большой. С одной стороны, и от города недалеко, а с другой – деревни неподалеку есть, так что с продуктами тоже проблем не будет.

– Ну-ка, ну-ка, Сергунька,– заинтересовался папа и, увлекая за собой ребят, вышел из комнаты, а мама со словами: «Ты отдыхай, доченька!» – вслед за ними.

На следующий день за завтраком папа был, к моему величайшему удивлению, улыбчив и радостен.

– Ты, бабка, вещи свои собирай —с Ленкой в город поедешь, да там и останешься – нельзя ее сейчас без присмотра оставлять. То, что там Варвара есть, это хорошо, но свой пригляд надежнее. А я, как кабанчиков и дом на Федьку оставлю, так днями тоже подъеду – надо же посмотреть, что это за коттедж такой. Прицениться, поторговаться... Ох, придется мне покрутиться, как черту в рукомойнике! Ну да для семьи, для внука долгожданного ничего не трудно.

Ваське моя мама определенно понравилась – он старательно полировал ей ноги и умильно заглядывал в глаза. А баба Варя, предупрежденная мной по телефону, что я приеду не одна, засуетилась накрывать на стол – накормить нас с дороги. Ребята передвинули мебель, чтобы можно было раскладывать кресло-кровать для мамы, и, нагруженные деревенскими гостинцами, поехали по домам.

Пообедав, я оставила маму и бабу Варю на кухне знакомиться, как следует, и, не раздеваясь, прилегла на диван, как думала, на минутку, но уснула и проснулась только утром. Мамино кресло было уже собрано, Варвара Тихоновна хлопотала у плиты, а мама сидела в Васькином кресле с котом на руках, и они что-то оживленно обсуждали.

–Ну, я уже поняла, что скучно вам не будет. Только вы бы еще попутно стенку разобрали, чтобы ты, мама, могла туда свои вещи положить,– и, услышав звонок в дверь – это за мной пришли ребята, сказала: – Мне пора, у меня сегодня первый день на новой работе, так что опаздывать нельзя. Целую, Муся!

Приехав в офис Матвея, я сразу же почувствовала – что-то случилось: Пан-то был спокоен, а вот сам Матвей посмотрел на меня совсем неласково потемневшими от гнева глазами и кивком показал на кресло. Дождавшись, когда я сяду, он уселся за свой стол и довольно резко меня спросил:

– С каких пор я все узнаю в последнюю очередь?

Все ясно – новость о моей беременности как-то сумела сюда просочиться, только вот от кого?

– Павел Андреевич, во-первых, о том, что у меня будет ребенок, мои родители сами узнали только в эти выходные, а они мне, извините, несколько ближе, чем вы. А во-вторых, моя беременность – мое сугубо личное дело. Если вы опасаетесь, что она помешает мне работать, то это не так. В Баратове теперь будет постоянно жить моя мама, которая возьмет заботу о ребенке на себя. А в то время, что я буду нетрудоспособна, надеюсь, что очень недолго, меня вполне сможет заменить Солдатов. Так что деятельность агентства от этого не пострадает.

Пока я все это говорила, Матвей вскочил из-за стола и начал, злой, как сто чертей, ходить по кабинету. Когда я закончила, он, немного помолчав, полуутвердительно спросил:

– Это ребенок Орлова?

– Павел Андреевич, кто бы ни был отцом моего сына, это в первую очередь мой ребенок. Кроме того, вы же сами прекрасно знаете, что мы с Владиславом Николаевичем совершенно разные люди, так что еще неизвестно, что из нашего с ним брака получилось бы,– я старалась говорить все это как можно спокойнее и рассудительнее.

– Лена,– Матвей тоже старался держать себя в руках.– Вы с ним можете быть какими угодно разными, но сейчас есть ребенок! И он не должен страдать от того, что у его родителей коса нашла на камень!

– То есть вы считаете, что ребенок может быть счастлив в семье, где родители не ладят между собой? Я вас правильно поняла?

– Ты чего добиваешься?! – не выдержав, заорал Матвей.– Чтобы Батя к тебе первый пришел?! Может, еще и на колени встал?! – он схватил стоявшую на специальной подставке сказочно красивую вазу из тончайшего бледно-розового стекла с явным желанием куда-нибудь ею запустить.

– Венецианское стекло, шестнадцатый век,– тихонько сказал сидевший в соседнем со мной кресле Пан.– В мире таких осталось только три. Или уже две?

Словно очнувшись, Матвей повертел вазу в руках и поставил обратно.

– Так чего же ты добиваешься? – устало спросил он, присев на краешек своего стола.

О, господи! Опять объясняться придется!

– Павел Андреевич, постарайтесь понять меня правильно. Моя беременность была совершенно неожиданной для меня самой – мне же давным-давно сказали, что детей у меня не будет никогда. И исходя именно из этого я строила свои отношения с Батей... Ну, вы понимаете, о чем я... Претензий к Владиславу у меня нет. И я ничего не добиваюсь ни от него, ни от кого другого. Совсем ничего,– не менее устало честно ответила я.– Есть такая вещь – судьба! Вот, если судьба нам с Батей, то все само собой получится, а если нет, то не стоит и затеваться. Но это только время покажет... Может, не будем его торопить?

– Ну и что с ней делать, Володя? – забыв, что он в кабинете, по-домашнему спросил, вздохнув, Матвей.

– Да ничего, Павел,—пожал плечами Пан.—Давай действительно подождем, что время покажет.

– Ладно,—опять вздохнув, сказал Матвей.—Занимайся агентством, но только уж будь поаккуратнее. Побереги себя! – он повернулся к Панфилову.– Забирай ее, Володя. Да не забудь с Олежкой как следует познакомить. Ступай! Скандалистка!